А поляки, растерянные и злые, уходят, оставив все победоносному воинству правоверных?
А дальше все просто. Уж больно район удачный, грех не воспользоваться. Карст, мел, гипс, пещеры — как раз те породы, которые легко взорвать и легко пройти.
Заложить заряд побольше в пещеру под замком, правильно все рассчитав — и он просто сложится со всеми, кто будет внутри. Что, собственно, и произошло.
А то, что Киприан настоял на своем непременном участии...
Война рождает мучеников и героев намного чаще, чем хотелось бы их близким. К тому же, именно он, как блестящий артиллерист, как инженер, мог правильно расставить заряды и оценить обстановку. Ведь если бы не получилось...
Но все получилось. И теперь пятьсот человек нещадно нахлестывали коней, гоня их на турецкое войско.
Ошеломленное.
Лишенное военачальника.
Впереди мчался пан Володыевский, и ярко блестела над его головой занесенная для удара сабля.
Развевались знамена... поляки были неудержимы.
Они врубились в турецкие ряды, как раскаленный нож в масло — и так же легко принялись проходить их, нещадно полосуя всех, до кого доберутся.
— Урррааа!!!!
— Матка боска!!!
— Володыевский!!!
Слишком много поляков спрятать не удалось бы, поэтому остальные конные части спешили к ним на подмогу. Они еще только появились на горизонте, они летели, стремясь скорее ввязаться в битву...
И турки дрогнули.
Строй рассыпался, теряя всякое сходство с войсками, конные поворотили лошадей, нещадно нахлестывая их, стремясь добраться до своих, пешие в ужасе давили друг друга...
Кое-кто пытался организовать сопротивление, но куда там!
Когда войско превращается в стадо — оно затопчет любого.
И они топтали друг друга, рвали, едва не зубами, распихивали, стремясь добраться до Днестра, где переправлялось остальное воинство...
Там Володыевский их уже не преследовал, хотя и скрипел зубами. Тут бы пушек — то-то веселье бы пошло. Но — нельзя.
Ладно.
И так авангард разбит, боевой дух османов хорошо подорван, теперь надо собрать своих и в Каменец. Следующий бой будет уже под его стенами.
Не меньше десяти тысяч турок и трех сотен поляков остались в тот день у обрушенного Жванецкого замка. Из добровольцев не выжил никто.
Они оказались в самой гуще схватки — и дрались отчаянно. Но выхода у них не было.
Уже поздно ночью поляки грузили своих на трофейные телеги, попутно добивая уцелевших турок. Не мародерствовали — не до того. Собирали только оружие, ловили коней, грузили ружья, вывезли два десятка трофейных пушек и большое количество пороха и смолы — крепость готовились осаждать и подорвать, коли ее сдавать откажутся.
Звезды слабо светили над полем боя, удивляясь людской кровожадности, но поляки работали, как безумные.
Сегодня они отбросили турок, завтра уже здесь будет остальное войско. И пощады ждать им не придется.
Только перед рассветом печальный обоз двинулся к Каменцу. Почти сотня телег, лошади, всадники.
Отдельно, завернув в турецкое знамя и перекинув его поперек седла, везли храброго пана Ярмолинского. Его, страшно израненного, нашли под грудой турецких тел — он оборонялся до последнего, а когда понял, что одолевают супостаты — поджег фитиль оставленной для себя гранаты и продолжал драться, пока взрыв не лишил его жизни.
Теперь он будет покоиться в Каменецкой часовне, как герой. А там — и еще кто-то ляжет с ним рядом.
Но об этом пан Володыевский сейчас не думал.
Он мечтал, как подъедет к Каменцу, как будет махать со стены платочком его Басенька, а потом выбежит навстречу и пойдет рядом, взявшись за стремя, и все равно ей, что так не подобает — потому что она будет смотреть на него и повторять самые лучшие для всех женщин мира слова.
Вернулся.
Живой....
Больше мужчине ничего и не надо было...
* * *
Ромодановский смотрел на бумаги и только изредка вздыхал.
Тяжела ты, ноша коменданта Азова. Если б кто знал, сколько проблем решать приходится, сколько всего разгребать...
Стену чинить, корабли как-то осваивать, опять же, с пленными разбираться, с ручейком освобожденных, который потек из степи — выпусти башкир на свободную охоту, так они и не такое устроят....
А еще есть местное население, которое пока тоже никуда не денешь... ладно, денем. Просто на все и сразу рук не хватает, опять же, мужиков извели, а местные бабы...
Во-первых, пора бы им откушать то, чем русских рабынь пичкали. Во-вторых, у него тут тридцать тысяч мужиков. И как им без баб? Никак.
Без вина еще туда-сюда, а вот без баб — сложно. Чай, не янычары безбожные, у которых содомский грех, говорят, процветает пышным цветом.
Одним словом — рук не хватало, сил не хватало, помощников тоже не хватало...
И это несмотря на то, что с войском шло тридцать царевичевых воспитанников, которые оказали незаменимую помощь во всех делах. Тут-то Ромодановский и оценил их.
Умны, вежливы, не просто делают, что прикажешь, а иногда и лучше делают. Более того, не стесняются и предложить, и свое мнение отстаивать. Грамотны, на нескольких языках разумеют, объясняться могут с кем угодно, а при засилье людей разной крови в стенах Азова это важно.
Да, умен царевич, очень умен. Хороших помощников себе растит.
Ромодановский отчетливо понимал, что коли б не мальчишки — он и к весне не управился бы. А так -постепенно, потихоньку, полегоньку и дела движутся. И хорошо движутся.
К этому моменту уже и стену заделали, пока еще не слишком хорошо, но с каждым днем становилось все лучше и лучше, и с имеющимися пленными разобрались. Конница шерстила степь без устали — и в Азов тек ручеек пленных. Бывших хозяев под приглядом бывших рабов. Справедливости ради, до Азова доходили далеко не все татары. Нет никого страшнее раба, который получил свободу. Иногда бывало и так, что женщины-рабыни убивали своих бывших хозяев или хозяек. Что ж, как аукнется, так и откликнется.
Почему под стены Азова до сих пор не пришла армия татар?
Элита татарской армии ушла в поход вместе с Селимом, а оставшийся на хозяйстве Селямет не обладал блестящим умом брата. Зато точно понимал, что проиграет. Под Азовом можно было сидеть долго, но без тяжелых пушек, без турецких янычар все было обречено на неудачу изначально. Конницей крепости не берут.
Вот на отряды, которые громили татарские селения, охоту начали, но пока не особо успешную. Конники против конников — выигрывает тот, кто держится настороже и лучше вооружен.
Петька неотлучно находился при боярине Ромодановском, сегодня была очередь троянских коньков. А что?
С динамитом — все, более нет его, взрыватели они отдали на хранение дядьке Воину, теперь работать надобно. По поручениям бегать, документы писать, здесь-то грамотность да знание языков и пригодятся. Опять же, вояки из них пока плохие, а подмогнуть все одно надобно.
Не привыкли царевичевы воспитанники без дела сидеть!
А пока есть время Петька сидел прямо перед кабинетом Ромодановского и пытался разобраться в книге со сложной арабской вязью. Да, умел царевичев воспитанник читать по-арабски. Ибрагим научил.
Петька еще когда понял, что лишние знания — лишними не бывают и сейчас восстанавливал в своей голове сложные слова, пытаясь понять, что говорит Меджнун своей возлюбленной Лейли...
— Сидишь, читаешь, отрок?
Петька вскинул голову. Рядом с ним стоял и пристально глядел в книгу сам боярин Ромодановский. Воевода...
— Да, батюшка боярин...
— Смотрю, язык-от не русский?
— Сие арабская письменность, государь...
— Можешь называть меня дядькой Григорием. Как-никак, ты царевичев воспитанник, так что урона чести моей от этого не будет.
— Невместно мне то, батюшка боярин. Как-никак ты знатного рода...
— А то не знаю я, что вы между собой говорите? — Ромодановский вдруг весело улыбнулся. — Вам ведь царевич вместо отца стал, так что еще кто выше — поглядеть надобно. Разве нет?
Петька тоже считал так же. В голове мальчишки прочно засела мысль, что выше защитника земли русской и чина-то нет! Бояре?
Ну и что?
Хорошо, когда они умные, да дельные! А коли просто шум да лай от них идет великий? Нет уж, не по чинам польза для земли православной считается. Но боярина Ромодановского стоило уважать — дельный человек. Так что Петька был предельно вежлив.
Боярин же смотрел на мальчишку, словно в первый раз увидел.
И что?
Сидит отрок, лет ему где-то семнадцать, не более. Худой, как щепка, светлые волосы на солнце выгорели, глаза голубые, лицо серьезное, пальцы тонкие, но с мозолями. Может и перо, и меч держать. Одет очень просто, но добротно. Рубашка из хорошего полотна, кафтанчик теплый, не заплата на заплате, сапожки добротные, ремень кожаный. На поясе метательные ножи, рядом сабля лежит — только руку протяни. Но главное — глаза.
Внимательные, цепкие, умные — и страха в них нет. И преклонения, раболепствования — тоже. Пристально глядит, оценивает собеседника, просчитывает, что от него ждать...
Таких на Москве не найдешь. Что ж с ними царевич такое делает?
Ответ был прост. Ребятам показали, что с ними может случиться, из грязи вытащили — и научили думать. Главное — думать.
— Смотрю, многое вы знаете?
— Так надобно, батюшка боярин. Что за радость в глупом человеке?
— И то верно. Скажи, отрок, а что ты дальше делать будешь?
Петька даже удивился.
— Что государь царевич прикажет — то и стану делать.
— А к кому другому на службу пойти у тебя желания нет?
Петька замотал головой.
— Нет, батюшка боярин. Государь нам честь оказал, негоже нам неблагодарными быть.
— Даже так?
Но сильно Ромодановский не удивился. Он уже пытался прощупать нескольких ребят, думая, что и сам бы от таких помощников не отказался. Бумаги вести, опять же, вороватая дворня и управляющие — вечная проблема...
— И никак иначе, батюшка боярин.
— А коли государь вам прикажет к кому другому на службу пойти?
— Мы все исполним, как приказано.
Петька смотрел честно и искренне. Ромодановский и предположить не мог, что этот разговор был предвиден заранее. Да, такие кадры — редкость. Да, их будут пытаться перевербовать. Но в головы ребятам все время обучения вкладывалась одна и та же мысль. Больше, чем от царевича, они нигде не получат. Даже если вначале им дадут золотой, то расплатиться за него потребуют изумрудом. А царевич их ценит, поощряет... а уж когда государем станет. Так что...
Не добившись ничего иного, Ромодановский похлопал парня по плечу и отошел. А в голове у боярина была одна мысль — а царевич-то непрост.
Порох этот чудной, помощники выращенные из бросовых — иначе и не скажешь, детей...
Да. Своих детей тоже стоит в царевичеву школу пристроить. Такое образование, да еще боярское происхождение... они далеко пойдут при новом царе.
Великая вещь — образование.
* * *
В эту ночь султан держал совет с приближенными.
Мехмед был неглуп, просто его не столько интересовали государственные дела, сколько охота, гарем, развлечения... он был еще молод — этот тридцатилетний Авджи, то есть охотник. Он воевал потому, что ему так подсказал великий визирь... а сейчас визиря не было.
Хотя рядом были и другие из старинного рода Кепрюлю. Шел с войском Мерзифонлу Кара Мустафа паша. И именно на него обратил свой взор султан.
— Что скажете, правоверные?
Визирь и военачальники переглянулись. Ну что тут скажешь?
— Повелитель, подлые ляхи предприняли бесчестное нападение. Они атаковали нас на переправе, они обманом заманили моего брата в Жванец — и взорвали его, а потом напали на наше войско...
Султан молчал, но молчание это было опасным, пахнущим ядом и плахой. Наконец он разомкнул губы.
— Каковы наши потери?
— Около двух тысяч человек.
— Лжешь, собака!
Селим Гирей сверкнул глазами, едва удерживаясь, чтобы не схватиться за плеть.
Мехмед поднял руку, заставляя союзника замолчать.
— Две тысячи человек?
— Н-наших янычар.
— И столько же татар! Моих татар! И это только в Жванецкой крепости! — Селим Гирей не просто выглядел разъяренным, он и был таким. Именно по татарам пришлись удары Володыевского, а учитывая, что их было в два раза меньше турок, всего сорок тысяч — потеря пятой части войска серьезно ударит по его авторитету. И это ведь — война еще не началась! Только две первые стычки!
Они шли на слабую, разоренную войной страну — и не рассчитывали на такие потери. Еще пять тысяч — и его свои удавят.
Дорошенко промолчал, хотя и его потери составили человек пятьсот, не меньше. Но ему ли было открывать рот на военном совете султана? Перебежчиков нигде не любят, хоть и пользуются.
— Почему так произошло?
Выслушав подробные ответы, султан нахмурился. Он рассчитывал — да и Фазыл Ахмед говорил, что в этом районе у поляков не будет армии, что защищать особенно ляхов некому, что они боятся, как бы им русские в спину не ударили...
Ага, страх виден...
Либо нашелся кто-то, кто пришел сюда, либо...
Неслышной тенью скользнул в шатер слуга, склонился к уху Селим Гирея, шепнул пару слов...
— Мои люди задержали перебежчика, — татарин чуть успокоился. — Говорят, специально к нам шел...
— Привести.
Султан раздумывал недолго. Поворачивать назад?
Не выход.
Нет, он может, но смеяться над ним будут... пошел за шерстью, а вернулся стриженным. Да и янычары не потерпят... им нужна хотя бы одна убедительная победа.
И вот, стоит посреди шатра невысокий сутуловатый человечек, смотрит в пол, мямлит, а глаза у собравшихся все больше светлеют.
Да, пара тысяч человек есть. Ополчение собрали, Собесский пришел с тысячей, но там конники — этим Володыевский и воспользовался. А так пушек почти нет, припасов тоже, осаду Каменец не выдержит точно...
А он?
А какой человеку резон оставаться там, где прокатятся копыта победоносной турецкой армии? Ему еще жить охота. А коли господа его хоть монеткой облагодетельствуют...
Господа облагодетельствовали. Чего они не знали — так это того, что мужчина останется в обозе, болтая о чем-то с кашеварами...
Таких перебежчиков было двенадцать человек. Они шли на риск вполне осознанно и добровольно, зная, что их могут убить в любой момент — и смерть может оказаться напрасной. Но выбора не было.
Турки должны были получить ложную информацию о количестве польских войск.
А уж о подмоге и вовсе никто не знал, кроме Собесского, который получил письмо с голубем. И откровенно этому обрадовался. Двадцать тысяч — все лучше, чем его десять — и те неполные. А уж слава...
Потом, после победы, когда выживем, распределим, кому пироги, а кому тумаки. Но для начала надо выжить.
Пусть они выбили уже несколько тысяч врагов — их же больше ста тысяч!
Ста тысяч...
На каждого — по пять человек.
А еще пушки, мушкеты...
Шансы выжить — минимальны.
Но не сдаваться же врагу еще до боя?
Ян вздохнул и отправился радовать Ежи Володыевского. Уж кто-кто, а он имеет право знать, тем паче, что мужчина умный, толковый и вояка отменный.
