Глава 1
Поверхность воды снизу казалась тусклой ртутной пленкой. Сколько до нее? Десять метров? Пятнадцать? Плохо, что не успел сделать полноценного вдоха, когда выбирался из подводного тоннеля — воздух в акваланге обрезало сразу и теперь этого самого воздуха катастрофически не хватает! Ничего, главное — сжать зубы и не глотнуть воды, когда сознание начнет уходить. К счастью, до вожделенной поверхности оказалось не так уж далеко, и я добрался до нее на выдохе в облаке воздушных пузырей.
Следующие минуты полторы я, не видя ничего вокруг, дышал. Чистый воздух после двух часов дыхания в акваланге, да еще после того, как несколько раз за эти два часа простился с жизнью — нечто. Когда отдышался, начал воспринимать окружающее, а когда включились мозги, по этому окружению начали появляться вопросы. Самый основной вопрос — а куда меня, собственно, занесло? Ну, это ладно, выберемся из воды — разберемся. Второй напрягающий момент — время суток. Я, помнится, ушел под трясину где-то в начале одиннадцатого. Дня, естественно. Там, со всеми приключениями, могло пройти часа два с половиной — на большее просто не хватило бы воздуха. То есть, сейчас должно было быть максимум два часа дня. Здесь же по всем признакам царило раннее утро. Серый рассветный воздух, сдобренный хорошей порцией тумана, сужал видимость метров до десяти. Ну и как объяснить сей феномен? Получается, я пробыл под водой часов пятнадцать. Но такого же не может быть в принципе! Ладно, запишем в непонятки, а пока вернемся к вопросу номер раз. А именно: куда я попал и как отсюда выбраться? Еще и не видно ни черта! Ладно, поплыли.
Плыть без акваланга было легко. Однако вскоре прямо по курсу из тумана выросла отвесная стена. Подобрался к ней вплотную, ухватился рукой за осклизлый от тины выступ, глянул вверх. Верхний край терялся в тумане. А это, получается, ее высота уже не меньше десяти метров. Стена все из того же известняка с зелеными пятнами, то ли мха, то ли водорослей. Ни крупных уступов, ни приличных трещин. В общем, не забраться. И куда теперь? Вправо? Влево? Какая, в общем-то, разница. И я поплыл вправо. Плыл минут пять-семь. Стена практически не менялась. Все так же ее верхний край скрывался в тумане, все такой же неприступной она оставалась.
Уцепившись за выступ, остановился передохнуть. Вымотался смертельно. Плюс переохлаждение: гидрокостюм у меня мокрого типа, а температура воды в подземном тоннеле вряд ли превышала пятнадцать градусов. Да и в водоеме, в котором теперь бултыхался, довольно прохладно. Начинало конкретно поколачивать. Двигаться надо! Двигаться! Собравшись с силами, замолотил ластами и двинулся дальше вдоль кажущейся уже бесконечной стены. Скорость развил приличную и через несколько минут меня начали терзать смутные сомнения. А именно, то что я двигаюсь по кругу: чтобы плыть вдоль стены приходилось сильнее загребать левой ногой и вроде бы рельеф стенки уже несколько раз повторился. Для проверки этой догадки вытащил из-за пояса найденный в пещере Андрюхин нож и поскоблил стену на уровне глаз. Так, чтобы снять слой зеленой тины до чистого белого камня. Поплыл дальше. Уже не так быстро, поглядывая на стену более внимательно. Добрался до соскоба минут через пять. Что называется — приплыли.
Получалось, что я вынырнул в каком-то гигантском колодце, типа сенота, в который сбрасывали своих жертв индейцы майя. Надо же — вспомнилась книжка, прочитанная, по-моему, еще в детстве. Если так, стоит мне поплыть прочь от этой стенки, и я неминуемо должен уткнуться в противоположную сторону колодца. Что ж, проверим, чтобы уж совсем не сомневаться. Поплыл. Уткнулся. Диаметр водоема оценил метров в пятьдесят. Действительно — приплыли. Что называется, из огня, да в полымя. Что теперь? Лезть на стенку? В буквальном смысле? Вот только рельеф этой самой стенки к скалолазанию не располагал. Да и самочувствие мое стремительно ухудшалось, куда там лезть, на поверхности бы удержаться.
Грустные размышления прервал голос, раздавшийся сверху. Женский голос. Молодой. И даже, вроде бы, смутно знакомый. Голос кого-то звал. Негромко. Я замер и прислушался.
— Посланник! — звал голос. — Посланник!
Звали, судя по всему, кого-то другого, но решил откликнуться.
— Эй, наверху! — позвал я. И сам удивился слабости своего голоса. Потом испугался, что меня не услышат, и попытался добавить громкости. Получилось плохо. Грудь разодрало кашлем.
— Посланник, — опять раздалось сверху, — лови.
Через секунду в воду шлепнулась веревка с привязанной на конце деревяшкой. Дрожащими руками ухватился за нее и, то ли крикнул, то ли просипел:
— Тащите!
Сверху потянули. Я попытался упереться ластами в стенку и соскользнул. Сорвал ласты. Те, обладая положительной плавучестью, закачались неподалеку на поверхности воды. Попробовал еще раз вскарабкаться на стену. Без ласт это оказалось, определенно, удобнее. Ну же, теперь надо напрячься. Упираясь дрожащими ногами в стенку и цепляясь цепенеющими руками за деревяшку, я полез вверх. Сверху активно помогали, подтягивая мою тушку вместе с веревкой. Если бы не эта помощь, вряд ли бы мне самому удалось подняться на такую высоту. А высота оказалась метров пятнадцать, не меньше. Наконец, из тумана появился край выступа, над которым смутно белели два лица. Еще усилие и я, перевалившись через этот край, растянулся на ровной каменистой площадке лицом вниз. Вымотался настолько, что даже радоваться спасению сил не оставалось. Тело продолжала колотить крупная дрожь. Надо бы срочно согреться. В идеале в горячей ванне. Только где ее здесь взять?
Кто-то из спасителей ухватил меня за плечо и аккуратно перевернул лицом вверх. Сквозь пелену, застилающую глаза, увидел над собой огромное русобородое лицо. Лицо очень хорошо, по-доброму улыбалось. От такой улыбки мне даже стало чуток теплее. Сильные руки, должно быть принадлежащие этому лицу, приподняли мне голову и подложили под нее что-то мягкое. Потом укрыли чем-то теплым и мохнатым, пахнущим овчиной. Потом большое лицо исчезло из поля зрения и на его месте появилось изящное женское. Знакомое, надо сказать, лицо. Мозги работали с трудом. Пришлось напрячься. И тут пришло узнавание. На какое-то время даже пропала дрожь. Я привстал на локте, чтобы рассмотреть свою спасительницу как следует и убедиться, что не ошибся. Теперь, когда пелена перед глазами слегка рассеялась, сомнений не оставалось — передо мной, присев на корточки, сидела Валька Синицина и смотрела на меня с выражением немыслимого обожания. Рядом с Синициной стоял на коленях здоровенный детина, которого я увидел первым. Смотрел он на меня примерно с таким же выражением лица, что и Валентина.
Прикид у моих спасителей оказался странным. На детине надеты широкие штаны из мягкой, по виду, кожи, сероватая рубаха из грубой, материи, перепоясанная широким кожаным поясом. Голову этого странного персонажа венчала плохо расчесанная копна волос, еще более светлых, чем борода. На вид мужику я дал бы лет тридцать-тридцать пять.
На Синициной было надето безрукавное, платье из такой же мягкой кожи, что и штаны на ее друге. Довольно длинное — ниже колен, расшитое каким-то сложным узором. На ногах изящные сапожки. Тоже из кожи, вроде замши. На шее болтались бусы из зеленого необработанного камня. Темные, расчесанные на прямой пробор, волосы схвачены вокруг головы, сплетенным из тонких кожаных шнурков, ремешком.
Откуда-то сзади послышался топот многочисленных ног и возбужденные восклицания. Шум приближался, и вскоре из клубящегося тумана высыпала толпа народа примерно в том же прикиде, что и мои спасители. Снова навалились дурнота и слабость. Вернулся и отступивший было озноб. Я глянул на Вальку и спросил слабым до противности голосом:
— Вы чего тут, Синицина, в ролевые игры играетесь? Или это у вас клуб реконструкторов?
Ответа подруги детства уже не услышал. В голове зашумело, в глазах потемнело, и я элементарно вырубился.
Глава 2.
Вы спросите: кто же такая Валентина Синицина, почему я так удивился, встретив ее, и что вообще происходит? Начну по порядку. И довольно издалека. Практически ab ovo, то бишь, от яйца, как говаривали древние римляне. Заранее прошу прощения, если получится слишком длинно, но постараюсь не развозить.
Так вот, с Валькой я и Андрей познакомились еще в детском садике. Стоп. Наверное, надо рассказать вначале о моем друге детства Андрее? Да, наверное, сразу и о себе? Иначе читателю не понять, как я дошел до жизни такой. Хорошо. Я коротенько.
Как уже сказал, мы с Андреем Анюшиным были, что называется, друзьями детства — сидели в детском садике на соседних горшках. Родители наши познакомились, когда нам было года по три. Отец Андрея устроился на работу в конструкторское бюро, в котором трудился мой родитель. Соответственно, отпрыск его был определен в ведомственный детский садик, который имел честь посещать и я.
Помню, как в первый раз тетя Вера привела за руку Андрюшеньку — тощенькое, тонкошеее, напуганное существо. На тот момент я был шустрым и довольно крепким для своего возраста пацаном и, соответственно, верховодил в нашей возрастной группе. Чем-то мне новенький глянулся, видно почуял я в нем родственную душу. В общем, я взял Андрея под свое покровительство. Видно в благодарность за это следующие четыре года он ходил за мной пришитым хвостиком, с восторгом подхватывая все мои начинания, иногда весьма рискованные и чреватые основательной трепкой от родителей. В начальных классах Андрюха начал проявлять некоторую самостоятельность, но мой авторитет в принципиальных вопросах оставался непререкаемым.
В тех же начальных классах средней школы у Андрюшки вдруг проявилась какая-то безоглядная, отчаянная храбрость, учитывая его субтильное сложение, смахивающая на мазохизм. Впервые я это наблюдал классе во втором. В те времена мы активно осваивали самостоятельную жизнь во дворе нашего дома (выбираться за его пределы, было строго-настрого запрещено) и, соответственно, не обходилось без трений с его обитателями. Тут сыграли роль мой неугомонный характер и тяга к лидерству. Среди сверстников этот фокус (в смысле лидерство) как-то проходил. Хотя, случались и осечки.
Обитал в нашем дворе некий Сережка Ухов. Учился он в параллельном классе нашей же школы. Так вот, ему не по вкусу были эти мои командирские замашки. Какое-то время он их терпел, но однажды взбунтовался и получил от меня трепку (а пусть не спорит, если ничего не понимает!). От большой обиды, или общей вредности характера Серега рванул домой и наябедничал старшему брату, который был года на три старше нас. Три года в таком возрасте разница большая, да и сам по себе он парнишка был не хилый. В общем, шансов против серегиного брата у меня не имелось, но, чтобы не потерять лицо перед дворовой пацанвой, пришлось драться. Мы сцепились. Братец видно хотел просто повалять меня в снегу (дело было зимой), чтобы неповадно было, но после пары полученных чувствительных тычков в физиономию осерчал и начал метелить меня всерьез. И вот тут, лежа в сугробе и почти прекратив попытки подняться на ноги, я услышал дикий визг и ощутил, что пинки, не дающие мне встать, прекратились. Стряхнув с физиономии снег, я увидел следующую картину: Андрюшка, пронзительно визжа, вцепился обеими руками этому жлобу в ногу, пытаясь его одновременно повалить и укусить за заднюю часть бедра. Серегин брат опешил от такой отчаянной атаки и тряс плененной конечностью, пытаясь освободиться. Получалось плохо: друг мой вцепился, как хороший бульдог.
И вот в тот момент, когда наш противник наклонился, защемил двумя пальцами тонкую Андрюшкину шею и попытался его оторвать, я с разбегу врезался ему головой в живот. Удар получился славный. Серегин брат согнулся пополам и, хватая ртом воздух, рухнул в снег. Разозлился я страшно, поэтому остановиться сразу не мог и принялся сторицей возвращать пинки поверженному врагу. Андрюха, наконец-то отцепившийся от его ноги, прыгал вокруг с криками: 'Дай, дай ему, Витек!' (Витек, то бишь Виктор Быков — это я). Старший Ухов, закрывая лицо от моих ударов, поднялся на четвереньки и вдруг с низкого старта рванул к своему подъезду под восторженное улюлюканье, сбежавшейся на зрелище местной детворы.
Авторитет наш во дворе после этого случая возрос необычайно. Мы, однако, не возгордились и 'беспредельничать' не стали (да и кто нам соплякам это позволил бы). К тому же я и Андрей пришли к выводу, что суровая взрослая жизнь, в которую, как мы искренне верили, мы уже вступили, требует умения драться. Потому, после некоторого сопротивления в лице родителей, записались в секцию дико популярного в то время каратэ. Благо находилась она всего в двух кварталах от нашего дома. Пацан я был настырный до упертости и отнесся к тренировкам со всей ответственностью. Анюшин, глядя на меня, тоже втянулся и через пару лет с нами старались не связываться даже ребята хорошо постарше нас, тем более ходили мы везде вместе. Пацаны из соседних дворов, вообще, считали нас братьями.
Такой активный образ жизни весьма благотворно сказался на организме Андрюхи: к пятнадцати годам он перерос меня на полголовы, фигура его обрела рельефную сухую мускулатуру. Стал он гибким и пластичным, как молодой хищник из семейства кошачьих. Ангины и простуды, донимавшие его в детстве, оказались забыты.
В сочетании с жесткими золотистыми волосами, голубыми глазами, высокими скулами и правильными чертами лица, внешность его производила убойное впечатление на девчонок. Меня тренировки тоже не испортили, я и в детстве был парнишкой крепким, а теперь, нарастив мышцы (побольше андрюхиных), но имея меньший рост, казался слегка коренастым. Цвет волос у мой ближе к темному, физиономия вполне среднестатистическая — не красавец, но и не урод. В общем, на фоне своего друга, с женской точки зрения, выглядел вполне себе серенько. Во всяком случае, весь наш опыт общения с девчонками свидетельствовал об этом.
Кстати, относительно девчонок. Интересоваться Андрюхой они начали еще в классе шестом (ну я же говорил про его внешность). Мы же в этом вопросе в развитии как-то подзадержались. Правда, насколько я знаю, это касается всех пацанов вообще. Сверстницы нас здесь опережают. Опять же интенсивные тренировки и почти полное отсутствие свободного времени... Так что все попытки представительниц прекрасного пола познакомиться поближе с Андрюхой, ну и со мной заодно, мы пресекали в зародыше. Иногда довольно грубо. До обид. Что поделать, молодые были, глупые. Однако к пятнадцати годам гормоны взяли свое. Осознав проблему, мы принялись ее решать с присущей нам энергией и пылом. Дефицит времени принял критический характер и, не смотря на горестные вопли и призывы одуматься нашего сэнсэя, нам пришлось покинуть секцию каратэ.
Так вот, возвращаясь к девчонкам. В этом вопросе Андрюха захватил бесспорное лидерство. Для нашего тандема такая ситуация оказалась непривычной. Язык у него был подвешен лучше моего, а в трепе с девчонками Андрей разворачивался во всей красе. Ну и внешность, само собой. В общем, я добровольно, ушел в тень. Тем не менее, даже пребывая в тени такого плейбоя, получал толику внимания от девиц, крутившихся вокруг Андрюхи, как бабочки вокруг огня свечи.
