Последнее Поколение. Цена ошибки

— Где мы?

— Дома. — Алив ответил мужчина, появляясь из-за одной из колонн. Его голос стал мягче и даже теплее.

Что-то изменилось и во взгляде Стин. Словно этот зал снимал их напряжение и усталость. И был их самым любимым местом в мире.

— Это межреальность. Её открыли, или создали — этого точно ни кто не скажет, — Первые Поколения и оставили прямой проход в свой родной мир. Это было давно-давно. Тогда границы ещё были открыты, и никто не догадывался, чем обернётся лишь одна сохранившаяся тропа.

— Тропа? Поколения?! Я не понимаю вас. Вы говорите загадками, которые я не могу разгадать. И это неприятно! — Насупилась Алив. Сейчас она неожиданно поняла, что здесь она в полной безопасности. Зал убережёт. И эти странные нелюди стали ей казаться роднее.

А может Алив только хотела так думать.

— Мы расскажем. Всё. Только сначала покажем тебя другим. Согласна? В конце концов, это ты нас нашла. — Стин улыбнулась. И не оборачиваясь, пошла между колонн по тропе видимой только ей.

Мужчина пропустил Алив вперед себя и замкнул их небольшую цепочку.

Сначала девочка с любопытством оглядывалась по сторонам, стараясь успеть запомнить каждую деталь. Но потом однообразные тёмные громады колонн и стелящаяся мягкая тьма чуть надоели. Она не понимала ни куда они идут... Ни как здесь вообще можно ориентироваться?

Это заинтересовало девочку даже больше, чем странные знаки, что были вытеснены на некоторых колоннах. Или это не знаки, а рисунки? Стин шла уверенно, быстро, не оглядываясь, даже не задумывалась, поворачивая у той или иной колонны. Но очень скоро Алив поняла, что в той стороне, куда они идут становиться всё теплее. Тьма медленно отступала, оставляя лёгкие прозрачные сумерки. А потом глаза резануло ослепительным светом.

Похоже, Алив ошиблась. У Зала был хотя бы один конец.

Открытое пространство. Много. Алив понимала, что сейчас должна бояться этого, но нет. Видимо так на неё действовал зал.

Оставив позади тонущие во тьме колонны, они вышли на широкую огромную площадь диаметром в несколько километров. Но, не смотря на такие размеры, Алив поняла, что может точно утверждать — эта площадь совершенно правильно-круглой формы, она бы даже не удивилась, если бы узнала, что правильной до последнего сантиметра. А в конце площади было что-то не понятное...

Противоположный конец зала полностью состоял из искрящейся и переливающейся всевозможными цветами массы. Ну, или выпуклой стены, на которой, то вздувались вот-вот готовые, но не лопающиеся плотные пузыри, то наоборот образовывались впадины, то в смешении красок мелькали гигантские лица, пристально рассматривающие Алив. Эта стена, так же как и колонны уносилась ввысь, чтобы утонуть всё в той же тьме.

— Что... что это? — Внезапно охрипшим голосом спросила Алив, съеживаясь под взглядами видевшихся ей существ. И пересилив себя начала смотреть на Стин.

— Завеса... Грань, порог, выход... названий много. Выбирай любое.

— Мне страшно, там кто-кто есть... — девочка очень надеялась, что сейчас ей ответят, что никого там нет, и что это только игра цветов, света и воображения Алив. Но Стин только помотала головой. Ответил девочке мужчина, наконец снявший капюшон.

— Молодец, заметила... не бойся их. Они могут только смотреть и изредка шептать. Последнее да, не самая приятная вещь. К тому же для такого хрупкого человечка, как ты. — Сказал невысокий, чуть-чуть выше Стин взрослый парень лет двадцати-шести. Парень, но никак не мужчина. Крепко сложенный, с короткими тёмными волосами, пытающимися перекрыть уши. Чересчур грубые черты лица компенсировали пухлые губы.

Теперь Алив поняла, почему у него был такой хриплый неправильный голос — на шее парня красовался уродливый широкий шрам, будто кто-то пытался вскрыть ему горло, но сделал это очень не умело. А ещё у парня были потрясающие глаза. Внимательные, чуть прищуренные, синие вокруг зрачка и зеленые у краёв радужки. Эти два цвета не смешивались и резко подчёркивали друг друга.

— Нагляделась? А то я так начну брать за просмотр деньги. — Усмехнулся он.

— Просто пытаюсь понять, была ли фраза про "хрупкого человека" комплементом. — Смело заявила Алив, окончательно переставая бояться его. — Я ещё не знаю твоего имени.

Парень отвесил шутовской поклон.

— Можешь называть меня Ксанродом. К вашим услугам, леди...

Алив сердито помотала головой.

— Я не леди!

— Как скажешь. Пойдём. Мы оставим тебя у Юры. Посидишь, подождёшь, пока не придут остальные. Им будет очень приятно познакомиться с тобой.

Они направились к точке, что выделялась на площади, оставаясь единственным не изменяющимся пятном на полотне Завесы.

Чем ближе Алив подходи к этому пятну, тем сильнее росло её недоумение. Юра... это имя? Кто он? Что-то в её подсознании тихо говорило, что она знает этого человека. Нет, не может быть, уже такое созвучие было её незнакомым. Но тогда откуда?

Больше всего это было похоже на беседку, которую она однажды увидела на картинке в какой-то книге. Чужеродное строение, спрятанное в тени двух крайних к грани колон. Сплетённое из непонятного материала, небольшое, всего в полтора человеческих роста — по сравнению с общими размерами зала просто крошечное. Очень красивое, светло коричневое, от него словно исходили тепло и свет. Успокаивали и звали ненадолго отдохнуть.

— Привет, Юр, — тихо произнесла Стин, откидывая узорный полупрозрачный полог, — к тебе гость, присмотри за ней. Это Алив.

Девочка до глубины души поразилась тому, как изменился голос девушки. Боль, грусть, что-то непонятное. Так можно было обращаться только к очень близкому человеку. Поэтому переступая невысокий порог, она ожидала увидеть всё что угодно, кроме того, что открылось её взгляду. Просторная комната. Из ниоткуда льётся чистый, ласковый свет. Посередине огромная глыба непонятного камня или минерала... "хрусталь" — шепнуло её подсознание слово, которое она нигде раньше не слышала. Глыба была неровной, в сколах, но без трещин, и всё-таки можно было понять, что внутри неё что-то есть. Подойдя на шаг ближе, она поняла, что не "что", а кто. Сверху глыба была отполирована до полной прозрачности, позволяя разглядеть лежащего внутри хрусталя человека до малейшей детали.

Мужчина. Самый прекрасный мужчина, которого только доводилось видеть девочке. Каждая чёрточка его лица и фигуры была идеальной, изгиб бровей, прямой нос, линия губ. Рассыпанные по плечам русые волосы. Мужчина улыбался совершенно спокойно почти счастливой улыбкой, которая невозможна для живого человека.

И тут Алив его узнала. Девочка могла поклясться чем угодно, что если бы он мог открыть глаза, они оказались у него серыми и глубокими-глубокими, такими, что утонуть в них будет болезненное, но невероятное удовольствие

Её рисунок. Тот самый ангел, которого она нарисовала давно-давно. Которого видела во снах. В них он всегда улыбался именно такой улыбкой. Теперь она хотя бы узнала его имя.

— Мы оставим тебя тут ненадолго. — Алив чуть не вскрикнула, когда за её спиной прозвучал голос Ксанрада. Она уже успела забыть про своих спутников, заглядевшись на того, кто был заточён в хрустале. — Не бойся. — Парень положил ей руку на плечо и попытался улыбнуться. Получилось у него ужасно, и Алив поспешила кивнуть.

— Ты можешь присесть там. — Стин кивнула на небольшую лавочку, что девочка тоже не заметила. Она находилась как раз напротив хрустальной колыбели. — Мы скоро.

Когда они ушли, Алив низко наклонилась над поверхностью хрустальной глыбы, пытаясь запомнить лицо мужчины до последней детали.

— Юра... — прошептала она, пробуя это имя на вкус. Сейчас она понимала, что не успокоиться, до тех пор, пока не узнает, кто он и что с ним произошло. И почему ей кажется, что она давно-давно знает этого человека.

Неожиданно на ярко-черной рубашке, в которую был облачён он, появился круглый небольшой медальон из жёлтого металла. Ещё мгновение и медальон исчез, появившись на гладкой поверхности колыбели. Практически не думая, девочка быстро одела его на шею, почувствовав тепло, почти родное и давно забытое.

Потом она обошла колыбель по кругу и всё-таки осторожно присела на лавочку, ожидая возвращения Стин и Ксанрада. Очень многое ей предстоит спросить и узнать. Она была уверена, что открывшееся ей перечеркнёт всё прошлое одной большой чертой. И почему-то это её только радовало. Уж слишком много в этом прошлом было горя и унижений. Может хоть будущее будет хоть чуть-чуть счастливее?

— Привет! — Раздался сзади низкий голос, и девочка почувствовала, как к её шее прикасается острое холодное лезвие. — Ты моя новая игрушка?

Грубый неприятный голос без сомнения принадлежал женщине, и в нем не было ничего страшного, как, например, в хриплом голосе Ксанрада. Но Алив прекрасно почувствовала, что, скорее всего сейчас она разговаривает со своей смертью. И надо было взвесить каждое слово, прежде чем хоть что-то ответить.

— Меня привела Стин, и... — договорить Алив не успела, как за спиной тут же засмеялись.

— Молодец, малышка, всегда знает, как меня порадовать! — Лезвие чуть дрогнуло и Алив почувствовало, как кожу начинало щипать, — с чего бы нам начать игру? — Задумчиво спросили сзади, явно не требуя ответа, но девочка попыталась использовать возникшую паузу.

— Стин и Ксанрд! Они сказали, что позовут других. — Тихо пролепетала она, ожидая худшего. Но ничего не произошло. Лезвие от шеи не убрали, но и убивать, не спешили.

— У тебя причёска дурацкая, — неожиданно заявила женщина и резко дёрнула лезвием, отрезая оставшуюся косу. — Так лучше. Значит, они всё-таки привели тебя... печально, печально.

Рядом с ней на лавочку села бледная некрасивая женщина с худым лицом. На нем чёрными провалами выделялись большие глаза и тонкогубый рот, который постоянно кривила болезненная, отвратительная усмешка.

— Я Хель. Конечно, это всего лишь сокращение, как и у всех остальных. Просто иногда своё собственное имя бывает чертовски тяжело произнести. — Представилась она.

Девочка заметила, что новая знакомая напряжена до предела. На грани возможностей. Ей даже говорить было трудно.

— Не говорить, — поправила Алив женщина, словно прочитав мысли, — связывать слова в длинные предложения, пытаясь правильно передать мысли. Я безумна, — призналась она так легко, словно говорила о чём-то незначительном, — абсолютно и неизлечимо безумна. Но иногда вырываюсь из темноты. Это сложно. И последние года такие озарения случаются всё реже и реже. Просто если я сейчас провалюсь в бездну, то убью тебя. — Хель ненадолго задумалась, а потом повторила, — сложно. Как тебя зовут?

— Алив. — осторожно представилась девочка, разглядывая жилистую худую фигуру женщины, которую не могла скрыть мешковатая потрёпанная одежда.

— И тоже сокращение. Такая маленькая, а играешься с тем, чего не понимаешь. Зачем ты пришла?

Девочка только-только хотела возразить поспорить, что она не маленькая, как поняла, что женщине и так слишком трудно держаться, а уж если начнётся глупый спор...

— Хочу стать магой. Победить Старших.

Хель повернула к ней голову. На высокий лоб упали тёмные неровно обрезанные пряди чёлки. Черные провалы глаз впились в душу девочки, и тут струна лопнула. Что-то неуловимо изменилось, и сейчас рядом с Алив сидела не уставшая больная женщина, а кто-то неимоверно отвратительный и страшный с огромными безумными глазами, лишенными зрачков.

— Дурочка, — женщина провела холодным лезвием чуть загнутого кинжала по щеке девочки, хотя Алив могла поклясться, что секунду назад в руках у Хель не было ничего. — Те, кого вы называете Старшими, служат нам...

Отступление I

В комнате царил сумрак. Один единственный оставшийся целым светильник выхватывал лишь куски окружающей действительности. Точнее — полнейший беспорядок. Большое кресло было опрокинуто, на полу вперемешку валялись детали одежды, книги, листы бумаги и какой-то мусор. Узкая старая кровать в углу почти прогибалась под тяжестью толстых тетрадей, которые завалили её угрожающе большой горой.

Так что молодому мужчине пришлось устроиться на письменном столе, скинув несколько листов и зарисовок на пол. Сумрак не позволял разглядеть его. Только изредка когда он поворачивал лицо, можно было заметить опасный блеск в двухцветных глазах греческий профиль и плотно сжатые полноватые губы. Ссутуленную фигуру укутывал серый балахон, который сливаясь с сумраком, накладывал иллюзию, будто в комнате присутствует только лицо мужчины. От такого зрелища могло стать не по себе.

Но худая женщина, нервно расхаживающая по комнате была не из пугливых. Наоборот, могла заставить испытать куда более сильный страх одним своим безумным взглядом.

— Я хочу его смерти! — Капризно воскликнула она, подхватывая с пола старую почти выцветшую фотографию и с отвращением рассматривая замерших на ней людей.

— Он уже мертв. И ты это знаешь... Приятно уходить из мира, зная, что всё равно победил, — улыбка только-только тронула губы и тут же растворилась в сумраке.

— Да, знаю, что он мертв, но было бы так прекрасно убить его снова! И снова... и снова... Я хочу, чтобы он воскрес, а потом снова умер! Убить его... И опять по кругу... Это прекрасно! — Женщина закружилась по комнате в только ей понятном пугающем танце. И остановилась, когда мужчина закашлялся. — Впрочем, неважно. Тогда я хочу смерти его детища... — Женщина резко развернулась, и сложила руки на маленькой острой груди.

— Это невозможно...

— Привязка на этого мальчика полутворца? — темные неправильно большие глаза, под которыми залегли глубокие тени неприятно сощурились.

— Все верно, — теперь улыбка прочно поселилась на губах мужчины. Только была она жуткой, словно мертвой. — А ещё вето...

— Я хочу и его смерти! Он слишком похож на Гэбриэла. И такой беспечный... Как раз сейчас затеял новую игру. Я тоже хочу поиграть,... до логического конца его жизни... Плевать на вето!

— Как пожелаешь, любимая. Только постарайся сделать так, чтобы об это не узнала Алив... — сумрак стер последние следы присутствия мужчины с двухцветными глазами.

Отрывок 7

Между до и после

Бессмертие стоит нам жизни...

Рамон де Кампоамор

Проходит время, и люди останавливаясь у определённой черты, оглядываются назад.

Где-то далеко-далеко слышится беззаботный детский смех. Но самого ребёнка не видно. Есть только старые фотографии, половина которых потерялась на этом пути. И на них так сложно узнать того, кто теперь смотрит на тебя из зеркала.

Первые друзья улыбаются вслед. Зачастую невозможно вспомнить даже их имена, но лица врезаются в старую память каждой своей черточкой. Живы ли они? Сохранилось ли в их памяти твоё лицо? Что с ними было дальше, после того, как ваши пути разошлись, чтобы больше никогда не пересечься?... Этого не узнать никогда. Первые друзья уходят, чтобы потом на этой черте вот так тепло улыбаться тебе в след.

За ними лучшие друзья. Их окружат сотни знакомых и недругов, но теперь ты видишь, что именно они была самыми лучшими, самыми преданными. Они словно сияют изнутри. Были и ссоры... уже не совсем детские обиды... но это прошлое. Они не улыбаются, просто смотрят, зная, что главное вовсе не улыбка.