Последнее Поколение. Цена ошибки

Девочка поежилась, подумав, что так говорит, будто действительно рассматривает возможность возвращения. Нет, она уже выбрала. Завтра Алив скажет лорду Вельзу, что согласиться с любым его выбором, — друг сможет найти её достойного спутника, который не станет обижать её. Она снова погрузиться с головой в столь интересную работу, и Юра сможет ей помогать в переводах — пусть всего на пятьдесят-шестьдесят смертный лет она развеет его тоску и сможет наполнить старый медальон новыми воспоминания и разговорами, чтобы в вечности Юре было что вспомнить. А по вечерам она будет чувствовать рядом чьё-то тепло, знать, что никогда больше не останется одна.

Быть может в этом и есть счастье? Не бороться, не мечтать, а плыть по течению.

— Быть может... — согласился Юра, словно прочитал её мысли, — Если в такой жизни ты окажешься счастлива, девочка, я не скажу тебе ни слова. Ложись спать, Алив. Ты и так мало отдыхаешь.

И, наверное, в первый раз за свою недолгую жизнь маленькая Алевтина увидела цветной сон.

* * *

С утра она заглянула к Вельзу. Даже не постеснялась подняться все в той же линялой ночной рубахе. Теперь Алив ощущала себя как-то иначе. Нет, остался и страх, и боль, и тоска, но за ночь что-то надломилось у неё внутри: чуть-чуть... — всего небольшая трещинка, скол, словно она перешагнула первый порог на пути к чему-то очень важному. Чтоб в один момент, когда-нибудь, эта преграда сломалась окончательно, но уже не причинив той боли, которая должна была ожидать Алив.

Переминаясь с ноги на ногу и смотря в пол, девочка сказала Вельзу, что она готова принять любое решение лорда. Как он скажет, так она и сделает. На словах сражаться и побеждать было просто: красиво говорить, убеждая всех в своей правде, идти вперёд к цели не боясь трудностей.

Но Алив была трусихой, и когда настал тот самый момент — сказать нет, она поняла, что боится. Не сделает этого. Девочка сжимала в кулачке небольшой медальон и, чувствуя его ободряющее тепло, надеялась, что сможет все снова исправить.

Ведь это тоже непросто. Одни борются с системой, другие пытаются подогнать себя под её рамки. И если первые разбиваются о каменные стены тюремных камер, загнивая в холоде и одиночестве, то вторые умирают окруженные любящими людьми... но все с тем же чувством одиночества в груди. Что труднее: изменить мир или себя? Повести тысячу человек на смерть или переборов свои принципы и желания, встать на колени, поцеловав чужой ботинок? Но только не с отвращением, украдкой сплевывая вязкую слюну на пол, а действительно захотев починиться... — вот это просто? А если не против гордости? Если самому подняться на эшафот и затянуть петлю? Так просто ненавидеть палачей, но стать убийцей для себя, даже если страстно хочешь жить... Или лишить жизни ребёнка, когда это прикажет сделать система. Те, кто борются против неё, заранее знают, что обречены на провал: специально берутся за невыполнимые цели, чтобы потом на грани взять готовое оправдание своей неудаче. Человек сознательно упускает возможность, а когда точно знает, что пути назад нет, начинает жалеть себя, говоря, что у него все бы получилось, склеилось, заросло и выправилось. Просто ему приятнее думать, что он мог бы сделать, поскольку уверен, что больше никогда не встанет перед подобным выбором...

Алив хотелось думать, что она сможет изменить себя. Погасить в груди огонь, который продолжал звать её куда-то туда, к другой жизни, к тайнам, к чему-то новому, что обещали ей поколение. Он и так еле-еле тлел, лишь изредка вспыхивая в надеже, что девочка спасет его.

Нет. Не спасет.

Вельз улыбнулся. Казалось, что несколькими короткими фразами Алив убрала с плеч лорда невероятный груз. Мутант сказал, что он обо всем позаботиться. Поблагодарил девочку, что та не стала делать глупости.

— Все будет хорошо, малышка, — Вельз потрепал её по коротким всклокоченным после сна волосам и посмотрел в глаза, — Я все сделаю. Потяну время, как смогу. Ничего не бойся.

— Не буду, — согласилась Алив, улыбаясь в ответ. Медальон грел ладонь, говоря, что теперь она никогда не останется одна. Да... Алив сможет. Просто довериться течению. А оно куда-нибудь да принесет в своих водах маленькую девочку.

И она доверилась...

Теперь она боялась признаться даже себе, что все стало ещё лучше, чем было. Конечно, неприятный осадок ожидания остался: вот-вот совет решит, что пора, и тогда Алив престанет принадлежать себе. Но девочка повторяла про себя, и это не будет концом. Просто придется какое-то время потерпеть, подстраиваясь к чему-то новому, а потом жизнь войдет в привычное русло и она, опять станет самой счастливой девочкой и в подземном и в верхнем лабиринте.

А пока она бегала в хранилище, помогала распутывать старые заклинания, и с каждым днем это получалось все лучше и лучше. Особенно хорошо теперь было делать переводы. Она устраивалась с большой тетрадью, открывала старый том на нужной странице и просто записывала то, что читал ей Юра. Он склонялся над древней книгой, без труда разбираясь в выцветших буквах. Алив с восторгом осознавала свою правоту: Древние были удивительными людьми. И когда-то Юра был одним из них. Так что перевод они заканчивали быстро. Правда, каждый раз, когда Юра дочитывал до последней странички и ожидал, когда Алив допишет и перевернёт лист, боль острой иглой колола девочке сердце. Призрачные пальцы не касались тонких пожелтевших страниц, проходя сквозь них. И в те секунды, когда Юра забывался, пытаясь самостоятельно продолжить чтение и в который раз осознавал, что не может, в его взгляде появлялась беспомощность и тоска. Он опять и опять, как тогда в комнате девочки подносил руки к лицу, сжимая и разжимая кулаки, дотрагивался до своего лица.

Юра устало закрывал глаза, словно на несколько секунд пытался перенестись воспоминаниями в прошлое, когда сидя на диване, Юра перечитывал любимые книжки. Полутемная комната — немного света от бра, за окном расплываются бледно-желтыми пятнами круглые фонари. На кухне работает телевизор, мама готовит ужин — ещё несколько минут и в комнату вплывет аромат готовящихся котлет. У сестры в комнате играет музыка, слышно, как мелодии подпевает тонкий голос. На подлокотнике стакан с соком. Зачитавшись, Юра совсем забыл про него. Забыл и про домашнее задание и про то, что ему нужно было обязательно отписаться другу. А ведь тот наверняка ждет. Но сейчас Рий сидит в кресле, поджав ноги, и переворачивает тонкие страницы, с головой погрузившись в удивительный, цветной мир. И как же ему хочется поверить в сказку. Поверить на одну короткую секунду, ещё не зная, что через неделю сестру собьет машина, и девушка умрет в скорой помощи, немного недотянув до больницы. А через месяц Юру пригласят на то самое собрание, где расскажут, что волшебство действительно существует. Что оно просто немного опоздало.

В такие минуты Алив сама закрывала глаза вместе с Юрой и так отчетливо видела эту картинку, читала быстрые мысли, перелистывала страницы книжки, ощущала запахи, словно это она сама сидела в том кресле, уже зная будущее, но не имя возможности его исправить.

Хотя на самом деле девочка даже не знала, что такое телевизор и бра...

Потом Юра вздрагивал, как-то очень естественно, будто живой человек, вздыхал. Открывал глаза, улыбался Алив. И они продолжали перевод. А когда под вечер они заканчивали с теми главами, что девочка запланировала на этот день, Юра принимался за скудные познания Алив. Учил её языку, чтобы она и сама понимала то, что переводит. Поправлял её старые работы, объясняя те или иные нюансы. Но насколько мало он мог передать ей. Как объяснить слепцу цвет солнца, крови, каменной кладки? Как передать глухому красоту мелодии?

Знания Юры почти не помогали. А в магии он понимал слишком мало.

— Алив, ты просишь невозможного! — как-то вечером воскликнул он.

— Почему? Вы же все маги! Умеете колдовать! — удивилась девочка, даже обиделась, — Сам рассказывал... Неужели так сложно пару заклинаний показать?

Молодой мужчина бледно улыбнулся.

— Мы... прости, они — поколение не маги... Совершенно. Каждый из них был изначально наделён крупицей дара: ведь подобное каждому из них существо не может родиться обычным путем. Оно может оказаться лишь созданным искусственно. Но на такое способен лишь Единый творец. Первое поколение нашло таких магов, силу которых можно было преобразовать внутри рожденного человека, создав вместилище для великого дара. Они уже не люди, и их способности давно не магия — это разделённое всесилие. Они не колдуют — поколение творит. Чтобы создать что-то они не шепчут нужные слова, не делают пасы руками, не приносят кровавых жертв — просто желают. Представляют то, что в данный момент им необходимо, и оно появляется. Окружающая реальность сама создает или убирает из себя какой-то объект. Формально, при этом процессе творец может что-то произнести или щелкнуть пальцами — ничего не измениться: так многие, в общем, и делают, потому что им это привычно. А тебе для колдовства нужно направлять ту искру... особыми движениями и фразами. Я не знаю их Алив, из меня готовили творца, а не мага. Я не могу помочь тебе.

Алив кивнула. Нахмурилась. Поднявшись с неудобного жесткого стула, захлопнула большой пыльный том, который они переводили сегодня. Немного походила туда-сюда по маленькой комнатке, что выделил для неё смотритель. За последнее время он стал относиться к ней куда лучше. Трудолюбие, аккуратность и послушность тихой девочки примиряли мутантов с её существованием. Они постепенно привыкали к ней. Здоровались по утрам, угощали чаем, интересовались самочувствием. Почти не шептались за её спиной, и их недовольные гримасы медленно превращались в пока осторожные улыбки. Возможно, дело было ещё и в том, что очень скоро Алив должна была стать собственностью клана, но теперь девочку это мало волновало. Она лишь радовалась и дышала все свободнее, зная, что скоро она станет здесь своей. Алив буду приглашать на праздники, на прогулки, звать вечером на девчачьи посиделки. У того, кому девочку отдадут, должен быть собственный дом и обязательно друзья. Они станут приходить к ним в гости и приглашать к себе, и ей придется вспомнить все, чему мама несколько лет пыталась научить Алив на кухне. А потом в доме появятся дети.

Обычно доходя до этого пункта, девочка сразу перескакивала на уютную старость. Как она сидит в мягком кресле укрытая вязаным пледом и смотрит на играющих внуков. Как читает им сказки, которые сейчас по ночам рассказывает ей Юра. В её мечтах мелькала светлая грусть от того, что проекция в медальоне останется все такой же молодой. Она надеялась, что Юра не бросит её, когда Алив состариться, а с такой же нежностью будет разглядывать морщинистое лицо, обезобразившееся пигментными пятнами...

Но почему-то сегодня мысли о детях заставили её помотать головой. Кем они будут? Такими же мутантами. Они буду жить в этих темных лабиринтах и быть может всего несколько раз в жизни увидят солнце, верхний город, а может и вовсе никогда не поднимутся... Нет, это и не жизнь вовсе.

Алив глубоко вздохнула, пытаясь ухватить ускользающую нить разговора. Все хватит. Она уже сама с собой до хрипоты и головной боли наспорилась. Ничего более комфортного и хорошего она все равно предложить не сможет. Так что не надо бередить рану, снова заставлять огонек в её груди трепетаться из стороны в сторону ища бессмысленную надежду когда-нибудь превратиться в яркое пламя. Глупости это. Алив уже давно все решила.

— Ты говоришь, мне заклинания нужны... — медленно повторила девочка, поворачиваясь к проекции, — Тогда какой же из меня творец? Кто там сказки рассказывал, что я могу стать одной из них? Что-то у тебя, Юра не сходиться...

Юра только рукой махнула. Алив стараясь перебороть отчаянье, которое плескалось в ней с их знакомства — боль, что они никогда не прикоснется к нему, огрызалась пытаться как-то защищаться, словно девочка пыталась всеми своими небольшими силами заставить себя поверить, что он просто друг, а может и вовсе — игра воображения.

— Ты можешь стать одной из следующего поколения, Алевтина...

Девочка поморщилась. Свое полное имя она ненавидела. Так же как и обычные его сокращения: Алечка, Алюнька... — ей нужно было что-то твердое, какая-то опора. И поэтому выбрало сокращение, которое бы больше напоминало мужское имя, чтобы хватаясь за него, заставлять себя быть сильнее.

— Да, — продолжил Юра, — Твою силу можно преобразовать, чтобы она стала вместилищем чьего-то дара. И пока она не преобразована заклинания и жесты для тебя необходимы, но если бы ты пошла к ним, они бы смогли научить тебя обращаться к собственным желаниям.

— Юра! — Алив возмутилась так, что даже не могла придумать, как это выразить.

— Прости... — засмеялся мужчина, — Я только объясняю. Ни в коем случае не думал тебе что-либо предлагать.

— Хорошо, — смягчилась девочка, — продолжим? А то я уже домой хочу! Вельз обещал сегодня со мной погулять вечером.

— Конечно, садись, — Юра встал за её спиной, — вчера мы остановились на глаголах, сейчас повторим.

Но повторить они не успели. Стоило только девочке открыть свою тетрадь на последней записи, как в дверь, сделанную из неаккуратных пластин, постучали.

— Госпожа Алив! Нужна ваша помощь, — раздался голос знакомого посыльного, — Лорд просил передать, что заклинание сложное.

— Уже бегу, — откликнулась она, вскакивая с места и убирая нужные вещи в небольшую тряпичную сумочку, которую она теперь всегда носила с собой. Обернулась к Юре и, понизив голос до шепота, уточнила, — Так пойдешь или обратно в медальон спрячешься?

— Так пойду, всё равно меня только ты видишь, — мужчина вышел следом за девочкой из комнаты. В голосе слышалось плохо скрытое сожаление.

Алив не хотелось думать, что если бы Юру могли видеть и другие он наверняка ушел сразу к Хель.

* * *

В этот раз идти пришлось долго. Они давно вышли с провожатым с этажа, и по наклонному туннелю, спускались вниз. Так далеко Алив ещё никогда не заходила. Вельз берёг свою подопечную. И не смотря на её нужность в решении подобных проблем, никогда не пускал дальше безопасных границ. Сейчас же по подсчетам девочки они успели отдалиться не только от подземного города мутантов, но и вышли за переделы верхнего Лабиринта, сейчас находясь где-то под пустошью.

— Долго ещё?

Алив старалась ступать за провожатым след в след, и старательно боролась с детским желанием вцепиться в руку мутанта, чтобы почувствовать защищенность. Юра должен был идти позади неё, но лишний раз оборачиваться на ползущую за ней темноту девочка не хотела. А почувствовать взгляд проекции, которым он обычно смотрел на неё, не могла.

— Нет, всего несколько поворотов, госпожа, — откликнулся молодой мужчина, оборачиваясь к ней.

Их уже ждали. Вокруг небольшого провала собралась достаточно мутантов, чтобы понять — все плохо. В холодном воздухе пахло защитной магией и напряжением. А ещё страхом. Алив огляделась. В этом месте узкий коридор, с покатым низким сводом, раздавался в стороны, образуя небольшую площадку неровной формы. Гладкие каменные стены, изгибались, создавая иллюзию, что все присутствующие находятся в уродливом шаре. Посередине площадки девочка увидела небольшой провал диаметром не больше метра. Именно вокруг него и собрались мутанты. Один, присев на корточки, пытался разглядеть то, что находилось внизу.