Путь в Селембрис

"Кончайте ваши войны! — шумели они. — А то всех уничтожим!"

Пятнадцать миллионов предупреждений и — ничего! Никто так и не одумался. Обратились бы к земным специалистам, к рекламщикам, наконец. Те быстро решили бы проблему эффективности. Целые институты над этим работают. Кое-чего добились! А у этих всё каша не варится!

Со своими пугающими предложениями инопланетяне всё время обращаются не туда. То накинутся на безобидную домохозяйку. То начнут приставать к альпинисту во время восхода на Монблан в условиях кислородного голодания. Часто возникают в огородах или на пустынных шоссе, особенно ночью, когда гаишники заснут. Оттого-то всё множество контактов проходит совершенно впустую. Зря летят средства. Инопланетянам следовало обратиться к власть имущим. Не доставать домохозяек у плиты, а пойти и задать трёпку директору химкомбината. Какой смысл тревожить безработного учёного? Запишитесь на приём к главе Минэнерго и объясните ситуацию. Вам не нравится ядерное оружие? Вы беспокоитесь о засорении космического пространства беспризорными кварками? Так обратитесь в Пентагон. Там сидят специалисты.

Но, видимо, во Внешнем Космосе не было централизованной власти, поэтому никто не координировал действия агентов. А те были на редкость стеснительны и некоммуникабельны.

Снимают наши специалисты передачу про многочисленные контакты где-нибудь в чистом поле, так обязательно ночью, почти в кромешной тьме. Бежит так оператор в три погибели за артефактом, а тот удирает от него. Ничего не видно. Есть немного света в траве, и только. А комментатор заливается соловьём, нагоняет страху. Потом покажут мужика из местных, совершенно обалдевшего от инопланетян. Те каждый вечер скачут по огороду. Но вот сегодня, именно сегодня все попрятались. Да чего там! Вот сей момент один пробегал, прикурить ещё просил. Ему говорят, ты не убегай, я щас за фупаратом тольки сбегаю! Сфоткаемся в огурцах вдвоём. Он говорит: не-е, не убегу. И убёг, гад! Да ничего! Вы тут у норки положьте поллитру-то. Коли завтра не найдёте, значит, точно — вылезамши.

Тогда ведущий заглядывает в камеру и признаётся: как же ему страшно!

Скверно обстояло дело и со снежным человеком. Йети приходил в гости, пил с туристами сорокаградусную, рассказывал анекдоты про самку йети, едущую в автобусе. А как дело дойдёт до снимков на фоне леса, так сразу говорит, что забыл выкинуть мусор. Только и материалов, что расфокусированный волосатый тип, бегущий за своим ведром. Потом специалисты смотрят снимки и вздыхают. А им говорят:

— Да-а, вы знаете, как он быстро бегает!

И чудовище озера Лох-Несс тоже упорно пряталось от объективов. Туристов едет на озеро навалом, все камеры тащат. А как увидят Несси, так и забудут про технику.

— Да-а, — говорят потом, — знаете, как было страшно!

Вот почему специалисты, наслушавшись про барабашек в школе, тащили камеру, а не свои проволочки и духомеры.

— Ну, где? — без особого энтузиазма спросил кинооператор. Он уже ни во что не верил, особенно в инопланетян.

— Вот, — кратко ответила директриса и щедрым жестом показала в спортзал.

— Ё-моё! — сказал оператор и включил машину.

— Дети-и, — пропел кот, — вам пора на природоведение!

Дети послушно попрыгали в лодочки и те поплыли к берегу.

— Ну и что? — сказал специалист. — Устроили бассейн, декорировали зал. Посадили ученика в костюме. Где же полтергейст?! Стёпа, кончай снимать фуфло.

Но дети уже лезли в камеру и показывали языки.

— Не верите? — рассердилась директриса. — Ну, ладно!

И повела их на второй этаж, где недавно суетилась щётка. Однако, и там произошёл облом. Щетка вылизала всё и теперь мирно отдыхала.

— А ну, мети давай! — накинулась на неё Вероника Марковна.

Та и не подумала.

— Она ещё чечётку танцевала, — оправдывалась директриса.

— Понимаю, — скучал специалист.

Тут подошла завуч.

— Изольда Григорьевна, — обрадовалась директриса, — ведь правда у нас чудеса?

— Да, — кисло отозвалась Кренделючка. — Вся школа на рогах. То есть, простите! Я не то хотела сказать!

— Я понимаю, — безучастно отозвался гость.

— Ничего вы не понимаете! — рассердилась завуч. — Гоняетесь там за всякими привидениями, а у нас тут живая колдунья!

— Этого добра и у нас навалом, — отвечал специалист. — Да сейчас кто угодно может купить колдовское пособие. Платные курсы организованы по экстренному обучению чёрной и белой магии. Выдают дипломы. Собирают симпозиумы по обмену опытом.

— Идите, чай вскипел, — с отвращением сказала завуч.

— С конфетами? — лениво поинтересовался оператор.

— С конфетами, — ответила Изольда.

На обратном пути им попались Гондурас с дружками. Трое лоботрясов уже выздоровели. Вся болезнь продлилась пару дней. Копыта и уши почти растворились. О происшедшем напоминал только слегка свинячий нос Тельмагина и немного вытянутое вперёд лицо Серёгина. Да ещё Копылов как-то странно повиливал задом, словно мотал хвостом. Теперь они стороной обходили не только Лёньку Косицына, но и весь седьмой "Б".

— Интересные типажи, — оживился специалист. — Стёпа, снимай. Вот этот, с носом, похож на полтергейст.

— Ничего интересного, — возразила завуч. — Обыкновенные мутанты.

— Да, да! — обрадовалась директриса, — Это наши мутанты!

Мутанты бросились бежать.

Путь на первый этаж проходил мимо столовой. Там кормился технический персонал. Тётя Паша что-то объясняла тёте Любе, давясь пирогом и роняя начинку изо рта. Тётя Люба сокрушённо поедала ватрушку. Самовар был третьим в беседе и заботливо подливал обеим чай.

— А вот это вас не удивит? — спросила директриса.

— Хорошо организовано, — одобрил специалист по внеземным контактам. — Гостей ждёте?

— Нет. Это просто кормильня, — мрачно ответила завуч и тут же поправилась: — То есть, предприятие общепита.

В подтверждение её слов в кормильню проникли блуждающие ученики. Никто ни за что не платил.

— Валера, пойдём тоже пообщепитаемся! — предложил прожорливый Стёпа.

Они уселись за стол и самовар тут же налил каждому по кружке свеженького чая. Специалисты весело смеялись и охотно поедали пироги. Директриса и завуч смотрели на них во все глаза.

— Позвольте, — раздался голос сзади.

Из-за спин женщин вышла Фифендра собственной персоной.

— У меня обеденный перерыв. — объявила она во всеуслышание и направилась к столику специалистов.

— Не помешаю?

— Что вы! Конечно нет!

Оба тут же поинтересовались:

— Вы баба Яга?

— Ну, не совсем так, но вроде того.

Женщины в дверях переглянулись и снова стали наблюдать.

— Здорово! — обрадовались специалисты.

— А снимать меня будут? — спросила баба Яга.

— Не! — замотали головами специалисты. — Мы только нечистую силу снимаем. Нас художественная самодеятельность не интересует. Но всё равно здорово! И кот такой убедительный!

— И ещё эта цепь на дубе! — восхищался Стёпа. — Класс!

Специалисты по контактам направились следом за директрисой в её кабинет, чтобы позвонить в студию и сообщить, что тревога ложная.

— А ну кыш отсюда! — рассердилась Вероника Марковна при виде таракана, который уже открыл коробку и жрал конфеты.

— Стёпа, — обалдело прошептал Валера, — снимай скорее! Вот это экземпляр!

ГЛАВА 12. Трудности изучения истории

Последним уроком у седьмого "Б" была история. Самый мучительный предмет, с которым не равнялась даже алгебра вкупе с геометрией. Можно бы до кучи добавить и литературу, но это уже отдельная проблема.

Все ответы Татьяна Владимировна выслушивала с таким видом, словно у неё болели зубы. Она явно испытывала страдание от происходящего. Особенно Ковалёва не любила девочек. У исторички было твёрдое убеждение, что все они только и думают о свиданиях. А в мальчиках она не любила подвижность. Обернуться на её уроке было смерти подобно. Падение ручки приравнивалось к пугачёвскому бунту. Того же, кто смел задеть цветы на подоконнике, она предавала анафеме. Дисциплина у Татьяны Владимировны была идеальной. Её ставили в пример молодым коллегам.

Она была из старой гвардии. Новое поколение педагогов не шло ни в какое сравнение с последними из могикан. Татьяна Владимировна никогда не кричала, не что эти новые истерички. Придут только что из ПЕДа и думают, что всё решается лишь количеством знаний. И тут же наталкиваются на сопротивление материала. И моментально в панику. Сядут в учительской и давай перечислять фамилии. Этот такой-то, а та такая-то. Да ещё начнут друг дружку жалеть.

Татьяна Владимировна презирала подобные слабости. Не умеешь держать дисциплину — не берись. Хотя, конечно, кто же тогда будет работать в школе, когда старая гвардия уйдёт? Следовало признать, что молодым коллегам и вправду тяжелее. Не тот стал авторитет учителя, не то влияние. И ученики сильно изменились. Очень сильно изменились.

Поэтому из чувства солидарности с коллегами Татьяна Владимировна не упускала случая построить учеников. Строила она их разными методами, в зависимости от обстановки. Класс строился одним способом. А отдельные особи требовали и отдельного подхода.

Отдельная особь обычно остро реагировала, если подвергалась обструкции перед лицом коллектива. Тут тонкая психология. Каждый понимает, что на месте морально уничтожаемой особи может оказаться и лично он. И соображали, что надо сделать, чтобы не краснеть, стоя перед классом под огнём язвительных шуточек. Оружием Татьяны Владимировны был сарказм. Ей не надо кричать, её острого языка и так боялись.

Но иногда и историчку доставали. Тогда с личностей она переходила на массы. И тут на помощь приходила колоссальная эрудиция, статистика и собственный богатейший опыт. Хладнокровно, чтобы не подумали, что вывели её из себя, она рассказывала о реалиях жизни. Не вечно же они будут детьми. Не вечно им будут приносить в клювах червяков.

Проверка письменных заданий на дом выявила неудовлетворительный факт. Большинство учеников поленились и не пошли в библиотеку. Самые умные полезли в Интернет и всё сдули оттуда. Вычислить таких было проще простого: у них абсолютно идентичные работы. Остальные поступили ещё гениальнее: списали у братьев по разуму, только повыкидывали кое-что, чтобы долго не трудиться. Поэтому работы второго уровня обрели некоторое разнообразие. Третьи прибегли к мамам и папам, и те обогатили бесталанных отпрысков собственной безгениальностью. Четвертые были честны. Они изложили в корявых фразах свои немногочисленные соображения и заработали на троечку. Пятая группа вообще ничего не сделала, сославшись на занятость и трудности процесса. Вот их-то, к сожалению, было много.

Татьяне Владимировне было неприятно. Она гораздо большего ожидала от реферата, заданного ещё в середине сентября.

Уроки истории напоминали конвейер. Историчка умела поставить дело так, что учебный материал почти полностью вмещался в головах учеников. Наработанные за много лет методы помогали творить с неподдатливой памятью учеников просто чудеса. Особенно удавались даты. Она разработала поточный метод. Один за другим ученики вставали с места и не задумываясь отвечали на быстрые вопросы. Промедление даже на секунду снижало оценку. Она добивалась автоматизма. Таблица исчерпывалась в двух направлениях. Сначала быстро называлось событие, а ученик отвечал дату. Выборочность вопросов производилась по принципу случайности. Потом таблица исчерпывалась в обратном направлении. Дата — событие. Этот процесс отрабатывался вновь и вновь. И результат не задерживался. Бывшие ученики Татьяны Владимировны со смехом признавались, что даже спустя десять лет они помнят всю таблицу дат. С этого начинался каждый урок.

Так же шло усвоение основного материала. Чтобы загрузка шла максимально эффективно, историчка приучала учащихся составлять таблицы и схемы. Она не пренебрегала новыми методами. Исторический материал легко подчинялся сравнительному анализу. К Татьяне Владимировне направляли набираться опыта молодых коллег. И старые профессионалы не стеснялись обратиться за советом.

Но в последние годы Татьяна Владимировна всё чаще замечала, что ответы вызывают у неё раздражение. Пройдут за день все пять седьмых классов. Все тараторят без запинки. Ну видно, что учили. Но хоть бы одно слово своё! Декламируют учебник, как дятлы! И так пять уроков подряд! Одно и то же! Одно и то же! К концу дня она преисполнялась отравы.

— Да ладно вам, Татьяна Владимировна! — убеждала директор. — Вам ли жаловаться? Такая успеваемость! К вам на показательные уроки ходят, как в оперу. А тетради! Просто заглядение! Передовая метода.

И всё-таки что-то грызло. Постепенно педагог Ковалёва поняла, что ученики ненавидят историю. Им нет дела до Куликовской битвы. Им без разницы виги и тори. Абсолютно плевать на Новую историю, как и на Новейшую. Они не желали знать об Октябрьской революции. И уж тем более о французской. Совсем мало вызывали у них интереса Пунические и все прочие войны. Магеллан, Марко Поло, Кромвель, Жанна Д'Арк, Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт, Карл Пятый, Троцкий, Каменев, Зиновьев для них — лишь череда имён, снабжённых двумя датами.

Это дебильное равнодушие просто поражало! Что по-настоящему вызывало у них восторг, так это всякие там Терминаторы, Ликвидаторы, Разрушители. Рэмбо, Роки, судья Дрэдд.

— Наши дети — варвары и готты двадцать первого века, — говорила она на классных собраниях. — Разрушители цивилизации.

Её слушали, и только.

Но, видимо, просто такие настали времена. Это раньше ходили в театры, теперь крутят видаки. Татьяна Владимировна откровенно недолюбливала новые поколения. Её личной защитой и оружием стала язвительность. Только это иногда доставало до нервных окончаний этих троглодитов.

Она обнародовала оценки за рефераты.

— Вот таковы плоды ваших трудов.

Какая-то девочка подняла руку.

— А почему у меня двойка?

Татьяна Владимировна сверилась со списком. Всё правильно, Платонова не сдала работу.

— Я же ещё не училась в этой школе, когда были заданы темы для рефератов. Я ничего не знала.

Это был явный прокол, но педагог Ковалёва не привыкла признавать свою неправоту. Или даже ошибку. Слабость недопустима.

— Ты могла спросить у других. Неделя достаточный срок, чтобы написать хотя бы на тройку.

— О чём спрашивать?! Как я могла знать, о чём спрашивать?

Историчка ощутила гнев. Что за наглость?! Ей — что? — выставляют претензии?!

— Знаешь что, девочка? Вырасти, обзаведись мужем и ходи на него в атаку. А мне тут истерики не устраивай.

Класс засмеялся.

Этого нелепого замечания оказалось достаточно, чтобы недружный в целом класс начал немедленно доставать Платонову идиотскими смешками. В роли претендента на будущего мужа выступал, естественно, Лёнька Косицын. Тут же вспомнили и нетактичное замечание Маргуси о том, что Платонова охорашивается перед ним. Девичья половина класса немедленно обсудила ситуацию и пришла к выводу, что рыжая выступает. После чего ей был объявлен бойкот на неопределённое время. Это дало импульс тому самому творческому потенциалу, в отсутствии которого педагог Ковалёва так несправедливо обвиняла учеников: