Имперский стрелок

— О, Андре. Давно ты тут?

— Только что подошёл. Осваиваете новую стойку? Что-то я не припомню, таких реверансов по кругу.

— Да вот, пытаюсь научить Алекса основам дестрезы*.

Галланд пожимает плечами.

— Пока не очень, но это ж только начало. Думаю, недельки через две кое-что уже начнёт получаться.

— Тут и думать нечего. Нихрена у вас не получится, ни через две недели, ни через четыре.

— Это ещё почему?!

Устало отдувающийся после недавней взбучки Арцишевский мигом вскидывается, видимо уловив в моих словах намёк на отсутствие у него надлежащих способностей в благородном фехтовальном искусстве. Правильно уловил, в принципе. Сказано было именно с расчётом позлить чересчур гонорового поляка к месту и не к месту поминающего про своё шляхетское происхождение. Вот только уличить меня в издёвке на сей раз не выйдет.

— Да потому что завтра мы выступаем в поход. Герру гауптману пришёл пакет от оберста.

— О как! Что-то рановато...

Арцишевский озадаченно чешет затылок. Франц согласно кивает, присоединяясь к высказанному мнению:

— Действительно неожиданно. Даже интересно, что там такое стряслось.

Я безразлично пожимаю плечами с видом всезнающего ветерана, для которого подобные задачки проходят по разряду старых как мир и потому само собой разумеющихся истин.

— Шведы идут на юг, их аванпосты уже в Бранденбурге.

— В самом деле? А мы куда выступаем?

— На Баутцен.

— Это в Бранденбурге?

— Нет, в Лаузице.

— Гм, а где это?

— На востоке. Сразу за Саксонией, вроде бы.

— Хм-м... да, может быть... Кажется, я начинаю понимать...

— Так может и нам объяснишь заодно?

— Конечно! Только надо заскочить ко мне. Это будет проще показать, чем рассказать.

— Так в чём проблема? Пошли.

Сказано — сделано. Правда минут пять всё же приходится потратить на то, чтобы подхватить развешанные на заборе вещи, выбраться с огорода и перейти на другую сторону улицы. После чего Франц, предварительно порывшись в своём сундуке, раскладывает на столе большую и явно недешёвую карту.

— Откуда такая роскошь?

Лейтенант буквально снимает вопрос у меня с языка, опередив на какую-то секунду. Карта и правда выглядит роскошно, но француз только беззаботно отмахивается:

— Да ерунда, купил в Париже перед отъездом. Вот смотрите.

Галланд уверенно тыкает пальцем куда-то в самый центр карты.

— Это Померания и Мекленбург — их шведы захватили в прошлом году. А вот здесь, на Эльбе — Магдебург, который, насколько я слышал, добровольно перешёл на их сторону.

Лейтенант согласно кивает.

— Так и есть. Их администратор* присягнул на верность шведскому королю.

— Вот!

Франц торжествующе поднимает вверх указательный палец. После чего без всякой паузы вновь тычет им в карту.

— А здесь у нас Бранденбург. Тамошний курфюрст, кстати, родственник Густава Адольфа. Если точнее, шведский король женат на его родной сестре. Но это так, к слову. Главное — вот.

Фенрих аккуратно отчёркивает ногтём тонкую линию реки, пересекающую карту сверху вниз.

— Это Одер. Большая судоходная река. Шведы контролируют её устье. Там же расположена их главная база — Штеттин. А вот выше по течению — Бранденбург. Ну а за ним уже начинаются владения Габсбургского дома — Силезия и... Лаузиц в который мы направляемся.

— Думаешь, шведы будут наступать вверх по течению, подвозя припасы и подкрепления на речных барках, а курфюрст Бранденбургский будет им в этом помогать?

Арцишевский задумчиво поглаживает свои щёгольские усы. Франц энергично кивает:

— Конечно! А Тилли, чтобы этому помешать, собирает силы в Баутцене. Вот тут. Таким образом, он перекрывает шведам дорогу вглубь империи. И заодно получает возможность наступать вниз по Одеру до самого Штеттина, если повезёт.

— А как же Магдебург?

— О, это настоящий козырь в руках Густава! С одной стороны он стережёт Эльбу, надёжно прикрывая шведские завоевания в Мекленбурге и Померании с запада. С другой — держит для шведов открытыми ворота в Саксонию, чьи земли раскинулись выше по течению реки. И да, на случай если вы забыли, курфюрст Саксонский — протестант, да к тому же, если верить страсбургским газетам, ещё в прошлом году требовал от императора отменить эдикт о реституции, в противном случае угрожая ему чуть ли не войной. Вот так-то!

Мы с лейтенантом после этой речи ещё с четверть минуты задумчиво чешем затылки, неуверенно переглядываясь между собой. Наконец, я берусь озвучить очевидный, хотя и неприятный вывод:

— Это что ж получается? Шведы могут одним махом оказаться чуть ли не в самом сердце Райха, а мы даже все дороги им перекрыть не сможем?

— Ну, как знать?

Галланд философски пожимает плечами:

— Многое будет зависеть от курфюрстов Саксонии и Бранденбурга.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* Каждому своё (нем.)

* La Destreza (исп.) — испанская школа фехтования, оформившаяся в 16-17вв.

* Протестантский правитель, сменивший католического архиепископа по результатам реформации.

Интерлюдия. Георг Вильгельм Бранденбургский

Еще совсем не старый, но рано погрузневший мужчина, кряхтя, поднялся с кресла и, тяжело опираясь на трость, прошёл к окну. Открывшаяся панорама весеннего Берлина не вдохновляла. Грязные улицы с многочисленными лужами, деревянные дома, жмущиеся друг к другу, словно пытаясь таким образом согреться. Сырой холодный ветер, треплющий плащи немногочисленных прохожих и штандарт с красным орлом* на дворцовом флагштоке... Столь безрадостное зрелище могло бы вогнать в меланхолию даже весьма стойкого к жизненным невзгодам человека, к каковым курфюрста Бранденбургского не решались причислить даже самые горячие из его немногочисленных поклонников.

С самого своего восшествия на престол в 1619-м году Георг Вильгельм вынужден был непрестанно лавировать в поисках всё новых и новых компромиссов, то и дело, поступаясь одними принципами ради сохранения других. Наверное, по-другому и не могло быть, учитывая то, в какое непростое время довелось ему править и насколько противоречивое наследство пришлось принять после кончины родителя. Но слабость и нерешительность новоявленного курфюрста окончательно запутали всё, что только можно.

Начать хотя бы с того, что сам Георг Вильгельм вслед за своим отцом стал кальвинистом. В то время как абсолютное большинство его подданных, а также родная мать являлись лютеранами. И, несмотря на все потуги собственного духовника, курфюрст в итоге так и не решился воплотить в своих владениях известный принцип — cujus regio, eius religio. В дальнейшем подобные парадоксы множились с пугающей быстротой, буквально связывая незадачливого правителя по рукам и ногам.

Георг Вильгельм не имел ничего против кайзеровской власти и в меру своих сил добросовестно старался поддерживать мир в империи. Но как было хранить верность императору, который главной целью своей жизни провозгласил восстановление господства католической веры, если сам курфюрст был протестантом? И как будто мало было того, что сам Георг Вильгельм в глазах папистов являлся еретиком и уже одним лишь этим заранее обрекался быть виновным во всех смертных грехах, так он ещё и умудрился жениться на Елизавете Шарлотте Пфальцской — родной сестре Фридриха Пятого Пфальцского! Того самого предводителя Евангелической унии, который осмелился бросить открытый вызов императору, приняв из рук чешских сословий корону Богемии, которую Габсбурги считали своей собственностью!

В итоге несчастный курфюрст метался между двух враждебных лагерей, не примыкая толком ни к одному из них. Он так и не решился вступиться за своего родственника и единоверца, когда войска императора и Католической лиги вторглись в Чехию. Но он не смог отказать супруге в просьбе приютить подвергшегося императорской опале шурина* в своих владениях, что, конечно же, не добавило ему симпатий при венском дворе. И это был лишь один из бесконечной череды эпизодов, когда нерешительность курфюрста выходила ему боком, делая виноватым в глазах обеих противоборствующих сторон.

Второй подобный случай произошёл несколько лет спустя, когда в затихшую было распрю императора с собственными князьями, готовились вмешаться новые силы. Датский король, вдохновлённый обещаниями французских и британских субсидий, активно сговаривался с северогерманскими князьями, намереваясь под благовидным предлогом защиты немецких единоверцев округлить свои собственные владения. Георг Вильгельм, как мог, дистанцировался от этой авантюры, решительно отвергнув все предложения Кристиана Четвёртого* о союзе, но это всё равно не спасло земли Бранденбургской марки от оккупации войсками императорской армии Валленштайна, когда война с датчанами всё же началась.

Спасаясь от военных угроз и житейских неурядиц, Георг Вильгельм на некоторое время даже покинул свою резиденцию в Берлине, перебравшись в доставшееся ему в наследство от матери герцогство Прусское. Следует честно признать, что дворец в Кенигсберге во всех отношениях превосходил жалкое строение с вечно текущей крышей, бывшее обиталищем курфюрста в Берлине. Но даже добротные стены бывшей резиденции магистров Тевтонского ордена оказались неспособны защитить незадачливого правителя от новых политических невзгод.

Осенью 1624-го года, завершая свой большой заграничный вояж, в гости к Георгу Вильгельму заглянул с визитом молодой и тогда ещё мало кому известный Густав Второй Адольф. Официальной причиной поездки, включавшей посещение Англии, Шотландии, Голландии, Дании и ряда немецких княжеств, последним из которых как раз и являлась Пруссия, значилась грядущая свадьба шведского короля. Проще говоря, возмужавший монарх подыскивал себе подходящую невесту, объезжая под этим благовидным предлогом все мало-мальски заметные северные столицы. И в этом не было бы ничего плохого, если бы не одно НО. Действительной причиной европейского турне Густава являлось обсуждение условий вступления Швеции в войну на стороне активно формирующейся антигабсбургской коалиции. О чём было прекрасно известно абсолютно всем заинтересованным особам.

Неудивительно, что Георг Вильгельм, всеми силами пытавшийся отмежеваться от любого участия в войне, весьма подозрительно отнёсся к визиту "жениха", буквально с порога дав понять, что высокому монаршему гостю тут не рады. Однако напористый северянин очень быстро показал, что умеет добиваться своего. Во-первых, ушлый швед в два счёта очаровал младшую сестру курфюрста — двадцатидвухлетнюю красавицу Екатерину. Во-вторых, произвёл неизгладимое впечатление на вдовствовавшую Анну Прусскую — мать курфюрста и потенциальной невесты, которая, несмотря на свой преклонный возраст и старческие хвори, по-прежнему пользовалась немалым влиянием при дворе. Ну и наконец, в третьих, бесцеремонный скандинав очень доходчиво дал понять и самому Георгу Вильгельму и его доверенным советникам, что пошлины, взимаемые в прусских портах и составляющие изрядную часть государственных доходов Бранденбургского дома, напрямую зависят от благополучия Балтийской торговли. А кто как не активно развивающая свой флот Швеция может обеспечить безопасность этой торговли лучше всего?

Впрочем, окончательное согласие на брак сестры с нахальным северным соседом курфюрст дал не раньше, чем получил самые надёжные заверения о том, что Швеция ни при каких обстоятельствах не выступит в союзе с Данией против императора. Учитывая, что шведы с датчанами в последние сто лет то и дело воевали между собой, оспаривая друг у друга первенство на Балтике, обещание данное Густавом Адольфом в Кенигсберге выглядело вполне правдоподобно. И в общем, можно сказать, что шведский король действительно сдержал своё слово. Когда в следующем, 1625-м, году войска Кристиана Датского вторглись на земли Райха, шведы так и не пришли им на помощь...

Но откуда ж бедняге курфюрсту было знать, что его новоявленный зять весной того же 1625-го года внезапно вторгнется в принадлежащую полякам Лифляндию, развязав очередную войну против Ржечи Посполитой?! И ладно бы самодовольный швед ограничился только этим! Ещё одна война по соседству — это конечно неприятно, но всё же терпимо. Так нет же! Буквально через год Густав Адольф потребовал (именно потребовал!) от своего бранденбургского шурина закрыть прусские порты для польских товаров, угрожая в противном случае попросту захватить Пруссию силой. Поскольку к тому времени шведский выскочка уже успел занять всю Лифляндию, взять Ригу и разгромить польскую армию под Митавой, с такими требованиями пришлось считаться.

Прекращение торговли с Польшей нанесло страшный удар по бранденбургской казне, но это было лишь началом. Еще через год шведы потребовали предоставить им порт на прусском побережье для действий в Данцигской бухте и почти сразу же высадили шеститысячный экспедиционный корпус в Пиллау, превратив его в главную базу своей блокадной эскадры. Скандинавские захватчики и их шотландские наёмники хозяйничали в прусских владениях Георга Вильгельма как у себя дома, практически не считаясь с мнением номинального хозяина. Фактически, солдаты Густава вели себя ничем не лучше, чем головорезы Валленштайна, в это же самое время грабившие земли Бранденбургской марки.

От всех этих несчастий, которым не видно было конца, Георг Вильгельм впал в жесточайшую хандру, из которой его вывело лишь известие о подписании в Любеке мирного договора с датчанами. Чуть позже в Альтмарке было заключено перемирие между Швецией и Ржечью Посполитой. И, наконец, из Регенсбурга пришла долгожданная весть об отставке ненавистного Валленштайна. Казалось, еще немного и жизнь вернётся в своё привычное русло. Георг Вильгельм даже рискнул вернуться в пустовавшую последние несколько лет берлинскую резиденцию, занявшись её восстановлением. Вот если бы ещё не злополучный императорский эдикт о реституции...

Впрочем, приободрившийся курфюрст Бранденбургский был настолько преисполнен оптимизмом, что не исключал возможности отмены сего опасного документа. Ну или по крайней мере рассчитывал добиться от кайзера права на исключение своих владений из сферы действия реституционных указов.

Приступ оптимизма, вызванный отставкой грозного генералиссимуса, оказался настолько силён, что Георг Вильгельм даже поддался на уговоры своего коллеги — курфюрста Саксонии, подписавшись под его меморандумом к императору. Совместное воззвание двух протестантских курфюрстов и ряда более мелких князей, рискнувших примкнуть к этому демаршу, требовало от кайзера отозвать "незаконный" эдикт о реституции и восстановить на землях империи религиозное и политическое устройство, существовавшее до 1618-го года. Георг Вильгельм искренне считал такое решение не только возможным, но и желательным — ведь это принесёт на истерзанные войной германские земли долгожданный мир, причём мир справедливый! Увы, политики в своих решениях далеко не всегда следуют голосу разума...

Фердинанд Второй попросту проигнорировал адресованный ему меморандум, оставив воззвание курфюрстов без ответа, а у обиженных императорским пренебрежением протестантских князей очень скоро появился новый заступник, который не собирался утруждать себя составлением никчёмных писулек. Старый знакомец и трижды проклятый родственник Георга Вильгельма — Густав Адольф Шведский, расправившись с польскими недругами, вломился на земли империи во главе собственной армии, неся на пиках своих солдат свободу протестантам, а также гибель и разорение всем, кто осмелится встать у него на пути.