Впрочем, наше победоносное наступление продолжалось недолго — ровно до следующего перекрёстка. Там мы, руководствуясь повелительным взмахом руки гауптмана, свернули направо и почти тут же наткнулись на натянутые поперёк улицы цепи. Этакое невзыскательное, но, как мы все тут же убедились, довольно действенное противоштурмовое средство, почти исключающее нормальный марш в колонне. Фон Лаутербах, помрачнев, велел продолжать движение, разомкнув строй и усилив передовой дозор. Солдаты, бурча под нос ругательства и на глазах утрачивая воцарившееся после успешной схватки залихватское веселье, полезли через новые препятствия...

Так, богохульствуя вполголоса и понемногу преисполняясь ненавистью к коварным горожанам, учинившим подобное непотребство, рота преодолела ещё одну улицу, выйдя к очередной развилке. Видимо для разнообразия, свернув на этот раз налево, мы довольно быстро добрались до следующего поворота, прислушиваясь к усиливающимся с каждой минутой звукам боя, которые неслись буквально отовсюду. Складывалось ощущение, что воюют все вокруг, и только мы каким-то непостижимым образом (не иначе, как божьим попустительством да командирским чутьём герра гауптмана) продвигаемся вперёд, минуя любые опасности.

Господней милости хватило в аккурат до угла. Едва сунувшись за него, наш авангард, дружно развернувшись, припустил обратно, буквально на ходу предупредив о приближении врага ("магдебуржцы, много, идут прямо на нас!"). Колонна, повинуясь нескольким отрывистым командам офицеров, немного сдала назад — к началу только что пройденной нами улицы, чтобы мушкетёры получили чуть больше простреливаемого пространства. После чего, быстро сомкнувшись, ощетинилась пиками, выставив вперёд тройную линию стрелков под моим непосредственным командованием. Как раз вовремя!

Едва первая линия мушкетёров, раздув фитили, опустилась на одно колено, давая второй шеренге возможность палить поверх своих голов, а третья шеренга положила стволы своих мушкетов на плечи второго ряда, как из-за поворота показались первые солдаты противника. Причем магдебуржцы явно спешили, насколько это вообще возможно при движении строем. Бюргеры (а, судя по их виду и манере движения, это снова были бюргеры из местного ополчения, а не профессиональные наёмники из гарнизона, которые, как было доподлинно известно, в Магдебурге тоже имелись, пусть и не в большом количестве) шли скорым шагом, даже не выслав вперёд разведку. Видимо полагаясь на своё знание города и будучи твёрдо уверены, что имперские солдаты сюда ещё не добрались. Или может их передовой дозор просто затерялся в лабиринте городских улиц, вполне резонно решив, что ничего хорошего впереди не светит, а спешащий на выручку своим отряд не заметил исчезновения боевого охранения? Как бы то ни было, явление выстроенной и готовой к бою имперской роты явно стало для магдебуржцев неожиданностью, причём пренеприятнейшей.

Первые неприятельские шеренги, вывернув из-за угла и узрев плотную шеренгу целящихся мушкетёров с дымящимися фитилями на расстоянии нескольких десятков шагов от себя, принялись тормозить, беспорядочными выкриками предупреждая товарищей о внезапно возникшей опасности. Но задние ряды, не видя ничего, кроме спин своих камрадов, продолжали по инерции напирать. В результате на углу, прямо под прицелами наших мушкетов, возникла плотная куча-мала из нескольких десятков толкающихся и суетящихся людей. Таким шансом грех было не воспользоваться. А на моей совести, даже за те последние пару лет, что я худо-бедно помню, и так уже накопилось достаточно грехов, чтобы умножать их число без крайней на то нужды.

Короткая команда, и все три шеренги стрелков под дружный треск мушкетов окутываются сизыми облачками порохового дыма, который тут же сдувает довольно-таки свежий ветерок, задувающий от реки. Залп выходит на диво удачным. Вражеская колонна, получив столь хороший стимул, мигом преодолевает внутреннюю сумятицу. После чего, под крики раненых и заполошные команды вожаков, быстро оттягивается обратно, оставив на перекрёстке не менее дюжины тел, некоторые из которых еще шевелятся и даже пытаются отползти за угол. Усилия последних абсолютно напрасны, поскольку герр Юлиус, едва отстрелявшиеся мушкетёры уходят в тыл нашего построения для перезарядки, тут же командует атаку. И наша рота, склонив пики, резво устремляется вперёд под бодрую барабанную дробь.

Правда, перед самым поворотом строй всё же притормаживает, не спеша выходить из-под прикрытия угловых домов. Повторять ошибку противника, только что подставившегося под убийственный залп в упор, никому не охота. Так что вперёд снова выдвигается команда стрелков со мной во главе, дабы "размягчить" возможное сопротивление и подготовить атаку пикинёров.

Осторожно выглянув из-за угла, я становлюсь свидетелем весьма нерадостной картины. Отряд магдебуржцев прекратил отступление и пытается перегруппироваться на противоположном от нас конце улицы, явно рассчитывая устроить нам тёплую встречу. Экая досада — нет бы разбежались, как их предшественники с недавно нами захваченной баррикады!

А хуже всего, что у бюргеров явно нашёлся более-менее толковый командир, который не лёг под нашим первым залпом и не потерял голову при отступлении, удержав в своих руках управление, в общем-то, весьма посредственно организованным отрядом. Приглядевшись, я без особого труда обнаружил этого индивида в простеньком, но вполне добротном нагруднике поверх кожаного колета* и шляпе с тускло поблескивающей в лучах утреннего солнца пряжкой. Энергично размахивая руками с зажатыми в них шпагой и пистолетом, сей персонаж вышагивал перед неровным строем своих сподвижников, пытаясь навести там некое подобие порядка и заодно воодушевляя подчинённых на подвиги. Ну что ж... самое время внести в процесс свою посильную лепту!

Я аккуратно, чтобы не привлечь к скромной гефрайтерской персоне лишнего внимания, опускаюсь на одно колено и неспешно поднимаю ствол мушкета, чтобы сделать первый за время штурма выстрел. От угла дома, за которым я притаился, до конца узкой улочки, где топчутся местные горе-защитники со своим боевитым, но явно не шибко опытным командиром, немногим более сотни шагов, так что использовать сошку я счёл излишним, прислонив её к стене дома, давшего мне укрытие. А в качестве упора ограничился собственной коленкой, уперев в неё локоть левой руки. Последний взгляд на дымящийся фитиль, спокойный вдох, выдох и палец привычно нажимает на спуск.

Мушкетная пуля, попав весьма удачно повернувшемуся ко мне спиной командиру ополченцев чуть выше поясницы, прошила толстую бычью кожу колета, как бумагу, и буквально швырнула его на только что кое-как выстроенных им же самим подчинённых. Шляпа при этом картинно слетела с головы бедолаги, приземлившись прямо в обширную лужу, оставшуюся, судя по всему, с недавнего дождя.

Гибель или, как минимум, тяжёлое ранение командира мигом развеивает остатки и без того изрядно подорванного боевого духа магдебуржцев, и строй отряда прямо на глазах начинает расползаться. Кто-то из впереди стоящих подхватывает упавшего предводителя, кто-то пытается что-то командовать, в нашу сторону раздаётся несколько абсолютно неприцельных выстрелов... Я, обернувшись, машу Хорсту, нетерпеливо переминающемуся во главе шеренги мушкетёров — вперёд!

Навстречу выдвинувшемуся из-за угла строю трещат новые беспорядочные выстрелы. Пара из них даже достигает цели — один из наших парней, поймав пулю в бедро, падает под ноги марширующих товарищей, второй, выронив мушкет, хватается за простреленное плечо и, кривясь от боли, спешит отступить назад, под прикрытие камрадов. Потери, конечно, досадные, но всё это уже не имеет особого значения. Враг практически сломлен, и наш дружный залп звучит фактически вдогонку драпающим бюргерам, вырывая из рядов бегущих ещё без малого десяток человек и придавая начавшемуся бегству необходимое ускорение. А наша рота под рокот барабана продолжает своё неумолимое продвижение.

Герр гауптман, проходя мимо в тот самый момент, когда я, изловчившись, выловил из лужи намокшую шляпу застреленного мной командира ополченцев и, не мудрствуя лукаво, принялся отдирать от неё столь заманчиво поблескивавшую на солнце серебряную пряжку — мой первый трофей за сегодня, снисходит до того, чтобы приостановиться и одобрительно похлопать по плечу.

— Хорошая работа, Моравец! Так и продолжай!

Я, справившись наконец с непокорной пряжкой, без особого сожаления отбрасываю утратившую товарный вид шляпу и, вскинув на плечо мушкет, бодро рапортую в ответ:

— Jawohl, Herr Hauptmann!*

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* Сollet (фр.) — мужская приталенная куртка без рукавов, одеваемая поверх дублета.

* Так точно, господин гауптман! (нем.)

Глава 37

Сказано — сделано! Тем более, что ничего особенного от меня пока не требовалось. Рота продолжала осторожно продвигаться к центру города, повинуясь указаниям гауптмана, ориентировавшегося, судя по всему, на хорошо просматриваемый практически с любого более-менее открытого места шпиль кафедрального собора. Соответственно я во главе команды стрелков шагал в голове колонны, сразу за передовым дозором, готовый встретить супостата огнём. Правда, сами супостаты особо не торопились соваться под наши стволы.

Пару раз по нам палили откуда-то из окон или с чердаков, а может и прямо с крыш, но поскольку потерь не было, а засечь стрелков сразу не удалось, то на эту косоглазую и криворукую партизанщину просто махнули рукой. Разве что выделили несколько мушкетёров поопытнее, чтобы следили за верхними ярусами. Те даже палили куда-то, каждый раз заявляя, что видели какое-то движение, но проверять никто не стал.

Так, ни шатко, ни валко, мы преодолели еще парочку улиц, после чего вынуждены были резко свернуть в сторону — очередной проулок оказался почти что начисто перекрыт стремительно разрастающимся пожаром. Угловой дом ярко пылал. Крыша уже обрушилась, и языки пламени взметались высоко вверх, жадно обгладывая стропила, в заодно рассыпая снопы искр и пылающие головни на окрестные строения, некоторые из которых уже занялись. Ветер старательно раздувал пожар, попутно пригибая к земле и закручивая вырывающийся из окон густой дым тугими спиралями. Судя по внушительному пролому в стене, через которое с весёлым гулом выбивалось пламя, причиной пожара стало калёное ядро. А может и не калёное, а просто удачно попавшее в растопленную по утру печь. Вернее, неудачно. Поскольку теперь нам придётся искать обходной путь. Чем мы, собственно говоря, тут же и занялись.

Уже уходя, я имел сомнительное удовольствие понаблюдать немного за суетой небольшой кучки местных. В общей сложности не более двух дюжин горожан, в основном женщин и подростков, пытались сбивать и заливать пламя, перекинувшееся на соседние дома. Судя по малочисленности и безалаберным действиям добровольных пожарных, шансы на успех сего мероприятия выглядели весьма призрачными. Быстрый взгляд по сторонам подтвердил зародившееся при виде разрастающегося пожарища смутное подозрение. Дым поднимался во многих местах. Интенсивная бомбардировка и мобилизация большей части здоровых мужиков в ополчение, которое сейчас судорожно пыталось отражать успешно начатый штурм, явно давали свои плоды — город горел. Причём, насколько можно было судить, эти пожары будут шириться и дальше, а чем это всё закончится — один господь ведает.

Возможно, подобные мысли закрадывались и в голову нашего командира. Во всяком случае, от герра гауптмана, шагавшего с основными силами в центре ротной колонны, вскоре пришёл приказ по возможности ускорить движение. Впрочем, приказать, как всегда, было явно проще, чем выполнить.

Улочки, в которые мы углубились, свернув со своей столбовой дороги, оказались на редкость узкими и кривыми, к тому же все, как назло, перегорожены треклятыми цепями. В результате пришлось буквально протискиваться вперёд. Пока наш дозор не наткнулся на очередное препятствие.

На сей раз нас поджидало нечто новое. Точнее некто. Крики, шум и раздававшиеся время от времени выстрелы намекали, что веселье уже в самом разгаре, так что тут важно было не испортить своим внезапным появлением всю картину и не отхватить со всех сторон сразу. В итоге вперёд опять выслали разведчиков. Парни, смотавшись туда-обратно, доложили, что "там дальше не пройти — солдат полно, стреляют и дома поджигают, а дальше баррикады какие-то и снова стреляют". Что характерно, подойти к месту событий поближе мешали предусмотрительно выставленные пикеты. При этом уже наше собственное охранение заметило и даже обстреляло каких-то подозрительных типов, пытавшихся подобраться к расположению роты — не иначе как разведка наших таинственных визави. Такой обстоятельный подход разительно контрастировал с безалаберными действиями магдебуржских бюргеров, на которые мы уже успели вдосталь насмотреться, и заставлял предположить, что перед нами орудуют не местные защитники, а наши же камрады из других штурмовых колонн.

Нарваться на "дружеский" залп категорически не хотелось, так что вперёд отправили небольшую группу парламентёров во главе с Галландом — у него язык хорошо подвешен, ему и карты в руки, как говорится. Француз не подвёл.

"Вооружившись" импровизированный белым флагом, основой для которого послужил его же носовой платок (наверное, единственный на всю роту), наш славный фенрих отправился наводить контакты с соседями. Встретили его, конечно, настороженно, но палить сразу всё же не стали. А когда на воинственный клич "Паппенхайм!", которым встретили появление нашего парламентёра, был получен вполне подобающий отклик "Тилли!" потенциальные враги и вовсе успокоились. Ну, почти.

Дальнейшие переговоры, к которым по ходу дела подключились герр Юлиус собственной персоной и кто-то из офицеров встреченной нами колонны, в общем-то, подтвердили изначальное предположение. Толи мы, петляя по проулкам, забрели на чужую делянку, толи штурмовики Паппенхайма, атаковавшие вообще из-за Эльбы и успевшие с начала атаки не только форсировать реку, но и пройти почти весь город насквозь, чего-то попутали, но как бы то ни было, наши пути-дорожки пересеклись посреди штурмуемого со всех сторон Магдебурга. Парни с другого берега упёрлись в серьёзные баррикады, обороняемые довольно суровыми ребятами и, не сумев взять их нахрапом, начали поджигать ближайшие дома, надеясь, что пожар заставит защитников покинуть свои укрепления, после чего их можно будет спокойно добить.

Как по мне, довольно сомнительная тактика. И фон Лаутербах, судя по кислой мине, с которой он выслушивал разглагольствования вышедшего к нам парламентёра, придерживался сходного мнения. Но к моменту нашего появления, процесс уже шёл полным ходом. Менять что-то было откровенно поздно, а влезать в чужую драку не хотелось в принципе. Так что переговоры свелись в основном к тому, чтобы наша рота смогла спокойно пройти дальше по своим делам за спиной готовящихся к решительному штурму баррикад паппенхаймовцев. Каковой цели мы и добились к полному и взаимному удовольствию. Штурмовики-поджигатели уже предвкушали победу и мысленно делили будущую добычу — квартал, который они намылились захватить, выглядел весьма многообещающе, так что помощники (они же — конкуренты) были им явно ни к чему. В результате мы мирно разошлись вполне удовлетворённые друг другом.