— Не сомневайся — пустят! — уверенно, будто он сам был здешним президентом, заявил Замятин, и Андрею ничего не оставалось делать, как послушно наклонить голову: мол, принял к сведению! Сделаем. А Иван Фёдорович продолжал свой инструктаж-пожелание:
— Нашим читателям надо как можно подробнее рассказать о том, как живёт никаргуанская глубинка, понимаешь меня?
Андрей понятливо кивнул.
— А чтобы тебе в поездке было не скучно, то отправишься в компании с нашими геологами, они сейчас в "Интерконтинентале" остановились...
Андрей сразу же вспомнил своих спутников по авиаперелёту: добрых молодцев с откровенной военной выправкой, которую не вытравишь даже гражданской одеждой.
— Есть подозрение, — доверительно сообщил Замятин, — что в том департаменте имеются колоссальные запасы нефти. Что, как ты сам понимаешь, для молодой республики — ба-а-альшое благо и подспорье! В плане развития здешней экономики...
— В первый раз об этом слышу! — честно признался Новиков.— Но вполне возможно. Хотя... А не "утка" ли это?
И торопливо пояснил в ответ на недоумённый взгляд собеседника:
— Ну, чья-либо игра, на мировые биржи завязанная? Тех же янки, скажем? Или — британцев, они ж там тоже в своё время серьёзно отметились...
Замятин темы не принял. Отмёл сразу:
— Ты что: специалист по поиску углеводородов? — он упёр в Андрея жёстский взгляд, и Новиков внутренне поёжился.— Ну так и не выступай, а делай то, что тебе велено. Завтра же с утра обратишься в местное министерство информации, получишь там пропуск для поездки. Мне так кажется, отказа тебе в этом — не будет.
И ободряюще подмигнул Андрею:
— Кстати, — резко меняя тему разговора, озабоченно осведомился:
— Нет ли тут поблизости приличных антикваров? У кого можно приобрести сколь-нибудь стоящие вещи...
Уточнил со значительным видом:
— Для подарка.
Андрей сразу же вспомнил сеньора Модину и утвердительно кивнул:
— Да, есть один такой на примете. А что конкретно вас интересует, Иван Фёдорович?
— Ну, в основном, браслеты, бусы, ожерелья, — деловито перечислил Замятин. — Да, и чётки — тоже. Но строго определённые: янтарь, бронза, серебро. Старинные, разумеется. Принадлежность: инкская культура, майя и ацтеками можно пренебречь. Цена не имеет значения, средства на покупку получишь в посольстве, там на сей счёт уже предупреждены, обратишься к торгпреду Синицину, он немедленно всё тебе выделит по первому требованию. Да, и отчётов о расходовании денег никаких не нужно.
Ухмыльнулся заговорщически.
Ну да, ну да, конечно. Не маленькие, чай, всё понимаем.
— Все сувениры потом передашь Николаю. И языком не трепи. Купишьи тут же забыл. Ясно? Ну, вот и отлично!
Куда как ясно! Усмехнулся про себя Андрей. Как там у классика? "Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку — ну, как не порадеть родному человечку?" Действительно: ну, как тут о дражайших родственниках забудешь? Да ещё, наверняка, влиятельных. А может — то подарок для кого-то из наших "небожителей" или их чадушек коллекционированием старины занимается? Дочурка САМОГО? Но та вроде по бриллиантам специализируется. А может — Игорёк Щёлоков? Он, по слухам, оченно к старине неровно дышит. Иконы там, картины мастеров разных, книги раритетные... Впрочем, и без него, что в большом ЦК, что в малом, подобных любителей антиквариата хватает. Особенно среди молодых. "Комсомолят!"— как их за глаза ехидно называл Сашка, циник и насмешник первостатейный. Цепких, хватких и всегда настроенных на решительные действия выходцев из рядов комсомола. Карьеристов до мозга костей.
Их, правда, пока держали на вторых ролях, к серьёзным делам допускать не спешили, но и убирать подальше — не собирались. Во-первых, потому, что половина из них были чьи-то сынки, племянники и внуки, одним словом, представители КЛАНОВ. А, во-вторых, по большей части своей, ребятки эти отнюдь не являлись дураками, отличались завидной трудоспособностью и исполнительностью, были умны и образованы и посему исправно тянули возложенные на них обязанности (в том числе, и собственных руководителей — тоже!).
Андрей был уверен, что не за горами то время, когда "Великие Старцы" уйдут и вот тогда-то эти мальчики и развернутся. Со всей своей беспощадной силой и рвением. Никому мало не покажется! Воистину, очеловеченные колёса Джаггернаута, едри их в корень! Что тут ещё скажешь?
— Особенно меня интересуют браслеты, — уточнил Замятин.— Примерно вот такие.
И вынув из кармана брюк сложенный пополам листок бумаги, протянул его Андрею. Тот с любопытством развернул — и почувствовал, как сердце пропустило удар, кровь по всему телу пронеслась, словно жаркая волна, плеснувшая прямо в лицо. Щёки горели невыносимо, а в горле внезапно сделалось сухо, словно Новиков несколько суток, без единой капли воды, брёл по пустыни. Хорошо ещё, что голова была наклонена, и Замятин ничего не заметил.
Потому что на бумажном листе, небрежными мазками толстого красного фломастера, узнаваемо было начертано изображение браслета — один в один, Андрей в том был готов поклясться! — похожего на тот, что недавно подарил журналисту старый антиквар Модина.
Совпадало буквально всё: от формы пластинок и кусков янтаря, с заключённых в последние насекомых и листьев древних деревьев.
Андрей даже невольно коснулся своего кармана, в котором лежал подарок сеньора Модина. Хотел было достать его и показать Замятину, но в последний момент передумал и удержался от этого, вне всякого сомнения, опрометчивого шага. Ибо сообразил, что делать ничего подобного сейчас — НЕ СТОИТ.
Замятин же по-своему истолковал этот жест собеседника. Сказал, усмехаясь:
— Я ведь говорил тебе, Андрей Дмитриевич, что в средствах на покупки ты обижен не будешь! А бумажку эту, — он кивнул на зажатый в руке Новикова лист, — прибери себе, пригодится.
На том беседа двух соотечественников, облечённых разным общественным статусом, и завершилась. Андрею ничего больше не оставалось, как откланяться, и покинуть виллу высокого гостя.
ГЛАВА ПЯТАЯ. СУЕТА ВОКРУГ БРАСЛЕТА.
Не в пример предыдущим ноябрьским дням, нынешнее утро выдалось пасмурным. Небо затянули мрачные, серые тучи, а сам воздух, казалось, весь напитался лёгкой водной взвесью: всё говорило за то, что над Манагуа вот-вот разразится жесточайший ливень, столь характерный для здешних мест. Хотя и редкий — ибо в отличие от Восточного полушария планеты, тут, в МезоАмерике, поздняя осень всегда отличалась преобладанием ясных, солнечных дней и довольно тёплой погодой.
Андрей проснулся рано. И не в самом прекрасном расположении духа. Поскольку едва разлепил глаза, то почувствовал, что сегодня все дела у него пойдут наперекосяк. О чём недвусмысленно говорил сон, который привиделся перед самым пробуждением. Причём, из серии тех, что принято именовать "вещими" и которые Новиков терпеть не мог за их паскудное свойство сбываться самым скверным образом. Даже если Морфей и насылал одни только приятные картинки.
Не то, чтобы Андрей уж так сильно верил в их пророческую силу (как психолог, отлично знал, что это всё привет из глубин родного подсознания, куда сваливались все неотреагировавшие эмоции и яркие впечатления дня минувшего), но и полностью отрицать их реальную сущность в своей жизни не спешил. Были, как уже говорилось, прецеденты, объяснить которые журналист не мог, но и сбрасывать со счетов не торопился. А просто раз и навсегда для себя постановил считать подобные проявления эдаким предупреждением, выдаваемым психикой.
А что тут противоречащего материализму, воплощённому в самом передовом учении нашего времени — марксизме-ленинизме? Чувствуют ведь домашние и дикие животные надвигающиеся природные катаклизмы? Те же землетрясения, наводнения, торнадо или там извержения вулканов... Причём, за несколько часов до их прихода.
Чем же человек хуже? Такое же животное, примат, понимаешь, только обременённый тонким слоем разума над бескрайним океаном инстинктов и условных рефлексов (ау, мистер Голдинг! Как вы там?).
А приснился Андрею сегодня ринг. Самый, что ни на есть взаправдашний, да ещё натуралистичный до безобразия. На нём он — Андрей Дмитриевич Новиков собственной персоной, в боксёрских перчатках, спортивных белых трусах с красными лампасами, белой же майке и с кожаным защитным шлемом на голове. На ногах — лёгкие "боксёрки".
В ушах почему-то сильно звенит (как от хорошего тычка не самым хилым кулачком!), а челюсть — противно ноет, видать, крепко ушибленная противником. А вот, кстати, и он, наш злодей. Почему-то в облике Теофило Стефенсона * (см. примечание N 2), каким он выглядел во время исторического боя с Петром Заевым * (см. примечание N 29), нагло и стремительно прущим на Андрея. Только и успевающего, что закрываться сокрушительных ударов своего соперника. И казалось, уже больше нет никаких сил, чтобы устоять этот раунд. И только и остаётся, что надеяться на то, что соперник совершит ошибку, откроется в какой-то миг — и тогда можно будет попытаться этим воспользоваться и пусть не контрактовать, но хотя бы обозначить эту попытку...
Долго над расшифровкой своего сновидения Новиков не бился и зря себе голову не ломал: ежу понятно, что ждут его в ближайшее время крупные неприятности, связанные с риском для его, Андрея, драгоценной жизни, и почему-то имеющие прямое отношение к кубинским товарищам (иначе откуда в его сне появился известный боксёр?).
Размышляя таким образом, Андрей быстро, минут за десять, проделал комплекс обычной своей утренней тренировки (прокачал шею, пресс, ноги, сделал растяжку и трижды по сорок раз отжался на кулаках), после чего почистил зубы и нырнул в душ. Откуда выбрался уже бодрым, без всяких следов утренней хандры и мрачных предчувствий, навеянных своим "вещим сном". Не спеша, досуха, растёрся большим махровым полотенцем, споро причесался и оделся. Сунул ноги в "кроссовки", навесил на левое плечо сумку с непременными атрибутами своей журналистской деятельности (здесь находились радийный "Репортёр", пара блокнотов, несколько шариковых ручек и остро отточенных карандашей — на случай, если ручки вдруг "сдохнут", или написанное ими попадёт под вредное воздействие — той же воды, к примеру, а с карандашами оно как-то надёжнее будет, старенький, но ещё вполне рабочий "ФЭД-2", три кассеты с чистой плёнкой и путеводитель по запутанным районам никарагуанской столицы * (см. примечание N 30) и покинул номер.
Спустился в пресс-бар, по причине раннего утра, ещё пустой — коллеги, в отличие от ранней пташки Новикова, вставали поздно, любили подольше понежиться в своих постелях, уселся за столик поближе к стойке и сделал знак бармену Риккардо — тот, поприветствовав "компаньеро русо" энергично брошенным кулаком к плечу, быстренько принёс заказ: большую чашку кофе и пару бутербродов с ветчиной. Тоже не из самых маленьких.
Однако насладиться завтраком Андрей не успел.
За его спиной кто-то негромко кашлянул и вежливо произнёс по-английски:
— Прошу прощения, мистер Новиков, за мою навязчивость, но не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени?
Ну вот, огорчился Андрей, начинается. Что называется, сон в руку.
Он со вздохом опустил поднесённую было к губам кофейную чашку и не спеша обернулся.
Рядом с его столиком, выпрямившись так, словно он только что проглотил аршин, стоял мужчина. Явный европеец. И, что самое немаловажное— не здешний. Об этом ясно говорили и отсутствие загара. И кожа, слегка сероватого оттенка, характерного для тех, кто родился и вырос на севере Европы.
Интересно, что ему от меня нужно, подумал Андрей с невольным любопытством, внимательно разглядывая незнакомца. Не нужно было быть большим физиономистом, чтобы не понять, что этот человек ох как далеко не прост. И что ухо с ним нужно держать остро.
— Может, перейдём на ваш родной язык? — вежливо предложил мужчина — на сей раз на великолепном русском языке. — Думаю, так будет удобнее.
— Не возражаю, — помедлив, согласился Новиков, и незнакомец тут же просиял, будто ему только что оказали невесть какую, но давно ожидаемую услугу...
Глядя на вежливо присевшего за его столик мужчину, Андрей никак не мог отделаться от впечатления, возникшего у него в самую же первую секунду, когда он увидел этого человека. Относительно его этнического происхождения. Типичный англосакс.
Ну, а кем он ещё мог быть с такой специфической внешностью?
Смотрелся мужчина словно английский джентльмен, сошедший с фотоснимков, что были сделаны в Лондоне в тридцатых годах нынешнего беспокойного века. Строгое, слегка вытянутое ("Лошадиное!" — сразу приходило на ум не совсем корректное сравнение) лицо, аккуратная, короткая причёска, под средних размеров классическим римским носом чернеют небольшие, ровно подстриженные усы. Одет в великолепный, по фигуре сшитый костюм-тройку из тёмно-песочной ткани в спокойную крупную клетку и кипенно-белую рубашку с узким галстуком серо-мышиного цвета. На ногах — остроносые лакированные чёрные туфли, а из нагрудного кармана пиджака скромно выглядывает уголок носового платка.
Смотрит на собеседника доброжелательно и с достоинством. Сразу чувствуется порода.
— Говард Стэнсфилд Грин, — представился "джентльмен", вежливо наклоняя голову. — Третий баронет Квинсли.
— Новиков Андрей, — в свою очередь назвался и Новиков. — Журналист.
И не удержавшись, полюбопытствовал:
— А почему, простите за нескромный вопрос: "третий"? И фамилии не соответствуют...
Губы Грина тронула тонкая улыбка:
— Потому что я — внебрачный сын. Нас у отца — трое. Но первые двое, так сказать, законные дети. Поэтому моя фамилия — по матери. Хотя отцом я и был признан, и на титул претендовать, в принципе, могу. Правда, не на само наследство — это, как вам, наверное, известно — исключительная прерогатива старших братьев. В моём случае — Генриха. Впрочем, всё это мои семейные дела, совершенно не относящиеся к теме нашего с вами разговора.
— Слушаю вас, — сказал Андрей. — Только постарайтесь, пожалуйста, покороче — у меня совершенно нет времени.
Он ни капли не лукавил — со временем у него действительно было внапряг. Нужно было успеть позавтракать и потом со всех ног бежать на пресс-конференцию, которую сегодня проводило руководство СФНО. Будет крайне невежливо, если он на неё опоздает. А после неё ещё и заскочить в МИД — решить вопрос с разрешением на поездку в Селая.
Просьбой Алеськиного папы манкировать не стоило — да и не просьба эта была, а вполне официальное распоряжение, только из уважения к другу своей дочери закамуфлированное в такую форму.
— О-о, я не отниму у вас слишком много времени! — пообещал баронет, извиняюще выставив перед собой ладони. — Как говорят у вас, русских, сразу возьму э-э-э... корову за её рога...
— Быка, — поправил Андрей.
— Простите? — не понял его англичанин.
— Быка, а не корову, — пояснил Андрей.
— А, понятно,— кивнул Грин.— Так вот, мистер Новиков, я, видите ли, коллекционер.
Он замолчал, внимательно глянув на собеседника, но Андрей никак не прореагировал на эти слова, лишь неопределённо дёрнул плечом: мол, я принял ваши слова к сведению.
