Над Всей Америкой Безоблачное Небо. Фанфик по Звягинцеву

http://itaka.pw/forum/viewtopic.php?t=508

Фанфик по Звягинцеву.

Автор: Дервиш ака Жданов Сергей. http://samlib.ru/s/serzh_z/

НАД ВСЕЙ АМЕРИКОЙ БЕЗОБЛАЧНОЕ НЕБО.

ПРОЛОГ.

"Тихо было. Но в тишине этой большие

гады шевелились..."

("Слово и Дело". Валентин Пи—

куль).

"Из щелей выползали гады,

Любви и солнца тризне рады

И, попирая жизни новь,

Невинную лакали кровь..."

("История дурака". Пимен Кар—

пов).

"... Некоторые события, как снежная

лавина, приводят к последствиям,

которые становятся очевидными толь—

ко задним числом..."

("В стране слепых". Майкл

Флинн).

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Италия. Начало ноября 1980 года.

Ярко-красная, вызывающе бросавшаяся в глаза своей дороговизной и окраской, новенькая "мазератти" стремительно пожирала пространство.

Водитель — плотного сложения мужчина в элегантном тёмно-синем костюме от Кардена, очень нервничал и не снижал и без того сумасшедшей скорости. Видно было, что вперёд его гнало что-то весьма для него важное, причём настолько, что он не обращал внимания на правила движения, временами позволяя себе даже выскакивать на "встречку".

Проскочив таким образом на север от Рима почти на двести километров, "мазератти" свернула с автострады дель Соле в сторону Ареццо, пронзила город насквозь и снова вырвалась на простор.

С двух сторон от машины промелькнули и остались далеко позади великолепные оливковые рощи, а затем "мазератти" сбросил скорость и плавно подкатил к огромным металлическим воротам. За ними виднелся густой сад и беломраморная трёхэтажная вилла. Медная табличка на воротах всех, что здание носит имя "Ванда". В определённых кругах это было достаточно известное место.

Водитель "мазератти" нетерпеливо посигналил — раз, другой. Какое-то время ничего не происходило, но прошло буквально несколько секунд и к воротам вышел охранник — шкафоподобный малый в белой рубашке с короткими рукавами и чёрных брюках. На поясе у него висела расстёгнутая кобура с пистолетом, а в правой руке был зажат "воки-токи".

Очевидно, хозяина "мазератти" здесь хорошо знали, потому что охранник не стал задавать ему никаких вопросов, а сразу же распахнул ворота и пропустил автомобиль на территорию виллы.

Охранник захлопнул створки ворот и поднёс "воки-токи" к губам:

— Это Гвидо, экселенц. Приехал синьор Торелли. Один.

— Я у себя, — пророкотал в ответ из аппарата приятный баритон. — Пусть поднимается на второй этаж, в "Жёлтую гостиную"...

— О*Кей! — охранник вернулся к машине и, наклонившись к опустившемуся вниз боковому стеклу, передал водителю слова патрона.

Тот кивнул, благодаря, и выбрался из кабины. Был он поджар, слегка седовлас и находился в прекрасной форме — окружающие, кто не знал его, давали мужчине при первом впечатлении лет эдак сорок пять-пятьдесят. Не меньше. Хотя на самом деле ему было гораздо больше.

Гость энергично вбежал по широким ступенькам на крыльцо и толкнул от себя массивную дверь, изготовленную из толстого и прочного стекла. Она легко распахнулась, пропуская мужчину в просторный холл.

Всё здесь было выполнено в псевдо-древнеримском стиле и буквально кричало о богатстве и большой значимости владельца виллы: много мраморных статуй, огромных, тяжёлых зеркал и зелени — каких-то вьющихся кустов, деревьев и куртин с цветами. Пожалуй, даже слишком много лишнего, что человеку знающему без всяких слов говорило о несколько вульгарном вкусе хозяина "Ванды". Точнее, о полном его отсутствии.

Синьор Торелли, знакомый с экселенцем не первый год, привычно усмехнулся — что он невольно делал всякий раз, когда приезжал сюда: воистину, его друг и старший соратник по ложе, неисправим! И даже не собирается меняться.

По-прежнему, кичится немалым своим достатком, что, к слову, в их ДЕЛЕ — особо не приветствуется. Поскольку БРАТЬЯМ подобает смиренная скромность и внешняя неброскость, как в быту, так и в мирском поведении. К чему хвастаться перед СВОИМИ, им и так прекрасно известно, кто из сподвижников чего в жизни стоит. Что до ПРОФАНОВ, то их мнение никого из ПОСВЯЩЁННЫХ никогда и не интересовало. Слишком много чести для тех, кого следует вести за собой.

Торелли поднялся на второй этаж и прошёл в "Жёлтую гостиную".

Наименование "Жёлтая" она получила из-за того, что в ней преобладали предметы интерьера именно такого цвета спектра и разнообразных его оттенков. Так, в частности, здесь наличествовали золотистая мебель, стены (кстати, обитые тёмно-желтоватыми обоями) были украшены большими картинами в массивных, исполненных под тусклую бронзу рамах, окна скрывались за светло-пшеничными шторами и, наконец, довершала композицию хрустальная люстра под потолком, в подвесках которой янтарно отблёскивал яркий электрический свет.

Впрочем, гостиная это было сказано громко. Скорее всего, её можно было назвать кабинетом, поскольку хозяин "Ванды" использовал данное помещение для работы с документами и для приёма здесь особо доверенных лиц. Вот как сейчас.

Вошедшего в гостиную синьора Торелли, экселенц встретил, стоя посреди помещения.

Мужчины обнялись, пару раз вежливо похлопав друг друга по плечам. После чего проследовали в дальний левый угол и присели на находившийся в нём мягкий кожаный диванчик. Излишне, наверное, будет говорить, что его обивка также была жёлтого цвета!

Торелли откинулся на спинку диванчика и позволил себе слегка расслабиться, а хозяин виллы тем временем подкатил поближе к себе сервировочный столик. На нём находились бутылка "кьянти" (жест в сторону гостя, поскольку Торелли не жаловал крепких напитков) и два бокала. Экселенц наполнил бокалы вином и приглашающе кивнул гостю на ближайший к нему:

— Прошу, дорогой друг!

— Спасибо, коммендаторе* (примечание 1), — поблагодарил тот, с сожалением разводя руками, — Но вынужден отказаться: мне ещё нужно возвращаться в Рим, а я прибыл к вам без водителя и даже без охранника, который мог бы на обратном пути вести машину...

— А что же так?

— Поостерёгся. Во-первых, лишние свидетели того, куда я выехал и к кому, в свете внезапно вскрывшихся обстоятельств нам совершенно ни к чему, а, во-вторых, ни к чему дразнить дорожную полицию запахом алкоголя...

Хозяин виллы "Ванда", он же — "Экселенц", "Доктор" и плюс ещё десяток прозвищ, под которыми он был известен среди различных влиятельных политических и финансовых группировок в Европе, а на самом же деле звавшийся Личио (Личо) Джелли* (примечание 2), глава скандальной масонской ложи "Проп-Ту" ("Пропаганда-2")* (примечание 3), сочувственно покивал головой. Действительно, полицию сегодня зря дразнить не стоило!

В последнее время её сотрудники тормозили и подвергали тщательному досмотру все показавшиеся им подозрительными автомобили. "Стратегия напряжённости", будь она неладна, и совершенно распоясавшиеся "бригадисты"* (примечание 4), которых раздразнил генерал Далла Кьеза* (примечание 5).

Впрочем, самому синьору Джелли никакая поездка в этот день не грозила, а если бы она и намечалась, то он бы отправился вместе со своим шофёром, только и делов-то. Поэтому отказываться от удовольствия выпить бокал хорошего вина он не стал. Сделал большой глоток божественного тёмно-красного нектара, посмаковал его, погоняв языком во рту две-три секунды, и не спеша проглотил. На мгновение зажмурился, точно сытый кот, и довольно причмокнул губами. И только после этого бросил на собеседника вопросительный взгляд. Тот заторопился:

— Коммендаторе, поверьте, я не стал бы отвлекать вас от более важных дел, да ещё вне рамок ранее определённых дат наших встреч, если бы, как я вам уже сказал, не чрезвычайные обстоятельства. В силу их же я не рискнул и воспользоваться телефоном, а явился лично, чтобы проинформировать вас о случившемся без лишних ушей.

Джелли понимающе прикрыл глаза: его собеседник (а им был никто иной, как Вальтер Пелози, первый глава и генеральный секретарь недавно созданной новой госструктуры ЧЕСИС* (примечание 6)) знал толк в подобных делах и если не доверился телефонной связи и самолично явился на виллу "Ванда" к великому магистру, то значит возникшая проблема действительно того стоила. И к ней следовало отнестись очень и очень серьёзно.

А Пелози продолжал свой доклад:

— Как вы знаете, коммендаторе, одной из функций моего комитета является проверка архивов наших специальных служб на предмет их возможного рассекречивания. Особенно это касается документов, относящихся к деятельности ОВРА* (примечание 7) и ряда подразделений Министерства обороны...

При последних словах с лица радушного хозяина мигом слетела вся его показная безмятежность и вежливое любопытство — магистр моментально напрягся, а в его глазах живо вспыхнули и тут же погасли злые огоньки. Тут и дурак бы сообразил, что затронутая Вальтером тема, с одной стороны, очень неприятна Джелли, а с другой — весьма его интересует. Но Перози если что и заметил, то никак не отреагировал на столь неожиданную реакцию хозяина виллы. Он был опытным политиком. И всегда держал нужные карты про запас. И поэтому продолжал, как ни в чём не бывало:

— ... И вот недавно нам попалась докладная записка одного из наших офицеров связи, который в годы второй мировой был прикомандирован к штабу кригсмарине. Датировано всё было сорок пятым годом, война фактически уже подходила к концу. Наш офицер сообщал о панике, которая возникла сареди "волков"* (примечание

Деница и сотрудников СД. Причина — прпажа одной из субмарин, занятой в операции "Огненная земля"* (примечание 9). Ну, вы помните, это вывоз функционеров НАСДАП, военной верхушки и руководства СД в безопасные районы Латинской Америки...

— Я знаю, что такое "Осенний маршрут"! — довольно грубо, с нотками плохо сдерживаемого нетерпения в голосе оборвал своего гостя Личо. — Конкретнее, дорогой друг, ближе к теме нашего разговора!

Перози послушно наклонил голову — мол, всё понял, и закончил своё повествование:

— Так вот, коммендаторе, по предварительной оценке писавшего докладную офицера, субмарина "У-112" перед своим таинственным исчезновением должна была доставить к берегам Центральной Америки около двух тонн золота в слитках Рейхсбанка, почти пятнадцать миллионов фунтов стерлингов и полтора десятка ящиков, в кготорых были упакованы картины русских мастеров живописи и прочие культурные ценности, вывезенные в начале войны немецкими войсками с советской оккупированной территории...

— Одна из коллекций штаба "эйнзатцгрупп" Розенберга! — с кривой ухмылкой покивал головой Джелли. — Знаем, знаем...

Но что он вкладывал в своё "знаем-знаем" пояснять однако не стал, а Вальтер на этом и не настаивал. Сказано ведь уже было, что он относился к опытным политикам. А те всегда тонко чувствуют, когда следует проявлять своё любопытство, а когда разумнее будет промолчать. Несмотря на своё довольно-таки высокое положение в иерархии итальянских секретных служб и членство в ложе "П-2", Перози являлся всего лишь одним из её "старших братьев". А вот синьор Джелли занимал пост магистра. И не простого, а "великого"! И, несмотря на давнюю дружбу, не дело было нижестоящему интересоваться знаниями и планами вышестоящих ПОСВЯЩЁННЫХ.

И ещё одно обстоятельство всегда учитывали люди, близко общавшиеся с синьором Джелли — он на дух не выносил тех, кто демонстрировал в его присутствии независимое поведение (её "великий магистр" почитал за строптивость) и острый ум (который соотносил с такими человеческими пороками, как высокомерие и склонность к интригам). И в первую очередь это касалось соратников по ложе.

Вальтер сделал паузу — совсем крохотную, чтобы не злить магистра затянутостью своего доклада, и полез в боковой карман пиджака. Достал из него стопку фотоснимков и с полупоклоном протянул Джелли. Тот, помедлив, бросил исподлобья на Пелози взгляд, наполненный подозрением. Но фото всё же взял. Брезгливо, двумя пальцами, за уголок поданной ему стопки.

— Что это?

— Копии того самого доклада из архива.

— Ага, — медленно проговорил Джелли и быстро, но внимательно просмотрел их. Потом небрежным жестом бросил их на сервировочный столик. И приняв про себя уже окончательное решение по данному вопросу, властно распорядился:

— Тогда вот что, дорогой друг, поступим мы следующим образом...

Перози подался вперёд, весь обратившись в слух.

— ... Означенное донесение и все прочие материалы, прямо или косвенно его касающиеся, из архива изъять! Это раз. Немедленно доставить их сюда. Это два. И никаких больше копий! — он скорчил зверскую рожу и сурово погрозил указательным пальцем своему собеседнику. — Это три. Кстати, тот офицер связи, автор документа, что с ним? Он жив?

— Нет, коммендаторе, — отрицательно покачал головой Вальтер. — В том же сорок пятом, сразу же после отправки донесения, он попал под бомбы английской авиации и погиб. Соответствующая отметка об этом в его личном деле имеется...

— А это не может быть?.. — невысказанный до конца вопрос повис в воздухе.

... — Быть операцией прикрытия? — догадливо подхватил Перози. — О, нет, коммендаторе! Парень был обычным офицером связи и никакого отношения к оперативному составу наших СЛУЖБ он не имел, это мы установили точно. Да и к чему было бы в таком случае нагромождать подобные сложности, будь он полевым агентом и проводи тогда его начальство операцию внедрения? Мы тогда с "бошами" были союзниками, а если и шпионили друг за другом, то интеллигентно и без всяких там заворотов! Какое ещё там внедрение, когда пара бутылок граппы, распитая совместно с людьми из ближайшего окружения гросс-адмирала, давала нам столько развединформации, сколько любой бы тайный агент не собрал бы и за полгода. Да и время неподходящее было для тонких агентурных комбинаций: война ведь заканчивалась...

— Ладно, ладно, вы меня убедили! — не стал дальше спорить с соратником Личо. — Меня интересует вот ещё что: куда могла в таком случае уйти эта лодка?

— Вероятно, погибла, — осторожно предположил Вальтер. — Конец войны, в Карибском бассейне не протолкнуться было от американцев и англичан. Могли обнаружить субмарину и затопить. И сейчас ведь в тех краях, на дне, лежит немало судов, не добравшихся до конечных точек своих маршрутов. Вполне возможно, такая же участь постигла и "У-112". И теперь она преспокойно лежит себе где-нибудь вблизи побережья МезоАмерики. Но, думаю, найти её будет сегодня несложно. Поработаем в архивах тамошних "КОНТОР", наверняка что-нибудь да отыщется.

— А сбежать они не могли? — всё ещё продолжал сомневаться хозяин "Ванды". — С таким-то грузом, да ещё в конце войны...

— А смысл? — пожал плечами Перози. — Экипажи для подобных рейсов отбирались весьма тщательно, так что риск предательства был практически сведён к нулю. Плюс во всех команды обязательно влючались ещё и сотрудники гестапо. Для дополнительной страховки.

— Хорошо! — прихлопнул ладонью по обивке диванчика "великий магистр". — Пожалуйста, постарайтесь тогда, как можно быстрее отыскать следы этой подводной лодки.

Он встал, давая понять, что разговор закончен. Перози тут же распрощался и покинул виллу.

А Джелли ещё некоторое время мерил шагами "Жёлтую гостиную", обдумывая план предстоящих действий, который после разговора с Вальтером у него начинал постепенно выкристаллизовываться в голове. И чем отчётливее он проявлялся, тем всё больше и больше он начинал нравиться Личо.Да, так, пожалуй, и поступим.

Джелли решительно мотнул головой, словно ставя окончательную точку в цепи своих размышлений, и направился к письменному столу. Снял трубку с телефонного аппарата, чей корпус был декорирован под стиль двадцатых годов нынешнего столетия и при этом обильно изукрашен накладками из самого что ни на есть чистого золота, и быстро набрал нужный ему номер.

На том конце провода откликнулись почти сразу же. Как будто только весь день только и делали, что ожидали этого звонка.

Ответивший был ещё одним доверенным соратником "великого магистра" — только на этот раз уже по другой ложе. Звали его Энрико Фриттоли, он представлял так называемую организацию "Комитет"* (примечание 10) из Монте-Карло.

— Дорогой друг, — вкрадчивым голосом змея-искусителя начал магистр, — я тут на досуге немного подумал и пришёл к совершенно нелицеприятному для нас выводу...

Он сделал короткую паузу, но поскольку собеседник никак не отреагировал на эти слова, а только лишь учащённо задышал, словно астматик или донельзя перепуганный человек, то удовлетворённо хмыкнул и продолжил говорить речь, как ни в чём не бывало. — Мы очень устаём, мы совершенно забываем о собственном здоровье, не бережём его... А ведь так нельзя, дорогой друг, да-да, категорически нельзя! Вот почему сегодня я собрался с силами, обдумал данную ситуацию и принял воистину революционное решение! — тут Джелли не удержался и издал язвительный смешок, как будто слово "революционное" изрядно его насмешило. — Оно вам понравится, дорогой друг, уверяю вас! Вы хотите спросить, что именно я придумал? О-о, да совершенно ничего, что выходило бы за рамки обыденного смысла! Да-да! Просто самую обычную морскую прогулку. На яхте. Куда-нибудь, в тёплые края. Вы только себе представьте: океанский простор, ледяной ром, тропические леса, очаровательные мулатки... По пути можно пристать к берегу, немного развеяться на суше, когда вода утомит... Есть тут одно райское местечко, куда можно будет заглянуть, если возникнет такая надобность... Надеюсь, вы составите мне компанию на этой неделе, у вас ведь, насколько я знаю, не занято ближайшее время какими-либо сверхурочными делами и важными планами?

А вот теперь в голосе "великого магистра" совершенно недвусмысленно прозвучали нотки приказа, и Фриттоли поспешно откликнулся:

— Э-э-э, я в полном вашем распоряжении, экселенц!

— Ну, вот и хорошо! — удовлетворённо улыбнулся Джелли. — Маленькая просьба ещё: пожалуйста, подберите нам в спутники группу надёжных парней — ну, вы, надеюсь, понимаете меня, о чём идёт речь? Для, скажем, общей охраны. Мало ли какие проблемы и неприятности могут возникнуть во время нашего путешествия...

И не прощаясь, он аккуратно положил трубку на телефонный аппарат.

— — — — — — — — — — — — — — — —

Примерно в то же время. Город Нью-Йорк, США.

Эта встреча была обставлена по всем канонам детективного жанра. Причём, самого низкого и вульгарного пошиба — отчего одного из участников переговоров буквально корёжило, но тут уж ничего нельзя было поделать, ибо ситуация того требовала: неприметная одежда (так, первый из представителей "высоких договаривающихся сторон" приехал в назначенное место, переодевшись в скромное серое пальто и нацепив себе на голову такого же цвета мятую шляпу, а глаза укрыл за дешёвыми очками с чёрными стёклами — ни дать не взять, небогатый коммивояжер, юрист какой-нибудь мелкой адвокатской конторы или бармен из ближайшего питейного заведения; второй же обрядился в потёртую кожаную куртку, чёрную кепку и старенькие, потёртые джинсы, ну, вылитый водитель такси, тем паче, что и на эту встречу он прикатил в жёлтом автомобиле, который сейчас и ожидал его неподалёку!), соответствующий район (где не слишком поощряется любопытство и никто из местных не пристаёт к случайно забредшим сюда незнакомцам с глупыми и неуместными вопросами) и, конечно же, время (ранние часы, когда ночь уже почти покинула свои недавние владения, а день пока не вступил во власть над окружающим миром, когда улицы совершенно пусты и посему относительно безопасны).

— Мне кажется, вы в детстве слишком начитались плохо написанных приключенческих романов, — вместо приветствия, недовольно буркнул "Коммивояжер" и брезгливо огляделся по сторонам. — Неужели нельзя было поговорить о НАШИХ, — он намеренно выделил голосом это слово, — делах в какой-либо более пристойной обстановке?

— А чем она вам не нравится, дружище? — хмыкнул в ответ "Таксист". — Да, конечно, не "Уолдорф-Астория", чего нет, того, увы, нет, и даже не Пятое авеню, но зато, уверяю вас, это вполне безопасное место.

И тут он совершенно не лукавил: если и подыскивать было место для конфиденциального разговора, который у этих людей должен был сейчас состояться, то лучше данного района вряд ли можно было придумать. Ну, в самом-то деле: кто в здравом уме и твёрдой памяти предположил бы, что два занимающих весьма высокое (каждый в своей сфере, разумеется!) положение джентльмена рискнут, переодевшись в весьма непрезентабельную одежду, не взяв с собой охрану и не поставив в известность многочисленную когорту своих помощников и секретарей, отправиться сюда? К скверику между "Парком динозавров" и отелями "Эксельсиор" и "Эндикот", расположившимися на углу Восемьдесят первой стрит и авеню Колумба.

"Высокие встречающие стороны" пожали друг другу руки и неторопливо двинулись по улице в направлении к "Музею истории естествознания" — именно из-за устроенной в нём экспозиции скелетов гигантских вымерших рептилий местные обыватели и окрестили сквер столь необычным именем, как "Парк динозавров".

"Коммивояжер" не переставал брюзжать — очевидно, его тонкая натура всё никак не могла примириться с выбором своего визави:

— Ты бы, Фрэнк, меня ещё в трущобы затащил, не в детские же игры играем...

— Не в детские, — согласился с ним "Таксист. — Но в серьёзные! Да ты не дрейфь! — он ободряюще хлопнул приятеля по плечу. — Тут район действительно безопасный, если соблюдаешь определённые правила поведения. Тем более, что местные грабители на "дело" выползают лишь с наступлением сумерек, а в данный момент предпочитают отсыпаться. Сил набираются, понимаешь, перед "охотой" на жирных тельцов, профессия-то у парней трудная, нервы постоянно горят, вот и приходится восстанавливаться...

— Шутки у тебя! — проворчал "Коммивояжер", которого тема уличных грабежей в данный момент совершенно не вдохновляла. Но проворчал без особой злости, пар он уже выпустил, оставалось теперь только обсудить АКТУАЛЬНЫЕ вопросы.

Было пустынно и прохладно.

— Зачем я тебе понадобился так срочно? Да ещё и в этом маскарадном костюме?

— Товар мне нужен, — сказал "Таксист" и проникновенно заглянув в глаза собеседника, истово чиркнул ладонью по своей шее. — Ты даже себе не представляешь, насколько ОЧЕНЬ ОН МНЕ НУЖЕН.

От этих слов и, главное, от тона, с каким они были произнесены, "Коммивояжер" чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшего на него возбуждения.

— Ты... Идиот!.. Да ты понимаешь, о чём сейчас ос мной говоришь?!! Забыл, что эти вопросы так не решаются? А если и обсуждаются, то не впрямую, а на более низком уровне...

— Тихо-тихо-тихо! — успокаивающе проговорил "Таксист". -Не надо орать и суетиться, ты сначала меня лучше дослушай. Да, я всё понимаю: ТОВАР идёт через вас и для тех, кому он нужен. Но вы всегда при этом в стороне и случись что, виновным окажется не правительство, а старый добрый дядюшка Фрэнки, авантюрист, мерзавец и первостатейный негодяй, с которым можно в случае чего особо и не церемониться...

— Что ты тут мне несёшь? — не выдержав, взорвался "Коммивояжер". — Прекрасно же знаешь, что мы тебя всегда прикроем, если ты не примешься самовольничать... Вот как сейчас ты мне и это демонстрируешь!

В его голосе уже звучала откровенная угроза. Но "Таксист" был не из тех, кого легко можно было испугать. Да и к тому же он прекрасно знал своего собеседника. И вполне себе представлял те границы, в которых ему было ДОЗВОЛЕНО резвиться.

— Фрэнк, дружище! — он примирительно тронул "Коммивояжера" за локоть. — Да не суетись ты так нервно, я же с тобой сейчас не как с правительственным чиновником беседую, иначе бы наша встреча проходила в совсем другом формате и не напоминала бы игру в шпионов, я просто пришёл поговорить, как простой человек с простым человеком... Понимаешь меня?

— И что же простому человеку Фрэнки нужно от его тёзки?

— Вот это — конструктивный подход! — обрадовался "Таксист". Кивнул на скамейку: — Присядем? Можешь быть абсолютно уверен: "жучки" в неё ещё не вмонтировали...

— Хватит! — поморщился "Коммивояжер. Но на скамейку всё же присел. Подождал, пока рядом с ним не опустится "Таксист" и только после этого спросил:

— Ну, я тебя слушаю.

— Есть люди, — невольно понизив голос, быстро заговорил "Таксист". — Причём, по твоему ведомству они пока не проходят, но это, как говорится, вопрос времени, они ещё придут к нам с ЗАКАЗАМИ. Но это когда ещё будет! А вот именно сейчас им очень нужен НАШ ТОВАР. И как можно скорее! — Он ещё больше понизил голос, так, что почти перешёл на шёпот:

— Платят совершенно сумасшедшие деньги! Причём, сразу сто процентов и предоплатой!

"Таксист" выразительно замолчал. Какое-то время "Коммивояжер" молчал, задумчиво потирая пальцем верхнюю губу. Потом спросил как можно более равнодушно. Но это равнодушие не могло обмануть его давнего приятеля и партнёра:

— Ну, а при чём тогда здесь я? У тебя что, своих запасов не имеется?

— Да есть, куда ж они денутся! — огорчённо махнул рукой "Таксист". — Только ведь клиентам АВТОМАТИЧЕСКИЕ образцы требуются. И потяжелее, понимаешь? Я бы, конечно, нашёл, что им надо, но но ведь — ВРЕМЯ, ВРЕМЯ! — он чуть не простонал. — Им же сейчас всё нужно! Сейчас!!

— Они что — маленькую революцию решили затеять? — фыркнул "Коммивояжер". — Или пронунсиаменто очередной надумали?

— Слушай, да какая тебе разница? — всплеснул руками "Таксист". — Главное, что люди платят и платят неплохие деньги. Более того, они даже сами готовы всё вывезти, дай им только адрес. Ну, что будем делать?

Этим своим "что будем делать", он как бы привязывал собеседника к намечавшейся сделке. Другой бы на месте "Коммивояжера", понятное дело, возмутился подобной постановкой вопроса, но только не он. Ибо, как уже говорилось ранее, эти люди прекрасно знали друг друга и были повязаны общими интересами во многих, скажем так, негоциях щекотливого характера.

— Откуда, говоришь, твой клиент? — поинтересовался "Коммивояжер".

— Никарагуа, — одними губами, на грани слышимости тут же обозначил географию будущих заказчиков "Таксист".

— Ах, вот оно что! Людям "Папы" опять неймётся... Ну, тогда я понимаю причину их спешки, хотя и не одобряю её. Впрочем, как ты понимаешь, это их дело, не мне судить. Знаешь, дружище, — тут "Коммивояжер" позволил себе покровительственно улыбнуться, — мне кажется, я смогу помочь этим парням...

— Отлично! — потёр довольно ладонями "Таксист". Он словно бы вновь возродился к жизни — из усталого и нервного человека он мгновенно стал энергичным и бодрым мужчиной, готовым на любые подвиги. "Коммивояжер" едва заметно поморщился — несмотря на то, что сам по крови был итальянцем, он, тем не менее, не выносил от окружающих излишней экспрессии, почитая её за глупость или неизжитую с детства склонность к театральщине.

— Подожди радоваться! — он постарался охладить пыл своего собеседника и вернуть его на землю. — Мы ещё не обсудили основного вопроса...

— А что его обсуждать? — удивился "Таксист". — Как обычно, двадцать процентов!

— Что?!! Это за срочность-то и риск?..

— Хорошо-хорошо, тогда твои условия?

— Ну, уж никак не меньше половины, сам же говорил, что клиенты платят СУМАСШЕДШИЕ деньги...

— Что?!!! Поумерь свои аппетиты! Мне тогда проще будет к Сэму* (примечание 11) обратиться!

В ответ "Коммивояжер" позволил себе саркастически рассмеяться: — Ну, напугал! Во-первых, он постарается сам отодвинуть тебя в сторону — и это в лучшем случае, а, во-вторых — подумай сначала, что ты будешь объяснять таможне и ФБР, которые невзначай наткнутся на твой ТОВАР?

— Ну, ты и сволочь! — с чувством произнёс "Таксист". — Ладно, твоя взяла: тридцать процентов!

— Сорок — и мы договорились!

— Ты меня без ножа режешь!

— А что делать, Фрэнки, что делать! У нас, чиновников, жизнь короткая: сегодня у власти, а завтра придёт новая администрация — и отправляйся на улицу, новые горизонты искать...

— Уж кто бы говорил, давно, наверное, запасной аэродром устроил!.. Ладно, ближе к делу.

— А ближе некуда. Значит, слушай меня внимательно: есть партия товара в отличном состоянии. Правда, не современная...

— Что значит: "не современная"?

— Времён второй мировой, — безмятежно пояснил "Коммивояжер". — Но ты не волнуйся, я ведь уже сказал, что он хорошего качества. И полностью удовлетворяет всем твоим требованиям. Более того. У клиентов даже не возникнет никаких проблем с госдепом и "джимэнами". Потому что склады с товаром находятся буквально под носом у клиентов. То есть, на их территории.

Он самодовольно улыбнулся, глядя на ошарашенного собеседника:

— Ну что, я порадовал тебя?

— Ещё бы!

— Только есть одно "но"! — сказал "Коммивояжер". — Какое?

— Склады находятся в труднодоступном районе, где нет никаких подходящих мест для посадки вертолётов или самолётов. Отсутствуют и дороги. Впрочем, если бы они и были, то это мало бы чем помогло — территория хоть формально и контролируется сандинистами, но на самом же деле полностью предоставлена сама себе: индейцы, бандиты и вообще чёрт знает какая публика. Грабят и убивают всех подряд. Так что, сухопутный вывоз отпадает, придётся забирать ТОВАР морем. Точнее, океаном, там побережье.

— Ну и отлично...

— Подожди, я ещё не всё сказал! — остановил своего темпераментного приятеля "Коммивояжер". — Есть ещё одно необходимое условие...

— Какое? — мгновенно насторожился "Таксист".

— За ТОВАРОМ ты отправишься с моими людьми! — твёрдо сказал "Коммивояжер". — И не возражай, пожалуйста, это не обсуждается. Люди они надёжные...

— Да у меня у самого таких полно!

— ... К тому же — не американцы, — продолжал с невозмутимым видом "Коммивояжер". — Плюс — знают испанский.

— Ладно, — скривился, сдаваясь "Таксист". — Пусть так. Но командую операцией я! И это моё последнее слово!

— Хочешь поиграть в бойскаутов? — насмешливо фыркнул собеседник. — Да сколько угодно. Не вижу никаких препятствий.

— — — — — — — — — — — — —

В те же часы, США, секретное совещание в СНБ (Совете национальной безопасности).

На совещание в так называемом Ситуационном зале Совета они собрались неожиданно, вне графика, и к тому же узким составом. Что наводило на определённые мысли.

Присутствовали: изрядно нервничавшие и даже не пытавшиеся этого скрывать генералы Александр Вуд и Карл Готорн — соответственно заместители министров ВВС и обороны; представитель Госдепартамента по имени Кеннет Крейн, невзрачного вида мужчина, большой специалист по странам Перешейка; конгрессмен Роберт Хэммет из комитета по делам разведки, к слову, сам в прошлом, диверсант, отметившийся личным участием в двух войнах, корейской и вьетнамской, а также советник президента Виктор Кларк.

Председательствовал генерал Готорн. Собственно, это он и созвал всех на это совещание.

Едва все расселись за широким овальным столом, он тут же взял слово:

— Господа! Извините за столь неожиданное приглашение, но у нас — неприятности.

Он на мгновение сделал паузу, очевидно, желая увидеть — какую реакцию произвели на сидящих в зале его слова, но участники совещания были люди опытные, слышали на своём веку и более ужасные речи, поэтому никак не отреагировали на генеральское заявление.

Только впервые попавший на подобное мероприятие советник Кларк позволил себе язвительный выпад в сторону Готорна:

— У нас — или у вас, генерал? Хотелось бы большей конкретики!

И с видом победителя он откинулся на спинку кресла.

— Будет и конкретика, — пообещал ему Готорн. И повернувшись к Вуду, распорядился:

— Прошу вас, генерал. Начинайте.

Тот кивнул:

— Спасибо. Господа, сегодня мы потеряли одну из наших "хэба" * (примечание 12), .. — поймав недоумевающие взгляды присутствующих, тут же поправился. — Прошу прощения, это наш рабочий жаргон, одним словом, речь идёт о стратегическом самолёте-разведчике "SR-71" "БлюБерд"...

Казалось, в зале установилась звенящая тишина. Которую первой нарушил Кларк.

— И каким же образом это произошло, генерал? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Мы пока не знаем, — честно признался Вуд. — Экипаж проводил обычный разведывательный полёт над территорией Никарагуа. Всё шло нормально, в штатном режиме. В 7.40 утра должен был состояться очередной, контрольный сеанс связи. Однако этого не случилось. Поскольку причина молчания пилотов продолжала оставаться неизвестной, то мы не стали отправлять по их маршруту другие машины — это могло бы привести к ненужным дипломатическим демаршам со стороны сандинистов, а воспользовались спутниками нашей орбитальной группировки. И, представьте, почти сразу же отыскали место падения самолёта...

— Всё-таки было падение... — задумчиво пробормотал кто-то, но кто именно — Готорн не заметил.

— Да, — кивнул генерал Вуд. — "Чёрный дрозд" упал на атлантическом побережье Никарагуа, в департаменте Селая — если это название кому-то о чём-то говорит.

— Да уж немало, — подал голос дипломат. И удручённо покачал головой: — И угораздило же парней выбрать себе место! Да там же самая настоящая клоака!.. Куда хоть точно они свалились?

— Неподалёку от реки Коко, — сказал Готорн. — Места там незаселённые, но местные индейцы нет-нет да и заглядывают в те края...

— Только этого нам ещё не хватало! — возмутился Кларк. — А ну, как они наткнуться на самолёт? Да властям сообщат...

— Это ни в коем случае допустить нельзя! — согласился с ним Готорн. — Мистер Крейн, — он посмотрел на представителя Госдепа. — Вы единственный среди нас специалист по этому региону, не введёте ли нас немного в курс: что он из себя представляет?

— Я уже сказал вполне определённо, — вздохнул чиновник, — "клоака"! В прямом и переносном смыслах. Понимаете, господа, исторически так сложилось, что Никарагуа как бы делится на две части: районы тихоокеанского побережья, наиболее развитые, с сухим климатом и плодородными почвами, и самые отсталые и труднодоступные, на атлантическом берегу. Первые осваивали испанцы, вторые достались англичанам. И последние мало что делали, чтобы улучшить положение местного населения. Понятно, что из-за такого разрыва в социально-экономическом развитии, отношения между этими двумя частями страны, мягко говоря, сложились очень и очень непростые. Те, кто жил на атлантическом побережье, не доверяли и недолюбливали жителей с тихоокеанского. И наоборот. Да что там о любви! Если даже в годы борьбы сандинистов с режимом Сомосы — а них в основном участвовало население из районов на берегу Тихого Океана, жители того же Селая не слишком-то их и поддерживали... Да они и вообще власти не выносят. Какими бы они не были.

Он вздохнул и подытожил:

— Так что, с одной стороны нам вроде бы повезло, что самолёт упал в столь плохо контролируемом и малодоступном месте, но вот с другой — это везение тут же становится неодолимой преградой на пути эвакуации машины.

Он замолчал и, словно бы извиняясь за всё сказанное, виновато развёл руками.

— Ну и что вы в таком случае нам предлагаете делать? — отрывисто спросил у него Вуд.

— Я всего лишь эксперт по странам Перешейка, да и то в определённых, узких сферах, но отнюдь не специалист-спасатель, — ушёл от прямого ответа Крейн. — Может, попробовать как-то решить проблему на межправительственном уровне?

— Ни в коем случае! — возмутился Готорн. — Вы себе только представьте: какой скандал поднимет Ортега, если узнает, что мы проводим полёты над его страной! А если и не станет кричать, то просто по-тихому наложит свою лапу на специальную аппаратуру нашего самолёта. Не забывайте, с кем дружат сандинисты!

— Тогда ничего не остаётся делать, как отправить туда группу наших спецназовцев с тайной миссией, — сказал конгрессмен. И все тут же повернулись к нему. А Хэммет продолжил развивать своё предложение: — Они подготовят площадку для приземления вертолётов, проведут эвакуацию экипажа — если парни ещё остались в живых, и вывезут наиболее ценные узлы самолёта, а всё остальное — взорвут.

— Нечто подобное мы уже рассматривали, — одобрительно кивнул Хэммету Готорн. — Только добираться к месту падения придётся через столицу республики — и под каким-либо официальным прикрытием. Так будет удобнее.

— Это уже ваша кухня, генерал! — сказал конгрессмен. — Но в целом лично я — "за".

— Присоединяюсь, — тут же подхватил эстафету Вуд.

— В принципе, и у меня нет каких-либо серьёзных возражений, — осторожно заметил Крейн.

Оставшийся в одиночестве Кларк ответил не сразу. Он очень не любил быть лично сопричастным к подобного рода скользким делам — и по долгу службы, и по врождённости собственной натуры. Однако в данном случае ему ничего не оставалось делать, как нехотя согласиться. Пускай и сквозь зубы.

Уже прощаясь, он в упор посмотрел на генералов и значительным тоном произнёс:

— И дай Бог, господа, чтобы в этом деле вам сопутствовала удача! Время пока терпит, но медлить я вам не советую. — И прибавил важно: — Президент пока что не решил: знает он об этом ЧП или нет. Но в любом случае, какое-то его решение по нему обязательно последует. Хотя и не сейчас.

Последним зал покидал Хэммет. У самых дверей его догнал голос Готорна:

— Одну минуту, сэр, не могли бы вы ненадолго задержаться.

— А почему бы и нет, — пожал плечами заинтригованный конгрессмен. И вернулся обратно к столу.

— Всё дело в том, что мы хотим познакомить вас ещё с одним обстоятельством, о котором мы намеренно не стали информировать остальных участников совещания, — начал генерал Готорн.

— Вот как, — сказал Хэммет и на его открытом и слегка полноватом лице не отразилось ровным счётом никаких эмоций. — Что ж, это любопытно. Я слушаю вас, генерал.

Готорн отошёл к соседнему столу, на котором находилось несколько телефонных аппаратов. Снял трубку с ближнего к себе и, дождавшись ответа, коротко бросил:

— Сержант, снимки номер три, семь и девять, пожалуйста. Интервал — десять секунд.

На стене вспыхнул один из экранов — и на нём появилось чёткое изображение зелёно-коричневого лесного массива. Сельва, сообразил конгрессмен, да, действительно, это она. Только снятая с довольно приличной высоты. Ну да, генерал же говорил что-то там такое о применении спутников.

Тем временем Карл Готорн взял в руки указку, подошёл к экрану и ткнул указкой в его левый нижний угол.

— Видите, вот это чёрно-голубое пятно гантелеобразной формы? — конгрессмен вгляделся и неуверенно кивнул: что-то такое там точно было. — Это и есть наш упавший самолёт.

Изображение сменилось другим, дававшим место падения уже с большим увеличением. И теперь в непонятном пятне, о котором только что упомянул генерал, уже можно было вполне свободно признать "SR-71".

Самолёт пробил тесно сросшиеся между собой кроны деревьев и упал на землю. Удивительно, но он казался совершенно неповреждённым — во всяком случае, никаких следов пожара, который с большей степенью вероятности должен был возникнуть при падении ни на самом корпусе летательного аппарата, ни на примыкавшей к нему растительности не наблюдалось. Как не было видно и каких-либо вмятин или трещин в металле.

И было на снимке ещё что-то, что влезло в кадр лишь одним — да и то не полностью, боком. Но даже и этой его части вполне было достаточно, чтобы сделать для себя кое-какие выводы.

Во-первых, это "что-то" имело явно рукотворную природу. Слишком уж ровный, правильный абрис, который только у артефактов и встретишь. А, во-вторых, его ярко-голубая окраска, сравнимая по своей цветовой насыщенности с небесной лазурью.

— И, наконец, последняя фотография, — генерал, казалось, немного смутился при этих словах, но тут же взял себя в руки. — Хочу сразу предупредить — это никакой не розыгрыш. И уж совершенно точно не монтаж и не ошибка аппаратуры. Оно действительно имеет место. Вы — человек трезвомыслящий, и надеюсь, теперь поймёте нас, почему мы не посвятили в это обстоятельство всех участников совещания.

На экране возник новый снимок, и парой секунд спустя конгрессмен Хэммет потрясённо выдавил из себя:

— Твою же мать!..

Других, более подходящих этому моменту слов, у него попросту не нашлось. Да и о чём ещё тут было говорить?

Ибо почти весь экран занимало изображение классической летающей тарелки. Такой, какую можно было увидеть в научно-фантастическом фильме или на сомнительном фото у уфолога.

Пробив буйную мешанину тропической зелени, она наполовину ушла в почву, одним боком примяв нос "SR-71".

— — — — — — — — — — — — — — — —

Спустя два дня. СССР, Московская область, где-то в лесном массиве неподалёку от Видного.

Комплекс невысоких зданий, утопавший посреди заснеженного леса, нёс на себе печать старины, но отнюдь не дряхлой старости.

Построили его ещё при царях. После прихода большевиков к власти он было впал в запустение, но продолжалось это состояние недолго: здания основательно подновили, привели всё в порядок и передали военным для их нужд.

Одно время тут располагался санаторий для космонавтов. Но потом отважным покорителям бескрайних просторов Вселенной подобрали более подходящее их звёздному статусу заведение, а это отдали военным лётчикам.

Этот переход никакак не сказался на заполняемости заведения желающими поправить своё здоровье. И потому, что отряд летунов и членов их семей был довольно значителен по своей численности, и ещё потому, что часть "курсовок" можно было теперь невозбранно приобрести* (приложение 13) и гражданским лицам — как по профсоюзной линии, так и обратившись заблаговременно в соответствующие подразделения по организации отдыха и туризма медуправлений флотов и военных округов страны. С единственным, правда, исключением — не в весенний и летний периоды, они-то как раз целиком и полностью оставались за людьми в погонах. Но вот осенью и зимой — пожалуйста!

Но даже это обстоятельство мало кого смущало из невоенного сословия, кому выпадал-таки счастливый случай сюда попасть. Ибо места тут были чудные, воздух — прелестный, совершенно не отравленный выбросами вредных отходов из труб промышленных гигантов советской экономики, да ещё и до Москвы, что называется, рукой было подать: каких-то полчаса езды на "электричке" и ты уже в столице. Чем не райские кущи? Так что зима особо никого не пугала.

Несколько в отдалении от основных корпусов санатория, за высокой металлической оградой, пряталось от нескомных взглядов не слишком большое и невысокое двухэтажное здание. Это-то возведено было уже в советские времена.

Среди отдыхающих бытовало стойкое убеждение, что тут останавливабются для непродолжительного лечения генералы из главкомата ВВС. И, вероятно, кое-кто из аппарата самого ЦК. В пользу последнего свидетельствовал тот факт, что наряду с носителями красных лампасов, к домику нет-нет, да наезжали на чёрных "волгах" товарищи в штатском — спокойные, уверенные на вид мужчины среднего возраста, с той печатью властности на лице, которая говорила, что их обладатели — люди не из последних. Да и расположенность строения на отшибе и самое настоящее КПП с вооружёнными солдатами при нём только укрепляли народ в этом мнении..."

Но мало кому было известно, что в этом невзрачном на вид особняке скрывалось одно из подразделений советской военной разведки — легендарного Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Министерства обороны СССР.

Сегодня утром сюда с интервалом в какие-то полторы-две минуты прибыли две машины. В одной из них приехал генерал-лейтенант Андрей Георгиевич Суконников, который в ГРУ курировал оперативную работу в Латинской Америке и в странах Карибского бассейна. Вторую занимал генерал-майор Виктор Дмитриевич Васильев. Ему подчинялись все диверсионные части и войска спецназначения Минобороны — за исключением ВДВ. У "войск дяди Васи" было своё начальство и свой фронт работ, мало соприкасавшийсяс деятельностью головорезов из военной разведки.

Машины ненадолго задержались у КПП — как раз на тот короткий отрезок времени, которого вполне хватило, чтобы дежурный в погонах прапорщика и с десантным автоматом на груди успел проверить у водителей и пассажиров "Волг" их документы (несмотря на то, что все приехавшие были прекрасно знакомы охране, ритуал идентификации личности соблюдался ею строго и неукоснительно, без каких-либо и кому-либо поблажек и снисхождений; тот же Суконников сам бы немедленно наказал прапорщика, вздумай тот пропустить генерала без обязательного предьявления пропуска), а его помощник, розовощёкий упитанный младший сержант, получив разрешающий кивок старшего, с невозмутимым видом открыл ворота и пропустил машины на охраняемую территорию, козырнув им вслед.

"Волги" проехали несколько метров и замерли рядом со входом в особняк.

Полный, с одутловатым лицом (ни для кого не было секретом, что он злоупотребляет "зелёным змием", но это ему прощалось, потому что на службе и взаимоотношениях с окружающими данный порок совсем не отражался) генерал Суконников неторопливо выбрался из своей машины, подождал, пока к нему не присоединится Васильев и, обменявшись рукопожатиями, они молча зашагали к зданию.

Внутри генералы миновали ещё один пост, на этот раз состоявший из двух лейтенантов со "стечкинами" на боках, которые с не меньшей, чем охрана на КПП, придирчивостью изучили их пропуска и посторонились, давая дорогу пройти.

По широкой лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, Суконников и Васильев поднялись на второй этаж и попали в пустой коридор, куда выходило несколько дверей, украшенных простыми деревянными табличками, на которых значились только одни фамилии и инициалы имени-отчества. Не задерживаясь ни у одной, генералы прошагали в дальний конец коридора и на мгновение остановились перед дверью, обитой в отличие от всех прочих здесь натуральной чёрной кожей. Табличка на двери отсутствовала. Но и без неё было понятно, что за ней сидит САМЫЙ ГЛАВНЫЙ в этом здании.

Васильев наклонился к уху Суконника и озабоченно шепнул, кивая на дверь:

— Как думаешь, Георгич, зачем мы ему понадобились? Ну, ты-то понятно, но — я? Не понимиаю!

— Сейчас узнаем, — буркнул Суконников, играя в такого же непонятливого, хотя кое-какие соображения у него и возникли. Сразу же, как только он увидел, что с ним за компанию вызвали сюда и Васильева.

Генерал решительно толкнул дверь. За ней обнаружилась крохотная, но довольно уютная приёмная с цветами в горшочках на подоконнике и морскими пейзажами на стенах. Секретарша, некрасивая худощавая женщина лет сорока, затянутая гэдээроское синее кримпленовое платье, окинула посетителей строгим взглядом и сухо сказала:

— Вы — вовремя, Евгений Евгеньевич ждёт вас. Проходите.

И тут же теряя интерес к приехавшим, склонилась над какими-то бумагами.

Большой, просторный кабинет, в котором очутились генералы, был залит ярким электрическим светом. Всё здесь было обставлено в том безликом функциональном стиле, характерном для основного большинства военных учреждений страны: письменный стол, с несколькими телефонами, в том числе и с "вертушкой"* (см. примечание 14), пара шкафов с книгами классиков марксизма-ленинизма, военными мемуарами и справочниками. В левом от стола углу — большой железный сейф, в правом — телевизор на подставке и широкий кожаный диван. Рядом с ним же, вдоль стены — несколько обычных стульев. На стене, за спиной хозяина кабинета, портрет дорогого Леонида Ильича, чуть ниже и правее его — другой портрет, министра обороны.

Всё строго, по-деловому, дабы не отвлекаться на ненужное, а полностью посвящать себя работе.

Генералы вытянулись по стойке "смирно" и доложились:

— Товарищ генерал-полковник, генерал-лейтенант Суконников по вашему приказанию прибыл!

— Товарищ генерал-полковник, генерал-майор Васильев по вашему приказанию прибыл!

— Вольно-вольно! — махнул им рукой хозяин кабинета, поднимаясь с кресла и выходя из-за стола. Был это мужчина весь из себя видный, плотного телосложения, похожий скорее на борца-тяжеловеса или штангиста, чем на военного, с коротким ёжиком седых волос на голове, широкими, сросшимися у переносицы густыми чёрными бровями, одетый в элегантный чёрный костюм и белую рубашку с тёмно-зелёным галстуком. Звали его Евгением Евгеньевичем Долматовым и в иерархии ГРУ он считался третьим, после начальника управления и его первого зама, лицом. А если уж быть точным, то на данный момент — и самым главным. Ибо начальник ГРУ скорее царствовал, чем правил в своём ведомстве, во всём всецело полагаясь на ближайших помощников, а сам занимаясь тем, что в кругах людей его ранга и властных полномочий именуется "высокой политикой". А что до первого зама, то он был типичным партийным назначенцем, совсем недавно пришедшем в разведку из кадров ГлавПура. В делах спецслужб он ровным счётом ничего не понимал, так как по роду своей предыдущей деятельности занимался совершенно другой работой, и поэтому, как человек мудрый, старался подчинённым не мешать. Редкое, вообще-то говоря, качество для партназначенца!

Так что бремя реального руководства "Конторой" этими двумя людьми было с удовольствием возложено на отнюдь не хилые плечи Долматова. Мужика толкового и настоящего "профи" (более двадцати лет работы "в поле"* (см. примечание 14) в разных частях света — это вам, понимаешь, не щи лаптями хлебать!) и опытного, к тому же, мастера подковёрных интриг, без которых в их нелёгком деле ну совершенно невозможно! И остаётся ещё добавить, что в этом тонком искусстве Евгений Евгеньевич достиг немалого мастерства и равных ему среди коллег-военачальников, пожалуй, что и не было, иначе бы он не стал тем, кем он сейчас стал!).

— Давайте, мужики, без чинов, проходите и присаживайтесь! — с радушным видом пригласил подчинённых Долматов, указывая им на кожаный диван. Впрочем, это его радушие никого из хорошо знающих генерал-полковника людей обмануть не могло. Ибо с тем же самым невинным выражением лица и благодушным настроем, Долматов мог и приласкать, и выдать по полной программе, невзирая на звания и заслуги. Как говорится: что заслужил — то и получи!

Подождал, пока генералы усядутся на диван, и только тогда присоединился к ним. Внимательно оглядел заметно напрягшихся сотрудников, довольно хмыкнул и сказал, обращаясь к непосредственно к Суконникову:

— А скажите-ка мне, Андрей Георгиевич, как на данный момент обстоят дела на вверенном вам участке ответственности?

Вопрос для Суконникова не оказался неожиданным — а то ради чего бы тогда стоило вызывать его к руководству? — и поэтому, перед тем, как выехать в Видное, он наскоро заслушал своих помощников по текущей ситуации в латиноамериканском регионе. Заслушал — и несколько успокоился: ничего сверхординарного там за последние сутки не произошло, так, сплошная мелочёвка. Но на всякий случай всё же позволил осторожно поинтересоваться у Довлатова:

— Что вы имеете в виду, товарищ генерал-полковник?

— Ну, скажем там, каких-либо крупных ЧП, военных конфликтов или больших скандалов? Не было ничего похожего, а? — любезным тоном пояснил Довлатов и выжидательно посмотрел на собеседника своими желтовато-серыми глазами матёрого волка.

— Пока всё мирно, товарищ генерал-полковник! — уверенно заверил его Суконников. — В Мексике кое-где постреливают, но это и раньше бывало, местные наркокартели играются, нас их дело совершенно не касаются, в Панаму вчера зашла яхта "Аврора" небезызвестного вам магистра Джелли. Видимо, решил отсидеться там после кампании нападок на него в итальянской прессе, в Никарагуа сандинисты перехватили крупную партию оружия, её с территории Коста-Рики пытались ввезти в страну люди Фрэнка Терпила* (см. примечание 14), в Колумбии...

— Стоп! — поднял руку Долматов, обрывая доклад Суконникова и тот послушно умолк. — Отставить всё прочее, вернёмся к сандинистам. Больше ничего СЕРЬЁЗНОГО там ваши люди не зафиксировали? — он пытливо заглянул в глаза генерала.

— Никак нет, товарищ генерал-полковник!

— Жаль! А вот по моим данным, — Довлатов намеренно подчеркнул эти слова, — там на днях разбился американский самолёт-разведчик. Местные власти об этом пока ничего не знают, иначе бы давно собрали все обломки и вывезли своим старшим товарищам из Гаваны. И не факт, что потом бы "барбудос" поделились с нами этой находкой. А тайн там хватает: начиная с новейшей спецаппаратуры, которую собственно в том полёте и обкатывали американцы, и кончая собранной ими развединформацией. Которой, сами понимаете, цены нет — и государству нашему она бы очень пригодилась. Понимаете, о чём я веду речь?

Он бросил на генералов суровый взгляд и те невольно подтянулись, поедая начальство преданными взорами. Пусть лесть и грубовата, и заметна невооружённым взглядом, но и от неё любому, даже самому умному и проницательному руководителю всегда приятно. И Долматов не был здесь исключением.

— Ладно-ладно, — проворчал он, — Вижу, что свою задачу уже поняли. Вы, Васильев, — он посмотрел на генерал-майора, и тот, опережая начальство, громко и молодецки рявкнул: — Мои парни, товарищ генерал-полковник, готовы выполнить любое задание партии и правительства, в любое время и при любых условиях!

— Это хорошо, что они у вас такие орлы, — благосклонно покивал ему головой Долматов. — Только учтите, пожалуйста, что действовать им придётся без взаимодействия с никарагуанскими властями. Так сказать, полулегально, под какой-нибудь "крышей" ("Сделаем!" — пообещал, включаясь в разговор Суконников). Точнее, привлечь никарагуанцев вы можете, но — "втёмную", — предупредил Васильева Долматов, — Не раскрывая им конечной цели вашего визита. Андрей Георгиевич!

— Да, товарищ генерал-полковник?

— Проработайте с вашими сотрудниками этот вопрос. Сегодня же! Чтобы уже завтра утром люди генерал-майора Васильева могли вылететь из Москвы. Кстати, в это же время в Манагуа убывает группа наших специалистов, вот с ними пусть и отправляются. В толпе оно всё как-то незаметнее будет. Необходимое снаряжение вышлите диппочтой, на имя нашего атташе в Никарагуа, он же окажет группе там всю посильную помощь. Но! — Довлатов предостерегающе поднял указательный палец, — И он ничего конкретного не должен знать о задании. Задача — ясна? Вопросы ещё будут?

— Никак нет, товарищ генерал-полковник! Разрешите идти?

— Идите! — отпустил их Довлатов. — Да, Андрей Георгиевич, — окликнул он Суконникова, уже выходившего в приёмную, — все материалы по упавшему самолёту возьмите у своего адъютанта, фельдъегеря к нему я уже отправил.

У своих машин генералы остановились и переглянулись. Васильев выглядел озабоченным. И не думал скрывать своего настроения. Недовольно проговорил, ударив с силой кулаком по подставленной ладони:

— Одного никак не пойму, Георгич, что за спешка такая с этим самолётом, ты мне можешь сказать? Нет, мои парни, конечно, хоть сейчас в пекло к чёрту залезут, но гнать-то так к чему? За такой короткий срок ни "легенду" более-менее толковую не сварганишь, ни по местности заранее привязку не кинешь... Всё равно, что вслепую, без парашюта, на вражескую территорию десантироваться!

— Плюнь! — философски посоветовал ему Суконников. — Ни мы первые, ни мы последние. Не хуже меня ведь знаешь, что есть такие слова: "надо!" и "приказ!"..

— Ой, только не надо меня агитировать за Советскую власть! — поморщился словно от кислого Васильев. — Не первый год замужем... Ладно, поехали! — он полез было в салон своей "Волги", но на полпути задержался и обернулся к Суконникову: Да, кстати, сколько мне парней под это дело готовить?

— Я думаю, человек семь-восемь вполне будет достаточно, — раздумчиво проговорил Суконников. — И подбери какого-нибудь специалиста по самолётам. Лучше, из военных инженеров, человек в погонах, знаешь, по-надёжнее гражданского будет...

— Ну да, ну да, — не мог не согласиться с ним Васильев.

— И желательно со знанием английского, а ещё лучше испанского, — продолжил Суконников. — Сумеешь сыскать или мне подсобить?

Он испытующе посмотрел на приятеля. Васильев недовольно фыркнул:

— Ты меня, Георгич, за мальчишку-то не держи! Справлюсь и сам. Ну, бывай! Жду звонка от тебя.

Его "Волга" фыркнула мотором, резко, так что Суконникова обдало снегом, сорвалась с места и унеслась по направленмию к выезду с территории особняка.

— Жди-жди! — буркнул вслед машине Суконников, усаживаясь в свою. — Лёня, — приказал водителю, — давай в темпе в Москву! — после чего откинулся на спинку кресла, смежил веки и задумался.

И было отчего. Всё в этой истории пахло большими странностями и непонятками, если не сказать хуже. Взять, скажем, ту же самую спешку, на которую сразу же обратил внимание Васильев.

За всё время своей службы военным разведчиком, генералу Суконникову не раз и не два доводилось сталкиваться с ситуациями, требующими быстрых и решительных действий. Но ещё никогда ему не приходилось готовить операциив таком жёстком цейтноте.

А само задание? То, что шеф каким-то одному ему ведомым образом узнал о падении самолёта раньше своего зама, говорило о многом. Например, о том, что у Долматова есть своя личная и не менее эффективная разведсеть, чем у ГРУ. И сие обстоятельство никакой радости не доставляет, поскольку ставит под удар в первую очередь его, Суконникова. Мол, какой же ты руководитель нелегальной службы, если она на порядок отстаёт от добычи важнейшей информации? И, следовательно, зачем в этом случае нужен такой руководитель?

Есть, правда, и ещё один вариант, но тоже не слишком радостный. А именно, что кто-то из коллег решил подсидеть его, генерала Суконникова. Для чего и слил шефу информацию о самолёте. Заинтересованных лиц этой интриги выявить несложно: с более чем пятидесятипроцентной уверенностью можно утверждать, что сведения пришли либо из подраздеоления, курирующего Североамериканский континент, либо из того, что "сидит" на Европейском театре действий и отвечает за контроль действий НАТО.

Но как бы там оно ни обстояло на самом деле, положение от этого лучше не делается. Потому что это — готовый козырь в руках его недоброжелателей и завистников, спящих и видящих как бы поскорее попросить генерала Суконникова сменить военный мундир действующего генерала на штатский костюм пенсионера.

Счастье, что ещё шеф не поставил ему в укор прокол с информацией об этой авиакатастрофе. Хотя и мог. Но не стал этого делать. И не потому, что пожалел — Долматову подобное чувство было неведомо, а в силу обычного прагматизма: кто ж расшвыривается "полезными инструментами"? А Суконников как раз и был из таковых.

А может его спасли форс-мажорные обстоятельства... Недаром ведь операция началась в такой спешке. Однако не факт, что суконниковский просчёт оказался благополучно забыт — у Долматова всё ложилось на полочку, в ожидании нужного момента. И теперь провались задание, виновного долго искать не придётся, вот он: генерал-лейтенант Андрей Георгиевич Суконников собственной персоной. Лично отвечавший за подготовку и проведение этой операции. Взгреют так, что мало не покажется! Тут одним выходом на пенсию не отделаешься, а запросто погон лишишься. А то и — чур меня, чур! — из партии вылетишь. А это — страшнее будет.

Мда, перспективы, что и говорить, малоприятные. И теперь ему остаётся только одно: выполнить порученное задание на должном уровне. Как говорили в Великую Отечественную: "Победа всё спишет..."

И приняв такое решение, Суконников немедленно повеселел, залез в карман шинели и извлёк отттуда небольшую изогнутую плоскую фляжечку из серебра. Быстро свинтил колпачок — по салону "Волги" моментально поплыл резкий запах коньяка, но водитель и глазом не моргнул, продолжал гнать автомобиль, и как следует приложился к ней. Коньяк горячей волной пролетел по пищеводу, стремительно ухнул в желудок и мгновенно развеял все дурные мысли, настраивая генерала на рабочий лад. Нет, парни, не всё так плохо, мы ещё по-боремся, ещё покажем кой-кому Кузькину мать!

ПРИМЕЧАНИЯ К ПРОЛОГУ.

1. Коммендатторе (италь.) — в Италии — распространённое обращение к очень уважаемому, богатому или влиятельному человеку.

2. Личо (Личио) Джелли — глава скандально известной итальянской масонской ложи "П-2" ("Пропаганда-2"). Вступил в неё в 1962 году, практически сразу став в ней "мастером" ("магистром"), вопреки всем правилам масонства.

В 1969-ом Джелли уже секретарь-организатор "П-2". При нём ряды ложи увеличились почти в два раза.

О влиятельности Джелли красноречиво свидетельствует тот факт, что когда 14 декабря 1974 года "Гранд Ложа" (конгресс представителей всех масонских организаций Италии) упразднил было "П-2", то именно Джелли лично позвонил "Великому мастеру" итальянских масонов Лино Сальвини и весело поинтересовался у него, как тому понравится, если Сальвини буквально через полчаса отправят в тюрьму. В итоге от "П-2" отстали".

Есть все основания полагать, что Джелли был тесно замешан во многих политических и финансовых скандалах как в Италии, так и в Европе (тут и отмывание "грязных денег" через банк Ватикана, шантаж и угрозы в адрес видных политиков и промышленников, связь с наркоторговлей и нелегальным оборотом драгоценных камней и золота, и причастность к ряду попыток государственного переворота в Италии).

В 1980 году полиция начала следствие в отношении Личо Джелли по обвинению его в серии подлогов. В марте 1981 года следователи Джулиано Туроне и Гвидо Виола обыскали виллу Джелли "Ванда" и обнаружили там документы, которые стали причиной самого громкого и крупного скандала в Италии. Были найдены тридцать блокнотов, принадлежавших Джелли, с досье на крупных политиков, чиновников и финансистов, а также — полный список ложи "П-2", включавший девятьсот шестьдесят две фамилии.

Был составлен доклад на имя президента Италии. Список ложи также стал известен премьер-министру страны Форлани, который обнародовал его.

Скандал привёл к отставке правительства. Джелли успел покинуть страну, но в сентябре 1982 года его арестовали в Женеве при попытке снять сто восемьдесят миллионов лир с одного из своих счетов и заключили в тюрьму Шан-Доллон. Швейцарские власти начали переговоры о выдаче Джелли итальянскому правосудию, однако в августе 1983 года Джелли сбежал из тюрьмы. Через Францию он попал в Монте-Карло и уже оттуда перебрался в Латинскую Америку, где его с почётом приняли военные власти в Уругвая.

В 1986 году Джелли неожиданно прибыл в Женеву и добровольно сдался полиции. Ему было предъявлено обвинение в подкупе государственного служащего с целью организации побега. А в декабре 1987 года суд приговорил Джелли к шестнадцати месяцам тюрьмы условно и запретил ему появляться в Швейцарии в течение десяти лет. В феврале 1988 года Джелли переправили в Италию и заключили в специально оборудованный бункер полицейской школы в Парме. Джелли был осуждён, но по закону об освобождении лиц, достигших шестидесятипятилетнего возраста вышел на свободу.

3. Ложа "П-2" ("Пропаганда-2") — была основана в Турине в 1877 году. Называлась тогда она "Propaganda Massonica" и объединяла в своих рядах дворян Пьемонта и в видных чиновников Королевства Италия. Сменила название на "П-2" в 1945 году, когда перешла под юрисдикцию "Великого Востока Италии", в котором членствовала до 1976 года.

Официально в списках Великого Востока не числилась, считаясь секретной личной ложей его "Великого мастера". Обладала правом посвящения кандидатов в свой состав, имена которых также не включались в списки "Великого Востока". Собрания в ней проходили редко, она практически не функционировала, пока ложу не возглавил небезызвестный Личо Джелли.

В 1976 году Джелли попросил разрешения временно приостановить работы в "П-2", что позволило ему сохранить некоторую видимость регулярной её деятельности и неподотчетности "Великому Востоку".

В 1976 году "П-2" лишили патента, но до 1981 года она продолжала действовать, что являлось грубейшим нарушением итальянского законодательства, которое запрещает членство правительственных чиновников в тайных организациях. Ложа потеряла свой статус официальной масонской организации и тем самым перешла в разряд так называемых "диких лож", чьи действия никем не признавались и с кем уже не вели никаких (во всяком случае, явных) отношений все остальные масонские организации Италии. В 1980 году глава ложи в одном из своих интервью проболтался о своем влиянии в масонских институтах. Разгневанные этим заявлением, итальянские масоны созвали заседание своего трибунала, который в 1981 году отстранил Джелли от его должности, а его ложу "П-2" закрыл.

4. "Бригатисты" — члены известной подпольной леворадикальной организации "Brigate Rosse" ("Красные бригады"), активно действовавшей в конце двадцатого века на территории Италии. Основана в 1970 году. Сочетала методы городской партизанской войны с ненасильственными способами борьбы с властями (пропаганда, создание полулегальных организаций на заводах и в университетах). Численность Красных бригад доходила до двадцати пяти тысяч человек. Своей целью ставили создание революционного государства и его отход Запада. В 1980-х года "бригатистов" почти полностью разгромили правоохранительные органы Италии.

5. Генерал Карло Альберто Далла Кьеза — генерал итальянской полиции. Человек, нанёсший серьезный урон политическому терроризму в стране. Активно действовал и против мафии. Был назначен префектом Палермо (Сицилия), где очень основательно почистил остров от организованных преступных групп. За что ему мафия и вынесла ему приговор, который и был приведен в действие наёмными убийцами.

6. ЧЕСИС (Межминистерский комитет по информации и безопасности) — специальный орган, созданный в Италии весной 1978 года в ходе реорганизации спецслужб страны. Был призван координировать деятельность секретной службы МВД (СИСДЕ) и секретной службы Минобороны (СИСМИ). Шеф комитета — Вальтер Перози. Весной 1981 года он был вынужден уйти в отставку и попал под суд за связи с тайной масонской ложей "П-2".

7. ОВРА (OVRA, от итал. Organo di Vigilanza dei Reati Antistatali — "Орган надзора за антигосударственными проявлениями") — орган политического сыска в Королевстве Италия времен короля Виктора Эммануила III. Возник в 1921 году, как внутрипартийный орган движения Бенито Муссолини, став с конца 1922 — начала 1923 года службой личной безопасности дуче и службой внутренней безопасности в национальной фашистской партии. В 1926 году ОВРА становится органом политической безопасности Королевства Италия, а 1927 года вводится в аппарат государственной полиции. ОВРА не являлась военизированным формированием, и всегда относилась к гражданским полицейским силам, а не к военизированной полиции (карабинерам).

С 1943 года (после оккупации Италии войсками Третьего рейха) основная часть сотрудников ОВРА фактически стали агентами британского департамента спецопераций (Special Operations Executive (SOE)) и стали проводить диверсионную деятельность против немецких оккупационных сил. А другая часть сотрудников ОВРА бежала на север Италии, на территорию "фашистского государства"(Республика Сало), и присоединился к республиканским силам безопасности Муссолини.

После окончания войны была в службу внутренней разведки Итальянской Республики (Servizio Informazioni Speciali, SIS). Большинство сотрудников, служивших в ОВРА в период Муссолини, так и остались на службе в этом органе, как опытные специалисты.

8. "Волки Деница" — подводники гросс-адмирала Третьего рейха Деница, охотившиеся на торговые суда и боевые корабли стран антигитлеровской коалиции.

9. "Огненная земля" — секретная операция Третьего рейха, разработанная в 1944 году. Цель — обеспечение тайной эвакуации за океан германских специалистов , ценностей, валюты, архивов и оружия и создание в Латинской Америке немецких колоний-поселений. Основные потоки тайных мигрантов шли в Парагвай, Аргкентину, Бразилию, Чили и Боливию.

10. "Комитет" — сволего рода "запасная ложа" масонской организации "П-2". Возникла в 1979 году, когда Джелли, обеспокоенный ходом расследования о взрыве экспресса "Италикус", решил подстраховаться. Для чего и организовал в Монте-Карло новую, ещё более засекреченную ложу, куда вошли часть наиболее влиятельных членов "П-2", так и новые адепты. В создании "Комитета" акитивно участвовали, в частности, Энцио Джункилья, адвокат Федерико Феличе, глава филиала ложи "П-2" в Лигурии Уильям Розетти и Энрико Фриттоли, сотрудник фирмы "ЛокадиN из Монте-Карло. Кстати, офис "Локади" на улице Сен-Шарль, дом номер 5 стал почтовым ящиком новой ложи.

Кандидат в её члены должен был обладать максимально возможной властью в какой-либо сфере политической, военной, экономической или общественной жизни Италии.

Ложа "Комитет" имела в стране тридцать три филиала.

11. Сэм Каммингз — известный международной торговец оружием, глава фирмы "Интерармз".

12. "Хэба" — прозвище, которым жители Японии наградили базтровавшиеся в их стране самолёты-разведчики "SR-71". Тонкий и вытянутый корпус чёрного цвета этих летательных аппаратов очень напоминал силуэт местных ядовитых змей, называемых "хэба".

13. Весьма распространённая примерно с 1970-80 годов и по наше время практика поездок гражданских лиц в места отдыха Минобороны нашей страны. Автор лично в 1985 году возил свою уфимскую подружку на отдых на одну из ленинградских турбаз МО СССР.

14. "В поле" — из жаргона разведслужб. То есть, на театре оперативных действий (за границей, за линией фронта или в прифронтовой полосе).

15. "Вертушка" — так в СССР называли телефон прямой правительственной связи (обычно в корпусе белого цвета с государственным гербом золотого цвета).

16. Фрэнк Терпил — известный международный торговец оружием. Как и Каммингз — американец. Работал на ЦРУ. Однако в 1972 году влип в скандал в Индии (связанный с незаконными валютными операциями в этой стране) и был вынужден покинуть "Агентство". Но связей с ним не прервал.

Основал после этого частную компанию "Делекс Интернейшнл" по торговле оружием, боеприпасами и военной техникой со странами "третьего мира". Очень тесно контактировал с другим оружейным торговцем Сэмом Каммингзом. Был близким пнриятелем шаха Ирана, поставлял оружие и снаряжение его личной охране и технику подслушивания и радиоперехвата для шахской службы безопасности САВАК.

Оружием Те6рпила пользовались, в частности, афганские душманы, кубинские "гусанос" и фалангисты из Бейрута. Не исключеается вероятность поставок военной техники и никарагуанским "контрас".

В ноябре 1981 года был арестован в СШАза незаконный вывозпартии оружия, однако вскоре сбежал из мест заключения(не без помощи своих покровителей из ЦРУ), покинул территорию Соединённых Штатов и перебрался на место жительства в Бейрут.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Шахматы-1. Пешки делают ходы...

"И умру я не в постели

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще."

("Я и Вы", Николай

Гумилёв).

"Никогда ничего даже похожего На то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло..."

("Солнечный удар", Иван

Бунин).

"Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое тёмный ужас начинателя игры!"

("Волшебная скрипка,

Николай Гумилёв).

Глава 1.

Андрей вышел на трап последним и сразу же окунулся в жаркий, не по родному одуряще пахнущий и жаркий воздух Никарагуа. На мгновение задержался на верхней ступеньке. То, что он испытал в этот миг, наверное, трудно было передать словами, настолько радостно-возбуждённое и восторженное чувство его сейчас охватило...

Что ж, слова — словами, они приходят и уходят, а вот то ощущение и понимание, что юношеские мечты всё ж таки начали сбываться и сбываться неожиданно, когда этого совсем не ждёшь, и вместо недосягаемой до этого момента Латинской Америке, ещё недавно пределом мечтаний были поездка в Болгарию на Сланчев Бряг или Златы Пясцы, ну или в ту же Югославию, наполняло душу каким-то безумным и мрачным восторгом. Говоря Сашкиными словами: "Это было НЕЧТО!"

Андрей счастливо зажмурился, тем более, что и в глаза ему било ослепительное южноамериканское солнце, и с какой-то глупой улыбкой на губах, сдвинув на кончик носа чёрные "Мона Лизу" (тоже, кстати, Сашкин подарок на день рождения — достал по блату у кого-то из приятелей своей супружницы, недавно вернувшегося с театральных гастролей в какой-то из стран "народной демократии" — то ли Венгрии, а то ли Польши, и прикупивший там несколько пар этих модных очков), решительно начал спускаться по трапу вниз, спеша присоединиться к группе соотечественников, неуверенной толпой высыпавшей "бетонку" местного аэродрома... 2

Солнце палило немилосердно, совсем как где-нибудь в Крыму, в середине июля — Новикову как-то довелось отдыхать в Феодосии, в одном из местных домов отдыха, и если бы не море, то он бы повесился от удушающей жары. С тех пор Андрей проникся большим расположением к южной осени, нежели чем к лету. Но тут-то стоял ноябрь! В голове просто не укладывалось!

Новиков слегка играя на публику манерно вытянул из нагрудного кармашка своей ослепительно белой рубашки КРАСНЫЙ носовой платок и несколько вальяжным жестом промокнул выступивший на лбу обильный пот. Поймал откровенно неприязненный взгляд товарища Голобоева (именно так, без всякого имени-отчества, тот представился своим спутникам по предстоящему перелёту ещё в московском аэропорту, когда их знакомил друг с другом представитель МИДа) — тот отчего сразу невзлюбил Новикова и потом с какой-то КЛАССОВОЙ ненавистью весь полёт пялился в затылок Андрея мрачным взором, словно Ленин на недобитую буржуазию.

Новиков из озорства хотел было поддразнить бдительного дяденьку и показать ему язык, но потом передумал: ни к чему метать бисер перед свиньями! Да и кто там его знает, в каком ВЕДОМСТВЕ изволит пребывать ТОВАРИЩ, возьмёт ещё да и НАКАТАЕТ "телег" по возвращению в родные пенаты. А то и сейчас подсуетится. С него станется! А оно ему, Новикову, надо? Нет, совсем не надо! Ну и пусть тогда ЗЫРИТ, за погляд, как говорится, денег не берут.

Поэтому Новиков делано-равнодушно скользнул ничего не выражающим взглядом по пухлой, как у "голубого воришки Альхена" (в представлении, рождённом фантазиями советских кинематографистов, поставивших "12 стульев" с блистательным Арчилом Гомиашвили в роли Остапа Бендера) фигуре товарища Голобоева (того аж передёрнуло!) и ни к кому лично не обращаясь громко поинтересовался:

— А где же, интересно, встречающие?

Что тут же вызвало новую вспышку гнева у товарища Голобоева. Видимо, то руководящее положение, которое он занимал в стране отечественных берёз и осин, приучило его к постоянному подобострастию со стороны окружающих. И посему поведение пускай и не подчинённого ему человека немедленно рождало начальственное возмущение. И желание немедленно поставить наглеца на его место. Как там у классика? "И вам не можно сметь своё суждение иметь!.." Если, конечно, Андрей ничего не перепутал в этой цитации. Но по общему смыслу вообще-то где-то так.

Не ПОПРАВИТЬ державшегося ещё с Москвы излишне независимо журналиста Голобоев просто не мог. Это было выше его сил. Поэтому он, побагровев, язвительно вопросил:

— Товарищ на трапе! Да-да, я к вам обращаюсь! Вам что, особое приглашение требуется? Вы, между прочим, всех задерживаете, мы же из-за вас уехать не можем...

Вот же кретин! Ну как на такого сердиться и как такому не ответить?

— Это вы — мне? — спокойно осведомился у начальственного товарища Андрей, с удовольствием наблюдая, как от его слов и без того красное от жары и злости лицо Голобоева становится еще более багровым, чуть ли не чернея. — Так ведь пока никакого транспорта на горизонте не наблюдается. А перемещаться по лётному полю без сопровождения и тем паче — без соответствующего разрешения, знаете ли — ЧРЕВАТО!

И вежливо улыбнулся. В толпе пассажиров, с удовольствием лицезревших разворачивавшуюся на их глазах эту сценку, издевательски захихикали. На Голобоева эти смешки подействовали, словно красная тряпка на быка. И более себя не сдерживая, ответственный товарищ взорвался номенклатурным гневом:

— Пр-р-рекратить мне эту демагогию! Немедленно вниз!..

— Слущаю и повинуюсь, мой повелитель! — фыркнул Андрей и шутовски откозыряв, сбежал вниз по трапу и присоединился к остальной группе прилетевших. "Альхен"-Голобоев что-то там продолжал возмущённо бухтеть себе под нос, но его уже никто не слушал. Потму что на поле наконец-то появился долгожданный транспорт: длинный, весь исписанный разноцветными красками (видимо, то были лозунги), автобус лихо подкатил к самолёту и взвизгнув тормозами, резко остановился в двух метрах от советских товарищей. Дверь раскрылась и из салона выбрался высокий молодой парень лет двадцати шести-двадцати восьми, весь, несмотря на жару, в строгом чёрном костюме и белой рубашке с галстуком, и просияв ослепительной улыбкой во все своих белоснежных тридцать два зуба, бодро возвестил:

— Доброе утро, товарищи! Рад вас всех приветствовать на этой гостеприимной никарагуанской земле! Меня зовут Николай, фамилия Огнев, я сотрудник нашего посольства в Манагуа. На первых порах я буду вашим гидом, сопровождающим и консультантом. Прошу любить и жаловать! Сейчас мы все погрузимся в этот "мастодонт", — он небрежно кивнул в сторону автобуса, — и отправимся в отель "Интерконтиненталь", где вы будете жить.

Ещё одна широкая белозубая улыбка — на сей раз, правда, больше адресованная симпатичной брюнетке, прилетевшей в Никарагуа этим же рейсом, но стоявшая сейчас несколько обособленно от группы советских специалистов. Явная иностранка, отметил про себя Новиков, глаз на них у него был давно намётан, ибо в родной Первопрестольной Андрею доводилось частенько сталкиваться с прекрасным полом "из-за бугра" — в основном, то были студентки и аспирантки из университета имени Патриса Лумумбы и МГУ.

Судя по внешности, ЭТА была латиноамериканкой. Уж больно типаж соответствующий для жителей данного континента: невысокого росточка, тоненькая и стройная, как тростинка, с большой грудью, слегка смугловатым лицом и открытым лбом, со жгуче-чёрными глазами и волосами цвета воронова крыла, подбитыми вверх и покрытыми лаком, на которых, преломляясь, вспыхивают разноцветными искорками щедро льющиеся с лазурного небосвода солнечные лучи, и со спадающими на виски вьющимися локонами, кокетливо и вместе с тем трогательно-целомудренно вздрагивающими при малейшем движении.

Голову можно было прозакладывать, что среди её предков "засветилось" немало высокородных грандов самого что ни на есть чистейшего испанского розлива — привет конкистадорам! Ну просто прелесть, что за девушка!

В любое другое время Новиков бы не упустил такого редкого, столь удачно идущего прямо в руки, шанса познакомиться с ней. И твёрдо уверен был — да что там уверен! Знал! — что у него бы всё получилось. Недаром ещё в полёте прекрасная незнакомка пару раз нет-нет да и бросала в его сторону довольно откровенные взгляды — дурак бы не понял, что они означали!

Но... не хотелось. Душа не лежала, если быть честным и откровенным перед самим собой.

После завершения (а было ли оно, это завершение, на самом деле? Или пригрезилось, приснилось всё наяву — и в реальности не случилось в его жизни никакой встречи у моста с замечательной девушкой по имени Ирина, не возникли и не существовали весьма бурные, сложные для стороннего наблюдателя и непростые отношения с ней?) своего недавнего московского романа, внутри поселилась какая-то ноющая пустота, требующая не очередной влюблённости или пошлой интрижки, а нормального, обычного отдыха. Хотелось банально встряхнуться и развеяться, чтобы больше не бередить себе сердце и не вспоминать минувшего.

Вот почему неожиданный вызов в ЦК ВЛКСМ т последовавшее при беседе с его инструктором из отдела по международным связям предложение: поработать собственным корреспондентом одного из многочисленных советских молодёжных изданий, да не где-либо, а в Никарагуа, пало, словно зерно, истомившееся по долгожданному урожаю, на благодатную почву и было воспринято Новиковым "на ура".

Про себя, разумеется. Ибо не стоило изображать перед ответственным товаришщем столь явно выраженную радость и восторг. Ещё, не дай Бог, подумает, что попал в жернова искушщений предстоящей зарубежной поездки и сопутствующими ей прелестями тамошней жизни!

Поэтому даже не дрогнув ни единым мускулом на лице от взорвавшихся в груди эмоций, Андрей помолчал несколько секунд для вящей солидности. После чего согласно кивнул:

— Если Родина мне доверяет, то я — только "за"!

— Ещё бы вам не быть "за"! — хмыкнул инструктор. — Такой случай выпадает не каждый раз.

Он весь подался вперёд к Андрею и доверительно ему признался:

— Знаете, товарищ Новиков, буду с вами откровенен: если бы за вас не просили весьма влиятельные люди, — он на мгновение многозначительно воздел глаза к потолку, — то в эту поездку отправился бы другой кандидат. Не менее достойный! Так что — цените доверие, проявленное к вам.

— Ценю, — сказал Андрей. Он и не сомневался, что желающих отправиться в другое полушарие было предостаточно. И что наверняка за каждым из них стояли свои "мохнатые лапы". И столь стремительный и абсолютно не вписывающийся ни в какие аппаратные игры выбор Новикова — человека со стороны, да ещё минуя предварительные фильтры ЦК и подконтрольных ему печатных изданий, мог быть вызван только очень весомой персоной. Так сказать, "олимпийского" уровня. Что, естественно, не могло не вызвать у ряда руководящих товарищей зубовного скрежета. К счастью для Андрея, пока что бессильного. Но потом — вполне чреватого неприятными последствиями. Да и плевать! Как говорится: делай, что должно, пусть будет, что будет и не обращай внимания на мелочи! Прорвёмся. И не такие редуты брать приходилось!

Интересно вот только одно: кто же такие были эти самые "влиятельные лица", что решили двинуть его? И в каких своих целях разыграть новиковскую карту?

Ладно, потом разберёмся! Ещё будет время. А пока прослушаем инструктора, авось, скажет что-либо дельное...

— ... Хочу сразу предупредить: работы у вас будет много, — тем временем продолжал вещать тот, имея при этом такой вид, словно он является, по меньшей мере, секретарём ЦК, напутствующим вновь назначенного руководителя райкома или там горкома. — И не только по вашей непосредственной линии!

Ну вот, начинается, внутренне подобрался Андрей. Как же тут обойдёшься-то без ребят из "Конторы Глубинного Бурения", без них в таком деле ну совсем никак! А, кстати, может быть они и были теми самыми "влиятельными людьми", что поспособствовали его, Новикова, карьере? Вполне вероятно. С их-то возможностями...

Не то, чтобы Андрея как-то покоробило такое вот предложение о предстоящей "смычке" штыков и пера. Отнюдь. Он был давено уже не мальчик и на мир глядел не через розовые очки. То, что СЛУЖБЫ во все времена и у всех народов прикрывались в своей деятельности личинами купцов, туристов, священников, писателей и журналистов, не говоря уже о другмих деятелей гуманитарного фронта, для него не было великой тайной. И только идиот, наверное, отказался бы помогать разведке своей страны, если бы она о том его попросила.

Но. Вопрос здесь возникал единственно только один: а в чём именно конкретно будет выражаться эта самая помощь? И насколько сильно (или — не очень) она помешает его основной работе за кордоном?

Но на сей раз Андрей не угадал. Речь шла, оказывается, совсем об иной помощи.

— ... Я имею в виду, что вы параллельно возьмёте на себя ещё и функции собкора ТАСС. Временно, временно! — поспешил тут же успокоить Новикова инструктор. — Вашему предшественнику не повезло — поехал в тамошнюю "глубинку" и нарвался на засаду местных контрреволюционеров. Сопровождение его, конечно, отбило, но пулю мужик словить-таки успел. И не одну, к сожалению. Его сейчас вывезли на Кубу, лежит там в нашем военном госпитале, лечится. А как поправится — отправим на Родину, пусть отдохнёт где-нибудь на Черноморском побережье, сил поднаберётся. А вы его подмените на это время пока. Не трудно, верно? Ну, вот вроде бы и всё у меня. Детали — у главного редактора вашего журнала, я ему звонил, он примет вас после обеда. И в ТАСС — туда заедете завтра с утра. А вылет в Манагуа — через два дня, всоставите компанию группе наших специалистов. Ну, удачи вам!

Сочтя свою миссию выполненной, инструктор встал из-за стола и крепко пожал на прощание руку Андрею.

Ладонь у мужика неожиданно оказалась твёрдой, словно вытесанной из камня, а рукопожатие — сильным. Из бывших спортсменов, догадался Новиков, видать, карьера ТАМ закончилась, и теперь делает её ЗДЕСЬ, успел вовремя соскочить. Или помогли...

Не торопясь, прилетевшие специалисты загрузились в подъехавший автобус, распихали свои вещи на задние сиденья, расселись сами, сообразно ранее, ещё в самолёте завязавшимся знакомствам, или попросту оккупировав первые приглянувшиеся им кресла. Наш пострел, хитромудрый товарищ Голобоев, как водится и здесь поспел, учтиво подхватил очаровательную латиноамериканку под локоток, усадил рядом с водителем (тот от восхищения красотой соседки моментально закатил глаза и восторженно прищёлкнул языком) и сам пристроился рядышком, за её спиной.

Новиков и Огнев, которые зашли в автобус последними и получившие возможность лицезреть эти телодвижения московского аппаратчика, понимающе переглянулись и весело хмыкнули.

— Не теряется мужчина! — сказал Николай и приглашающе кивнул Андрею на свободные кресла:

— Составлю вам компанию. Не возражаете?

— Помилуй Бог! — удивился Андрей. — Даже рад буду. Вы ж — МЕСТНЫЙ, пока едем, хоть время в беседе скоротаем, о здешних достопримечательностях поговорим...

— Какие тут достопримечательности? — отмахнулся Огнев, уступая новому знакомому место возле окна. — Стаендартный южноамериканский город, тут, на Перешейке, они все пракитически на одно лицо: колониальный испанский стиль, кое-где разве что разбавленный современными МЕТАМИ западной цивилизации. Ещё успеете взвыть от тоски и однообразия!

Видно было, что мужик не рисуется и не строит из себя утомлённого долгой зарубежной работой дипломата, которому смертельно тут всё до чёртиков наскучило. И который только и ждёт, когда же наконец ему можно будет вернуться обратно на Родину. Нет, Огнев не играл такого человека, он действительно был искренен в своих словах. Как и в том, что ему чрезвычайно набила оскомину вся эта аляповатая на первый взгляд и красочная американская экзотика.

— Но всё же, что-то конкретное посмотреть вы мне посоветуете? — продолжал настойчиво допытываться у Николая Андрей.

— Ну, сходите в Кафедральный собор, в музеи загляните, если вас уж так интересует история доколумбовой Америки, — пожал плечами Огнев. — К тем же вулканам сгоняйте, их тут хватает...

— ???

— Геологическая платформа в здешних краях весьма активная, так что вулканы водятся. Только на первых порах в одиночку никуда не суётесь, особенно по вечерам...

— А что так?

— Заблудитесь, тут, к слову, и местные сами блукают, — пояснил Огнев и сочтя свои объяснения достатгочными, откинулся на спинку своего сиденья, прикрыл глаза и сделал вид, что задремал. А может парня и действительно сморило.

Андрей не стал мешать ему и весь отдался лицезрению мелькавшего за окном пейзажа. Несмотря на то, что стёкла в салоне были закрыты, в автобусе царила приятная прохлада — работал кондиционер. Андрей, которому в своё время довелось как-то побывать в Средней Азии и несколько раз воспользоваться тамошним общественным транспортом, даже испытал некоторое чувство сожаления и лёгкой зависти: ну, что на Родине стоило оснастить автобусы, поставляемые в южные республики, такими вот аппаратами для охлаждения воздуха? Богатая ж страна, чёрт побери, миллиарды, не считая, всяким там народно-освободительным движениям "третьего мира" отстёгивает, а вот о своих гражданах — не заботится, на какие-то дешёвые "эр-кондишен" экономит! Дескать, и так всё сойдёт!

Воистину, прав был Сашка, назвавший (хотя и по другому поводу) данную политику родного государства не иначе, как "выживанием советского народа, в условиях максимально приближённых к экстремальным!"

А тут, в маленькой, только что пережившей гражданскую войну, бедной стране, никто никого не вопитывает, а просто оснащает автотранспорт необходимым в здешнем климате оборудованием. Сравнение явно не в пользу великой державы.

Впрочем, стоп, старик, тут же одёрнул себя Андрей, не спеши-ка раньше времени с выводами. Ты же ещё совсем ничего не знаешь о здешней жизни.. Кто тебе сказал, что тут ВСЕ автобусы имеют кондиционеры? Может, только для нашей делегации расстарались, нашли один такой? А на самом деле ситуация — один в один, как в Союзе?

Ехали уже минут пятнадцать, но за окном пока ничего примечательного и любопытного Андрей не увидел. Всё также вдоль дороги тянулись невысокие, поросшие густой травой и каким-то чахлым кустарником холмы, на которых виднелись одно— и двухэтажные домишки явно сельского типа, то вполне себе приличные, в основном, белого и светло-серого цветов, а то и — наспех сляпанные из металлических листов, с крышами, покрытыми то черепицей, а то и широкими, успевшими пожелтеть и пожухнуть от времени и жаркого местного солнца листьями; появлялись, чтобы тут же остаться далеко позади синие пятна озёр. Велики же здесь пригороды, ничего не скажешь! Отметил про себя Андрей. Совсем как окраины некоторых наших городов в глубинке. Только не столь, как здесь, трущобного облика.

Огнев открыл глаза, покосился на соседа и словно прочитав его мысли, сказал:

— Это, кстати, и не пригород вообще-то.

— То есть?

— Это, собственно говоря, и есть сам Манагуа.

— Как так Манагуа?

А вот так. Видите, сколько тут много развалин? Это всё последствия мощнного землетрясения, оно в 1972 году случилось. Город тогда почти весь пострадал. Постепенно, конечно, отстроился, но не до конца, во многих районах до сих пор вот такие фавелы есть, — он мотнул головой в сторону окна. — Из-за этого-то и соориентироваться бывает трудно. Впрочем, я вам уже оьб этом говорил. Да и преступность, сами понимаете, большая. Так что и это имейте в виду. Не дай вам Бог ночью сюда забрести, обчистят за милую душу! Да ладно, если просто обчистят, — Николай посуровел. — А то и порешить могут, у них тут запросто.

— Ну, меня, положим, на нож не так-то просто взять можно! — скорее просто из чувства противоречия, чем хвастовства возразил Андрей Николаю. — У нас, в Мариной Роще, и не в такие переделки влипать доводилось...

— А-а, детство! — пренебрежительно поморщился Огнев. — Там была хоть и шпана, да своя, что н7азывается — родная. Соплеменники! С самым последним блатарём договориться можно было. А тут — всё иначе, вы ж для них не просто жирный индюк-турист, которого пощипать сам Всевышний велел, но белый, почти что гринго, так они тут североамериканцев зовут. А их в Никарагуа и раньше-то не жаловали, а сейчас, после победы сандинистов вообще на дух не переносят. Вы, кстати, с языками-то как?

— Ну, английский прилично, — пожал плечами Андрей. — А вот с испанским — похуже. А если честно — то с пятого на десятое.

— Не беда! — успокоил его Николай. — Английский тут вполне в ходу. Объяснитесь. А испанский — специально изучали?

— Да пережил в своё время увлечение Кубой, — признался Андрей. — А потом — и гражданской войной в Испании. По ходу и языком овладеть попытался. Правда, тогда меня надолго не хватило. Но кое-что в памяти осталось!

— Ах вот оно что! Тогда понятно. Особо, кстати, не расстраивайтесь: у нас тут переводчиков хватает, молодёшь после Мориса Тореза подъехала, надо будет — подыщем вам спутника, — он подмигнул с хитрым видом. — Или — спутницу.

— Это было бы чудесно! — не стал скрывать своей радости Андрей. — А где нас поселят?

— Сначала — в отеле "Интерконтиненталь".

— А уже потом всех "купцы"* (см. примечание 17) по своим жилищам разберут. Что до вас, Андрей, то вы можете либо со всеми в "Интерконтинентале" остаться, либо перебраться в другой отель, где жил собкор ТАСС товарищ Красноярцев. Это — "Палома-Хилтон". Там, кстати, квартирует большинство ваших коллег пиз других стран.

— Подумаем, — сказал Андрей неопределённо. — Посмотрим, где условия получше — там и остановимся.

— В "Интерконтинентале" в основном живут НАШИ, — мягко, но настойчиво заметил Николай. — Вам там будет НАДЁЖНЕЕ!

Новиков поморщился. Не то, чтобы его как-то покоробила эта плохо прикрытая попытка молодого дипломата заставить выбрать РЕКОМЕНДОВАННЫЙ вариант поселения — это было бы ладно. Просто Андрей терпеть не мог давления на себя и это его всегда раздражало. Впрочем, парень-то не виноват, чего на него злиться — он всего лишь исполняет возложенные на него обязанности. Поэтому Андрей очень вежливо сказал ему:

— Думаю, если бы в вашей "Голубке"* (см. приложение 1), было бы слишком опасно, то мои коллеги там не жили бы.

Огнев вздохнул, но больше ничего говорить не стал. Ну и на том ему спасибо.

"Интерконтиненталь" оказался массивным белым зданием кубической формы, с опоясывавшими по каждому этажу общими балконами, куда выходили двери всех номеров. На крыше отеля, за чисто символической металлической оградкой, был разбит самый настоящий сад, в котором, вероятно, очень хорошо бывает посидеть в жару. Интересно, подумал Андрей, а туда всех желающих пускают или всё то предназначено исключительно для постояльцев, что занимают здесь определённые комнаты.

— Внимание, товаришщи! — Огнев привстал со своего места и громко обратился к пассажирам, уже начавшими было радостно выбираться из кресел. — Не спешите, сейчас всех расселим по номерам, списки посольством уже согласованы...

Он потряс в воздухе исписанным с двух сторон листом бумаги.

— У меня — одноместный! Не забыли? — немедленно напомнил о себе товкарищ Голобоев.

— Все будут жить там, где им положено! — отрезал Огнев и отвернулся от настырного соотечественника. Похоже, тот уже успел достать дипломата своими придирками и замечаниями.

В просторном фойе было прохладно — работал кондиционер. Молодой дипломат подошёл к портье — рослому мулату, горой возвышавшемуся над стойкой из тёмно-расного пголированного дерева, о чём-то с ним накоротке перемолвился — тот в ответ кивнул, и махнув рукой своим подопечным, занялся процедурой расселения.

Видимо, по причине долгого перелёта, а может и от смены географических поясов, народ был вял, послушен и в отличие от товарища Голобоева, не спорил и соглашался на все предлагаемые варианты. Людям хотелось просто упасть куда-нибудь в кресло, а ещё лучше — в кровать, и отдохнуть хотя бы полчаса.

Андрей прислонился к прохладной каменной стене и с ленивым любопытством принялся разглядывать своих попутчиков. В полёте, честно говоря, ему было не до этого — спал, немного читал и позволял себе немного расслабиться под бутылочку "Чивас Ригала".

А народ, надо признаться, был весьма интересный. Скажем, взять вон тех троих колхозного вида парней, в тёмно-синих кримпленовых костюмах явно гэдээровского производства (бедолаги, и чего они в эту дрянь вырядились, жарко же, упреют!) — судя по долетавшим до Новикова обрывкам их разговоров, были "спецами" из системы Минсельхоза. Практики, сразу видно, не чиновный люд. Видать, будут знакомить местных крестьян с передовым советским опытом ведения коллективного хозяйства.

А вот та симпатичная пара девчушек — из мира чистого искусства. То ли "театралки", то ли музейные работники.

Ещё занятная группа, держащаяся от всех особняком, молчаливая и какая-то сплочённо-угрюмая. Геологи, вроде бы. Семеро молодых мужчин, в строгих серых костюмах, с короткими стрижками, они меньше всего напоминали разведчиков недр. В их крепких руках, больше подходящих спортсменам или военным, автоматы бы смотрелись куда более органично и естественно, нежели чем геологические молотки или там теодолиты.

У Андрея мелькнули кое-какие догадки относительно этой странноватой компании, но он попридержал их при себе. Не стал озвучивать. Да и кому это надо было?

Затем — монументальный товарищ Голобоев. Вот уж точно: гвозди бы делать из этих людей, не было в мире бы крепче... мда, вот именно, их самых. Как он успел прожужжать всем уши ещё в московском аэропорту: "член ЦК", а в Никарагуа летит — "по идеологической линии". С ним — четверо сопровождающих. В отличие от своего шефа, народ тихий и вполне вменяемый, не лезущий вперёд батьки в пекло и никому своими речами не надоедавший. Едва очутившись в самолёте, они пошептались о чём-то со стюардессой и та усадила ребят в самый хвост, где были свободные места. Там они и просидели весь полёт, потихоньку дегшустируя заблаговременно с собой прихваченные сосуды с "огненной водой". Наши люди, отметил про себя Андрей.

Ещё было несколько человек, представлявших министерство рыбного хозяйства и пищевую отрасль.

И, конечно же, ослепительная латиноамериканка. А вот она-то каким боком прилепилась, хотелось бы знать, к их делегации? Судя по тому, что её имя оказалось в списке Коли Огнева, девушка эта была не из простых и играла в их группе какую-то очень важную роль.

Звали её — Эстелла-Виктория Мария Долорес де Идальго Роальдес де ла Вега. Такие многосоставные имена, насколько было известно Андрею, носили родовитые испанские дворяне. И их потомки на южноамериканском континенте.

Девушка поймала новиковский взгляд, улыбнулась приветливо — и было в её улыбке столько искренней теплоты и тихой нежности, что у Андрея на мгновение защемило сердце и он не смог не улыбнуться ей в ответ.

Тем временем портье, сверяясь со списком Огнева, быстро вписал "компаньеро советико" в свой устрашающего вида толстенный "гроссбух", роздал народу ключи и, кликнув помощников, отправил их развести постояльцев по их номерам. Холл быстро опустел.

— Уф-ф! — тяжело выдохнул из себя молодой дипломат, подходя к Андрею. — Кажется, с рассселением всё прошло удачно, никто не возмущался, даже этот, — он голосом выразил всё своё отношение к товарищу Голобоеву, — "прыщ" цековский тоже вроде бы остался доволен...

— Вы его таки в одноместный поместили? — полюбопытствовал Андрей.

— А как же! — засмеялся Николай. — Как он и просил! Ну просто ши-и-карные условия ему создали: от одной стены до другой от силы два шага, спросонья с кровати по нужде сорвёшься, можно и лбом припечататься ненароком, санузел, кстати, совмещённый, а номер ещё и без выхода на балкон. Здесь в таких обычно местную обслугу селят!

— А остальной люд? — засмеялся и Андрей.

— Не повезло им! — состроил постную рожу Николай, но не сдержался и весело фыркнул: — По двум — и трёхместным номерам распихали, бедненьких! Места хоть и общие, но зато комнаты — отдельные. Просторные, с телевизорами, кстати, все и окна — не во внутренний двор, как у нашего "бонзы", а с видом на город. Ну и балконы опять же присутствуют...

Да уж, воистину: всем — по их потребностям! Так сказать: счастье всем, каждому и чтобы никто не ушёл обиженным!

— Пойдёмте-ка я теперь ваше жилище покажу, — сказал Огнев. — Пятый этаж, ничего?

— Монопенисуально, — махнул рукой Андрей. Ему и в самом джеле было безразлично, на каком этаже жить. Есть крыша над головой и ладно. — Я не привередлив.

— Ну и отлично! Кстати, тут есть неплохой бар поблизости. Как насчёт пива? Я угощаю!

— А почему бы и нет? — пожал плечами Андрей. На том и поладили.

ГЛАВА 2.

"Как приходит в этот мир

Этот звёздный сувенир?

Из глубин чужих Галактик?

Из коварных чёрных дыр?"

(Елена Леонова, "Стеклянный мир").

"Где-то близко, под удобным

Изголовием моим,

Мир тиктакает, как бомба

С механизмом часовым. "

(Вадим Шефнер, "Мирная ночь").

— — — —

Андрей жил в Манагуа уже третий день и всё ему здесь очень нравилось. Начиная от людей — открытых, доброжелательных и темпераментных, как и положено представителям южных народов, до архитектуры — тот район, где располагался отель, оказался довольно приличным и, судя по всему, отстроенным сразу же после землетрясения семьдесят второго года; тут были как и роскошные виллы, ранее принадлежавшие чиновникам средней руки, служившим свёргнутому режиму Сомосы, а ныне заселённые ветеранами сандинистского движения или отданные новыми властями под школы и детские сады, так и взметнувшиеся вверх многоквартирные жилые комплексы, назвать которые просто "домами" язык как-то не поворачивался.

Андрею полюбились вечерние прогулки по примыкавшим к отелю улицам. Так приятно было идти по ним, без какой-либо определённой цели, вдыхая полной грудью напитанный непривычными для русского человека запахами, волнующе-будоражащими кровь, так, что голова начинала немного ехать и кружиться; ловить обрывки громких разговоров и весёлый смех прохожих, вслушиваться в долетавшую до ушей разнообразную ритмичную музыку, звучавшую из открытых окон и дверей многочисленных баров, кафе и ресторанов, зачастую функционировавших прямо под открытым небом. Или, притормозив у какого-нибудь перекрёстка, где обосновались смешливые парнишки в шортах и ярких, цветастых майках, что готовили на выставленных здесь же жаровнях невероятно вкусную еду, приобрести у них порцию рыбы или бананов, что жарились на кипящем масле и по вкусу очень напоминали грибы. И запивать всё ледяным пивом, купленным всё у тех же малолетних уличных поваров.

Иногда по дороге ему попадались лавчонки и мелкие магазинчики, торгующие всякой всячиной, и Андрей не отказывал себе в удовольствии, чтобы заглянуть туда. Посмотреть товары, выложенные на широких прилавках или выставленные за стёклами витрин, перекинуться с продавцами парой-другой заученных ещё в Москве фраз (в основном: "Си, синьор!" или, к примеру: "Ме густа эсте куадро!") и быть ими превосходно понятым.

И, конечно же, девушки! Такого невероятно огромного количества молодых и приятных глазу представительниц прекрасного пола на квадратный километр Андрею ещё не доводилось видеть. Даже на Родине, где априори — и кто бы в том сомневался! — их тоже хватало.

Ослепительно белые, смуглые или чёрные лица. Креолки, мулатки и негритянки. А также вполне себе европейки или индеанки. С простыми и сложными причёсками, одетые легко и изящно, кто — в невесомые платьица с большими и легкомысленными вырезами на груди, джинсы или майки с короткими юбчонками, а кто — в военной форме, традиционной для латиноамериканцев "верде оливо"* (см. приложение 17). Многие — с оружием, автоматами или пистолетами. Обращаются с которыми как с какой-либо обыденной для нормального человека вещью — той же сумочкой, продуктовой сеткой или пакетом. И даже заходя в бар, просто ставят их в угол, рядом со столом, а то и вешают в раздевалке, на свободный крючок* (см. приложение 1.)

Жизнь в Манагуа, казалась, была вечной бурлящей и это бурление не прекращалось ни на миг, даже с наступлением ночи. Наоборот, именно тогда она начинала набирать свои обороты. Ибо местный люд, такое складывалось у Андрея впечатление, только и ждал этого периода, чтобы покинуть свои душные дома и квартиры и вместе с родными, лрузьями и просто знакомыми вырваться на свежий воздух. Заглянуть в клубы или в питейные заведения, посетить кинотеатры или просто пройтись по улицам, никуда особо не спеша и не торопясь.

В одну из таких вот чудесных ночей Андрей и познакомился с Эрнесто Модиной, владельцем антикварного магазина "Эль мар негро". Рослый, но при этом чрезвычайно худой старикан, загорелый до черноты (а это был именно загар, а не просто смуглая кожа), он с достоинством настоящего кабальеро шёл навстречу Новикову по ярко освещённой улочке, куда тот только что свернул, и держа в левой руке наполовину очищенный ананас, срезал с него острым ножичком, зажатым в правой руке, кусочки ароматной и сочной фруктовой плоти, после чего отправлял их в рот.

Но сначала не колоритный типаж (а старикан, несмотря на тёплую погоду, был одет в кирпичного цвета костюм-тройку и светлую рубашку с чёрным галстуком в косую белую полоску, да ещё имевший выбегавшую из кармашка жилеткеи толстую золотую цепочку — с часами, разумеется, а с чем же ещё?), а его нож, которым никарагуанец орудовал, привлекли внимание Андрея.

Насколько он разбирался в металлах, инструмент был изготовлен отнюдь не из мельхиора и уж тем более не из нейзильбера* (см. примечание 19), а из самого что ни на есть чистейшего серебра. Спроси Андрея кто-либо: по каким интересно признакам он определил это, Новиков бы просто пожал плечами — а пёс его знает! Определил и всё тут! Но то, что это было именно серебро — он ни капли не сомневался!

Старикан перехватил взгляд Андрея, сдвинул брови и, безошибочно угадав в Новикове иностранца, вежливо поинтереосвался у него по-английски6

— Сорри?..

— О, вы знаете английский! — обрадовался журналист, тоже переходя на язык сынов туманного Альбиона. — Простите за навязчивость, но я гляжу: нож у вас уж больно интересный...

— Ещё бы! — заулыбашлся старикан и не удержался, гордо похвастался: — Говорят, принадлежал родному брату самого синьора Колуба — Бартоломео. Я его по случаю прикупил в Санта-Доминго, на местном рынке. Может действительно вещь с историей, а может и нет, — он самокритично пожал плечами, — Не знаю. Но то, что ножу, безусловно, не одна сотня лет — это я вам как профессионал говорю...

— Вы историк, — понимающе покивал ему Андрей, на что старикан отрицательно покачал головой:

— Ну что вы, синьор, я хотя и связан со служением богине Клио, но мои интересы лежат несколько в иной плоскости. Я, видите ли, торговец старинными вещами. Антиквар.

— О-о, ещё раз извините, я не представился, — он выбросил уже практически съеденный фрукт в урну, приосанился и назвал своё имя: — Эрнесто Модина, к вашим услугам, синьор! Владелец магазина "Эль маар негро".

И протянул Андрею руку — тот с удовольствием пожал её:

— Очень приятно! А я — Новиков. Андрей. Журналист.

— Европа? — безошибочно определил место проживания своего нового знакомого синьор Модина.

— Почти угадали, — сказал, улыбнувшись Андрей. — Из Советского Союза.

— О-о, компаньеро советико! — удивился антиквар. — Впервые сталкиваюсь с вашими, хотя и немало постранствовал по свету. Кстати, а не хотите ли заглянуть ко мне? — он кивнул на сиявшую по соседству красным неоном вывеску какого-то магазинчика. — Это вон там, далеко идти не придётся.

— А почему бы и нет? — охотно согласился Андрей. В гостях у латиноамериканских антикваров ему бывать ещё не доводилось.

Зашли. К великому разочарованию Новикова магазинчик его чем-либо особенным и из ряда вон выходящим не поразил. Скорее он походил больше на маленький провинциальный музей, которыми была так богата отечественная глубинка: две просторные комнаты со множеством шкафов, за толстыми стеклянными дверцами которых лежали на полочках разнообразные предметы — ножи и ложки, как новые, так и старинные, какие-то чашки и деревянные шкатулочки, ветхие свитки, свёрнутые коврики, веера, чернильницы, вырезанные из зеленоватого камня, возможно, нефрита, чугунные фигурки, изображавшие гордых испанских грандов и и воинственных индейцев, красочные эмалевые миниатюры, совсем уж древнего вида фотоснимки в деревянных рамочках,, потемневших от времени, чётки из тёмно-красных полупрозрачных самоцветов — наверное, аквамаринов или гранатов, Андрей не очень-то хорошо разбирался в минералогии.

Дав гостю время вволю полюбоваться товарами, синьор Модина затем пригласил его в свой кабинет и угостил самолично приготовленным, чудесно пахнущим кофе. Предложил сигары ("Манильские, синьор Андрэ, оцените какой аромат!" — Андрей оценил, сигары и в самом деле оказались великолепными, хотя вообще-то Новиков больше предпочитал сигареты, ну, не было у советского человека такой привычки: курить сигары!), расставил на письменном столе небольшие, хрустальные рюмочки, настолько тонкие, что боязно было их брать в руки, как бы не рассыпались от прикосновений! — и плеснул в них коньяк, бутылку которого извлёк из бара.

— Ну, за знакомство! — совсем по-русски провозгласил тост гостеприимный хозяин и отсалютовал Новикову рюмочкой. Тот в ответ вскинул свою.

Выпили.

Пьянящий, с отчётливым шоколадным привкусом, благородный напиток мягко провалился в пищевод.

Чёрт, да это ж настоящая амброзия! Ничего похожего на резковатые тона грузинских или азербайджанских коньячных сортов, что частенько доводилось пить Новикову.

— Тоже раритет? — он кивнул на бутылку.

— А как же! — явно довольный произведённым эффектом, хозяин дружелюбно осклабился. Ему действительно была приятна искренняя похвала гостя. — У меня их пять штук осталось, подарок, в своё время старина Хэм презентовал...

— Да вы что! — изумился Андрей. А старикан-то наш оказывается — с ИСТОРИЕЙ! Если, конечно, не выдумывает, то для любого журналиста такой человек — просто клад!

— Да-да! — живо подтвердил антиквар и вновь шустро наполнил рюмочки. — Были мы тогда молоды, любили кулаками помахать...

И тут же начал рассказывать удивительную историю, которую Андрей тут же, что называется — "не отходя от кассы", с удовольствием выслушал, изредка черкая ручкой в блокноте, отмечая в нём интересные подробности и фамилии главных действующих лиц, чтобы потом ничего не забыть или, не дай Бог, не напутать. Про себя уже твёрдо решив, что сделает об этом материал. Человек, лично знавший Хэмингуэя — это вам, ребята, не фунт изюму!

— ... Есть в Торонто такой писатель — Морли Каллахэн* (см примечание 20), — рассказывал между тем, весь радостно светясь от нахлынувших на него воспоминаний, синьор Модина, не забывая при этом пополнять посудины коньячком. — Он-то меня и познакомил, когда в конце двадцатых я приехал в Париж, с Эрни, ну, с Хэмом то есть. Вместе девчонок "кадрили", вместе по городу шлялись. Да, с нами тогда ещё Скотт Фитцджеральд крутился, да-да, тот самый!.. Так вот, сейчас уже и не припомню из-за чего тогда Хэм с Морли поцапались. То ли прекрасная дама яблоком раздора выступила, то ли парни не сошлись в едином взгляде на мировой литературный процесс... Да сиё и неважно! Главное-то, в другом — каждый стоял на своём и уступать противнику не собирался. Ситуация сложилась патовая, поэтому, не долго думая, решили её разрубить по-мужски: то есть, через поединок. Боксёрский — благо, что оба неплохо разбирались в этом виде спорта.Рефери взялся быть Скотти. Определили правила: сам бой — четыре раунда по одной минуте, с двухминутными перерывами. Сущий пустяк для настоящих мужиков, как видите!

— Да уж! — согласился с антикваром Андрей.

— Хэм с самого начала пошёл в жёсткую атаку, буквально размазал Морли по рингу и мы уж думали, что всё, парень спёкся. Ушёл в глухую защиту и только и делал, что шарахался от Эрни. Но как чуть позже выяснилось: мы серьёзно ошибались, да и Эрни, видать, тоже. А может Каллахэну просто повезло. Одним словом, когда Эрни выдохся, Морли нанёс ему сокрушительный удар. В кровь физиономию разбил, с ног свалил. Скотти фиксирует нокаут — и тут только выяснилось, что раунд-то длился не минуту, как первоначально уговаривались, а все четыре. О чём я парням и сообщил. Однако и Морли, и Скотти ничего переигрывать не стали, заявив, что, мол, всё по-честному было. И что раз Хэм не возражал, то, значит, матч состоялся!

Модина помолчал немного, потом усмехнулся, продолжая свой рассказ:

— Знаете, синьор Андрэ, вот с той поры между Эрни и его приятелями отношения заметно и охладились. Ибо до конца дней своих Эрни был твёрдо убеждён, что его специально тогда подставили!

— Ну, а коньяк? Он-то каким боком к этой истории причастен?

— А его мы с Хэмом тогда взяли, целый ящик! — охотно пустился в объяснения старый антиквар, — Половину тут же выпили с горя и в знак настоящей мужской дружбы, а оставшуюся часть я сохранил. На память. И теперь вот угощаю им особо почётных и уважаемых людей. Как вас, например.

Он церемонно поклонился.

Разговор затянулся почти до самого утра. Но Андрей ни капли не пожалел потраченного на эти импровизированные посиделки времени. Во-первых, это же была его работа: поиск интересных людей, героев будущих публикаций. А, во-вторых, синьор Модина уже сам по себе оказался до чрезвычайности занятной личностью и замечательным собеседником.

За немало прожитых на этом свете лет он объездил практически весь мир, заглядывая подчас в такие невероятные места и дикие углы планеты, куда вообще не ступала нога другого человека.

Что до антикварного бизнеса синьора Модино, то это было чисто семейное предприятие, доставшееся тому в наследство от своего отца, а последнему — от деда. И, судя по довольным, хотя и уклончивым замечаниям старика, на хлеб с маслом да и (чего уж там скрывать очевидные вещи!) с солидным слоем чёрной икры ему с этого бизнеса вполне хватало.

Когда гость прощался с радушным хозяином, тот под влиянием вспыхнувшей к нему симпатии, неожиданно преподнёс два воистину дорогих и ценных подарков, как от того Андрей не открещивался. Это была бутылка того самого, "хэмингуэевского", коньяка и старинный браслет — довольно простой, на первый взгляд, но при этом весьма оригинальный, состоявший из перемежавшихся между собой металлических пластинок и кусочков янтаря, внутри которых застыли какие-то мелкие насекомые, не то стрекозы, не то тараканы.

— Берите, берите, синьор Андрэ, потом будет, что вспомнить о нашей встрече, когда покинете эти благословенные края! — настаивал старик. — Напиток — просто прелесть, сами убедились, а эта вот вещица, — он помахал браслетом перед журналистом, — вообще штука очень древняя. Судя по рисункам, что выгравированы на вот сиих пластинках — работа инкских мастеров. Бронза и янтарь. В общем-то, для них — материалы нехарактерные, но порой встречаемые во время раскопок... Я, правда, не археолог, но кое-какую литературу по этой части читал, у наших историков. Профессия, сами понимаете, требует!

— Вы с ума сошли, синьор! — ещё раз попробовал было сопротивляться Новиков, смущённый и одновременно до глубины души растроганный этими, воистину королевскими дарами, но тут уже Модина проявил твёрдость характера, и Андрею пришлось уступить. Он надел браслет себе на левую руку, а бутылку засунул в пакет, который ему тоже преподнёс антиквар, и, распрощавшись, покинул магазинчик.

... У себя в номере Андрей прежде всего принял ванну — холодная вода заметно взбодрила его, успевшего таки порядком устать за эту бессонную ночь. А уже затем Новиков уселся за письменный стол, придвинул к себе пишущую машинку (маленькую, удобную и тихую в работе итальянскую "Оливетти" — это тебе не то, что по-пулемётному громыхающие отечественные монстры, на которых частенько доводилось работать Андрею дома) и, изредка заглядывая в блокнот, где были пометки, сделанные по ходу рассказа своего нового знакомого, быстро набросал материал.

Ни грамма политики не было в нём, только людские судьбы, бокс, мэтры искусства. А также дни, проведённые будущими звёздами литературы и антикварного бизнеса в годы своей бурной юности среди сияющих огней довоенного, суматошного, но такого удивительного и прекрасного города Европы — Парижа. Всё было сплавлено в этой работе, понравившейся и самому автору.

Поставив заключительную точку, Андрей ещё раз перечитал текст и откинулся на спинку стула. С удовольствием потянулся.

Удовлетворение от хорошо сделанного материала наполняло душу тихим восторгом.

Спать больше не хотелось, и, поэтому, несмотря на ранний час, Андрей решил отправить текст в Москву. Конечно, можно было бы заглянуть в пресс-центр и воспользоваться телетайпом, но куда-то идти сейчас Новикову хотелось меньше всего — и он решил воспользоваться обычным телефоном. Благо, что связь с Москвой была бесперебойная.

Андрей без труда дозвонился до международной телефонной станции. Дежурила Эвита, с которой Новиков уже был заочно знаком. Она тоже сразу узнала журналиста:

— Буэнос диас, синьор, рада вас слышать! Вам Москву?

— Да, Эвита, если вас это не затруднит...

— Что вы, синьор! Одну минуту, — голос уплыл на мгновение, растворившись в шорохе проводного эфира, что-то там в трубке пощёлкало и Эвита вновь напомнила о себе:

— Синьор, соединяю!

И секундой позже в трубке раздался вечно недовольный голос секретарши Зиночки:

— Да, вас слушают!

— Привет, Зинуль, — заторопился Андрей (время, как известно, деньги — а связь с другим полушарием стоила недёшево; и хотя в редакции средств на неё не жалели, тем не менее, зря транжирить финансы родного издания не стоило). — Это я. Давай, скоренько записывай...

— Ты, что ли, Новиков? Ох уж, неугомонный ты наш! — вздохнула с деланной неприязнью Зиночка. — Шесть дней, как в командировке, а уже второй материал строчишь... Забыл, что ли: мы ж не еженедельник, мы вообще-то раз в месяц выходим. И что в редакции не ты один работаешь?

— Пиши давай! — оборвал её нравоучения Новиков. — А то шефу пожалуюсь. А он — не я, мужик простой: не нравится — можешь сразу по собственному!.. На твоё место всегда желающие найдутся, более, понимаешь, толковые...

— Ой, напугал ежа, сам знаешь чем! — фыркнула ни капли не расстроенная угрозами Новикова Зиночка и снисходя до собеседника великодушно молвила:

— Диктуй уж, стахановец ты наш, я — вся внимание!

Чего-чего у Зиночки было не отнять, так это совершенно дикой работоспособности, которой искупалось всё её бахвальство и словоблудие. Не теряя времени, Андрей быстро зачитал девушке свой материал, поинтересовался: не повторить ли? (на что получил язвительный ответ: мол, стажёршам будешь повторять, а мастеру — не надо!) — и, пожелав здоровья и всяческих успехов, отключился. За тест можно было не беспокоиться: Зиночка была отменной стенографисткой, любую начитку брала, что называется, "влёт", с голоса. За что её и ценили в журнале.

В комнате постепенно светлело, утро решительно вступало в свои права — и Андрей потянулся было к настольной лампе, чтобы её выключить. Да так и замер, как вкопанный. Потому что увидел слабый розоватый отсвет, падавший с левого запястья прямо на поверхность полированной столешницы. Это светился подарок синьора Модина. Точнее, отдельные его элементы — те, что были изготовлены из вроде бы янтарных вставок.

Будем надеяться, что это не радиация, несколько нервно хмыкнул про себя Андрей.

Он поднёс браслет вплотную к лицу и внимательно его рассмотрел. Антик, как антик, ничего особенного и за ряд вон выходящего в украшении не было. За исключением, разве что, слабого розоватого свечения. Но и это тоже не являлось, честно говоря, большим поводом для паники. Так что пока снимать украшение не будем. Ни к чему подобные меры предосторожности. Да и синьор Модина отнюдь не опереточный злодей, чтобы подсовывать рядовому советскому журналисту какую-либо вредную для его здоровья вещь. Особенно вроде такого вот браслета. Уж если травить, так проще было бы в коньяк чего-нибудь ядовитого сыпануть.

Но всё ж таки интересно: светящийся янтарь! Ни о чём подобном Андрей до сего дня не слышал. Может — какие-нибудь там фосфорные напыления? Хрен их, древних инков, разберёт, до чего они у себя могли додуматься? Фосфор или, скажем, урановосодержащие смолки?

Что там антиквар говорил о том, как этот браслет к нему попал? Через какого-то индейца, давнего снабженца синьора Модины всякого рода диковинами, которые он откапывал в сельве, где хватает затерянных городов и древних захоронений, неизвестных современной науке, но прекрасно ведомых местному населению. Откуда оно их и тягает временами — прокорма своего ради, благо, что за них неплохо платят.

Ну ладно, будем считать, что с браслетом всё в порядке, хотя, конечно, подстраховаться и не помешает. Так, на всякий случай. Как в подобных ситуациях любил говорить Сашка Шульгин: "Если вы параноик — это совсем не означает, что за вами не могут не следить!"

Поэтому Андрей позвонил в посольство. И, представившись дежурному, попросил срочно найти ему Огнева.

— Так рано же, товарищ Новиков! — возмутился сей ранней просьбе посольский. — Здесь же не Союз, у нас тут слишком рано на работу являться не принято... Стойте! — тут голос дежурного разительно переменился, став из сонно-благодушного — напористо-энергичным. — Как вы сказали? Новиков? Андрей Дмитриевич? Журналист?

— Ну да, — не понял столь неожиданной реакции клерка на своё имя Андрей. — А в чём, собственно, дело?

— Так вас же со вчерашнего дня все наши ищут! — торопливо зачастил посольский. — И к вам в отель приходили, и в пресс-центре искали...

— Стоп! — решительно прервал это словоизвержение Андрей, и дежурный послушно умолк. — А теперь внятно и без лишних подробностей: кто меня искал конкретно и зачем я ему понадобился?

— Партком! — с благоговением в голосе выдохнул дежурный. — Сегодня у нас заседание, внеочередное, будет рассматриваться персональное дело.., — и тут же закашлялся, сообразив, что сболтнул лишнего.

О как! И недели в Манагуа не прошло, а уже местной знаменитостью у своих успел заделаться! А он-то, наивный, думал, что уж тут-то, в южных краях латиноамериканской забугорщины, хоть на время, да можно было позабыть о повседневных реалиях родного Отечества! Как бы не так!

Никакой особо уж такой сильной вины за собой Андрей не чувствовал (да и откуда было бы ей взяться, когда ты — всего да ничего в этой стране?) и посему он лишь сухо поинтересовался у дежурного: когда ему точно надлежит явиться в посольство, ещё раз настоятельно потребовал немедленно разыскать Огнева и известить Николая о его, Новикове, появлении на парткоме, после чего в раздражении швырнул трубку на аппарат.

Вот же, блин горелый, повезло, как утопленнику! Давно на него не сыпались неприятности так густо, как это случилось с ним за последний месяц. Разрыв с Ириной, завёрнутая институтским начальством скандальная статья о любовных предпочтениях совпадающих по своим психотипам людей (в пылу некоей внутренней фронды провокационно озаглавленная Андреем как "Пол и характер"* (см. примечание 21), последующий за этими уход из стен так и не ставшего родным НИИ, нелепая, на пустом вроде бы месте возникшая конфронтация с товарищем Голобоевым... Словно бы за эти неполные четыре недели он, Новиков, выбрал весь годовой запас всего дурного, что наряду с хорошим полагается каждому нормальному человеку.

Спать уже расхотелось окончательно. Даже просто подремать минут тридцать до визита в посольство, дабы восстановить физические и психические силы изрядно утомлённого за эту ночь организма. А поскольку до заседания парткома оставалось часа три, то следовало провести их так, чтобы потом не было мучительно стыдно за бесцельно проведённое в ожидании своего партийного аутодафе времени. Тем более, что душа активно жаждала опробовать коньяк, презентованный синьором Модина. Имелась и "закусь" подходящая, куда ж без неё, мы ведь не алкоголики какие запойные, чтоб драгоценный напиток "всухую" хлестать. Вон она, в холодильнике угнездилась: две почти полные тарелочки. Одна, с холодным филе из камбалы в соусе "Кайбарьен", и вторая, с фасолью по-ориентальски, все — остатки былой роскоши, приготовленной три дня назад кубинским коллегой Андрея — корреспондентом агентства Пренса Латина Аугусто Риверой (текилы с ним тогда они выпили немеряно — за знакомство, а вот до закуски почему-то дело так и не дошло, вот и пригодилась, родимая!). Ещё в холодильнике имелись половинка лайма, небрежно распластованная скальпелем (??) на три неравных дольки (скальпель наличествовал также), да стакан пепси-колы, почему-то украшенный по ободку следами губной помады... Чьей вот только — сейчас уже и не упомнишь, вроде бы были какие-то девицы, что привёл с собой Аугусто, но вот пили ли они с ними или просто заглянули минут на пять, как это называется, "по-соседски", Андрей с полной уверенностью утверждать не мог. Память решительно отказывалась идти навстречу в столь деликатном вопросе...

Заседание парткома проходило в конференц-зале посольства. Как сразу понял Андрей, окинув собравшихся здесь людей внимательным взглядом, наиболее активными участниками предстоящего шоу оказались представители технического персонала — "чистые" дипломаты и близкие к ним "спецы" постарались всеми правдами и неправдами отбояриться от столь важного партийного мероприятия. Оно и понятно: у народа и без того своих дел хватало! А вот для "технарей" — особенно для закомплексованных и по обычной своей работе зависимых от "чистых", такие собрания были и развлечением в череде утомительных будней, и вдобавок благодатной возможностью "поддеть" того или иного, по их мнению, чрезмерно зазнавшегося шефа. А уж Новикова — так в особенности!

И причины их нелюбви к себе Андрей прекрасно понимал: ну кому, скажите-ка, понравится столь независимо ведущий себя человек, запросто плюющий на посольский коллектив, да ещё и позволяющий себе "неподконтрольные" и никем "не согласованные" контакты с местным населением?

О чём Новикову так и заявили с пролетарской прямотой и большевистской беспощадностью собравшиеся товарищи.

Андрей на это лишь хмыкнул про себя, но говорить пока ничего не стал, момента подходящего не нашёл. Былое раздражение у него уже прошло и сейчас он только веселился в душе, слушая летящие в свой адрес гневные филиппики.

Откровенно говоря, все эти претензии мелкой партийной шушеры не стоили и выеденного яйца, ибо свои прямые журналистские обязанности он выполнял на все сто процентов, Москве присылаемые материалы — нравились: что по линии молодёжного журнала, что — по ведомству ТАССа, и не какому-то там посольскому парткому было судить о качестве его, Новикова, работе.

— ... Но главное не это, товарищи, — продолжал меж тем свою пламенную речь впавший в ораторский раж секретарь парткома, сидевший в посольстве на скромной должности то ли старшего сантехника, то ли рядового сотрудника архива. — А то, что коммунист Новиков позволяет себе в рабочее время заниматься пьянством! Да-да!! Что не только не красит его, как советского человека, но и бросает тень на весь наш дружный и сплочённый коллектив! Да и сейчас, — при этих словах секретарь выразительно шмыгнул ярко-сизым, должно быть от здешнего загара, носом и торжествующе оглядел присутствующих, — товарищ Новиков позволил себе явиться сюда в непотребном виде! Коньяк изволили пить! — возгласил он с каким-то болезненным злорадством в голосе. — И никак не меньше трёхсот грамм употребили!..

Ого, восхитился такой безошибочной точности Андрей, да мужчина-то у нас, оказывается, спец! Ведь с трёх метров запах взять, заранее купированный лаймом — это ж не каждый сможет! Как это подобных асов на Западе именуют? "Сомелье"? Воистину, не только быстрых разумов Невтонов государство российское рождать способно.

— Браво, товарищ Анисимов! — изобразил Новиков (эх, погибать, так с музыкой!) аплодисменты, лениво приложив одну ладонь к другой. — Только не "грамм" надо говорить, а "граммов". Стыдитесь, вы же у нас человек с высшим образованием, а говорите, как, простите, колхозник с Привоза. Ну, тому-то, понятное дело, извинительно такое надругательство над родной речью, он ведь историко-архивный не заканчивал, в отличие от некоторых, а вот вам-то надо "культурку" в полном объёме проявлять. А то, что здесь подумают местные товарищи об "ай-кью" отдельных советских граждан? И это в то самое время, когда наши космические корабли бороздят просторы необозримой Вселенной?

Андрея, что называется, "понесло": он уже в открытую издевался, хотя и сохраняя при этом серьёзную мину на лице, над посольским секретарём. Это поняли все присутствующие и затихли, не подавая никаких звуков. Кто — от того, как бы чего не вышло, кто — по причине никогда не высовываться на подобных мероприятиях, а кто — и со злорадством, наблюдая как москвич "хлещет" много о себе полагающего партийного чинушу.

Но старого опытного интригана, каковым безусловно являлся Анисимов, так просто сбить с рабочего настроя было трудно. А уж тем паче — выставить себя в глазах присутствующих в смешном виде — и подавно. Секретарь в таких делах собаку ещё на Родине съел и не поморщился. Причём, не одну. Знал, как в подобных ситуациях держать удар, что тут же немедленно и продемонстрировал, пустив в ход давно отработанную и беспроигрышную схему.

— Вот, товарищи, сами видите, к чему приводит общение незрелого коммуниста с буржуазной средой места нашего временного пребывания! — с горестным видом покачал головой Анисимов. — К сожалению, там, на Родине, ещё не всегда внимательно подходят к подбору квалифицированного персонала для ответственной работы за границей. Есть предложение... — он не договорил, прерванный громко хлопнувшей дверью. Разом наступила мёртвая тишина, в которой прозвучали уверенные шаги, и чей-то голос, со слегка барственной интонацией, поинтересовался:

— А что здесь, собственно, происходит? Что за собрание, да ещё в самый разгар рабочего дня? Может мне это кто-нибудь сейчас объяснить?

Андрей обернулся. В центре помещения монументально возвышался — да-да, именно монументально, иного определения, пожалуй, было и не подобрать! — кряжистый, как дуб, крепко сложенный мужчина, в строгом сером костюме, возрастом лет эдак сорока пяти-пятидесяти. И был он (мужчина, разумеется, а не костюм!) Андрею прекрасно знаком! Как и его любимая дочурка, выглядывавшая из-за правого плеча своего отца — миловидная девчушка, в модном синем джинсовом костюмчике, вылитая Одри Хёпберн! Такая же восхитительная красотка, с ослепительной улыбкой и тонкими, аристократическими чертами лица, высокая и лёгкая, вся какая-то воздушная и почти летящая, с настороженно-ищущим взглядом маленькой девочки, трепетно ожидающей большой и чистой любви.

Её лицо, казалось, постоянно играло, так быстро и часто меняясь, что люди боялись опоздать поймать её ускользающий от постоянных нескромных взоров взгляд.

Уж кого-кого, но только не их Андрей ожидал сейчас увидеть здесь!

Откуда-то сбоку ловко вывернулся Огнев, скользнул к Анисимову быстрым, ТЕКУЧИМ шагом и вполголоса, но так, что услышали все, кто находился в зале! — со значением произнёс:

— Разрешите представить, товарищи: Иван Фёдорович Замятин, заведующий сектором Латинской Америки и стран Карибского бассейна Центрального Комитета партии!

И скромно отошёл в сторону, всем своим видом давая понять окружающим, что он своё дело — сделал.

— Ну? — нетерпеливо переспросил Замятин, хмуря густые чёрные брови. Секретарь парткома подавленно молчал, на него было просто жалко смотреть: ещё минуту назад весь из себя такой важный и самоуверенный, сейчас он напоминал сдувшийся воздушный шарик — такой же маленький, сморщенный и невзрачный.

Помалкивали и остальные участники "судилища", старательно отводя глаза от требовательного взора высокого гостя.

Молчание затягивалось.

— Так, персональное дело у нас, — решилась наконец ответить какая-то девушка из числа сидевших в зале. — Коммуниста Новикова.

— И в чём же он провинился? — весело хмыкнул Замятин, словно бы только что заметивший Андрея. Показалось тому или нет, но высокий гость ободряюще подмигнул журналисту, но было это так мимолётно и неожиданно, что Новиков засомневался: а был ли мальчик?

— Э-э.., — обрёл наконец-то голос секретарь (надо отдать ему должное, умел он быстро брать себя в руки), начал суетливо перечислять "грехи" непокорного журналиста: — Несогласованность действий в чужой стране...

— В братской! — тут же не преминул поправить его Огнев, состроив при этом самую что ни на есть каменную физиономию.

— В братской стране, — ожёг коллегу ненавидящим взглядом Анисимов, но спорить не стал, поостерёгся, не те у мужика оказались карты, как бы и не краплёные! — Затем — пьянство на рабочем месте, неразборчивость в связях...

Он замолк, беспомощно кусая губы и словно бы ожидая, что кто-нибудь поддержит, придёт ему на помощь. Таковых в зале не нашлось.

Пауза затягивалась, и тогда Замятин с совершенно серьёзным видом поинтересовался:

— И что же? Он вот так быстро успел разложиться и никто ничего не смог поделать?.

— Были сигналы, — обречённо сказал Анисимов. И совершенно по-детски шмыгнул носом. И ссутулился. Как будто ему на плечи опустили неимоверно тяжёлый груз. Плиту, к примеру, бетонную.

Секретарь продолжал мяться и тосковать.

— Я не слышу! — повысил голос Замятин.

— Товарища Голобоева. Он ведь тоже из ЦК, — забормотал Анисимов.

— Какой ещё там Голобоев? — нахмурился высокий гость и обернулся к послу, неведомо как появившемуся в зале. За его спиной, в настежь распахнутых дверях, предусмотрительно не выдвигаясь на первый план, толпились ещё какие-то люди. — Насколько я в курсе, — теперь уже в голосе Замятина звучал откровенный яд. — Каких-либо ещё представителей Центрального Комитета, кроме вашего покорного слуги, в Манагуа не направляли. И вообще: кто это такой — "товарищ Голобоев"?

Посол, которому адресовался данный вопрос, затравленно задёргался, лицо его и без того пунцово-красное, побагровело ещё больше, он в отчаянии заозирался, пока не наткнулся взглядом на Огнева и умоляюще воззрился на него: мол, выручай, Коля! А уж за мной-то не заржавеет, из одного же котелка хлебаем, чай, не враги-то друг другу!

И Коля не подвёл. Выручил. Почтительно склонился к уху Замятина, что-то коротко ему прошептал.

На лице москвича проявилось выражение, какое обычно возникает у человека, сдуру влетевшего в жирную коровью лепёшку.

— Ах, вот оно что! — презрительно морщась, протянул, как плюнул, Замятин. — Тогда мне всё понятно. Что ж, передайте нашему бдительному товарищу, чтобы он зашёл ко мне сегодня... Скажем, после семи вечера. Поговорим о формах и методах работы отдельных граждан за рубежами нашей Родины.

Посол торопливо закивал.

— А вы, товарищ Анисимов! — палец высокого гостя упёрся в грудь совершенно потерявшегося секретаря. — Попрошу, чтобы в следующий раз вы устраивали, пожалуйста, партийные собрания, во-первых, во внерабочее время, во-вторых, исходя из заранее составленного графика — кстати, хотелось бы узнать, таковой у вас имеется? — и, в-третьих — что самое главное! — базируясь на реальных просчётах и недоработках отдельных наших товарищей! А не на липовых фактах и сплетнях разного рода сомнительных личностей. Вы меня поняли?

Анисимов, чувствуя что гроза, кажется, уже миновала, облегчённо выдохнул воздух из лёгких и торопливо закрыл собрание.

Участники быстренько потянулись к выходу, а Замятин шагнул к Андрею. Улыбнулся дружески, открыто и протянул руку:

— Ну, вот и свиделись, Андрей Дмитриевич! Очень рад! Пойдём, что ли, чего-нибудь прохладительного выпьем на свежем воздухе, а то уж больно-то жарко у вас тут, не то, что в Первопрестольной!

И хитро подмигнув Новикову, повлёк его за собой.

Глава 3.

За два дня до описываемых событий. ЗВОНОК ПО ЗАЩИЩЁННОЙ ЛИНИИ МАНАГУА (военный атташе посольства СССР в Никарагуа полковник Роман Руднев) — Москва (генерал-лейтенант Суконников, ГРУ).

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— И тебе не хворать, полковник! Что у тебя?

— По нашему проекту возникли некоторые затруднения, товарищ генерал...

— Что-о?! Какие ещё там затруднения? Конкретней!

— Группа не может получить "добро" от местных властей на выдвижение в исходный район действий. Заявляют, что, дескать, там — крайне неблагоприятная обстановка, в связи с чем они не могут гарантировать полной безопасности нашим людям.

— Посла не пробовали подключать?

— Так точно, товарищ генерал! Однако он категорически отказывается давить на руководство сандинистов.

— Вот как? И чем же он мотивирует свой отказ?

— Тем, что у него нет соответствующего распоряжения от своего министра. Или хотя бы — из ЦК. Последнее, мол, даже предпочтительнее, говорит.

— Вот как? Я гляжу, разбаловался он у тебя, полковник, совсем армию ни в грош не ставит, перестраховщик хренов! Ладно, будет ему ЦК. Всё, до связи!

— — — * — — —

ЗА СУТКИ ДО ОПИСЫВЕМЫХ СОБЫТИЙ. ЛОНДОН, ПЭЛЛ-МЭЛЛ, "ХАНТЕР-КЛУБ".

В этом уютном помещении, больше похожем на кабинет серьёзного политика или крупного учёного, о чём несомненно говорило его внутреннее убранство (массивный письменный стол из красного дерева, изготовленный в ранние годы царствования молодой королевы Виктории, внушительные шкафы, числом более пяти, с книгами, на стенах — сплошь картины, изображавшие природу, и не простые ПАСТОРАЛИ, а грозно-мрачные СТИХИИ: бурно-беснующее штормовое море, острые пики нелюдимых скал, пропарывающих своими вершинами низко нависшее над ними свинцово-грозовое небо, величественный — куда там Ниагаре! — водопад, все, к слову, подлинники, поздние Фредерик Чёрч и ранний Рокуэлл Кент* (см. приложение 22) ; в дальнем левом углу, если смотреть от входа, большой глобус, на подставке — большой телевизор) находились пять человек.

Личности широкой публике — малоизвестные, да они и не стремились к особому паблисити* (см. приложение 23), разумно полагая, что сие более свойственно разного рода парвеню и нуворишам, нежели — ИСТИННЫМ ПЕРСОНАМ ВЛИЯНИЯ, каковыми они и являлись на самом деле.

В той организации, что ПОСВЯЩЁННЫЕ именовали — "СИСТЕМОЙ" или попросту "КЛУБОМ", а профаны — "КРУГЛЫМ СТОЛОМ", известной среди мировой прессы и прочих политических движений, как неформальная ассоциация значимых в своих сферах деятельности лиц, нечто вроде "Римского Клуба"* (см. приложение 24), данная пятёрка давно уже представляла своего рода фракцию "непримиримых", ибо всегда и с завидным постоянством ратовала за наиболее радикальные методы разрешения проблем, которые часто вставали на пути реализации тех или иных ПРОЕКТОВ "СИСТЕМЫ".

Такой ярко-выраженный фанатизм этой группы нравился в "КЛУБЕ" далеко не всем, их — и не без оснований! — подозревали в желании подмять под себя всю организацию. Однако пока "пятёрку" терпели".

Ибо слишком многое зависело от неё, да ещё и вывести вот так запросто "непримиримых" из ДЕЛА, грозило куда большими катаклизмами и неприятностями, чем это было, скажем, как совсем недавно у "бильдербергов"* (см. приложение N 25).

Такие встречи, как эта, у "непримиримых" случались не часто, если не сказать: очень и очень редко.

Несмотря на свой фанатизм и "братскую" сплочённость (о чём издевательски нет-нет да проезжались старые члены "КЛУБА"!) всё же они были осмотрительными людьми и старались зря не подавать остальным соратникам по "СИСТЕМЕ" лишних поводов к подозрениям в отношении себя любимых.

Ни к чему это было. Все же вопросы решались Председателем в ходе ЯКОБЫ СЛУЧАЙНЫХ встреч и пересечений в самом "Хантер-Клубе", куда члены "пятёрки" наведывались, как к себе домой.

И то, что глава фракции вот так собрал всех вместе — пусть и не в обычных помещениях заведения, а в каком-то непонятном кабинете, говорило о чрезвычайной важности предстоящего обсуждения.

Четверо участников расселись в удобные кресла, полукругом расставленные вокруг письменного стола, за которым обосновался сам Председатель.

— Свой приезд замотивировали ЧИСТО? — поинтересовался он, ни к кому конкретно, в общем, не обращаясь. Дождался утвердительных кивков, после чего не глядя протянул руку к стоявшей на столе бутылке "Джек Дэниэлса" двадцатилетней выдержке, разлил по небольшим серебряным стопочкам — по слухам, лично подаренных Председателю самим Черчиллем после его знаменательной речи в Фултоне* (см. приложение N 26), и приглашающе кивнул на них соратникам. Мол, чего ждём?

Те не спеша разобрали посудины. Выпили. Потом вопрошающе посмотрели на главу фракции. Посмотрели — СЕРЬЁЗНО.

— Ну, во-первых, я рад вас снорва всех вместе видеть, — начал Председатель обводя каждого из присутствующих внимательным взглядом своих серых, КОЛЮЧИХ глаз. — Последний раз таким составом мы, если не ошибаюсь, собирались девять лет назад, когда возникла небезызвестная ситуация в Вудстоке* (см. приложение N 26). И тогда вовремя предпринятые и согласованные меры нашей группы принесли каждомуиз вас весьма ощутимые дивиденды. Не так ли?

— И к чему сейчас эти воспоминания? — поморщился один из членов фракции, седовласый и сухощавый мужчина ярко выраженной семитской наружности. — Не лучше ли сразу к делу? Время — деньги, джентльмены! Не нами, понимаете, сказано.

— Не перебивайте меня,пожалуйста, Арон! — тихо попросил Председатель — и столько в его голосе было холода, что "Семит" моментально заткнулся и виновато опустил голову. — Так вот, друзья, во-вторых, хочу вам сообщить, что мы наконец-то получили шанс, который позволит нам занять в ЗДЕШНЕЙ ИЕРАРХИИ, — он особо подчеркнул последние слова, — Более достойное место! Кстати, ДАВНО ЗАСЛУЖЕННОЕ!

Тот, кого назвали Ароном, скептически покривил губы. Но ничего не сказал. А вот его сосед слева — рыхловатый толстяк в коричневом костюме, заинтересованно заёрзал в своём кресле, соседи же справа — блондин нордической внешности, одетый в зелёную охотничью куртку, из-за ворота которой выглядывал толстый шерстяной свитер грубой вязки.

И бородач, в синем клубном пиджаке с золотой эмблемой над левым нагрудным карманом и тщательно отглаженных светло-серых узких брюках , вообще никак не отреагировали на высказанное. Терпеливо ожидали следующих слов.

— Шанс этот, — Председатель поднял свой стаканчик на уровень глаз и секунду полюбовался узором на его корпусе, прежде чем выпить. —

— Шанс этот позволит нам выйти ЗА ПРЕДЕЛЫ. Вы понимаете, о чём это я говорю?

Разорвись сейчас бомба в кабинете — и то, наверное, она бы вызвала куда меньший шок, чем тот, что испытали присутствующие.

Первым опомнился Арон. Как и все представители своего исторического народа, он чётко уловил смысл сказанного, стремительно наклонился к столу, почти вплотную к Председателю — тот даже чуть было не отшатнулся, но вовремя взял себя в руки, сохранил хорошую мину при непонятной игре, и свистящим, злым шёпотом осведомился у своего визави:

— Джордж, это то, о чём я сейчас подумал? — и взвизгнул, не выдержав затянувшейся паузы: — Только не врать, иезуит чёртов, достали уже всех ваши интриги!

— Я — добрый англиканец, — с достоинством произнёс Председатель и укоризненно посмотрел на Арона — но так, что тот смутился и забормотал что-то себе под нос извинительное. — Да, это то, о чём вы подумали.

Арон облизнул внезапно пересохшие губы, оглянулся растерянно на своих соседей, но те пребывали по-прежнему в лёгкой прострации, потом вспомнил о зажатой в руке стопке, поднёс к губам и резко осушил её. Председатель одобрительно кивнул. Тут опомнились и остальные члены фракции.

— Подробности — можно? — этот вопрос задал бородач. Толстяк поспешно дёрнул его за руку, предостерегающе шикнул: " Свенсон, умоляю, только не здесь!.." — на что тот недовольно дёрнул плечом, освобождаясь от его захвата. Недовольно буркнул:

— А собственно почему? Мы всегда здесь обсуждаем свои конфиденциальные проблемы? Тем более, что в Клубе своих слушать не принято, обслуга постоянно проверяет гостевые помещения на предмет наличия "жучков", да и любой из "хантеров", появись вдруг у него такие подозрения, может пригласить своих специалистов со стороны... О нарушениях этого правила я что-то совсем не упомню...

Конечно, это было не так, и правила для того и придуманы, чтобы их постоянно — или изредка, это уж как кому повезёт! — нарушали, но в общем и в целом в "Хантер-Клубе" было БЕЗОПАСНО. Особенно — для СВОИХ.

— Совершенно верно, — поддержал бородача Председатель. — Тут всё чисто, но для дополнительной гарантии безопасности я рискнул вас пригласить не в ресторан "Клуба", и не в прочие его помещения, а именно в этот кабинет.

Он обвёл его широким жестом руки и, предваряя вопросы остальных "фракционеров", пояснил, криво дёрнув щекой:

— Это аппартаменты главного дворецкого. Я не думаю, что кто-нибудь захотел бы слушать комнаты обслуги.

И самодовольно улыбнулся.

— Логично, — не мог не согласиться с ним толстяк, успокаиваяясь.

— А подробности случившегося таковы, — меж тем вернулся к основной теме разговора Председатель, наполняя по новой стаканчики напитком. — Наши старшие партнёры потеряли, — тут он понизил голос до едва слышимого шёпота, называя ЗАВЕТНУЮ ФРАЗУ, но тем не менее сказанное расслышали все — расслышали и отреагировали все разом — толстяк непроизвольно охнул, хватаясь своими пальцами за жирные щёки, бородач сдержанно выругался — только почему-то не на своём родном языке, а на каком-то схожем с русским, и Председатель всё время контролировавший партнёров сделал немедленно зарубку на память, Арон обалдело распахнул рот, и даже вечно невозмутимого блондина — "арийца" проняло.

— Да-да! — с напором повторил Председатель. — Именно это самое.Пока о потере никто из заинтересованных персон ничего не знает. Так что фора у нас есть. Небольшая, но лучше она, чем вообще без неё.

В общем, если будем первыми на финише.., — он недоговорил, но все присутствующие и так прекрасно поняли смысл недосказанного. И только Свенсон, со свойственной многим представителям своего народа педантичности и любви к законченным формам во всём, подхватил мысль Председателя и закончил предложение:

— ... То будем первыми везде!

И деловито поинтересовался:

— А где потеряли ЭТО?

— Центральная Америка, — помолчав, сказал Председатель. — Предположительно, в секторе Коста-Рика-Сальвадор-Никарагуа.

— А точнее?

— Увы, точнее никто не скажет! — развёл руками Председатель.

— Кого подключим к поискам? — подал голос "Арон".

— Могу дать своих парней, — предложил "Ариец". Но Председатель отрицательно покачал головой:

— Нет, джентльмены, опасно, слишком явно на нас укажет. Нужен кто-то из своих, я имею в виду, из клубных, но только обязательно из тех, что на нас впрямую не завязаны. Есть такой у кого-нибудь на примете?

Все задумались. Потом "Толстяк" шевельнулся и первым как-то нерешительно вопросил:

— А если — СОСЕДЕЙ?

— Что?!! — обычно невозмутимому Председателю на сей раз изменила его хвалёная выдержка. — Да вы с ума сошли, Генрих! Не стоит играть с огнём — целее будем...

— А вы предложите лучший вариант! — огрызнулся в ответ обиженный этими словами тот. И выпил. После чего отвернулся, демонстрируя оскорблённую невинность. Получилось это у него, правда, плохо. Ну, да Генрих всегда был склонен к дешёвому театральному позёрству.

— А что? — рассудительно заметил "Ариец". — Почему бы и нет? Всё равно ничего лучшего, чем они, мы вряд ли найдём. Сыграем "втёмную", а поиски замотивируем под один из общих клубных проектов, никто ни о чём не догадается, уверен в этом.

— Хм, — Председатель пожевал губами, потом поправил галстук и тяжело посмотрел на соратников. — Вообще-то, что-то в данной идее есть такое.., — он покрутил пальцем в воздухе, — нетривиальное. Как думаете, джентльмены? Арон, ваше мнение?

— Я — за.

— Свенсон?

— Тоже.

— Ансельмо?

— Не возражаю.

— Генриха не спрашиваю, его позиция и так ясна, ну, а что до меня, то я, пожалуй, воздержусь, — подытожил результат голосования Председатель. И встал из-за стола:

— Решено. Играем, джентльмены!

Глава 4.

"Но то война! А разве без войны

Не убивает зверь другого зверя,

Его лишая жизни без вины?

И что ему ничтожная потеря?"

(Игорь Северянин, "Солнечный дикарь").

"По вечерней росе

Над чужими досье

Греют руки озябшие тени.

Не ходи к площадям —

Революции там.

Затолкают, затопчут,

Затравят..."

(Николай Тарасов, " Из поэтических дневников").

"И с дьяволом кутил, и Бога слышал

И в "Личном деле" — профиль и анфас.

По краю жизни, как по краю крыши

Я прошагал, не закрывая глаз.

Не затыкал себе ни рот, ни уши.

Не так уж плох у скользкой жизни край.

Мне нечего терять... Но выбор нужен:

Ворота в ад или тропинка в рай.

(Борис Орлов).

Манагуа. Район Лос— Колинос.

— — — — — —

Лос-Колинос. Один из чудесных уголков Манагуа. Район богатых вилл и ухоженных садиков. Спокойный и совершенно непохожий на некоторые столичные кварталы, ставшие жертвами разрушительного землетрясения семидесятых годов.

Невысокие ладные особняки белого, желтовато-серого или тёмно-красного цветов. Почти каждый окружают высокие металлические ограды — такие, что не сразу и перелезешь. У некоторых домов — посты "милисианос", дань теперешнему неспокойному времени, настороженно взирающие на редких в этот утренний час прохожих. Не нужно быть большого ума человеком, чтобы сразу не понять, что в этих виллах теперь проживают нынешние новые хозяева жизни — сандинисты. Или их союзники и прочий важный люд.

Представитель ЦК КПСС Иван Замятин, безусловно, входил в число последних. И то ведь: не в "Интерконтинентале" же ему было проживать, в самом-то деле!

В настоящий момент он и его гость, коим был, разумеется, Андрей Дмитриевич Новиков собственной персоной сидели в патио одного из таких особняков, в уютных креслицах, под сенью раскидистой кроны карибской сосны, с бокалами холодного пива в руках.

Огнев ненавязчиво маячил в отдалении, готовый в любую минуту подскочить к беседующим, чтобы немедленно исполнить любое распоряжение Замятина.

— Чудное место, — умиротворённо молвил Иван Фёдорович, с удовольствием отхлёбывая пиво и с улыбкой поворачиваясь к Андрею. — Сразу ощущается твоя личная сопричастность ко всем явным и тайным процессам, идущим во Вселенной... Вы согласны со мной, Андрей Дмитриевич?

— Вполне, — наклонил голову Новиков. — Но хочу, однако, заметить, что и у нас, на Родине, есть не менее прекрасные места, откуда связь с Космосом — аналогичная. Крым, например — его Судак, скажем, Алушта, Кичкинэ... Или же — Кавказ!

— Андрюша у нас патриот, папа! — совсем не к месту (а может, так оно заранее было у неё согласовано с отцом, кто там знает!) вдруг хихикнула дочка Замятина, до этого момента дисциплинированно помалкивавшая, но сейчас, тонко уловив отход от ГЛАВНОЙ ТЕМЫ беседы, быстро внесла свои "пять копеек" сдачи, тем самым вернув разговор в нужное русло.

— Патриот — это хорошо, — добродушно хмыкнул Замятин. — Да другого бы сюда и не прислали, тут ведь не благонравная Европа, где любой дуболом может годами сидеть и ничего не делать, тут умный и правильный человек требуется. Кстати, о работе. Как вам тут, Андрей Дмитриевич?

И он испытующе взглянул на Новикова.

" Началось!" — внутренне напрягся Андрей. И постарался придать своему голосу легкомысленную беззаботность, какая бывает у беспроблемных людей его профессии.

— Нормально всё, Иван Фёдорович, не жалуюсь!

— Да вижу, как нормально! — недовольно поморщился Замятин. — Без году неделя за границей — и сразу же на "персоналку" нарвался!.. Ладно ещё я случайно здесь оказался, придурка вашего укоротил, а то б запросто отсюда вылетел бы, да ещё с "волчьим билетом", ни в одно приличное место потом в Союзе не пристроился б... Понятно, что не виноват, но зачем же всё обострять? Дуракам ведь всё равно ничего не докажешь, а по правилам, между прочим, давно и не нами заведённым, играть надо. Пусть хотя бы и формально. И нет в том зазора и умаления твоей личности! Они ж, эти правила, как и воинские Уставы, кровью писаны! Ты меня понимаешь?

Андрей покаянно мотнул головой: а чего ещё тут было говорить? Прав Иван Фёдорович, с какой стороны не взгляни на всё случившееся. Действительно, слишком ретиво и независимо здесь себя повёл, не журналист будто, а какой-то — ОБЛЕЧЁННЫЙ ДОВЕРИЕМ. Как те же Юлиан Семёнов или Константин Симонов. Но за теми-то СИЛЫ стояли, а за ним, Новиковым, кто? Вот то-то и оно! Свернут голову и вся недолга, никто потом и не вспомнит, что был на белом свете такой подающий надежды психолог и недурственный журналист Андрей Дмитриевич Новиков.

Замятин, внимательно наблюдавший за лицом Андрея, правильно понял ход его мыслей и ободряюще похлопал журналиста ладонью по плечу:

— Ладно-ладно, Андрей Дмитриевич, не расстраивайтесь так уж сильно, откровенно скажу тебе — мелочи всё это и мышиная, понимаешь, возня... Никто тебя больше не тронет. После такого-то заступника! — он коротко хохотнул. Потом кивнул в сторону дочери:

— Да ещё с учётом моей Алеськи!

— ???!!

— А ты как думаешь: сплетни не пойдут? — ехидно фыркнул Замятин. Впрочем, тут же посерьезнел: — Но это даже и к лучшему, будущий зять крупного партийного деятеля — это тебе, брат, не фунт изюму! Это покруче любой кагэбэшной "ксивы" будет. Индульгенция!

Он со значением поднял указательный палец.

— Простите, Иван Фёдорович, — если Андрей и был ошарашен только что прозвучавшей фразой, то внешне это на его лице никак не отразилось, сумел взять себя в руки, — я, наверное, не очень вас понял...

— Да ладно тебе! Не понял он, понимаешь... Алеська моя с сегодняшнего дня у тебя в подчинении будет, машинистка и переводчица в твоём корпункте, она ж у меня Тореза (* см. примечание N 29) в этом году закончила... К слову, с "красным дипломом"! Так что, знай наших! И специализация у девчонки самое то: испанский язык. Кстати, ещё и водителя персонального получишь, вместе с постоянным авто, а то нечего родную державу позорить, на своих двоих да на "попутках" перемещаться по Америке, солиднее надо быть!..

Вот это номер! Как пыльным мешком из-за угла по голове. И отказаться от такого подарка никак нельзя: "тассовцу", которого Новиков сейчас временно замещал, помощники (в том числе и водитель) действительно полагались. Де-юре, так сказать. Но де-факто правило это обычно не всегда соблюдалось. Особенно, когда речь шла о небольших государствах, не игравших сколь-нибудь ярких и важных ролей в "вельтполитик". И даже на своём региональном уровне.

Никарагуа — это тебе не Куба и, уж тем более, не Панама.

Впрочем, с приходом к власти сандинистов и возможностью появления у Кастро (читай: и у дорогого нашего Леонида Ильича!) союзника, игра на шахматной доске Западного полушария могла приобрести особый, весьма значимый смысл. Так что, забота товарища Замятина о молодом журналисте могла объясняться ещё и этим обстоятельством — как же, для тех, кто ведёт такую важную работу на данном участке столь ответственной работы, всегда требуется поддержка со стороны родного государства. Одному "пахать", да ещё на двух должностях, впору разорваться, зато с наличием помощников и дышать станет неизмеримо легче.

Вот только бы не некоторые щекотливые моменты.

Во-первых, присутствие и водителя, и переводчицы заметно свяжут Новикову руки, лишат его мобильности и пусть хоть какой-то, пусть, в общем-то, призрачной, но самостоятельности. Во-вторых, немедленно во всей своей остроте встанет и вопрос "лишних ушей". Ладно там ещё Алеся — давняя, можно сказать, проверенная подружка, несмотря на своего большого папу. Но вот — водитель!

Знаем мы таких, кто в большинстве корпунктов, торгпредствах и представительствах "Аэрофлота" за рубежом (*см. примечание N 30) "баранки" крутит!

Замятин же истолковал молчание Андрея по-своему и обрадовано воскликнул:

— Вот и отлично, дорогой мой человек! — после чего повернулся к Огневу и тот, повинуясь повелительному взмаху бровей высокого гостя, моментально подскочил к нему:

— Да, Иван Фёдорович?

— Девочку, — Замятин небрежно мотнул головой в сторону своей дочери, — в корпункт этого доброго молодца, — кивок на Новикова, — пусть там с хозяйством разберётся... Это, кстати, далеко отсюда?

— Да нет, почти рядом, Иван Фёдорович, отель "Палома-Хилтон"...

— Ишь ты, кучеряво живёшь, в "Хилтонах", понимаешь! — одобрительно хмыкнул Замятин.

Андрей вынул из кармана джинс корпунктовские ключи и молча подал Николаю. Что тот пошарится — в силу служебной надобности или личного любопытства, в его "хоромах", журналист не опасался. Ибо ничего такого, что не следовало бы лицезреть постороннему взору, там не было — наверное, потому, что ну не воспринимал Андрей корпункт как место, комфортное для себя. Это совсем не то, что уютный номер в "Интерконтинентале"! Но там он только спал. А вот работать приходилось, несмотря на внутренний дискомфорт, в "Паломе" — всё ж таки и оборудования побольше, и близко к правительственным учреждениям, да и журналистская братия в основном обитала здесь. Это уже не говоря о пресс-клубе, действовавшем тут.

— Водителя я подошлю чуть позже, — продолжал меж тем распоряжаться Замятин, — Ну, всё, идите!

Он чмокнул Алесю в щёчку, подождал, пока та и Огнев не удалятся, и лишь когда они с Андреем остались одни, облегчённо вздохнул:

— Уф-ф, ну хоть теперь можно без посторонних ушей по-нормальному поговорить! — и отечески потрепав собеседника по руке, уже переходя на серьёзный тон, молвил: — Ты, Андрей Дмитрич, на меня-то не серчай за "жениховство" — уж лучше пусть зря языками не треплют, на чужой роток, как говориться, не накинешь платок, наши-то сплетники в посольстве о чём ещё подумать могут после того, как я за тебя вступился, да ещё, понимаешь, и дочурку, пользуясь служебным положением к тебе под бок пристроил? А так вроде всё в порядке, по-родственному вышло... Своих-то обижать не принято...

— Да уж, — только и смог, что пробормотать Андрей. А чего ещё тут было говорить, прав Замятин. И поступил как надо, как того ситуация требовала. Оказав посильную поддержку, которая, в общем-то, ничего ему не стоила, и себе, и дочке. И ему, Новикову.

— Ну, вот и не станем людей разочаровывать! — решительно заявил Замятин. — Хоть какая-то радость народу, будет им о чём на своих кухнях языки почесать.

Тут он будто бы только что обнаружил, что в его стакане почти совсем не осталось пива, и изобразил эдакую оторопь:

— Слушай, и куда ж это всё подевалось? Вроде бы и не пил почти ничего... А ну-ка, набулькай-ка мне ещё продукта!

Андрей с готовностью повиновался.

— Хорошо! — довольно вымолвил Замятин, сделав большой глоток тёмно-янтарного напитка, и закатил на мгновение глаза от охватившего его удовольствия. Потом стал вдруг серьёзным (Андрей, чутко следивший за собеседником, тут же подобрался), сменив шутовской свой тон на деловой:

— А теперь и поговорить можно, Андрей Дмитриевич. Уже по-настоящему.

Он сделал короткую паузу. Молчал и Андрей.

— Скажи-ка мне, дорогой товарищ, как ты вот сам оцениваешь сегодняшнюю ситуацию в стране пребывания? Нет-нет, — он протестующее замахал не занятой ничем рукой, — не надо только общих слов, ты не на партсобрании. Меня интересуют твои личные впечатления, во-первых, как СВЕЖЕГО, — он подчеркнул это слово, — здесь человека, и, во-вторых, как журналиста, что может видеть всё происходящее не только СВЕРХУ, на уровне послов, делегаций и советников — этот официоз мне и даром не нужен! Равно как и лакировка с "потёмкинскими деревнями", но и СНИЗУ, с точки зрения рядовых никарагуанцев. Понимаешь меня?

Он пытливо заглянул в глаза Новикову.

"Чего он от меня хочет?" — подумал в некотором замешательстве Андрей.

Что-то тут было не так. И не совсем по правилам управленческой игры. Ну, посудите сами: кто он такой? Простой журналист. И кто — Иван Замятин? Уж больно-то величины не сопоставимые! Несмотря на дружбу с Алеськой.

Но мало ли кто с кем дружит? Верно? Это ведь не повод для таких вот БЕСЕД. Тем паче, что с самим Иваном Фёдоровичем он, Новиков, пересекался, что называется, "вскользь". То есть по принципу: "здравствуй-здравствуй, пока-пока!". А это, сами понимаете, к особой доверительности и большой откровенности никак не располагает. Тогда как сие понимать? Такое вот приглашение к подобному разговору? К слову, весьма удачно срежиссированному, чувствуется рука опытного мастера интриг и подковёрных баталий: вон как ловко и непринуждённо была замотивирована встреча с ним, Новиковым, в посольстве, затем последующее приглашение в отведённый здесь Замятину гостевой особняк, ничего не значащий трёп на глазах свидетелей (Огнева и родной дочери), потом их удаление под вполне благовидным предлогом. Умно, ничего не скажешь!

Андрей даже мимолётно пожалел, что раньше не постарался побольше узнать об отце своей подружки. Оплошал, мил друг, как есть оплошал!

Впрочем, считать ли сие оплошкой? Если "да", то — она извинительна: часто ли мы в нашей суетной жизни стараемся уж так углублённо залезать в биографии "предков" своих ненаглядных подружек? Если, конечно, не лелеем в их отношении определённых планов, завязанных на марши Мендельсона? Конечно же, нет!

Так, берём для себя только самые общие установочные данные: где работает, сколько лет (да и то не всегда), что за человек — нормальный или не слишком, какие интересы по жизни, вот и всё, пожалуй...

Хотя кое-что касаемо Замятина до Андрея в своё время и доносилось — в несколько более подробном изложении. Из источников, как говорится, вполне заслуживавших доверия. Вот только всё это приходило в разрозненном виде, в разное время и в различной форме — от мелких шуток и сальных анекдотов до сомнительных историй мимоходом брошенных теми или иными товарищами замечаний. Оттого всё и не синтезировалось в ОБЩЕЕ ЗНАНИЕ, а воспринималось лишь ФОНОВО.

И вот сейчас Андрей лихорадочно напрягал свою память, чтобы вспомнить всё, что ему было известно об Алеськином отце. Так сказать, пытался сложить полный пазл из кучи беспорядочно смешанных кусочков.

====================

СПРАВКА. ЗАМЯТИН ИВАН ФЁДОРОВИЧ.

Советский государственный и партийный деятель. Родился 11 января 1930 года в городе Ленинграде.

Отец: Замятин Фёдор Семёнович, Герой Советского Союза, участник ВОВ, генерал-лейтенант, последние места работы — штаб ГСВГ, затем — Министерство обороны СССР.

Мать: Замятина (Соколовская) Инесса Арнольдовна, кандидат исторических наук, завкафедрой новой истории стран Латинской Америки и Карибского бассейна АН СССР.

Закончил исторический факультет МГУ, затем Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ. Работал в аппарате горк4ома ВЛКСМ города Москвы, затем — в аппарате Совмина СССР и секретариате ГКНТ.

Защитил кандидатскую (тема: "Английское влияние на политику государств Карибского бассейна в период Первой Мировой войны") и докторскую (тема: "Революционные движения в странах Латинской Америкив период 60-70-ых годов 20 века. Тактика и стратегия городских "герильос") диссертации.

Приглашён на работу в аппарат ЦК КПСС, в отдел международной жизни.

=========================

... Молва в кругах, близких к партийным, связывала имя Замятина с так называемыми "младотурками" — либерально ориентированными сотрудниками среднего звена Центрального Комитета, советниками и консультантами секретарей ЦК.

Сам же Замятин однако никакого повода к подобным сплетням не давал, держался по работе со всеми одинаково и строго, а когда порой эти сплетни до него и доносились — лишь сардонически усмехался, никак их не комментируя. Даже в кругу СВОИХ.

Был, что называется, "компетентным специалистом". Не более того. Тем не менее, авторитетом и уважением среди поросли молодых советских политиков пользовался нешуточным.

Наверняка об этом было прекрасно известно: и на Старой площади, и на Лубянке. Однако — вот ведь какое удивительное дело! — каких-либо строгих наказаний к фрондёрствующему (по-крайней мере, в чужих глазах!) партийцу старшие товарищи отчего-то не предпринимали. Как будто бы их это совсем не касалось. Что также добавляло дополнительной порции масла в жаркий огонь интриги.

— ... Обстановка — обычная, — решившись, но при этом всё же осторожно подбирая слова, заговорил Андрей, и в глазах Замятина блеснула ярко выраженная заинтересованность, он даже пиво пить перестал: — как и бывает всегда после победы любой революции. Первоначальная эйфория и невиданный энтузиазм в самых широких народных массах, немедленная чистка госаппарата от чиновников, скомпроментировавших себя в тесных связях с предыдущим преступным режимом, уверенная борьба с "контрас"... Это — местная непримиримая оппозиция, — пояснил он торопливо собеседнику, на что тот сухо обронил:

— Я знаю, что это такое, продолжайте!

— А дальше, — пожал плечами Новиков, — нарастание целого вороха проблем. С коренным индейским населением. Со своими недавними союзниками по борьбе против Сомосы. С североамериканцами, наконец, крайне недовольными усилением здесь кубинского влияния. Опять же, никуда не делись и местные гангстеры, что занимаются переброской в Штаты и Западную Европу выращиваемой тут марихуаны...

— Ну, это-то ладно, — равнодушно отмахнулся Замятин, — не к нам же всё это "добро" идёт, пускай им капиталисты травятся! Нам-то что с того?

— Э-э, не скажите, Иван Фёдорович! — осмелев (ну, раз уж пошла такая пьянка — режь последний огурец! Сам же предложил доверительный формат беседы, вот и получай по гамбургскому счёту!), рубанул Андрей. — Капиталисты может и отравятся, но и мы в стороне не останемся, у нас тоже потребители есть. Возьмите Среднюю Азию, где наркотики давно в ходу, определённую часть молодёжи из центральных районов РСФСР — хиппи, наслышаны о таких? Они себя ещё "Системой" величают? В этом бизнесе такие деньги крутятся, что у кое-кого из СФНО запросто может "башни" снести. Как для личного обогащения. Так и для пополнения разорённого гражданской войной госбюджета. Деньги, как говорится, не пахнут! — он горько усмехнулся.

Замятин сверкнул глазами:

— Что? Есть СИГНАЛЫ? Ну-ка, ну-ка, а вот с этого момента — по-подробнее, пожалуйста!

— Ну, не то, чтобы СИГНАЛЫ, — ушёл от прямого ответа Новиков. — Я ж тут недавно, глубоко ещё в здешнюю жизнь не вник... Но слухи определённые уже в Манагуа появились. Во всяком случае, среди журналистского корпуса они циркулируют довольно активно...

Признался доверительно:

— Думаю, подсобрать материала о никарагуанском наркотрафике да сделать материал большой. Однако, боюсь, у нас этот материал не пропустят, скажут, что очерняю светлый образ никарагуанской революции!..

— А ты что думал? — хмыкнул Замятин. — Вестимо, не пропустят. Ещё и по рукам надают. Так что, не надо никакого материала! — уже тоном приказа распорядился он. — Свернут голову — и поминай как звали! А оно тебе надо? То-то!

— Да я понимаю! — скривился Андрей. — Не самоубийца, в конце-то концов!

— Вот именно! — одобрительно кивнул ему Замятин. — Тем не менее, свои наработки (есть ведь, а? По глазам твоим вижу, что есть! Так что не юли ты мне тут, не в гестапо на пытках находишься!) по данной теме передай мне лично. И не афишируй, главное, над чем работал, ясно? Теперь же о деле.

Он на мгновение замолчал, и Андрей заинтересованно подался к нему, чувствуя, что вот сейчас-то он наконец узнает: за каким дьяволом он понадобился-таки Алескиному "предку"?

— В общем, слушай сюда, — предварительно оглянувшись по сторонам, понизил голос Замятин. — В самое ближайшее время тебе придётся съездить в одно местечко на Атлантическом побережье, департамент Селая, слыхал о таком?

Андрей утвердительно кивнул головой. Озабоченно, правда, заметил:

— Проблемный район, к слову сказать, местные власти могут и не пустить.

— Не сомневайся — пустят! — уверенно, будто он сам был здешним президентом, заявил Замятин, и Андрею ничего не оставалось делать, как послушно наклонить голову: мол, принял к сведению! Сделаем. А Иван Фёдорович продолжал свой инструктаж-пожелание:

— Нашим читателям надо как можно подробнее рассказать о том, как живёт никаргуанская глубинка, понимаешь меня?

Андрей понятливо кивнул.

— А чтобы тебе в поездке было не скучно, то отправишься в компании с нашими геологами, они сейчас в "Интерконтинентале" остановились...

Андрей сразу же вспомнил своих спутников по авиаперелёту: добрых молодцев с откровенной военной выправкой, которую не вытравишь даже гражданской одеждой.

— Есть подозрение, — доверительно сообщил Замятин, — что в том департаменте имеются колоссальные запасы нефти. Что, как ты сам понимаешь, для молодой республики — ба-а-альшое благо и подспорье! В плане развития здешней экономики...

— В первый раз об этом слышу! — честно признался Новиков.— Но вполне возможно. Хотя... А не "утка" ли это?

И торопливо пояснил в ответ на недоумённый взгляд собеседника:

— Ну, чья-либо игра, на мировые биржи завязанная? Тех же янки, скажем? Или — британцев, они ж там тоже в своё время серьёзно отметились...

Замятин темы не принял. Отмёл сразу:

— Ты что: специалист по поиску углеводородов? — он упёр в Андрея жёстский взгляд, и Новиков внутренне поёжился.— Ну так и не выступай, а делай то, что тебе велено. Завтра же с утра обратишься в местное министерство информации, получишь там пропуск для поездки. Мне так кажется, отказа тебе в этом — не будет.

И ободряюще подмигнул Андрею:

— Кстати, — резко меняя тему разговора, озабоченно осведомился:

— Нет ли тут поблизости приличных антикваров? У кого можно приобрести сколь-нибудь стоящие вещи...

Уточнил со значительным видом:

— Для подарка.

Андрей сразу же вспомнил сеньора Модину и утвердительно кивнул:

— Да, есть один такой на примете. А что конкретно вас интересует, Иван Фёдорович?

— Ну, в основном, браслеты, бусы, ожерелья, — деловито перечислил Замятин. — Да, и чётки — тоже. Но строго определённые: янтарь, бронза, серебро. Старинные, разумеется. Принадлежность: инкская культура, майя и ацтеками можно пренебречь. Цена не имеет значения, средства на покупку получишь в посольстве, там на сей счёт уже предупреждены, обратишься к торгпреду Синицину, он немедленно всё тебе выделит по первому требованию. Да, и отчётов о расходовании денег никаких не нужно.

Ухмыльнулся заговорщически.

Ну да, ну да, конечно. Не маленькие, чай, всё понимаем.

— Все сувениры потом передашь Николаю. И языком не трепи. Купишьи тут же забыл. Ясно? Ну, вот и отлично!

Куда как ясно! Усмехнулся про себя Андрей. Как там у классика? "Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку — ну, как не порадеть родному человечку?" Действительно: ну, как тут о дражайших родственниках забудешь? Да ещё, наверняка, влиятельных. А может — то подарок для кого-то из наших "небожителей" или их чадушек коллекционированием старины занимается? Дочурка САМОГО? Но та вроде по бриллиантам специализируется. А может — Игорёк Щёлоков? Он, по слухам, оченно к старине неровно дышит. Иконы там, картины мастеров разных, книги раритетные... Впрочем, и без него, что в большом ЦК, что в малом, подобных любителей антиквариата хватает. Особенно среди молодых. "Комсомолят!"— как их за глаза ехидно называл Сашка, циник и насмешник первостатейный. Цепких, хватких и всегда настроенных на решительные действия выходцев из рядов комсомола. Карьеристов до мозга костей.

Их, правда, пока держали на вторых ролях, к серьёзным делам допускать не спешили, но и убирать подальше — не собирались. Во-первых, потому, что половина из них были чьи-то сынки, племянники и внуки, одним словом, представители КЛАНОВ. А, во-вторых, по большей части своей, ребятки эти отнюдь не являлись дураками, отличались завидной трудоспособностью и исполнительностью, были умны и образованы и посему исправно тянули возложенные на них обязанности (в том числе, и собственных руководителей — тоже!).

Андрей был уверен, что не за горами то время, когда "Великие Старцы" уйдут и вот тогда-то эти мальчики и развернутся. Со всей своей беспощадной силой и рвением. Никому мало не покажется! Воистину, очеловеченные колёса Джаггернаута, едри их в корень! Что тут ещё скажешь?

— Особенно меня интересуют браслеты, — уточнил Замятин.— Примерно вот такие.

И вынув из кармана брюк сложенный пополам листок бумаги, протянул его Андрею. Тот с любопытством развернул — и почувствовал, как сердце пропустило удар, кровь по всему телу пронеслась, словно жаркая волна, плеснувшая прямо в лицо. Щёки горели невыносимо, а в горле внезапно сделалось сухо, словно Новиков несколько суток, без единой капли воды, брёл по пустыни. Хорошо ещё, что голова была наклонена, и Замятин ничего не заметил.

Потому что на бумажном листе, небрежными мазками толстого красного фломастера, узнаваемо было начертано изображение браслета — один в один, Андрей в том был готов поклясться! — похожего на тот, что недавно подарил журналисту старый антиквар Модина.

Совпадало буквально всё: от формы пластинок и кусков янтаря, с заключённых в последние насекомых и листьев древних деревьев.

Андрей даже невольно коснулся своего кармана, в котором лежал подарок сеньора Модина. Хотел было достать его и показать Замятину, но в последний момент передумал и удержался от этого, вне всякого сомнения, опрометчивого шага. Ибо сообразил, что делать ничего подобного сейчас — НЕ СТОИТ.

Замятин же по-своему истолковал этот жест собеседника. Сказал, усмехаясь:

— Я ведь говорил тебе, Андрей Дмитриевич, что в средствах на покупки ты обижен не будешь! А бумажку эту, — он кивнул на зажатый в руке Новикова лист, — прибери себе, пригодится.

На том беседа двух соотечественников, облечённых разным общественным статусом, и завершилась. Андрею ничего больше не оставалось, как откланяться, и покинуть виллу высокого гостя.

ГЛАВА ПЯТАЯ. СУЕТА ВОКРУГ БРАСЛЕТА.

Не в пример предыдущим ноябрьским дням, нынешнее утро выдалось пасмурным. Небо затянули мрачные, серые тучи, а сам воздух, казалось, весь напитался лёгкой водной взвесью: всё говорило за то, что над Манагуа вот-вот разразится жесточайший ливень, столь характерный для здешних мест. Хотя и редкий — ибо в отличие от Восточного полушария планеты, тут, в МезоАмерике, поздняя осень всегда отличалась преобладанием ясных, солнечных дней и довольно тёплой погодой.

Андрей проснулся рано. И не в самом прекрасном расположении духа. Поскольку едва разлепил глаза, то почувствовал, что сегодня все дела у него пойдут наперекосяк. О чём недвусмысленно говорил сон, который привиделся перед самым пробуждением. Причём, из серии тех, что принято именовать "вещими" и которые Новиков терпеть не мог за их паскудное свойство сбываться самым скверным образом. Даже если Морфей и насылал одни только приятные картинки.

Не то, чтобы Андрей уж так сильно верил в их пророческую силу (как психолог, отлично знал, что это всё привет из глубин родного подсознания, куда сваливались все неотреагировавшие эмоции и яркие впечатления дня минувшего), но и полностью отрицать их реальную сущность в своей жизни не спешил. Были, как уже говорилось, прецеденты, объяснить которые журналист не мог, но и сбрасывать со счетов не торопился. А просто раз и навсегда для себя постановил считать подобные проявления эдаким предупреждением, выдаваемым психикой.

А что тут противоречащего материализму, воплощённому в самом передовом учении нашего времени — марксизме-ленинизме? Чувствуют ведь домашние и дикие животные надвигающиеся природные катаклизмы? Те же землетрясения, наводнения, торнадо или там извержения вулканов... Причём, за несколько часов до их прихода.

Чем же человек хуже? Такое же животное, примат, понимаешь, только обременённый тонким слоем разума над бескрайним океаном инстинктов и условных рефлексов (ау, мистер Голдинг! Как вы там?).

А приснился Андрею сегодня ринг. Самый, что ни на есть взаправдашний, да ещё натуралистичный до безобразия. На нём он — Андрей Дмитриевич Новиков собственной персоной, в боксёрских перчатках, спортивных белых трусах с красными лампасами, белой же майке и с кожаным защитным шлемом на голове. На ногах — лёгкие "боксёрки".

В ушах почему-то сильно звенит (как от хорошего тычка не самым хилым кулачком!), а челюсть — противно ноет, видать, крепко ушибленная противником. А вот, кстати, и он, наш злодей. Почему-то в облике Теофило Стефенсона * (см. примечание N 2), каким он выглядел во время исторического боя с Петром Заевым * (см. примечание N 29), нагло и стремительно прущим на Андрея. Только и успевающего, что закрываться сокрушительных ударов своего соперника. И казалось, уже больше нет никаких сил, чтобы устоять этот раунд. И только и остаётся, что надеяться на то, что соперник совершит ошибку, откроется в какой-то миг — и тогда можно будет попытаться этим воспользоваться и пусть не контрактовать, но хотя бы обозначить эту попытку...

Долго над расшифровкой своего сновидения Новиков не бился и зря себе голову не ломал: ежу понятно, что ждут его в ближайшее время крупные неприятности, связанные с риском для его, Андрея, драгоценной жизни, и почему-то имеющие прямое отношение к кубинским товарищам (иначе откуда в его сне появился известный боксёр?).

Размышляя таким образом, Андрей быстро, минут за десять, проделал комплекс обычной своей утренней тренировки (прокачал шею, пресс, ноги, сделал растяжку и трижды по сорок раз отжался на кулаках), после чего почистил зубы и нырнул в душ. Откуда выбрался уже бодрым, без всяких следов утренней хандры и мрачных предчувствий, навеянных своим "вещим сном". Не спеша, досуха, растёрся большим махровым полотенцем, споро причесался и оделся. Сунул ноги в "кроссовки", навесил на левое плечо сумку с непременными атрибутами своей журналистской деятельности (здесь находились радийный "Репортёр", пара блокнотов, несколько шариковых ручек и остро отточенных карандашей — на случай, если ручки вдруг "сдохнут", или написанное ими попадёт под вредное воздействие — той же воды, к примеру, а с карандашами оно как-то надёжнее будет, старенький, но ещё вполне рабочий "ФЭД-2", три кассеты с чистой плёнкой и путеводитель по запутанным районам никарагуанской столицы * (см. примечание N 30) и покинул номер.

Спустился в пресс-бар, по причине раннего утра, ещё пустой — коллеги, в отличие от ранней пташки Новикова, вставали поздно, любили подольше понежиться в своих постелях, уселся за столик поближе к стойке и сделал знак бармену Риккардо — тот, поприветствовав "компаньеро русо" энергично брошенным кулаком к плечу, быстренько принёс заказ: большую чашку кофе и пару бутербродов с ветчиной. Тоже не из самых маленьких.

Однако насладиться завтраком Андрей не успел.

За его спиной кто-то негромко кашлянул и вежливо произнёс по-английски:

— Прошу прощения, мистер Новиков, за мою навязчивость, но не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени?

Ну вот, огорчился Андрей, начинается. Что называется, сон в руку.

Он со вздохом опустил поднесённую было к губам кофейную чашку и не спеша обернулся.

Рядом с его столиком, выпрямившись так, словно он только что проглотил аршин, стоял мужчина. Явный европеец. И, что самое немаловажное— не здешний. Об этом ясно говорили и отсутствие загара. И кожа, слегка сероватого оттенка, характерного для тех, кто родился и вырос на севере Европы.

Интересно, что ему от меня нужно, подумал Андрей с невольным любопытством, внимательно разглядывая незнакомца. Не нужно было быть большим физиономистом, чтобы не понять, что этот человек ох как далеко не прост. И что ухо с ним нужно держать остро.

— Может, перейдём на ваш родной язык? — вежливо предложил мужчина — на сей раз на великолепном русском языке. — Думаю, так будет удобнее.

— Не возражаю, — помедлив, согласился Новиков, и незнакомец тут же просиял, будто ему только что оказали невесть какую, но давно ожидаемую услугу...

Глядя на вежливо присевшего за его столик мужчину, Андрей никак не мог отделаться от впечатления, возникшего у него в самую же первую секунду, когда он увидел этого человека. Относительно его этнического происхождения. Типичный англосакс.

Ну, а кем он ещё мог быть с такой специфической внешностью?

Смотрелся мужчина словно английский джентльмен, сошедший с фотоснимков, что были сделаны в Лондоне в тридцатых годах нынешнего беспокойного века. Строгое, слегка вытянутое ("Лошадиное!" — сразу приходило на ум не совсем корректное сравнение) лицо, аккуратная, короткая причёска, под средних размеров классическим римским носом чернеют небольшие, ровно подстриженные усы. Одет в великолепный, по фигуре сшитый костюм-тройку из тёмно-песочной ткани в спокойную крупную клетку и кипенно-белую рубашку с узким галстуком серо-мышиного цвета. На ногах — остроносые лакированные чёрные туфли, а из нагрудного кармана пиджака скромно выглядывает уголок носового платка.

Смотрит на собеседника доброжелательно и с достоинством. Сразу чувствуется порода.

— Говард Стэнсфилд Грин, — представился "джентльмен", вежливо наклоняя голову. — Третий баронет Квинсли.

— Новиков Андрей, — в свою очередь назвался и Новиков. — Журналист.

И не удержавшись, полюбопытствовал:

— А почему, простите за нескромный вопрос: "третий"? И фамилии не соответствуют...

Губы Грина тронула тонкая улыбка:

— Потому что я — внебрачный сын. Нас у отца — трое. Но первые двое, так сказать, законные дети. Поэтому моя фамилия — по матери. Хотя отцом я и был признан, и на титул претендовать, в принципе, могу. Правда, не на само наследство — это, как вам, наверное, известно — исключительная прерогатива старших братьев. В моём случае — Генриха. Впрочем, всё это мои семейные дела, совершенно не относящиеся к теме нашего с вами разговора.

— Слушаю вас, — сказал Андрей. — Только постарайтесь, пожалуйста, покороче — у меня совершенно нет времени.

Он ни капли не лукавил — со временем у него действительно было внапряг. Нужно было успеть позавтракать и потом со всех ног бежать на пресс-конференцию, которую сегодня проводило руководство СФНО. Будет крайне невежливо, если он на неё опоздает. А после неё ещё и заскочить в МИД — решить вопрос с разрешением на поездку в Селая.

Просьбой Алеськиного папы манкировать не стоило — да и не просьба эта была, а вполне официальное распоряжение, только из уважения к другу своей дочери закамуфлированное в такую форму.

— О-о, я не отниму у вас слишком много времени! — пообещал баронет, извиняюще выставив перед собой ладони. — Как говорят у вас, русских, сразу возьму э-э-э... корову за её рога...

— Быка, — поправил Андрей.

— Простите? — не понял его англичанин.

— Быка, а не корову, — пояснил Андрей.

— А, понятно,— кивнул Грин.— Так вот, мистер Новиков, я, видите ли, коллекционер.

Он замолчал, внимательно глянув на собеседника, но Андрей никак не прореагировал на эти слова, лишь неопределённо дёрнул плечом: мол, я принял ваши слова к сведению.

— Я — коллекционер, — ещё раз повторил Грин. — Собираю разные — не обязательно дорогие и раритетные, но лично для меня — чрезвычайно важные диковины и предметы старины. В основном, относящиеся к культуре народов Тауантинсуйю * (см. приложение N 31)... Э-э, простите, — тут же извинился он, — я не разьяснил вам данного термина...

— Не такие уж мы дремучие! — фыркнул, не удержавшись, Андрей. — Я прекрасно ЗНАЮ, что такое "Страна четырёх сторон света"!..

— Точнее: "четырёх четвертей", — поправил его третий баронет Квинсли. — Видите ли, в своём исходном значении часть слова "суйю" относится не к крупному географическому образованию, а к сравнительно небольшому миру крестьянской общины, в которой две её половины — "ханан" и "хурин", то есть, собственно "верх" и "низ" подразделяются на два "суйю"... И по мере того, как инки захватывали всё новые территории, границы "суйю" постепенно сдвигались, сохраняя однако первоначально заданное направление по четырём сторонам света.

"Ну, Остапа понесло!" — насмешливо, хотя и с одобрением хмыкнул про себя Андрей. Та эрудиция, которую сейчас демонстрировал ему Грин, не могла не вызывать уважения к нему. Значит, мужик действительно коллекционер, в своём деле разбирается, судя по всему, неплохо. Вот только зачем ему Новиков? Не поговорить же о судьбах цивилизаций доколумбовой Америки он пришёл так рано в "Палому"?

И посему решительно притормозил оседлавшего любимого конька британца:

— Хватит-хватит, мистер Грин, я и так вам верю, что вы знаете предмет своих увлечений на вполне достойном уровне! Но, может быть, мы оставим эту, вне всяких сомнений, интересную и познавательную беседу о древних империях до лучших времён?

Намёк был более чем прозрачен.

— Извольте, — не стал возражать баронет. И перешёл к интересующему его вопросу:

— Как я недавно узнал, — при этом он не уточнил: от кого именно, а Андрей не счёл нужным настаивать, лишь пригубил кофе из своей чашки да откусил половинку бутерброда, при этом изображая из себя внимательного слушателя, да, впрочем, так оно и было на самом деле, — вы на днях приобрели одну, поверьте уж специалисту, сущую безделицу в антикварной лавке небезызвестного сеньора Модино. Браслет — бронза с янтарём. Вот такой.

Он полез в карман пиджака и вынул оттуда роскошный кожаный бумажник. Раскрыл его и выудил из него небольшой чёрно-белый квадратик, при ближайшем рассмотрении оказавшийся удивительной чёткости фотоснимком. Положил его на столик и пальцем придвинул в сторону Андрея.

Тот мельком глянул, однако в руки брать не стал. А лишь кивнул, внутренне напрягшись: а дело-то, милостивые господа, начинает приобретать совершенно иной, весьма интересный оборот! Во что это его опять угораздило вляпаться? Не посоветоваться ли с посольскими... С тем же Колей Огневым. А что, как вариант. Мужик себе вполне вменяемый, не сволочь карьерная, зря гадить Новикову не будет.

Но, пораскинув мозгами, от этой мысли отказался. Не без некоторого сожаления. Нет уж, хватит с него "персоналки", сами как-нибудь разберёмся. Тем более, что ситуация пока что под контролем, всегда отступить успеется.

Да и, положа руку на сердце, не хотелось обращаться за помощью к своим ещё чего доброго запаникуют и вышлют обратно на Родину во избежание мифических "подходов"... Они ж там в посольстве все перестраховщики, ети их мать! А высылка в край родимых берёзок и осин была бы хреновым пятном в наметившейся журналистской карьере. После такого прокола рассчитывать в столице на что-либо серьёзное вряд ли бы стоило.

— И что вы от меня хотите?

— Продайте мне эту вещь! — разом теряя всю свою респектабельность, в совершенном нетерпении подался к Новикову баронет. — Я заплачу вам хорошие деньги! Знаю, знаю! — он остановил жестом руки порывавшегося возразить ему Новикова. — Вы, советские, народ не меркантильный, для вас идея — главней всего. Но поверьте мне, деньги и идейным никогда не мешали. Возьмите хотя бы в качестве примера ваших кумиров — Маркса, Энгельса, Ленина, наконец...

— Они — не мои кумиры! — холодно поправил Грина Андрей. И тут же выругал себя за неосмотрительно вырвавшиеся слова: не стоило бы так бисер метать перед совершенно незнакомым ему человеком. Но тут уж ничего не поделаешь, раз слово уже вырвалось. — Мне кажется, вопрос политических пристрастий мы можем выяснить в другое время!

И демонстративно посмотрел на часы.

— Любые деньги! — нервно выдохнул баронет. Казалось, мужика вот-вот затрясёт в горячке: лицо его раскраснелось, а на кончике носа и лбу выступили капельки пота. — В любой валюте, в любой форме: чеки, ассигнации...

-... Золото, бриллианты? — не удержался от того, чтобы не подколоть собеседника Андрей.

— В том числе и это! — не принял шутки британец. А может, и вовсе не понял её.

Новиков не ответил, и Грин задёргался ещё больше. Взгляд его стал умоляющим — ещё чуть-чуть, подумал Андрей, и мужик расплачется.

— Ну, так как: согласны?

— А в каком размере вы готовы проявить свою щедрость? — спросил Андрей только ради того, чтобы баронет больше не нервничал.

— Хотите поторговаться? — обрадовался тот. — Понимаю-понимаю. Что ж, начнём с десяти тысяч долларов, — он торопливо полез в свой бумажник, и на столик плюхнулась плотная пачка купюр в банковской упаковке.

Во как! Андрей удивлённо изогнул бровь, едва удержавшись, чтобы не присвистнуть: сумма, что и говорить, его впечатлила. Видно, что баронет в своих расходах на НУЖНОЕ экономить не привык. Что ж, это ему плюс.

В принципе, Новиков мог бы пойти Грину навстречу и продать ему это браслет. Потом бы нашёл себе новый. Тем более, что сия негоция его ровно ни к чему не обязывала и уж совсем ну никак не тянула на провокацию заокеанских "заклятых друзей". Кто он такой для них, чтобы путать его подобным образом в свои сети? Паранойей Новиков никогда не страдал, да и к предлагаемая сделка большого криминала в себе не содержала. Не думал Андрей также и о том, что его сейчас банально разводят и что браслет на самом деле является жутко дорогим раритетом, стоимость которого в десятки, а то и в сотни раз перекрывает первоначальное предложение англичанина. Будь оно так на самом деле, старик Модино вряд ли бы презентовал её журналисту. Да и собственное чутьё Новикова ясно подсказывало ему, что браслет не относится к предметам, извлекаемых из земных недр так называемыми "чёрными археологами" — так здесь, на Перешейке, именовали охотников за древними кладами цивилизаций доколумбовой эпохи. Бизнес этих ребятишек был развитой, вещи из нелегальных раскопов шли в США и Западную Европу, что называется, "влёт" и постоянно. Там за эти штуки любители старины платили ну совершенно умопомрачительные суммы. Вряд ли синьор Модино отдал бы бешеные деньги за подобную вещь, а потом за просто так преподнёс её "компаньеро русо".

Так что Андрею совершенно не хотелось отдавать эту вещь — кстати, понравившуюся ему самому, какому-то чужому человеку. Да и тем более браслет ведь был подарен от всей души. А подарками Новиков разбрасываться не любил.

И посему пришлось ему баронета разочаровать. Сегодня был явно не его день.

— Видите ли, мистер Грин, — Андрей нарочно перешёл на английский, давая тем самым понять собеседнику, что расставаться с браслетом он, Новиков, ни в коем разе не намерен. — Ваше предложение для меня весьма лестно, но я, к величайшему вашему сожалению, вынужден от него отказаться. Решительно и бесповоротно. Вы меня поняли?

И в упор посмотрел на Грина.

Баронету изменила выдержка.

— О, мой Бог! Но почему?!! — вскричал он в жутком волнении.

— Для вас же он не имеет никакой ценности, на здешних рынках вы приобретёте во сто крат более дорогие и оригинальные вещи... Ну, хотите, я дам вам за него двадцать тысяч?! Нет, сорок! Сорок пять, наконец!! Слышите?

Ого! С такими деньгами и в Союзе можно неплохо устроиться, и здесь, в Манагуа, человеком себя почувствуешь — это тебе не родные командировочные, да гонорары, что выписывают крохоборы из бухгалтерии ЦК!

Тем не менее, Андрей снова отрицательно покачал головой:

— Тогда пятьдесят, а? — продолжал напирать баронет. На него уже было просто жалко смотреть: роль отчаянно торгующегося коммерсанта Грину совсем не шла. — Ну, семьдесят тысяч тогда!..

— Разговор бессмысленен! — оборвал собеседника Андрей, которому уже надоел этот торг. Он решительно поднялся со своего места.

— Извините, мистер Грин, но я спешу. Всего вам хорошего, рад был знакомству.

И повернулся, чтобы уйти. Но не тут-то было: Грин, с быстротой не характерной для солидного человека, каковым он себя собственно и позиционировал, буквально выметнулся следом, торопливо обогнул столик и цепко ухватил Андрея за локоть, не давая ему возможности покинуть бар.

— Послушайте, мистер Новиков, давайте не будем торопиться и принимать скоропалительных решений, о которых потом бы пришлось жалеть! Вам, наверное, нужно время, чтобы как следует подумать над моим предложением? Бога ради, я не возражаю! Давайте тогда так: вы определитесь на досуге касаемо судьбы браслета и потом позвоните мне, вот мои телефоны.

И он почти силой всучил Новикову свою визитку.

— Да, и деньги эти можете взять с собой, пусть будут платой за наш разговор.

Он сунул было Андрею давешнюю пачку "баксов", но тут уж журналист пошёл на принцип: он хорошо помнил, чем чреваты бесплатные "завтраки"! — и подарок отверг:

— Простите, мистер Грин, но это — уже лишнее! До свидания.

— Но я могу хоть надеяться на ваш звонок?

— Посмотрим, — не стал разочаровывать настырного баронета Новиков и вышел на улицу. Он уже сильно опаздывал. Правда, благодаря машине, выделенной стараниями Ивана Фёдоровича — спасибо ему огромное за это! — на мероприятие ещё можно было успеть.

================

В МИДе, куда Андрей завернул сразу же после окончания брифинга у руководства СФНО, его промурыжили почти целых пять часов. Вот уж где он на своей собственной шкуре испытал все прелести местной бюрократии! Как оказалось, здешний чиновный люд по стилю своей работы абсолютно похож на советских коллег: журналиста долго гоняли по бесконечным лестницам с этажа на этаж, посылая то вверх, то вниз (лифты в здании отчего-то бездействовали!), направляли из кабинета в кабинет, от одного чиновника к другому, чтобы в конечном итоге сообщить о невозможности помочь с организацией поездки на тихоокеанское побережье.

Нет, прямо никто Андрею в этом не отказывали ("Что вы, сеньор, у нас ведь открытая страна и вы совершенно свободно можете отправиться в любой её уголок! Ну, за исключением разве что тех районов, где наблюдаются вылазки "контрас" или куда бывает весьма затруднительно попасть... Неразвитость транспортной инфраструктуры, знаете ли... Но даже и в этих случаях вам не запрещается туда заглянуть — разумеется, при условии соблюдения элементарных мер безопасности. Нужно всего лишь получить соответствующее разрешение. Но это уже не у нас, а в министерстве обороны или в МВД..."). Но и ничего конкретно не обещали.

Хотя письменную просьбу (почему-то выполненную в пяти экземплярах!) его заставили сделать. И даже настояли на заполнении какой-то совершенно дурацкой анкеты из более чем ста с лишним вопросов...

В общем, когда Андрей наконец-то освободился от всех этих суматошных дел, он почувствовал себя дико усталым. И донельзя раздражённым.

И даже выпитая на улице, у какого-то торговца, рюмка великолепной итальянской граппы, вопреки всем ожиданиям, заметного облегчения Новикову не принесла. Наоборот, только ещё больше усугубила его душевное состояние.

Окончательно же испортило настроение отсутствие машины, на которой Андрей приехал в министерство.

Водитель презентованный Замятиным, оказался тем ещё фруктом — высокомерный и до невозможности глупый человек, он почему-то посчитал, что раз он направлен журналисту ТАКИМ ЧЕЛОВЕКОМ, то, следовательно, имеет полное право не только препираться по поводу и без, но и указывать Новикову, что и как он должен делать.

До поры, до времени Андрей не обращал на эти закидоны внимания ( ну, хочется человеку считать себя значимой персоной — ну и пусть играется!). Но сегодняшний самовольный отъезд послужил последней каплей, переполнившей его чашу терпения.

"Прибью, стервеца! — психанул Андрей. — Пусть только мне на глаза попадётся! И никакие жалобы потом этому гаду не помогут, настучу, как следует, по физиономии... А ещё и объяснительную сдеру — хода не дам, но пусть знает, что в нужное время смогу её в ход пустить..."

В принципе, до "Паломы" идти было не далеко — каких-то минут двадцать, так что вполне можно было обойтись и без машины. Но в любом случае спускать водителю его самоуправство не стоило. И не откладывая дела в долгий ящик, Новиков скоренько разыскал на улице телефон-автомат и отзвонился в посольский гараж.

К счастью, завгар Максимыч оказался на месте.

Старый и мудрй старикан, отпахавший за рубежом более тридцати лет и побывавший практически во всех государствах Латинской Америки, он был не только классным специалистом своего дела (недаром все послы, с которыми ему доводилось трудиться, цеплялись за Максимыча мёртвой хваткой и, получая новое назначение, тащили завгара за собой), но и толковым управленцем. Даже прикреплённых (пусть хотя бы и временно) к cвоему гаражу работников он держал в строгости, считая, что они должны достойно вести себя в стране пребывания. Фанаберий и пустозвонства он не терпел и не прощал.

Дисциплина, считал Максимыч — и Андрей был полностью с ним согласен в этом вопросе, и уважение к коллегам — вот те два основных столпа, на коих, собственно, и зиждется нормальный рабочий коллектив.

А тех же, кто не понимает столь понятной и простой истины, следует учить. И учить серьёзно.

Вот почему, когда Новиков в двух словах обрисовал возникшую ситуацию, Максимыч долго не раздумывал:

— Как только он у меня появится, вставлю ему по полной! — сурово пообещал он Новикову. — Вы где там находитесь, Андрей Дмитриевич? Я сейчас вам свободную машину подошлю, вон, кстати, и авто нашего атташе по вопросам культуры вернулось...

Но Андрей, подумав, отказался:

— Да ладно, Иван Максимыч, я практически уже дошёл. А вот завтра парень пусть ко мне в "Палому" с утра подъедет, хорошо?

— Хорошо, — согласился завгар. — Ровно в восемь ноль-ноль он будет у вас.

На том и порешили

До отеля оставалось всего ничего — пройти каких-то метров двадцать по широкой, обсаженной густым зелёным кустарником улочке и затем свернуть направо, когда всё и произошло.

ГЛАВА 6.

Стояло раннее солнечное утро, когда в порт Манагуа вошла яхта "Аполло". Появление этого элегантного белоснежного чуда в столь неспокойное время — а смена власти всегда отражается на работе всех, без исключения, морских ворот любого государства, вызвало у портовых властей — ну, не сказать, чтобы сильную, но, в общем-то, заметную оторопь.

Чиновников можно было понять: ладно бы ещё сухогруз какой или там танкер зашёл, торговля она и в революцию не прекращается. Но — прогулочное судно! Да с богатыми бездельниками-туристами на борту! Это вообще ни в какие ворота не лезло!

Экстремалы-любители, чтоб их! Не могли что ли себе другое место для отдыха подобрать? Более спокойное...

Впрочем, это их проблемы. Хотят люди приключений на свою задницу — ну и ладно, пусть потом не жалуются.

Так портовики и заявили капитану яхты — низкорослому брюнету-итальянцу, выслушавшему эти предупреждения с ленивым выражением на своём одутловатом, сонном лице словно бы говорившем: подумаешь, какие страсти! И не в таких переделках бывали — и ничего!

Что гость тут же и озвучил.

— Тем более, — уточнил он, — мы сюда не загорать пришли, а по делу. Груз вам доставили, гуманитарный. Для тех, кто пострадал от репрессий кровавого режима. Ну, там — обувь, продукты, одежду...

Он не соврал: в трюме "Аполло" действительно находилось всё это. Не то, чтобы много, всего сорок ящиков, но и то неплохо, молодая власть была рада и такой помощи — всяко лучше, чем вообще ничего.

Отправителем, как пояснил капитан и в подтверждении своих слов предъявил коносаменты, являлась итальянская религиозная благотворительная организация "Ассоциация молодых христиан — за мир и прогресс", а получателем выступал католический колледж Святого Юбера.

"Милисианос", проверявшие груз, слышали об этом заведении — в Манагуа оно открылось совсем недавно, почти сразу же после прихода сандинистов к власти. И хотя большим количеством учеников колледж похвастаться не мог, однако уже успел себя зарекомендовать весьма активным участником разного рода благотворительных акций, проводимых в никарагуанской столице в пользу бедных слоёв населения. Что, безусловно, заслуживало самого уважительного отношения со стороны сандинистских властей.

Так что каких-либо претензий к итальянским гостям у портовиков не возникло и сход на берег им разрешили.

— Найдёте свой колледж? — поинтересовался на прощание у капитана старший группы проверяющих, на что тот лишь снисходительно улыбнулся: мол, не беспокойтесь, не заблудимся. На том и расстались.

Проводив взглядом портовиков, капитан повернулся спиной к причалу и быстро прошёл к каюте владельца яхты. Вежливо постучал в дверь и, услышав бодрое: "Да?", почтительно проговорил:

— Мие оссегви, синьор падроне! (" Моё почтение, синьор хозяин!" — итал.). Это я, Симиони.

— Входи, Ренцо, я уже проснулся! — в голосе судовладельца капитан не почувствовал ни нотки усталости, как будто тот проспал всё ночь, хотя на самом деле великий магистр ложи "П-2" синьор Личо Джелли задремал лишь под утро.

Симиони толкнул створку двери, она распахнулась — и он шагнул в просторный салон, отделанный с небрежной роскошью, свойственной очень богатым людям. Она не бросалась сразу в глаза, но ясно давала понять любому умному человеку: насколько высоким социальным статусом обладает обитатель этого помещения...

Стены здесь были забраны панелями из тика, диваны и кресла обтянуты натуральной крокодиловой кожей, пол устлан дорогим белым ковром, явно ручной работы, таким мягким и пушистым, что когда ступаешь по нему, то чувствуешь, что словно в нём тонешь, на письменный стол и прочую мебель пошло ореховое дерево... По углам салона затаились вычурные вазы, выдержанные в древнеримском стиле, с роскошной зеленью в них. И — много картин. В основном, работы кисти голландцев. Не самых известных, но тоже — мастеров. Написанных никак не позднее восемнадцатого века.

Магистр встретил капитана за письменным столом, заваленном книгами, какими-то фотографиями и с картой Никарагуа.

— Как настроение, Ренцо? — осведомился он у Симиони, почтительно замершего в центре салона. — Не хочешь ли выпить?

Он мотнул головой в сторону приоткрытого шкафчика, укреплённого на стене слева от себя. Капитан вежливо, но твёрдо отказался.

— Ну, как знаешь, — не стал настаивать магистр. — А я, пожалуй, выпью. В честь благополучного завершения первого этапа нашего путешествия. И возьму-ка, наверное, водки. Русской. Вон там бутылка выглядывает, подай-ка её сюда...

Капитан послушно вытащил искомую посудину, взял стакан и сноровисто наполнил его спиртным. Поставил на стол перед хозяином, а бутылку вернул на место. Прикрыл дверцу шкафчика.

— Присаживайся, Ренцо, — кивнул великий магистр на свободное кресло, стоявшее напротив своего стола. Подождал, пока Симиони угнездится в нём, и продолжил:

— И теперь давай о деле. Как настроение у парней?

Он имел в виду группу боевиков, которые ему предоставил генерал Джулио Грассиани, шеф СИСДЕ*(см. приложение N 32), для этой миссии. Разумеется, не лично, а через своего человека, известного как "доктор Боннагура"*(см. приложение N 33).

Что это: имя или псевдоним, магистр не знал. Да и знать не хотел: какое ему, собственно, было дело до всех этих деталей? У исполнителей ведь не спрашивают — как их зовут, их просто используют в своих целях такие люди, как он, Джелли.

Единственное, о чём лишь поинтересовался магистр — так это то, насколько парни профессиональны?

— Толковый народ, — успокоил его Боннагура. Поймав недоверчивый взгляд Джелли, пояснил со значением:

— Они из "Паладина" * (см. приложение N 34). Работали против басков из ЭТА* (см. приложение N 35), и вполне успешно, потом немцам из концерна "Рейнметалл" помогали, у Спинолы* (см. приложение N 36) отметились... Заказчики не жаловались!

Людям фон Шуберта* (см. приложение N 37) великий магистр доверял полностью, поэтому в операцию включил без долгих размышлений.

Боевиков было семеро. Трое — итальянцы, один — испанец, ещё один — англичанин, остальные — португальцы.

Рослые, немногословные мужики, весь переход от Аппенинского полуострова до Никарагуа они держались наособицу от экипажа "Аполло". Даже питались отдельно.

Каюты свои покидали редко, выходя на палубу лишь для того, чтобы подышать свежим воздухом. Или покурить (во внутренних помещениях яхты "смолить" было строго-настрого запрещено — что сам Джелли, что его капитан не без оснований опасались пожаров, хотя, как между собой пересмеивались все прочие члены экипажа, сии запросы были просто-напросто обычной паранойей хозяев. Но вслух свои предположения озвучивать не решались. Ибо не без оснований полагали, что ответная реакция не заставит себя ждать и окажется более, чем неприятная. И были недалеко от истины!).

Но в любом случае, проблем ПРИКОМАНДИРОВАННЫЕ никому на "Аполло" не доставляли, под ногами не путались и до самого конца путешествия вели себя примерно.

— Нормальное у них настроение, синьор падроне, — почтительно доложил капитан. — Готовы выполнить любое ваше распоряжение.

— Ещё бы они не были готовы! — хмыкнул магистр. — Иначе бы зачем их брали в это путешествие? Но к делу. Слушай меня внимательно, — он придвинул к себе карту Никарагуа, аккуратно расправил её на столешнице, полуобернув к капитану, и Симиони тут же подался вперёд, демонстрируя экселенцу крайнюю свою заинтересованность. — Сегодня мы с парнями сойдем на берег, а затем выдвинемся вот в этот район, — он показал место на карте. — Твоя задача: как только мы покинем яхту, немедленно снимайся с якоря и уводи "Аполло" в Панаму. Пройдёшь через канал, а затем выйдешь к тихоокеанскому побережью Никарагуа. И здесь, у этого городка, будешь нас ждать...

— А проблем с береговой охраной не будет?

— Какие ещё там проблемы? — засмеялся Джелли. — Тут и при Сомосе граница была дырявая, постоянно контрабандисты сновали вперёд-назад, на всю зону ответственности только один катер патрульный имелся. А сейчас, наверное, и того нет. Пока новые власти тут опять службу наладят — не один месяц уйдёт! — он пренебрежительно махнул рукой. — В общем, станете на рейде, в полной боевой готовности. Ты меня понял?

Он строго посмотрел на Симиони. Тот послушно кивнул. Магистр удовлетворённо осклабился: он любил понятливых и быстро всё схватывающих людей.

— Всё, — сказал решительно Джелли и поднялся из-за стола (капитан моментально вскочил следом и вытянулся во фрунт, демонстрируя послушание и дисциплину — как того и требовал устав ложи, в которую он недавно вошёл). — На этом закончили. Парням — готовиться к высадке, радисту — связь с отцом-настоятелем. Пусть встречает.

Он не стал расшифровывать, кого конкретно имел в виду, но капитан и так прекрасно понял о ком шла речь. Это был руководитель католического колледжа святого Юбера Джанаделио Роза, отправленный "Джунтой"* (см. приложение N 3), на СЛУЖЕНИЕ в Манагуа ещё год назад. Как чувствовал великий магистр, что наличие своего человека в этом секторе Перешейка ему ещё понадобится! И не ошибся.

Часа через полтора на территорию порта въехали три автомашины: первым двигался донельзя раздолбанный грузовичок непонятно какого производства, за ним тянулся не растерявший былой солидности чёрный "паккард", а замыкал всю процессию "жук" ослепительно-жёлтого цвета. Неужто — АППАРАТ самого Розы, мелькнуло в голове у Симиони? И, как оказалось, он не ошибся. Отец-настоятель действительно находился в этом несерьёзном автомобильчике.

Охрана "Аполло" посторонилась, пропуская на борт невысокого мужчину, одетого в белую сутану, перепоясанную такого же цвета верёвкой с тремя узлами — символами принадлежности гостя к ордену францисканцев. На левой стороне груди у него был прикреплен крохотный значок: чёрный эмалированный кружок с вписанной в его центр цифрой "2". Свой, понял Симиони. И почтительно наклонил голову, приветствуя священника:

— Добро пожаловать, падре! Вы к синьору падроне? — и дождавшись кивка, взял его за локоть. — Позвольте, я вас провожу, он ждёт вас.

Гость не возражал. И они не торопясь, прошли в каюту хозяина "Аполло".

А ещё через полчаса на яхте закипела бурная деятельность: выскочившие из своих кают боевики доктора Боннагура споро разгрузили трюм судна, быстро перетаскав ящики с гуманитарной помощью в кузов грузовика. Когда последний был аккуратно туда уложен, на палубе яхты появились сам великий магистр и падре Роза. Джелли был одет в спортивный костюм, а за правым плечом имел вместительный рюкзак.

Кивнув капитану на прощание, великий магистр и его спутник неторопливо спустились на пирс вниз по трапу и забрались в кабину жёлтого "жука". Автомобильчик сердито фыркнул "движком" и сорвавшись с места, резво рванул в сторону выезда с территории порта. Грузовичок и "паккард" устремились следом.

Симиони проводил машины долгим взглядом, потом повернулся к помощнику и распорядился:

— Судно — к выходу! Здесь нам больше делать нечего.

Помощник молча кивнул и покинул мостик. Ещё через двадцать минут "Аполло", выбрав якорь, покинуло порт.

— — — — —

Сухогруз "Пайлот" доживал свои последние дни. По теории, его давно было бы пора отправить на прикол — ну, в самом-то деле, кому из НОРМАЛЬНЫХ бизнесменов сдалась бы эта коробка, которая того и гляди не выдержит и отправится на дно от столкновения с более-менее суровой волной?

Впрочем, нанимателя — высокого худощавого блондина, с короткой армейской стрижкой, одетого в потрёпанные "ливайсы" и такую же раздолбанную куртку из тёмно-коричневой кожи, эти нюансы интересовали мало. Он лишь поинтересовался: на ходу ли "коробка"? И получив от владельцев судна горячее заверение, что с этим как раз-то всё в порядке, равнодушно буркнул:

— Хорошо. Я беру его. Выходим через три часа. Попрошу обеспечить к этому времени полную заправку судна топливом, продуктами и водой. Пойдём пустыми, — предваряя недоумённый вопрос хозяев, уточнил диспозицию блондин. — Помимо ваших людей, будут ещё мои люди. Предупредите экипаж: с дурацкими вопросами к ним не приставать,и вообще — стараться их не замечать! Кстати, вот оплата — как и договаривались.

Он открыл принесённый с собой "дипломат" и стал выгружать на стол доллары, пачку за пачкой. Завороженые этим волшебным действием, хозяева "Пайлота" благоговейно замерли, не сводя с ложащимися перед ними деньгами трепетных взглядов. О такой выгодной сделке они давно не могли мечтать. Последние пять лет — уж совершенно точно!

Блондин тем временем выложил последнюю пачку, захлопнул крышку "кейса", после чего лениво осведомился у хозяев судна:

— Этого достаточно?

И получив в ответ лихорадочные кивки, удовлетворённо подытожил:

— Ну, значит, договорились! Время пошло, уважаемые, я — за пассажирами, скоро будем!..

Он махнул рукой и двинулся на выход.

— Э-э.., — опомнившись, спохватился один из судовладельцев. — А куда мы, собственно, идём?

— Там узнаете, — бросил, не оглядываясь клиент через плечо. И выходя, захлопнул за собой дверь офиса — с такой силой, что в окнах вздрогнули, едва не посыпавшись, стёкла.

В помещении повисла тягучая пауза. Наконец, один из хозяев "Пайлота" опомнился и, повернувшись к партнёру, сказал слегка дрогнувшим голосом:

— Арни, тебе не кажется, что эту сделку мы могли бы и не заключать? Что-то мне не по душе наши наниматели... Может, ну их, эти деньги? — он мотнул головой в сторону стола с горкой долларовых пачек на нём. — Всех "баксов" мира, знаешь ли, не заработаешь, а жизнь, она, брат, одна...

Он замолчал. Его партнёр раздумчиво потёр себе нос, потом кашлянул — и наконец неуверенно проговорил:

— Знаешь, приятель, мне так тоже кажется. Однако где ты ещё такую сумму ещё получишь, за наш гнилой гроб, который того и гляди развалится? А эти парни платят и платят, как ты убедился, очень даже хорошо.

Он помолчал немного, а затем решительно рубанул воздух рукой:

— В общем, я думаю так: раз деньги нам дали, то их надо отработать. Но бдительность при этом терять не будем. Во избежание, так сказать.., — он залез в карман и извлёк оттуда старенький "П-38"-ой. Качнул стволом перед носом коллеги по бизнесу, успокаивая его. И, как не странно, тот сразу же пришёл в себя, глянул благодарно. — Экипаж предупредим, пусть повнимательнее за гостями посмотрят.

Ровно через три часа блондин и сопровождающие его лица прибыли в порт. С собой у них были большие спортивные сумки, которые они сразу же отнесли в выделенный им кубрик. Как и сам наниматель, его люди также не вызвали у судовладельцев (они же — по совместительству, капитан и штурман "Пайлота") положительных эмоций. Но тут выбирать не приходилось — поскольку деньги уже были взяты и договор подписан.

Пока экипаж готовил судно к выходу в море, блондина пригласили в рубку. Там-то он и озвучил конечную цель их маршрута:

— Идём в Никарагуа. Только не к атлантическому, а к его тихоокеанскому побережью. Там примем груз на борт и уже потом доставим по назначению.

— Что за груз? — деловито осведомился у нанимателя Арни — капитан "Пайлота" Арнольд Шредер. Блондин строго сдвинул брови:

— А вам не всё ли равно?

— Мне не нужны неприятности с законом! — твёрдо сказал Шредер.

— А их и не будет, — успокоил его блондин. — Что до содержимого груза, то это кофе. Дорогой сорт, специальный заказ.

— А порт назначения? — не унимался Шредер.

— Подробности — позже! — отрезал наниматель и покинул рубку. Пришлось судовладельцам проглотить и это. Как не пованивало от дела, затеянного клиентом, но без его денег им было не обойтись. Вряд ли бы нашёлся ещё один такой идиот (впрочем, на него блондин походил мало), кто сразу бы выложил столь приличную сумму за фрахт их "Пайлота". И если он не обманул насчёт того, что неприятностей с грузом не будет, то какая, в сущности, разница: что и куда везти? Хотя бы и наркотики!

Глава 6.

... Откуда вынырнула эта троица, настроенная явно недружелюбно по отношению к нему, Андрей, занятый своими мыслями, просто не заметил, а когда спохватился, то было уже поздно — ему заступили дорогу, лишив возможности вовремя сманеврировать. Да он бы и сам не стал этого делать, даже если бы и увидел парней раньше. В Москве от от шпаны не бегал и от здешней не собирался.

А то, что эти люди не поздороваться с ним захотели, понятно было и без лишних слов — достаточно было на одни их рожи взглянуть, чтобы сразу всё стало ясно. Такие понимали только одно: силу.

Тем более, что с ней-то у Андрея как раз всё было в порядке.

Поэтому, когда один из парней попытался ухватить Новикова за его правое плечо, ответная реакция журналиста не заставила себя ждать: мощным ударом с левой, он засадил злодею в челюсть, так, что того буквально снесло с ног, а затем, резко развернувшись к его двум приятелям, пробил по очереди, сначала одному, а затем и другому, два сильных, акцентированных "фронт-кика" по корпусу. Парни легли на асфальт и даже не дёрнулись.

"Чистая работа!" — похвалил себя Андрей, не теряя однако бдительности и настороженно озираясь по сторонам: парней могло оказаться гораздо больше, просто не все, наверное, наехали на него.

Но всё было тихо. И — никаких свидетелей: ни праздно шатающихся зевак, которые могли бы случайно завернуть сюда, на эту небольшую, с красивыми старыми домами улицу, но, к счастью, так и не сделавшие этого, ни любопытствующих, решивших просто выглянуть в окна своих жилищ, чтобы понаблюдать за прохожими. И это не могло не радовать.

Впрочем, долго оставаться на этом месте не следовало, как бы Андрею и не хотелось выяснить у незадачливых налётчиков имя заказчика нападения. А то, что эта попытка была отнюдь не случайной и за ней явно кто-то стоял, сомневаться не приходилось.

Вряд ли бы помогла и полиция — наверняка, шпану наняли не впрямую, а через посредника. А может — и не через одного его. Да и, откровенно говоря, обращаться за помощью к здешним стражам порядка Новикову не хотелось, совершенно не факт, что это что-либо дало: логика полицейских просчитывалась тут без особого труда — раз нападение на журналиста не удалось, а злодеи оказались обезврежены, то стоило ли дальше заниматься этим делом?

Да и парни могли всё свалить на него, заявив, что это не они, а он первый на них напал — а что, с них бы сталось!

Так что глянув с сожалением на не пришедших в себя парней, Новиков поспешил поскорее убраться отсюда.

Но на этом его злоключения не закончились и в отеле Андрея ожидал очередной неприятный сюрприз. Пока журналист отсутствовал, кто-то (воспользовавшись, вероятно, отмычкой, как со разрезаликрушённо констатировал немедленно вызванный на место происшествия портье — ибо замок оказался не сломан, а сама дверь в номер была заперта) беспрепятственно проник в корпункт и устроил там настоящий погром: мебель всю перевернули и разломали, бумаги раскидали по комнатам, матрац на кровати разрезали, сейф вскрыли — но денег и документов, находившихся там, отчего-то не тронули. Значит, не это было главной целью воров — или вора. И, кажется, Андрей догадывался: что именно у него искали.

Не нужно было быть уж таким сильным провидцем, чтобы не связать между собой настойчивое желание англичанина Грина приобрести за совершенно дикие, с точки зрения любого нормального человека, деньги браслет, подаренный старым антикваром, нападение трёх местных "гопников" и разгром, учинённый неизвестными в корпункте. И не сообразить, что это всё — только цветочки. И что ягодки не заставят себя долго ждать.

Кстати, к этому делу каким-то боком причастен и Замятин — с его просьбой-приказом относительно приобретения антиквариата. И не абы какого, а вполне себе конкретного.

Что же такого интересного в его браслете, если вокруг этого изделия начинают заворачиваться столь нещуточные страсти? Может, синьор Модино подскажет?

Нужно обязательно к нему заглянуть! И сегодня же. Но сначала — навести порядок на рабочем месте, благо портье пообещал не только выделить для этого людей, но и заменить повреждённую мебель.

И ещё: стоило как-то определиться с местом хранения браслета. Не будешь же вечно таскать его с собой? Но и в корпункте держать тоже не следует и сегодняшний визит непрошенных гостей — наглядное тому подтверждение.

Может, оставить в посольстве? Или у кого-нибудь из надёжных ребят?

В принципе, такие у Андрея в Манагуа имелись. Несмотря на небольшой срок его пребывания в никарагуанской столице, Новиков успел завязать тут достаточно плотные связи. В самых различных слоях здешнего общества. Да иначе и не могло быть: профессия обязывала.

И среди этих людей, разумеется, были и те, на которых Андрей мог положиться, как на самого себя. Взять того же кубинца Рикардо, коллегу из "Пренса Латины", или поэта Мануэля Нуньеса, инженера-строителя Хорхе Лага или старого рыбака Эрреру по прозвищу "Абуэлоо" — "Дедушка".

Народ — честный и прямой, "компаньеро Андреа" помочь не откажутся. И даже не спросят: зачем тому понадобилось прятать у них какой-то браслет. Надо — значит надо. И никому языком трепаться об этом не станут.

Как не спешил Андрей поскорее закончить с приведением корпункта в порядок, до темноты успеть у него не получилось. А навещать антиквара ночью после всех дневных приключений почему-то расхотелось. И поэтому свой визит к нему Андрей решил отложить на более ранний час. Народная мудрость ведь не зря гласит: утро вечера мудренее.

Однако на сей раз народная мудрость Новикова подвела. Уж лучше бы он не послушался её, а отправился к сеньору Модино минувшей ночью! Но что было сделано, то сделано и обратной силы, увы, не имело.

— — — — —

Что он опять влип в очередную неприятность, Андрей моментально понял, едва увидел, что входная дверь в магазинчик Модино не заперта. Ещё надеясь, что не произошло ничего страшного и гоня прочь дурные мысли, Андрей уже чувствовал, что старого антиквара он на этом свете больше не увидит. Так оно и оказалось.

Осторожно войдя в тесный, полутёмный коридор, Андрей сразу же наткнулся на сеньора Модино. Тот лежал на полу нелепо разбросав руки в стороны. Судя по засохшей, но ещё липкой, пачкающей пальцы, луже крови, убили антиквара совсем недавно. И убили зверски: всё его тело было буквально располосовано ножом. Видимо, перед смертью его жестоко пытали, стремясь добиться каких-то признаний.

Всё внутри Андрея панически кричало: "Что ты здесь делаешь, придурок?!! Бери побыстрому ноги в руки и чеши отсюда поскорей, потом ведь не отбрешишься, если застукают на месте преступления..." Но разум диктовал свои условия. И самым главным среди них было: не суетись, приятель, спешка, она, как говорится, нужна только при ловле блох, а оное пока что не предвидется. Уйти-то мы всегда успеем. А вот осмотреться в магазине лишним совсем не будет.

Проформы ради (хотя и так было ясно, что сеньор Модино — мертвее мёртвого, лежит, что твой дубовый чурбак!) Андрей пощупал у него шейную артерию и только затем, настороженно вслушиваясь в царящую в магазине МЕРТВЕННУЮ тишину, проскользнуд в торговый зал. Осторожно прикрыл за собой дверь, нащупал на стене и щёлкнул включателем. Помещение озарил неяркий, весь какой-то неживой (так он показался поначалу Новикову) электрический свет, вырвав из темноты распахнутые настежь шкафы, в которых находились изделия, приготовленные для продажи. Точнее, были приготовлены. А вот сейчас все они в полнейшем беспорядке валялись на полу. Те, кто обыскивал магазин, в своих действиях не церемонились: искали то, что им КОНКРЕТНО требовалось, не обращая внимания на всё остальное. Вещи расшвыривались по углам с ленивой небрежностью вандалов, впервые увидевших великий Рим и настроившиеся на тотальный его грабёж, содержимое ящиков столов выворачивалось и безжалостно бросалось тут же, обои со стен сдирались...

Не пощадили незваные гости даже две каменные статуи, стоявшие в глубине торгового зала — грубо выполненные фигуры индейских то ли богов, то ли вождей, прославивших свои имена в истории своих стран и народов. Наверняка, новоделы. Но — качественно исполненные. Вернее, БЫЛИ КАЧЕСТВЕННО исполнены, пока их не повалили на пол и попросту не расколошматили на куски чем-то вроде кувалды. Искали, мерзавцы, видать тайники внутри, детективов голливудских должно быть насмотрелись, там герои частенько в статуях сейфы себе устраивают... Ну, идиоты, что с них возьмёшь?

"Кажется, я знаю, что здесь искали.., — подумал мрачно Андрей и вернулся в коридор. — А раз они тут ничего не нашли, то следующий визит должны будут нанести мне. Уже во второй раз — если считать вместе с разгромом корпункта. Повезло однако мне, что не застали тогда в отеле — а я-то, дурень, ещё на бюрократов местных мидовских злился, в волоките их обвинял... А они-то выходит своим бездейтвием мне жизнь спасли!.. Может, зайти стоит как-нибудь к ребятам, бутылку им поставить?"

Эти, столь приятные для нормального мужчины мысли, были грубо прерваны неожиданным появлением полицейских — они ворвались в магазин, держа в вытянутых руках здоровенные кольты (привет, доктор Фрейд!) и грозно вопя во все свои лужёные глотки:

— 1 Un momento! 1 Esperen! ( исп. — "Минуту! Подождите!").

— 1 Atension, stop! ( исп. — "Внимание, стойте!").

Андрей, не дожидаясь пока стражи порядка "угостят" его чем-нибудь серьёзным по голове или рёбрам, дёргаться не стал, а наоборот — дисциплинированно задрал руки вверх и прижался спиной к стене. Всяко лучше, чем демонстрировать парням свой затылок — пусть и не гарантирует позиция от удара мимоходом, но зато хоть знать будешь от кого "прилетело"...

Новикова споро обыскали, забрали из карманов журналистское удостоверение, аккредитационную карточку, бумажник с деньгами и браслет. Сняли часы с руки и содрали с безымянного пальца правой руки золотой перстень с чёрным обсидианом — купил его по случаю на каком-то рыночном развале или как оно тут называется. Заковывать, правда, в "оковы" не стали. То ли на себя понадеялись, что втроём в случае чего управятся, то ли команды такой не поступало. А может, всё объяснялось гораздо проще: например, элементарным отсутствием спецсредств у молодой власти.

======================

Полицейский участок, куда доставили журналиста, ничем не отличался ни по самому зданию, ни по его внутренним интерьерам от подобного рода заведений, в которых (от сумы да от тюрьмы не зарекайся! — тут наши предки были, пожалуй, правы) Новикову доводилось бывать ещё на родине: за исключением ряда деталей, относившихся сугубо к местным реалиям, всё остальное было знакомо и узнаваемо с первого взгляда. Словно Андрей и не уезжал никуда за тридевять земель. Такой же скучный казённого вида одноэтажный дом, грубо крашенный в светло-зелёный цвет, с металлическими решётками на окнах и кучковавшимся у входа самым разнообразным людом: в основном, конечно, в военной форме, но были и гражданские. Все — с оружием, что, в общем-то, большого удивления не вызывало: ну, да в Манагуа нынче с ним ходили многие, почти, как в Советской России в первые годы после Октябрьской революции... Дань времени, чего вы хотите!..

Подталкивая журналиста стволами кольтов в спину — скорее для порядка, чем просто издёвки ради, полицейские подвели Андрея к участку. Старший патруля, крепыш-сержант, притормозил на миг задержанного, тронув его за плечо, и когда тот послушно остановился, повелительно махнул рукой парням у входа. Те, окинув Новикова равнодушными взглядами, дисциплинированно расступились и пропустили процессию в здание.

— Давай вон к тому кабинету! — сурово приказал Андрею сержант, когда они прошли по пустому коридору в его дальний конец и остановились напротив полуоткрытой двери, ведущей в крохотный тамбур. Дверь выглядела менее обшарпанной, чем все прочие в этом участке, и Новиков сразу догадался, что за ней должно находиться начальство. Он не ошибся.

Сержант поднял руку и пару раз сильно стукнул кулаком по дверной притолоке.

— Ну? — грубым голосом прорычал кто-то из-за двери. Видимо, обитавшая за ней персона не ждала сейчас никого к себе в гости и посему была крайне недовольна и раздосадована этим визитом. — Во имя всех святых, кого там ещё принесло по мою душу?!

— Лейтенант, это мы! — буркнул в ответ сержант. — Мы доставили этого типа.

— Заводи! — распорядился тот, кого назвали "лейтенантом". — А то заждались уже парня... Домой из-за него уйти не могу!

— Все не можем, — буркнул себе под нос сержант. Но так тихо, что расслышать его смог один только Андрей.

Сержант глухо кашлянул, стёр ладонью пот со лба (внутри здания было очень душно и даже гулявшие по коридору сквозняки не спасали положения) и толкнул от себя дверь. Когда та со скрипом открылась, он развернулся к Андрею и выразительно глянул сначала на него, а уже потом — на саму дверь. Новиков тяжело вздохнул и шагнул в кабинет.

Лейтенант оказался совсем ещё мальчишкой — от силы лет двадцать, не больше. Видно было по нему, что в полиции он человек случайный, пришёл сюда явно не по своей воле — вероятно, назначили сразу же после свержения режима Сомосы, и теперь недостаток профессионального опыта и собственную молодость он старательно пытался компенсировать энтузиазмом в работе и копированием манер старших по возрасту коллег. Получалось, правда, это у него неважно.

— Садитесь, — хмурясь, кивнул он Андрею на свободный стул. — Что скажите в своё оправдание?

— А меня разве в чём-то обвиняют? — осведомился у него Андрей. — По-моему, я ни в чём не виноват? И вообще — я иностранный гражданин...

— А мне совершенно наплевать, чей вы там гражданин, — пожал плечами лейтенант. — Но вас поймали при совершении преступления...

— Точнее будет — застали на месте преступления, — с улыбкой поправил его Андрей. — Это, как вы понимаете, две разные вещи...

— Молчать!! — шарахнул полицейский кулаком по столу. — Мы с тобой, карраха, не на университетском диспуте, тут нужно слушать только меня и правдиво отвечать на все задаваемые вопросы. Ясно?

"Не надолго же тебе, парень, выдержки хватило... " — подумал про себя Андрей, но решил лейтенанта более не злить. Не та была ситуация, чтобы нарываться. Во-первых, ему всё равно не собирались верить, по настрою полицейского это ясно чувствовалось, а, во-вторых, ещё и было чревато: запросто могли навалять, как следует — насчёт вероятности такого варианта развития событий он ни капли не сомневался. И поэтому покладисто согласился:

— Хорошо, спрашивайте.

— Вот так бы сразу! — повеселел лейтенант и, вооружившись авторучкой, навис над чистым листом бумаги. — Итак, имя, где работаете, из-за чего у вас возник конфликт с синьором Модино?

— Андрей Новиков, — назвал себя журналист. — Советский Союз, корреспондент информационного агентства ТАСС. У сеньора Модино оказался совершенно случайно, просто заглянул в гости...

И сокрушённо вздохнул, разводя вроде бы в неловкой растерянности руками:

— А оно — вон как вышло...

— Ну да, ну да, — сочувственно покивал ему лейтенант, быстро записывая показания. На мгновение оторвался от бумаги, воткнул острый взгляд в Андрея:

— А ножом-то старика бить зачем вам понадобилось?

— Я не бил никого ножом, — снова терпеливо, как непонятливому ребёнку, попытался объяснить ему Новиков. — Потому что мне незачем было этого делать: с покойным у нас связывали исключительно дружеские отношения. Да и, в конце-то концов, если вы не верите моим словам, то можете взять у меня отпечатки пальцев и сравнить их с теми, что наверняка сохранились на орудии убийства — уверен на все сто процентов, что они не совпадут...

— Где я тебе, — фыркнул лейтенант, с непринуждённостью достойной лучшего применения, перескакивая с уважительного "Вы" на панибратское "Ты", — возьму сейчас криминалиста? Да и нет их в нашем участке, разве что в управлении один — два человека отыщется. Впрочем, да если б криминалист и был, то что бы это нам дало? — он пожал плечами и сам же ответил на свой вопрос: — Ровным счётом ничего. Ты ж, парень, я вижу, далеко не дурак, небось, в перчатках работал, так что, о каких ещё отпечатках пальцев может идти речь? А? Вот видишь! — победным тоном заключил он.

— А где ж тогда эти перчатки?

— А мы их поищем, — пообещал Андрею лейтенант. И отложил ручку в сторону. — Но, думаю, что в этом нет никакой необходимости, для суда вполне достаточно и того, что у нас имеется. — И сжав пальцы левой руки в кулак, принялся их по очереди разгибать. — Вот смотри сам: тебя взяли в магазине, рядом с трупом его хозяина — это раз; тебя, ну, ладно, пусть будет — мужчину, очень похожего на тебя, — проявил он великодушие, которое ровным счётом ему ничего не стоило, а самому Андрею никаких дивидендов в плане защиты не добавляло, — сразу несколько человек видели входящим в магазин, а затем слышали громкие крики и шум, доносившиеся оттуда — это два. И, наконец, — он победно взглянул на журналиста, — у нас есть показания свидетеля, который присутствовал на вашей первой, состоявшейся ещё до этого случая, встречи с покойным. Так вот, свидетель этот утверждает, что во время той встречи вы угрожали старику смертью. Это уже три. И с меньшими уликами у нас люди срок люди получали!

Он придвинул протокол к Андрею, положил рядом ручку и снова перешёл на "Вы":

— Прочтите и распишитесь, сейчас вас отвезут в суд.

Из студентов будет, флегматично подумал Андрей, беря протокол в руки и пробегая написанное взглядом. Или — интеллигент местный. В любом случае, человек образованный, не от сохи вышел и не у станка стоял. И корни у парня явно немецкие* (см. примечание N 39), это ж ясно видно. Педант и порядок любит. А раз так, то вряд ли откажет в положенных адвокате (кого бы только попросить? Кажется, у старины Рикардо были знакомые стряпчие...) и вызове консула — всё-таки, иностранца задержал.

— Всё правильно? — спросил лейтенант, и Андрей кивнул:

— Да.

В протоколе допроса действительно не оказалось ничего лишнего: только краткие данные на задержанного и его ответы на вопросы лейтенанта. Поэтому Новиков, поколебавшись секунду, бумагу подписал.

Лейтенант не скрывал удовлетворения от проделанной работы: ну, ещё бы — дело фактически закрыто, подозреваемый — задержан, никакой тебе возни с его розыском и поиском доказательств совершённого им преступления. Все бы расследования так завершались!

— Консулу, пожалуйста, сообщите, — попросил максимально вежливо журналист. И назвал телефон Огнева (лучше уж пусть Николай будет, чем кто — либо другой, Огнев, по-крайней мере, хоть не разболтает среди посольских о задержании Новикова, так что проблемой меньше).

— Обязательно, — сказал лейтенант. Он привстал со своего стула, видимо, собираясь позвать охрану, чтобы та увела Андрея, но тут стоявший на столе телефон разразился требовательным звонком и полицейский, недовольно поморщившись, снял трубку:

— Да, я. Добрый день. Да, у меня, — он на мгновение скосил глаза в сторону Новикова. — Пока молчит... Что? — вдруг растерялся он. — А почему? Ладно-ладно, подъезжайте.

Трубка аккуратно легла на аппарат, а сам лейтенант, пребывая в некоей прострации от только что услышанного, медленно опустился обратно на стул.

Что-то произошло, сообразил обрадованно Андрей. И это "что-то" в корне изменило планы полицейских относительно отправки журналиста прямиком в суд. Что ж, значит, не всё ещё потеряно и появилась надежда, что недоразумение с его задержанием возможно скоро завершится.

— C консулом, уважаемый, — лейтенант быстро пришёл в себя после телефонного разговора и стал на удивление благодушным и терпимым по отношению к Андрею, — это теперь уже не ко мне...

— А к кому?

— А вот они вам сами объяснят, — ушёл от прямого ответа полицейский. — Не волнуйтесь, долго вам ждать не придётся.

И точно — не прошло и десяти минут, проведённых Новиковым в обществе лейтенанта, как дверь бесцеремонно распахнулась и в кабинет, держась совсем уж по-хозяйски, вошли двое молодых парней, почти ровесников лейтенанта. Ну, может, года так на два-три старше его.

Вообще, как ещё раньше подметил Андрей, сандинистская революция имела в массе своей молодёжное обличье. Что не могло не отразиться на реалиях здешней жизни. Во всяком случае, понятным становился и энтузиазм среди её сторонников, и оглушительные военные победы, и не всегда удачные реформы, потому что их проводили по принципу: "чем скорее — тем оно лучше!"

Поэтому бы и не хотелось, чтобы сейчас эти двое неизвестных решали его, Новикова, судьбу, как это зачастую и бывает у молодых революционеров: сразу и быстро, не заморачиваясь на "пошлое", с их точки зрения, углубление в детали.

— Сеньор Новиков?— спросил один из вошедших — рослый парень, одетый в обычные джинсы и белую рубашку с короткими рукавами. — Вы пройдёте с нами.

А второй протянул руку и потребовал у лейтенанта:

— Протокол и все вещи, которые у него изъяли.

Лейтенант безропотно вложил в его ладонь протокол и большой бумажный конверт, где находились отобранные полицейскими у Андрея его документы и браслет с бумажником.

Сопровождаемый неизвестными Андрей покинул здание участка и вышел вместе с ними во двор. Там их уже дожидался джип, на бортах которого большими буквами было небрежно намалёвано белой краской: "S. E." * (см. примечание N 40). Что означает сия аббревиатура, Андрею было прекрасно известно. Впрочем, как и всем, кто жил и трудился в этой стране.

Они забрались в машину, причём, оба уселись по бокам от журналиста — особо вроде бы и не контролируя его, но, судя по тому, как эти парни ненавязчиво подпирали Новикова своими плечами, они были готовы в любой момент пресечь все его попытки покинуть салон.

Водитель оглянулся назад, проверяя — устроились ли все, и тут же стремительно, с противным визгом шин по асфальту, рванул автомобиль с места.

До места назначения доехали быстро — тем более, что оно находилось неподалёку от полицейского участка.

Правда, куда путь держим, Андрей догадался лишь тогда, когда джип обогнул ставшей уже родной коробку "Интерконтиненталя" и уверенно покатил к военному комплексу "Герман-Помарес", что вольготно разместился близ подножия вулкана Лома-де-Тискапа.

На мгновение по сердцу скользнули ледяные лапки страха — уж больно недоброй славой среди местного населения пользовался этот район! А в особенности — централь Чипоте, вот уж куда попасть совершенно не хотелось! — но Андрей тут же устыдился этого недостойного себя чувства и усилием воли отогнал его прочь.

В конце-то концов, он ни в чём не виноват, да и вряд ли сандинисты захотят ссориться из-за него с Советским Союзом.

Но всё равно было неприятно.

Пока разберутся тут, что к чему, здешние "Ежовы" успеют не один зуб ему вышибить, в порыве революционной страсти и пролетарского гнева.

Ну, так оно и есть, в Чипоте его доставили!

Андрей чуть не плюнул от досады.

Но тут уж ничего не поделаешь: не он сейчас банковал. Приходилось играть по чужим правилам: тут уж как с той самой пресловутой собакой — коли уж попал в колесо, то пищи, но — беги!

Новикова заставили выйти из машины — причём, держались сопровождавшие при этом предельно вежливо и корректно, и провели в здание. А уже там, в комнате с мрачными каменными стенами, Андрея сдали с рук на руки дежурному. После чего парочка невозмутимо удалилась.

Дежурный же немедленно кликнул конвой и распорядился отправить задержанного в "чикитас".

При чём здесь какие-то "малышки" Андрей поначалу не сообразил. Но когда очутился в тесной, похожей на каменный гроб, камере, с площадью пола едва ли превышавшего полтора метра, где, к тому же, напрочь отсутствовал свет и не было никакого намёка на простейшие санитарные удобства.

Да. в "чикитас" было "классно"! Во всяком случае, знавший не понаслышке камеры родного Отечества Андрей — от простого "медака" до КПЗ, и, следовательно, уже способный сравнивать, моментально убедился в том, что Р-Р-Р-еволюция всегда побеждает и гнобит своих врагов, возмущаться не стал. Смолчал. И когда его закрыли. И когда ушли потом.

Не возмущался. В общем, стоял в своей "чиките" и дожидался, когда всё ж таки до него дойдёт дело. Хотя в голове, как нормальный мужик, и прорабатывл планы врезать по самое не могу своим врагам...

И ещё одна мысль бегала в голове Новикова: ну, попадись ему сейчас тот, кто всё это затеял — ох, мужику приятно будет... С зубодробительным откатом!

И сжимал кулаки, и коленки поддёргивал — только, чтобы ВРАГАМ досталось...

За ним пришли под утро. Залязгал замок, провернулся ключ и грубый голос возвестил:

— Парень, пошли!

"Пошли-пошли!" Андрей возбудился невероятно, но ударить не успел, или точнее — не сумел, поскольку увидел пришедшего — — рослый, квадратно-головый мужчина, казалось, полностью исключал любую возможность сопротивления, настолько был силён и уверен в себе. Такого "загасить" — пожалуй надо было быть не хилым боксёром или суровым рукопашником, так просто бы не пал, так что с ним надо было держаться осторожно. Поэтому Новиков послушно вышел за ним и пошёл, куда следовало. А что ещё ему оставалось делать?

И пришли они в отдельный кабинет. Там сидел молодой мужчина, который при виде Андрея буквально просиял и воскликнул — причём, по-русски:

— Андрей Дмитриевич, какая встреча! Что ж вы так, к нам попали! Неужели смогли в гадость какую влипнуть?

"Вашими молитвами!" — хотел было сказать Андрей, но удержался. Не всегда стоит говорить то, что стоит говорить. Иногда лучше просто промолчать. Оно как-то лучше будет.

— Слушаю вас, — просто сказал он.

И посмотрел на мужчину. Был тот обычным, никак не бросавшимся в глаза человеком: невысокого роста, немного толстоватым, с чёрными волосами и слегка седыми усами. Простой парень да и только.

— Нас интересует одна вещь, — сказал мужчина.

— Кажется. я догадываюсь, какая, — хмыкнул Андрей.

— Вы угадали, — сказал мужчина. — Браслет. И главное, чтобы вы его нам добровольно отдали.

— А если нет?

— Тогда будет хуже, — развёл руками мужчина. Он не лукавил, чувствовалось, что в случае неповиновения, он готов был пойти на любые решительные меры.

— У меня его нет, — честно признался Андрей.

— Верю, — сказал мужчина. — Но вы знаете,где он находится. Верно?

— Э-э-э...

— Не надо "экать", — бросил мужчина, — Вам это не идёт. Сознаетесь — будет лучше. Нет — будет хуже. Что выбираете?

— То, что лучше, — быстро проговорил Андрей. — Я не Маресьев, скажу сразу.

— Вот и умничка, — сказал мужчина, — Люблю сговорчивых, а то, понимаешь, играют в непобедимых.. Итак, где браслет

Мужчина не договорил — дверь в его кабинет внезапно распахнулась и в её проёме нарисовался длинный, как жердь, мужчина, похожий на канонического Карлссона, такой же хмурый и неприветливый. Он молча окинул взглядом Андрея — тот невольно поморщился, и коротко бросил, ни к кому собственно не обращаясь:

— Андрей Новиков — этот?

И получив стремительный кивок головы хозяина кабинета, недовольно осведомился:

— А что он, в таком случае, здесь делает? Ко мне — и немедленно!

Он вышел, громко хлопнув дверью, а собеседник Андрея, моментально любовно улыбнувшись, тихо проговорил:

— Андрей Дмитриевич, наш разговор, думаю, отложим на потом, а что до этого компаньеро..,— он сделал паузу, после чего значительно добавил: — То обо всём поговорим отдельно. Компаньеро Герреро не стоит ничего говорить о наших проблемах...

— Э-э-э!.. — протянул было Новиков. Но хозяин кабинета тут же пояснил:

— Это — Энрико Вальдес Герреро, заместитель начальника DGSE. По вашему — КГБ. Человек — весьма своеобразный, себе на уме и вообще с ним никогда не стоит иметь дела. Если вы ему не расскажите о нашем разговоре — вы будете жить. Если проколитесь — что ж, я вас предупреждал, — он иронично развёл руками. Так. С этим товарищем шутить зря не стоит, сразу понял Андрей. — Что до браслета, — продолжил далее мужчина, — то об этом мы переговорим отдельно. Время у нас ещё будет.

Его бы молитвами, подумал Андрей, когда его выводили из кабинета местного Ежова.

Кабинет Герреры находился на четвёртом этаже.

Встретил Новикова он радушно. Если не сказать — как лучшего друга.

— О-ла-ла, компаньеро! Такое ощущение, что не виделись сто лет... Усаживайтесь поудобнее, можете выпить... Кстати, чего желаете? Виски, джин, водку, может вино?

Он вопросительно глянул на Андрея.

Тот равнодушно повёл плечами — в его ли ситуации выбирать?

— Виски. Если есть — то "Баллантайн"...

— Конечно, есть, — засмеялся хозяин кабинета. Распахнул сейф, вытащил оттуда бутылку, наплескал в стаканы — свой и гостя. Поднял свой и отсалютовал:

— Ну, будем!!...

Ну, что тут поделаешь? Выпили, конечно. Виски оказалось неплохим, так что возражать тут нечего было. Но Андрей не любил затянутостей. Поэтому сразу спросил:

— Ну, а от меня что требуется?

— А разве от меня что-то требуется? — ненатурально рассмеялся его собеседник.

— Да, — кивнул Андрей.— Итак...

— А от вас требуется немногое, — решительно заявил сеньор Герреро. — Всего-то-навсег0о возглавить экспедицию в департамент Селая. Вместе с вашими и нашими людьми. Провести её. И удачно всё закончить. На этом можете считать себя свободным, это раз, не причастным к убийству антиквара — это два, ну и ещё получите вознаграждение, в размере пяти тысяч долларов, разве ж это плохо? Это три.

Он выжидательно посмотрел на Новикова. Тот на секунду помедлил — а что там насчёт бесплатного сыра в мышеловке говорит народная мудрость? — потом неуверенно дёрнул плечом — тем паче, что интуиция ему ничего не подсказала на сей раз! — и неуверенно проговорил:

— А — не знаю, наверное, соглашусь...

Герреро обрадовался:

— Вот и отлично! А то, понимаешь, начинаются всякие там размышления... Не знаю, что и думать.

После разговора с Геррерой ситуация разрешилась по самое не могу: перед Андреем извинились, вернули все его вещи, более того — даже угостили стопкой текилы (налил дежурный — мужик был мудрый, решил на всякий случай подстраховаться!), подогнали джип (евыерняка, тот самый, что его привёз! Но вэтом Андрей спорить не стал бы...) и с охраной в лице трёх "милисианос", сверкавших во все стороны стволами трёх "калашей", его отвезли в "Палому-Хилтон", где Новикова встретила рыдающая (причём — надо отметиь! — ИСКРЕННЕ!) Алеська... А водитель, которого Новиков собирался строить , уже прилаживал на стол бутылку водки ("Андрей Дмитриевич, да ну их... Вы лучше УОДОЧКИ хлопните...") и фасовал закусочку, казался самым лучшим человеком ...

Первое, что сде6лал Андрей, едва за ним закрылась дверь номера, это вырвал из рук Алеськи стакан с водкой и единым залпом осушил оный.

Потом передохнул и совершенно искренне высказался:

— А пошло оно всё нахрен!

Пьянка, однако, не получилась, Новиков чувствовал себя совершенно разбитым, чтобы как следует надраться. Поэтому он под благовидным предлогом отправил Алеську в посольство (водитель, пообещавший доставить туда её в целости и полной сохранности, выходя из номера журналиста, уж как-то ловко прихватил с собой бутылку с водкой — в другое время Андрей бы возмутился столь наглой беспардонностью, но сейчас ему было не до этого), сам завалился, как был — в одежде, разве что скинув обувь, на тахту, накрылся одеялом с головой и моментально провалился в сон.

Как ни странно, проспал совсем немного — каких-то два часа от силы, но при этом встал совершено спокойный, уверенный и нормально отдохнувший. Как будто бы и не было никакого знакомства с местной контрразведкой. Умылся, одел обувь, подумал — и решительно сунул в карман пистолет (теперь, после всех приключений, без оружия он на улицу уже не ходил — и плевать было на то, что к нему требовалось разрешение, в таких странах, как Никарагуа, на отсутствие последнего власти предержащие мало обращали внимания). И теперь был готов к любому наезду. На себя, любимого.

Хватит, надоело от НЕЛЮДЕЙ руками отмахиваться.

Утром к Андрею явились те, кто должен был его сопровождать в Селаю с российской стороны (люди Герреры должны были присоединиться непосредственно перед отъездом).

К удивлению Новикова, мужики все оказались знакомые, те самые полуспортсмены — геологи, с которыми он летел в Манагуа. Старший — рослый тип, лет так под сорок, рукой махнул своим — и те молча и послушно остались в коридоре. Сам же шагнул вперёд, глухо представился:

— Сидоров. Иван Иваныч. Вы нас сопровождаете?

— Точнее, вы меня, — сказал ему Новиков. Не любил он, когда его привязывали на вторые роли в подобных ситуациях — сразу сужалась свобода манёвра. А вот когда ЕГО СОПРОВОЖДАЛИ — это было совсем другое дело.

— Это смотря кто вас ко мне направил, — индифферентно фыркнул старший геолог. Помолчал немного, потом добавил: — Замятин, такая фамилия вам о чём-то говорит?

— И ещё как, — сказал Новиков. Помолчал немного, потом смерил собеседника взглядом и спросил:

— Выпьете?

— А что?

— Джин. "Гордонз", устроит?

— Почему бы и нет, — пожал плечами соотечественник. На том и порешили.

Напиток распили без лишних слов, разве что под самый конец пития геолог заметил:

— И вот ещё что, Андрей Дмитриевич, официально — старший по поездке вы. Неофициально же — я. Но афишировать этого не будем. Особенно перед ВТОРОЙ СТОРОНОЙ. Маршрут согласован заранее, никакой импровизации, сами понимаете, с вашей стороны и быть не должно, — при этих словах Новиков скорчил рожу, но тут уж, как говорится, без него его "женили". — Оружие — ваше?

Он кивнул на оттопырившийся карман, безошибочно угадав, что в нём находится.

— А что — разве запрещено? — с некоторым даже вызовом поинтересовался у него Андрей.

— Лично мне — абсолютно "по барабану", — равнодушно пожал плечами "геолог". — Лишь бы здешние товарищи не возражали, а так хоть пушку с собой везите. Да и опасно, говорят, в том департаменте, так что лишнее оружие помехой не будет.

Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, обсудили и предстоящий маршрут. Иван Иванович кликнул одного из своих людей и тот немедленно принёс и расстелил на тахте (самое для этого подходящее место, ибо стол был заставлен закуской, да и по размерам не подходил, оказался слишком небольшим) подробную карту Никарагуа.

Геолог вооружился вилкой (для указки, при отсутствии последней, самое то!) и стал показывать Андрею основные точки на трассе их движения.

— Смотрите сюда: мы добираемся до города Сан-Сентро. Здесь пробудем дня два, так что у вас будет время с кем-нибудь там встретиться и подготовить пару-тройку материалов. Скажу сразу: особо на что-либо сенсационное — и не рассчитывайте! Обычное латиноамериканское захолустье, иной райцентр в нашем Нечерноземье и то поинтересней будет. Впрочем, когда-то в тех краях мыли золото, да и сейчас местное население пытается предкам подражать, так что, наверное, фактов любопытных для статьи себе накопаете. Далее. Из Сан-Сентро отправляемся в посёлок Нуэва-Бавариа, это образцовое сандинистское сельскохозяйственное поселение. Нечто вроде нашего совхоза. Я наводил справки — говорят, вполне рентабельное предприятие, — пояснил геолог заинтересованно склонившемуся над картой Новикову. — Наверное, потому, что главную скрипку там играют этнические немцы. А те порядок наводить умеют! — то ли похвалил, то ли издевательски проехался по выходцам из германских земель Сидоров, Андрей скрытого подтекста в его словах не уловил. — Тут у нас будет основной базовый лагерь. Часть оборудования и своих ребят я оставлю здесь и начну действовать уже по своему плану, то есть совершу вылазки в некоторые районы, интересные с точки зрения практической геологии. Вот примерно сюда и сюда, — он отметил на карте нужные ему места вилкой. Поймал вопросительный взгляд Андрея и правильно истолковал его, кивнул согласно:

— Вы можете составить мне компанию, только, умоляю, если что вздумаете писать о конечном этапе нашего путешествия — обязательно согласуйте все тексты с товарищем Огневым, — он замолчал и многозначительно взглянул на Новикова. — Договорились?

— О чём речь? — развёл руками Андрей. Уж кому как не ему было прекрасно известно, что если тебя "пристёгивают" к команде "специалистов" узкого профиля, каковыми вне всяких сомнений, являлись "товарищ Сидоров" и его "геологическая" компания, то делают это отнюдь не за таланты простого советского журналиста по имени Андрей Новиков. А ради элементарного корреспондентского прикрытия. Но таковы уж правила игры, которым приходиться подчиняться. И тут ничего не попишешь.

— Вот и ладненько, — удовлетворённо мотнул головой Сидоров. Поднялся со стула, отложил вилку и сделал небрежный знак помощнику. Тот споро стянул карту с тахты и, свернув её в трубку, вышел из номера.

— Машины, я слышал, подошлют нам завтра? С утра? Отлично, мы будем готовы к восьми ноль-ноль, — Сидоров по-военному коротко дёрнул головой, прощаясь, и тоже покинул помещение.

А утром Андрея ждал сюрприз. Во-первых, удивили геологи. Они приволокли с собой столько чисто символическое количество оборудования, что смотрелось оно просто неприлично — по рюкзаку на брата, да плюс два ящика, подозрительно смахивавших на стандартные патронные "цинки". Что там у них, магнитометры или, как там они называются, приборы для гелогоразведки? Уж больно маленькие для таких серьёзных изысканий..!

Во-вторых, "команданте Муэрта" (таково было партийное имя Герреро) расщедрился аж на четыре джипа, битком набитых вооружённой до зубов охраной. И вдобавок ко всему прислал ещё с ними и Эстелу.

Девушка была одета в ладно пригнанный по её фигуре "камуфляж" и имела на поясе внушительного размера кобуру, в которой покоился здоровенный револьвер — впору с таким на слонов охотиться!

— Я еду с вами, компаньеро! — звонким голосом бодро провозгласила она, совсем уж по-родственному похлопав Андрея по правому плечу и сверкнув ослепительной улыбкой — в ответ на ошарашенный взгляд журналиста. — Хочу навестить друзей, они у меня врачами трудятся, в Селая. "Команданте Муэрта" был столь любезен, что выдал и мне разрешение на это путешествие.

Поскольку Новиков не сразу ответил, Эстелла взяла инициативу в свои руки. Коротко бросила себе за плечо повелительным тоном:

— Лейтенант! — и из первого джипа не спеша выбрался квадратный — ну, точно тебе шкаф, только вот рост подкачал, всего-то метр с шестьдесят, но судя по тому, как не подтрунивают над ним подчинённые, шуток мужик совершенно не терпит! — парень, одёрнул пояс, и приблизился к Эстелле и Андрею. С некоторым шиком козырнул им и вопросительно посмотрел на девушку: мол, чего надо, сеньорина?

— Знакомьтесь, Андреас, это — лейтенант Алонсо Льоса, он — старший начальник в группе вашей охраны. Льоса, — она перевела строгий взгляд на лейтенанта и с того моментально, словно набежавшей на берег моря волной, смыло небрежную расслабленность, парень подтянулся, преданно глянул на кубинку, будто не студентка перед ним стояла, а высокое начальство. Впрочем, а почему, собственно, "будто"? Не знаю, какие там науки эта красавица изучала у нас в Москве, но здесь, в Никарагуа, молодцы из DGSE так просто слушаться — пусть и представителя союзников, вряд ли станут. Да и уж, тем более, не пустят её в район, где и самим-то безопасность не гарантирована. Нет, эта девушка решила составить ему, Новикову, компанию явно не за его красивые глаза. Вот же штука какая интересная получается — думал, "матрёшкой" двойной еду (мной прикрываются "геологи", а за ними, в свою очередь, приглядывает охрана), а на деле, как бы ещё одна фигурка в нашей "матрёшке" не проявилась, в лице очаровательной Эстеллы... Только вот ей-то что от нашей поездки надо? Какие у кубинской DGI*(см. примечание N 40) интересы в том нищем районе?

Подошёл Сидоров. Он, казалось, совсем не удивился ни чрезмерной, с точки любого нормального человека, охране, ни присутствии в экспедиции ещё одного попутчика. Сдержанно поздоровался — по-испански, но вышло это у него слишком коряво, видимо, данный язык не относился к числу любимых у Иван Ивановича, и тут же перешёл на английский. Им "геолог" владел довольно сносно, во всяком случае, изъяснялся на нём он внятно:

— Куда садиться моим ребятам?

Лейтенант окинул его внимательным взглядам, потом махнул рукой в сторону выстроившихся во дворе отеля автомашин:

— Троих — в первую, ещё троих — в последнюю, а вы, компаньеро, — он повернулся к Андрею, — занимайте с синьориной второй автомобиль. Я поеду в третьем. Оружие у вас есть? Впрочем, ладно, — не дожидаясь ответа, добавил он нетерпеливо — видимо, деятельная натура парня требовала выхода и поэтому задержка с отправкой начинала его потихоньку раздражать, — у нас своего хватает, поделимся, если что.

"Сидоров" продублировал, перейдя на русский, распоряжение Льосы для своих подчинённых и те дисциплинированно полезли в машины. Подождав, пока все устроятся, он галантно помог взобраться Эстелле в предназначенный для неё джип , молча ткнул Андрею пальцем на место рядом с девушкой и бегом бросился к своему автомобилю. Гаркнул во всю глотку:

— Внимание группе, трогаем! Не расслабляться, во имя всех святых, шкуру спущу!

Моторы взревели и джипы выметнулись на улицу. Путешествие в департамент Селая началось!

ГЛАВА 7.

Военно-транспортный самолёт "С-130 Геркулес" пересёк границу Никарагуа со стороны Карибского моря поздней ночью и никем не замеченный устремился в глубь "Москитного берега". В салоне машины находилось восемь человек, все — крепкие молодые парни, с короткими стрижками, затянутые в камуфляж и вооружённые автоматическими винтовками "М-16". Дремали вполглаза, чутко, готовые при первом же изменении обстановки мгновенно вскочить на ноги и действовать максимально жёстко, но эффективно. Кто такие — так сразу и не поймёшь, но что это не наёмники или бандиты, и уж тем более не "герильерос", любой опытный в определённых делах человек определил бы моментально. Равно, как и признал летевших в самолёте людей за ГОСУДАРЕВЫХ.

Вопрос возникал лишь один: какое именно государство они представляли? Ибо по своей внешности все эти парни относились к различным этническим типам: так, в троих из них без труда угадывались уроженцы Европы, а если быть точным, то её северной части, двое были мулатами, один — чистокровным азиатом, а ещё двое — латиноамериканцами.

Впрочем, здесь, в странах Карибского бассейна, население было тем ещё коктейлем: в нём каких только кровей не намешалось за столетия освоения здешних территорий!

Так что летевший в самолёте народ мог быть выходцем из любой страны этого уголка планеты. Назови первую попавшуюся — не ошибёшься!

Что, понятное дело, было только на руку их командирам, представлявшим руководство Седьмой оперативной группы сил специального назначения сухопутных войск США (база дислокации — Форт Дэвис, Панама, зона ответственности — Латинская Америка и государства Карибского бассейна), больше известных среди широкой общественности, как "зелёные береты".

Шестеро из парней, спавших в самолёте, входили в одну из полевых команд А ("Акбэт") Седьмой оперативной группы и специализировались на контрпартизанских действиях, двое же других были из штабной команды В ("Баткэт") и их обязанностями являлось планирование конкретных операций (таких вот, как эта) для своих коллег-"полевиков". Причём, чистыми штабниками — и это была особенность всех, без исключения, бойцов команды В, они не были. Каждый в обязательном порядке проходил боевую и спецподготовку и имел за своими плечами хоть пару, но реальных рейдов в тылу противника.

Идея, что и говорить, не самая плохая: кому, как не людям, на себе испытавшим все "прелести" спецопераций, и разрабатывать их? Легче ведь и варианты подбирать более подходящие, и вычленять разного рода "подводные камни", которые не всякий аналитик, пороха не нюхавший, сможет учуять на начальной стадии. Повышается и уровень надёжности выдаваемых бойцам рекомендаций.

Нынешняя операция, на первый взгляд, особой сложности не представляла. Во всяком случае, так показалось капитану Томасу Бриггсу, командиру одной из команд А, спешно вызванного накануне к командиру базы вместе с двумя парнями из подразделения В. Генерал представил им невысокого незнакомого офицера, в форме полковника ВВС, и сухо проинформировал, что тот сейчас введёт их в курс предстоящего задания. После чего покинул кабинет.

Полковник был краток. Следовало немедленно, сообщил он внимательно слушавшим его офицерам, соблюдая все меры плотной маскировки и максимальной осторожности, выдвинуться в нужный квадрат, там отыскать два спецобъекта, "зачистить" окрестности от "нежелательных элементов" (он так и выразился — "нежелательных элементов"), оборудовать посадочную площадку и обеспечить сохранность её и объектов до прибытия специалистов.

Узнав, куда предстоит лететь и что из себя представляют "спецобъекты" ("Это самолёт-разведчик и экспериментальная модель ракетного модуля для вывода спутников на орбиту", — нехотя, как показалось Бриггсу, пояснил полковник и больше в подробности вдаваться не стал, но капитану и того было достаточно), "штабные" из команды В оживились:

— Да это же курортная поездка, а не задание, сэр! Нам те места знакомы хорошо: мы уже отрабатывали возможные операции с привязкой к ним. Территории там — практически безлюдные, не интересные даже индейцам, и труднопроходимые, так что добираться придётся воздухом. Это совершенно безопасно, сэр! — тут же поспешил успокоить нахмурившегося было полковника один из "баткэтов". — Система ПВО на границе — никакая, пройти её ничего не стоит, правительственные отряды базируются близ крупных городов, глубоко в сельву лезть не любят...

— Хорошо! — остановил разошедшегося "штабного" полковник и парень послушно умолк. — Значит так. Вы, капитан, — он ткнул в сторону Бриггса указательным пальцем, — Срочно подберёте пятерых толковых бойцов, на всё про всё вам даётся два часа. Снаряжение — стандартное. Командовать этим отрядом я поручаю вам. Вы, лейтенант, — полковник повернулся к разговорчивому "баткэту", — и ваш коллега поступаете в распоряжение капитана. Пока он будет готовить своих людей, займётесь планированием операции, — он нагнулся, поднял с пола портфель и воздвиг его в центр стола. — Здесь вся необходимая информация по району действий. Приступайте!

... Уже в полёте Бриггс, мучимый каким-то неясным сомнением, ещё раз прокрутил в голове полученный от незнакомого полковника инструктаж, но так и не нашёл в нём ничего такого, что выходило бы за рамки ранее выполнявшихся капитаном заданий. Всё было знакомо и проходило, в общем-то, по одной и той же схеме: переброска "беретов" в зону действий, "активная" очистка её от вооружённых формирований "противника" (и неважно, в какой роли он выступал на тот момент: богатого наркоторговца, индейца-повстанца, контрабандиста или беглого уголовника) и последующая эксфильтрация в места своей постоянной дислокации. Правда, даже подготовка к самым опасным рейдам никогда ещё не велась в столь спешном порядке, как сейчас.

Впрочем, долго забивать себе голову этими мыслями Бриггс не стал — он был хорошим солдатом, а хороший солдат сначала выполняет поставленную вышестоящими командирами задачу, а уже потом может позволить себе задуматься о её целесообразности. Задуматься, но не более!

Ну или если у него вдруг появятся основания — и достаточно веские! — в преступности выполненного приказа, то тогда у него есть полное право обратиться к своему командованию с соответствующим рапортом. Направив его по команде.

Как всегда резко и неожиданно прозвучавший сигнал моментально вырвал "зелёных беретов" из объятий Морфея. Бойцы зашевелились, привставая со своих мест, привычными, доведёнными до автоматизма движениями ладоней, быстро ощупали оружие, проверили снаряжение.

К Бриггсу приблизился сержант, отвечавший за сброс их группы. Поднял руку с часами на запястье и поднёс циферблат к лицу офицера. Выразительно показал два пальца: две минуты.

Капитан молча кивнул и в свою очередь продублировал знак своим парням. Впрочем, те и без этого уже выстроились в проходе, готовые к десантированию.

... Приземлились штатно, никто из бойцов не пострадал — хвала за то Господу нашему и полковнику ВВС, предоставившему "баткэтам" отряда не только точную карту зоны высадки, но и великолепные аэрофотоснимки. На них-то и углядели подходящее место — то оказалась небольшая, вытянутая метров на пятьдесят, узкая и изогнутая полянка-плешь в густой каше тропического леса. В неё-то и днём, несмотря на размеры, попасть было бы трудновато, а уж ночью и подавно, но парни не подвели своего капитана, справились.

Подсвечивая фонариками, собрали парашюты, спрятали в удачно подвернувшейся яме и для маскировки присыпали сверху нарубленными ветками. Определились с направлением движения и расстоянием до места — и, не теряя времени, немедленно выступили на маршрут.

Капитан шел мрачен. У него из головы не выходил разговор с заезжим полковником из Пентагона. Во время инструктажа, тот несколько акцентировал внимание Бриггса на том, что операция должна быть проведена в максимально сжатые сроки. Поэтому потери времени (а, следовательно, и темпа!) недопустимы.

(— Даже, если что-то будет угрожать жизни моих бойцов? — не удержался и задал-таки скользкий вопрос капитан.

Полковник сузил глаза и тяжело глянул на собеседника.

В кабинете повисла гнетущая пауза. Наконец полковник разомкнул губы и сухим, неприязненным тоном ответил:

— Вы обязаны принять все — слышите меня, капитан? — все меры для выполнения полученного приказа. И ничто не должно помешать вам! Понятно?

— Да, сэр!

— Вот из этого и исходите, — кивнул полковник).

— — — — — — —

Когда "Пайлот" благополучно дополз до заданного квадрата и стал там на якорь, блондин пригласил судовладельцев к себе в каюту. Предчувствуя неладное, друзья послушно явились к клиенту, не забыв, однако, прихватить с собой оружие. На вид, конечно, выставлять его не стали, но и особо маскировать — тоже, так, засунули себе пистолеты за пояса брюк, да сверху прикрыли рубашками. Что ещё надо джентльменам для светской беседы? Да вроде бы и ничего больше.

А так, чисто внешне, все приличия были соблюдены: ладони пустые, а то, что рубашки как-то спереди подозрительно оттопыриваются, ну, так это может бляхи у ремней такие оригинальные, ведь чего только дизайнеры не придумают, чтобы коммерсанты потом могли с успехом сбыть свой товар!

Клиент был не один. Помимо него в каюте присутствовали ещё двое крепких ребят из его группы. Вооруженные — у обоих в руках были короткоствольные автоматы. Стволы, правда, смотрели в пол, но вскинуть их и от души резануть очередями — секундное дело.

Шредер переглянулся со своим напарником, и на душе у Арни сразу сделалось тоскливо. И без слов стало понятно, что неприятности, которые ожидались ещё перед рейсом, не заставили себя долго ждать.

— Значит так, — сказал клиент тоном, не терпящим возражения. — Теперь начинается то, ради чего мы, собственно, и наняли вашу лоханку. Слушайте меня внимательно...

— — — — — —

— У нас сегодня служба, — заметил падре Джанаделио, когда они прошли в его кабинет. — Хотелось бы, дружище, чтобы ты тоже её посетил. Поверь, это необходимо.

Он кивнул гостю на простой деревянный стул, грубо сколоченный, но на вид вроде бы прочный. Джелли, помедлив какое-то мгновение, всё ж таки рискнул на него усесться, хотя и не без некоторой опаски. Стул возмущённо заскрипел, однако вес великого магистра выдержал и далее протестовать не стал. Стерпел. Стерпел и магистр. И даже позволил себе слегка расслабиться. Но только лишь — слегка!

— У меня мало времени, — сказал он, осторожно откидываясь на высокую стенку стула — та хрипнула, но тоже выдержала вес высокого гостя. — А ты ещё предлагаешь, — попенял он падре, — чтобы я потратил его на службу... Поэтому я, наверное, воздержусь. Сейчас твои люди закончат разгрузку гуманитарной помощи, я заберу твоего сопровождающего и немедленно отправлюсь дальше.

На службу всё же пришлось пойти. Во-первых, не мог Джелли отказать старому другу в его просьбе, а, во-вторых, среди прихожан действительно были люди, которые падре собирался взять с собой — их, ревностных католиков, наверное, покоробило бы такое демонстративно-пренебрежительное манкирование религиозным отправлением. Не стоило зря раздражать людей, тем более, по такой пустяковой причине.

А вообще-то великий магистр предпочёл бы двигаться к месту назначения без падре с его "свитой" — один-два проводника его бы вполне устроили. Но тут уж поделать ничего было нельзя: отец-настоятель упёрся и ни в какую не соглашался отпускать друга без солидного сопровождения. Мол, он, Роза, несёт полную ответственность перед ложей за жизнь драгоценнейшего магистра — а в Селае и так обстановка неспокойная, особенно на границе с Гондурасом (Личо не скрывал конечной точки своего маршрута, но вот зачем он туда хотел добраться, отвечал уклончиво, дескать, прибудем — тогда и поговорим обо всём), не приведи Господь ещё случится что-либо. А так — дополнительная страховка в лице вооружённых прихожан (кстати, раздобыл падре и разрешение — уже через свои каналы в Манагуа, ну, хоть такая польза!).

Чувствовал Личо, что старый друг что-то задумал, и это обстоятельство великого магистра несколько нервировало.

Так что от службы отказываться не стал.

Прошли в зал — достаточно большой и светлый. Людей здесь собралось много — Личо едва нашёл свободное место в пятом ряду, втиснулся между толстой креолкой в простом жёлтом платье и худощавым мулатом в костюме и в очках — по виду, типичного банковского служащего или министерского чиновника средней руки. С любопытством огляделся: у всех присутствующих были одухотворённые и просветлённые лица, в руках зажаты листки бумаги с темой проповеди и кратким её содержанием. Сзади, на шестой скамье, прямо за спиной магистра, бесцеремонно раздвинув прихожан, воздвиглись трое его телохранителей — народ покосился на них неприязненно, но ворчать не стал. Видимо, остереглись: уж больно физиономии у парней были зверскими, такими только детей непослушных пугать!

По рядам засновали служки с большими кружками — собирали пожертвования. Люди охотно лезли в карманы, подавали, кто сколько может, но — мало. Личо поморщился, когда очередь дошла до него, но последовал общему примеру, подал, как полагается, и отнюдь не небольшую сумму и не в кордобах, а аж целых триста долларов! Для здешних мест — просто баснословные деньги. Недели две можно жить, ни в чём себе не отказывая!

Служка оценил щедрый дар заезжего "испанца" (так тут именовали приезжих из стран Южной Европы), почтительно поклонился тому и поблагодарил:

— Да хранит вас Господь, сеньор!

И отошёл к своим товарищам.

Минут через десять появился и отец-настоятель. Был падре одет в простую одежду из белого хлопка и перепоясанный же белой верёвкой с тремя узлами — символами бедности, целомудрия и послушания, основными принципами которыми в своей жизни руководствуются францисканцы.

Встал за кафедру и тихим, но хорошо поставленным голосом стал читать молитву.

Затем настало время приношения Святых Даров — вина и хлеба, и прихожане торопливо поднялись со своих мест и выстроились на причастие.

Как отметил про себя магистр, служба заняла всего сорок минут, прошла в сокращённом варианте, спешил его друг. Очень спешил! Поэтому-то и обошёлся без хорового пения и органа.

Во дворе Роза поинтересовался:

— Кто с тобой?

Вместо ответа магистр вскинул руку и к ним сразу подошли трое телохранителей. Все — в синих рубашках, которые здесь носили "милисианос" (военные предпочитали традиционную "верде олива ли в редких случаях — камуфляж), с "калашниковыми" и "гарандами" за плечами. Ухмыляясь, окружили патрона и в упор уставились на Розу.Тот некоторое время спокойно разглядывал их, потом кивнул головой, словно отвечая на чей-то так и не высказанный вопрос и резко выкрикнул что-то. Что— никто и не понял, а во двор уже просочилось никак не меньше двух десятков крепких парней, все — с ружьями в руках, стволы которых тут же недвусмысленно уставились на гостей. Даже с учётом автоматов у последних — игра, случись здесь конфронтация, была явно проигрышной для Джелли и его людей.

— Личо, — мягко, но с едва уловимой угрозой промолвил падре Джанаделио. — Я, конечно, тебе чрезвычайно благодарен за то, что в сорок пятом ты вытащил меня из титовских застенков, время сейчас другое и свой долг я тебе вернул с лихвой.

Обедать великого магистра падре Джанаделио пригласил в известный всему Манагуа аргентинский ресторан "Лос-Гаучос". Место было, как пояснил Личо его сопровождавший от здешнего филиала "Джунты" (юркий молодой парнишка, как ни удивительно — но тоже итальянец! Звали его Тони, просто Тони и он неплохо говорил по-испански. Вообще, в никарагуанской "Джунте" оказалось много родственников падре, зачем-то перетащенным им сюда из Европы; впрочем, Роза был неаполитанцем, а они своих никогда не бросают, ещё неизвестно, у кого законы крови сильнее — у гордых сынов Неаполя или у крестьян Сицилии), элитное, пускали в его стены далеко не всех, пусть даже и влиятельных представителей нового режима, а — СВОИХ. В данном случае ими являлись аргентинские добровольцы и командиры из колонны "Бенхамин Селедон", что недавно воевали с сомосистами в составе частей Южного фронта СФНО. Теперь, после победы, "Лос-Гаучос" стал для них чем-то вроде неофициального клуба и, как подозревал Джелли, штабом всей центральноамериканской герильи, которую парни из Серебряной страны + (см. примечание N 40) вознамерились распространить на весь континент. А не ограничиться, как было до недавнего времени, одной МезоАмерикой.

Для обеда падре переоделся в простой серый костюм и белую шёлковую рубашку, сразу сделавшие его похожим на добродушного дядюшку. Телохранителей магистра и своих родных-защитников падре отослал обратно в колледж — готовиться к поездке (вообще-то, основное было сделано ещё раньше, когда Джелли позвонил Розе из Италии и довёл до него задание), сказав, успокаивающе тронув возмутившегося было магистра (с годами тот всё больше внимания уделял своей безопасности и был на этой почве слегка даже подвинут), что никто и ничего им не сделает:

— Меня знают в этом районе и самый последний гангстер обойдёт нас стороной, прежде чем рискнёт хотя бы плохо про нас подумать.

На простом "бьюике" (за руль уселся всё тот же вертлявый Тони) покатили в ресторан. У дверей заведения уважаемых людей встретил лично метрдотель — очевидно, заранее предупреждённый помощниками падре, потому что едва машина мягко притормозила у входа, как толстый и важный мэтр стремительно выскочил на улицу и предупредительно открыл дверцу машины.

— Прошу вас, сеньоры, рады вас видеть в этот чудный день в нашем заведении! Как ваше здоровье, падре? А ваше, дотторе?

Не переставая тараторил он, с почтением провожая приехавших к подготовленному для них столику в глубине зала, и причём изъяснялся тоже по-итальянски. Впрочем, видимо запас фраз у него был ограничен, потому что мэтр, не дожидаясь ответов, сразу же перешёл на английский. Здесь, в этой части страны, это был второй язык после испанского.

Стол был сервирован роскошно и не на одного человека. Из напитков — это великий магистр приметил сразу, были и граппа, и его любимое кьянти, и французский мартель — что ж, приятно, явный знак того, что гостя из Италии здесь ценят. Хотя и не факт, далеко не факт, тут же язвительно подумал Личо, может всё это и не в его честь. А всего лишь обычная дань уважения пройдохе падре.

Сели. Мэтр самолично наполнил их бокалы вином, поинтересовался: не нужно ли гостям что-либо ещё? И получив отрицательный ответ, моментально испарился. Как будто никого рядом и не было.

— Твоё здоровье, дружище, — сказал Роза и отсалютовал бокалом старому другу. — Пусть дороги твоей судьбы никогда не знают горя, а ты всегда будешь баловнем фортуны!

— Аналогично, — наклонил голову магистр. Хоть и несколько пафосно это прозвучало, но зато искренне. Выпили. Джелли приподнял брови: а кьянти-то оказался хорош! Падре заметил реакцию Личо и довольно хмыкнул: ему было приятно доставить удовольствие старому другу. Пусть тот и припёр его сейчас к стене. Впрочем, это мы ещё поглядим: кто кого припёр! Великий магистр всегда был хитрой и беспринципной сволочью, но упёртостью никогда не отличался и в любой момент легко отступал назад, создавая у противника явственную иллюзию выигрыша. Чтобы потом, в самый нужный и неожиданный для того миг, превратить своё поражение в блистательную и сокрушительную победу. Так будет — и это он знал совершенно точно! — и в этот раз. Пусть Роза не обольщается, что взял его за горло. Забыл старый друг о привычках Личо. Хотя... Что он вообще о них знал? Как сбежал молодым парнем после войны в Америку, так с той поры и сидел там безвылазно, редкие встречи со старым другом на нейтральных территориях — не в счёт.

— Неплохой букет, — сдержанно похвалил вино Джелли и сделал ещё один глоток. — Признаюсь, совсем не ожидал найти его в здешней дыре.

— Ну, не говори так, — пожурил его падре. — Мы хоть и не Европа, но тоже цивилизация. А кьянти мне доставляют ежегодно, пару-тройку ящиков, прямо из Неаполя. Кстати, попробуй вот этого сыра — здешние сорта не уступят итальянским.

Джелли не стал отказываться. Тем более, что сыр у никарагуанцев действительно не уступал той же моцарелле.

— Кого-то ждём? — вопросительно кивнул магистр на пару свободных стульев за их столом (Тони в зал не пошёл — не по чину было, оставался в машине). Падре на мгновение прикрыл глаза.

— А кого?

— Меня! — раздался сзади звучный голос уверенного в себе человека. Причём, говорили по-английски.

Джелли обернулся и не мог не сдержать восхищения: вот это был персонаж! Настоящий "каудильо", из того, романтичного, яростного и великого девятнадцатого столетия, когда такие люди, как этот, стоящий перед их столиком человек, с лёгкостью невероятной походя сваливали тиранов с их окровавленных народной кровью тронов, чтобы затем самим усесться туда и устроить ещё куда более худший террор и геноцид своих земляков и соплеменников.

Мужчина был крепок и полнокровен, глядел весело и слегка насмешливо, такие любят жизнь во всех её проявлениях и никогда не унывают (на Геринга похож, подумал Джелли, тот тоже был большим жизнелюбом, пока плохо не кончил), но зато и перегорают сразу, едва их сбрасывают с седла. Этого, видать, ещё не бросало. Ну, да всё ещё впереди!

Одет мужчина был в новенький мундир команданте, в кобуре на поясе имел здоровущий кольт, при этом носил золотой Rolex, шею обнимала толстая золотая же цепь, а пальцы рук украшали перстни из того же благородного и дорогого металла. Мужчину сопровождал спутник — молодой и тоже улыбчивый человек. С таким же большущим револьвером. Правда, без золота.

— Знакомьтесь, — безмятежным голосом молвил падре, расправляясь с порцией мондонго (так местные именовали суп из рубца с овощами). Взглядом показал на первого:

— Это — сеньор Пастора...

— Можно попросту — "Эден"! — добродушно рокотнул жизнелюбивый и протянул широкую, как лопата, ладонь Джелли. Магистр привстал с места и пожал её. Рукопожатие у команданте было сильным. — А это — сеньор Геррера. Он, в некотором роде, подчинённый нашего друга.

Ладонь у "в некотором роде подчинённого" тоже слабостью не отличалась.

— Прошу, — пригласил присесть двух своих новых знакомых Джелли и сделал рукой широкий приглашающий жест. Мужчины церемониться не стали, придвинули к себе стулья, удобно устроились. Выжидательно посмотрели на магистра. Тот улыбнулся:

— Составьте нам компанию, сеньоры, заодно и о делах поговорим, наших насущных.

— Никаких разговоров не будет, пока не утолим голод! — громко захохотал Пастора. И, нахмурившись, с вызовом окинул зал суровым и грозным взглядом. Немногочисленные посетители ресторана, как по команде нервно вжали головы в плечи, сделали вид, что ничего не замечают. Команданте расплылся в довольной улыбке: видимо, подобные эпатажные поступки доставляли ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Они поели: сеньор Пастора с большим аппетитом, его спутник — просто из вежливости, падре Джанаделио и великий магистр пили в это время вино. Но вот с едой было покончено, команданте вооружился сигарой, раскурил её. Тут же немедленно появились официанты, быстро поменяли блюда — унесли уже опустевшие тарелки и грязные вилки, принесли кофе, фрукты и сласти.

— Итак, — сказал команданте, окутываясь ароматным дымом, — и о чём же вы хотели поговорить с нами, сеньор? Падре, — он почтительно наклонил голову в сторону Розы, — что-то упоминал о поездке на Атлантическое побережье, какой-то там гуманитарный груз для мискитос... Тоже мне, нашли несчастных и обездоленных, да они спят и видят, как бы им от страны отделиться!.. — Пастора пренебрежительно дёрнул плечом. — А во время войны что они делали? А сейчас что творят? "Контрас" недобитые! Я бы их...

Он сжал пальцы в кулак и с силой пристукнул им по столу. Чашки с кофе дрогнули, но устояли.

— Нет, — подумав, решительно отказал магистру команданте. — Нет, — повторил он уже более спокойно и затянулся своей сигарой. — Дело, в общем-то, и не в этой сволочи индейской, по мне да пусть хоть передохнут, мерзавцы, жалеть не буду...

"Не будет!" — подтвердил молчаливым кивком тот, кого звали Геррера.

— Просто неохота, чтобы гринго вываляли нас в очередной раз в грязи, если с вами что-нибудь случится, — пояснил команданте. — А в Селае сейчас не слишком спокойно, банды разных недобитков из Гондураса постоянно лезут — у них там лагеря выстроены тренировочные, бандиты, контрабандисты... Да и дорог толковых, к сожалению, нет... Так что, не дам я вам разрешения на поездку. И не просите.

Он откинулся на спинку стула, всем своим видом давая понять, что дальнейший разговор бессмысленен. Геррера лишь извиняюще развёл руками: мол, а я что в таком случае могу поделать? Не моя партия, не мне и играть.

Великий магистр и падре переглянулись, потом последний вздохнул и тихо сказал:

— Сын мой, мне кажется, что этим достойным людям нужно знать истинную цель нашей поездки. Мискитос — так, всего лишь прикрытие, в Селае нас интересует другое...

Он коротко, без лишних подробностей поведал о том, что их ожидает в этом департаменте. Эден и Геррера слушали падре Джанаделио чуть ли не с широко раскрытыми от изумления глазами и с отвисшими челюстями, а когда Роза закончил и замолчал, потрясённо переглянулись и чуть ли не синхронно выругались. Но вполголоса. Почему-то сейчас обоим слушателям совсем не хотелось привлекать к себе чьего-либо внимания.

— Об-балдеть! — резюмировал наконец Пастора и быстро набулькал себе полный стакан "Флоры Да Каньо" (Джелли уже знал, что это лучший во всей МезоАмерике сорт здешнего рома). Хватанул напиток резко, целиком, после чего выдохнул и закусил кусочком какого-то фрукта. — И сколько же там этого.., — он возбуждённо подвигал пальцами. — Товара? На несколько миллионов? Да?

— Больше, — сказал великий магистр. — На несколько сотен, если вообще не на миллиард. Доларов.

Если в глубине души тот же Пастора и сомневался в том, о чём ему только что рассказали, то своим последним словом Личо только что разом разбил эти сомнения в пух и прах. Повисла гнетущая тищина — новые знакомые переваривали про себя эту оглушающую и невероятную новость.

Наконец команданте встряхнул головой, словно что-то от себя отбрасывая, и вновь став самим собой, тут же деловито осведомился:

— Места тайников известны?

— Да.

— Они точно не тронуты?

— Насколько я знаю — да. Во всяком случае, в тех архивах, что оказались мне доступны, ничего не говорилось о подобном исходе, — пожал плечами Джелли.

— Кто в доле? — тут в беседу включился и Геррера. Пастора недовольно глянул на него, раздражённый такой спешкой "как бы подчинённого", но одёргивать парня не стал, лишь скривил губы да фыркнул. Того однако это ни капли не смутило. Он снова требовательно повторил свой вопрос.

— Мы четверо, — твёрдо сказал Джелли. — В равных долях.

Они сразу, не откладывая ничего на потом, договорились обо всём — быстро и конструктивно, без занудливых споров о пересмотре величин ПРИЧИТАЮЩЕГОСЯ и требований дополнительных гарантий относительно того, что на заключительном этапе операции тебя бы банально не кинули. Да и зачем они, эти гарантии, спрашивается, были нужны в таком деле?

Люди, сидевшие сейчас вчетвером за одним общим столиком в уютном зале "Лос-Гаучос", были все мужчины опытные, каждый видел своих оппонентов, что называется, насквозь, до глубины души, и понимал, что только действуя сплочённо, в группе, они могут добиться успеха.

Впрочем, гарантии всё же имелись: так, падре Джанаделио ещё раньше дал понять своим никарагуанским друзьям, что Джелли не только человек, безусловно заслуживающий самого полного доверия, но и ещё его, Розы, давний друг. Почти что кровный родственник. А специально для Личо — уже здесь, в ресторане, мимоходом, но с твёрдым нажимом в голосе, дал понять, что эта парочка — не просто высокопоставленные функционеры нового режима, но и возможные кандидаты на вступление в "Джунту". А "Джунта", считай, хоть и была довольно самостоятельной структурой здесь, на Перешейке, но всё же считалась частью "П-2". Поскольку входила в её иностранную секцию. А, следовательно, пусть номинально, но для Герреры и Пасторы великий магистр оставался как бы главным боссом.

— ... Это хорошо, что вы берёте своих людей, — обращаясь к Личо и падре, похвалил их команданте — сигара была уже им забыта и теперь сиротливо лежала на чистом блюдце, а Эден переключился исключительно на ром, в четвёртый раз наполняя бокалы этим приятным для души и сердца напитком. — Ни мне, ни компаньеро, — он небрежно мотнул головой в сторону Герреры, — совсем бы не хотелось "светить" наших парней в столь деликатном деле. Нет, они, конечно, надёжны, — тут он саркастически усмехнулся, — для торжества идей мировой пролетарской революции в этой части планеты, но, — команданте наставительно упёр указательный палец в лежавшую перед ним бумажную салфетку на столе, — каждый имеет своего командира. А у тех, — он с сожалением развёл руками, — имеются свои старшие братья. И не факт, что все они с должным пиететом относятся не только друг к другу, но и к победе сандинистов. Вы меня понимаете?

Эден внимательно посмотрел на Джелли. Тот едва заметно кивнул: ещё бы ему этого было не понимать!

Перед отправкой в Никарагуа великий магистр освежил в памяти всё, что ему было известно о Никарагуа, а также воспользовался справкой, любезно предоставленной ему одним из членов ложи, который являлся высокопоставленным чиновником итальянского МИДа.

В Никарагуа СФНО возник относительно недавно, в 1961 году. Его создала группа радикально настроенных студентов. Уже тогда в организации зародились, а чуть позже и оформились как почти самостоятельные политические силы три фракции, каждая из которых видела свой путь борьбы с режимом Сомосы и считала его единственно правильным.

Так, к примеру, "Длительная народная война" ратовала за партизанские действия в сельской местности, своей опорой считала крестьян и мелких фермеров; а та же "Пролетарская тенденция" формировалась из рабочих и прочего населения городов и поселков, была сторонницей создания партии пролетарского типа и уповала на городскую герилью, как на основной фронт борьбы; что же касается "Третьей силы", то она стремилась ко всеобщему восстанию в стране и союзу с другими представителями оппозиции.

Так что за этими фракциями могли стоять (и стояли, в том никто не сомневался!) самые разные силы. Но только в некоторых магистр был уверен почти стопроцентно — это были кубинцы, штази и Советы, во-первых, потом тут отчётливо проглядывали ушки СЛУЖБ полковника Каддафи, во-вторых, и, наконец, сандинстов могли опекать ребята из пиночетовской СНИ, это, в-третьих. Всеми прочими можно было пренебречь, они не играли в этом концерте роль первой скрипки.

У каждой из этих трёх основных сил имелся свой интерес к СФНО и к Никарагуа, и каждая наверняка не стал бы проходить мимо даровых денег, да ещё находящихся прямо у себя под носом и, главное, не проходящих ни по каким учётам, базам данных и регистрациям. Эти деньги можно было смело пустить в ход и не бояться, что потом твои операции будут ими "испачканы", потому как сами средства были "чистыми". А это в нашем сложном, пронизанном всевозможными видами контроля, надзора и наблюдения мире дорогого стоило!

Джелли нервно передёрнул плечами, как будто от внезапного озноба: ему только что пришло в голову, что пока он полз на "Аполло" к берегам Никарагуа, кто-то ловкий уже опередил его и теперь вовсю старается, подбираясь к его, великого магистра, добыче!

Команданте Пастора видимо догадался, о чём думает ПОДЕЛЬНИК:

— Вот-вот, поэтому с вашими людьми будет не в пример безопаснее! Оружие у них, надеюсь, имеется? Вот и отлично. Оформим парней, как вашу охрану, полицию в Селая я предупрежу, чтобы вам не чинили никаких препятствий и оказывали всемерную помощь. Я так понимаю, вывозить ГРУЗ планируете на своей яхте? Что ж, разумно. Только — не опасно ли? Это ж придется в Блуфилдс или в Порт-Кабезас всё доставлять. А дороги в департаменте, — он сокрушённо покачал головой, — чисто символические!

— Не через гондурасскую же границу переброску вести, — поморщился, снова вмешиваясь в разговор, Геррера (похоже, призрак золотого дождя, который вот-вот должен был пролиться на их компанию, придал спутнику команданте дополнительной энергии и энтузиазма, мужчина просто не мог удержать рвущиеся из себя эмоции).— Ещё не хватало, чтобы груз перехватили "контрас"!

— Ладно, — отмахнулся Пастора. — Ты у нас, компаньеро, всегда был перестраховщиком. Прорвёмся! Охраны хватит, на местах сеньорам добавят ещё людей. Лишь бы ваш "Аполло" успел в порт придти в назначенное время...

— Успеет, — успокоил его Джелли. — Насчёт этого можете зря не волноваться, моя команда будет на месте даже на день-два раньше, мы это уже обговорили!

Герреро вдруг опять влез в разговор:

— Послушайте, сеньоры, — вкрадчиво проговорил он, наваливаясь на край стола и глядя внезапно заблестевшими глазами сначала на Джелли, а затем на падре Джанаделио. — Как называется место, где оборудованы тайники?

Роза и Джелли переглянулись. Потом магистр, помолчав, тихо сказал:

— В окрестностях некоего городка Сан-Сентро. А что?

— А то, что туда буквально вчера отправились русские геологи!

— Что? — аж подскочил Пастора. — А почему мне не доложили?

Геррера виновато развёл руками:

— Приказ исходил от Томаса, я вообще ничего не знал...

Эден сжал губы:

— Ах, вот как!.. Значит, в деле Советы и Кастро.

Уже садясь в машину, Джелли (падре Джанаделио остался в ресторане "ещё на сорок минут", как он заметил своему старому другу, переговорить уже о чём-то своём с Пасторой и Геррерой) как можно более небрежно поинтересовался у Тони:

— А кто такой этот Пастора? Личность — серьёзная, я надеюсь, в здешнем политическом раскладе?

Юноша испугался настолько сильно, что чуть было не врезался в стену какого-то дома, непроизвольно крутанув руль влево. Но рефлексы успели сработать раньше — парень успел затормозить. Магистра, сидевшего на заднем сиденье и не ожидавшего такой реакции на свои, в общем-то, обычные слова, швырнуло вперёд.

— Э-э, молодой человек! Нельзя ли по-аккуратней? — и осёкся, потому что увидел прямо перед собой бледное, трясущееся от страха лицо парня. — Что с вами?

— Это страшный человек, сеньор! — шепнул тот, испуганно озираясь. — Один из соратников Ортеги и Борхеса. Его все называют "Команданте Зеро". Занимает должность заместителя министра внутренних дел и, говорят, очень этим недоволен. Как минимум, рассчитывал на ступень министра обороны или на высокую должность в Госсовете, но не попал туда. По слухам, из-за своей склонности к интригам и авантюрам. Уверен, что его специально подставили, назначив на нынешний, столь незначительный пост. Хотя лично я бы так не думал, он курирует госбезопасность и полицию, у нас это — грозная сила. Правда, не всю, оперативные службы этих ведомств ему не подчиняются. Они, между нами говоря, — Тони ещё больше понизил голос, — контролируются парнями Кастро и Хоннекера. Между Пасторой и Ортегой в последнее время наметились некоторые трения: команданте хочет играть всё большую роль в управлении страной, второй ему доверяет всё меньше. Называет в глаза и за глаза "буржуазным перерожденцем", корит за любовь к деньгам и "дольче вита"... Видите: сколько на себе он таскает золота? Дескать, подарки от его родных и друзей, как он всех уверяет, но умные-то люди хорошо знают, что это — конфискат! Так что вы теперь понимаете, почему падре принял такое решение: привлечь команданте к делам "Джунты"? Сеньору нужны новые союзники, а падре Джанаделио — силовая поддержка. И лучше, когда её обеспечат официальные власти.

Конечно же, Джелли прекрасно знал: кто такой Пастора. Как уже говорилось, перед "Великим золотым походом", так магистр в ближайшем своём окружении именовал свою миссию в здешние края, он внимательно изучил всю доступную информацию по Никарагуа. Вплоть до ряда ответственных персоналий в руководстве сандинисткого фронта, командовании основных бригад "контрас" и среди высших иерархов ведущих конфессий республики.

Но в силу давней привычки — никогда не раскрывать преждевременно своего ЗНАНИЯ перед профанами, притворился в собственном невежестве. Чтобы выслушать уже местное мнение о здешней жизни и сопоставить со своей информацией.

В принципе, она совпадала с тем, что ему сообщили в Италии. И, следовательно, больших корректив в личных расчётах делать не придётся. Это первый плюс. Соглашение с "Команданте Зеро" и "Команданте Муэрта" пойдут только на пользу его, великого магистра, миссии. Будет лишнее прикрытие. До самой цели. А потом... Что ж, когда чаемый груз окажется в руках Джелли, он найдёт верные способы оттереть этих жадноватых "романтиков революции" в сторону. Тем более, что определённые шаги были предприняты ещё в Европе. Это плюс второй. И третий плюс: поддержка падре. Ему тоже захотелось золота, решил, видимо, на старости лет выбраться на какой-нибудь тихий и спокойный карибский остров и осесть там в роли богатого рантье. А то и перебраться в Европу — посчитал, наверное, что о нём там забыли. А напрасно! Это ведь только Личо союзники по настоятельной просьбе Тито простили шашни с усташами и немцами* (см. примечание N 42) ... А падре сильно нагрешил, да ещё одно время с ОДЕССОЙ * (см. примечание N 43) сильно путался, такое не прощают и не забывают. Вот сюрприз будет для друга детства, если он сдуру полезет в страны Старого Света! Его там с удовольствием ждут кое-какие люди!

От этих мыслей великий магистр пришёл в настолько хорошее и дивное настроение, которое так давно не посещало его, что позволил себе прикрыть глаза и, откинувшись на спинку своего сиденья, замурлыкать под себе нос одну из песен Челентано. Он любил творчество этого талантливого и замечательного человека и если бы не заигрывание того с откровенными леваками, охотно бы видел его в своей "Джунте"... Впрочем, когда это партийная принадлежность нужных людей отпугивала магистра? Он умел работать с любым контингентом. Тем и сильна была его "Джунта"!

— — — — —

Сначала Хуго Альтманн принял своего шефа охраны. Поморщился, когда туша старого вояки, пропахшая гнилью годов (а Карлосу Мендосе — так уже более тридцати лет звали гауптштумфюрера СС Ранке, которому недавно стукнуло семьдесят и которого Хуго давно бы отправил на заслуженный отдых, подарив на прощание несколько смертельно жужжащих подарков, да вот жаль, руководство не разрешало столь радикальные кадровые перестановки, ценили там лионского мясника!), неизбежным в этих местах запахом вечно пропахшей потом одежды и алкогольным перегаром (а Ранке-Мендоса пил, как последний матрос, дорвавшийся до дармовой выпивки — что в определённой мере так оно и было, спиртного в посёлке хватало, особенно хорошего!) грузно опустится в удобное кресло, сухо кивнул ему и коротко распорядился:

— Общий доклад, сеньор Мендоса! И покороче, пожалуйста.

(Несмотря на то, что в "Нуэва Бавариа" говорили по-немецки — германская ведь колония! — все старые кадры звались исключительно по новым теперь для них именам — конспирация! Это лишь новые — родившиеся на Перешейке уже после Великой войны или приехавшие сюда в последнее время, как он, Альманн, могли спокойно пользоваться своими настоящими фамилиями, им-то ведь не от кого было прятаться!).

Старый вояка моментально подтянулся, словно и не было за его плечами груза годов, и стал чеканить короткими, рублёными фразами, толково обрисовывая сегодняшнюю обстановку в колонии:

— Яволь, герр оберст! — (дань полковничьему званию, что одно время носил Альтманн — это было при Сомосе, но, слава Всевышнему, что об этом не прознали НЫНЕШНИЕ власти, впрочем, Хуго на это было абсолютно наплевать — ибо за ним стояли ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНЫЕ люди, с которыми не рисковала связываться ни одна из политических сил в Никарагуа; а старый вояка понимал толк в дисциплине и субординации и упорно и с большим удовольствием именовал шефа его бывшим званием, такой уж он был традиционалист!). — Очередную партию груза "Альфа" получили полтора часа назад, перегрузили на лодки и отправили "Соседям". Всё прошло нормально, инцидентов не было. На обратном пути, когда наши мискитос возвращались, их кто-то попытался обстрелять. Открыли ответный огонь, нападавшие моментально рассеялись в сельве и больше не докучали. Полагаю, то был один из "диких" отрядов, которые заняты обычным грабежом. Связались с "Соседями", объяснили нашу проблему. Нас заверили, что проблем больше не будет. А "диких" крепко предупредят. Деньги получены в полном объёме, частично переведены на наши счета в банки "Соседей", частично доставлены сюда и помещены в хранилища.

— Очень хорошо, — кивнул головой Хуго. — Что в посёлке?

— Спокойно, герр оберст, индейцы, как обычно, заняты на добыче минерала "Бета" и его переработке в слитки, ожидаем прибытия курьеров от наших европейских контрагентов.

Что не говори, не мог не признать очевидного Альтманн, а старика Ранке списывать в расход всё-таки рановато: умеет работать, старикан, несмотря на свой преклонный возраст, и порядок, а также организацию ДЕЛА поддерживает в "Нуэва Баварии" на должном уровне, по-немецки педантично и скрупулёзно. А разговор их расшифровывался просто: посёлок и одноимённая с ним якобы "образцовая германское сельскохозяйственное предприятие" были заняты в очень важном и денежном бизнесе — посёлок занимался добычей золота ("минерал "Бета"), а колония служила перевалочным пунктом по его отправке в Европу, где оно продавалось через надёжные фирмы ("европейские контрагенты"), а затем вырученные за эти сделки средства по каналом "штази" растекались на поддержку ЭТА, ИРА, РАФ и других аналогичных организаций. Помимо этого "Нуэва Бавариа" являлась еще и одним из основных звеньев в наркотрафике кокаина ("Груз "Альфа"), приходившего в страну из Колумбии и Боливии, а потом переправляемого в соседний Гондурас (соответственно — "Соседи"). Ну, а уже оттуда кокаин доставлялся в Мексику и в Штаты. Деньги за посредничество делились, как уже было сказано, на две половины. Первая через гондурасские банковские структуры уходила в распоряжение кубинской ДГИ * (см. приложение N 44), вторую руководители "Нуэва Баварии" использовали уже в личных целях. В том числе и для выплат местным полицейским чинам — чтобы те закрывали глаза на всё, что творилось в данном районе. Те и закрывали.

— Хорошо, — удовлетворённо произнёс Альтманн. — Пригласите ко мне секретаря.

Пришёл "секретарь" — высокий, вечно сутулившийся мужчина, красивый, как он сам считал, метис с лицом дегенерата. Однако всё это было чисто внешним впечатлением. На самом же деле за низко посаженным лбом и мелкими слезящимися глазками свиньи скрывался незаурядный ум. И кроме того, в своё время Франсиско Негри с отличием закончил университет в Мехико, где, кстати, и завёл великолепные связи с различными нужными людьми. Из него бы вышел превосходный этнограф, специалист по американским цивилизациям доколумбового периода. Но сам Негри так не считал. Ибо деньги и всё, что с ними было связано, любил больше. Это-то и определило его дальнейшую жизнь. В колонии "секретарь" отвечал за контрразведку и связь с руководством ДЕЛА. Он тоже именовал Альтманна на военный манер. Правда, в отличие от старика Мендосы с шефом держался Негри несколько развязно, полагая себя не просто подчинённым, а и его партнёром. Ни больше и не меньше. Хотя бы пусть и на вторых ролях. Но — ведь партнёром! А это дорогого стоит.

Хуго не спешил разочаровывать "секретаря" в его заблуждениях и не осаживал за излишнюю вольность в отношениях с собой. Знал прекрасно, что Ранке и Негри терпеть не могут друг друга. И пока сохранялось такое положение, мог чувствовать себя вполне комфортно — значит, не сговорятся за его спиной и не начнут слишком сильно хапать себе на карман из ОБЩЕЙ КАЗНЫ. Разделяй и властвуй! Политика простая, как мир, но достаточно эффективная. Впрочем, на всякий случай, заставил приглядывать своих людей и за первым, и за вторым. Так безопаснее.

— Колонель! — "секретарь" бесцеремонно опустил свой тощий зад на край стола шефа, с явным желанием припечатать им стопку лежавших на столешнице деловых бумаг, это он так шутил, стервец! Но Альтманн среагировал быстрее — и бумаги под довольный хохоток Негри вовремя упали на колени шефа. — Спешу доложить: у нас ожидаются гости. И — даже и не знаю, как бы поделикатнее выразиться, что с ними нам делать: скормить кайманам или сразу пристрелить, чтобы они не мучились долго? А принимать всё же придётся: они все в той или иной степени завязаны на наше ДЕЛО. Только каждый на своей стороне. И ещё — вместе они никогда не сталкивались, из-за противоречий, — он снова противно захихикал, — по основополагающим принипам мировоззренческого характера...

— Идиот! — фыркнул из своего угла Ранке.

— Сам такой, старый маразматик! — не остался в долгу Негри. — Не понимаешь о чём идёт речь, так лучше помалкивай.

Ранке, яростно засопев, начал было выбираться из своего кресла — "секретарь" однако не смутился и с насмешливым любопытством ожидал, чем же ограничится старый вояка: попытается набить ему морду или же просто остановится на оскорбительной ругани, так сказать, встретившись лицом к лицу с проклятым унтерменшем. Альтман раздражённо прихлопнул ладонью по столу и, когда его помощники обернулись, недовольно посоветовал им:

— Отставить ваши детские забавы! Сначала о деле, а потом — считайте, что я разрешил, то можете и дуэль устроить между собой, только убирайтесь за ограждение, нечего поселковых смущать...

Ранке буркнул что-то оскорбительное в адрес "секретаря" себе под нос и дисциплинированно убрался обратно в своё кресло. Негри, тоже отбросив своё шутовство.

Коротко обрисовал возникшую у них проблему:

— Первое — к нам прибывает представитель наших итальянских контрагентов. Планирует поохотиться со своими людьми...

— Он что — не нашёл себе другого места? — удивился Хуго.

— Не знаю, — пожал плечами Негри и продолжил дальше:

— Второе — должен появиться человек от "соседей". Ему нужно провести сбор образцов некоторых видов здешней растительности и отловить кое-каких насекомых...

— Только мне тут ещё и биологов не хватало! — схватился за голову Альтман в отчаянии, а Хуго тем временем издевательски-безжалостно закончил: — И, наконец, третье: от наших контактов в Манагуа сюда отправлена группа геологов. Советских! — со значением добавил ещё масла в огонь "секретарь", вызвав последним своим словом подобие

гневного рычания у Мендосы.

Альтман позволил и себе злобную гримасу:

— Им что: тоже нашего золота захотелось?

— Герр оберст, — кашлянул в кулак Ранке. — Может, того... Хотите, я сейчас подниму своих парней и всех незваных гостей мигом притопим в Коко! Если что — спишем на "диких", ну, тех, что наших обстреляли... "Соседи" потом подтвердят, что мы на них жаловались и просили помощи...

— Это было бы идеально! — возбуждённо произнёс Хуго. Но, подумав немного, всё же с сожалением отказался от этого варианта:

— Нет, пожалуй, пока не стоит!

— Почему?

— А вдруг все эти визиты — не просто случайное появление парней в нашей зоне, а заранее спланированная операция? — резонно возразил своему главному охраннику Альтманн. А Негри догадливо подхватил и развил его мысль:

— ... Которая нацелена на то, чтобы исключить наше дальнейшее участие в ДЕЛЕ.

В кабинете повисла тягостная тишина. Каждый понимал, чем это грозит для них. Да тут особых предположений и строить было нечего: в лучшем случае направят на другой участок РАБОТЫ, не столь денежный, как нынешний, и, вероятно, более опасный. В худшем же — МИНИМИЗИРУЮТ ЗАТРАТЫ. Изящный эвфемизм, пущенный в оборот главным куратором ПРОЕКТА, и означавший зачистку всех хвостов и затирание всяческих следов.

ВЫРЕЖУТ ВСЕХ: и мискитос, и исполнительный персонал из "Нуэва Баварии", и в первую очередь их, руководителей посёлка и колонии, основных секретоносителей.

Трое мужчин затравленно переглянулись и одновременно ощутили нечто вроде чувства сплочения и симпатии друг к другу — и каждый понял, что это поняли все, кто находился здесь. И тогда, разом скинув с себя липкую оцепенелость страха, Альтман подошёл к стоявшему в глубине комнаты массивному сейфу, поколдовал над его кодовым замком и извлёк из мрачных внутренностей большую бутылку текилы. Воздвиг на стол, затем опять покопался в сейфе и вернулся обратно уже с тремя стаканами. Под одобрительные взгляды помощников, расставил их на столе и быстро наполнил спиртным. Не поскупился, налил каждому, в том числе, и себе, почти до краёв. Молча взял свой стакан в левую руку (хоть и был левшой, но ещё с детства великолепно мог пользоваться и правой конечностью, однако в минуты острого волнения организм "вспоминал" изначальные корни и поступал с точностью до наоборот), отсалютовал соратникам по своему НЫНЕШНЕМУ ДЕЛУ и выпил. До конца. Поставил пустой стакан на стол, тряхнул головой и с некоторым вызовом посмотрел на помощников. Те не заставили себя ждать. Хуго вновь взялся за бутылку. Повторили.

Напряжение медленно, но верно отступило, и теперешние проблемы уже не казались троице столь мрачными и безысходными. Наоборот, в похмельных мозгах забрезжили — пока что ещё робкие, но постепенно набиравшиеся силы и мощи, лучики надежды.

— Значит, так, камерадес, — заговорил наконец Альтанн и это была хоть и немного похмельная, но твёрдая речь уверенного в себе человека. — Поддаваться панике не будем. Но с этой минуты действуем по тревожному варианту.

— — — — — — — — — —

Группа Томаса Бриггса прибыла в Сан-Сентро рано утром, на рассвете, едва небосвод начал терять свою беспросветную (хоть глаза выколи!) черноту и окрашиваться в розоватые тона лучами восходящего солнца. Было пока прохладно, но воздух постепенно и весьма ощутимо напитывался влажным теплом, чтобы буквально в течение часа-другого взорваться жарой. Терпимой, но всё равно неприятной!

Прибыли в городишко почти официально, на потрёпанном автомобиле-пикапе — настолько замызганном и, наверное, десятки раз ремонтировавшимся, что только человек с богатой интуицией мог признать в нём обыкновенную, хотя и старенькую "тойоту". Её захватили, когда сорвалась попытка отбить катер у мискитос. Те шли по Коко, нагло, не таясь (вероятно, то были местные контрабандисты), явно возвращались из Гондураса, и парни Томаса обрадовались возможности не переться сквозь сырой и весь какой-то мрачный то ли лес, то ли будто полуобглоданную неведомыми фантастическими животными дикую рощу, которую-то и сельвой нормальной нельзя было назвать, а с комфортом дойти до нужного им места по воде (шахтёрский посёлок "Нуэва Бавария" располагался на никарагуанской стороне реки Коко. Поэтому, не узрев у чёртовых индейцев никакого оружия и, пользуясь тем, что посудина весело тарахтела почти близко от берега, двое "зелёных беретов", самонадеянно вышли на небольшой холмик и, недвусмысленно махая руками, дали понять понять мискитос, чтобы они немедленно подошли поближе и затем причалили. А для подкрепления серьёзности своих намерений дали ленивую очередь прямо по курсу катера. Мол, пошевеливайтесь, у нас мало времени!..

Те намёк поняли правильно — какие-то несколько мгновений и, уходя от обрушившегося на берег свинцового огня (откуда только в руках у этих сволочей появились автоматы?!), "береты" лихорадочно скрылись за стволами деревьев. Слава Всевышнему, пули прошли мимо! Бриггс хотел было поддержать огнём своих парней — те благоразумно не огрызались в ответ, старались забраться в заросли как можно поглубже, но мискитос боя не приняли. Прибавили газу и только их и видели! При этом уходили, не прекращая щедро поливать берег автоматными очередями. Но били скорее для того, чтобы отпугнуть непрошенных гостей, чем по конкретным целям — впрочем, они их уже и не видели.

— Ушли, гниды, так и так их! — злобно выругался капитан Бриггс, поднимаясь с земли. — Эй! — гаркнул он своим парням (маскироваться больше не имело смысла, после той пальбы, что устроили по ним индейцы — шумом больше, шумом меньше, какая теперь была разница? Всё равно отсюда нужно было уходить и уходить как можно быстрее, мискитос наверняка действовали в этом районе не одни, так что в скором времени следовало ожидать гостей). — Давай сюда.

"Береты" быстро подтянулись, выжидательно уставились на своего командира.

— В общем так, парни, — торопливо заговорил Бриггс, — Похоже, в наши планы придётся вносить коррективы. Предрождественская курортная поездка в Нуэво Баварию откладывается, будем уходить лесом, это, конечно, большой круг выйдет, зато безопасно.

Лесом так лесом, "беретам" было не привыкать. Поэтому они промолчали.

— Сэр, простите меня, а как же задание? — рискнул вылезти сержант Кроссби. Другому бы капитан этого не спустил, но Кроссби являлся его любимчиком и Томас прощал сержанту подобные вольности — чего они стоили на фоне преданности сержанта, который дружил ещё с отцом капитана и помнил того сопливым пацаном? После смерти старшего Бриггса именно Кроссби стал для парня вторым отцом. — Нам же поставили конкретные сроки, а из-за этого обхода мы выбьемся из графика, вряд ли нам это простят...

— А у нас есть альтернатива, Дик? — хмуро посмотрел на сержанта Томас. Тот поиграл желваками, но как человек опытный был вынужден согласиться с командиром: действительно нет. А капитан тем временем достал карту и показал беретам:

— Мы сейчас вот здесь. Тут неподалёку находится город Сан-Сентро. От него на посёлок ведёт дорога. По ней добраться до Нуэво Бавариа будет не в пример короче, чем если бы мы воспользовались катером этих треклятых индейцев. Поэтому действовать будем следующим образом: добираемся до городишка, входим в него официально — по второму варианту, надеюсь, испанский ещё не забыли? — он подмигнул парням, ободряюще улыбнулся — те оживились, заулыбались в ответ. — Вот и отлично! В Сан-Сентро у кого-нибудь конфискуем автомобиль и совершенно спокойно доедем до посёлка. Далее — уже по основному плану. Понятно? Ну, тогда — вперёд!

... А через час движения по мерзкому лесу им повезло. Сначала "береты" вышли на дорогу — точнее, на просто широкую, правда, более-менее утоптанную, хотя и размытую дождевыми ливнями, тропу. Здесь, в Селая, почти все дороги были вот вроде этой. Департамент, по своим размерам превышающий территорию какой-нибудь среднеевропейской, типа той же Швейцарии страны, был в Никарагуа беднейшим краем. Деньги прежним режимом вкладывались лишь в то, что приносило немедленную прибыль. Всё прочее — крепкие дороги с асфальтовым покрытием, электростанции, больницы — считались здесь ненужной роскошью. И если какие и возникали, то редко, по мере надобности. А таковая появлялась тут не часто.

А минут через десять группа капитана Бриггса наткнулась на дряхлый пикапчик. В нём ехали в Сан-Сентро какие-то крестьяне. Без лишних церемоний их попросту повыкидывали из машины — по инструкции, конечно, нужно было зачистить народец, но прагматичный Кроссби упросил капитана не делать этого. Не потому, что не любил крови — её за время своей службы в спецвойсках он пролил немало. Просто прикинул, что до городка крестьяне доберутся не скоро, дай Бог, часов за десять. И то, если будут двигаться быстро и без всяких остановок на отдых. Попутного транспорта в этой глуши тоже вряд ли можно ожидать. А сообщать властям о подозрительных типах, отобравших у них автомашину, крестьяне не станут. Во-первых, потому, что никаких средств связи на ближайшие сто километров тут не наблюдалось — лес ведь вокруг. А, во-вторых, ещё и в силу обычного недоверия местных к представителям властей. Но даже если и проболтается кто потом, после благополучного прибытия в Сан-Сентро, то "беретов" в этом городишке уже не будет.

Перед въездом в Сан-Сентро быстро переоделись в военную форму — а документы, удостоверяющие о том, что их отряд отправлен в департамент для выполнения особого задания революционного правительства, Бриггсу вручили еще на базе. Качественная была подделка и совершенно достоверная — у "беретов" имелись хорошие специалисты по изготовлению подобного рода бумаг прикрытия.

Честно признаться, но поначалу Андрей не ждал от этого путешествия в столь пёстрой компании ничего для себя хорошего. Оно и понятно: когда тебя используют в качестве прикрытия и при этом не предоставляют, хотя бы пусть даже из обычной вежливости, минимум РЕАЛЬНЫХ начальственных полномочий, ну кому, скажите, это может понравиться? Не нами ведь в свое время верно вопрошалось: суббота для человека или человек для субботы?..

Но действительность показала, что Новиков ошибался. Льоса и его парни не докучали своим присутствием, службу несли бдительно, но — не перебарщивали. Настоящие "профи", как одобрительно высказался по сему поводу Иван Иванович. Кстати, и на него грех было жаловаться: что сам "Сидоров", что его "геологи" держали себя корректно, в дискуссии не вступали, а если и возникала надобность в разговоре, то исключительно — на темы, связанные с бытовыми вопросами их путешествия.

Другое дело — Эстелла и Андрей. Девушка мало того, что неплохо знала русский язык, была просто умопомрачительной красавицей, но и при всех этих достоинствах ещё оказалась умницей и, что называется, "своим человеком". Сказать, что Андрей не очаровался ей — значит, нужно было погрешить против истины. А какой она была собеседницей!.. Давно Андрей не получал (Ирина не в счёт!) такого удовольствия от разговора с девушкой да ещё на разные, казалось бы, взаимоисключающие друг друга темы!

Когда их колонна покинула столицу и полотно дороги начало деловито наматываться на колеса их джипов, все как-то расслабились. Не настолько, чтобы не следить за окружающей обстановкой, но — в плепорцию.

Первым разговор завязал Андрей:

— А скажите мне, Эстелла, если это, конечно, не секрет: откуда такое великолепное знание русского языка?

Девушка откинула голову назад и весело рассмеялась:

— Ну что вы, компаньеро Андрей, какие тут секреты? Я просто учусь у вас, а в Манагуа прилетела повидать своих друзей-врачей.

— Сейчас ноябрь, — заметил Андрей нейтральным тоном. — Семестр в разгаре. Не влетит от преподавателей?

— А за что? — улыбнулась девушка — и было в её улыбке столько чистоты и какой-то незащищённой искренности, что у Андрея на мгновение сжало сердце от внезапно нахлынувшей нежности. — Во-первых, я на четвертом курсе, а у старшекурсников, не мне же вам говорить, всегда есть определённые преимущества. — Эстелла снова улыбнулась и, протянув руку, ласково погладила Андрея по плечу. Тот, непроизвольно наклонив голову, прижался к её ладони и, замерев на секунду от неисполнимой нежности, родившейся в сердце, остро ощутил, как внутри души поднимается что-то такое, большое и радостное, которому, может быть, и нет названия, но что способно подвигнуть человека, испытавшего этот мощный эмоциональный всплеск, на нечто большее, нежели чем то, что иные люди называют "героизмом", "подвигом" или "свершением" — слова здесь не нужны, тут важны чувства...

— ... Алло, компаньеро! — голос Эстеллы вырвал Новикова из состояния отключённости, в которое он впал, сам того не желая. — Вы меня слышите? С вами всё хорошо?

Андрей встряхнулся, отгоняя прочь наваждение, некстати на него напавшее, и шумно выдохнув воздух из груди, резко выпрямился и, передёрнув плечами (где-то он читал, кажется, у того же Леви* (см. приложение 43), что самая лучшая гимнастика, которую когда-либо придумала природа — это поведение кошачьих, едва отошедших ото сна. Когда они потягиваются, изгибаются и ворочаются минуты две-три до того, как встать — они всё это не просто так делают, а тренируются, прокачивая все свои мышцы, причём, гораздо более эффективнее, чем если бы занимались классической человеческой зарядкой), повернулся к своей очаровательной спутнице-начальнице и преувеличенно бодро ответил:

— Да, Эсси, не беспокойтесь, пожалуйста, у меня всё в порядке!

Это "Эсси" вырвалось у Андрея помимо его воли — замечал он за собой такую привычку, сталкиваясь с особо задевавшими его душевные струны девушками, переиначивать их имена. Не в пошлые "киски" или там банальные "муси-пуси", нет. Новое имя выходило коротким, нетривиальным и удивительно точно соответствовавшим конкретной персоне. Как отпечаток пальца или генокод — с другим уже не перепутаешь.

И дёрнулся, заметив, как вскинулась Эстелла, в ужасе глянув на него.

— Что случилось, я вас чем-то обидел?

Эстелла тяжело посмотрела на него — от этого взгляда у Новикова аж дрожь по плечам пронеслась, настолько страшен он был, потом девушка как бы встряхнулась и будто бы опамятовшись, пробормотала — вроде бы с мольбой, но вместе с тем и предупреждающе, так во всяком случае показалось Андрею:

— Никогда, слышите?! Никогда не называйте меня ЭССИ! Договорились?

Она произнесла это слово, словно грязно и грубо выругалась, и на какое-то время замолчала. Ушла в себя и замкнулась.

Андрей удивлённо вскинул брови: ну, совершенно не вязалась эта реакция его спутницы с её психотипом, который он успел просчитать за небольшое время их знакомства. На что угодно готов был спорить, но Эстелла сейчас ИГРАЛА. Ловко, уверенно, слегка нагловато, но — СТАНДАРТНО-ШАБЛОННО, как актриса с десятилетним стажем, не слишком талантливая, но толковая ремесленница. Благо была у Андрея возможность с чем сравнивать: у его друга Шульгина супружница как раз и относилась к ярчайшим представителям подобной касты АКТЁРОК — не актрис, а именно АКТЁРОК. И теперь их трюки распознавались Новиковым, что называвется, "на раз, два, три!"

На мгновение Новиков испытал нечто вроде разочарования: об Эстелле ему всё же хотелось думать лучше! Но Андрей тут же смял свои чувства в комок — в конце-то концов, кто он был для неё, и кто она была для него? Как говорится: " Что он Гекубе, что ему Гекуба..."

Поэтому, выдержав для вежливости паузу, Андрей повернулся к Эстелле и с покаянным видом проговорил:

— Ещё раз извините меня, Эстелла, обещаю не называть вас как-нибудь иначе, чем вас зовут.

Эстелла помедлила немного, потом согласно кивнула.

Ну и отлично! Не хватало ещё, чтобы между ними возникли какие-то недосказанности, для дороги это не совсем хорошо.

А Эстелла помолчала немного, потом снова разлепила губы и глухим голосом произнесла:

— Да ладно, это вы меня, пожалуйста, простите, компаньеро Андрэ, за мою не слишком адекватную реакцию... Просто я очень не люблю, как меня называют таким именем. Стоит ему прозвучать, как психика того... бесится.

Некоторое время опять ехали молча. Водитель и сидевший рядом с ним охранник несколько раз оглядывались на Андрея и Эстеллу, выразительно вскидывая брови: мол, вы там, ежели что, ну, да вы нас понимаете, в общем, ну, то есть... Но девушка сурово сдвинуала брови — и мужики, будто получив разряд электротока, моментально потеряли интерес к происходящему и резво, как по команде, отвернулись. Словно это их совершенно не касалось.

Андрей некоторое время смотрел на уносившиеся назад деревья, росшие вдоль обочины, на появлявшиеся, чтобы тут же исчезнуть какие-то хилые постройки, и вдруг, поддавшись внутреннему импульсу, неожиданно для себя самого предложил:

— А хотите — в знак моего глубочайшего раскаяния! — я почитаю вам стихи?

Секунду-другую Эстелла с каким-то непонятным выражением на лице смотрела на спутника, потом её глаза снова ожили, осветились изнутри ласковым теплом, а губы тронула лёгкая улыбка. Казалось, она была приятна поражена тем, что захотел бросить к её ногам журналист. Веки дрогнули и на миг опустились, закрывая глаза: да, я хочу этого, понял Новиков. И решительно тряхнув головой, он усмехнулся и с какой-то мальчишеской дерзостью продекламировал. По-русски:

— "И воистину светло и свято

Дело величайшее войны,

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны..."

Резко оборвал чтение, вопросительно взглянул на Эстеллу — та замахала рукой:

— Нет-нет, компаньеро, продолжайте! — и добавила раздумчиво:

— Не знала, что вы любите ТАКИЕ стихи. Как это у вас называют: "самиздат", да? Ведь в школьной программе Гумилёва нет...

Вот это номер! Андрей чуть не опешил. Воистину, чем больше он узнавал Эстеллу, тем всё сильнее и сильнее она начинала интересовать его. И то, что кубинка сразу, что называется, "влёт", признала конкретного поэта — это только делало ей, латиноамериканке, которой, казалось, и дела-то особого нет до судьбы и творчества какого-то там бывшего белого офицера, расстрелянного чекистами Бог знает сколько лет назад, честь!..

А вообще-то у милой Эстеллы, как успел убедиться Андрей, странностей хватало. Да и сама она была, честно признаться, очень своеобразным человеком, вокруг которого столько всего непонятного и загадочного оказалось накручено, что можно было мозги повредить, пытаясь разобраться во всех её загадках. Ну, хотя бы начиная вот с этой: простая (ой ли?!) кубинская студентка, из советского вуза, прилетает в разгар семестра (!) да ещё не домой, как ей бы полагалось, а почему-то в Никарагуа, в не самое удобное и спокойное время. Знакомится там с ним, Новиковым, рядовым, в общем-то, советским журналистом, пытает о грошовом, на его непросвещённый в этих вопросах взгляд, браслете, о котором, к слову, пытаются дознаться почти одновременно с ней большие люди из Первопрестольной, парни из местной "Конторы глубинного бурения", а затем и совсем уже какие-то непонятные аглицкие баронеты — судя по всему, НАТУРАЛЬНЫЕ. Потом эта странная поездка, в коей заинтересованными оказались и Замятин, и некий Геррера из здешней DGSE, и та же Эстелла, снизошедшая до того, чтобы составить Андрею компанию. Захотела друзей повидать — ха, сеньорита, придумали бы версию по-оригинальнее, белыми же нитками шито! Времени, что ли, не хватило, взяли первую на ум пришедшую? Или специально не стали придумывать, прикрывшись для вежливости какая подвернулась?

Межж тем джипы прдолжали нестись вперёд — и только убаюкивающе-мягко и вкрадчиво шелестели шины джипов, свистел встречный ветер, шаловливо обтекая лица всех сидевших в машине, да подавали сигналы впереди и сзади мчавшиеся автомобили с охраной и "геологами" — проверяли, всё ли в порядке у "компаньеро руссо"? Им тоже в ответ сигналили. Дескать, спасибо, у нас всё ОК, бдите дальше...

— А хотите, — неожиданно спросила Эстелла у Новикова, — теперь я тоже прочту вам кое-что из моих любимых стихов?

И не дожидаясь ответа, резко вскинула голову, сжала на мгновение губы, а затем громким, звенящим голосом, начала читать. И тоже по-русски ( Андрею некстати вспомнился Сашка, психиатр чёртов, с его любимым присловьем: " Если вы — параноик, то совсем это не значит, что за вами не могут не следить!.." Шаман хренов, но ведь как в точку попал, а? Может, действительно, те его поездки в глухие уголки нашей страны помогли парню научиться у разных там знахарей и ведунов каким-то особенным методикам?.. А, впрочем, какие там ещё, к чертям собачьим, методики? Наверняка ларчик открывался гораздо проще, а туман и мистику вокруг всего этого Шульгин наводил по давней своей склонности к мистификациям и розыгрышам. Андрей был рационалистом и прекрасно понимал, что любую методику легко можно сконструировать на основе уже существующих в родной стране учений и тренингов. То же самбо, к примеру: что бы там не говорили о его, якобы, создателе Харлампиеве, а всё же борьба была, есть и будет тем, чем она и была на самом деле — классическим дзю-дзюцу, вывезенным из Кодокана великим Ощепковым, впоследствии ошельмованным и сгнившем в сталинских лагерях. Впрочем, Харлампиева тоже ругать не стоило зазря, взял мужик уже готовую борьбу, чуть адаптировал, дабы не ЗАТОПТАЛИ, не ИЗГУБИЛИ, как "буржуазную", и выдал за своё детище, якобы сконструированное им лично из всех видов национальных единоборств всех пятнадцати соцреспублик. И вуаля, пожалте бриться, вот она вам, пролетарское, народное по форме и совершенно социалистическое по содержанию единоборство, которого так жаждал весь советский народ!):

— "Надо вечно петь и плакать этим струнам,

звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший

смычок,

И под солнцем, и под вьгой, под белею —

щим буруном,

И когда пылает запад, и когда горит во — ток."

Эстелла с вызовом взглянула на Новикова и тот подхватил:

— "Ты устанешь и замедлишь, и на миг прерв—

вётся пенье,

И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуть—

ся и вздохнуть, —

Тотчас бешеные волки в кровожадном исс —

тупленье

В горло вцепятся зубами, встанут лапами

на грудь.

Ты поймёшь тогда, как злобно насмеялось,

всё, что что пело,

В очи глянет запоздалый, но властительн—

ый испуг.

И тоскливый смертный холод обовьёт, как

тканью, тело,

И невеста зарыдает, и задумается друг."

Кубинка вновь переняла эятафета и дочитала стихотворение — правда, с каким-то мрачным торжеством:

— " Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни

веселья, ни сокровищ!

Но я вижу — ты смеёшься, эти взоры —

два луча.

На, владей волшебной скрипкой, посмотри

в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной см—

ертью скрипача!"

Тишина, звенящая в ушах, расширилась, охватила, казалось, всё вокруг них, двоих, и вдруг лопнула. Исчезла, как будто её здесь совсем и не было. Остались только двое — очаровательная и абсолютно, как сейчас успел убедиться Новиков, непредсказуемая Mi Corazon, и он, обычный, рядовой, хотя и с амбициями, совершенно нереализуемыми, но такими желанными, а значит (и в то Новиков всегда свято верил, ибо ещё с детства замечал, что практически любые желания человека сбываются. Любые — и хорошие, и те, что ни к ночи будь помянуты! Надо лишь верить вэто и знать, что так оно и будет. Даже если и будет иначе. Но будет — обязательно! Так уж устроен наш мир...) и возможными.

Эстелла вдруг подалась к Андрею, обхватила его левой рукой за шею, притянула к себе и поцеловала в губы. Горячо и сильно. Видит Бог, Андрей не хотел этого. Слишком свежа была рана на сердце после расставания с Ириной, слишком сильными и одновременно ранящими душу воспоминаниями продолжал жить он все эти дни, замыкаясь в работе, отвлекаясь на встречи с друзьями, милыми подружками, просто ударяясь иногда в любимое действо всех русских мужиков — разгул до упора!..

Но его организму, как оказалось, было совершенно на всё наплевать. У него были свои приоритеты, которых он и придерживался... Андрей почувствовал, что отвечает на поцелуй, подался вперёд, потом его рука скользнула к груди девушки... И наткнулась на решительно выставленную ладонь Эстеллы:

— Не надо, компаньеро! — шепнула кубинка, легко касаясь своими губами левого уха Новикова. — Не нужны сейчас никакие слова. Помолчи, ладно? А то ведь можно и уподобиться скрипачу... Мне, честно говоря, совсем не хотелось бы, чтобы вы погибли... Рано, знаете ли... Мы ещё с вами не смотрели с вами в глаза чудовищ!

— Согласен, — кивнул ей Андрей. Он немного смутился своей несдержанности и поэтому постарался скрыть её за серьёзностью ответа.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Команду "блондина" в Никарагуа отправил Фрэнк Терпил. Состояла она из давно проверенных, надёжных парней, не раз и не два принимавших участие в... деликатных операциях компании. До того, как войти в оружейный бизнес — немало повоевали (каждый боец — в прошлом "дикий гусь", отметившийся в Азии, Африке и здесь, в Латинской Америке). Об операции они знали ровно столько, сколько было нужно, чтобы выполнить возложенное на них поручение. А оно было простым: прибыть в городок Сан-Сентро, оттуда добраться до сельскохозяйственного кооператива "Нуэва Бавариа", где с помощью выделенных её руководством работников выкопать специальный груз. Затем, пользуясь опять-таки поддержкой кооператива, следовало вывезти его в порт Блуфилдс и загрузить на танкер "Пайлот".

На этом заканчивалась самая опасная часть операции и начиналась (хотелось бы в это верить, конечно!) её более спокойная: танкер должен был прийти в заранее оговоренную точку Мирового Океана и уже там передать груз на другое судно.

Каких-либо неприятностей на этой стадии не ожидалось, но, тем не менее, пока передача не совершится, парни Терпила должны были соблюдать бдительность. Да они и сами это прекрасно понимали, иначе бы и не выжили после стольких "мясорубок", которые им пришлось пройти за свою жизнь.

Плюс дополнительного тонуса добавляло присутствие в команде людей Карлуччи — пятёрки молчаливых, державшихся в стороне от всех остальных мужчин, глядя на которых даже "диким гусям" совершенно не хотелось с ними ссориться. Нет, претензий к ним не возникало, "меченосцы" чётко выполняди все распоряжения "блондина", помощника Терпила (по последнему своему паспорту — ирландца Питера О~Хара), но вот не лежало у народа к ним сердце — и хоть ты тресни!

В Сан-Сентро они попали без особого труда — кто-то незримый в нужное время дёрнул за властные ниточки и в два счёта команда О~Хары превратилась в биологическую экспедицию Летнего Лингвистического института * (см. приложение N 45). Мирным учёным по заданию своих работодателей доверялся отлов одного из редких видов бабочек, водившихся в районе "Нуэва Бавариа", и сбор некоторых растений. На случай непредвиденных встреч с непрошенными гостями — уж больно район для биологических изысканий был неподходящим! — членам "экспедиции" выдали разрешение на оружие. Последнее по умолчанию считалось тоже якобы уже предоставленным — и местным представителям "сегуридад" оставалось лишь зафиксировать сей факт в бумагах.

То, что "учёные" отправлялись в сторону гондурасской границы одни, без сопровождения охраны, безопасников не слишком-то обеспокоило: ну, хотят люди на свои задницы приключений — их дело! Об опасностях на маршруте их предупредили? Предупредили. Оружие выделили? Выделили. Картами снабдили? Снабдили. Продуктами обеспечили? Обеспечили. Что им ещё от властей нужно? Те, всё, что от них требовалось, выполнили. Ну и свободны!

— — — — —

Сан-Сентро оказался весь каким-то пыльным, одноэтажным и на удивление шумным городком. Да, пусть здесь не было асфальтированных дорог, дома в основном стояли дощатые, больше похожие на сараи, но на извилистых, тесных улочках жизнь кипела.

— У нас вообще-то тут два приличных отеля, — с некоторой гордостью за свой городок заявил гостям местный начальник DGSE лейтенант Антонио Секейра — это ему поручили из МВД оказать всемерную помощь советским товарищам, и тот, обрадованный этим поручением, старался изо всех сил: пока ехали через город к отделу, энергично тыкал рукой то в одну, то в другую сторону, показывал здешние достопримечательности: школу, больницу, фабрику по производству сигар, коричневый домик радиостанции с паутиной антенн на плоской крыше. — "Ориенталь" и "Санта-Крус". Вон тот, это "Ориенталь", — джипы обогнули длинное каменное здание, в два этажа, старинной постройки, из-за которого выглядывала невысокая церквушка, у крыльца которого, выставив на прямо на землю, стулья и столики, восседали несколько человек. В основном, мужчины. Курили сигары, пили кофе, о чём-то неспешно беседовали — кавалькаду машин проводили любопытными взглядами, но и только, сразу же вернулись к прерванному занятию — приятному времяпрепровождению на свежем воздухе. — А здесь у нас "Санта-Крус", — джипы выскочили к мрачноватой бетонной коробке, изрисованной гриффити — но вглядевшись, Андрей понял, что это работа настоящих художников, а не уличной шпаны: слишком прорисованы детали, слишком закончены закончены композиции, слишком сочетаются цвета... В целом, смотрелось всё неплохо. Если бы не одно "но": — А где же у них окна? — удивилась Эстелла, тоже заметившая, как она поначалу подумала, некую несуразицу в строении.

— Окна? — переспросил недоумённо Секейра. — Какие окна?.. А-а, вот вы о чём? Не беспокойтесь, они есть! Просто по прихоти архитектора их сделали на противоположной стороне. Так что выбираете? — он выжидательно посмотрел сначала на Андрея, потом перевёл взгляд на Эстеллу.

— Да мне-то всё равно, — пожал плечами Новиков. — Я неприхотлив, могу жить хоть в палатке...

— Зачем — в палатке? — обиделся лейтенант. — Наши отели не уступят и столичным, не посмотрите, что провинция! Пусть не "пять звёзд", конечно, но вполне уютно, достаточно комфортно и безопасно — своя охрана.., — тут он сообразил, что уж чего-чего, а с охраной у советских товарищей дело поставлено хорошо, но продолжил, как ни в чём не бывало: — ... А стены знаете какие? Гранатой не возьмёшь!

— Так тот же ваш "Ориенталь", он вроде как наполовину деревянный! — ехидно хмыкнул, не оборачиваясь, лейтенант Льоса (при въезде в Сан-Сентро он выгнал охранника, что восседал рядом с их водителем, и пересел сам на его место). — А вы нам тут твердите: "граната, граната!.." Да их от взрыва стенку просто в труху рассыплет...

— А вот и нет! — совсем по-детски обрадовался лейтенант. — Дерево — это обманка, обычные панели, а вот под ними собственно сама стена, и не в один кирпич толщиной!

— Разумно, — согласилась Эстелла. — Одного я понять лишь не могу: а зачем такие предосторожности? Прямо крепость маленькая, а не отель...

— Не знаю, — пожал плечами лейтенант. — Их строили "гринго", для себя, они тут при прежнем режиме золотодобычей занимались.

Джипы вырулили на главную (и единственную) в Сан-Сентро площадь — Калье Сентраль, как торопливо пояснил Антонио Секейра. Эстелла повелительно вскинула руку — и кавалькада машин, описав широкий полукруг, резко затормозила. Люди лейтенанта Льосы тут же быстро, однако без нервозной спешки и толкотни, обычно свойственной неопытной молодёжи, только-только влезшей во все эти игрища, а как положено ЗНАЮЩИМ людям, ссыпались из джипов на мостовую, мощённую квадратными цементными кирпичами, окружили машины, беря под контроль все выходы на площадь с прилегающих улочек. Автоматы наизготовку, глаза смотрят строго, исподлобья.

И только затем настала очередь пассажиров. Подчинённые "Сидорова" остались возле машин, зорко поглядывая по сторонам и косясь на свои мешки и ящики, разминали ноги, затёкшие от долгой поездки. А Льоса, Секейра, Эстелла и Андрей сошлись вместе у головного джипа.

— Какой отель выбираем? — деловито осведомился Льоса. Ему ужасно хотелось — а) есть, б) пить и в) спать. Но говорить об этом вслух — значит, расписаться в собственной слабости, а для лейтенанта это было в высшей степени неприемлимо.

— Рекомендовал бы "Санта-Крус", — влез с советом Антонио. — Надёжнее, сами видели.

— Так ведь и "Ориенталь" такой же! — насмешливо откликнулся Льоса, подмигивая Эстелле и Андрею — чем-то не приглянулся ему здешний коллега и лейтенант откровенно подначивал того, если выпадала возможность. Но Секейра или был настолько толстокож, что его шкуру не пробивали никакие, даже самые грубые шутки, или просто не понимал их по молодости своих лет. Вообще, как обратил внимание Андрей еще в Манагуа, в DGSE служило много молодёжи. Оно и понятно: революцию делали в большинстве своём молодые. Они же, свалив Сомосу, прошли и во властные структуры. Разумеется, были и исключения. Но они только подтверждали правило.

— "Санта-Крус" держит семейство Амара Кастаньо, — объяснил Секейра.

— И что?

— А то, что они поддерживали революцию. А сын Амара — Энрике, и сам воевал в наших отрядах. А вот хозяин "Ориенталя" — скользкий тип. Из тех, что и вашим, и нашим.

— Ну, что — значит, заселяемся в "Санта-Крус"? — подытожил Льоса. И посмотрел на Андрея:

— Вы как, компаньеро? Согласны?

— Без разницы, — пожал плечами Новиков. И добавил, улыбаясь: — Лишь бы клопов не было.

— Что вы, компаньеро! — даже возмутился Антонио. — У нас тут везде чисто.

— Тогда — в "Ориенталь", — приняла решение Эстелла. И сказано это было таким тоном, что напрочь отмело все возражения, которые попытался было высказать Секейра. Льоса пожал плечами — ему лично было всё равно, и пошёл к своим, отдавать необходимые распоряжения. МЕСТНЫЙ заспешил за ним.

— А всё-таки — почему "Ориенталь"? — полюбопытствовал Андрей.

— А — симпатичный, — серьёзно ответила кубинка. Но не выдержала и рассмеялась:

— Это я шучу так. На самом же деле, дорогой Андрэ (о, вот уже и дорогой, растём, братец-Кролик, растём! — похвалил себя Новиков), сугубо ради маскировки.

-??

— Ну, например, если вдруг кому-то очень захочется нас отыскать в этой дыре, он сразу же сунется в "Санта-Крус", ибо подумает, что мы пожелаем остановиться в самом, с нашей точки зрения, безопасном месте, за бетонными стенами этого отеля. А про "Ориенталь", который не менее защищён, но внешне выглядит, как картонная коробка, подумает в последнюю очередь. Что даст нам фору времени.

— А вы — предусмотрительная, — совершенно искренне похвалил Эстеллу Андрей.

— Спасибо, Андрэ, а теперь — поехали в отель.

Разместили их группу в левом корпусе отеля (в "Ориентале" их было два — левый и правый, состыкованные под прямым углом, так что из зданий образовывалось нечто вроде буквы "Г", а ещё две стороны подхода к ней перекрывались высокой металлической оградой, увитой какими-то пышными растениями). Они прошли через внутренний дворик — патио; как и полагалось, он был украшен небольшим фонтанчиком, там стояло несколько скамеек, росли деревья, чьи низко склонявшиеся кроны образовывали импровизированную крышу и дарившие тень для тех, кто хотел бы тут отдохнуть, и остановились возле центрального входа. Здесь их встречал сам хозяин отеля — невысокого роста креол, одетый в белый костюм. Он вежливо наклонил голову и приветливо поздоровался:

— Добрый день, сеньоры! Рад вас приветствовать в нашем заведении. Меня зовут Армандо Ривейра, я директор этого отеля. Как понимаю, вы планируете заселиться здесь всей ГРУППОЙ?

Получив удовлетворительный ответ, тут же расцвёл в ослепительной улыбке:

— Вы не прогадали, уважаемые! Осмелюсь предложить: первый этаж, номера все соседние, для каждого — отдельная комната. Возражений нет?

Он вопросительно вскинул брови.

— Нет, — покачала головой Эстелла. — А как тут насчёт безопасности?

— Наше заведение находится под плотным контролем как местных властей, так и под охраной наших специалистов, сеньоры, — владелец "Ориенталя" так и стелился перед высокопоставлеными постояльцами (а какими они ещё могли быть, если их привёз местный шеф DGSE?) — Поэтому можете не беспокоиться, всё будет хорошо. Да и с преступностью у нас, — он доверительно понизил голос, — в смысле, в Сан-Сентро, всё обстоит благополучно. Отъявленных мерзавцев НЕ ДЕРЖИМ, а местные НЕ ВЫХОДЯТ ЗА РАМКИ ДОЗВОЛЕННОГО. Да и вы, как я погляжу, — он бросил насмешливый взгляд сначала на Льосу, потом — на Сидорова, — тоже не с пустыми руками к нам приехали, а с ТАКИМ народом никто в здравом уме и твёрдой памяти связываться не будет. Себе, знаете ли, дороже...

— Ну, поглядим-поглядим, — неопределённо заметила Эстелла, но больше терзать воросами владельца "Ориенталя" не стала.

Далее всё устроилось, как и планировалось до того: два джипа, с грузом, отогнали к местному отделу госбезопасности и оставили там двух человек для охраны (хотя лейтенант Секейра клялся и божился, что никакая сволочь и близко к машинам не подберётся!), а два остальных оставили возле "Ориенталя", после чего члены миссии разместились — каждый в отдельном номере. Как и обещал им сеньор Ривейра.

Андрей не успел ещё распаковать свою сумку и разложить привезённые с собой вещи, а к нему в номер уже стучался Иван Иванович. Причём, настойчиво и властно, как и положено начальству. Новиков четырхнулся себе под нос, но тут уж делать было нечего, поэтому пришлось идти и открывать дверь.

— Вы тут особо не расслабляйтесь, Андрей Дмитриевич, — посоветовал прямо с порога ему "геолог". — нам ещё работать и работать в ближайшие дни.

Он прошёл в комнату, огляделся и, заметив в углу холодильник, решительно шагнул к нему. Распахнул по-хозяйски дверцу, обозрел выстроившиеся шеренгой бутылки, ухватисто цапнул одну из них — с кока-колой, и повернулся к журналисту. Сказал деловито:

— Значит так, Андрей Дмитриевич, слушайте диспозицию: сейчас отдыхаете, гуляете по городу, можете с собой вашу прелестницу захватить...

— Она не моя прелестница! — быстро проговорил Андрей, но Сидоров не обратил на его слова никакого внимания, продолжал как ни в чём не бывало:

— ... Даже лучше будет, если вы её с собой захватите, а то, понимаете, не нравится мне она, уж больно любопытная и вообще — непонятно, ЗАЧЕМ она за нами увязалась? Что, Фиделю неймётся, решил здесь за всеми НАШИМИ приглядывать?..

Он помолчал немного, глотнул из бутылки холодной кока-колы. Потом махнул рукой:

— Ладно, не берите в голову! Это уже мои проблемы. В общем, гуляйте, веселитесь, а вот к утру, пожалуйста, будьте в форме: начинается, собственно, работа, то, ради чего мы сюда и приехали. Сразу же после завтрака выезжаем на место. Нас будут ждать в "Нуэва Бавариа" — это сельскохозяйственный кооператив, рядом с одноимённым шахтёрским посёлком...

— Далеко? — поинтересовался Андрей.

— Не очень, километров двести. Там у нас будет база. Если всё сложится удачно, то дня в два-три разделаемся с делами нашими скорбными и обратно, в Манагуа.

— Здесь, говорят, очень "контрас" активны.., — индифферентно заметил Андрей.

— И что? — покосился на него Иван Иванович.

— Могут помешать...

Сидоров презрительно скривил губы:

— Пфуй! Они? Не заморачивайтесь, Андрей Дмитриевич, ТУТ "профи" нет. По-крайней мере, ПОКА нет. Мискитос с той стороны лезут, из Гондураса, но это — обычные бандиты и контрабандисты. Нам они не помеха, справимся. Да и охранники у нас вдобавок имеются, бравы молодцы, знают, что почём с той стороны мушки, не подведут!

— Дай-то Бог! — не стал спорить с "геологом" Андрей и начал быстро собираться: сунул в задний карман джинс блокнот и пару шариковых ручек, повесил на грудь фотоаппарат, взялся было за "Репортёр", но по недолгому размышлению решил оставить его в номере. Посмотрел на Иван Ивановича:

— Идёмте?

— Идёмте, — встал тот с кресла и двинулся за Андреем. Вышли в коридор, Андрей захлопнул дверь за собой и сунул ключ в замочную скважину. Но провернуть не успел, потому что Сидоров внезапно взял его за запястье и поднёс его к себе. Это было настолько неожиданно, что Новиков растерялся и не сразу освободил руку.

— Занятный у вас браслет, Андрей Дмитриевич, — протянул Иван Иванович с интересом и постучал пальцем по одному из полупрозрачных камушков украшения, охватывавшего запястье новиковской правой руки (когда отправлялись в Селая, Андрей захватил подарок покойного антиквара с собой — не хотелось оставлять его кому-нибудь, вдруг потеряют? Или продадут, поддадутся на уговоры разного рода тёмных личностей, что в последнее время закрутились вокруг журналиста, пытаясь всеми правдами и неправдами выцарапать у него старинную диковину). — Серебро, как я вижу, и янтарь... Хотя, погодите, ошибся, — он ещё раз оглядел браслет, прежде чем Андрей мягко, но настойчиво освободился из цепкой хватки "геолога". — Это вроде бы родохрозит, "роза инков"... Ну да, — кивнул Иван Иванович сам себе, — Он самый и есть... Минерал такой, — пояснил Андрею. — Mn[CO3], если уж быть точным, а название от греческого происходит: "роза" и "цвет", обычно — розовой или красно-багровой окраски, полупрозрачный, а вот у вас вообще-то камни редкие — прозрачные, встречаются нечасто... Да ещё, обратите внимание, Андрей Дмитриевич, сплавлены, вероятно, вместе с какими-то насекомыми и листвой, я лично с такими ни разу не сталкивался...

— А почему "роза инков"? — поневоле заинтересовался и Андрей.

— Инки их любили, часто использовали в украшениях, — сказал Иван Иванович. — Где достали, если не секрет?

— Секрет, — ответил Андрей.

Сидоров не обиделся:

— Ну, секрет, так секрет, не хотите говорить — и не надо, дело ваше. Просто хочу обратить внимание на то, что штука эта дорогая и очень ценная, спрятали бы её куда подальше и не "светили" перед посторонними. А то здесь, на Перешейке, слишком много охотников за такого рода древностями гоняется. Абсолютно дикая публика! Оторвут браслет вместе с рукой — и поминай, как звали...

— Учту, — сухо сказал Андрей и они разошлись: Сидоров направился к себе, а Новиков двинул к Эстелле, её комната была самой дальней по коридору. На полпути Андрей столкнулся с двумя военными: рослым молодым парнем с волевым лицом и его спутником, мужчиной среднего возраста, крепко сбитым. Они смерили журналиста настороженно-внимательными взглядами и молча прошагали дальше. Не латиноамериканцы, понял Андрей, на мгновение оглянувшись им вслед, скорее — европейцы. Чего, интересно, они тут делают? Да ещё среди сандинистов? Впрочем, последнее-то и не слишком удивительно: среди герильерос хватало добровольцев из Старого Света. Наверное, и эти из из них. А может, советники. По линии Варашавского договора.

— — — —

— Как там наши парни? — спросил Бриггс у Кроссби.

— Нормально, — доложил тот. — Разместились в одном номере, ждут дальнейших распоряжений. Мы сейчас куда?

— Тут должен где-то быть начальник местного гарнизона, — сказал капитан. — Сунем ему наши бумаги под нос, пусть даёт нормальную машину — и в путь!

— Я бы не рисковал, — озабоченно проговорил Кроссби. — Может нашим трофеем ограничимся? Бензин только возьмём...

— Да он того и гляди рассыплется! — фыркнул капитан. — И так последние километры до этого городишка еле тянул, не хватает, чтобы мы по дороге сломались — и что потом прикажешь делавть?

— Ну, тогда, конечно, заменить не помешает, — согласился с Бриггсом сержант. — Кстати, сэр, тут ещё одни постояльцы в отель заселились, на джипах прикатили! — добавил он со значением, и у капитана даже глаза блеснули от хищной радости:

— Серьёзно? Так это же в корне меняет дело, обойдёмся и без местных властей, сами и реквизируем транспорт... Кто владельцы?

— Как мне сказали — геологи, сэр. И русские.

— Что?!! — от этого известия капитан аж встал, как вкопанный, посреди пустого коридора (давешний постоялец, попавшийся им по дороге, уже скрылся в одном из номеров). — Этим-то что здесь надо?

— Не могу знать, сэр, — пожал плечами Кроссби. — Но завтра с утра, как мне сказал портье, они собираются выезжать. Куда-то к границе с Гондурасом. Осмелюсь предположить: они тоже в Нуэва Бавариа стремятся!

— С чего ты это взял?

— А тут всего две дороги, — объяснил сержант. — Одна ведёт сюда, по ней мы и приехали в Сан-Сентро. А вот другая соединяет город с Нуэва Бавариа. Вряд ли русские, прикатив по той же самой дороге, что и мы, по ней же и отправятся обратно. Понятно, что им нужна ВТОРАЯ трасса.

Он замолчал. Капитан нервно покусал губы: не нравились ему такие совпадения, ох как не нравились! Выходит, русским тоже зачем-то срочно понадобилось в посёлок... Геологи, как же! В таком случае он, Томас Бриггс — папа римский! Конкуренты — к бабке не ходи! Что ж, этого и следовало ожидать. Тем более, что о нечто подобном и предупреждал его полковник из ВВС. Ну что ж, значит, посмотрим: кто кого! В конце-то концов, это его работа — решать проблемы наиболее простым, эффективным и быстрым способом. Чтобы ничто не мешало при выполнении основного задания.

Бриггс почувствовал как в крови у него начинает бурлить азарт, а лицо — кривится оскалом довольной улыбки:

— Вторая — так вторая! Но русских дразнить не будем, кто знает, что у них в запасе. Поэтому забираем по-тихому их машины — и уходим.

— — — — — —

— Прогуляться? — изогнула изумлённо свои изумительные по красоте брови Эстелла. — А почему бы и нет? Заодно и позавтракаем, кстати, деньги у вас есть?

Андрей сделал вид, что вопрос девушки его оскорбил:

— Вы за кого меня принимаете?

— За нормального советского товарища, — эту фразу Эстелла произнесла по-русски, — У которого крайне маленькие командировочные. У вас действительно туговато со средствами? — и успокоила:

— Ничего, зато у меня их достаточно! — и отсекая возможные возражения со стороны Андрея, веско добавила:

— Не комплексуйте, Андрэ, это тоже не совсем мои финансы. Достались они мне случайно, вроде, как трофей, и никаких планов по их использованию я поэтому не строила. Так что будем их тратить и не мучиться угрызениями совести, верно? — она решительно тряхнула головой, так, что роскошная грива её волос на мгновение взметнулась вверх и рассыпалась по голым плечам (голым потому, что Эстеллу Андрей застал почти в неглиже — девушка собиралась принять ванну, уже успела раздеться и когда Новиков вежливо постучался в её номер, она просто завернулась в полотенце) чёрным водопадом. Новиков не мог не признать справедливости её слов и нехотя кивнул, при этом старательно отводя глаза в сторону — уж больно соблазнительно-вызывающе выглядела сейчас Эстелла!

— Вот и хорошо! — и совершенно не стесняясь Новикова она скинула полотенце прямо себе под ноги, оставшись полностью обнажённой. Богиня, подумал восхищённо Новиков! А девушка тем временем вытянула из шкафа свою военную форму, затем выкинула оттуда громко стукнувшиеся о пол тяжёлые армейские ботинки и швырнула рядом с ними кобуру с револьвером. Распорядилась:

— Присядьте, я пока оденусь... Кстати, не хотите ли выпить, у меня есть великолепный коньяк, вон там фляжка лежит.., — она кивнула в сторону стола и, пока Андрей тянулся за фляжкой, открывал её и отпивал действительно неплохой коньяк, сноровисто и быстро оделась. Зашнуровала ботинки, приладила кобуру и требовательно протянула руку. Новиков вернул фляжку. Девушка решительно глотнула, потом ещё раз и подняв на Андрея глаза, виновато сказала:

— Извините, Андрэ, но — кончилось. Как-то я увлеклась!..

— Не беда, — отмахнулся тот. — Надеюсь, в этом городке мы сумеем пополнить наши запасы...

— Ну, разумеется!

— Тогда — вперёд! — и Новиков галантно распахнул перед Эстеллой дверь.

— — — — — — —

Посёлок Нуэва Бавариа был чем-то похож на Сан-Сентро: такие же размытые дождями, никогда не знавшие асфальта улицы, дощатые дома, среди которых изредка можно было встретить и каменные особняки (впрочем, "особняки" — это громко сказано, так, обычные себе жилые строения), лениво фланирующие по дороге местные жители, без особого любопытства взирающие на заезжих иностранцев...

— Мда, — сказал Джелли неопределённым тоном. — Глушь, конечно, тут несусветная. Поражаюсь, как здесь люди могут жить?

Он повернулся к флегматично взиравшему на посёлок падре Джанаделио, умостившемуся рядом с водителем автобуса (в нём размещались все участники экспедиции — люди самого магистра и прихожане Розы, грузовичок с гуманитарным грузом двигался следом).

— А как у нас где-нибудь на Сицилии народ обретается в подобного рода деревушках? — вопросом на вопрос ответил падре. Ему было очень жарко и он то и дело вытирал пот с лица большим белым — точнее, уже насквозь промокшим и ставшим каким-то грязно-серым, носовым платком.

— Да вряд ли на Сицилии есть что-либо похожее на здешние поселения, — не поверил ему магистр. — Нас должны встретить. Но я что-то никого не вижу, — он озабоченно высунулся в открытое окно. — Хотя нет, ошибся, — он довольно осклабился: к автобусу подходил высокий худощавый абориген с настолько зверской рожей, что любой нормальный человек, повстречай такого персонажа ночью на тихой дорожке, без слов бы полез в карман и немедленно отдал свой бумажник.

Абориген меж тем приблизился к автобусу, остановился в метре от него и задрав голову, с интересом посмотрел на гостей, таращившихся на него из салона.

— Я так полагаю, гуманитарная миссия? — учтиво осведомился он. Тон и вежливые манеры встречающего совершенно не вязались с его брутальной внешностью.

— Угадали, сын мой, — ответствовал падре. — А вы?..

— Франсиско Негри, падре, — смиренно наклонил голову встречающий. — Секретарь сеньора Альтманна, руководителя колонии "Нуэва Бавариа". Добро пожаловать в наши благословенные края! И спасибо вам за доставленные продукты и одежду — мы, конечно, здесь не бедствуем, но и в роскоши не купаемся, так что любая помощь всегда уместна.

— Это наш долг, — состроил постную мину на своём лице Роза. — Все честные христиане должны помогать друг другу. Прошу вас, сын мой, проходите в машину и показывайте куда нам ехать.

Улица тянулась извилистой змеёй, петляя между домишками местных. Андрей и Эстелла не торопясь двигались по ней, ловко огибая то здесь, то там вольготно раскинувшиеся на земле грязные лужи, провожаемые равнодушными взглядами сидящих у входов в свои жилища горожан. Казалось, местным совершенно не было никакого дела до приезжих из столицы. Они просто курили свои здоровенные сигары ("Их крутят прямо здесь, в городе, — шепнула на ухо Андрею Эстелла, и прядка ее волос, качнувшись, с мимолетной лаской — так это ему показалось, впрочем, может это впечатление он просто ДОДУМАЛ, приняв желаемое за действительное, — И уверяю тебя, компаньеро, они ничуть не хуже тех, что изготавливают в этой стране на больших заводах! Ты любишь сигары? Тогда давай зайдем вон в ту лавку, — она кивнула в сторону кстати подвернувшегося им на пути торгового заведения, — И я сделаю тебе иаленький презент!"), важно восседая на небольших стульях, выставленных прямо на проезжую часть, изредко сджабривая их какими-то напитками, которые глотали из разнообразных сосудов, и вели друг с другом неспешные разговоры. Но это равнодушие все же было делано-показным, ибо внимательный взгляд Новикова нет-нет да и перехватывал огоньки интереса к их персонам, на мгновение вспыхивавшие, чтобы тут же погаснуть, в глазах у местных. Это подметила и Эстелла, о чём, смеясь, поведала своему спутнику.

— Здешний люд любопытен до невозможности, но очень горд, — сказала она. — Первыми в разговор не влезут, хоть поболтать и любят, но беседу поддержат охотно. Особенно, если перед этим их угостят чем-нибудь покрепче кофе. Кстати, местные лавки — заведения, так сказать, многопрофильные, в одном лице объединяют и торговые точки, и кабаки, и разного рода мастерские. Это не считая комнат для жилья хозяев.

"Куда она клонит? — подумал Андрей, прекрасно уловивший ненавязчивый намёк Эстеллы, но сделавший вид, как будто бы он ни о чём не догадался и продолжавший поддеоживать светскую беседу с девушкой.

— То есть, здесь можно и сигарами разжиться, и горло промочить?

— В точку! — одобрительно воскликнула Эстелла и, ухватив своего спутника за руку, решительно повлекла его к бару-лавке-табачному заводу. Двухэтажное это строение было не слишком умело, зато с чувством разрисовано сочными разноцветными красками. Преобладали, в основном, сценки из жизни индейцев — вот они ловят рыбу, вот куда-то плывут на лодках, а вот несут в руках пучки каких-то длинных растений... Эдакий примитивизм в стиле небезызвестного Нико Пиросмани. Хотя тот, конечно же, был не в пример талантливее. Но всё же было одно общее, что объединяло их работы: знаменитого грузинского художника и его беззвестного коллегу из далёкой никарагуанской глубинки. А именно — искренность и жизнелюбие, помноженные на доброту к людям и веру, несмотря ни на что, во всё светлое в этом не всегда добром к человеку мире.

Они прошли в просторное, светлое помещение. Андрей с любопытством огляделся и сам себе кивнул: ну, примерно, нечто подобное он и ожидал увидеть, ибо бар был обустроен, что называется, без особых изысков. Несколько столов — пусть хоть и грубовато сколоченных, но зато прочных. Вместо стульев — скамейки, широкие и не менее крепкие. Большие окна — сейчас они были распахнуты, и в зал лился свежий воздух, разгоняя духоту. На стенах — старые фотоснимки, забранные под стекло. Изображают каких-то важных мужчин, одетых в строгие костюмы — видимо, решил Андрей, здешние исторические знаменитости. Негромко играла музыка тягучая музыка, но приятная — на одном из столов стоял старый магнитофон неизвестной Андрею марки.

Посетителей было мало: двое мискитос с сосредоточённым видом хлебали что-то из глубоких мисок, заедая лепёшками, сидя в дальнем углу. На вошедшую пару они не обратили никакого внимания.

Эстелла по-хозяйски хлопнула ладонью по ближайшему столу:

— Давайте, Андрэ, присядем здесь.

Новиков не мог не отметить удачного выбора своей спутницы: стол располагался так, что сидящие за ним могли обозревать весь зал, в том числе и вход, а вот их можно было заметить не сразу.

Они придвинули поближе лавку и уселись на нее. Тут же, словно из воздуха, возле стола материализовался официант: толстый мужчина в простых холщовых штанах, босой и в незастёгнутой красной рубашке (впрочем, красной ее можно было назвать с большой натяжкой — от долгой носки и частых стирок, вероятно, она заметно поблёкла).

Он глянул на новых посетителей и вопросительно изогнул бровь.

— Чем порадуете, сеньор? — осведомилась у него кубинка.

Толстяк с задумчивым видом окинул взглядом сначала её, потом Андрея, сморщил лоб, почесал нос, после чего изрёк:

— Могу предложить салат из капусты и помидоров, из супов есть "мондого", на второе — "бахо" или "гало тинто".

Андрею, кроме первого, названия остальных блюд ни о чём не говорили.

— "Мондонго" — это такой суп из рубца с овощами, — пояснила Эстела, правильно истолковав брошенный в её сторону вопросительный взгляд журналиста. — Очень даже неплохой. Рекомендую. "Бахо" — говядина с жареными бананами и маниокой. Тоже ничего. Ну, а "гало тинто" — бобы с обжаренным рисом...

— А! Так вот это-то я уже пробовал, — обрадовался Андрей. — Ещё в Никарагуа. Правда, не знал, как блюдо именуют — просто ткнул пальцем в кафе, мне его и принесли... А знаете что, Эстела, давайте всё.

— Хорошо, — согласилась девушка. И лукаво подмигнула: — А что будем пить? По-крепче или по-слабее?

— А что предпочитает прекрасная сеньорита? — хмыкнул Андрей.

— А прекрасная сеньорита предпочитает покрепче! — Эстела подняла голову и бросила официанту: — Два — "Флор-де-Канья". И два "тесте".

(Что такое "тесте", Андрей уже знал: пробовал его несколько раз в Манагуа, местный напиток из какао и зёрен).

— Только побыстрее! — сказала девушка. Официант мотнул головой: мол, понял, и удалился исполнять заказ.

Cначала они, следуя мудрому правилу, что соловья баснями не кормят, просто поели, перебрасываясь короткими репликами на разного рода отвлечённые темы (о погоде, здешних жителях, местной кухне), а когда голод был утолён и официант принес им "тесте", настало время для серьёзного разговора. И первой его начала Эстела. Она сделала небольшой глоток из своей чашки, потом внимательно посмотрела на Андрея и, прищурившись, спросила:

— А скажите-ка мне, компаньеро, что вы собираетесь искать в этих краях?

— ??

— Ну, не вы, понятно, вы же журналист, я имела в виду вашу группу. ГЕОЛОГОВ, — на последнем слове девушка позволила себе ироничную улыбку. Новиков сделал вид, что не понял ее намёка и просто пожал плечами:

— Это вы верно подметили: я — журналист. Буду писать о том, как новая власть строит свои отношения с мискитос. А что касается парней, то они опять-таки по просьбе новых властей должны провести в ряде районов геологоразведку.

— Ну да, ну да, — вроде бы соглашаясь с Андреем, покивала головой Эстелла.

— А ваши друзья, к которым вы собирались, — не остался в долгу Новиков. — Они — где?

— А в колонии, — безмятежно откликнулась девушка. — В той самой, куда мы, собственно говоря, и направляемся. Медики они. Наше правительство, — она подчеркнула это слово, давая понять, что речь идёт не о сандинистах, а о её, Эстелле, правительстве, кубинском, — отправило в республику большую группу врачей-добровольцев. Несколько человек — а среди них оказались и мои друзья, попали вот сюда.

— Понятно, — протянул Андрей. А Эстела, помолчав, махнула рукой официанту — и когда тот неспешно приблизился к их столику, показала ему на соседний стул и, взяв бутылку, щедро плеснула ром в свой стакан. Взглядом показала на него. Официант, помедлив, всё же взял его. С удовольствием выпил. Поставил стакан обратно на стол. И вопросительно воззрился на девушку.

— Вас как зовут, сеньор? — поинтересовалась та.

— Мигель, — с достоинством наклонил голову официант.

— Посидите с нами?

Андрей подумал, что тот откажется, но вспомнил, что Эстелла говорила о любопытстве здешнего люда и его любви к разговорам, и поэтому не удивился, когда мужчина согласился с её предложением. Он только, извинившись, встал с места и на минуту отошёл, чтобы вернуться обратно — с третьим стаканом.

Андрей разлил всем. Выпили. Официант на мгновение прикрыл глаза и на его широком, слегка скуластом лице отразилось удовольствие.

— По делам у нас?

— По делам и не очень, — неопределённо ответила девушка. — А скажите, Мигель, за последние дней десять в ваших краях не происходило ничего.., — она пошевелила пальцами перед собой, — такого... не совсем обычного?

Эстелла даже подалась вся вперёд, с напряжённым ожиданием глядя на официанта. Даже и не пытаясь скрывать своего нетерпения — разве что за руку Мигеля не дёргала, так она нервничала.

Тот, однако, с ответом торопиться не стал, выжидательно покосился на бутылку — и Новиков, догадавшись, что тому нужно, поспешил налить ром в его стакан. Не забыв, впрочем, об Эстелле и о себе, любимом. Хмурые черты на лице Мигеля разгладились, он довольно осклабился и быстро выцедил спиртное из стакана. Взглядом испросив у девушки разрешения (та торопливо кивнула), подхватил с блюда лепёшку и сунул себе в рот. Энергично задвигал челюстью, пережёвывая её. Андрей добавил парню ещё рома в стакан — свои-то порции они с Эстеллой ещё и предыдущие до конца не прикончили, выпили по глотку, так, чисто символически.

— А не влетит от хозяина, что вы вот так, с нами сидите? — поинтересовался Андрей у Мигеля. Тот отмахнулся:

— А-а, мелочи! — и пояснил: — Я сам тут и за хозяина, и за официанта, и за уборщика. А посуду жена моет. Мать и племянники готовят. Сын продукты закупает и охранником трудится... Семейный бизнес, одним словом.

— В таких посёлках, как этот, — шепнула девушка на ухо Новикову, — такое в порядке вещей.

Выпрямилась, строго посмотрела на расслабленно РАСТЁКШЕГОСЯ на своём стуле Мигеля:

— Так что там насчёт моего вопроса?

Мигель, до этого сидевший с закрытыми глаза, приоткрыл один.

— Вас интересует что-то такое, выходящее за рамки нормального? — понимающе покивал он головой. — Так это, сеньорита, не ко мне надо обращаться, а к БРУХО* (см. приложение 46) идти, есть тут у нас один такой... экземпляр! — усмехнулся Мигель. — Старый уже, никто из наших не знает: сколько же ему на самом деле лет, но, думаю, никак не меньше семидесяти, а то и восьмидесяти будет. Однако по сельве шастает, ну что твой молодой охотник! И знает, что там и почём! — Мигель насмешливо хихикнул. — Эваристо Джефферссон его имя, но он предпочитает, чтобы его Ранги звали. Вот он-то всё вам и расскажет. Если, конечно, захочет, — тут же добавил Мигель.

— А что — может и промолчать? — хищно сощурилась Эстелла и машинально погладила кобуру на своём поясе. — Ну, тогда это будет не самый лучший и дальновидный поступок в его жизни. У нас, — она не уточнила: у кого это "у нас", но тут за стлоликом сидели отнюдь не дураки и дополнительной расшифровки брошенных девушкой слов мужчинам не понадобилось — просто приняли всё к сведению, — говорят ВСЕ!

Она подчеркнула последнее слово. Да таким тоном, что Мигель чуть не отшатнулся в сторону с моментально перекосившейся от страха физиономией и весь аж съёжился. Впрочем, он быстро справился с охватившими его эмоциями и сделал вид, что будто бы всё идёт так, как и должно было идти с самого начала.

А Эстелла продолжала бомбардировать его быстрыми вопросами: — Где он живёт, этот ваш Ранги? Что он вообще за человек? С кем дружит? Женат или одинокий? Любит ли выпить? Или — трезвенник? Кого поддерживал в этой войне?..

Официант терпеливо дождался момента, когда девушка исчерпает запас своих вопросов, и только после этого, тщательно подбирая каждое слово, начал осторожно отвечать:

— Живёт наш БРУХО на том, — он мотнул головой в сторону одного из распахнутых окон, тех, что выходили на южную сторону Нуэва Бавариа, — конце посёлка. Самый раздолбанный дом, — Мигель пренебрежительно скривился. — Найдёте сразу, он обвешан разными там амулетами и травами, а на крыше антенна торчит, телевизионная...

"Продвинутый дед! — подивился про себя Андрей, внимательно слушая Мигеля. — И богатый, раз смог позволить себе "ящик". Тут он только у местного главы, да у двух-трёх богатых жителей телевизоры имеются... Не прост наш дедуля, ох, далеко не прост!"

А официант продолжал докладывать:

— Жены у него давно нет, умерла от старости. Дети разъехались: один, насколько мне известно, ещё до войны уехал в Гондурас, — он виновато метнул взгляд в сторону Эстеллы, — на заработки, да так и сгинул там, никто ничего с той поры о нём не слышал...

— Ясно! — безжалостно сказала, как припечатала Эстелла. — В "контрас" подался мальчик, власть ему наша не понравилась...

— Я этого не говорил! — испуганно вскинулся Мигель и нервно заозирался: не слышит ли ещё кто их разговора? Не нужны ему были лишние свидетели! Этим-то что, чужаки, как приехали, так и уедут, а ему-то здесь ещё жить! И хотя народ в посёлке терпимый, в чужие дела не лезет, да и вес у него, у Мигеля, в ОБЩЕСТВЕ достаточно солидный, но ... кто там знает, как ЛЮДИ отреагируют на его болтовню с новыми властями? Пусть БРУХО в посёлке не любили, но он был СВОЙ. А это говорило о многом.

Но беспокоился Мигель напрасно: кроме них (его, Эстеллы и Новикова), да ещё трёх, сидевших у самого выхода людей, не обращавших на подсевшего к приезжим гостям хозяина бара, никаких больше других посетителей в баре не было.

И Мигель, с облегчением выдохнув воздух из груди, понизил голос и торопливо закончил:

— ... А второй сын в Манагуа. Вроде бы в армии. В нашей армии! — быстро поправился он. — А Ранги живёт один. Часто пропадает в сельве. Травы ищет, охотится, что-то на продажу приносит, людей пользует, если кто заболеет... — Пожаловался: — У нас тут врачей нет, а в кооперативе, что рядом, ну, слышали, наверное, о нём, он также называется, как и наш посёлок, конечно, доктора есть, но.., — Мигель сокрушённо развёл руками, — Они только своих обслуживают!

— Заканчивайте! — сквозь зубы посоветовала ему Эстелла — ей не понравилось упоминание о врачах из колонии, как-то не вязался светлый облик её соотечественников-волонтёров, прибывших помогать братскому народу и при этом почему-то не стремящемуся обслуживать поселковых... А может, вдруг осенило Новикова, никакие там, в колонии, и не врачи сидят? А то знаем мы таких СПЕЦИАЛИСТОВ с военными выправками, короткими стрижками и холодными глазами профессиональных убийц, шпионов и диверсантов!..

Впрочем, это не его дело. Меньше знаешь — крепче спишь. И дольше живёшь.

Нет, конечно, побольше узнать обо всём, что здесь происходит, Андрей бы не отказался. И не потому, что зело любопытен. И не от любви к разгадыванию всяческих там жизненных ребусов и кроссвордов. И, уж тем более, не в силу специфики своей журналистской профессии!

А потому, что осторожность тоже никто не отменял. И — знал это совершенно точно! — что интерес стоит проявлять лишь в нужное время и при подходящей обстановке. А не тогда, когда захочется.

Поэтому Андрей взял чашечку с "тесте" и, отхлёбывая понемногу, постарался набросить на себя маску равнодушия. Кажется, это у него получилось. Он вообще с детства умел неплохо лицедействовать — хотя до Сашки, конечно же, ему было далеко. Шульгин был ещё тот актёр!

А Мигель уже заканчивал свою "исповедь":

— Ни с кем из поселковых Ранги не общается. Раз в неделю приходит сюда, закупает у меня продукты, берёт сигары, ну и выпивает иногда. Вот и всё.

Он замолчал и выжидательно посмотрел на Эстеллу. Та встала со стула — поднялся и Новиков со своего места, небрежно положила на стол несколько купюр: — Достаточно? Ну и отлично. Всего хорошего! — она было направилась к выходу, но тут же притормозила: — Ах, да, сигары, нам нужно штук двадцать... Или тридцать? — она повернулась к Андрею. — Компаньеро — столько тебе хватит?

— Более чем, — не стал больше отказываться Андрей. В самом-то дел, к чему отказываться от подарка, если к тому же он — от чистого сердца?

— Да-да, я сейчас, — засуетился Мигель. Стремительно сорвался с места и исчез в соседнем помещении. Чтобы появиться через пару минут с большим бумажным свёртком в руках. Протянул Андрею — тот осторожно принял его, прижал к груди, и они с Эстеллой покинули бар.

— — — — —

Парни Руди прикатили в колонию утром. Было их пятеро, все вроде бы безоружные, но у каждого висел рюкзак за спиной, подозрительно отопыривавшийся, и любой понимающий человек сразу бы сообразил, что в рюкзаках лежит не просто обычная одежда или там еда, но вещи гораздо более серьёзные и опасные. Для жизни и здоровья человека.

Да и в карманах курток находились кое-какие смертоубийственные штуки. Типа пистолетов и гранат.

Но Руди искренне надеялся, что до их применения дело не дойдёт. Он не любил шумных акций и громкой пальбы, считал это крайним непрофессионализмом. Любое задание должно исполняться, по возможности, быстро, тихо и незаметно. Не оставляя за собой следов и не привлекая ничьего внимания. Только тогда можно было дать практически стопроцентную гарантию, что оно будет выполнено. В срок и так, как надо.

Официально Руди считался мелким бизнесменом. По документом значился Рудольфом Штайнером, гражданином ФРГ. Но постоянно проживавшем во Франции, в Каннах. И державшем здесь небольшой ресторан итальянской кухни.

Но на самом же деле Руди звали Луиджи Полетта, он был итальянцем, родившимся и выросшем в Триесте.

Луиджи успел повоевать в рядах французского Иностранного легиона, потом, после ухода со службы, его видели в Заире, в компании с небезызвестным Бобом Денаром* (см. приложение N 47). Отметился он и в Ольстере — на стороне ИРА* (см. приложение N 4). Странно, но хотя Луиджи-Штайнер при этом и засветился несколько раз перед соответствующими службами ряда европейских стран, те почему-то не выразили по сему поводу никакого возмущения. И не проявили ни капли интереса. Как будто бы этого человека вообще не существовало в природе.

А между тем загадка сия решалась очень просто. Правда, для тех, кто был ОБЛЕЧЁН ДОВЕРИЕМ!

Полетту не трогали только потому, что он являлся руководителем-координатором южноевропейского направления "Гладио" ("Меча"). Сверхсекретной структуры НАТО, созданной разведорганами блока ещё в конце сороковых годов. Основное финансирование организации взяли на себя Соединённые Штаты.

"Меч" представлял из себя сеть военизированных ячеек, плотно охватывавших все государства Западной Европы. В том числе и нейтральные — Швецию и Швейцарию.

Так, в Италии появился "Гладио", в Греции — "Красное руно", в Бельгии им стала секция военной разведки "СДРА-8"... В 1952 году европейская сеть вышла уже на мировой простор, войдя ведущим элементом в аналогичную международную структуру "Стэй бихайнд" ("Прикрытие"). Но неофициально все эти ячейки и направления продолжали именоваться своими — "Гладио".

Цель, которую поставили перед этой организацией её создатели, была простой: в случае вторжения Советской армии в Западную Европу, "меченосцы" должны были развернуть против "оккупантов" диверсии, самботаж, начать ведение разведывательных операций, в общем, приступить к активной партизанской войне.

В горах и в лесах Европы устраивались засекреченные базы для размещения будущих "партизан", оборудовались пункты связи, типографии, тайники с оружием, деньгами, обмундированием и продуктами.

Сами же "меченосцы" под другими именами трудились на внешне неприметных должностях в госаппаратах разных государств, в профсоюзах, занимались мелким бизнесом. Изредка их привлекали для тех или иных акций службы НАТО, но только изредка. "Меченосцев" берегли для будущих боёв. И поэтому они тихо жили и прилежно работали, терпеливо ожидая своего часа "Ч" и дня "Д" * (см. примечание N 49), чтобы при их наступлении немедленно выйти в свой крестовый поход против "Советов".

В Никарагуа Руди отправился по заданию ЦРУ. а точнее — Фрэнка Карлуччи, чьим ЛИЧНЫМ агентом он давно являлся.

Встретились они в Риме, на одной из конспиративных квартир "Гладио", на виа Венето. Заместитель директора ЦРУ коротко ввёл "Штайнера" в курс предстоящей операции, обозначил сроки и вручил чек на расходы. Руди мельком глянул на проставленную там сумму и остался доволен: денег хватало на ВСЁ. Даже и остаться могло немного — ПРИЛИЧНО НЕМНОГО.

— Я тебя никак не ограничиваю, — сказал Фрэнк на прощание, — Но операция должна быть выполнена во что бы то ни стало. От этого зависит многое. В том числе, и твоё личное финансовое благополучие — ты меня меня понял?

Он испытующе посмотрел в глаза агенту. Тот выдержал взгляд куратора и медленно наклонил голову. Карлуччи остался доволен:

— Вот и хорошо! Значит, отышешь тайник, вывезешь то, что там будет в Пуэрто-Кабесас и загрузишь на арендованное судно. Куда доставить — узнаешь позже. Ну, удачи! Держи меня в курсе.

... Автобус, в котором находились парни Руди, притормозил у ворот колонии. Водитель — невысокого роста мулат, повернулся к Штайнеру и на ломаном английском проговорил:

— Мистер, мы на месте. Это — "Нуэва Бавариа". Дальше — нельзя. Тут строго.

— Сам вижу, — процедил сквозь зубы Руди. Он открыл дверь и мягко спрыгнул на землю. Шагнул вперёд, оставляя автобус за своей спиной, остановился напротив ворот и повертел головой, с интересом разглядывая открывшуюся перед ним картину.

Да, ничего не скажешь: комфортно устроились здесь его "соотечественники"! Комфортно и очень защищённо — чужой не пролезет, не так это будет просто. Ворота — стальные, толстые, судя по всему — с электроприводом. Слева и справа от них — бетонные доты (а как ещё прикажете назвать эти наполовину загнанные в почву сплюснутые коробки с узкими щелями-бойницами?), наверняка, с пулемётами, хотя их сейчас и не видно. Высокая стена из колючей проволоки, в два ряда, квадратом окружает территорию колонии. По периметру высятся сторожевые вышки, на которых бдительно торчат часовые с "ФАЛ-ами" и "Гарандами" в руках. Торчит несколько столбов, усеянных гроздьями прожекторов — видимо, их включают по ночам, освещая все подступы к поселению. Вдалеке видны жилые строения: около десятка современных коттеджей, возле которых разбиты роскошные цветники и устроены газоны, стоит штук пять огромных ангаров — то ли склады или технические мастерские, банановая роща, бликует вода в открытом бассейне...

И никакой реакции на прибытие гостей. Как будто их совсем здесь и не ждали. А между тем ведь колонистов должны были предупредить о приезде "энтомологической экспедиции" — о чём Фрэнк клятвенно заверял Руди ещё в Риме, когда обговаривал детали операции. Неужели произошла какая-то накладка?

"Штайнер" приставил руки ко рту рупором и громко рявкнул:

— Эй, есть тут кто живой?

Подождал ещё несколько секунд и повторил. Разумеется, кричал по-английски. Здесь, в этой части страны, язык этот был распространён довольно широко — оно и понятно, ведь местные края долгое время находились под британским владычеством.

На сей раз Руди услышали. Что-то громко щёлкнуло и, усиленный громкоговорителем гнусавый голос, неприветливо осведомился — причём, на немецком: чего незнакомцам от них надо?

— Моё имя Штайнер! — представился Руди, тоже переходя на немецкий. — Рудольф Штайнер, я руководитель полевой экспедиции Летнего лингвистического института. Вас должны были предупредить о моём приезде.

И на всякий случай вытащил из нагрудного кармана куртки свёрнутый пополам лист и помахал им в воздухе. Это было рекомендательное письмо от руководства ЛЛИ — к слову, подлинное.

— А-а, — протянул понимающе голос. — Биологи, что ли, за бабочками к нам приехали, цветочки искать будете.., — он как-то странно хрюкнул, должно быть хотел засмеяться, но в последний момент удержался — или, что вернее всего, его удержали. — Ладно, подождите, сейчас ворота откроем.

Руди вернулся к автобусу и залез в салон. Окинул своих парней быстрым взглядом и удовлетворённо улыбнулся: молодцы, пока он вёл переговоры с охраной, его парни заняли у открытых окон удобные позиции, раскрыли сумки и водрузили их на колени, готовые чуть что не так, моментально выхватить отттуда оружие и немедленно вдарить по колонии сразу из нескольких стволов. Меж тем у ворот загудел мотор, и металлическая створка, дрогнув, начала сдвигаться в сторону, освобождая проезд.

Динамик снова ожил:

— Эй, в автобусе! Заезжайте внутрь и остановитесь вон на той площадке. И ждите. За вами придут.

Руди развернулся к своему помощнику: — Рон, приготовь наши документы, в том числе и на оружие — чтобы с хозяевами недоразумений никаких не возникло. Я, конечно, не думаю, что нас станут обыскивать, но, как говорится: лучше перестраховаться, чем потом заказывать панихиду.

— Разумно, шеф, — согласился Рон и полез в свой рюкзак.

На удивление, реквизировать джипы русских "геологов" удалось быстро и, главное, без особого труда. Помощник Кросби, сержант Гарсия, скользнул неторопливо сначала к первой машине, затем — ко второй (убедиться, что баки полны и что никарагуанцы, которые были водителями этих джипов, почему-то не забрали ключей с собой).После чего обернулся к напряжённо выглядывавшим из окон своего номера "зелёным беретам", и несколько лениво (переигрывает, паршивец, подумал, впрочем, беззлобно, Томас) махнул им рукой: мол, путь свободен, теперь можно грузиться. "Береты" дружно выметнулись из отеля, споро разместились в джипах и тихонько отъехали от "Ориенталя". Миновали пару домов, свернули в проулок и лишь после этого вдарили по газам. На них никто не обратил внимания. В городке привыкли к военным и их постоянные прибытия и убытия из Сан-Сентра любопытства ни у кого не вызывали.

Гнали к Нуэва Бавариа быстро, но всё равно, с учётом относительно ровной дороги (то и дело скорость приходилось сбрасывать, поскольку попадались совсем уж плохие участки — то ямы, то какие-то кучи земли, которые приходилось с величайшим бережением объезжать, дабы не угробить автомобили), исходной цели достигли не раньше, чем через четыре часа. Посёлок приятно удивил "беретов": он хоть и был значительно меньше Сан-Сентро и раза в полтора моложе городка, но дома — а точнее, уютные коттеджики американского типа, приятно радовали глаз. Не говоря уже о том, что практически возле каждого были разбиты пусть маленькие, но достаточно ухоженные садики. И вместо земля — был положен нормальный асфальт.

-...!! — выразил, витиевато выругавшись, общее мнение Томас Бриггс. — Мы что, на родину попали? Откуда здесь такая красота. — А сейчас узнаем, сэр, — сказал Гарсия. Они въехали в посёлок, тормознули первого попавшегося аборигена и тот, обстоятельно, как это здесь и было принято, объяснил гостям: в чём тут дело. Никакой тайны, как оказалось, здесь не было. Просто раньше, при Сомосе, в этих местах обосновалась североамериканская золотодобывающая компания "Бартон Голд". Она-то и отгрохала для персонала своего филиала это местечко. Чтоб, значит, он не отвлекался на бытовые мелочи, а повышал производительность труда. Сразу же после революции компанию попросили вон, а добычей золота занялись специалисты из ближайшего к посёлку сельхозкооператива с аналогичным именем "Нуэва Бавариа". Дома же в посёлке отдали новым золотодобытчикам. Разумеется, как ехидно заметил абориген, не всем, а только руководителям и инженерам с мастерами.

Ну, хоть с этим-то разобрались. И не теряя времени, рванули в нужный группе кооператив. Здесь, как проинструктировал Бриггса ещё в Панаме "полковник ВВС", у них должен быть временный лагерь "С руководителями этой общины мы уже договорились, — сказал "полковник", не вдаваясь в детали. — Помогут, чем смогут. Но, хочу вас особо предупредить: больше рассчитывайте на себя, чем на этих фермеров. Они хоть мешать вам сильно не станут, но и слишком уж рвать жилы за вас — тоже не будут...").

И действительно: в кооперативе их встретили радушно, сразу же предоставили жилище, не удивились просьбе спрятать не время их джипы, показали столовую и тут же потеряли к приехавшим всяческий интерес. Ушли, оставив их в покое. Бриггс счёл это добрым знаком: не пришлось даже бумаги прикрытия предъявлять, да объяснять, что они, дескать, военные топографы Минобороны.

Дом — а точнее, нечто среднее между полуразвалившимся вагончиком и самой что ни на есть обычной хижиной, являвшиеся местообиталищем дона Рангу (он же — Эваристо Джефферссон), они отыскали быстро. Да и мудрено ли было заблудиться после столь обстоятельного описания маршрута, которое им предоставил словоохотливый Мигель? Учитывая ещё и тот момент, что заблудиться в городке не смог бы даже и десятилетний малец-иностранец, впервые сюдя попавший: настолько здесь простая была планировка улиц и расположение прочих, столь важных в инфраструктуре любого относительно крупного населённого пункта объектов, какими являлись почта, банк, полицейский участок, казарма отряда сандинистской госбезопасности и больница. Так что Эстелла и Андрей спокойно прошли до конца улицы, затем свернули налево, нырнули в проход между двумя крайними домами, обогнули какой-то непонятный куст с очень красивыми цветами — и вот оно, жилище здешнего "брухо".

Журналист и кубинка остановились, какое-то время с любопытством разглядывали домик, после чего выразительно переглянулись. Поняли друг без всяких слов: как-то не вязался затрапезный вид этой сарайки с восторженно-благоговейным рассказом Мигеля о тех чудесах, что творит ее хозяин... Уж если ты так известен средь окружающего люда, то, пожалуйста, и соответствовать своему социальному статусу должен всенепременно. Солидно смотреться обязан, как и полагается любому, уважающему себя колдуну высшей квалификации. Или что там у них в качестве званий используется? Какие чины, так сказать?

Андрей позволил себе несколько секунд молча пофантазировать на эту тему, но девушка грубо прервала свободный полёт его воображения, нетерпеливо дёрнув за сумку, висевшую у журналиста на плече. Андрей моментально очнулся и смущённо улыбнулся. Эстелла в ответ погрозила ему кулачком, сурово наморщив брови, будто гневаясь, но потом не выдержала и звонко расхохоталась:

— Ох, компаньеро! Да у вас совершенно непредсказуемое чувство юмора: то вы шутите напропалую, да так, что у добропорядочных девушек уши готовы отвалиться от стыда, а то молчите, словно язык проглотили, или делаете вид, будто до вас не дошло никакой соли рассказанного...

— Вот такой я мутант! — проворчал Андрей, но тоже не сдеражался и заулыбался. Нет, всё-таки Эстелла была своим парнем! С такой хоть завтра можно в разведку. Вот только убрать бы у девоньки гонора латиноамериканского, экспрессию попридержать, да терпеливости подучить — цены бы ей не было! Впрочем, на ум тут же пришло "альтер эго" девушки — Шульгин, и Андрей не мог не признать, что она и Сашка, что называется, готовые "два сапога — пара!" Тогда чего же он, Новиков, признаёт за своим другом все эти качества, которые он не хотел бы видеть у Эстеллы, а когда дело касается её самой — напрочь отказывает кубинке в этом?

— Ладно, мутант, — хлопнула дружески по пллечу Андрея девушка. — Стучите, давайте, хозяин, кажется, дома.

Андрей вежливо постучал в дверь. Потом наклонил голову к левому плечу, внимательно вслушиваясь — и не дождавшись какой-либо реакции на обозначение своего присутствия, вопросительно переглянулся с Эстеллой. Кубинка одобряюще кивнула и правильно поняв ее намёк, Новиков тут же отшагнул назад, чтобы затем, резко вскинув колено перед собой, с силой выбросить ногу вперёд, подкрепляя импульс удара доворотом бедра. В каратэ этот приём называют "маэ-гери" — и если его правильно поставить, то вполне можно без особого труда вышибить входную дверь, более-менее крепкую. У Андрея удар был как раз поставлен — Сашка постарался, в своё время научивший своих друзей паре-тройке достаточно простых, но довольно эффективных приёмов, позволявших легко справиться с нападением излишне агрессивных соотечественников. И с дверьми — тоже, возникни вдруг такая надобность. А про эту-то и говорить вообще было бы неприлично — как если бы против боксёра-тяжеловеса выставить пацана несовершеннолетнего, отзанимавшегося в спортивной секции всего лишь полмесяца. Слишком уж несопоставимые — ни по опыту, ни по силе и скорости реакции, ни по весовой категории и уж тем более, по возрасту, были бы эти бойцы. В победе старшего ни у кого сомнений бы не возникло. Вот и сейчас Андрей даже мысли такой не допустил, что жизнь двери, ведущей в жилище здешнего "брухо", окажется слишком продолжительной — от соприкосновения с молодецкой стопой Новикова, она (дверь, разумеется, а не стопа!) жалобно крякнула и моментально развалилась на куски.

— Хлипкие тут у вас строения, как я погляжу, — смущённо отвёл глаза в сторону журналист, не ожидавший такого быстрого решения проблемы со входом в домик. — Фанера в два слоя, такая преграда разве кого-нибудь удержит?

Но Эстелла вместо ответа послала ему воздушный поцелуй и отстегнув клапан кобуры, решительно шагнула в дверной проём. Не стал медлить и Андрей, пристроился к девушке в кильватер.

Они оказались в просторном, скупо обставленной старой, но на вид ещё вполне крепкой мебелью, помещении: широкий стол, узкая и длинная кровать, да пара стульев возле неё. Вот и всё, что здесь находилось. В центре комнаты, на полу, был аккуратно расстелен кусок разноцветного полотна. Коврик не коврик, но что-то наподобие него. Зато все стены комнаты были в великом множестве обвешаны пучками каких-то трав, сетками, полностью заполненными бутылками с непонятными порошками (преобладали, в основном, тёмно-коричневые и зелёные цвета), на металлических крюках, почти под самым потолком, злобно скалились черепа самых различных размеров — величиной от детского кулачка до головы взрослого человека. Ясно, что принадлежали они животным, уж больно специфическую форму имели, но вот одна парочка из этой компании смотрелось весьма подозрительно. Так что Новиков невольно подумал: а не обладали ли их владельцы ещё при жизни членораздельной речью? Это мысль отчего-то так подействовала на журналиста, что его едва не стошнило. И только жесточайшим усилием воли Андрей подавил рвотный рефлекс и прекратил разглядывать стены. От греха подальше. Несмотря на то, что окна были закрыты плотными шторами, в помещении не было темно — стоявший на столе канделябр со свечами давал вполне достаточное освещение.

Эстелла огляделась по сторонам и деловито направилась в дальний левый угол комнаты. И только тогда Андрей разглядел, что там находится кресло, в котором полусидел-полулежал, прикрыв ноги пледом, очень худой старикан. На удивление был он гладко выбрит, имел короткую причёску и смотрел на незваных гостей без какого-либо страха и удивления. Андрею даже на мгновение показалось, что хозяин домика ожидал их визита. Очевидно, это и был тот самый "брухо", о котором им рассказывал Мигель.

— Салют, Ранги! — небрежно бросила ему кубинка. — Извини, что заранее не предупредили, но нам срочно потребовалась твоя помощь.

Старикан нехотя разлепил губы и хриплым голосом, в котором явственно прозвучали нотки снисходительности, буркнул:

— Всем всегда что-то требуется от старого Ранги.

И замолчал. Очевидно, отдавая инициативу в ведении разговора Эстелле.

— Нас интересует твой последний поход в сельву! — от нетерпения девушка даже притопнула ногой. — Дальний поход, — уточнила она. — Вылазки на полдня нас не интересуют.

Старикан усмехнулся:

— Я часто хожу очень далеко. Что конкретно вас интересует?

"А дедушка-то не прост! — с некоторым удивлением подумал Андрей. — Ох, как не прост. Речь очень культурная, держится с большим самообладанием — и это несмотря на то, что перед ним представитель власти, да ещё вооружённый, здесь, в глубинке, простой люд всегда побаивался таких людей. А наш "брухо" спокоен, как скала, не лебезит, не пресмыкается перед нами, не пытается подружиться, как это, к примеру, делал Мигель. Держится так, словно он родовитый аристократ, а безграмотный индеец. Впрочем, судя по чертам лица, он, скорее всего, полукровка, внешность более подходящая для южноевропейца, чем для коренного жителя здешних мест".

— Примерно три недели назад ты был в лесу?

Ранги согласно наклонил голову.

— Что-то странное там не видел?

— Смотря, что понимать под словом "странное", — уклонился от прямого ответа "брухо". — Иному горожанину и коряга странной покажется...

Эстелла угрожающе засопела, и Новиков моментально сообразил, что сейчас кубинка может взорваться. Насколько Андрей успел убедиться за прошедшие дни, его спутница по этому странному путешествию терпеть не могла, когда ей не отвечали на вопросы. Да ещё при этом и "крутили". При всей скрытности своей натуры, Эстелла, тем не менее, всегда отличалась прямолинейностью и не любила лгать. Поэтому всегда говорила правду. Либо отмалчивалась. Того же требовала и от своих собеседников. И буквально зверела, когда те выламывались из привычной для неё схемы общения. Кубинский темперамент да ещё в женском воплощении — та ещё гремучая смесь! Покруче иной взрывчатки будет.

Однако Эстелла сумела справиться со своей натурой. И, помолчав какое-то время, чтобы дать себе остыть, проговорила, постаравшись придать голосу размеренность:

— Странное, Ранги, это значит что-либо несвойственное для здешних мест. Чуждое. Ты меня понимаешь?

— Вполне, — не стал спорить "брухо". Он вдруг встал с кресла, сбросив плед прямо на пол, и прошёл к столу. Эстелла дёрнулась было за ним, но, подумав, осталась на месте, продолжая внимательно наблюдать за действиями хозяина домика. А тот, пошарив в развале всяческого хлама, небрежно наваленного на столе, извлёк оттуда кусок бумаги далеко не первой свежести. Потом достал из кармана огрызок карандаша, очистил часть стола и положил на него бумагу. Склонился над ней и стал что-то рисовать. Закончив своей труд, полюбовался, оценивая качество работы, и удовлетворённо кивнув, повернулся к кубинке и протянул ей рисунок. Спросил равнодушно:

— Это?

Эстелла глянула, держа лист так, чтобы рисунок не смог увидеть Новиков (тот не обиделся — в конце-то концов, это не его тайны, здесь он просто сопровождающий, не более того) и тут же свернула бумагу пополам, а потом сунула её в кобуру.

— Да! Далеко это отсюда?

— Не очень, — пожал плечами старый индеец. — От посёлка Нуэва Бавариа, на северо-запад, километров сорок, наверное, будет, там возле озера — оно одно там, самое крупное, так что не ошибётесь, мимо не пройдёте, ЭТО и лежит. На поляне. Но предупреждаю: идти будет трудно, не все новички, — он скептически окинул взглядом сначала Эстелу, потом — Андрея, — могут этот путь выдержать.

— А если вертолётом? — деловито поинтересовалась кубинка. Но Ранги отрицательно помотал головой:

— Ничего не выйдет: поляна маленькая, ЭТО практически всю её и заняло, не на деревья же садиться?

— А насколько оно разрушено? — продолжала допытываться у "брухо" девушка.

— Я не специалист, — пожал плечами Ранги. — Но больших повреждений не увидел: так, с одной стороны треснуло, ну и с другой, куда воткнулся, — он не назвал, что именно воткнулось в неведомое ЭТО, а просто скрестил руки перед собой и несколько раз помахал ладонями, как птица — крыльями. Но, очевидно, этот знак был вполне понятен Эстеле, вот почему она и не стала уточнять, а продолжила расспрашивать старика:

— Ты залазил туда?

— а разве это — запрещено? — покосился на неё Ранги.

— Я задала вопрос! — в голосе кубинки было столько льда, что, казалось, им можно было заморозить всю эту комнату. В придачу с соседними домами.

— Заглядывал, — сознался Ранги.

— Что-нибудь брал оттуда?

— Что-то брал.

Тут девушка цапнула у старика карандаш, извлекла из кобуры бумагу, перевернула её и изобразила на чистой стороне что-то похожее на череду квадратов, соединённых двумя параллельными линиями. После чего сунула под нос собеседнику:

— Оно?

— Оно, — кивнул Ранги.

— И куда ты его подевал?

— Продал, — ответил старик с бесхитростностью подростка, не видящего в своих действиях ничего предосудительного. — Сюда приезжал торговец аж из самого Манагуа, он и приобрёл. Я его давно знаю, он часто у меня заказывает всякого рода диковины...

— Как зовут торговца?

— Эмилиано Рейес. Он антиквар. В Манагуа у него сеть лавок и магазин.

— Значит, Рейес, — протянула Эстелла и махнула Андрею рукой: — Пошли, компаньеро, нам здесь нечего больше ловить! А ты, — она обернулась к Ранги, флегматично взиравшему на них, и голос девушки построжел: — Забудь вообще, что мы у тебя были, о чём говорили и, главное, — она прищурилась, — никаких отныне походов на ту самую поляну. Ты меня понял?

"Брухо" молча наклонил голову в знак того, что понял. Когда гости покидали его жилище, он негромко бросил им в спину: — Эй, сеньоры, не торопитесь жить, будто вам на этом свете осталось совсем ничего! Ещё не пришло время страшных чудес, и будущее готовит вам много сюрпризов. Особенно тебе, парень! Бойся больших и маленьких, слуг и господ, раздавят!

— Не обращай внимания, — сказала Эстелла Андрею на улице. — Все эти "брухо", по большей части, самые обыкновенные шарлатаны, дурят головы своим землякам, пользуясь их малограмотностью и верой во всё потустороннее, и зарабатывают на этом неплохие деньги.

— Этот Ранги, — заметил Андрей, — похоже не из их числа. Заметила? Слишком культурен и образован...

— Наверное, какой-нибудь мошенник из столицы, — пожала плечами кубинка. — У нас таких хватает. Натворил дел в своё время, да и сбежал от греха подальше, в глубинку. Ничего делать не умеет, вот и стал "косить", — Новиков усмехнулся чисто русскому выражению в её устах, но потом вспомнил, что девушка училась в Союзе, — под колдуна. На местных действует, но меня-то не обманешь! Я на подобных насмотрелась!

Впрочем, где она на них "насмотрелась", кубинка уточнять не стала. А Новиков и настаивал. Он уважал чужие тайны.

По пути Андрей всё никак не мог отделаться от ощущения, что он уже где-то видел ту странную штуку, из квадратиков, что изобразила на листке бумаги его спутница. Но мысль всё время ускользала, что только раздражало журналиста.

Они уже подходили к "Ориенталю", как вдруг Эстелла, шедшая впереди журналиста, резко остановилась, так что Новиков чуть не налетел на неё.

— Ты чего это? — не понял Андрей. Эстелла напряглась, как пантера перед прыжком, и прошипела сквозь зубы: — А где наши джипы, хотела бы я знать? — и взревела, мгновенно наливаясь дикой злобой — такой Андрей девушку ещё не видел! — Убью всех, гадов!.. Перестреляю!! — после чего разразилась столь замысловатым ругательством, что Новиков только головой покачал. От восхищения. Впрочем, оно тут же пропало, едва до него дошло, что их экспедиция лишилась половины своего транспорта.

Оторав, Эстелла шумно выдохнула воздух из груди, обессиленно прислонилась к стене отеля и устало прикрыла глаза. Лишь правая ладонь, нервно теребившая клапан кобуры, выдавала не до конца растраченную ярость и раздражение. Правда, спавшие до относительно безопасного уровня. Поскольку кубинка уже не хваталась за оружие и не собиралась немедленно пустить его в ход, как это было ещё минут десять назад. Зато эстафету лихо перехватил лейтенант Льоса, примчавшийся на шум скандала. Он сначала треснул своим мощным кулаком владельца "Ориенталя" по его голове, да так, что бедняга кулем свалился под ноги осерчавшего сандиниста, затем, зверски рыкнув на своих подчинённых, отправил часть из них на поиски исчезнувших джипов или хотя бы их следов, а когда появился местный "чекист" Секейра, то лейтенант как следует оторвался на нём:

— Ты, mariposa (исп.) — ругательство, нечто вроде нашего "пидора")! О чём думал, когда ставил здесь наши машины? Почему не выставил охраны, !Eres un mamaracho! (исп. ) — ругательство, примерно что-то вроде "Ты, тупица! Болван! Кретин!")?!

Несчастный Секейра стоял пунцовый, как помидор, и не мог выдавить из себя ни единого слова оправдания. Да, впрочем, Льоса всё равно бы не стал его слушать — даже если бы здешний "кагэбешник" и был тут ни при чём. А он действительно был ни при чём и не имел никакого отношения к пропаже автомобилей! Ведь не он же распорядился оставить два джипа возле "Ориенталя", и не он, лейтенант Секейра, отказался от установки поста возле них, но говорить об этом столичному гостю!.. Нет уж, увольте! Человек от самого "Команданте Зеро" по определению не мог быть виноватым. А, следовательно, кандидата на эту роль быстренько подберут из местных. И, скорее всего, выбор остановят на нём, Секейре. Поэтому сейчас лучше помалкивать и молиться про себя пресвятой Мадонне, чтобы отвела неприятности в сторону.

Наконец Льоса исчерпал весь запас своих ругательств, остыл и более-менее взял себя в руки. Хмуро буркнул, не глядя на преданно поедавшего его полным революционного энтузиазма взглядом начальника здешнего отдела DGSE: — Ладно, компаньеро, не сердись, погорячились мы все тут немного! Но и ты должен понимать! — возвысил голос лейтенант. — У нас задание важное, машины выделены строго под определённое количество людей и груза, а теперь что прикажешь делать? На шеи друг к другу садиться?.. Ладно, что хоть всего две пропали, а остальные к тебе на стоянку отогнали. Там охрана, так что ОЧЕНЬ надеюсь, что их никто не тронет и не сопрёт, как отсюда, — при этих словах, успокоившийся было Секейра, вновь побагровел, но Льоса не обратил на его внутреннее состояние никакого внимания. Для него Секейра был подчинённым, а мысли и настрой этой категории людей лейтенанта всегда трогали мало. — Так что, — заключил он, — постараемся как-нибудь в оставшихся джипах разместиться. Пусть тесновато, ну, да что уж тут поделаешь? Местные власти, — Льоса повернулся к Секейре и иронически сощурился, — вряд ли нас обеспечат дополнительным автотранспортом, свободных-то нет?

— Нет, — сглотнул слюну шеф DGSE и виновато развёл руками. — У нас один лишь старый грузовик, но и тот вчера сломался.

— Может, помочь починить? — осведомился у присутствующих Иван Иванович, неслышно приблизившийся к ним и какое-то время молча слушавший вопли и крики своих спутников. Но Льоса отрицательно помотал головой: — Увы, компаньеро, у нас на это совершенно нет времени, из графика и так выбиваемся... — и ехидно добавил: — Сами же меня торопили, ещё в Манагуа, вот я и иду вам навстречу. Или у вас планы поменялись? Тогда, пожалуйста, можем и задержаться!

— Ну что вы! — не стал спорить с ним Сидоров — удивительно покладистый был мужик, в который раз подивился про себя Андрей главному "геологу", всегда редко спорил, мало говорил, но почему-то при всём этом так поворачивавший ситуацию, что постоянно оказывался в выигрыше. — Надо ехать — значит, поехали, чего, действительно, время зря терять? — и запрокинув голову, зычно гаркнул в сторону окон, откуда выглядывали его сотрудники: — А ну-ка, парни, хватаем вещи и споренько вниз, сейчас отправляемся!

— А поесть, шеф? — возмутился было один из "геологов", на что получил в ответ жёсткое: — В пути сухпаем подкрепишься! Вперёд, время пошло!

Андрей хмыкнул: вот и ещё один кирпичик в основание его версии о том, какое ведомство представляют "геологи". Некоторые специфические выражения так просто из армейского человека не выбьешь!

... В "Нуэва Бавариа" они прибыли под вечер. Дорогих гостей, заранее предупрежденные об их приезде руководством, лично встречали глава колонии Хуго Альтманн и его помощник, отрекомендовавшийся как Франсиско Негри. И если Альтман произвёл на Андрея вполне приятное впечатление: крепко сложенный, уверенный в себе мужчина, всем своим видом дающий понять, что для него не существует никаких проблем, но при этом ни капли не кичившийся своей исключительностью и державшийся с достоинством, как и полагает солидному руководителю, то вот о его помощнике этого сказать было нельзя. Худой, с лицом откровенного дегенерата, Негри держался с гостями по-панибратски, сыпал словами, как строчил из пулемёта, и одновременно пытался заигрывать с Эстеллой, что совсем не понравилось Андрею. "Шут гороховый!" — подумал Новиков. Но какое-то время спустя понял, что ошибся. За показной клоунадой и некрасивой внешностью Франсиско скрывался хитрый и очень изворотливый ум. Ум опасного человека, к которому никогда не стоит поворачиваться спиной и уж тем более — доверять ему. В безобидную на первый взгляд болтовню, он умело вплетал интересующие его вопросы, чтобы, не дожидаясь ответов или получив их, тут же соскользнуть с темы беседы в сторону, не давая собеседникам возможности понять, где тут кроется ловушка. Андрей поймал выразительно брошенный в свою сторону взгляд Эстеллы и догадался, что для кубинки тоже не осталась не разгаданной истинная натура одного из руководителей колонии.

Разместили Эстеллу, Андрея и товарища Сидорова в отдельном, уютном коттедже. Предлагали место в нём и Льосе, но лейтенант, подумав, отказался и остался со своими, для них и "геологов" выделили отдельное строение, которое Андрей не без мрачного юмора сразу же окрестил "бараком". В общем-то, так оно и было — просторное помещение, правда, чистое, хотя и без окон, внутри которого были расставлены кровати для новых жильцов, действительно чем-то напоминало барак. Работники колонии — молчаливые мискитос, одетые в свободные рубахи с широкими рукавами, пошитые из грубой ткани чёрного цвета, и штаны, изготовленные из того же материала, принесли сюда пару длинных столов, несколько стульев, затем доставили несколько подносов с едой. Пища была обычная — маисовые лепёшки, жареный рис с бобами, сыр, бананы и мясо, но её было много. Из напитков бойцам было предложено кофе — отчего-то солоноватое на вкус. Попробовавший его "геолог" по имени Степан, который в бараке был оставлен за старшего, скривился и сплюнул на пол. Сказал не без отвращения: — И что, такую гадость мы будем пить?

— А есть альтернатива? — поинтересовался на ломаном русском Льоса (он ещё в Манагуа рассказал своим спутникам, что одно время изучал язык великого Советского Союза, когда находился на Кубе в "туристической поездке"; что это была за поездка, он не уточнил и более того, постарался тут же перевести беседу на другую тему; и даже, как показалось тогда "геологам", лейтенант пожалел, что вообще затеял этот разговор). "Геологи" и бойцы-сандинисты, которым шёпотом перевёл слова отцов-командиров один из их товарищей по оружию, тоже неплохо владевший русским, с любопытством внимали столь интересной беседе. Они словно чувствовали, что кофе дело не ограничится. И их ожидания были вознаграждены: Степан весело подмигнул лейтенанту, придвинул к себе свой рюкзак, быстро расшнуровал горловину и извлёк на свет Божий большой термос. Водрузил на один из столов и горделиво оглядел присутствующих: — Ну, что на это скажете?

Льоса подошёл поближе, вопросительно взглянул на Степана — тот разрешающе кивнул ему: мол, не робей, давай, действуй! — и тогда лейтенант взял термос и открутил крышку. С некоторой опаской принюхался — и повернувшись к народу, расплылся в довольной улыбке.

— Ну что там, лейтенант? — не выдержав, нетерпеливо выкрикнул один из сандинистов.

— То, что надо! — ухмыльнулся Льоса и прищёлкнул пальцами: — А ну-ка, парни, посмотрите там стаканы, сегодня нам не помешает отдохнуть... Да, дверь заприте, мало ли...

Новые жильцы коттеджа тоже не скучали. Правда, своими продуктами воспользоваться им не пришлось — явившийся вскоре Негри в сопровождении двух громил охранников пригласил "дорогих гостей" на ужин к главе колонии. Эстелла и Андрей посмотрели на Сидорова, тот на них — и уже втроём они воззрились на Франсиско. Тот широко улыбнулся — отчего его физиономия стала ещё более отвратительной и паскудной, и сказал, на сей раз без своих ужимок и ёрничания, а вполне нормальным голосом, правда, по-своему истолковав некоторое замешательство своих собеседников: — Да вы не беспокойтесь! У нас тут не воруют, в колонии дисциплина строгая, а люди все проверенные. К тому же, в этот сектор проживания никому, кроме руководства и его гостей — в данном случае вас, зайти невозможно — запрещено потому как. А за соблюдением запрета строго следит охрана, — и Негри мотнул головой в сторону своих громил.

— И на моих людей этот запрет тоже распространяется? — поинтересовался Иван Иванович нейтральным тоном, на что Негри извиняюще развёл руками; — Увы, сеньор! У нас здесь свои порядки. Так мы идём?

— Пожалуй, — подумав, согласился Сидоров. Вообще, как успел убедиться Андрей за то небольшое время, что он был знаком с главным "геологом", Иван Иванович успел показать себя весьма рассудительным человеком, который зря на рожон никогда не лезет. И даже в обыденных ситуациях, когда ничто ему не угрожало, Сидоров всегда обдумывал каждое свое действие, каждый свой поступок, а не полагался на первый порыв. Впрочем, если обстоятельства требовали решительных и немедленных шагов, то Иван Иванович тоже не медлил.

Ночь пала быстро, как это всегда и бывает в здешних местах: вот вроде бы только что было светло, солнце улыбалось с небосклона, а потом как-то всё враз потемнело и вот уже первые звёзды высыпали на чёрный полог небес. Почти сразу же по всей территории колонии включились яркие фонари, укреплённые на специальных мачтах. Они отогнали мрак и высветили окружающее пространство. Причём, так сильно, что можно было чётко различить даже малейшие неровности почвы под ногами. Электричество здесь, судя по всему, не экономили, что говорило о хорошем материальном положении колонии.

Пока шли до места, где должен был состояться ужин ("Торжественный!" — как особо подчеркнул Негри, со значением подняв указательный палец), Андрей успел осмотреться. Обустроена "Нуэва Бавариа" была неплохо. Несмотря на то, что занимала она не слишком большую территорию, всё здесь было организовано очень компактно, разумно и в высшей степени удобно. Чтобы никто из колонистов не ощущал здесь ни малейшего для себя дискомфорта. Имелось тут два главных сектора — в одном, предназначенном руководству "Нуэва Бавариа", располагалось несколько коттеджей, в которых собственно отцы-наставники и проживали, во втором находилось пять мрачных строений, что так напомнили Новикову бараки — там обитал обслуживающий персонал. Ну и те, кто по каким-либо делам прибывал в поселение. Они тоже останавливались там. Как, например, "геологи" и их никарагуанские сопровождающие. Первый сектор от второго отделяло ограждение из колючей проволоки. Затем шла производственная зона, где, как пояснил Негри, размещались производственные мощности колонии. Она тоже была окружена "колючкой". И, наконец, четвёртый — внешний, сектор, который был отдан под место жительство мискитос — основных работников "Нуэва Бавариа". Для них здесь отвели аж целых два больших барака — немногим похуже, чем те, что были во втором секторе. И всё это хозяйство было обнесено высоким забором, сваренным из металлических полос, поверху которого опять-таки была пущена колючая проволока. И — кто его там знает, вполне вероятно находившаяся под током. "Прямо-таки, концлагерь нацистский, — подумал Андрей с неприязнью — ну, не нравилось ему тут с самого начала, как они сюда приехали, вот хоть ты тресни! Ибо как-то не вязалось всё виденное здесь с теми принципами добра, милосердия и свободного труда, что декларировали руководители колонии. Мало всё это походило на обычный сельскохозяйственный кооператив, организованный в лесах Центральной Америки коллективом единомышленников. Скорее здешнее поселение можно было принять за очередную религиозную секту, типа печально известной "Пиплз Темпл" * (см. примечание N 50). Впрочем, а не одного ли они поля ягодки? Всё может быть...

Ужин был накрыт в отдельно стоявшем одноэтажном здании с плоской крышей, находившемся в своего рода "кармане" между первым и вторым секторами и производственной зоной. Один из громил, выдвинулся вперёд, толкнул небольшую дверь — та широко распахнулась, и сделал рукой приглашающий жест.

— А это наш, так сказать, очаг культуры! — возвестил с некоторым пафосом Негри, пропуская гостей в "карман" и пристраиваясь за ними, охранники замкнули процессию. — Медпункт, радиостанция, кинозал, ну и что-то вроде бара и кафе. Надо же когда-то людям расслабиться — кстати, прошу заметить: закуски и выпивка для наших единомышленников — абсолютно бесплатные!

Перехватив быстрый взгляд Андрея, кинутый им уже внутри "Дома культуры" в сторону открытой двери, ведущей в бар, Негри делано возмутился:

— Да вы что, сеньоры, неужто бы мы стали приглашать вас в такое место? Там отдыхает, так сказать, среднее звено нашей колонии. Вас же ждёт прекрасный ужин в обществе нашего дорогого "колонеля" и дорогих гостей... — тут же пояснил, старась придать своему лицу как можно более приятное выражение "секретарь" (отчего кубинку передёрнуло, но поскольку смотрела она на Андрея, то эту её реакцию заметил только Новиков, который ободряюще подмигнул девушке — воистину, за то короткое время, что он находился в компании с этим очаровательным существом, журналист научился понимать её без всяких слов, по одной только мимике и жестам; впрочем, как и она — его; такого полного взаимопроникновения душ ещё ни с одной дамой у Андрея не возникало, ну, кроме разве что с Ириной... Ирина, мда... Сколько раз он запрещал себе думать о ней, старательно гоня все мысли прочь, но получалось плохо! Интересно, что она сейчас делает? И кто теперь вместе с ней?).

Иван Иванович благослонно кивнул и безразличным тоном поинтересовался: — А гости — это кто?

— О, совершенно благородные люди! Я бы даже сказал: "доны"! Здесь — по зову души и сердца, а также — долга, который превыше всего! — похоже, Негри вновь начал балагурить и ёрничать и это заставило Андрея ещё больше насторожиться. — Впрочем, вы сами в этом сейчас убедитесь! Прошу, сеньоры ! — он двинулся дальше по коридору, по пути ловким движением успев пнуть дверь бара, да так что та плотно захлопнулась — и при этом практически совсем бесшумно. Мастер, что и говорить! Вон как непринуждённо ушёл в сторону от вопроса Иван Ивановича...

Помещение, в котором руководство "Нуэва Бавариа" накрыло стол для "благородных донов", было просторным и ярко освещённым. Единственное окно — приоткрыто, но забрано мелкоячеистой сеткой: очевидно, чтобы не дать дорогу всякого рода кровососущим и надоедливым насекомым. Впрочем, как успел заметить Андрей, на територии колонии последних почти совсем не наблюдалось, очевидно, сказывалось действие репеллентов, о чём, кстати, свидетельствовал и едва уловимый "химический" запах, который нет-нет да и проникал в ноздри. Правда, беспокоил он мало — видимо, "новые баварцы" старались вокруг "Клуба" гадость эту распылять в небольших объёмах. Берегли, видать, обоняние своего драгоценного и обожаемого начальства.

За столом находилось несколько человек. Настолько разных, что просто не верилось своим глазам, что они смогли вот так, свободно, собраться здесь все вместе. Ну, не подходили они друг другу абсолютно! Как вещество и антивещество, которые не могут, соприкоснувшись, чтобы не взорваться, полностью превратившись в чистое излучение. Тем не менее, вопреки всему, вот же они, сидят рядышком, улыбаются вполне себе так дружелюбно и даже ведут нечто вроде лёгкой светской беседы. Увидев вошедших, замолчали и с некоторым любопытством уставились на них. Андрей, Иван Иванович и Эстелла, в свою очередь, с неменьшим интересом воззрились на "благородных донов".

Безусловно, находившийся за столом гостеприимных хозяев "Нуэва Баварии" народ заслуживал того, чтобы его рассмотреть, как следует. Что, в общем-то, Андрей и сделал, пытливо пробежавшись взглядом слева направо по каждому из "донов". Персоны были, с одной стороны, весьма колоритные, а с другой — вполне себе обычные, если, конечно, брать их всех по отдельности. Вот, скажем, этот товарищ, сидящий по левую сторону от главы колонии — высокий, хорошо сложенный блондин европейского типа, с короткой стрижкой, он был одет в светло-синий джинсовый костюм и чёрную майку. На шее — золотая цепочка с небольшим — тоже золотым, крестиком. На новых гостей смотрит благожелательно и с интересом, слегка улыбаясь. Но при этом от его серых глаз веет таким холодом, что поневоле не захочешь долго находиться в его компании. И вообще — общаться. Ладони мужчины неподвижно и мирно покоятся на столе и это ладони не рядового среднестатистического человека, а профессионала-"рукопашника" — о чём недвусмысленно свидетельствуют хорошо набитые костяшки. Или "кентосы", как их еще называют те, кто занимается каратэ.

Левее блондина вальяжно развалился на своём стуле плотный мужчина лет эдак шестидесяти-семидесяти, никак не меньше. Глядит хитро и весело. Тоже европеец, только южанин — уж больно типаж соответствующий: черноволосый, со смуглой кожей, резкими жестами и быстрой мимикой. Грек, испанец, португалец? Или всё же — итальянец? Скорее, последнее, ибо очень напоминает тех жителей Апеннинского полуострова, журналистов и бизнесменов, с кем Андрею доводилось сталкиваться ещё в Манагуа. Видно, что мужчина из породы сибаритов, любитель "дольче вита" во всех её проявлениях. И лицо ужасно знакомое. Определённо Андрей с ним где-то раньше сталкивался. Но как-то так, мимоходом. Но вот только где? Так сразу-то и не упомнишь...

Возле него — с равнодушно-постной физиономией, пристроился сухопарый священник. Держит в руке стакан с апельсиновым соком, но не пьёт. Скорее всего — из местных. И, наконец, с правой стороны от Альтмана восседают двое мужчин. Один — помоложе, лет под тридцать, другому явно перевалило за "полтинник". Оба — в камуфляжных куртках, коротко стрижены и держатся несколько скованно. Типичные военные. Да они этого и не скрывали.

— Наши гости, — возгласил Альтман, поднимаясь со своего места и взмахом руки приглашая вошедших подойти поближе к столу. — Сеньор Новиков, советская пресса, синьорита Эстелла де ла Вега, представитель МВД и, наконец, сеньор Сидоров, геолог из СССР. Правильно? — он внимательно посмотрел на них, и Эстелла, очаровательно улыбнувшись главе колонии, вежливо наклонила голову. От этого движения копна её густых чёрных волос рассыпалась по плечам и тот южанин-европеец, что так напомнил Андрею кого-то очень знакомого, послал кубинке восторженный и отнюдь не братский взгляд. Даже подмигнул, старый хрыч, совсем уже скабрёзно! Непонятно почему, но у Андрея столь повышенное внимание к девушке вызвало острое чувство недовольства. Он ажз сам этому удивился! Ревнует он что ли? С чего бы это?

— А это, — Альтман широко развёл руки, словно собирался заключить всех сидевших за столом людей в свои дружественные и крепкие объятия, — тоже наши гости, так уж получилось, что они приехали почти в одно и тоже время, что и вы. Знакомьтесь: это — герр Штайнер, Рудольф Штайнер из Федеративной Республики Германия. Здесь он представляет интересы так называемого "Летнего лингвистического института", слышали, наверное, о такой организации? — он бросил в сторону кубинки и двух ее спутников вопросительный взгляд. В ответ Эстелла ещё раз подарила главе колонии свою ослепительную улыбку, а Иван Иванович на мгновение прикрыл глаза, давая понять, что и он тоже — в теме. Лишь Новиков никак не отреагировал на слова Хуго. Хотя о деятельности "ЛЛИ" в Латинской Америке был, конечно же, прекрасно осведомлён. Ещё в Москве, на инструктаже, в соответствующем секторе ЦК ВЛКСМ, до него довели полную информацию об особенностях работы в Никарагуа. И о разного рода политических силах и общественных структурах, действующих в этой стране, с которыми, по образному выражению комитетских специалистов, следовало "ухо держать востро".

— Можно просто — Руди, — вежливо сказал блондин и отвесил короткий поклон. Признался, старательно изображая смущение: — Не люблю, знаете ли, всех этих церемоний.

Он говорил по-испански пусть и с заметным акцентом, но зато правильно и довольно чисто. Что, в соединении с дружелюбной манерой держаться, должно было помочь расположить к нему любых собеседников. Но это лишь в теории. На практике же всё обстояло иначе: Штайнер просто физически отталкивал от себя людей, внушая им подсознательный трепет. А то и откровенный страх. И в немалой степени этому способствовали его глаза. Глаза безжалостного человека, который, если ему понадобится, преспокойно пройдёт по головам, как по асфальту, не обращая ни на кого и ни на что внимания. Лучше бы он очки носил чёрные, мелькнула мысль в голове у Андрея, по-крайней мере, хоть не внушал бы людям такого ужаса. Неужели ему никто об этом не говорил? Может, бояться лезть с советами? Или специально очками не пользуется? Играет в эдакого сверхчеловека, внешне — доброго, но внутри — надменного и гордого?

— Герр Штайнер будет у нас искать редкие виды бабочек и цветов, — пояснил далее Альтман ("Прекрасное занятие для настоящего мужчины!" — с непроницаемым лицом буркнул себе под нос Иван Иванович, и хотя эти слова он произнёс по-русски, Штайнер отчего-то побагровел, но сдержался) и указал на жизнелюба-южноевропейца и его соседа священника: — А это уважаемый доктор Личио Джелли, он итальянец, и падре Джанаделио, из Манагуа, они доставили нам груз гуманитарной помощи от общества молодых христиан Европы...

— Это — наш долг, — смиренно наклонил голову священник.

Джелли лишь сверкнул в ответ ослепительной улыбкой, но смолчал. Альтман же повернулся к последней, "камуфляжной" парочке: — Ну, а это военные топографы, будут составлять карту нашего района. Честно признаться, — доверительно сообщил он новым гостям, — давно уже пора, а то мы здесь пользуемся старыми, которые были сделаны ещё в начале этого века, представляете? Нет, они в принципе, относительно точные, но ведь с той поры появились новые населённые пункты. Или исчезли кое-какие старые.

— Хавьер Эрреро! — отрывисто представился тот, что был помоложе. Он, очевидно, являлся самым главным в своей компании. И явно не местным, хотя и говорил на хорошем испанском. Ну, да у сандинистов волонтёров хватало, в том числе, и из Европы. Так что этот мужчина вполне мог быть выходцем из Великобритании. Или, скажем, из той же Швеции. А что до их имен и фамилий — так это, наверное, просто дань здешним традициям. Или воспользовались парни псевдонимами, чтобы зря не "светить" свои настоящие ФИО. Обычное дело. Могли и эскимосские взять, никто бы тут не удивился. Тем более, что в Никарагуа, как ни в одной другой стране Латинской Америке, в ходу были вообще удивительные имена. К примеру, в Манагуа Андрея познакомили с очаровательной девушкой, клерком из небольшой технической фирмы: её звали Алёшкой* (см. примечание 51)! На изумлённый вопрос Новикова: а знает ли она, что вообще-то это мужское имя, та весело засмеялась и, махнув рукой, объяснила, что её мама — большой любитель русской литературы. Ей понравилось это имя, вот она и нарекла им свою новорождённую дочурку. А ещё как-то приятель из "Пренса Латины" представил Андрею Ленина-Троцкого де Леона. Но тут уже журналист был подготовлен и не удивлялся.

— Хуан Карлос Кастилья, — буркнул второй. Он вообще до этого не открывал рта. Сидел, механически пережёвывал пищу, и лишь исподлобья зыркал на остальных.

— Присаживайтесь, дорогие друзья! — Альтман подвёл Эстеллу к свободному месту возле священника, с полупоклоном усадил. Потом повернулся к Андрею и Иван Ивановичу, взглядом показал им на стулья, приготовленные для них — Сидоров первым скользнул к тому, что был около Эрреры и его спутника, а Андрей несколько замешкался и тогда Альтман слегка подтолкнул его в спину и тот оказался соседом Штайнера. — Угощайтесь, — радушно предложил глава "Нуэва Бавариа" и широким жестом обвёл рукой стол, надо признать, роскошно накрытый. — Мы тут стараемся не забывать родных корней, готовим исключительно немецкие блюда. Баварская кухня — оцените!

Андрей оценил. Он, правда, не сильно разбирался в разновидностях той или иной европейской кухни, но знал — опять-таки, на бытовом уровне, что немцы предпочитают мясные блюда, особенно, колбасы, знают толк в пиве и в хорошей выпечке. На его взгляд, с этим на столе обстояло всё как надо. Так, здесь были великолепно прожаренная свинина с луком, густой сюп-пюре из овощей, стояли посудины с квашеной капустой, холодцом и картофельным салатом, лежали на больших тарелках сырные паштеты и, конечно же, неизменные сосиски. Ну и был алкоголь — много пива и шнапс. К слову, Андрей его попробовал впервые — и, откровенно говоря, не впечатлился. Обычная водка была гораздо "питательнее", а это чем-то смахивала на настойку. Тем более, этот лёгкий фруктовый вкус — ну ни селу, как говорится, ни городу! Только перевод продукта. Однако — в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не лезут. Поэтому Новиков выпил две рюмки шнапса и тем ограничился, предпочитая в дальнейшем налегать исключительно на пиво. С удовольствием отдал должное бульону с крупными, как яблоки, печёночными фрикадельками (" У нас его называют "леберкнёдлсуп!" — любезно пояснил Альтман. — Не правда ли, весьма изумительное блюдо?" Андрей не мог не признать его правоты: так оно и было в действительности), откушал свиной рульки вместе с золотисто-кремовой булочкой, похожей на большую перекрученную баранку, посыпанную крупной солью — брецель, как именуют подобную сдобу в Баварии, съел сосиску и, в общем-то, наелся. Откинулся на спинку стула, поискал взглядом пепельницу — Альтман сообразил, что хочет гость, и предложил тем, кто уже больше не хотел есть, перейти в соседнюю комнату: там были приготовлены сигары и кофе. Естественно, с коньяком. Вызвались Новиков, Джелли, священник, и Эрреро с Адьтманом. Остальные как-то не выказали особой охоты к "продолжению банкета": Штайнер заявил, что хочет спать и, попрощавшись с хозяином, покинул дом; следом за ним ушёл и Кастилья — к слову, практически совсем ничего не пивший, за исключением минеральной воды. Поднялся и Сидоров: — Пойду, проверю, как там наши устроились, — коротко бросил он Андрею по-русски. И многозначительно добавил: — Вы там долго не засиживайтесь, дружище, у нас завтра будет очень трудный день, выходим с утра.

Альтман подозвал Негри, распорядился лично проводить "герра Сидорофф" до места, где остановились его коллеги, а сам он присоединился к оставшимся гостям в курительной комнате.

Может, потому, что они уже поели, а сытость, как известно, почти всегда приводит людей в доброе расположение духа и развязывает им языки для неспешной и ни к чему не обязывающей беседы. Да ещё, наверное, сыграл свою роль и коньяк — это не считая выпитого за ужином спиртного. Так что народ охотно начал болтать. И первым инициативу захватил Джелли. И начал его довольно живо расспрашивать об охоте в здешних краях. И не поможет ли синьор Альтман организовать ему и его спутником вылазку в сельву? Не забыв, разумеется, поинтересоваться: а не опасно ли это? С учётом местной политической обстановки, как сами понимаете.

Вежливо улыбаясь, Хуго подробно рассказал итальянцу о местной охоте. По его словам выходило, что фактически ей никто здесь всерьёз не занимается. Ну, разве что кое-кто из колонистов или их гостей, таких, как вот уважаемый синьор Джелли, захотят развеяться. Или просто пострелять. А так смысла не имеет. Тем более, что и зверья поблизости от колонии — мало, а далеко уходить обитатели "Нуэва Бавариа" не любят. Даже для заготовки продовольствия. Слава Всевышнему, деньги в колонии водятся, так что всегда можно прикупить (что, кстати, и делается весьма регулярно) любое потребное количество продуктов питания и алкоголя.

— Но для вас, синьор, мы постараемся что-нибудь придумать, — твёрдо пообещал Альтман. — Скажем, завтра с утра. Дадим вам проводников — человек двух или лучше трёх, на всякий случай, носильщиков, — он подмигнул итальянцу, — добычу и прочий груз транспортировать... Даже оружием обеспечим. Вы какое предпочитаете?

Джелли и священник переглянулись и одновременно нахмурились. Судя по всему, им ужасно не понравилось упоминание Альтманна о грузе. Андрей, тихо куривший сигару в дальнем углу комнаты, это заметил и сделал себе мысленную зарубку: интересно, что это ещё за такой таинственный груз? Тем более, что и Эрреро при этих словах заметно оживился. Он громко кашлянул, привлекая к себе внимание, и когда к нему обернулись, сказал, обращаясь к итальянцу:

— А вы не могли бы взять нас с собой? Мешать не будем...

— А как же топография? — тонко улыбнулся глава колонии. — Неужто такое серьёзное дело, как проведение картографической съёмки, можно отложить ради какой-то охоты?

— Съемка никуда не денется! — отпарировал Эрреро. — Так как, синьор? — он вопросительно посмотрел на Джелли. — Вы берёте нас с собой?

Андрею показалось, что "топограф" добавил в свой голос лёгкой угрозы. Впрочем, на Джелли это не произвело ровным счётом никакого впечатления.

— Нет, — покачал он головой. — Не обижайтесь, пожалуйста, но вынужден отказать. Понимаете, — стал объяснять он, с деланным сожалением разводя руками, — мы обычно ходим на охоту своей компанией, посторонних стараемся не брать.

— Совершенно верно, — поддержал его и падре. Наставительно поднял указательный палец правой руки, сказал назидательным тоном: — Когда знаешь, на что способен твой компаньон, то особо не беспокоишься о поведении новых участников охоты...

— Не знал, что священники любят охотиться! — засмеялся Эрреро. Видно было, что мужик раздосадован отказом, но делает хорошую мину при плохой игре.

— Я всегда сопровождаю свою паству на подобного рода мероприятия. А не занимаюсь собственно охотой, — отрезал священник. Ну, всё, решил Новиков, ещё немного и они тут драку устроят. А оно мне надо? Нет, не надо. А раз так, то возьмём-ка небольшой тайм-аут.

— Душно тут у вас, — сказал он, кладя недокуренную сигару в пепельницу и привставая со своего места. — Пойду-ка я немного свежим воздухом подышу.

— Составить вам компанию? — предложил ему Джелли. Но журналист отрицательно покачал головой: — Не стоит, я ж ненадолго.

Закрыв за собой дверь курительной (Альтман было дёрнулся следом за Андреем, видимо, очень не хотел, чтобы тот куда-нибудь направлялся в одиночку, но тут немца отвлёк каким-то вопросом падре и Хуго остался с остальными гостями), Новиков решительно двинулся ко входу в бар для колонистов. На удивление, людей там оказалось много. Почти все столики, в том числе и места у барной стойки, были заняты. Солидного вида магнитофон, стоявший на специальном возвышении, наигрывал какую-то тягучую мелодию. Вероятно, что-то специфически местное, индейское, сообразил журналист. Было сильно накурено, свет убавлен, так, чтобы в помещении царил лёгкий полумрак — это придавало заведению атмосферу своеобразной интимности и как бы огораживало столики друг от друга.

Мимо, пьяно пошатываясь, прошёл к выходу посетитель. Андрей приметил место, которое он освободил, и двинулся туда. За столиком восседал рослый мужик в чёрном комбинезоне и с задумчивым видом тянул пиво из большой кружки. На Андрея он покосился мимолётно и вновь ушёл в свои мысли. Андрей присел на табурет, прищёлкнул пальцами, привлекая внимание бармена. Тот не спеша подошёл, спросил что-то по-немецки.

— Я плохо понимаю, — покачал головой Андрей. Бармен понимающе кивнул и перешёл на английский: — Что-нибудь закажете?

— Одно пиво и каких-нибудь орешков.

— Одну минуту.

Сосед отставил кружку и уже с неким интересом уставился на Новикова:

— Янки?

— Австралиец, — улыбнулся ему Андрей.

— А-а, — протянул сосед. — То-то я гляжу, акцент у тебя, парень... — Он отставил кружку, протянул руку: — Пьер Лагард. Я из Квебека. Мастер золотодобычи.

— Джин Грин, — в свою очередь назвался Андрей, пожимая ладонь новому знакомому. Судя по тому, что тот никак не отреагировал, ему это имя ни о чём не говорило. Да и с чего бы оно должно было ему о чём-то говорить? Вряд ли житель далёкого Квебека имел хоть какое-то представление о творчестве Гривадия Горпожакса.

— Кем сюда подрядился? — поинтересовался Пьер. — К нам, на золото, или в охрану?

— В неё, — сказал Андрей.

— Ну и правильно, — одобрил Пьер. — Не нужно корячиться на жиле. А деньги, по сути, те же. Впрочем, — тут он хитро подмигнул Новикову, — мы ведь тоже не сильно здесь устаём, не мискитос, сам понимаешь, а белые люди.

— Вообще, — произнёс он с воодушевлением, — наши боссы здорово придумали всю эту бодягу. Ну, я в смысле про колонию. Мозги у них варят! Это ж надо: раз религиозные взгляды мешают нормальным людям нормально жить в Старом Свете, то тогда — даёшь Новый, да не где-нибудь, а в джунглях, подальше от властей и поближе к природе! — Пьер сделал большой глоток пива и вновь отставил кружку в сторону. — Никто нашему брату не мешает, а мы тут навроде баронской дружины — сами себе хозяева! Попробуй кто сунься, сразу рога обломаем! Мискитос вон на работах используем, золотишко добываем, денежки хорошие гребём, — тут он понизил голос и насторожённо оглянулся по сторонам: не подслушивает ли кто? — Да и "травку" с порошком нужным людям подбрасываем...

— Хорошее дело, — одобрительно заметил новоявленный Джин Грин. — Особенно, когда эти "нужные" ещё и приплачивают за всё.

— Попробовали бы они не платить! — фыркнул Пьер. — Вон в прошлом году наезжал на нас один латифундист местный. Всё выделывался: мол, подо мной ходить будете, я здесь главный, без меня тут ничего не делается... Мы парню объяснили, что он не прав. Не послушался, да ещё и на колонию налёт организовал. Мы его отбили, конечно, а потом твой шеф, ну, я об этой гестаповской сволочи Ранке говорю (Андрей если и удивился этим словам, то виду не подал, слушал внимательно своего собеседника, прихлёбывая принесённое барменом пиво) прихватил несколько человек, сели они в вертолёт...

— А у вас что: и вертолёт есть? — перебил квебекца Андрей.

— А то! У нас, брат, не только он имеется, мы ещё и двумя самолётами располагаем. Старушки, правда, "Дакоты", но ещё вполне себе работоспособные, — с гордостью проговорил Пьер. И продолжил свой рассказ: — Так вот, загрузились они, значит, в вертолёт, подлетели к его поместью, да обработали сверху напалмом. А тех, кто убежать захотел или того хуже, рискнул огрызнуться, из пулемётов посёк. Славная скажу тебе, брат, битва была, как во Вьетнаме.

— А ты и там был? — как бы удивился Новиков.

— Где я только не был! — загадочно ответствовал квебекец. Он кинул взгляд на циферблат своих часов, с сожалением покачал головой ("Эх, на смену пора! А то бы ещё посидели...") и, хлопнув Новикова по плечу на прощание, удалился. Пора и мне, решил про себя Андрей. Узнал он более, чем достаточно, и теперь нужно было вернуться обратно в курительную, чтобы не возбуждать у гостеприимного хозяина лишних подозрений. К счастью, в коридоре ему никто не встретился.

— — —

Иван Иванович остановился возле строения-ангара, в котором разместили его подчинённых и ребят Льосы. По привычке, въевшейся в его плоть ещё с давних времён, прислушался: всё было тихо и мирно. Однако острое ощущение тревоги уже вползло в сердце "геолога" и уходить оттуда явно не собиралось. "Чуйка", едрит её в корень! А значит, ждёт его, товарища Сидорова, впереди большой сюрприз с неприятными последствиями — тут и к гадалке не ходи, ибо в чём-чём, а в интуиции своей он никогда не сомневался.

Стараясь не делать резких движений, Иван Иванович аккуратно сунул руку под рубашку, нащупал и спокойно извлёк засунутую за пояс брюк надёжную машинку "ЧЗ". И сняв её с предохранителя, так же плавно-скользящим движением стёк с освещённого участка пространства в темноту. Подождал несколько секунд, пока глаза привыкнут к ней, и без суеты и спешки, стараясь не производить лишнего шума, прокрался ко входу. Настороженно замер, увидев, что дверь наполовину распахнута. Так, вот и обещанный сюрприз!

Вся натура Иван Ивановича протестовала против того, чтобы войти в ангар. Но ничего иного придумать он не мог, да и своих парней следовало повидать, узнать, что там с ними случилось — а что обязательно случилось что-то из ряда вон выходящее, понял бы сейчас любой. Иначе вряд ли бы внутри царила такая вот звенящая тишина. Согласитесь, сомнительно было бы полагать, что почти полтора десятка взрослых мужиков, да ещё без пригляда за собой и к тому же имея в запасе время до самого утра, будут элементарно дрыхнуть без задних ног. А не найдут себе другое, более увлекательное и подходящее для их "тонких" и "творческих"" натур занятие!

Поэтому Иван Иванович глубоко вдохнул в себя воздух, выставил перед собой оружие и буквально просочился в помещение. И первое, что бросилось в глаза, был стол, уставленный блюдами с недоеденной пищей, на левом краю которого лежал чей-то фонарик, бивший лучом в противоположную от себя сторону и если не разгонявший до конца темень, то дававший, по-крайней мере, возможность разглядеть, что здесь творится. А творилось нехорошее: потому что все парни — и наши, и сандинисты, валялись на полу изломанными куклами. Иван Иванович подошёл поближе, внимательно вгляделся — карманы брюк у большинства были вывернуты, их явно обыскивали, причём, грубо и в спешке, рюкзаки со снаряжением валялись на кроватях, а их содержимое было брошено рядом.

Иван Иванович закаменел лицом, но осторожности не потерял, и начал действовать, как и полагалось в подобных ситуациях. Прежде всего, он вернулся к двери и аккуратно закрыл её. Потом обошёл всех парней, трогая их шеи и наклоняясь к головам — слава Богу, народ оказался жив! — пульс у всех прослушивался, наличествовало и дыхание. Значит, просто вырубили их. Либо газ какой-нибудь закачали, либо — что более вероятно, снотворного в продукты добавили. И, как назло, никаких подходящих лекарств под рукой нет! Впрочем, если бы и были, то чтобы они дали? Когда неизвестно отчего парни откинулись... Кстати, пропало и оружие — Иван Иванович не поленился, переворошил все постели и заглянул под каждую кровать. Пусто. Ещё деталь: у Льосы кобуру с револьвером срезали. Вероятно, не особо старались маскировать свои действия. Значит, с самого начала подразумевалось, что никого из горстей живьём отсюда не выпустят. Скверно! В какой же "гадюшник" они влезли по воле родных отцов-командиров?

Ладно, старик, сказал себе Сидоров, не гони волну. Будем решать проблемы по их поступлению.

Сзади вдруг тихо скрипнула дверь — Иван Иванович тут же рухнул на пол, направив ствол в сторону выхода, и чей-то силуэт обрисовался в проёме. Мужик стоял грамотно: не весь, а боком, подняв руки вверх, демонстрируя свои мирные намерения.

— Не стреляйте, майор! — тихим голосом попросил неизвестный на вполне приличном русском. — Я без оружия. А шум сейчас не нужен ни мне, ни вам.

— Пройдите в комнату! — приказал мужчине Сидоров, поднявшись с пола и подхватив со стола фонарик. Направил луч на вошедшего — и облегчённо вздохнул. Ну, конечно, это "жу-жу-жу" нам знакомо!

В луче фонарика, болезненно моргая — видимо, свет слишком резко хлестнул его по глазам, стоял герр Рудольф Штайнер собственной персоной.

— Я могу отпустить руки? — также не повышая голоса, осведомился он. — Спасибо. Я присяду, с вашего позволения?

— Попробуйте, — подумав секунду, разрешил ему Иван Иванович. Штайнер шагнул к ближайшей кровати и опустился на нее. Присел следом и Иван Иванович — только на край стола. Положил рядом с собой фонарик, направив луч на Штайнера, однако пистолет убирать не стал. Мало ли. Спросил с угрозой, но, не повышая при этом голоса:

— Мои люди — твоя работа? Зачем это сделал? И почему зовёшь меня "майором"?

— Нет, это не я, — отрицательно покачал головой Штайнер — он был на удивление спокоен и всем своим поведением показывал: насколько миролюбиво он настроен. — Мне это было просто не нужно. Утром мы бы и так ушли отсюда по-тихому, никого не беспокоя. В утешение, могу сказать вам, что и мою группу постигла та же участь, — он кивнул на людей, лежавших на полу.

Иван Иванович с сомнением посмотрел на собеседника. Верить полностью немцу он не хотел, но и смысла не доверять ему тоже не видел. Спросил — уже нормальным голосом:

— Как думаешь, а почему нас с тобой не тронули?

— Не знаю, — пожал Штайнер плечами. — Но в качестве версии могу предположить, что те, кто это совершил, действовали автономно от своего руководства...

— Или у них тут два центра власти, — проворчал Иван Иванович.

— Может быть, — не стал спорить немец. — Что до "майора", то мы ведь с вами уже встречались. Сначала в Йемене, потом — в Сомали, когда Сиад-Барре ещё дружил с вашими... Вы тогда были советником в его армии и носили на плечах майорские погоны.

Иван Иванович с любопытством вгляделся в Штайнера, потом раздумчиво проговорил: — Да, вроде бы действительно мы с тобой пересекались, парень в тех краях. И даже выпивали как-то в Могадишо, нет?

— Кальвадос, — напомнил ему Штайнер, и лёгкая улыбка на мгновение скользнула по губам немца.

— Точно! — обрадовался Иван Иванович и прищёлкнул пальцами свободной руки. — Отель "Бенадира", около порта, группа французов, медики, кажется...Ну и придумали же себе легенду — курам на смех! Да вас скорее за пулемётами можно было представить, чем за операционными столами! И кого только вы там обмануть пытались?

— Ну, так и вы мало на арабов походили, хотя и уверяли нас в обратном, — улыбнулся в ответ Штайнер. Но продолжать тему не стал, а сразу, что называется, взял быка за рога: — Майор, предлагаю объединить наши силы, пока личный состав ещё ... не в форме! Думаю, если мы не станем совершать резких телодвижений, то до утра нас не тронут. И тогда мы имеем хороший шанс попробовать разобраться во всём случившемся и попытаться привести наших парней в себя. Ну и есть ещё у меня такая уверенность, что других гостей не тронули, а значит, мы можем заручиться их поддержкой...

— Правильно! — идея Штайнера пришлась Ивану Ивановичу по душе. — На моего земляка, Андрея, вполне можно положиться. Эстелла — тоже девчонка боевая...

— Герр Новиков — ещё ладно, — вдруг озаботился немец, — а вот красавица кубинка... — он с сомнением пожевал губами. — Не знаю, не знаю...

— Ты плохо кубинцев знаешь, — успокоил Штайнера Иван Иванович. — Если он встанет на чью-то сторону, то вернее и надёжнее товарища — не найдёшь! Ты вот мне лучше про "топографов" скажи: они-то как?

— А чёрт их знает! — развёл руками Штайнер. — Их тоже могли обработать, как и наших. А если нет — почему бы и не взять в команду? По виду — парни толковые. А вот "гуманитарщики" эти у меня доверия отчего-то не вызывают. Какие-то они мутные, типичные "мафиози"...Я бы спиной к ним поостерёгся поворачиваться!

— Посмотрим по обстановке, — решительно произнёс Иван Иванович и слез со стола. — Оружия у вас нет, возьмёте фонарь — сойдёт за дубинку.

— Хорошо, — согласился немец. — Куда сейчас?

— К "топографам"! — распорядился Сидоров. Спустя несколько секунд две фигуры выскользнули из ангара и, низко пригибаясь, стремительно канули во тьму, сгустившуюся над колонией.

— — — — — —

Андрей бесшумной тенью скользнул в курительную комнату, мгновенно окинул помещение внимательным взглядом — и с удовлетворением констатировал про себя, что, оказывается, на его весьма продолжительное отсутствие, практически никто не обратил внимания. Да и кому это было нужно: обращать на него внимание? Присутствовавший здесь народ был занят куда более увлекательным делом: все горячо и громко спорили о чём-то. Поэтому, моментально сориентировавшись, Андрей тут же прикрыл за собой дверь, в два быстрых шага преодолел расстояние, отделявшее его от ближайшего свободного стула, который он немедленно и занял. После чего, напустив на себя равнодушный вид человека, давно уже тут сидящего и от этого слегка подуставшего, не спеша взял чашку с кофе и придвинул поближе к себе ящичек с сигарами. Закурил и прислушался к спорящим.

Зачинщиком — а точнее было бы сказать, провокатором, подогревшим градус разговора, выступил, как чуть позже сообразил Андрей, итальянец. Тот был ещё лис — хитрый, коварный и при этом донельзя обаятельный. Такому пальца в рот не клади — отхватит вместе с рукой и даже не поморщится! Но говорил вещи правильные, хотя и с ехидными подначками, от которых его оппонент — старший группы топографов Эрреро, в буквальном смысле слова лез на стенку. Остальные же участвовали в споре постольку-поскольку, ограничиваясь лишь одобрительными или же, наоборот, недовольными восклицаниями, а то и просто междометиями.

Андрей слушал эту перепалку со всё более возрастающим интересом, ибо тема оказалась неожиданно злободневной. Потому что касалась фашизма. И его корней. А начал разговор, как понял Новиков из азартных выкриков отдельных участников спора, топограф. Разумеется, с ловкой подачи Джелли.

Не сообразив, бедолага, в какую он яму влетел, молодой североамериканец (а то, что это был именно гражданин США, Андрей догадался ещё во время ужина, были детальки, которые умный человек просекает сразу: тут и некоторая бесцеремонность манер, и громкий голос, и пунктуальность, и упор на открытость и компетентность в темах разговора, и выдерживание определённой дистанции, ну и фенотип, естественно, куда ж от него, родимого, денешься — физиономия, характерная для обитателей восточного побережья Штатов) невероятно возбудился и с отчётливо прорезавшимся акцентом, мешая английскую речь с испанской "мовой", и даже не замечая этого, набросился на ехидно скалящегося Джелли. Брызгая слюной в лицо итальянца, Эрреро разве что не кричал на него:

— Это вы-то, "макаронники", считаете себя истинными творцами демократии?!!

— Разумеется, — пропуская мимо ушей обидного "макаронника", и демонстративно вытирая лицо белоснежным носовым платком, отвечал топографу Джелли. Видно было, что итальянец находится в хорошем расположении духа и что ему явно хочется сегодня по-хулиганить.

— Большего бреда мне слышать ещё не приходилось! — не сдавался Эрреро. Похоже, он уже исчерпал запас своих аргументов и держался теперь исключительно на эмоциях и ослином упрямстве: я прав, потому что я прав. И точка!

— А придётся! — хмыкнул в ответ Джелли и бросил на топографа снисходительный взгляд: — Вы, янки (а ведь вы точно из Штатов, дон Хавьер, я ж вашего брата издалека чую, можете не сомневаться!)...

— Я — не американец! — тут же поспешно открестился от своей национальной принадлежности Эрреро. И огрызнулся:— я — сандинист и революционер прежде всего. А они — вне всяких наций и народов!

На что Джелли с деланным равнодушием пожал плечами: — Да по мне хоть малаец, главное, что homo sapiens... Так вот, вы же не станете отрицать очевидного факта, что ваша страна появилась на свет, как овеществлённая утопия европейских гуманистов, которых вдохновил Великий Рим. Чьими наследником является итальянский народ. Вот где альфа и омега самой настоящей демократии! — Джелли патетически воздел вверх кулак и горделиво огляделся, любуясь: какое впечатление он произвёл на присутствующих. Надо отметить, не мог не признать Андрей, итальянец умел держать публику в своих руках. И направлять её энергию в нужную для себя сторону. Вон как посмеивается Эстелла, откровенно ухмыляется падре Джанаделио и едва сдерживается, чтобы не заржать в полный голос, гостеприимный герр Альтман. А вот Эрреро не видит или упрямо не хочет видеть, что его выставляют полным идиотом. Он, судя по всему, принимает всё всерьёз. Забыл, видимо, перед кем не стоит метать бисер. А ещё что-то там о христианских добродетелях пытался вякать и о регулярном и вдумчивом чтении Библии.

— Ну, не знаю, что там с альфой и омегой, — пренебрежительно фыркнул топограф, — может, что-то в США и скопировали у европейцев, но это лишь пошло на улучшение и дальнейшее развитие демократических свобод! Тем более, что эта страна всегда берёт самое лучшее от мира и творчески его переосмысливает. А вот вы, европейцы, некритически подходите к наследию своих предтеч и учителей, плохое ли, хорошее — всё валите в кучу... А потом ещё удивляетесь, что вместо прекрасных цветов, у вас в саду, — тут глаза Эрреро злорадно сверкнули, — так пышно распускаются сорняки!

— Это вы о чём, молодой человек?

— О фашизме! — торжествующе воскликнул Эрреро. — Уж здесь-то вы, итальянцы, были первыми в Европе... А вот США этой опасности избежал. Что? Или я опять не прав?

Личо взялся за подбородок и, как бы в задумчивости, произнёс: — Ну, это ещё смотря с какой стороны посмотреть на данную проблему. Возможно, мы и были первыми, но несмотря ни на что, очень быстро вырвали эту грязную страницу в своей истории и вновь вернулись к старой, доброй и испытанной демократии. И, уверяю вас, обратный дрейф — вряд ли возможен...А вот у вас, — он хитро прищурился, глядя в упор на топографа, — всё ещё впереди.

— Вздор! — надменно заявил оппонент.

— Ну, почему же, — сказал Джелли. — А создание комиссии по борьбе с антиамериканской деятельностью — это по вашему что?

— А что — создание комиссии? — не собирался уступать стремительно утрачиваемых позиций топограф. — Она ж не подменяла собой демократические институты Штатов, а всего лишь выполняла работу на узком — подчёркиваю! — узком и специфическом направлении! Ибо, что конкретно имелось под словом "антиамериканское"? Те личности и даже организации, которые финансировались из-за границы, и чья деятельность — явная или не очень, в данном случае, это не суть важно, могла оказать деструктивное воздействие на всё общество в целом. А как выполнила она свою задачу, то сразу же и свернула работу, вот и всё.

И топограф с победным видом взглянул на своего оппонента.

— Э-э, дон Хавьер, — протянул несколько разочарованным тоном Джелли и сочувственно покачал головой, — да вы, как я погляжу, не то, что в европейской, но и в истории собственной страны совершенно не разбираетесь. Даже на элементарном уровне! Ну откуда у вас подобная дикая смесь из разрозненных отрывков научно-популярных брошюр для детей пубертатного возраста, дешёвых газет и телевизионной рекламы? Школу хоть обычную закончили? И с какими оценками, позвольте полюбопытствовать?

— Не переживайте! — с видом исполненного самого глубокого презрения к собеседнику отозвался Эрреро. — И школа была, и оценки имелись хорошие, и даже в университете побывать пришлось. Правда, в техническом, — немного смутившись, пояснил он, но тут же снова встал, что называется, "в позу" и вызовом посмотрел на Джелли. — Но, между прочим, историю политических наук у нас там читали. И весьма неплохо. Насколько я могу судить!

— Да уж, — как-то неопределённо молвил итальянец, смерив топографа внимательным взглядом. — Это заметно. Ну, да ладно. Вернёмся же к нашим баранам. Ваша комиссия, — тут он — то ли намеренно, желая опять поддразнить топографа, то ли — просто увлёкшись и, не заметив как это у него вышло, начал ровным и размеренным голосом, словно профессор на лекции, объяснять своё видение ситуации, — как раз-то и была одним из тех мелких и незначительных — на первых взгляд, разумеется! — кирпичиков, из которых потом и воздвиглось отвратительное здание, именуемое сегодня "дружеским фашизмом"!

Переход к последним словам был настолько неожиданным для всех присутствовавших, что на какое-то время шум в курительной стих. А Джелли, довольный произведённым эффектом, откинулся на спинку своего стула, скрестил руки на груди (Личо, как заметил Андрей, вообще часто любил так делать — то ли подсознательно копировал Бонапарта, как и тот, желая для себя безраздельной власти, то ли это был у него просто такой защитный рефлекс, эдакая скрытая форма неприязни собеседника) и широко улыбнулся побагровевшему от злости топографу.

— Интересный термин, — заметила серьёзно Эстелла. — "Дружественный" — это как? Если подобный и существует в нашем мире, то, следуя элементарной логике, должна быть и его антитеза — то есть "недружественный фашизм". Но тогда для кого?

— Действительно, — тонко улыбнулся герр Альтманн. — Оригинальное понятие.Впервые слышу. Это ваше изобретение, дон Джелли?

— Ну что вы, я ж не политолог, — отказался от чужого авторства итальянец. — Этот термин предложил мой хороший знакомый, кстати, ваш соотечественник, дон Хавьер, Бертрам Гросс. Он, так сказать, широко известен в определенных узких кругах. Занимается историей и геополитикой. Консультирует президентов некоторых, — он выделил это слово, — государств. В этом году он выпустил книгу "Friendly Fascism: Tht New Face of Power in Amerika" ("Дружественный фашизм: Новый облик власти в Америке"), в которой он подробно и весьма аргументированно описывает формирование именно в Штатах в конце 20 столетия новой формы фашизма и его социальной политики. Как он считате, в силу определённых особенностей США её властная элита, которая включает в себя корпорации, правительство и военные круги, всё больше начинает применять для управлдения обществом приёмы "дружелюбного убеждения". Всё это прооисходит на фоне укрепления в стране двух прямо противоположных друг другу тенденций. С одной стороны — это концентрация власти и богатства в руках госаппарата и крупного финансового капитала, порождающая новые и более изощрённые методики управления страной. Причём, не через классические формы: типа репрессий против инакомыслящих, внешней экспансии, явной пропаганды в пользу одобрения всех действий правящего режима, а с помощью тонких технологий в сфере СМИ, контроля за политическими движениями, лоббизм, межэтнические конфликты, кредитование широких масс на льнотных условиях за примерное поведение... Другая тенденция: это стремление отдельных лиц и групп населения ко всё большему участию в решении проблем, касающихся как их лично, так и других людей. Вот это Гросс и называет собственно "дружественным фашизмом". По сути, это новый тоталитаризм постиндустриального периода.

— Браво! — герр Альтманн пару раз хлопнул в ладоши и повернулся к Новикову: — А что по этому поводу скажет наш советский друг?

Взгляды всех присутствовавших, как по команде, скрестились на Андрее. Тот ответил не сразу: сделал большой глоток кофе из чашки, на мгновение прикрыл веки, мысленно похвалив про себя главу колонии ("Великолепный вкус, спасибо, герр Альтманн! Ваши люди оказывается умеют не только отменно стрелять, но и готовить настоящий напиток богов..." — но ) и лишь потом ответил по существу:

— Марксистская историография и политическая история понимают под фашизмом, — он процитировал по памяти, вбитые ещё с вузовских лекций классические строчки: — "Политическое течение, возникшее в период общего кризиса капитализма и выражающее интересы наиболее реакционных и агрессивных сил империалистической буржуазии. Фашизм активно использует в своих интересах колебания в сторону реакции различных слоёв мелкой буржуазии и деклассированных элементов. Фашизм у власти — открыто террористическая диктатура, направленная на подавление всех демократических свобод и прогрессивных общественных движений. Идеология фашизма — воинствующий антикоммунизм, расизм, шовинизм, насилие, культ вождя, тотальная власть государства, всеобщий контроль над личностью, милитаризация всех сфер жизни общества, агрессия..." Ну и так далее.

— В принципе, вполне достойное определение, — сказал Джелли, благодарно кивая замолчавшему Андрею. — Но хочу, правда, отметить, что оно не совсем полное, поскольку, как можно было убедиться из событий не столь давнего прошлого, фашистов Италии поддерживал почти весь народ, все страты общества, тоже наблюдалось и у германских нацистов, и у португаллцев, в их Новом государстве. Кроме того, мой друг, кто вам сказал, что капитализм вступил в период кризиса? Это нормальное явление. Как в той же болезни: когда организм заболевает, то наступающий кризис предвещает выздоровление...

— Или смерть, — спокойно добавил Андрей.

— Бывает и такое, — сказал Джелли. — Но это скорее исключение, чем правило. Мелкая статистическая погрешность, отнюдь не влияющая на общую картину происходящего. И ещё. Ваши идеологи и философы почему-то вбили себе в голову, что капитализм — это общественно-экономическая формация. Хотя она скорее всего способ производства, характерный для определённого уровня развития науки и промышленности. Не более того. Гросс, кстати, упоминал о подобном определении фашизма. Только относил его к классическому. А "дружественный" — совсем новое явление. Только не путайте его с неофашизмом! Это всего-навсего всё тот же "классический фашизм", не имеющий большой поддержки среди населения и крайне нестабильный.

Кто-то попробовал возразить, но кто — Андрей не успел заметить, потому что отвлёкся, почувствовав возле своей шеи тёплое дыхание, он повернул чуть голову в том направлении и в его ноздри ударил пьянящий и сводящий с ума запах женщины, которая хочет мужчину, сейчас и немедленно, и противиться этому чувтсву — значит было изменить самому себе, да и противиться не хотелось, не было ни сил, ни желаний таких!.. И спустя миллионы и миллиарды столетий, уместившимися между несколькими ударами сердца, до Андрея донёсся тихий, волнующий голос, в котором звучала лёгкая сексуальная хрипотца:

— Компаньеро, тебе не кажется, что разговоры о политике можно отложить и на потом?

Глаза Эстеллы, как два больших, бездонных омута, казалось затягивали в себя время, пространство и всю Вселенную, сузившуюся до узкого пятачка в этой комнате, в котором ни для кого не было места, кроме них, двоих.

Словно во сне Андрей встал со стула, кубинка тут же завладела его правой ладонью и молча, но настойчиво повлекла к выходу. Их уход остался незамеченным для всех. Правда, в коридоре, словно из воздуха, рядом материализовались двое "горилл", что сопровождали гостей в этот "дом культурного отдыха". Один из "горилл" вопросительно взглянул на Эстеллу и девушка повелительно бросила ему:

— Мы — к себе. Проводите нас.

"Горилла" молча наклонил голову и зашагал, не оглядываясь, вперёд. Его напарник остался стоять у дверей курительной.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3:

Прим. N 17 — "Верде оливо" ("Зелёная олива"): военная форма защитного цвета, популярная в странах Латинской Америки в вооружённых силах, у партизан и в полиции.

Прим. N 18 — "Оружие на крючок" (реальная история! В середине 2000-ых автор лично был свидетелем аналогичного случая, правда, произошедшего не в Центральной Америке, а в Скандинавии: будучи в командировке, в Норвегии, в Вадсё, зашёл в один из ресторанчиков, чтобы с подружкой выпить там кофейку; в это же время туда прошли двое местных военных, повесили в раздевалке на крючки вешалок для одежды свои автоматы и направились далее в зал, обедать).

Прим. N 19 — "Мельхиор" ("Немецкое серебро"): "... (искаженное от фр. Maillot-Chorier) — является сплавом меди с никелем, иногда с добавками железа и марганца. Обычно в состав мельхиора входит 5 — 30 % никеля, порядка 0,8 % железа и около 1 % марганца, хотя в отдельных случаях он отличается от этих пропорций... );

— "Нейзильбер" ("Китайское серебро" или "Новое серебро"): "Нейзильбер — это сплав, содержащий медь (40-82%), никель (5-15%) и цинк (13-45%). Внешне нейзильбер практически невозможно отличить от серебра. Цвет сплава — серебристый. Чем больше содержание никеля в сплаве, тем белее сплав, может быть с зеленоватым или синеватым оттенком.

Название сплава происходит от немецкого слова "Neusilber", что в буквальном переводе означает "новое серебро". Впервые изделия из нейзильбера под названием "пакфонг" были завезены в Европу из Китая еще в 18 в. В 19 в. изделия из нейзильбера начали покрывать серебром. Называли этот сплав китайским серебром. ;

Прим. N 20 — Морли Эдуард Каллахэн: канадский писатель, писал на английском языке. Родился в 1903 году в Торонто в семье ирландских переселенцев. По образованию юрист. В 1925, будучи студентом, стал редактором газеты "Toronto Daily Star" ("Дневная звезда Торонто"). Хемингуэй, который сотрудничал в те годы с этим изданием, посоветовал Каллахэну заняться литературным трудом. И первый же роман "Странный беглец", изданный в 1928 году, принес Морли известность. Основные герои — люди, которые никак не могут приспособиться к жизни в современном обществе. Творчество Каллахэна было проникнуто христианскими мотивами. Немалый резонанс вызвала его книга воспоминаний об известных литераторах: Хемингуэе, Фицджеральде и других ("То лето в Париже").

Критики сравнивали Каллахэна с Чеховым и Хемингуэем. Скончался в 1990 году.

Прим. N 21 — "Специально Хэм его подставил..." (реальный случай, о котором Каллахэн упоминает в своей книге "То лето в Париже"; Каллахэн принял вызов Хемингуэя на боксёрский поединок, так как в тот период во французской столице эта пара была постоянными спарринг-партнерами в Американском Клубе Парижа. Будучи более лучшим боксером, Каллахэн нокаутрировал Хемингуэя. Тот же посчитал, что это произошло из-за того, что Фитцджеральд, бывший на этом поединке рефери, специально затянул время боя. Хемингуэй очень обиделся в тот период на Фитцджеральда и Каллахэна).

Прим. N 22 — "Пол и характер" (название статьи Новикова — аллюзия на работу немецкого психиатра Отто Вейнингера "Пол и характер"; Отто Вейнингер — известный австрийский философ и психолог, даты жизни — 3 апреля 1880 г. — 4 октября 1903 г.; родился в богатой еврейской семье, В 1898 году поступил на философский факультет Венского университета, закончил его с отличием, защитив докторскую диссертацию на тему бисексуальности, после этого принял протестантизм; демонстративно ушел из жизни, покончив с собой в том самом гостиничном номере, в котором скончался Бетховен; возможными причинами самоубийства Вейнингера его современники называли "конфликт между проповедуемым им аскетизмом и собственной чувственностью", а с другой стороны, самоубийство ученого некоторые исследователи его творчества причисляли к так называемым "случаям суицида из-за комплекса культурной неполноценности"; главной работой его жизни является труд "Пол и характер" , который представляет собой наиболее исследование "мужского" и "женского" начал; первому, по мнению автора книги, присущ высокий уровень развития сознания, высокоморальное поведение, созидание и аскеза, а вот второе является выразителем крайне примитивной модели сознания, непродуктивно, безнравственно и очень чувственно; носителями женского начала, считал Вейнингер, помимо собственно женщин выступают также и мужчины — евреи и негры...);

Прим. N 23: — Рокуэлл Кент: (американский художник, писатель и общественный деятель, в 1962 году удостоен звания почетного члена Академии художеств СССР. Родился в 1882 года в городе Тарритаун. Представитель реализма в живописи, свое творчество Рокуэлл Кент посвятил жизни народов Гренландии, Аляски, к суровой и могучей, не тронутой цивилизацией природе северных стран. Скончался в 1971 году),

— Фредерик Чёрч: (родился в 1826 году в богатой семье. Много работал на природе, делал этюды с весны по осень, а завершал и продавал их зимой. Много путешествовал по Южной Америке, создал серию горных пейзажей. Входил в так называемую "Школу реки Гудзон". Практически все произведения Чёрча — это пейзажи монументальных форм, в большинстве своём окрашенные в драматические оттенки красного цвета. Считался одним из успешных и дорогих живописцев в США.

Скончался в 1900 году).

Прим. N 24 — "Паблисити" (от англ. publicity — публичность, гласность, реклама) — данный термин имеет два значения. Во-первых, это собственно сама реклама как такова. Во-вторых, это деловые связи в целом, которые направлены на негласное стимулирование спроса на товары, услуги или конкретную персону в СМИ через распространение важных, эксклюзивных или скандальных сведений о них);

Прим. N 25 — "Римский клуб": (международная общественная организация, создатели — итальянский промышленником Аурелио Печчеи (стал его первым президентом) и генеральный директор по вопросам науки ОЭСР Александр Кинг. Возник в 1968 году, как объединение представителей мировой политической, финансовой, культурной и научной элиты. Клуб внёс большой вклад в изучение перспектив развития биосферы и пропаганду идеи гармонизации отношений человека и природы. Основная задача — привлечение внимания мировой общественности к глобальным проблемам современности. Главный механизм — доклады по наиболее актуальным "вызовам цивилизации", заказываемые Клубом. Этот заказ определяет лишь одну тему и финансирование, но не давление на исполнителей, которые пользуются в своих исследованиях полной свободой и независимостью. Получив готовый доклад, Клуб рассматривает и утверждает его в ходе ежегодной конференции, нередко в присутствии широкой публики — представителей общественности, науки, политических деятелей, прессы. А затем распространяет результаты исследований и устраивая их обсуждение в разных аудиториях и странах мира. Некоторые отечественные конспирологи считают Клуб одним из каналов негласного подчинения СССР — а потом и РФ, тайному "теневому правительству мира". В разное время действительными членами клуба были академики РАН Гвишиани, Фёдоров, Примаков, Логунов, Садовничий, писатель Айтматов. Почётными членами также являлись Горбачёв и Патон.);

Прим. N 26 — "Бильдерберги": (члены "Бильдербергского Клуба" — так называется международная мондиалистская (от франц. monde — "мир", т. е. связанная с идеологией слияния всех стран и народов в общепланетарное государственное образование, в котором будет царить единое "мировое правительство" и где будут уничтожены расовые, религиозные, этнические, национальные и культурные границы; синонимы — "новый мировой порядок" и "глобализм") организация, ставящая своей целью координацию действий определённых олигархических групп в различных сферах (политических, экономических, научных и прочих) жизни разных стран по установлению в них т. н. "нового мирового порядка"; была создана в мае 1954 года в голландском городке Остербеке; в организацию входит примерно 130 участников, большая часть которых — это влиятельные люди из мира политики, науки, бизнеса и банковского дела, а также — главы ведущих западных СМИ; вход на заседания только по личным приглашениям, одна треть членов клуба — американцы, а остальные — европейцы и азиаты (японцы, корейцы, сингапурцы, тайваньские и гонкогские китайцы); заседания клуба проходят ежегодно, в отчетах докладчики по ряду вопросах обозначаются только по имени своей страны, основное количество участников отбирается специальным Международным оргкомитетом; заседания клуба проходят всегда по особым приглашениям, не афишируются, даты их созыва в печати не оглашаются, а организацию сосбственно самих заседаний и безопасность участников обеспечивает та страна, на территории которой собираются билдербергеры; кстати, от Российской Федерации в разное время на заседаниях присутствовали Григорий Явлинский и Лилия Шевцова, а Анатолий Чубайс приглашался даже дважды: с 14 по 17 мая 1998 года (заседание клуба в Тернбэри, Шотландия) и в 2012 году, в 2011 году в работе клуба участвовал и глава ОАО "Северсталь" Алексей Мордашов);

Прим. N 27 — "Речь в Фултоне": (имеется в виду знаменитое выступление Уинстона Черчилля, произнесённая им 5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури, США. В СССР считалась началом политики "холодной войны". В момент произнесения речи Черчилль уже не был премьер-министром Великобритании, поскольку после поражения консервативной партии на выборах 5 июля 1945 года он возглавил оппозицию. В США же он находился как частное лицо, на правах простого отдыхающего);

Прим. N 28 — "Собрание в Вудстоке": (очередная встреча членов Бильдербергского Клуба. Она прошла в 1971 году в Вудстоке, штат Вирджиния, в США. Перед встречей принц Нидерландов Бернхард заявил, что её темой станет изменение мировой роли Соединенных Штатов. Почти сразу же после конференции Киссинджер выехал в КНР, дабы установить с ней более тесные торговые отношения, ы мире разразился международный валютный кризис, который вызвал обесценивание доллара на 8.5 % (что принесло большую прибыль тем, кто успел перевести деньги в европейскую валюту);

Прим. N 29 — "Мориса Тореза": (старейший и прославленный Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза (в разговорном — "ИнЯз"), является крупнейшим вузом страны в области языкознания. Его специалисты в советское время часто попадали на работу в КГБ, ГРУ, а также на военную или дипломатическую службу);

Прим. N 30 — "Советские торгпредства и представительства "Аэрофлота" за рубежём..." (речь идёт о том, что с середины 20-го века и до конца восьмидесятых примерно годов в зарубежных офисах этих советских организаций часто устраивали взрывы различные террористические структуры. Одна из широко распространённых на Западе версий связывает это с тем, что данные представительства служили удобными "крышами" для агентур КГБ и ГРУ);

Прим. N 31 — Теофило Стивенсон и Пётр Заев: (знаменитые боксёры — первый кубинский, второй — советский, их известный бой прошёл в августе 1980 года. Заев тогда атаковал, уходя от длинных рук соперника, и наносил тому разящие удары, когда позволяла обстановка. Как казалось зрителям, наш спортсмен должен был победить кубинца по очкам. Однако судьи вынесли своё решение в пользу Стивенсона. Только один из пяти судей — представитель Никарагуа, отдал победу Заеву);

Прим. N 32 — СИСДЕ: (итальянская спецслужба. Появилась на свет в 1977 году в результате раздела единой спецслужбы СИД на два независимых ведомства: СИСМИ (военная разведка) и СИСДЕ (служба безопасности);

Прим. N 33 — Доктор Боннагура: (Алессандро Боннагура — одна из значимых персон в итальянской спецслужбе СИСДЕ. Отмечались его тесные связи с лицами, замешанными в покушение на Папу Римского, и контакты с ближайшим окружением Личо Джелли. Возможно, был близко знаком и с самим "великим магистром");

Прим. N 34 — "Паладин": (ультраправая политическая организация, созданная в 1970 году Отто Скорцени, в городе Альбуферета, недалеко от Альбуканте, на юге Испании. Была тесно связана со Всемирной антикоммунистической Лигой, позиционировала себя, как военизированное крыло этой организации. Группа также плотно контактировала с франкистской Испанией, салазаровской Португалией, греческим режимом "Черных полковников", с французскими, итальянскими и натовскими спецслужбами, а также ливийской разведкой);

Прим. N 35 — ЭТА: ("Страна басков и свобода") — баскская леворадикальная и националистическая организация сепаратистов, выступающая за независимость Страны басков — региона, расположенного на севере Испании и юго-западе Франции. Была создана в 1959 году. С начала 60-ых годов прошлого века стала проводить теракты, как в самой Испании, так и за пределами страны);

Прим. N 36 — Спинола: (имеется в виду Антониу Себаштьян Рибейру ди Спинола — португальский политический и военный деятель. Родился в 1910 году в местечке Эштремош, Португалия. Был губернатором Португальской Гвинеи в 1968 — 1973 годах, Президентом Португальской республики в 1974 году. Рассчитывая на то, что его поддержит почти вся армия, весной 1975 года Спинола попытался совершить государственный переворот, дабы предотвратить переход Португалии к социализму. Однако переворот не удался и не получил поддержки офицерского корпуса. В итоге Спинола с группой верных ему офицеров на вертолёте бежал в Испанию. Находясь в изгнании, снова попытался свергнуть правительство Португалии, но и оно не удалось. После чего отошёл от политической деятельности и вернулся на родину. Умер в 1996 году, в Лиссабоне);

Прим. N 37 — фон Шуберт: (речь идёт о докторе Герхарде Хармуте фон Шуберте, бывшем сотруднике министерства пропаганды Третьего рейха. После смерти Скорценив 1976 году занял его место в руководстве группой "Паладин");

Прим. N 38 — "Джунта": (в Италии так называются органы исполнительной власти, ещё — это слово означает "Организация", а еще так, по версии автора, именуется "личная ложа" Личо Джелли);

Прим. N 39 — "Разгибал пальцы..." — особенности национального характера некоторых народов мира — так, русские при счёте загибают пальцы, а европейцы, к примеру, те же немцы, их разгибают, предварительно сжав в кулак);

Прим. N 40 — Анте Павелич: (хорватский политический и государственный деятель радикального националистического направления. Родился в 1889 году. Основатель и лидер фашистской организации усташей (1929 — 1945). В 1941 — 1945 годах диктатор ("Поглавник") Независимого государства Хорватия, основанного в апреле 1941 года при военной и политической поддержке стран "оси".

В 1915 — 1929 годах секретарь Хорватской партии права. По образованию и профессии адвокат.

В период правления Павелича на территории НГХ проводилась политика геноцида и дискриминации по отношению к сербам, евреям и цыганам, так же практиковался террор в отношении противников режима усташей. Хорватское правительство оставалось верным союзником Третьего рейха вплоть до окончания Второй мировой войны. Также направляло свои вооружённые формирования против СССР. В мае 1945 года Павелич бежал из страны, чтобы избежать репатриации. Скрывался в Австрии, Италии, Аргентине, Испании. В том же году заочно приговорён югославским народным судом к смертной казни. В эмиграции Павелич продолжил политическую деятельность. Был основателем партии "Хорватское освободительное движение". Скончался в 1959 году в Мадриде);

Прим. N 41 — ОДЕССА (с нем. "Organisation Der Ehemaligen SS-AngehЖrigen" — "Организация бывших членов СС") — международная нацистская организация, основанная после Второй мировой войны бывшими членами СС. Цель — установить связи и помочь спрятаться от уголовного преследования и суда тех бывших эсесовцев, кто был объявлен в розыск органами правопорядка. В основном, члены ODESSA стремились покинуть Германию и уехать в страны арабского Востока или Латинской Америки. Группа имела своих людей в Аргентине, Египте, Бразилии, Германии, Италии, Швейцарии и Ватикане. Бывший оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени и некоторые другие известные нацисты подозревались в связях с этой организацией, но она так и не была доказана);

Прим. N 42 — "Тито простил Джеллли...": (14 января 1953 года маршал Тито стал президентом Югославии. До сих пор многие историки говорят о том, что он строил социализм, опираясь на золото королевской династии Карагеоргиевичей. А когда эти деньги кончились, Югославия, дескать, и развалилась на части

Крупный деятель Коммунистического Интернационала Морис Торез и лидер СССР Иосиф Сталин передали маршалу огромное состояние Королевства Югославии. Таинственная история с золотым запасом Карагеоргиевичей началась весною 1941 года, когда самолеты "Люфтваффе" ежедневно сбрасывали на Белград тысячи авиабомб. Всем было ясно, что Гитлер постарается взять местный золотой запас. И тогда король Югославии Петар Карагеоргиевич вместе со своим новым правительством решает вывезти его из столицы — сначала в Черногорию, а затем в Египет. 60 тонн драгоценного металла было упаковано в 1300 деревянных чемоданов. Специальный поезд, состоящий из 57 вагонов, с соблюдением всех мер предосторожности отправился в путь. Ровно месяц понадобился "золотому эшелону", чтобы добраться до порта Котор на Адриатике. Вместе с госзапасом Петар Карагеоргиевич и его свита вывезли немало личных драгоценностей и валюты. Перегрузить золото на корабль не удалось: итальянские фашисты уже практически оккупировали Черногорию. В горах, где когда-то гайдуки скрывали награбленное, была найдена пещера, куда и спрятали все 60 тонн золота Королевства Югославии. Король Петар, взяв с собою лишь мелочь на личные расходы, бежал в Лондон. До 1943 года итальянцы были уверены, что золото увезли в Египет, но кто-то навел фашистов на пещеру. Муссолини тут же дал команду переправить золото в Рим, естественно, не поставив об этом в известность своего соратника Адольфа Гитлера. Операцию возглавил молодой фашист Личо Джелли, который в специальном санитарном поезде, где находились якобы зараженные оспой 73 солдата, минуя гитлеровские кордоны, добрался до Триеста. Там он официально передал 8 тонн драгметалла управляющему итальянского государственного банка, а оставшиеся 52 тонны утаил. В конце 1944 года Джелли встретился с лидером итальянских коммунистов, большим другом Сталина Пальмиро Тольятти. Он в то время был членом коалиционного правительства Италии. Товарищ Тольятти ходатайствовал о реабилитации бывшего фашиста, за что Джелли сдал Пальмиро Тольятти еще 27 тонн золота. Он ни словом не обмолвился, что украл в Югославии 60 тонн и прикарманил себе весь остаток — 25 тонн драгоценностей. После окончания Второй мировой войны Пальмиро Тольятти передал "подарок" Личо Джелли новому хозяину Югославии Иосипу Броз Тито. После ссоры с Москвой в 1948 году Тито еще безвозмездно получил от США 30 миллиардов долларов. До конца своих дней маршал Тито боготворил золото, он обожал драгоценности и роскошь. Личо Джелли пережил всех своих хозяев. В апреле этого года ему исполнится 94 года. После войны Джелли стал владельцем типографии в Пистойе, а затем занялся мебельным бизнесом);

Прим. N 43 — Владимир Леви: (популярный советский и российский писатель, врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук. Автор известных книг по психологии личности и самосовершенствованию человека — "Охота за мыслью", "Искусство быть собой", "Искусство быть другим" и прочими);

Прим. N 44 — "Повелитель мух": (знаменитый дебютный роман-аллегория лауреата Нобелевской премии по литературе (1983) Уильяма Голдинга. Вышел в 1954 году. В СССР на русском языке роман был впервые опубликован в начале 70-х годов в журнале "Вокруг света". Роман был задуман как иронический комментарий к "Коралловому острову" — приключенческой робинзонаде, в котором воспевались в духе оптимизма имперские идеи викторианской Англии. Сюжет таков: в военное время в результате авиакатастрофы на необитаемом острове оказывается группа детей, эвакуированных из Англии. Среди них выделяются два лидера: Ральф и Джек. Один — рассудительный и толковый парнишка, очень дружелюбен, второй — старостой церковного хора и непререкаемый авторитет у хористов. Джек создаёт из них группу "охотников", Ральф — призывает не забывать цивилизацию. В то время, как "охотники" превращаются в дикарей. В итоге — что символично! — детей спасают взрослые — военные моряки. Роман исследует истоки моральной деградации цивилизованного общества, оказавшегося в природных, диких условиях, он наглядно показывает, что развитая культура — всего лишь тонкая плёнка над бездной тёмного провала дикости);

Прим. N 45 — "ЛЛИ": ("Летний Лингвистический Институт" — гуманитарная организация, располагает филиалами более чем в 30 странах мира. Официально занимается переводом библии на разные языки и наречия, неофициально — как подозревают многие исследователи — была прикрытием для агентов ЦРУ и крупных корпораций США, искавших с помощью волонтёров "ЛЛИ" месторождения полезных ископаемых и нефти);

Прим. N 46 — "Брухо": ("Брухос" — так в Латинской Америки именуют колдунов у индейских племён, порой заменяют им психотерапевтов и лекарей. Отношение современной науки к практике настоящих брухо неоднозначно, но во многом отдают им должное, как эмпирическим специалистам, накопившем полезные знания за сотни и тысячи лет их существования);

Прим. N 47 — Боб Денар: (знаменитый французский наёмник. Родился в крестьянской семье. В 1944 году участвовал в Сопротивлении. Проходил военно-морскую службу во Французском Индокитае, участвовал в колониальной войне, но был уволен за драку. После демобилизации работал оператором бытовой техники, служил в полиции Французского Марокко. Крайне правые политические взгляды. Имел тесные связи с французскими спецслужбами. Прославился операциями вооружёнными акциями и участием в переворотах в таких странах, как Конго, Йемен, Габон, Гвинея, Бенин, Родезия, Ангола, Нигерия и Коморские острова);

Прим. N 48 — ИРА: (Ирландская Республиканская Армия, сепаратистская террористическая организация, целью которой — полная независимость Северной Ирландии от Соединённого Королевства и воссоединение первой с Республикой Ирландией.

В своей деятельности опирается на поддержку части католического населения Северной Ирландии. Основными своими противниками считает сторонников сохранения провинции в составе Соединённого Королевства. Противостоит как британским силовым структурам, так и протестантским военизированным группировкам);

Прим. N 49 — "Час "Ч" и день "Д"(военные термины, обозначающие время — конкретный час и день, начала какой-либо спецоперации, боевых действий или высадки десанта);

(Прим. отдельное — где-то сбился с нумерацией примечаний и упустил отметку по "ДГИ" (Direction General de Intelligencia — Генеральная дирекция разведки) — главная спецслужба Кубы. Располагалась в комплексе "Марита" на бульваре Сан-Мигель в Гаване. Была организована при активной помощи специалистов из советского КГБ в 1961 году по образу и подобию последнего. Имела схожую структуру — отделы внешней разведки, следственный, контрразведки, оперативный и другие. Наиболее знамениты два отдела — "Г-2" (ведал борьбой с инакомыслящими и оппозицией внутри страны, скопирован с пятого главка КГБ) и "Г-13" (тайные операции за рубежом и связи с левыми организациями в мире, поддержка левых партизанских движений). В 1965 году, правда, "Г-13" был выделен из структуры ДГИ и реорганизован в самостоятельную спецслужбу — Управление Америки. Функции же остались прежними).

Прим. N 50 — "Пиплз Темпл" (религиозная секта, обосновавшаяся в посёлке Джонстаун в Гайане. 18 ноября 1978 года ее члены совершили массовое самоубийство. По одной из версий — в этом были виноваты агенты ЦРУ, которые контролировали секту и проводили над её членами опыты по контролю над сознанием).

Прим. N 51 — реальный случай.

Часть 4.

— — —

"Я ступал в тот след горячий.

Я там был. Я жил тогда..."

(Александр Твардовский).

— — —

"Оттого вы и кончитесь, что

сначала стреляете, а потом

спрашиваете..."

("Чевенгур", Андрей Платонов).

— — — —

"Что будет завтра? Завтра просто нет —

Ни времени, ни стен, ни голосов...

Лишь освещает тусклый лунный свет

Застывший циферблат немых часов."

("Стеклянный мир", Елена Леонова).

— — — —

"Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть..."

("Красною кистью...",

Марина Цветаева).

Глава 1.

Они остановились у ангара, где разместили "топографов". Иван Иванович нацелил на дверь пистолет, выждал несколько секунд, после чего кивнул Штайнеру. Тот аккуратно распахнул дверь и, резко упав вниз, вкатился, в помещение. Спустя некоторое мгновение кашлянул и тихо проговорил:

— Чисто!

Сидоров, быстро втёк в ангар, настороженно направляя по сторонам оружие. Но всё было спокойно. Штайнер поднялся с пола:

— Здесь никого нет — и мне это очень не нравится.

— Мне — тоже! — сухо обронил Сидоров. — Дайте свет!

Руди послушно врубил фонарик и быстро провёл лучом — слева направо, а затем по полу. Ни признаков драки, никакого снаряжения. Кровати аккуратно разобраны. Хотя следы того, что здесь недавно были люди — наличествовали: в помещении чувствовался запах табака, на полу, почти у самой двери валялся кусочек выплюнутой жевательной резинки, стулья возле стола были сдвинуты немного в стороны. Да и мусорная корзинка где-то на треть была заполнена остатками еды, окурками сигарет и использованной туалетной бумагой.

— Они ушли сами, спокойно, их никто не усыплял, — вслух обозначил очевидные вещи Руди и повернулся к Иван Ивановичу — луч от фонарика бил в грудь немца и частично выхватывал из темноты шею и нижнюю челюсть, не задевая верхней части головы, так что создавалось впечатление, что шевелящиеся губы и подбородок будто живут своей самостоятельной жизнью или принадлежат какому-то жутковатому монстру из средневековых европейских легенд. — А это означает что? — Иван Иванович продолжал молчать и Руди закончил свою мысль сам: — Что господа якобы военные топографы — кстати, обратили внимание, майор, среди них ни одного латиноса, сплошь европейцы! Ясно, что волонтёры или наёмники! И что в какой-то мере они в сговоре с руководством колонии. Что будем делать?

Сидоров долго не думал: — Идёмте к Новикову. Но также осторожно и тихо.

— Нет, буду шуметь, как слон в посудной лавке! — огрызнулся в ответ почему-то внезапно пришедший в раздражение немец. Видимо, олимпийское спокойствие временного союзника нервировало его, рождая вполне понятные подозрения, что Сидоров не все свои козыри достал из рукавов. Но и у Руди, справедливости ради стоит отметить, тоже было кое-что припрятано на "чёрный день". Так что они были в равных положениях.

До дома, в котором Новикову, кубинке и Джелли были отведены отдельные номера, они добрались без помех. Здесь тоже было тихо, все окна глядели на них чёрными провалами и лишь в одном, на втором этаже, горел слабый свет.

— Засада? — спросил шёпотом немец.

— Не думаю, но мы туда пойдём не сразу, — сказал Сидоров. И добавил странную фразу, смысла которой Штайнер не понял (наверное, мимолетно подумал он про себя, русский сейчас процитировал кого-то из классиков марксизма): — Потому что нормальные герои всегда идут в обход!

И стал почему-то осторожно обходить дом. Руди, секунду поколебавшись, пожал плечами и двинулся за ним следом. А что ещё ему оставалось делать? Не спорить же по поводу того, кто в их компании главный? Тем более, что до сего момента русский подавал вполне разумные предложения: как им дальше поступать.

Только когда на противоположной стороне дома они наткнулись на вторую дверь, немец сообразил, что это был запасной выход. И не мог не признать мудрости своего компаньона о том, что в ситуации навроде той, в которой они сейчас очутились, было бы крайне глупо соваться куда-либо через центральные входы. С тыла оно как-то всегда бывало по-надёжнее. Если, конечно, твёрдо знать, что противник и там не выставил свою охрану. Ну, тут уж ничего не поделаешь, приходилось рисковать!

Дверь бесшумно подалась назад (видимо, в "Нуэва Бавариа" серьёзно, с основательной немецкой педантичностью поддерживали состояние дверных петель в должном порядке, не жалея ни сил, ни средств на их смазку), и Сидоров со Штайнером друг за другом проникли сначала в узкий тамбур. А уже из него перешли в длинный, тёмный коридор, куда выходили двери, ведущие в гостевые комнаты. Никакой засады и даже самого завалящего консьержа здесь, конечно же, не оказалось. Да и зачем они была нужна при таком-то серьёзно охраняемом внешнем периметре?

— Кажется, это здесь, — насчитал нужную ему дверь Сидоров. Оба гостя некоторое время вслушивались в тишину — но из комнаты не доносилось ни звука. Тогда Штайнер осторожно постучал в дверь, выждал паузу и повторил попытку. Никакой ответной реакции.

— Андрей Дмитриевич! — подал голос Иван Иванович. — Это свои, откройте нам, пожалуйста, есть крайне важное дело.

Пустое! Либо в комнате действительно никого не было, либо они пришли поздно. А жаль! За те немногие дни, что Иван Иванович провёл вместе с журналистом, парень ему понравился: открытый, честный, компанейский и умный человек, совсем не похожий на тех комсомольских функционеров, с которыми Сидорову доводилось сталкиваться. Не карьерист и не сволочь. Немного, правда, себе на уме, так это только на пользу! Да и кто из нас, сознайтесь, бывает полностью откровенен с полузнакомыми людьми?

Штайнер подёргал дверь, та не поддалась.

— Заперта! — сожалеючи проговорил он. И тронул Иван Ивановича за плечо. Шепнул, когда тот обернулся: — У вас ничего нет при себе... такого... специфического для открывания?

"Ишь, какие мы деликатные! — фыркнул про себя Сидоров. — Немчура — он есть немчура! Цивилизованная, мля, нация, не то, что мы, северные варвары..." Но ответил спокойно:

— Я что с собой комплект отмычек ношу?

— А ножом — не умеете? У меня есть швейцарский, — озабоченно предложил Руди. — Там несколько лезвий, может — подойдут?

"Ага, у нас оказывается с собой и ножичек имеется! А чего тогда помалкивал, друг ты мой ситный? Ладно, не будем сейчас разборки устраивать, но на будущее припомним. Если, конечно, будет, кому и что припоминать," — самокритично признался самому себе Иван Иванович. — Я не слесарь и не взломщик. В другом специалист...

— Жаль! Я вот тоже — в иных сферах специализируюсь, — огорчился Руди. — Тогда — к прелестнице кубинке?

— Если б только знать, куда ее заселили, — проворчал Иван Иванович, но всё же припомнил место обитания девушки — как раз третье по счёту от комнаты Новикова.

Здесь Фортуна наконец-то соизволила им улыбнуться: через тонкую филёнку двери можно было расслышать два тихих голоса: мужской и женский. Звучал лёгкий смех, потом звякнуло стекло. Пьют, понял Сидоров, и машинально облизнул губы. Он тоже был бы сейчас не прочь принять на грудь граммов так сто-сто пятьдесят чего-либо посущественнее пива или вина.

Постучался — и в номере тот час замолчали. Потом раздались осторожные шаги, что-то щёлкнуло (пистолет с предохранителя сняли!) — и голос кубинки тихо спросил:

— Кто?

— Свои! — шепнул в ответ Иван Иванович. — Это — Сидоров. Надо поговорить, сеньорита, мы кажется вляпались в большое дерьмо...

— Я сейчас, — ответила женщина — и в ее голосе майор не уловил ни малейших следов страха или тревоги, как будто бы для Эстеллы это было привычном делом: принимать посреди ночи малознакомых ей мужчин. — Подождите немного, я только оденусь.

Наконец дверь открылась и девушка отступила вглубь комнаты, пропуская Штайнера и Сидорова.

Горел в изголовье большой кровати, притаившейся в дальнем углу номера маленький ночник, дававший интимное освещение — не слишком яркое и не слишком темное, так, в плепорцию, на столе была разложена немудрящая снедь — чипсы, орешки, пара консервов, стояли бутылка рома и два стакана. И ещё в комнате был Новиков — сидел на стуле правее (это если смотреть с его стороны) от входа в комнату, раздетый по пояс, в джинсах и босой — видно, успел набросить первое, что попалось под руки. А ещё он был вооружён пистолетом, дуло которого с недвусмысленной угрозой смотрело прямо на ночных гостей.

Эстелла — в халатике и тоже вооружённая, только своим здоровенным револьвером, скользнула за спину журналиста. Какое-то время все молчали, потом первым подал голос Новиков. Был он очень недоволен и даже не пытался этого скрывать:

— Ну? — спросил он недружелюбно, — И какого, спрашивается, чёрта вам здесь понадобилось?

Разошлись далеко за полночь, довольные и спором, и кухней, и хозяевами. Хуго отправил своих "горилл" проводить Джелли и падре Джаделио, а сам придержал главного "топографа" за локоть. Эрреро сразу же напрягся, но глава поселения широко и располагающе улыбнулся ему и дружелюбно произнёс:

— На пару минут, уважаемый сеньор! Со мной связались очень авторитетные люди и попросили оказать персонально для вас, — он подчеркнул это слово, — всё возможное содействие. Им я не могу отказать. Не хотите ли пройти со мной на второй этаж, это здесь же, там у меня нечто вроде штаба, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд "топографа". — Обсудим кое-какие детали.

— Хорошо, — легко согласился тот. — Пойдёмте.

— — — — — — — — — — — —

Второй этаж действительно напоминал настоящий штаб. Во-первых, у входа, за тяжёлым, века так конца девятнадцатого — начала двадцатого (Бриггс немного в этом разбирался, поскольку его брат Генри подвизался именно в мебельном бизнесе) бюро, исполненного из орехового дерева и покрытого замысловатой, хотя и строгой на вид резьбой, (испанская работа, ну точно, она) восседал поджарый, слегка седовласый мужчина явно европейской внешности. Одет он был в неизменную здесь "верде олива", прямо под его правой рукой, чтобы можно было сразу схватить и немедленно пустить в дело, лежал автомат. Мужчина настороженно покосился на подходящего "топографа", но, разглядев рядом с ним Альтмана, успокоился. Привстал из уважения к главе колонии и, коротко кивнув, снова опустился на стул. Во-вторых, за спиной мужчины, сразу же за повернувшим на 90 градусов коридором — умно, оценил про себя Эрреро, любая группа нападающих при штурме, если и "загасит" первого часового, то дальше немедленно нарвётся на огонь второй линии обороны. Вон, над мощной, обитой железом дверью, в которую они упёрлись, располагается амбразура, откуда выглядывает ствол тяжёлого пулемёта. Очевидно, второй часовой получил сообщение от первого, потому что дверь тут же открыли.

— Прошу, — ещё раз сказал Альтман и приглашающе указал рукой на вход. "Топограф" вошёл и с любопытством огляделся. На стенах большого помещения были развешаны карты и мерцали телевизионные экраны, на которые транслировались изображения различных участков колонии и подходы к ней, погруженные в черноту ночи, изредка пробиваемую лучами прожекторов — освещали не строго определённые места, а направления выбирались на первый взгляд бессистемно. Но это только на первый взгляд. Штука была очень удобная, не дававшая вероятному противнику выбрать для себя "временной коридор", за который можно бы беспрепятственно проникнуть на территорию поселения. За удобными столами, уставленными всевозможной аппаратурой, находились несколько вооружённых человек. Очевидно дежурная смена, сообразил Эрреро. Ну и, в-третьих, где-то в стороне глухо бормотала рация.

Один из сидевших за столами немедленно привстал и вытянулся перед Альтманом.

— Герр оберст, докладывает старший смены Хайнц Хемниц! Дежурство проходит нормально, в штатном режиме. Было отмечено три случая попытки проникновения в охраняемую зону — все пресечены.

— Кто? — сухо осведомился Хуго, никак не реагируя на оберста.

— Мелкие животные. Отогнали не уничтожая. Правда, — тут Хемниц слегка замялся, — в южном секторе было зафиксировано непонятное перемещение, но оно шло параллельно лагерю и потом вскоре прекратилось. Мы осветили место прожекторами, но ничего подозрительного там не увидели. Вероятно, тоже живность. Тем более, что в южном секторе часто наблюдаются миграции кабанов.

— Хорошо, — мотнул головой немец, отпуская дежурного, — Можете продолжать работу.

ТРИ ЧАСА РАНЕЕ. ОХРАНЯЕМАЯ ЗОНА "А" (ПОСЕЛЕНИЕ "НУЭВА БАВАРИА". "ГОСТЕВОЙ ДОМИК").

Они остановились возле дома, где им определили комнаты для отдыха, и какое-то время постояли молча, подставляя разгорячённые лица свежему ветру. Андрей любовался фигуркой Эстеллы — в мертвенном свете неестественно большой Луны, казалось, готовой свалиться прямо им на головы, кубинка выглядела, словно статуя древней богини — недоступной, обвораживающе загадочной и желанной до безумия.

Но вот статуя ожила и превратилась в женщину, которая улыбнулась и деловито спросила у своего спутника: — Ну, что, компаньеро? Не пропало ещё желание посетить меня?

— Нет, — помотал головой Андрей. И, поддавшись внезапному импульсу, как спортсмен, впервые вышедший на край вышки для прыжков и не раздумывая, стремительно ухнувший вниз головой в холодные воды бассейна, предложил в свою очередь:

— А может — ко мне?

— Нет, — отказалась девушка. — И на то есть причины. У тебя, компаньеро, скажем так — ПРОБЛЕМНО. Да и в соседних комнатах — тоже. А вот у меня — вполне безопасно. Я знаю, что говорю. — Опередила она слова Новикова, готовые сорваться с его губ. — Идём.

И потянула его за собой. Странно, но обычно такой предусмотрительный насчёт подобных авантюр (хотя и позволявший иногда себе их, особенно в студенческие годы!), Андрей даже не подумал о том, что его могут заманить в какую-то ловушку. Каким-то внутренним чутьём, идущим, вероятно, с глубин его генетической памяти, вобравшей в себе длинную генеалогическую линию настоящих мужиков — от кроманьонцев, пришедших в Европу, потом — скифов, затем славян и русских, он почувствовал и сразу же поверил, что перед ним стоит человек, которому можно доверять. И который никогда не предаст. Он развернул к себе девушку, крепко, будто в последний раз, обнял за плечи и стал целовать: жадно и страстно, как, наверное, целуют своих любимых люди, уходящие, вероятно, на смерть и желающие хоть что-то оставить о себе. Пусть даже вот такое воспоминание надежды, воспоминание о будущем, о себе и о не сбывшемся... И Эстелла отвечала ему, не менее жарко и страстно, а потом, когда тяжёлая кровь ударила им в головы и сознание начало проваливаться куда-то в тёмную, бушующую бездну, они собрали последние силы, чтобы добраться до номера Эстеллы, запереть за собой двери и рухнуть в кровать, срывая (или это уже было сделано в коридоре? Андрей не помнил) с себя одежду... А потом расплавленная лава извергающегося вулкана поглотила их и Вся Вселенная взорвалась в одном Большом Взрыве, чтобы тысячелетия и миллиарды лет спустя вновь возникнуть в Великом Ничто.

Хуго подвёл "Эрреру" к одной из карт, висевших на стене, взял со специальной подставки указку. Повернулся к гостю и заговорил тоном, заранее отметавшим все возражения:

— Значит, так, уважаемый сеньор! Ситуация у нас следующая: в данный момент на нашем объекте находится несколько групп, явившихся сюда практически одновременно. Я в такие совпадения — не верю! А поскольку цель вашей команды, вероятно, связана с поисками в сельве чего-то совсем недавно там оказавшегося, — он испытующе взглянул на топографа, но тот выдержал взгляд, стараясь сохранять невозмутимость, на что Альтман только одобрительно фыркнул и продолжил говорить дальше: — То я могу сделать вывод, с вероятностью в 90%, что и остальные мои гости тоже стремятся завладеть этим предметом. Отсюда вытекает что? — Хуго сделал короткую паузу, "Эрреро" продолжал молча слушать. — А отсюда вытекает вот что: между вами может возникнуть неизбежный конфликт, способный перерасти в боестолкновение. В районе, находящемся под моим контролем, это неприемлемо!

Сказал, как отрезал.

— И что вы предлагаете? — нахмурился "Эрреро". Хуго усмехнулся:

— Я же вам говорил уже, что за вас просили ОЧЕНЬ АВТОРИТЕТНЫЕ ЛЮДИ. За тех, — он небрежно кивнул в сторону и топограф догадался, что глава колонии имел в виду остальных гостей, — тоже просили. Но их весомость в наших играх не столь велика, как весомость ваших сеньор, знакомых. Поэтому я хочу дать вам шанс выиграть время. И уйти прямо сейчас. Место, куда вам надо, отсюда недалеко? — он снова требовательно заглянул в глаза топографу и тот, помедлив, наконец решился и признался: — Да!

— Проводник — нужен?

— Спасибо! — торопливо поблагодарил "Эрреро". И твёрдо отказался: — Мы сами доберёмся.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Хуго. — Тогда вас сейчас проводят к вашим людям и потом отведут к выходу. Надеюсь, обратная эвакуация у вас будет идти другой дорогой?

— Насчёт этого — не беспокойтесь!

— Что ж, тогда — удачи! — Хуго пожал топографу руку, потом выкрикнул команду по-немецки. Один из дежуривших вскочил и быстро подошёл к ним. Глава колонии отдал ему распоряжения и отвернулся. Больше судьба топографов его не интересовала. Сейчас его мысли занимали куда более серьёзные вопросы.

Глава 2.

ТРИ ЧАСА РАНЕЕ. ОХРАНЯЕМАЯ ЗОНА "А" (ПОСЕЛЕНИЕ "НУЭВА БАВАРИА. "ГОСТЕВОЙ ДОМИК").

За окном было темно и как-то недружелюбно и мрачно. Зато в комнате кубинки царили уют и умиротворение. Слабый свет ночника освещал кровать, две замершие на нём фигуры и часть стола. Было тихо. Потом одна из фигур зашевелилась и привстала. Протянула руку к столу и зашарила по нему.

Тут же подала признаки жизни и вторая фигура:

— Компаньеро, ты куда?

— Закурить хочу, — сказал Новиков. Под пальцы ему наконец-то попалась сигара, он сунул её в рот, затем попытался нащупать зажигалку. Нашёл. Прикурил.

— Есть хочется!.. — протянула Эстелла, потягиваясь, как молодая пантера, затем приподнялась и облокотилась о колено Новикова. Потёрлась головой о грудь журналиста и попросила: — Посмотри, пожалуйста, в рюкзаке, Андрэ, вон, возле стула лежит, там что-то должно быть...

— Хорошо, — сказал Андрей. Он соскользнул с кровати, стараясь не глядеть в сторону девушки, подхватил с пола джинсы и быстро натянул на себя. Было как-то неловко и немного не по себе. Вроде бы всё было хорошо, а на душе, словно кошки скребут. Бывает такое иногда: сделаешь как нужно, нигде против себя не пойдёшь, а от ощущения, что сделал ты всё не то и не так, избавиться не можешь, хоть ты тресни!

Деревянный пол приятно холодил подошвы ног. Андрей прошёл к стулу, взял в руки рюкзак — к слову, довольно плотно набитый, вернулся к столу. Расшнуровал и откинул клапан. Потом, повозившись внутри, извлёк бутылку рома, какие-то консервы, пару пакетиков с чипсами и орешками. Взял нож, вскрыл консервы. Повернулся к Эстелле, спросило озабоченно:

— Слушай, а стаканчиков у тебя что, совсем нет?

Кубинка тихо засмеялась: — А зачем они? Не умножай сущностей, как говорил монах Оккам, сверх необходимого! Когда я училась в МГУ, то мы в ДАСе* (см. примечание 51) спиртное часто пили прямо из горлышка... Дай-ка сюда! — требовательно протянула она руку и Андрей молча подал ей откупоренную бутылку. Девушка запрокинула голову, приставила горлышко к губам и лихо сделала большой глоток. Андрей тут же галантно подал ей на кончике ножа кусок консервированной ветчины. Но Эстелла отказалась:

— Спасибо, Андрэ, но, — тут она лукаво улыбнулась, — как любят говорить твои соотечественники: после первой — не закусывают!

Повторила глоток и только после этого соизволила принять ветчину.

Принял свои "пять капель" и Андрей. Правда, закусывать не стал, хватило и ароматного дыма сигары, которым он глубоко затянулся.

— Хорошо здесь, — сказала Эстелла. Поймав недоумевающий взгляд Новикова, пояснила:

— В смысле, в этой комнате. Какое-то вселенское умиротворение разлито в воздухе, не находишь, Андрэ?

Она внимательно посмотрела на Андрея. Тот прислушался к себе: да вроде бы да, что-то такое в атмосфере их маленькой комнатки чувствовалось. Но в то же самое время какая-та тень беспокойства продолжала лежать на душе, смутная — даже не тревога, а так, лёгкая тревожность, но от этого было не легче, не отпускала окончательно. Что-то должно было случиться, понял в мгновенно пронзившем его озарении Новиков, что-то крайне неприятное и опасное для жизни. Понял — и сразу же подобрался. Но виду не подал, чтобы не портить настроение Эстеле, не разбивать до поры до времени тот крохотный хрустальный островок счастья, который возник здесь. Поэтому во чтобы то ни стало следовало поддержать нынешний настрой девушки. Может быть через час придётся в бой идти — пусть, но это через час. А пока не грохочут пушки над головами, не слышны выстрелы, то пусть этот короткий период незамутнённой радости останется в полном её распоряжении. Который можно будет пить, как тот же ром — добрыми, основательными глотками.

— Согласен, — наклонил голову Андрей и снова приложился к бутылке. Передал Эстелле, полюбовался за тем, как она грациозно пьет ром и вдруг, словно кто-то подтолкнул его под локоть, задумчиво прочитал:

— Прекрасно в нас влюблённое вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которую дано

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарёй

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?..

При этих словах, поначалу зачарованно слушавшая, кубинка вдруг встрепенулась и подхватила:

— Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать,

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви

Всё ж мучится таинственным желаньем... — тут девушка резко оборвала чтение и махнула рукой. — Ладно, компаньеро, хватит на сегодня Гумилёва. Ты чего молчишь? Любишь этого поэта?.. — Люблю, — честно признался Андрей. — Настоящий мужик — и по творчеству, и по жизни, жаль, конечно, что так рано ушёл. А стихи у него действительно хорошие... — Стоп-стоп-стоп! — прикрыла ему ладонью губы Эстелла. — Я же сказала, что хватит на сегодня Николая Степановича! — Шутливо пожаловалась: — Знаешь, компаньеро, у нас в МГУ многие парни были увлечены им, цитировали постоянно — и к месту, и ни к месту, перекормили просто!

— Ну, не надо, так не надо, — развёл руками Андрей. — Хозяин, как говорится, барин.

Присел на край кровати, Эстелла тут же придвинулась к нему, обвила руками шею. Лукаво улыбнулась и попросила: — — Андрэ! Лучше почитай что-нибудь более подходящее сегодняшнему моменту. Но только, чтобы там было про любовь, про светлое будущее и чтобы автор был не менее известен, чем Гумилёв. Справишься, компаньеро? Новиков коротко усмехнулся: — Проверяете: насколько я компетентен в отечественной литературе?

— Хотя бы!

— Что ж, извольте, — Андрей уже знал, что прочитает сейчас Эстелле. Тренированная память услужливо подсказала ему нужные строчки, едва девушка попросила его о другом авторе. Был такой у Новикова. Как раз для подобных ситуаций. А как нашёл — да, в общем-то, особых усилий ему прилагать и не пришлось. Просто был в одной компании, ещё в студенческие времена, и там, случайная знакомая, юная филологиня из Герценовского* (см. примечание N 52), имя которой с годами как-то подзабылось, с большим чувством, нараспев прочла присутствовавшим это стихотворение. Оно сразу тронуло душу своей искренностью и какой-то детской незащищённостью перед огромным миром, в котором лирической героине придётся жить. Жить, несмотря ни на какие ужасы, трудности и неприятности.

Поэтому Новиков прикрыл глаза, выдержал паузу и начал:

— "Кузине Шуре.

Вы пишите, моя кузина,

Что Вам попался на глаза

Роман "Падучая стремнина",

Где юности моей гроза,

Что Вы взволнованы романом,

Что многие из героинь

Знакомы лично Вам, что странным

Волненьем сверженных святынь

Объяты Вы , что я, Вам чуждый

До сей поры, стал меньше чужд.

Что Вы свои былые нужды

Средь моих — Вам чуждых — нужд

В моём романе отыскали,

И что моих запросов ряд

Подобен Вашим, что едва ли

Я буду сходству, впрочем, рад...

Подход к любви, подход к природе

Где глаз не столько, сколько слух,

И всё другое в этом роде

Вы говорите в письмах двух...

Спасибо, дорогая Шура,

Я рад глубокому письму.

Изысканна его структура,

И я ль изысков не пойму?

Всё, всё, что тонко и глубоко,

Моею впитано душой, —

Я вижу жизнь не однобоко.

Вы правы. Я вам не чужой!

Андрей замолчал. Открыл глаза. Посмотрел на Эстеллу и натолкнулся на её ответный взгляд — кубинка подалась вперёд и снова бушующий океан страсти накрыл их с головой...

— Красивые стихи, — какое-то время спустя сказала девушка. Усталые и опустошенные, они лежали на кровати и курили. Алкоголя почему-то больше не хотелось. А вот обычная жажда мучила их сильно, вот почему они время от времени отпивали кока-колу из единственной баночки, отыскавшейся в рюкзаке Эстеллы. — Чьи они?

— Игоря Северянина, — ответил Андрей. — Написаны давно, ещё в 1923 году. И посвящены действительно кузине поэта по имени Шура. Это уменьшительно-ласкательное от Александры, — пояснил он Эстелле и та кивнула в ответ: мол, спасибо, это я уже знаю... Действительно знает, сообразил Андрей, она ж в Союзе у нас училась, вечно я об этом забываю. — А что касается личности Шуры, то эта юная красавица впоследствии сделала большую карьеру. Можно сказать, стояла у истоков рождения нашего государства, потом ушла на дипломатическую работу. Александра Коллонтай её полное имя.

— Наслышана, — тут же откликнулась кубинка. — Фильм "Посол Советского Союза" — это ведь про неё снято?

— Да.

— Понятно, что там показали её идеализированный и обобщённый образ, — задумчиво проговорила Эстелла, — но всё равно — чувствуется, что женщина была умная и незаурядная...

— Более, чем незаурядная, — согласился с девушкой Андрей. — Иначе бы Северянин не посвятил ей эти стихи. Да и столько бы мужчин не любили её!

Они ещё бы продолжили этот, вне всякого сомнения, интересный для обоих разговор, но в этот момент в дверь постучали. Негромко, но настойчиво. Андрей и Эстелла переглянулись и рывком, одновременно, поднялись с кровати. Журналист подхватил с пола пистолет, Эстелла запахнула на груди халатик и извлекла из-под подушки револьвер. Крутанула барабан, хищно осклабилась и, шепнув Новикову: — Сдвинься влево! — скользнула к двери. Прислушалась. И дождавшись повторного стука, тихо спросила: — Кто там?

(Уже когда они быстро оделись и, соблюдая осторожность, двинулись на выход, Новиков машинально посмотрел себе под ноги и заметил на полу какую-то бумажку. Она выпала из кобуры Эстеллы, когда кубинка перепоясывалась ей. Сам не зная почему, Андрей быстро нагнулся, поднял клочок и развернул. Он сразу же узнал этот рисунок, вышедший из-под руки "брухо" Рангу из Сан-Сентро — мелкие квадратики, соединённые одной длинной полоской. Что-то они Новикову напоминали — он готов был побиться об заклад, что не далее, как несколько часов назад видел нечто подобное. Но вот где? И вообще, что это за штука? Десять квадратиков, примерно одинакового размера, почти, как десять камней на его браслете... Десять. На браслете. Ну, конечно же, как он сразу не догадался! Это действительно было изображение его браслета. Но при чём тут он и какое отношение имеет к кубинке?

Та, словно услышав мысли Андрея, обернулась — Новиков успел сжать листок в кулаке, так что девушка не успела что-либо заметить, и сердито зашипела:

— Компаньеро, ты чего там возишься? Не отставай!).

— — — — —

Группу "топографов", полностью экипированную, в камуфляжах, с оружием в руках, которое уже не требовалось больше прятать от любопытных и нескромных взглядов окружающих, трое "горилл" вежливо проводили к выходу из колонии. Было уже не так непроглядно темно, близился рассвет, но всё равно прожектора по периметру продолжали шарить своими лучами, а без фонарей соваться в лес было бессмысленно. Тем более, что в этом квадрате лес представлял сплошную зелёно-бурую растительную мешанину, которую преодолеть на большинстве участков без помощи мачете представлялось весьма проблематичным занятием.

Один из "горилл" отозвал Бриггса в сторону. Протянул карту. Сказал по-испански, с ужасающим акцентом: — Синьор Хуго просил передать, чтобы вы отходили от "Нуэва Бавариа" по строго определённому маршруту, километров на пять вперёд. Потом — но никак не раньше, слышите меня? — можете вернуться уже на своё направление. Маршрут отмечен. Карту, когда надобность в ней отпадёт, пожалуйста, уничтожьте!

После чего кивнул на прощание и скрылся за воротами. Стоявший рядом Гарсия зло сплюнул себе под ноги и раздражённо пробурчал себе под нос, но так, что его услышали все: — Кретины! Могли бы отправить нас и днём. Теперь вот ползи по темноте, неизвестно ещё на кого в лесу наткнёшься...

— Это твоя работа! — оборвал его Бриггс. И, повысив голос, скомандовал: — Парни, выходим! Отделение Кроссби двигается первым, сам же он, я и мои парни идём левее и чуть сзади, Гарсия — ты со своими замыкающие. Внимательно смотрите под ноги, чтобы не переломать себе кости, и по сторонам оглядывайтесь почаще, тут много змей и прочей мерзопакостной живности водится! Ну, чего встали? Вперёд! Вперёд!!

— Томми, — когда рядом никого не было, Кросби переходил на неуставное обращение, тем более, что Бриггс и сам не возражал относительно этого, — а с какого дьявола наши гостеприимные хозяева потребовали выдвинуться нас по этому маршруту, а уже потом выдвигаться на свой?

— А кто его знает? — пожал плечами капитан. — Может у них там спрятано что-то, что нужно укрыть от постороннего взгляда... А может, они действительно беспокоятся о нашем благополучном отходе и дали нам единственный удобный путь выхода из их колонии...

— А если здесь минные поля? — предположил сержант. И тут же сам себе возразил: — Да нет, вряд ли. В противном бы случае, тут постоянно гремели бы взрывы, зверьё же шастает...

— В общем, не наша это забота! — буркнул запаленный Бриггс, орудуя мачете в густых зарослях какого-то ужасно колючего кустарника, попавшегося им на пути. — Выпустили нас — и на этом спасибо! А то я уже беспокоиться начал. Очень, — доверительно поделился он с сержантом, — мне подобные места не нравятся, вечно всякие подозрительные личности в них ошиваются, от которых только и жди, что неприятностей.

Альтман принимал Ранке в своём втором рабочем кабинете. Он располагался здесь же, в оперативном штабе колонии, в специально выделенном помещении. Оборудовано оно было хоть и аскетично (стол, пара стульев, шкафчик на стене, с различными спиртными напитками в нём, маленький фризер, заполненный до отказа разнообразной едой, кондиционер под потолком, рация на втором, небольших размеров столике), но выглядело в целом довольно уютно. Не столько, наверное, по причине того, что вся обстановка была аккуратно расставлена, причём так, что не возникало никакого ощущения беспорядка, а только строгости и аккуратности, сколько в силу некой умиротворённости, исходившей от картин, которыми были увешаны в кабинете все стены. Это была графика и акварель. Живопись была слегка холодноватая на первый взгляд, но добротно и старательно выполненная, в хорошей технике. Преобладали мотивы природы, крестьянской и городской жизни: средневековый замок, улица типично европейского города, с редкими фигурками его жителей возле домов, поле с убегающей за линию горизонта рощицей, водяная мельница...

Старый гестаповец, кряхтя, опустился на стул, второй оккупировал Хуго.

— Докладывай, — распорядился глава колонии. — Как я догадываюсь, есть новости? И, судя по всему, не слишком-то приятные...

— Можно сказать и так, герр оберст, — прохрипел старик. В последние годы голос у него садился и поэтому Альтман старался особо не дёргать своего шефа охраны по пустякам, предпочитая решать все вопросы через его заместителя. Но сегодня был особый случай. Тем более, что Ранке сам настоял на встрече.

— Слушаю тебя, старина, — Хуго придвинулся поближе к старику, участливо положил ему руку на плечо и пытливо заглянул в глаза: — Это как-то связано с нашими гостями?

— Да, — кивнул Ранке. — Но вообще-то они больше касаются "нашего мальчика"...

Глава колонии еле сдержал усмешку. Ненависть его шефа охраны к Франсиско Негри ни для кого не была секретом, тем более, что старик даже и не пытался её скрывать. Как-то Хуго любопытства ради попытался вызнать, что же послужило её причиной, но Ранке в ответ лишь пробурчал: "Извините, герр оберст, но я старый человек, и поэтому терпеть не могу разных там негров, коммунистов и унтерменшей!" С чем и был таков.

Вероятно, рассудил потом Хуго, речь шла о том, что главному охраннику "Нуэва Бавариа" чуть ли не на физиологическом уровне было противно общаться с человеком, который:

а) является "негром" (а Негри был мулатом);

б) придерживается левых взглядов;

и в) уже исходя из двух первых позиций, автоматически является "неполноценным", так сказать, "человеком второго сорта".

— Что он ещё натворил?

— Когда основная часть гостей перешла в курительную комнату, чтобы отдохнуть, — начал докладывать Ранке. — То "наш мальчик" немедленно отравил русских и парней этого Штайнера, напичкав их еду и напитки парализующим токсином, затем забрал всё их снаряжение и перебросил в хранилище своей группы безопасности.

— А зачем он это сделал? — удивлённо вскинул брови Альтман. Он действительно не понимал смысла столь странного, нелогичного и главное — несанкционированного! — поступка своего младшего партнёра. А когда Хуго чего-то не понимал, то он начинал раздражаться. Вот и сейчас у главы колонии задёргался уголок губы, свидетельствующий о том, что Альтман разозлён.

— Я так полагаю, герр оберст, — раздумчиво произнёс Ранке, — что в нашей тихой заводи завелась молодая, но очень зубастая щука, которая хочет сделать заводь только своей.

Глаза у Хуго потемнели.

— — Ах вот как! — угрожающе процедил он.

— Вместо того, чтобы выпроводить наших гостей, — начал, морщась, рассказывать Ранке, — этот тип подсыпал им в еду снотворное. Видимо, решил потом дознаться о их настоящих планах. А затем — ликвидировать, — он выругался: — Думкомпф! Не подумал, что этим проблему не решить! Подумаешь, уберут одну группу! Что это изменит? Взамен пришлют вторую, пропадёт та — будет третья, а то и армия заявится. Оно нам надо?

И сам же ответил: — Нет, нам это совершенно не нужно. Одно дело — обнаглевших наркобаронов успокоить и на место поставить. Другое — связываться с государством. А что за каждым из наших гостей стоят СТРУКТУРЫ — это и дураку понятно. Особенно за русскими... Видел же, кто у них охрана!..

— Что предлагаешь? — деловито поинтересовался Хуго.

— Ждать, пока парни очнутся, — пожал плечами старый гестаповец. — Потом постараемся сгладить инцидент, сошлёмся на плохие продукты, извинимся и отпустим с миром.

— А с этим? — мотнул головой в сторону двери глава колонии.

— С унтерменшем-то? — хмыкнул Ранке. — А вот с ним бы я поработал... плотно!

Он оживился и даже потёр ладони:

— Не люблю тех, кто ведёт двойную игру. Особенно — если он с нами в команде.

— Как будто бы я таких люблю! — проворчал, соглашаясь с ним, Альтман. — Итак?..

— Надо вызвать его сюда, — предложил Ранке. — Под предлогом, что вы уезжаете в Манагуа и оставляете его за себя.

— А он ничего не заподозрит?

На это Ранке только отмахнулся: — Да куда там! Парень же спит и видит себя самым главным в здешнем хозяйстве. Примчится моментально! Тут-то мы его и прихватим.

— А смена за него не вступится? — озаботился Хуго. — Наших операторов ведь он подбирал...

— Зато я — утверждал! — хмыкнул Ранке. — Не напрягайтесь, герр оберст, это уже мои проблемы будут...

Он не договорил, потому что в дверь деликатно и вместе с тем — настойчиво, постучали.

— Да! — недовольно крикнул Хуго. Дверь распахнулась, и на пороге вырос старший смены Хемниц.

— Что там ещё? — поморщился глава колонии.

— Охрана вновь зафиксировала передвижения вдоль периметра, герр оберст! — доложил вошедший. — На сей раз — в западном секторе.

Ранке и Альтман переглянулись.

— Что-то мне это начинает не нравиться, — медленно проговорил Хуго.

— И мне — тоже, — согласился с ним Ранке.

Глава 3.

Франсиско был слишком умён для того, чтобы важные — а точнее будет сказать: судьбоносные! — решения обсуждать со своими людьми в собственном кабинете. И это не было паранойей, которой обычно подвержены многие из "герильерос" — как известно, сама жизнь в условиях подполья и партизанских боёв понуждает их к этому. Нет, просто Негри никогда не считал своего врага Ранке слишком простым и неумным человеком, чтобы даже после проверки на наличие "жучков", полагать свой кабинет "чистым".

Поэтому для особо доверительных бесед Франсиско завел себе отдельное место — специально отгороженную каморку в вертолётном ангаре. Учитывая то обстоятельство, что охрану строения несли парни из его группы безопасности, можно было не беспокоиться о тайных визитах доверенных лиц старого гестаповца, которые могли бы поставить тут "прослушку". Для посторонних в ангар вход был запрещён.

В это раннее утро в комнатушке собрались трое человек. Один был сам Негри. Второй являлся его помощником, отвечавшим за проведение "особых" акций (в это определение вкладывался широкий спектр различных деликатных дел — от устранения неугодных до контроля за доставкой золота и наркотиков их покупателям), его звали Алонсо Гаррида. А третий — по имени Хосе Кампос, курировал в колонии агентурную деятельность.

Негри оглядел приглашённых и выдержав паузу, тихо проговорил:

— Сеньоры, кажется, пришло наше время!

Гаррида и Кампос молчали, внимательно слушая шефа. Они были умными мальчиками, прекрасно понимали, что Негри склонен к позёрству и самолюбованию и поэтому, не сговариваясь, мудро не препятствовали ему в этом. А Франсиско продолжал:

— Две группы гостей, которые могли бы представлять определённые проблемы для нас — временно выведены из строя. Мы их усыпили. Топографов и парней падре, поскольку за них просили серьёзные люди, я распорядился не трогать. Их выпустили, нам они опасности не представляют.

— А что они здесь искали? — не выдержав, поинтересовался Кампос.

— Не знаю, — несколько раздражённо пожал плечами Негри — он не любил, когда его перебивали. Даже если это и было по делу. — Но с нашими интересами они не пересекаются. Я вот что хочу сказать. Не слишком ли герр Альтман лезет в политику? Нам вполне бы хватало работ по порошку и металлу. А всё остальное, как говорится, от лукавого! — он набожно перекрестился и Кампос и Гаррида тут же торопливо поддержали его. — Так что пора уже брать власть в свои руки. Ты, — он уткнул указательный палец в грудь Кампоса, — составил списки тех, кого следует нейтрализовать?

Главный по агентуре кивнул.

— Передай Алонсо, — он развернулся ко второму помощнику: — Твои парни?

— Готовы, — сказал специалист по особым акциям.

— Тогда начинаем! — хлопнул себя по колену Негри и резко поднялся с места: — Время пошло. Я буду в штабе...

Он не договорил, потому что за стеной гулко ухнули друг за другом два взрыва, а затем зачапстили автоматные очереди.

— Что это? — вызверился Негри, хватая за воротник рубашки низкорослого Гапрриду и подтаскивая его к себе. — Почему начали без моей команды?

— Это не мои! — прохрипел в ответ Алонсо.

— Тогда — кто? Этот старый лис Ранке?

— Сейчас разберёмся, шеф! — в руке Кампоса появился пистолет. Негри отпустил Гарриду и тот на всякий случай отодвинулся от Франсиско подальше. А снаружи бой разгорался всё сильнее — теперь, к беглому огню из пистолетов и автоматов, присоединились ещё и пулемёты.

— На выход! — отрывисто бросил своим помощникам Негри и первым метнулся к дверям. Гаррида и Кампос устремились следом.

На улочке творилось чёрте знает что: захлёбываясь, непрерывно трещали автоматные и пулемётные очереди, раздавались одиночные выстрелы... Лупили — кто и куда, с первого взгляда было не понять, тем более, что рассвет только-только собирался вступать в свои права, но с азартом, достойным более лучшего употребления и не жалея боеприпасов. Над колонией заполошно метались лучи прожекторов, нервно выхватывая из уходящего мрака то стены, то каких-то бегущих людей с оружием. Пару раз бухнули взрывы — кто-то метнул гранаты, и над головой Андрея противно вжикнуло. Он пробежал "на автомате" ещё метра два, потом до него дошло, что это было — и Новиков стремительно рухнул на асфальтированную дорожку. Не хватало ещё подставиться под осколки, сердито подумал он, вертя головой по сторонам и пытаясь отыскать хоть кого-то из своих товарищей по несчастью. Увы, в этой неразберихе предутреннего боя, когда совершенно непонятно: где там свои, а где — чужие, все лупят друг в друга, не разбирая, срабатывает только одно — желание выжить и выбраться в относительно безопасное место. А уже там и разбираться основательно с тем, кто напал на колонию, почему под раздачу попали "геологи", сандинисты и люди Штайнера и вообще: что тут, чёрт бы всё побрал, творится?!!

Андрей, выставив перед собой пистолет, привстал на четвереньки, пальнул пару раз в набегавших навстречу молодых парней с автоматами — те, не приняв боя, порскнули в разные стороны, словно пугливые кролики, уступая дорогу, и рванулся на прорыв. Наверное, он неверно оценил намерения этих парней, потому что один из них вдруг прыгнул ему за спину и резко взмахнул автоматом. Новиков успел, полуобернувшись, поймать его движение, но, к великому своему сожалению, как-либо защититься не успел — тупой и крайне болезненный удар обрушился в его висок, перед глазами вспыхнули ослепительные звёзды и мир тот час же погрузился во тьму.

Они не успели покинуть помещение — туда снова влетел какой-то весь взъерошенный Хеймниц и, плюя на все правила субординации, заорал, как резанный:

— На нас напали, лезут со всех сторон, режут периметр по всем секторам...

Долетевшие звуки разгорающегося боя только придали весомости его словам. — На улицу! — распорядился Альтман, и они с Ранке ломанулись к выходу, за ними, пристроившись сзади, метнулись ещё двое "горилл" с оружием.

А снаружи творился самый настоящий ад: все били во всех, не разбираясь в их принадлежности к нападавшим или оборонявшимся. Ну, в принципе, чего-то подобного основатели "Нуэва Баварии" и ожидали, когда организовывали здесь "дело" и на этот счёт у них были отработаны соответствующие схемы действий. Поэтому, оправившись от первых минут растерянности (всё же нападение было неожиданным и на первых порах увенчалось успехом: незваные гости сумели прорваться во внешнюю зону безопасности через несколько проходов в периметре), охрана начала жёстко действовать — люди занимали заранее обговоренные места обороны, техперсонал и обслуга баррикадировались в своих жилищах, а в посёлок, где у Ранке располагались дополнительные подразделения, ушёл срочный кодовый сигнал — получив его, поселковые охранники должны были немедленно выдвинуться к колонии и окружить её. А уже потом начать её "зачистку".

Через сорок минут всё было покончено. Организованный немецкий гений, представленный здесь, на границе с Гондурасом, матёрным волчищем Ранке и новой порослью "штази" Альтманом, а также их наёмниками довершил разгром неизвестных. Ещё через полчаса шеф охраны докладывал недовольно морщившемуся от боли Хуго (глава колонии под конец боя словил таки словил пулю — правда, к счастью она только прошла по касательной, оставив после себя большую кровоточившую царапину на правом плече) о результатах предварительного расследования:

— Это "мискитос", все — в камуфляже, вооружены американским оружием — карабины "гаранд" и "М-1", есть и итальянские "береты". Но последних мало. Мы насчитали двадцать семь убитых, трое раненых. С нашей стороны потерь мало — только трое. И то пострадали не опасно. Десять, правда, застреленных...

— Кто это могут быть? — отрывисто спросил Альтман.

— Одно ясно пока, что это те, кого сандинисты зовут "контрас", — пожал плечами Ранке. Старик тяжело дышал, лицо было красным и мокрым, по нему катились крупные капли пота — всё же такие физические и психологические нагрузки были не для его возраста. — Оппозиционеры. Решили напасть, видимо, их американские покровители мало денег выдали, а у нас же тут золото...

— Может быть, может быть, — задумчиво пробормотал себе под нос Хуго. Всинул голову, посмотрел в упор на старого гестаповца: — Так, что ещё?

— Пропали двое русских — журналист, — вздохнул шеф охраны, — этот, как его, Новикофф, и старший из "геологов", затем Штайнер и кубинка. Полагаю, были похищены нападавшими.

— Преследование?

— Организовать не получилось...

— А что у тебя получилось? — обозлился Альтман и встал со стула, который ему услужливо притащили из ближайшего дома охранники. Потом устыдился своей несдержанности — всё-таки, старик был не виноват, охрана, в общем-то, со своей функцией справилась, а далее — уже не его дела, на это есть "наш мальчик". Он отвечает за безопасность и внешнюю разведку — вот пусть и вертится, а наказание за его наполеоновские амбиции отложим на потом. К слову, а не его ли рук дело всё случившееся? — Где Негри?

— Я уже направил на его поиски своих ребят, судя по всему, его зажали в вертолётном ангаре, там была сильная перестрелка.

Страшно, мучительно болела голова. А перед глазами что-то мелькало и двигалось. Но резкости не было. И ещё — сильного освещения. Андрея качало, он чувствовал, что находится на свежем воздухе, почему-то в горизонтальном положении и, судя по всему, его куда-то несли. Но думать не хотелось, да и, откровенно говоря, любая попытка как-то осмыслить своё состояние и местонахождение отзывалась в голове очередной вспышкой боли. К тому же, ещё и ныло тело — видимо, результаты падения. А может, по нему просто прошлись прикладами или даже ногами, когда он отрубился. Да ещё и руки были скованы. Скорее всего, их связали.

Новиков застонал — раскачивание тут же прекратилось, и хрипло простонал — почему-то по-английски: — Воды!..

Что-то прошуршало — и чей-то грубоватый, но бодрый голос довольно ухмыльнулся — к слову, тоже на неплохом наречии Британских островов: — О, да у нас иностранные гости? Откуда ты, гринго?

— Я не американец, — ворочая языком, прохрипел Андрей. — Я — англичанин. Корреспондент...

— И откуда ж ты к нам свалился, синьор корреспондент?

— Я — из Манагуа, а зовут меня.., — Новиков на секунду запнулся, не зная — кем ему сейчас представиться, интуиция прямо-таки кричала о том, что советские граждане в здешних местах не слишком популярны, но тут его осенило: — Ричард Брюс Мэллони. Я из "Санди Таймс", Великобритания...

— Ого! — удивился обладатель грубоватого голоса. — Второй англичанин, нечасто ваш брат забирается в наши края. Но, думаю, босс только рад будет, он у нас известный англоман... Вот-ка, парень, хлебни — это не вода, но текила! Надёжнее средства, знаешь, ещё не придумано, чтобы поправить здоровье... Ты уж извини, мы тут думали вообще-то с другими людьми переговорить, а ты нам случайно под руку подвернулся... Ну, да ладно, придём на базу, разберёмся и отпустим... — и гаркнул на носильщиков — к тому времени, зрение более-менее восстановилось и Андрей успел заметить, что он лежит, привязанный к импровизированным носилкам, что его тащат на них через лес и что уже рассвело. — А ну, бродяги, аккуратнее с нашим гостям, дон будет недоволен, если с ним что-то произойдёт.

Несли его четверо мискитос — действительно, бродяги, если судить по их внешнему виду: небритые и какие-то грязные физиономии, рваная "верде оливо", на ногах — Андрей, с трудом повернув шею, бросил внимательный взгляд вниз, расхристанная обувь, что-то вроде обычных спортивных кед. Впереди, ожесточённо работая мачете, прорубаются через кустарник ещё несколько человек, замыкают носилки — парочка мулатов, только одетых в более-менее приличную одежду — широкие чёрные брюки, такого же цвета рубахи без пуговиц, на головах — широкополые шляпы. Что-то типа стетсонов. Вооружены — в руках короткоствольные автоматы, кажется, французского производства. А с левой стороны от носилок держится коротышка — ну, этот-то явный европейский тип. Хотя и очень загорелый. Вне всякого сомнения, командир этой шайки-лейки. И обладатель — в чём Андрей моментально убедился, едва тот снова раскрыл свой рот, того самого грубовато-уважительного голоса. Правда, и Новиков отдавал себе полный в том отчёт, уважение сие было временным и вызванным "английскостью" пленника. Назовись он русским или просто туристом — ещё не факт, что с ним бы так бережно возились. Вполне возможно — тут же бы и прикончили.

— Скоро будем на месте, — похлопал коротышка Новикова по плечу. — Сейчас выйдем к реке, там у нас катер в надёжном месте — и в Гондурас.

Час от часу не легче! Мало того, что он попал в плен да ещё к "контрас", так его теперь и через границу нелегально транспортировать собираются! Вот влип! На Родине узнают — потом от бесед, допросов и объяснений в соответствующих органах так просто не отвяжешься... И тогда: прости-прощай, Чарли! * (см. примечание N 52) — не видать тебе, брат Андрей Дмитриевич, больше зарубежных пределов очень долгое время... Влип, что и говорить.

А коротышку с грубоватым голосом (так Новиков его и окрестил про себя: "Коротышка"), видимо, от удачно проведённой акции, буквально потянуло на неудержимый словесный понос — сказалась запоздалая реакция на стрессовую ситуацию. Он принялся болтать, абсолютно не обращая внимания на то, слушает или нет его пленный "англичанин":

— Ты, Дики-бой, даже себе не представляешь: в какую замечательную компанию ты попал! Наш дон, скажу тебе по секрету, был большим человеком в здешних местах... Впрочем, чего это я так о нём: был? — тут же поправил он сам себя. — Он и сейчас есть фигура очень значимая — что в Нуэва Бавариа, что в Сан-Сентро, что в целом по всему Селая. Да и на той стороне границы есть немало влиятельных лиц, которые прислушиваются к его мнению. Я у него помощником, — пояснил "коротышка", наклоняясь к Андрею и бережно поднося горлышко большой фляжки к губам журналиста — тому ничего не оставалось, как сделать ещё пару глотков обжигающего глотку напитка. Если это текила, устало подумал про себя Новиков, то я — Папа Римский. Какой-то здешний дрянной самогон — вполне возможно, и не из голубой агавы приготовленный * (см. примечание 53). Да ещё настоянный на местных травах. Однако не в его, Новикова, положении было сейчас привередничать. Тем более, что польза от напитка оказалась весьма ощутимая: в голове окончательно прояснилось, она перестала так сильно болеть и лишь тупое нытьё виска говорило о том, что по нему пришёлся хороший удар. Кстати, не надоедали больше и отбитые части тела.

— Ты уж извини, Дики-бой, — "Коротышка" убрал фляжку, одновременно перескакивая на другую тему, — что мы тебя связали. Но, во-первых, ты бы с этих носилок свалился бы, а, во-вторых, откуда ж мы знали кто ты такой? Вдруг очнулся бы и пошёл махать руками и ноги, что твой Брюс Ли — а оно нам надо? Вот и я о том же: совсем не надо!

Впереди вдруг радостно загалдели индейцы из авангарда, и движение носилок ускорилось — их процессия, наконец-то, выломилась из сельвы на широкую просёку, круто спускавшуюся вниз. А вскоре показалась и река.

Катер — это было громко сказано. Посудина, на которую загрузились "контрас", скорее можно было отнести к тихоходному буксиру, но уж никак не к гордому классу маломерных судов. Но вооружена она была качественно — это Андрей не мог не признать: на носу располагался расчёт крупнокалиберного пулемёта, точно такой же имелся и на корме, плюс вдоль бортов размещались вооружённые автоматами и винтовками люди. Самого же Новикова быстренько освободили от верёвок и осторожно сгрузили с носилок. Чувствовал он себя уже вполне прилично, поэтому самостоятельно поднялся на ноги, после чего его проводили в рубку. Естественно, в сопровождении всё того же "Коротышки" и ещё одного "мискитос", не спускавшего с Андрея насторожённого взгляда и державших руку на открытой кобуре с револьвером.

— Давай, кэп! — по-хозяйски бросил "Коротышка" находившемуся здесь рулевому и тот, молча кивнув, немедленно запустил двигатель. Посудина дёрнулась и, не спеша, двинулась по реке.

Ползли, не слишком удаляясь от берега, и Андрей с любопытством рассматривал проплывавшие мимо деревья, плотной массой сгрудившихся прямо у среза воды. Впрочем, всё было достаточно однообразно и оттого — скучно, так что Новиков быстро потерял интерес к своим наблюдениям и спросил у "Коротышки": куда конкретно они сейчас направляются?

— Я ж тебе уже говорил, Дики-бой! — удивился тот. — На нашу базу, куда ж ещё? Знаешь, старик, — он доверительно наклонился к уху журналиста и понизил голос, будто опасаясь, что кто-то будет сейчас подслушивать его слова, хотя рулевой стоял в другой стороне от него, а "мискитос"-телохранителю было явно на всё наплевать — он уже понял, что никаких неприятных сюрпризов от пленника ждать не придётся и отвернувшись от Новикова, теперь бездумно пялился себе под ноги, держа в зубах сигару. Правда, закуривать её не стал, а просто катал из одного угла рта в другой. — После того, как у нашего хозяина возникли неприятности с этими сектантами, ему пришлось срочно менять место своего жительства. Ну, а поскольку интересы коммерческие в Гондурасе у дона были всегда крепкие, он и перебрался туда. Естественно, забрав с собой и всех своих людей.

Кажется, кое-что начинает проясняться, подумал Андрей и искоса глянул на "Коротышку". Об этом доне мне не так давно говорили ещё в колонии. В том самом баре для местного персонала. Видимо, здешний маленький "папа". Контролировал наркотрафик и добычу золота. А как выдавили его отсюда парни Альтмана и Ранке, подался в "контрас"

— — — —

Увы, ни Негри, ни его двух ближайших помощников — Гарриды и Кампоса, в ангаре не оказалось. Ни среди уцелевших охранников, оборонявших это строение, ни среди убитых.

— Ушли! — расстроено выругался Хуго и устало сплюнул на землю. — Интересно вот только каким путём?

— Мы нашли подземный ход, — доложил Ранке. — Он ведёт из ангара сразу за периметр. Я отправил туда двух своих человек, пусть проверят — куда они направились...

— Как думаешь, — спросил у него озабоченно Альтман, — это нападение — их рук дело?

— Вряд ли, — покачал головой старый немец. — Я опросил тут коротко парней — вся эта троица вполне серьёзно отбивалась от напавших. Видимо, кто-то пришлый всё организовал.

— Кто? — голос молодого немца сразу построжел. На что Ранке лишь флегматично пожал плечами: — А кто его знает? С равным успехом это могли быть "мискитос", как здешние, так и со стороны Гондураса, какие-нибудь бродячие шайки бандитов, да те же сандинисты... У никарагуанцев ведь сегуридад никогда с армией не ладила — что у Самосы, что у его преемников нынешних...Всегда были готовы друг другу напакостить!

— Ладно! — махнул рукой Хуго. — С ними потом. Но хоть чем-то ты меня порадуешь?

— Вас интересуют наши гости, герр оберст? — понятливо поинтересовался Ранке и не дожидаясь ответа от главы колонии, стал рассказывать: — Топографы ушли благополучно, сейчас двигаются в северо-восточном направлении. Наш человек сопровождает их, контролируется и движение людей падре — они идут тоже на северо-восток, фактически параллельным курсом. Что до остальных, то я распорядился русских, их охрану и этих парней из Европы собрать в отдельном помещении и вызвать к ним врачей, пусть попробуют привести в сознание. Штайнера нашли, но переговорить с ним не вышло — получил тяжёлое ранение, произносит отдельные слова с трудом, несколько раз терял сознание. Боюсь, что не выживет. Кубинки также нигде не обнаружили. При попытке обыскать её комнату там, видимо, сработало устройство самоликвидации — выжгло всё, да так, что не осталось никаких следов... Что удивительно, герр оберст, — добавил далее Ранке, — Это была какая-то серьёзная вещь, потому что огонь бушевал только внутри комнаты и, несмотря на тонкие стены, тем более — из дерева, почему-то так и не смог их прожечь.

Хуго внимательно посмотрел на своего шефа охраны — тот выдержал взгляд. Спросил, осторожно подбирая слова:

— Думаешь — "СЛУЖБЫ"?

Ранке коротко усмехнулся и утвердительно дёрнул подбородком.

— И, судя по сработавшей начинке и потому, что его без раздумий пустили в ход, у этой девицы при себе было что-то чрезвычайно важное и ценное, — проговорил медленно, словно бы самому себе, Альтман. — И это важное и ценное никак нельзя было попасть на глаза посторонних, так?

— Так точно, герр оберст!

— А почему раньше не обыскали её комнату? — засопел рассерженно глава колонии. — Когда мы отправились на ужин, у тебя же было время заглянуть туда...

В глазах старика на мгновение промелькнула какое-то странное выражение, он на секунду замялся, но под требовательным взглядом начальства крякнул и несколько смущённым и совершенно не свойственным для себя голосом неуверенно проговорил, словно человек, впервые попавший на великосветский раут, который ни с того ни с сего начинает совершенно по-детски признаваться о том, как он сейчас столько выпил спиртного, что не заметил, как испортил себе нижнее белье: — Понимаете, герр оберст, я отправлял туда ребят, но ни один из них так и не смог даже переступить порога её комнаты, испытали такой ужас, что моментально убежали из дома и прятались какое-то время в оружейном складе, — старик виновато развёл руками: — Вы уж простите меня, герр оберст, но их тоже отыскали только вот сейчас. Сидят, трясутся от страха и несут какую-то ерунду.

Было жарко и влажно, и "Коротышка", видимо, догадавшийся, что Андрею опять стало плохо, вывел журналиста на палубу. Там, несмотря на медленную скорость "катера", всё же был какой-никакой, а ветерок. Новиков подставил под него разгорячённое лицо и зажмурился. Больше всего на свете ему сейчас хотелось очутиться в прохладном номере "Паломы-Хилтон", принять ледяной душ и, выбравшись на балкон, усесться в лёгкое кресло с бокалом холодного пива. Отпивать его небольшими глотками, любоваться открывавшейся с балкона панорамой Манагуа и думать исключительно о приятных вещах: встрече с Алеськой, походу в пресс-бар, где, как всегда соберётся интересная компания, работе над очередным материалам, а потом — чтению Фромма, чью книгу Андрею перед выездом в Селая подарил коллега из Рейтер...

— А вот и база! — прервал размышления Новикова "Коротышка", и журналист открыл глаза. "Катер" подходил к небольшому причалу, упиравшемуся в широкую поляну. В её глубине виднелось несколько армейских палаток, стояли два деревянных домика и ещё чуть далее возвышалось приземистое, с плоской крышей, строение, собранное из металлических листов. По поляне бродил вооружённый народ, одетый разномастно и вооружённый во что горазд. На прибытие их группы они не обратили никакого внимания. Словно бы подобные "экспедиции" были здесь вполне рядовым и частым явлением. А может, народ тут обитал совершенно не любопытный, привыкший реагировать на внешние раздражители только тогда, когда они непосредственно касались конкретных индивидуумов. Тоже, если вдуматься, не самая худшая человеческая черта.

Пока "катер" швартовался, "Коротышка" подтолкнул Андрея в плечо и ловко перепрыгнул на причал. Новиков последовал за ним. Они зашагали по направлению к одному из деревянных домов — тому, что стоял левее. Сзади пристроился охранник — тот, что мусолил во рту сигару. Подойдя к дверям дома, "Коротышка" остановился и обернулся к Новикову. Попросил, но таким тоном, что это выглядело, как приказ:

— Вот что, Дикки-бой, ты пока с Гильермо, — он мотнул головой в сторону охранника, — постой пока на свежем воздухе, а я к дону заскочу, о тебе сообщу. И если он не занят, то примет тебя прямо сейчас. Нет — отдохнёшь немного, есть тут у нас специальное местечко для дорогих, — "Коротышка" весело осклабился, — как ты, Дики-бой, гостей!

И, толкнув ногой дверь, прошёл в дом.

Глава 4.

Отсутствовал, впрочем, "Коротышка", не долго — уже через полторы минуты он снова, как чёртик из табакерки, возник на улице и, мотнув головой в сторону входа, коротко бросил Андрею:

— Пошли!

Тот, пожав плечами, двинулся следом. Охранник Гильермо пристроился сзади.

Они миновали довольно просторный тамбур, в котором скучало несколько человек вооружённых карабинами "гаранд" и обряженных в камуфляжные куртки. Вошедшие не вызвали у них никакого интереса — мужикам было явно не до посетителей, ибо судя по горячему разговору, они сейчас обсуждали куда более важные темы.

У массивной железной двери "Коротышка" на мгновение тормознул, но только для того, чтобы толкнуть её ногой — дверь неожиданно легко поддалась, открывая путь в большое помещение, обставленное, как заметил Новиков, с показной, но безвкусной роскошью. Ну, в самом-то деле, о каком вкусе может идти речь, когда пол в комнате наполовину застелен длинноворсовым ковром, по соседству с которым уместилось что-то вроде половичков с непонятными узорами? А крупный керамический сосуд на серебряном подносе находился на современном телевизоре?

— А вот и мы, дон Адольфо! — громко и бодро, но с некоторыми нотками подобострастия возгласил прямо с порога "Коротышка", отодвигаясь в сторону и выталкивая на первый план Андрея. — Позвольте вам представить: наш гость, Ричард Мэллони. Он — из Англии, газеты "Санди таймс".

— Англичанин? — раздался донельзя удивлённый голос и навстречу Новикову шагнул весьма колоритный персонаж. Дон Пампа, мелькнула у Андрея мысль, или Портос. Потому что никаких более иных ассоциаций этот мужчина и вызвать не мог.

Было ему где-то около сорока. Кряжистый и здоровый, словно шкаф, ростом эдак под метр восемьдесят, с огромными ручищами и ладонями, что твои лезвия лопат, он, на первый взгляд, казался неповоротливым увальнем, однако это впечатление оказывалось поверхностным и обманчивым — дон Адольфо нёс своё тело легко и свободно, а в его движениях ощущалась сила и грация тигра. О его латиноамериканских корнях говорили лишь жгучие чёрные волосы и длинный нос, словно перебитый хорошим боксёрским ударом — в остальном же, лицом своим он сильно напоминал европейца. Причём, вполне конкретного — а именно: жителя туманного Альбиона.

Да и одет он был, несмотря на жару и на то место, которое, в общем-то, не сильно располагало к подобного рода одеяниям, в твидовый пиджак, ослепительную, прямо-таки — КИПЕННО-БЕЛУЮ рубашку с узким тёмно-синим галстуком в белую полоску, и в классические прямые чёрные брюки. Обут дон Адольфо был в такого же цвета слегка тупоносые туфли на толстой подошве. В левой руке хозяин держал светло-коричневую шляпу с широкими полями. — В самом деле?

Андрей молча кивнул. Мужчина окинул его цепким, внимательным взглядом, от которого, казалось, не могла ускользнуть ни одна мелочь, и продолжил речь, непринуждённо перейдя на великолепный английский: — Воистину, неисповедимы пути Господа нашего! Проходите...э-э..? — он вопросительно поднял брови, как будто бы не запомнил имя гостя, названное буквально только что своим помощником "Коротышкой".

Ну что ж, мы не гордые, можем и повторить.

— Мэллони, — учтиво представился Андрей. — Ричард Брюс Мэллони. Я сотрудничаю с "Санди Таймс", — и добавил после небольшой паузы: — Стрингером.* (см. примечание N 55).

— Очень приятно, — вежливо наклонил голову дон Адольфо. Показалось — или нет? — но в его взгляде промелькнула какая-то искра подозрительности. Кажется, он мне не очень-то и верит, подумал Андрей.

Но как бы там оно ни было, а отступать Новиков не любил. Раз уж начали играть пьесу, то будем вести её до последнего акта. И чёрт с ним, как при этом держатся на сцене его партнёры — и что там не несётся из зала от "благодарной" публики!

— Располагайтесь, пожалуйста, — приглашающее указал Андрею рукой на свободное кресло дон Адольфо, и, подождав пока гость разместится в нём, уселся и сам во второе, стоявшее напротив. Широко улыбнулся и светски поинтересовался:

— Вы, вероятно, родом из колоний?

Новиков испытал лёгкое раздражение: он что его, подловить пытается? Тоже мне, знаток англосаксонских диалектов выискался!

И где? В дебрях центральноамериаканской сельвы?

Если уж вы, сударь, из англоманов, то и ведите себя соответственно: джентльмену всегда верят на слово. И когда он говорит, что кошка — фиолетовая, а она на самом деле — оранжевая, то, стало быть, так всё и есть на самом деле. Мало ли по какой причине человек спутал цвета? Может, у него зрение не в порядке.

Но ответил вежливо и не менее светски:

— О да! Неужели так заметно?

— Конечно, — учтиво наклонил голову дон Адольфо. — У вас ярко выраженный южный акцент. Я бы рискнул предположить: либо юг Штатов — Мэрилэнд или Техас, возможно, Австралия... — он на какое-то время задумался, затем просиял и хлопнул себя по колену ладонью: — Ну, точно, Австралия!

Мельком кинул взгляд на "Коротышку" — тот, догадавшись, чего хочет босс, споро метнулся в соседнюю комнату, и почти сразу же вернулся обратно. Только уже с подносом, на котором стояла большая бутылка с желтоватой жидкостью и пара низких стаканов с толстым дном.

Аккуратно водрузив поднос на стол, "Коротышка" разлил напиток по стаканам и с полупоклоном подал сначала боссу, а потом — Андрею.

— Простите, что сразу не представился, — продолжал меж тем хозяин. — Меня зовут Адольфо Уго Сантана. Смею вас уверить, мистер Мэллони, в Селая это имя достаточно весомо до сих пор, — он подчёркнуто выделил последние три слова. — Но сейчас я больше известен, как "Команданте Рохас", командир батальона "Сан-Сентро" "Бригад освобождения Селая". Временно, пока у власти находятся эти.., — он пожевал губами, подбирая — вероятно, из-за уважения к журналисту, более мягкое выражение: — ... леваки, мы пользуемся гостеприимством властей Гондураса. Здесь наша база, отсюда мы ведём свою герилью.

"Сказал бы уж прямо: занимаетесь разбойничьими набегами!" — хмыкнул про себя Андрей. Но вслух, разумеется, ничего такого не сказал.

А дон Адольфо отсалютовал стаканом Новикову и провозгласил:

— Предлагаю выпить за наше знакомство! — поймав недоумевающий взгляд Андрея, любезно пояснил: — Это виски, прекраснейший "скотч"! — и, наклонившись к Новикову, доверительно сказал: — Мне его специально из Эдинбурга доставляют, люблю, знаете ли, у непосредственных изготовителей покупать!

Именно виски сейчас Новикову и не хватало, чтобы сбросить груз всего навалившегося на его плечи за эти неполные сутки и хоть немного, да расслабиться. Поэтому Андрей с большим удовольствием отхлебнул из своего стакана и умиротворённо откинулся на спинку кресла.

Пампа-"Рохас" доброжелательно смотрел на гостя, но ничего не говорил. Андрей оценил жест: хозяин давал ему возможность немного прийти в себя

— А как вы догадались, дон Адольфо, что я из Австралии? — поинтересовался Андрей, когда молчание стало затягиваться совсем уж неприличным образом — продолжать же пить просто в тишине было как-то не комильфо, а для того, чтобы оклематься, Новикову вполне хватило пары минут и двух-трех глотков "скотча" — кстати, действительно, неплохого. Никакого сравнения с той купажированной* (см. примечание N 56) бурдой, что ему доводилось пить в пресс-баре "Палома-Хилтон"!

Командир батальона "Сан-Сентро", явно красуясь собой, несколько снисходительным тоном, но охотно пояснил: — Я немного изучал лингвистику в Оксфорде, специализировался как раз по диалектам английского языка. У вас, к примеру, сеньор Мэллони — вы уж извините за прямоту! — типичный южный говор, слегка... э-э-э... гнусавый и грубоватый. Очень схож с лондонским "кокни". Ну, есть и другие отличия: (a) cтремится к долгому (i), (ei) переходит в (ai), r выпадает после гласных, вы не замечаете ещё, что при разговоре часто сокращаете сложные слова и словосочетания до одного слова — чем так грешат именно австралийцы! — потом ещё растягиваете гласные...

"Вот влип! — несколько обеспокоился Андрей и ласковым словом помянул своих вузовских преподавателей, видимо, кто-то из них работал в стране кенгуру или же там стажировался. — Но кто ж знал, что я тут на такого знатока английского нарвусь? Надо срочно выкручиваться!"

Поэтому как можно более безмятежным тоном Андрей сказал:

— Вы правы. Я действительно родился и вырос в Австралии, в Канберре. Закончил там университет. Ну, а потом перебрался в Лондон.

— А где там живёте?

— В Сохо, — не моргнув глазом, соврал Андрей. — На Риджент-стрит, рядом с универмагом "Либерти"...

Дон Адольфо расплылся в довольной улыбке:

— Знакомые места! Частенько туда заглядывал... Эх, какое время было!..

Видно было, что последние сомнения касаемо гостя у него исчезли, и сейчас он ударился в приятные воспоминания о днях своей молодости. Андрей тихо перевёл дух. Час от часу не легче! Наш Пампа, оказывается, не только тонкий лингвист, но и с Лондоном знаком. Не удивлюсь, если выяснится, что мужик ещё и с СИС связан. Насколько Андрею было известно, вплоть до окончания Второй мировой войны Латинская Америка считалась традиционной сферой интересов Британской империи — это уже потом США окончательно вытеснили её оттуда. Пройти мимо молодого богатого никарагуанского землевладельца англичане вряд ли бы смогли.

Далее завязался вполне непринуждённый разговор. Точнее — монолог, потому что говорил всё больше один дон Адольфо, раскрасневшийся от удовольствия, что наконец-то может свободно пообщаться с настоящим британцем — пускай и из Австралии. Андрей же помалкивал, изредка вставляя фразу-другую, когда требовалось увести разговор от приближения к опасным темам, способным раскрыть "легенду" мнимого Дика Мэллони.

Как поведал гостеприимный хозяин, в Лондоне он прожил недолго, но этого времени ему вполне хватило успеть полюбить этот замечательный, по его словам, очень красивый и космополитичный город. Столицу великой Империи, в которой никогда не заходит солнце.

— Я даже бизнес там открыл, — с воодушевлением вспоминал собеседник Андрея. — Тоже, кстати, в Сохо. Небольшой бар, "Латинос" назывался. Южноамериканская кухня — эдакая смесь из блюд со всего континента. Скажу без лишней скромности — пользовалось моё заведение большой популярностью! Наверное, я бы в конечном итоге и остался бы жить в Великобритании, но умер отец, и пришлось срочно возвращаться домой, брать управление поместьем в свои руки... Я ж, — он тяжко вздохнул, — единственный наследник в роду оставался...

Андрей сочувственно покивал ему. Дон Адольфо допил свой виски, потом взял бутылку и наполнил стакан по новой. Вопросительно глянул на Новикова — тот согласно кивнул, и долил журналисту тоже. Они снова выпили.

— А к нам зачем? — полюбопытствовал далее дон Адольфо, устремляя на Андрея внимательный взгляд своих больших чёрных глаз. — Я бы ещё понимал, Манагуа, Блуфилдс, но наши-то края — это ж такая глушь... — простодушно заметил он. Но это показное простодушие Андрея не обмануло. Он-то прекрасно видел, что может "команданте Рохас" и поверил, что к нему в гости пожаловал (пусть и не по своей воле!) самый что ни на есть взаправдашний сын туманного Альбиона, но вот с какой целью и чем лично ему, Адольфо УГО Сантане, это будет грозить — это его занимало больше всего. И именно этим объяснениям гостя слепо верить он не собирался!

Что бы ему сказать такое, во что дон Адольфо пусть хотя бы и не поверил до конца, но, по крайней мере, принял как должное? Ведь он совершенно справедливо отметил, что места здешние абсолютно не представляют никакого серьёзного интереса для корреспондента столь солидного издания, каковым являлись "Санди Таймс". Требовая лось срочно подобрать подходящее объяснение своему появлению в "Нуэва Бавариа". Представиться, что ли, писателем, который собрался написать книгу о европейской секте, решившей обосноваться в тропических чащобах МезоАмерики? В приниципе, это могло и пройти. На волне моды к то и дело возникающим скандалами вокруг религиозных обществ с сомнительными репутациями заинтересованность журналиста респектабельной британской газеты в поездке сюда уже не казалась чрезмерно подозрительной. "Вальднер-555", "Дигнидад"* (см. примечание N 57) и прочие, им подобные колонии на латиноамериканских землях, уже давно и прочно обосновались в первой десятке ньюсмейкеров мировых СМИ.

Андрей уже было собирался озвучить дону Адольфо эту версию, но неожиданная, словно молнией пронзившая его мысль заставила вовремя сдержать свой порыв. Новикову мгновенно вспомнился рассказ Пьера Лагарда о некоем местном землевладельце — а на самом деле, конечно же, обыкновенном наркоторговце, который планировал подмять под себя "Нуэва Бавариа". Однако в итоге сам попавший под раздачу головорезов колонии. Уж не о любезном ли сеньоре Адольфо Уго Сантане тогда шла речь? Жив, значит, курилка! Что ж, повезло мужику. Уцелел, подался в "контрас", выждал время, пока о его существовании забудут, а сейчас вот решил отомстить. Нападение на колонию, получается, его рук дело. А раз всё так именно и обстоит, то рядиться в тогу писателя — не самая лучшая идея. Здесь нужно что-нибудь более уместное.

И тут Андрея осенило. Вот на чём мы сыграем, под англоманство дона Адольфо это как нельзя лучше ляжет — и ничего другого в его положении искать, пожалуй, и не надо! Главное, только не переборщить и тогда всё будет ОК.

Сделав большой глоток виски, Новиков поставил стакан на столик и повернувшись к хозяину, несколько смущённо, словно стесняясь, признался:

— Я, видите ли, пишу об уфологии.

— ???

— Ну, есть такая научная дисциплина, сеньор, изучающая УФО. То есть, неопознанные летающие объекты... Я давно занимаюсь этой темой, понимаете? Объездил уже не одну страну, где можно найти следы их посещений... Извините, если вам покажется несерьёзным это моё увлечение...

— Ну что вы, сеньор Мэллони! — протестующе воскликнул дон Адольфо и в его глазах появился неподдельный интерес. Командир батальона с явным уважением поглядел на гостя. — Лично я не вижу в нём ничего несерьёзного. Вполне достойное истинного джентльмена увлечение, не какой-то там спиритизм или астрология...

— Не верите в звёздные предначертания? — весело сощурился Андрей. Дон Адольфо отрицательно тряхнул головой и отрезал: — Абсолютно! Это как в медицине — есть там такое понятие, "эффект плацебо" называется, слышали, наверное? Означает: "пустышка". Это когда больному дают безвредный препарат, уверяя, что он — наиновейшее лекарство. Человек принимает его и выздоравливает. Потому что верит в целебную силу этого препарата. Из-за чего и происходит то, что специалисты называют "самопрограммированием биокомпьютера". То есть, подсознательной настройкой мозга на излечение организма. Вот и вся тебе астрология!

— Любопытная гипотеза! — совершенно искренне сказал Андрей. — Я как-то не рассматривал данную дисциплину с такой точки зрения.

— Мы часто не наблюдаем того, что лежит у нас буквально под самым носом! — назидательно изрёк дон Адольфо. Было видно, что он чрезвычайно доволен завязавшимся разговором. — Но, к счастью, есть неравнодушные люди, которые не могут пройти мимо чего-либо странного, не укладывающегося в рамки нашего материалистического мировоззрения и оттого отвергаемого напрочь.

— Я имею в виду, — продолжал далее дон Адольфо, — прежде всего многоуважаемого сеньора Эриха фон Дэникена. В своё время мне довелось свести с ним — правда, кратковременное, знакомство. Скажу вам, что несмотря на отдельные — опять-таки, на мой субъективный взгляд, неувязки и неточности, в целом же факты, которыми он оперирует, пока не могут быть объяснены с точки зрения современной науки. А все сомнения в отношении обвиняемого, — он ухмыльнулся, — как известно, трактуются, в его пользу.

Он снова разлил виски, и они выпили — дон Адольфо с удовольствием, Андрей — просто из вежливости, пить ему больше не хотелось, не то настроение, да и повода не было подходящего, но не обижать же гостеприимного хозяина своим отказом?

— Правда, я одного никак не могу понять, — проговорил раздумчиво дон Адольфо, вертя в руке стакан со "скотчем": — У нас ведь тут нет ничего, что могло бы вас заинтересовать... Или я может не совсем в курсе? — он вперил в Андрея острый взгляд.

— До меня дошла информация, — медленно проговорил Новиков, — что где-то в районе посёлка Нуэва Бавариа есть древние артефакты, что-то вроде мегалитов Стоунхеджа...

— Интересно, — протянул дон Адольфо довольно равнодушным тоном и Андрей понял, что тот ни капли не поверил ему и что у "команданте" вновь проснулись былые подозрения относительно гостя. — Всё может быть, в наших лесах ведь чего только не найдёшь. И хотя мискитос ни о чём подобном не слышали — я бы тогда точно знал! — но вполне допускаю, что кто-то из них всё же в курсе всего этого, просто не хочет не с кем делиться... Там ведь, наверное, и сокровища могут быть, а, сеньор Мэллони? — он наклонил голову к плечу и хитро сощурился.

Уфф! Андрей почувствовал как его отпускает. Ну, теперь у дона Адольфо вообще не останется никаких сомнений в отношении "британского журналиста": в силу своей прямолинейной логики, "команданте" мигом связал ключевые слова: "мегалиты" — "леса", и сделал, со своей точки зрения, вытекающий из них вывод — "сокровища". Всё для него теперь встало на свои места. Англичанин, видимо, нашёл где-то какие-то указания на древние сооружения, в которых спрятаны сокровища. И прикрылся — дабы облегчить себе их поиски, легендой об уфологических изысканиях.

— — — — — — — — — — — —

Обычно старейшие члены "Хантер-Клуба" появлялись здесь во второй половине суток. Но в этот день некоторые из них изменили своему правилу. На часах ещё не было и девяти утра, как к зданию клуба, с интервалом в три-четыре минуты, подкатили три автомашины: сначала респектабельный "майбах", из которого не спеша выгрузился "Председатель", затем — "бентли", доставивший в клуб "Семита", и, наконец, последним был "мазератти", в котором прибыли "Викинг" и "Ариец". Каждого лично встречал управляющий и провожал до каминного зала — именно тут "непримиримых" должно было состояться внеочередное совещание. Инициатором его созыва, как всегда, выступил "Председатель".

В зале было тепло. В камине горел огонь, блики от которого плясали по стенам, украшенным старинными гобеленами. На небольшом столике, окружённом четырьмя креслами, были выставлены ящичек с сигарами, вазочки с орешками и бисквитами, стояли стаканчики и бутылки с виски, джином и коньяком.

— А нельзя ли было встретиться попозже? — брюзгливо проворчал "Семит", по-удобнее устраиваясь в кресле. — Какая надобность была вставать так рано?

Остальные участники совещания понимающе переглянулись: опять Арон в своём репертуаре! Любит человек поспать — и ранний подъём для него всегда был пытке подобен.

— Дело не терпит отлагательств! — отрезал "Председатель". — Я только что получил сообщение от нашего друга Грина. Он вышел на след артефакта. Владелец локализован, это — советский журналист, некий Андрей Новиков. В Манагуа он представляет ТАСС и еженедельник "Новое время".

— Опять русский! — поморщился "Викинг", у которого год назад были большие неприятности по службе из-за одного советского шпиона. Пойманный на горячем, тот получил срок, за какое-то время заслужил смягчение режима и получил возможность на выходных покидать тюрьму и проводить время с семьёй. Отпущенный в очередной раз, он внезапно пропал. И обнаружился лишь спустя дней уже в Москве * (см. примечание 5). Швеция заявила официальный протест, но в ответ получила отписку из советского МИДа, в которой говорилось, что СССР не располагает никакой информацией о судьбе своего разведчика. На том дело и заглохло. А "Викинг" — полковник Уле Свенсон, курировавший шведскую контрразведку, чуть было не распрощался со своей должностью. К счастью, скандал удалось замять и даже постоянно сующие везде свой нос депутаты риксдага ничего не узнали об этом провале. — Только Москвы нам ещё и не хватало...

— Если бы только Москвы! — сказал "Председатель". — Похоже, задёргались и наши старшие партнёры. Грин отмечает повышенную их активность в зоне поисков. Причём, за последние два дня она только усилилась. Это лишний раз подтверждает, что наш посланец на верном пути.

— Что известно об этом журналисте? — поинтересовался "Ариец" — он же барон Герхард фон Гилен, владелец и генеральный директор сталелитейного монстра из ФРГ "Гилен Штальверке" и давний приятель небезызвестного "Буби"фон Таддена* (см. примечание N59). В списке самых богатых и влиятельных западных немцев барон занимал десятое место. — Он случайно не шпион?

— Вряд ли, — отрицательно покачал головой "Председатель". — А знаем мы о нём чрезвычайно мало, не та была персона, чтобы попасть в наши базы данных. Родился и вырос в Москве, в семье высокопоставленного служащего, имеющего отношение к правительству. По образованию — психолог, недавно стал заниматься журналистикой. Является собственным корреспондентом в Никарагуа — и параллельно освещает другие страны Центральной Америки. Не женат. Есть данные, что вхож в окружение господина Замятина, того самого, из международного отдела их ЦК.

— Даже так! — удивлённо приподнял бровь "Семит" — в миру Арон Гринфельд, генерал-лейтенант в отставке, одно время бывший заместителем начальника Генерального штаба ЦАХАЛ * (см. примечание N60). — И зная это, вы, тем не менее, не удосужились взять его на контроль? Непростительная ошибка! Если не сказать хуже!

— О его контакте с Замятиным мы узнали только сейчас! — огрызнулся в ответ "Председатель" — ему очень не понравилось, как Арон начал позиционировать сегодня себя в роли третейского судьи. Эдак, глядишь, скоро наш генерал и бразды правления клубом перехватит, кому это надо? — Разумеется, теперь парень войдёт во все наши списки. Но речь не об этом. Грин сообщил, что ему требуется силовая поддержка, ибо мирные возможности получения артефакта им были исчерпаны.

На какое-то мгновение в каминном зале повисла гробовая тишина. Не то, чтобы "непримиримые" не одобряли подобных мероприятий, нет, запачкать руки в крови или переложить ответственность на других — эта перспектива их никогда не пугала. Просто силовые акции всегда считались в клубе последним доводом королей и пускались в ход исключительно в тех случаях, когда обычные меры, к которым привыкли "Охотники", не давали положительных результатов. Тогда общим голосованием выбирался координатор "Проекта", которому и поручалось исполнение задуманного.

— Сколько задействовано субъектов? — осведомился "Семит". Кому, как не ему, профессионалу разведки и специальных операций, было дано оценить предстоящее мероприятие и наметить алгоритм его реализации.

— Грин упоминал об одном десятке — от силы двух, — сказал "Председатель". И поспешил успокоить заволновавшихся было соратников: пожалуй, даже для них, привычных ко всему людей, ДЕСЯТЬ ОБЪЕКТОВ — это был явный перебор. Не говоря уже о ДВАДЦАТИ! — Джентльмены, тут не будет никаких проблем! Если персоны исчезнут — никто их искать не станет. Поскольку места там — глухие и опасные, много контрабандистов, браконьеров и вообще всякого рода сомнительной публики. Чужаков они не любят и, как правило, разговор с пришлыми у них бывает коротким: вот только что был себе человек, а потом его не стало. И никаких следов!

— У кого-нибудь там есть СВЯЗИ? — полюбопытствовал "Викинг" и вопросительно оглядел всех присутствующих.

— У меня, — после некоторого молчания признался "Ариец". — Один из мелких акционеров моей компании. Местный. Довольно авторитетная в тамошних краях личность.

— Как его зовут?

— Адольфо Уго Сантана, — сказал "Ариец". — Землевладелец. И немножко наркоторговец. Часть кокаина в Штаты идёт через его канал на гондурасской границе.

— Ему можно доверять?

— Вполне! — энергично кивнул немец. — Парень слишком многим обязан мне, поэтому сделает всё, что нам требуется.

— Решено! — хлопнул "Председатель" ладонью по своему правому колену. — Вы, Герхард, тогда связывайтесь с ним и ставьте задачу. А непосредственно в курс дела парня введёт наш баронет, я сам предупрежу его.

— Да будет так! — молвил "Ариец" и все присутствующие в знак согласия наклонили головы. Больше в этот день "Охотники" о делах не говорили. Хватило других, более приемлемых и интересных для членов клуба тем.

— — — — —

Было удушающее жарко. В лицо, норовя облепить его полностью, лезла противная мошкара, под ногами смачно чавкала грязь, в которой порой ноги тонули чуть ли не по щиколотку, за одежду цеплялись колючие ветки кустарников, а искривлённые стволы деревьев то сходились, образуя непролазную чащобу и замедляя движение всей группы, а то внезапно расступались, но лишь для того, чтобы продемонстрировать уже почти выбившимся из сил искателям сокровищ весело скалящиеся овалы болот... Личо меланхолично пялился по сторонам, мечтая только об одном: как можно скорее выбраться бы из этих мест на более-менее подходящую поляну. И желательно — с источником чистой воды, чтобы можно было бы смыть с себя грязь и освежиться, а потом немного отдохнуть и заодно подкрепить свои силы сытным обедом... Подобные желания, он это заметил, были написаны на лицах всех остальных его спутников. Но, к величайшему сожалению великого магистра, ничего подходящего для бивуака им пока не встретилось. Отчего настроение окончательно и бесповоротно упало до самого низшего градуса на шкале эмоционального восприятия окружающей действительности.

И зачем я только ввязался в эту авантюру, в который раз упрекал самого себя Джелли. Сидел бы сейчас у себя на вилле, пил прохладный коктейль, разговаривал о превратностях бытия с очередной новой знакомой — и знать бы себе не знал ни о каком тайнике с эсэсовскими сокровищами! Что, денег мне не хватало, золота мало имелось? Нет, ещё больше захотелось! Вот и получай по полной программе, милейший магистр, и не жалуйся!

В это время идущий впереди проводник-мискитос вдруг резко остановился — шедшие следом не успели среагировать и ткнулись в спины друг друга, и о чём-то гортанно возгласил на своём языке.

— Что ему нужно? — недовольно поинтересовался падре Джанаделио у своего помощника Густаво — тот когда-то жил в здешних краях и немного разбирался в местных говорах.

Низкорослый Густаво ответил не сразу. Сначала он вытянул из кармана своих брюк большой и грязный носовой платок, вытер им пот со лба и только после этого сказал:

— Говорит, что мы уже пришли. Дальше — сами. Он же возвращается назад.

— А больше он ничего не хочет? — возмутился Джелли. — Как мы обратно будем добираться? Я нашим картам не верю, — скривил он губы, — Такое ощущение, — магистр кинул в сторону своего давнего приятеля-священника ехидный взгляд. — Что их рисовали на коленке совершенно безграмотные люди!.. Нет уж, парень, — сурово обратился он к проводнику, глядевшему на него с невозмутимым превосходством человека, для которого эта сельва — симпатичная и милая рощица, а не непролазный негостеприимный лес, таящий в себе крайне болезненные для здоровья нормальных людей сюрпризы. — Ты давай либо с нами будь до конца, либо оставайся здесь и жди, когда мы назад станем возвращаться, уяснил?

Густаво торопливо перевёл эту речь для проводника. Тот немедленно откликнулся — бросил что-то слегка презрительным тоном и с гордым видом отвернулся.

— Он говорит, — сказал Густаво, — что его хозяева дали ему другое распоряжение.

— А вот как он тогда на это посмотрит? — вкрадчиво поинтересовался падре и в его руке, как по мановению волшебной палочки, появилось несколько долларовых купюр. Надо сказать, что их мискитос обладал хорошей интуицией: едва денег оказались в ладони священника, как проводник моментально развернулся к нему и, радостно заулыбавшись, попробовал было ухватить банкноты. Но не тут-то было! Падре отвёл руку в сторону и погрозил индейцук пальцем: — Э-э, нет, парень! Так не пойдёт! Вот тебе десять долларов — это будет аванс, а остальное получишь, если нас дождёшься. Идёт?

Мискитос понял всё без перевода и согласно кивнул.

На том и порешили. Проводник облюбовал себе поваленный ствол какого-то кривоперекрученного дерева, уселся на него и закурил сигару, сразу потеряв интерес к кому-либо и к чему-либо.

— Пошли! — коротко бросил падре Джанаделио, и группа послушно потянулась за священником. Джелли нахмурился, пристраиваясь в хвост замыкающему. Настроение и без того минорное, стало вообще чёрным — великому магистру очень не понравилось то, с какой лёгкостью за эти дни падре набрал влияние в их маленьком отряде и фактически возложил на себя общее руководство операцией. Не сделал ли он, Джелли, ошибки, что пригласил в это дело Розу? В молодые годы, помнится, последний не отличался уж слишком большой щепетильностью в отношениях с друзьями и даже родственниками. Да что там говорить: большей сволочи, как в сердцах однажды выразился сам Павелич по поводу одной выходки будущего пастыря святой нашей церкви, Европа ещё не знала! А ведь это надо было сильно постараться, чтобы правитель Хорватии, сам человек далеко не ангельского поведения, мог вот так, причём, не кривя душой, охарактеризовать своего сподвижника.

Надо будет поменьше поворачиваться к старому комбатанту спиной, решил про себя великий магистр и машинально потрогал карман брюк, где у него лежал небольшой и удобный четырёхствольный "Юник" калибра 0.22* (см. примечание N 61). Раритетная штучка, преподнесённая в своё время небезызвестным Джанни Аньелли * (см. примечание N 62) на день рождения Джелли. Хоть и коллекционное оружие, но вполне способное прийти на помощь своему хозяину, возникни вдруг такая необходимость. О наличии у магистра этого пистолетика, кстати, никто из его нынешних спутников не знал.

До нужной точки они добрались часа через два. На небольшой полянке, где из земли выпирал каменный горб небольшого скального образования, Джелли остановил группу. Сверился ещё раз с картой (её, как не упрашивал Роза, великий магистр никому доверить не решился, да и, откровенно говоря, не собирался!) и облегчённо улыбнулся: дошли! Подозвал священника, тот торопливо подошёл, и сказал: — Всё, мы на месте.

— Отлично! — обрадовался тот. — Где начинать раскопки?

Личо снова заглянул в карту, удовлетворённо хмыкнул себе под нос и направился к каменному выступу. Обошёл его по кругу — падре неотступно следовал за магистром, в то время как остальные члены группы, покидав на землю рюкзаки и мачете, присели рядом со своим имуществом и спокойно дожидались дальнейших распоряжений, потом решительно притопнул ногой в двух местах: — Вот здесь. Кто там с лопатами, можете приступать!

Падре отдал приказ, его люди зашевелились, стали разбирать инструменты. Минуты через три острые лезвия лопат уже вгрызались в податливую почву.

Работа спорилась, хотя и без излишней спешки и поэтому очень скоро, ещё до наступления ночи, копателям удалось добраться до тайников. Как оказалось, пряча груз, моряки кригсмарине особо себя не утруждали, готовя под него ямы: углубившись в грунт метра на полтора, они бросили копать, спустили вниз ящики, накрыли их брезентом, и, закидав ямы землёй, посчитали своё задание выполненным. Впрочем, на них за это никто из группы магистра и падре не обижался: меньше было работы!

Всего из двух ям "кладоискатели" извлекли восемь ящиков. И тут же начали их вскрывать — пока помощники падре орудовали ломиками и топорами, круша крепкие доски, священник нетерпеливо метался от одного ящика к другому, нервно тиская пальцы и облизывая губы. Видимо, волновался: а вдруг они вытянули пустышку?

А вот великий магистр внешне был спокоен. Стоял неподалёку, внимательно наблюдая за всем происходящим, но с советами не лез. Люди сами знают — что и как надо делать, зачем им мешать? Лишь искоса поглядывал на возбуждённого падре, да не вынимал правой руки из кармана своих брюк. Стерёгся. Двое помощников магистра, прекрасно понимавшие его без слов, сами уже почувствовали некоторое напряжение в воздухе и словно бы невзначай сдвинулись поближе к хозяину — один с якобы равнодушным видом поигрывал острым армейским ножом, второй, уткнув приклад своей винтовки в землю, опёрся подбородком о её ствол. На первый взгляд, от этих парней не веяло никакой опасностью. Но это было только на первый взгляд! На самом же деле, изменись сейчас ситуация в неблагоприятную для Джелли сторону, как они бы моментально, причём в самой жёсткой манере, постарались бы исправить её так, как это бы потребовалось великому магистру. Профессионалы были крепкие, и не в таких переделках участвовали.

Но вот крышки с ящиков были сбиты, где полностью, где — просто покрошены в щепки, и, повинуясь нервному взмаху руки священника, его люди послушно — хотя и бросая заинтересованные взгляды в сторону извлечённого добра, отошли в сторону. И только тогда падре Джанаделио — а за ним и Личо, торопливо приблизились к находкам. В буквальном смысле слова, трясясь от охватившего его возбуждения ("Эк, как его корежит-то! — неодобрительно подумал о старом товарище великий магистр. — Ведёт себя словно бродяга, дорвавшийся до случайно оброненного кем-то бумажника. А ещё францисканец! Что-то не похож он на нищенствующего * (см. примечание N 63)..."), Роза жадно копался в первом вскрытом его людьми ящике. Вот падре повернулся к приятелю и на его лице Джелли увидел откровенную растерянность и разочарование: — Что это? — он потряс в воздухе толстой картонной папкой — магистр успел заметить до боли ему знакомый знак имперского орла Великой империи Германской нации и строгие чёрные буквы готического шрифта, складывавшиеся в суровую надпись: "РСХА — Главное управление имперской безопасности. Секретно. Операция "Француз". Только для лиц реферата А-6". Джелли не успел ничего сказать, как папка полетела ему под ноги, а за ней — ещё одна, и ещё — глаза еле успевали выхватывать: "МИД. Список технических специалистов связи...", "РСХА. КРИПО. Секретно Кадровый реестр управления полиции Мюнхена ..." — Где твоё золото, Личо? — гневно вопил падре, совершенно не заботясь о том: слушают или нет его крики остальные "кладоискатели". — Мы сюда зачем шли? Ради вот этого, — он со злостью пнул по какой-то папке ногой и из неё веером разлетелись бумажные листы. — Да за этот архивный хлам и ста долларов не дадут!

"Какой же всё-таки он идиот! — подумал великий магистр, не зная: смеяться ему или просто помолчать, дабы не раздражать и без того кипящего, как нагретая на огне вода, священника. — Да эти бумаги подороже всякого золота будут! Те, о ком в них упоминаются, до сих пор в большинстве своём ещё не сошли с политической арены планеты. А кое-кто — и преуспел даже! Их влияние на мировые общественные и экономические процессы таковы, что в разы перекроют, любезный ты мой служитель Господа нашего Иисуса Христа, все выгоды от ящика-другого с золотом... Ну, да ты и в молодые годы не отличался большой сообразительностью, жил эмоциями, вот и залетел в такую глубинку, как это Никарагуа... А то бы далеко пошёл!

А вот третий и четвёртый ящик вознаградили падре за его участие в этой, поначалу казавшейся ему чистой воды авантюрой мероприятии. Он сунулся в них, но, чтобы тут же, как ошпаренный, выглянуть обратно и повернуться лицом к великому магистру. Сказать, что священник бы счастлив — значит, не сказать всей правды! Он был просто до безобразия доволен. Такие физиономии Джелли видел только у клинических идиотов, находившихся в психлечебницах — был в его биографии такой период, когда пришлось какое-то время провести в одном из подобных заведений. Разумеется, не в качестве пациента, а в роли дорогого гостя. И жить не в общей палате, а в отдельной комфортабельной комнате. Что было, в общем-то, правильным решением, ибо его тогдашние враги в самую последнюю очередь стали бы искать Джелли в этом медицинском учреждении. Так оно и оказалось.

— Что там? — делано равнодушным тоном поинтересовался великий магистр.

— Золото! — воскликнул, радостно оскалившись падре. — Настоящее! Слитки рейхсбанка, — он вытянул из ящика один желтоватый брусок и от полноты чувств подкинул его в воздух. На одной из граней слитка Личо успел приметить германского орла. Действительно, настоящее золото.

Оно же находилось в четвертом ящике. А вот пятый, шестой и седьмой были набиты плотными пачками фунтов стерлингов.

— О! — восхитился падре и, вытащив одну пачку, отщипнул от неё одну купюру. Поднял вверх, подставив под лучи заходящего солнца, и внимательно всмотрелся. Сказал несколько озабоченно, хотя при этом и не казался слишком уж расстроенным:

— Если это и фальшивка, то очень высокого класса. Немцы умели делать подобные штуки и весьма качественно. Если сдать за половину номинала, любой банк с удовольствием возьмёт. Тем более, — он хитро улыбнулся, — это всё можно будет представить и как гуманитарную помощь нашему колледжу. Тут вообще не возникнет никаких вопросов!

Джелли понимающе кивнул. Он понял на что намекает священник — конечно же, на пресловутую сверхсекретную в годы Второй Мировой операцию спецслужб Третьего рейха "Бернгардт" * (см. примечание N 64). За счёт её денег финансировались многие зарубежные операции Германии.

— А здесь у нас что? — падре наконец оставил пачку банкнот в покое и заглянул в последний ящие. Вытянул оттуда и показал Джелли серебристо-серый слиток. — Если не ошибаюсь, это серебро. Что ж, — он удовлетворённо оглянулся и перекрестился, — любое дело всегда должно заканчиваться к вящей славе Божьей!

Очевидно, эти слова были заранее оговорённым сигналом, потому что люди падре моментально вскинули автоматы и направили их на парней Джелли.

— Что это значит? — возмутился великий магистр. — Падре, что вы себе позволяете? — и с угрозой в голосе прибавил: — Боюсь, что "Джунте" очень не понравятся ваши действия, там знают о нашем походе за сокровищами...

— Пустое! — отмахнулся священник. — Я давно подумывал о том, чтобы переменить образ своей жизни. Война кончилась — и кончилась давно. Так что теперь можно больше не скрываться за этой сутаной, — он скорчил пренебрежительную мину и дёрнул себя за одежду. — А пожить, как нормальный человек. С этими деньгами, — он улыбнулся, — я хочу провести остаток жизни, отпущенной мне Господом нашим Иисусом Христом в тишине, спокойствии и лёгкой праздности. В конце-то концов, — он хитро подмигнул магистру, — за все те годы, что верно служил "Джунте" и тебе, дружище, лично мне полагается небольшой отдых, э?

"В могиле ты его получишь! — с бессильной яростью подумал Джелли. Была бы сейчас такая возможность, он бы лично изрешетил эту сволочь из автомата, не пожалел бы всей обоймы! Но понимал, что Роза его переиграл. Его люди не дадут даже рыпнуться заезжему гостю, ибо он для них никто, а падре — первый после Бога на этих землях. А на свою охрану Джелли и не надеялся — те были тёртыми профессионалами и прекрасно понимали, что в данной ситуации выпали не их карты.

Падре Роза подошёл поближе и успокаивающе потрепал великого магистра по плечу: — Да ты не расстраивайся! Ты же у нас и так богатый человек, что я о твоих шашнях с банком Ватикана не наслышан? Представляешь: какой будет скандал, если об этом пронюхают газетчики?

Во взгляде, который при этих словах Джелли бросил на священника, читалось столь явное желание свернуть тому шею, что пастырь от греха подальше отодвинулся за спины своих бодигардов.

— Я не стану тебя убивать, — молвил далее падре, задумчиво глядя на своего старого приятеля. — Ни к чему брать лишний грех на душу, тем более — грех смертоубийства! Из сельвы ты выберешься сам, вон твои парни, я думаю, прекрасно тебе в этом помогут, в том направлении, — он махнул рукой находится Нуэва Бавариа. В посёлок можешь заглянуть, а вот в колонии появляться не советую, там хоть тебя и рекомендовали высокопоставленные люди, но им сейчас будет не до тебя. Да ещё и под раздачу ненароком попадёшь, ведь именно с твоим визитом из размеренному и тихому бизнесу пришёл конец. Знаешь, они сейчас злы и легко захотят на ком-либо отыграться. Почему не на тебе?

Он помолчал немного:

— А меня можешь не искать, здешний климат уже давно вреден для моего здоровья. Надо перебираться куда-нибудь в более умеренные широты — кстати, на этот случай у меня давно уже подготовлены и пути отхода, и документы на новое имя, а с этим кладом, — он улыбнулся, посмотрев на вскрытые ящики,— вообще всё будет ОК!

У людей Джелли отобрали оружие и разрядили его. Впрочем, забирать с собой не стали, а просто разобрали на части и раскидали по близлежащим кустам — потом владельцам, если им это надо, соберут их. Оставили ножи и — тут падре весьма кстати вспомнил о христианском милосердии, даже пару рюкзаков с продуктами.

Ещё через час появилось несколько мискитос, которые сноровисто заколотили ящики и, укрепив на импровизированные носилки, скользнули в лес. Последним уходил Роза. Он на секунду остановился перед великим магистром и тихо сказал:

— Давай не будем заниматься глупостями, ладно, Личо? А? Мы же взрослые люди. В некотором роде, я тебя обыграл, так что стерпи. И мстить не обещай — я ж не в жизнь не поверю, что об этом путешествии, — он небрежным жестом руки обвёл поляну, — ты поставил "Джунту" в известность. Небось, сказал, что просто решил отдохнуть! Ну, всего тебе хорошего! И помни — ты мой должник" Ведь я подарил тебе то, что просто не имеет ценности в этом мире: жизнь! Живи себе дальше и радуйся!

После чего повернулся к нему спиной и заспешил за своими спутниками, уже успевшими удалиться на приличное расстояние. Великий магистр проводил бывшего соратника и приятеля полным презрения взглядом, после чего сплюнул себе под ноги и от души выругался:

— О, порка Мадонна!

Бурча себе под нос ругательства, парни Джелли ползали по кустам, собирая детали от своего оружия и патроны. Нашли, конечно, далеко не всё, но и того было достаточно, чтобы добраться до ближайших цивилизованных мест, при этом, не опасаясь за свою жизнь.

— Они мне сразу не понравились! — вынес вердикт помощник магистра по имени Луиджи. Он примостился на поваленный ствол дерева и сосредоточенно собирал, громко сопя себе под нос, свой карабин. — Я как увидел этого святошу, так сразу понял: к такому спиной лучше не поворачиваться, сразу засандалит.., — он фыркнул: — нож под лопатку... Милосерднее, комендатторе, было бы пристрелить его...

— А потом как бы ты ящики тащил? — резонно возразил ему Джелли. — Молчишь? Вот то-то и оно! А это сволочь заранее подготовилась! Взять тех же мискитос... Ну где и когда он успел с ними договориться? У него же совсем на это времени не было, мы ж сразу в путь отправились. Да и не должны быть у него в здешних местах знакомые — тут не выносят столичных обитателей, а те считают местных уродами... К тому же, мискитос, — блеснул магистр эрудицией, — не слишком-то ладили ни с правительством Сомосы, ни с нынешними революционерами... А вот кой-какие бумажки, что этот урод не взял, а выкинул, мы с собой прихватим! Уж больно интересные, — он подтянул к себе пару папок, присел на корточки и стал с любопытством их листать — одновременно, вертя головой то в сторону одной, то в сторону другой. Предчувствия его не обманули. Хоть и жалко было до слёз ушедших с Розой денег и слитков, но папочки всё же искупали потерю. А то и как бы не подороже были. Что ж, всё же не зря он пустился в это путешествие. В Европе сыщется немало заинтересованных лиц, которые не пожалеют никаких денег, дабы ознакомиться с содержимым этих бумаг. — Соберите всё, что можно и упакуйте в ящики, — распорядился Джелли, кивая на разбросанные по земле бумаги. — И ничего не упустите. Заберём всё с собой.

— Шеф! — взмолился второй охранник, с отвращением глядя на длинные раскуроченные ящики. — Да мы тут лишь один утащить сможем, нам бы ещё человека четыре, от силы три... Тогда глядишь и справились бы!

— Ничего! — жёстко отрезал магистр, пресекая в зародыше все недовольства подчинённых: в конце-то концов он платил этим людям не для того, чтобы выслушивать от них пререкания. И платил весьма приличные деньги! — Будем двигаться медленно, но ничего здесь не оставим. Пусть хотя бы и по одному ящику, по очереди пришлось бы подтаскивать.

Охранник закатил глаза, мол, вы — босс, вам виднее, но лишь пробурчал себе под нос:

— Тогда месяц по этим чащобам придётся ползти!

— Хоть год! — бросил Джелли и в это время уловил краем глаза какое-то движение метрах в пятнадцати от себя. Очевидно, охранники тоже что-то заметили, потому что Луиджи немедленно ощетинился уже собранным карабином, а второй выставил перед собой лезвие мачете.

— Это я, сеньоры! — раздался знакомый голос, в котором магистр прекрасно различил насмешливые нотки. — Не стреляйте, я без оружия... Впрочем, — добавил он уже откровенно издевательски. — Даже захоти вы это сделать, то ничего бы не вышло — у вашего телохранителя, сеньор, карабин не заряжен, вон патроны под ногами валяются...

И действительно, в спешке парень позабыл — или точнее, не успел просто, зарядить своё оружие.

— Выходите! — крикнул в ответ магистр, злясь на себя за мимолетний испуг, вызванный этим голосом. — Мы не кусаемся!

— Я тоже! — весело хмыкнул неизвестный. Кусты раздвинулись, и на поляну выбрался, улыбаясь во всё своё славянское лицо, старший русских "геологов". Сидоров Иван Иванович. За его спиной показались ещё двое каких-то мужчин, но близко они не подходили благоразумно держась на расстоянии. Разумная мера предосторожности, оценил их поведение магистр, особенно в сфере последних событий.

Джелли в двух словах пересказал случившееся с ним — смысла особого не было скрывать что-либо от русского, тем более — и магистр прекрасно это понимал, что за "Сидоровым" стоит государство, а оно сюда своих солдат не за парой-другой ящиков пусть даже и с золотом отправило. Тем более, что частные инициативы в СССР не столь были популярны. И насколько Джелли это знал — вообще не приветствовались. А раз у "Сидорова" другие задачи, чем у него, великого магистра, то отчего бы им не объединить совместные усилия? О чём с прямотой он так и сказал "геологу". Тот сощурился и испытующе посмотрел на собеседника:

— В принципе, нечто подобное я собирался сам вам предложить...

— Ну, вот видите! — обрадовался Джелли. Он не любил чрезмерных сложностей в делах и поэтому, когда появлялась возможность решить какую-либо запутанную проблему быстро и легко, то он никогда не утруждал себя лишними телодвижениями. К чему оно? — Мой груз — вот он! — кивнул на ящики.

— Ага, — сказал "Сидоров" и аккуратно обойдя настороженно взиравшего на него Луиджи, заглянул в один из ящиков. Хмыкнул что-то себе под нос, поворошил среди папок. Повекрнулся к великому магистру и полюбопытствовал: — Архивы грабите?

— Позвольте! — возмутился было Джелли, но русский только отмахнулся от него: — Да ладно вам, сеньор, что мы, не люди, в самом деле, что ли? Конечно, поможем вам с этими бумаженциями. Но, — и тут его голос стал жёстким, а в глазах появилось выражение непреклонной требовательности, — и вы, в свою очередь нам поможете.

— Это в чём?

— Мы тут потеряли кое-какое оборудование, — уклонился от прямого ответа "геолог". — А его нужно вернуть обратно. Поэтому предлагаю: берём ваш груз и двигаемся к месту, где у нас аппаратура. Захватываем её и выдвигаемся к ближайшему городу. А уж оттуда я вызову помощь и нас подбросят до Манагуа. Можем и вас с собой захватить, — предложил он, на что великий магистр ответил твёрдым отказом. — Спасибо, но уж оттуда мы сами как-нибудь выберемся.

Извиняющее развёл руками, проявил политес: — Мы бы вас не утруждали, но втроём мы с этим грузом, — он кивнул на ящики, — просто не справимся.

— Не беда, — великодушно пожал плечами "Сидоров". — Нас тут ещё пять человек, так что утянем и ваши бумаги, и наше оборудование.

"Не нравится мне это ваше — утянем!" — подумал с лёгким беспокойством великий магистр. Кто знает этих славян: с них станется и оборудование — наверняка, шпионское! — своё забрать, и его, Джелли, ящики прихватить.

Но "Сидоров" глядел с таким невинным видом самого на этом свете честнейшего человека, что магистр отогнал прочь подозрения. Ну, в самом-то деле, чего уж тут паранойей страдать? Если бы русскому и его людям требовались эти ящики, они бы просто перестреляли итальянцев и без долгих слов забрали бы все бумаги с собой. А не устраивали тут дипломатические переговоры о взаимовыгодном сотрудничестве!

Подумав так, Джелли успокоился и решительно кивнул:

— Хорошо! Мы согласны, сеньор!

— Тогда вперёд!

ГЛАВА 5.

"Еще не раз вы вспомните меня

И весь мой мир волнующий и странный,

Нелепый мир из песен и огня,

Но меж других единый необманный.

Он мог стать вашим тоже и не стал,

Его вам было мало или много,

Должно быть, плохо я стихи писал

И вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз вы склонитесь без сил

И скажете: "Я вспоминать не смею.

Ведь мир иной меня обворожил

Простой и грубой прелестью своею".

(Н. Гумилёв).

=================================

ИГРЫ

Консул добр: на арене кровавой

Третий день не кончаются игры,

И совсем обезумели тигры,

Дышут древнею злобой удавы.

А слоны, а медведи! Такими

Опьянелыми кровью бойцами,

Туром, бьющим повсюду рогами,

Любовались едва ли и в Риме.

И тогда лишь был отдан им пленный,

Весь израненный, вождь аламанов,

Заклинатель ветров и туманов

И убийца с глазами гиены.

Как хотели мы этого часа!

Ждали битвы, мы знали — он смелый.

Бейте, звери, горячее тело,

Рвите, звери, кровавое мясо!

Но, прижавшись к перилам дубовым,

Вдруг завыл он, спокойный и хмурый,

И согласным ответили ревом

И медведи, и волки, и туры.

Распластались покорно удавы,

И упали слоны на колени,

Ожидая его повелений,

Поднимали свой хобот кровавый.

Консул, консул и вечные боги,

Мы такого еще не видали!

Ведь голодные тигры лизали

Колдуну запыленные ноги.

(1907 г., Н. Гумилёв).

=================================

"В дверь торопливо постучали, и дон Адольфо, на мгновение прервав разговор, недовольно бросил: — Да! Войдите! — и развёл руками, виновато глянув на гостя: — Простите, мистер Мэллони, но, видимо, что-то — из ряда тех обстоятельств, что не терпят своего отлагательства...

И грозно рявкнул, обращаясь уже к возникшему на пороге "Коротышке":

— Ну, что ещё там?

"Вот уж воистину, — флегматично подумал Андрей, разглядывая помощника "команданте Рохаса" с ленивым интересом, — "О сером речь, а он — навстречь! Любопытный малый. И, видно, ох как боится хоть на минуту выпустить шефа из-под своего контроля. Любое появление посторонних людей для него угроза — и угроза нешуточная, потому что может поколебать уже сложившееся положение вещей и нарушить стабильность их маленького мирка. Прям-таки, схватка бульдогов под ковром... Кто же это говорил? Кажется, Черчилль? Образный малый был, сэр Уинстон, и за словом в карман никогда не лез!.. Поэтому и помнят его так долго..."

"Коротышка" мельком ещё раз смерил развалившегося в кресле "британского журналиста", но всё же дисциплина была для него на первом месте, и раз уж хозяин не гонит гостя в другую комнату — значит, здесь нет никого ПОСТОРОННЕГО и сейчас тут можно вполне свободно говорить.

— Дон Адольфо, простите, — "Коротышка" прижал руку к груди и с деланным смирением потупил головушку, — но в лагере только что появился сэр Говард. Он хочет срочно переговорить с вами.

— А ему-то что нужно? — удивился "команданте". — Вроде бы последнее его поручение мы выполнили и выполнили неплохо... Баронет что, опять собирается предложить нам нечто подобное?

Он хоть и изобразил из себя недовольного босса, но видно было, что всё это игра и что, в общем-то, дону Адольфо нравится чувствовать себя незаменимой личностью. Ах, "команданте"-"команданте"! Андрей насмешливо покачал головой. Что ж вы такой наш "р-р-рэ-во-лю-ционный" и одновременно — верующий, заповеди-то позабыли? И о гордыне, что суть греха, и о скромности пролетарской, игнорирование коей ведёт к падению в болото буржуазной морали? На двух стульях усидеть — тут совершенно кстати припомнилась слышанная от кого-то крылатое выражение, седалища не хватит!

— Вы отдохните пока немного, мистер Мэллони! — обернулся к Андрею дон Адольфо и широким жестом обвёл комнату рукой. — Чувствуйте себя здесь, как дома...

"Но не забывайте, что в гостях!" — некстати мелькнула насмешливая мысль, озвучивать, которую, впрочем, Новиков не стал. Во-первых, "команданте" его бы не понял, фраза уж больно-то родная, СОВЕТСКАЯ, а, во-вторых, чего, конечно, совсем бы не хотелось — этот наркобарон, не дай Бог, принял бы сказанное за издёвку над собой и тогда даже статус иностранного журналиста не послужил бы достаточной защитой от его гнева. Воистину: мой враг — мой язык! Но, к счастью, свой язык был у Андрея всегда, простите, господа, за нечаянный каламбур — в надёжных руках! А вот будь тут сейчас Шульгин — тот да, наверное, и не удержался, скаламбурил бы в своей обычной манере. И вполне возможно, что всё сошло бы ему с рук. Такая уж у Сашки была манера поведения, особенно в чужой компании или при встречах с крайне неприятными для него личностями, много о себе воображавшими. Что самое интересное: если большинству за подобное моментально и без долгих размышлений начистили бы физиономии, то шульгинские эскапады, в лучшем случае, приняли бы за милые шуточки и своеобразие его характера.

— ... Можете, кстати, выпить и перекусить, — продолжал между тем дон Адольфо. Он подошёл к подвешенному на стене ящику, распахнул его дверцу и с удовольствием продемонстрировал гостю содержимое — две полочки из трёх там были основательно заставлены разнокалиберными бутылками с цветастыми этикетками, а на третий располагались пара вазочек. В одной с горкой были насыпаны мелкие бисквитики, вторую наполняли какие-то то ли фрукты, то ли ягоды, так сразу и не определишь — зеленоватые и почему-то мохнатые, похожие на сильно увеличенные в размерах плоды крыжовника. Андрей таких ещё не пробовал. — В общем, не стесняйтесь. Я скоро.

Он кивнул "Коротышке", и они вышли из комнаты. Андрей задумчиво посмотрел на захлопнувшуюся дверь. Что-то его беспокоило, но вот что именно — он не мог пока с точностью сказать. Вертелась какая-то мысль, но смутная и неопределённая. И на сердце как-то было неспокойно. И это неспокойствие явно находилось в прямой зависимости от появления в лагере "контрас" непонятного баронета. Судя по имени — тоже из англичан. Сэр Говард... Ну, конечно же! Как он сразу-то не сообразил? Новиков чуть не взвыл от пронзившего его чувства досады. Ведь всё лежало буквально на поверхности: сэр Говард Грин, третий баронет Квинсли, тот самый чопорный и слегка нагловатый британец, желавший приобрести у него, Новикова, подаренный покойным сеньором Модиной браслет.

Но одновременно с лёгкой паникой, охватившей его, Андрей совершенно отчётливо понял, что далее "злоупотреблять" гостеприимством дона Адольфо ему, пожалуй, не стоит. Это понимание, как холодной вОдой, остудило эмоциональный жар Новикова и настроило его на адекватное восприятие окружающей обстановки. Решение созрело сразу же, придя в голову вместе со словами одной из известных песен Володи Высоцкого: "И вот мы поняли: бежать нам хочется! Иначе плохо всё для нас здесь кончится..." Другого выхода в сложившейся ситуации Андрей не видел.

Он сунулся было в коридор, однако увидев по-прежнему там тусовавшихся вооружённых мискитос (уж в чём-чём, но только не в отсутствии бдительности можно было упрекнуть хозяина, даже покинув журналиста он не стал убирать из своего дома охрану), немедленно вернулся обратно в комнату. Задумчиво огляделся, а потом решительно подошёл к распахнутому окну — тому, что выходило на противоположную от входа сторону, и осторожно выглянул из него. Картина обычного лесного лагеря, так похожая на туристические стоянки родного Отечества, предстала перед Андреем: буквально в пяти метрах отсюда возвышалось несколько палаток явно армейского образца, у некоторых сидели люди, занимаясь, кто чем — одни курили, другие чистили оружие, третьи, разложив костры, жарили на огне мясо. Ветер донёс до Новикова аппетитный запах и журналист ощутил, как в желудке у него заурчало. Только сейчас Андрей сообразил, что за весь этот сумасшедший день он так по-серьёзному и не поел. И хоть обстановка явно не располагала к утолению чувства голода, организму было на это наплевать, он требовал своего. Поэтому Новиков вытянул из настенного шкафчика несколько бисквитиков, быстро запихал их в рот и только после этого, взбодрившись, вылез в окно.

На него никто не обращал никакого внимания. Очевидно, у местных "герильерос" считалось, что тот, кто свободно перемещается по их лагерю, автоматически становится персоной грата.

На ходу, подхватив удачно подвернувшийся ему под ноги толстый чурбак ("Ну, я прям, как Владимир Ильич на пролетарском субботнике!"), Андрей споро зашагал по направлению к причалу. Там, как он приметил еще при прибытии, было пришвартовано несколько лодок с моторами. Угонять медлительный буксир — это было, пожалуй, не совсем правильным решением. А вот уйти на моторке — самое то. И скорость, и маневренность — всё это только играло ему на руку.

До самого причала Новиков добрался без приключений. Удача хранила его и здесь — у судёнышек местные начальники даже не удосужились выставить охраны. Очевидно, спокойная жизнь чувствительно отразилась на дисциплине "идейных борцов" с новым режимом. А может, сыграло свою роль простое разгильдяйство. Ежу ведь известно: пока жареный петух в темечко не клюнет — мужик не перекрестится! И не важно, какой он национальности, мужик этот — чистокровный русак или здешний малый индейских кровей, реагируют они все одинаково в сходных условиях.

Дальнейшее было делом техники: чурбак полетел в траву, а сам Андрей быстренько обследовал пришвартованные посудины и выбрал себе наиболее подходящую. Лодка хоть и казалась на первый взгляд совершеннейшей развалюхой, грозившей рассыпаться при намёке на более-менее сильную волну, но зато она имела полный запас "горючки" на борту, а на дне её лежали пара вёсел и рюкзак, в котором Новиков с удовлетворением обнаружил несколько кусков жареного мяса, завёрнутого в бумагу, хлебные лепёшки и бутылку с подозрительной жидкостью бурого цвета. Была бутылка заткнута грубовато выточенной из дерева пробкой, из чего Новиков сделал, в общем-то, верное умозаключение о том, что содержимое сосуда есть какая-то разновидность местного самогона. Что ж, очень хорошо! Значит, от голода он не помрёт, а алкоголь — не сейчас, а чуть попозже, поможет снять беглецу стресс и вообще послужит в качестве антисептического препарата. Мало ли какая живность вдруг решится покусать посланца страны Советов — лекарств же у того нет, но зато имеется проверенное веками средство!

Андрей отвязал лодку от причала, спрыгнул в неё и, установив вёсла в какие-то явно самопальные уключины, больше напоминавшие собой творения здешних абстракционистов, стал без спешки, но и при том не медля, отгребать от берега. Минут через пять, за очередным изгибом реки, когда лагерь "контрас" скрылся за густыми зарослями, подступавшими почти к самому срезу воды, журналист наконец-то решился запустить двигатель. И только удалившись почти на километр и, не обнаружив за собой погони, Андрей облегчённо перевёл дух и потянулся за бутылкой. Требовалось срочно успокоить расшалившиеся нервы.

— — — — — — —

Штайнеру в этот день дико, нечеловечески, фантастически, просто дьявольски повезло! Во-первых, его не убили в ходе внезапно завязавшейся в колонии перестрелки, а всего лишь слегка ранили, зацепив по касательной шею — крови, правда, хлестануло изрядно, но это всё ж таки было не смертельно! — во-вторых, на Руди почти сразу же наткнулись и немедленно оттащили в лазарет, в-третьих, после перевязки, сочтя немца потерявшим сознание (в юные годы, занимаясь в любительской театральной студии своей родной школы, Полетта научился изображать и не такое!), его перебазировали в соседний дом, куда складировали всех, временно неспособных самостоятельно передвигаться. А уж отсюда, выбрав момент и подобрав валявшийся на полу "скорпион" — и снова повезло, он оказался полностью заряженным, Штайнер "сделал ноги".

За пределы "Нуэва Баварии" он выбрался без труда — во многих местах периметр был прорван — неизвестные нападавшие работали гранатами, а то и просто рвали мины, нырнул в лес и, ориентируясь по памяти — а она у него была очень тренированной! Во всяком случае, карту того района, где нужно было откопать оружие, Руди помнил, как собственные имена, под которыми ему приходилось работать за всё время своей карьеры наёмника, решительно двинулся к цели. Несмотря на отсутствие помощников и какого-либо снаряжения, задание требовалось выполнить. Не из-за упёртости. А в силу того, что Руди не относился к категории людей, которые легко подставляли своих нанимателей. Нет, он был настоящим наёмником, чей неписанный кодекс поведения требовал, если деньги уже были уплачены, идти до конца. Тем более, что кое-какие козыри у Штайнера были припрятаны в рукаве. Как раз на случай таких вот непредвиденных ситуаций.

Об одном только жалел Руди — что не захватил с собой мачете. Впрочем, особо густых зарослей на его пути не было, так что перемещался наёмник споро и надеялся, что до цели он доберётся максимум часа через четыре. Так оно, в общем-то, и вышло.

— Стой! — окликнули его на скверном испанском, и Руди послушно остановился. Правда, встав так, чтобы при случае успеть отшагнуть за ствол ближайшего к нему дерева. — Брось оружие и подними руки. Кто такой?

— Оберон, — назвал пароль Штайнер. И напрягся: место хоть и было то самое, где таился его козырь, но кто знает, что за время его присутствия, могло тут случиться? "Козырь" ведь могли элементарно убрать. Благо желающих проделать это в здешних краях хватало.

— Зевс! — откликнулся невидимый собеседник, и наёмник перевёл дух: свои! Кусты затрещали, и оттуда выбрался низкорослый мужчина в камуфляже, с автоматом в руках. Штайнер не знал этого человека, но данное обстоятельство ни капли его не смутило — наёмник не отвечал за подбор парней из резервной группы, это было им поручено своему напарнику Генриху.

— Здравствуйте, шеф! — мужчина махнул рукой, приветствуя Руди. — Заждались мы вас.

Андрей не успел далеко убраться. На очередном повороте — а шёл он не спеша, внимательно глядя перед собой, дабы не нарваться на какую-нибудь дрейфовавшую в мутных речных водах и оттого незаметную корягу, а то на целый притопленный ствол дерева, таких здесь хватало, прямо по курсу, на правом берегу, вдоль которого Новиков собственно и перемещался, неожиданно появился какой-то мужчина в камуфляже и в армейской кепке, надвинутой козырьком почти до самого носа, и недвусмысленно показал стволом автомата заглушить мотор. Андрей выругался. Чёрт! Приехали! И как же это он не подумал, что "контрас" не озаботятся выставить тут ещё и дальнюю охрану. Но рыпаться было бесполезно, и поэтому Новиков поступил так, как ему и приказывали: послушно вырубил движок и стал подгребать к берегу. При этом озабоченно прикидывая — как бы так постараться изловчиться, чтобы выбравшись наверх, половчее свалить вооружённого незнакомца и что потом делать, если у того окажется подстраховка за спиной? В виде напарника, сидящего в засаде. Лично он бы, Новиков, поменяйся сейчас бы местами с этим детинушкой, непременно кого-либо спрятал поблизости...

А далее произошло то, чего Андрей ну совершенно никак не ожидал. Стоило журналисту, цепляясь руками за склизкие и обдирающие ладони до крови стволы деревьев, вскарабкаться на берег, как незнакомец вдруг опустил дуло своего "М-16" и насмешливо поинтересовался. Причём, на прекрасном русском языке:

— И куда это, скажите мне на милость, направляет свои стопы гордость советской журналистики? Точнее, — тут же поправил говоривший себя, — даже не стопы, а целые ласты?

Он коротко хохотнул, откровенно радуясь произведённому эффекту. Новиков, впрочем, сразу же взял себя в руки. С громким (как ему показалось!) стуком зубов, он захлопнул отвисшую челюсть и затем, набрав как можно больше воздуха в грудь, от всей души и с большим чувством, прошёлся по всему генеалогическому древу семейства своего собеседника, напирая на некоторые, отходящие от общепринятых норм поведения и морали цивилизованных людей в обществе отклонения, характерные, как в целом для всего этого семейства, так и для отдельных его представителей. В данном случае — в лице встречающей стороны.

Незнакомец с удовольствием выслушал всю эту тираду, после чего изобразил бурные аплодисменты, пару раз лениво хлопнув в ладоши. Сказал с восхищением:

— Вы знаете, мон шер амии, я просто не нахожу слов! Такое глубокое знание неформальной лексики сделает честь любому научному коллективу, исследующему подобные разделы отечественной речи.

— Да не пошли бы вы! — в сердцах бросил мужику Новиков. — Ну и шуточки у вас, так ведь и инфаркт недолго схватить можно...

— Можно, — согласился мужчина. — Но — не обязательно! — И сдвинул кепку на затылок, открывая своё лицо. Ну конечно же, кем ещё мог быть в этом районе человек, помимо самого Андрея, говорящий на русском языке. Только "геолог" Иван Иванович.

— — — — — — — — — — —

Когда дон Адольфо сердился, то он обычно переходил на повышенные тона. Не орал, но и нормальным его голос назвать можно было с большой натяжкой. Лил на головы провинившихся самые язвительные и едкие свои высказывания, наиболее точно и ёмко характеризующие их умственные способности и моральные качества, в запале мог и по физиономии съездить, а то и пинков навешать — это, в общем-то, было хоть и неприятно, но привычно и терпимо. Потому как на здоровье подвернувшихся под горячую хозяйскую руку сильно не сказывалось. Подумаешь, обругали или по уху заехали! Не мы первые, не мы последние. Да и хозяин без гнева — это не хозяин, а так, одно название...

Но вот когда дон Адольфо впадал в бешенство — то держись! В этот момент попадаться ему на глаза никому не рекомендовалось. Нет, "команданте" не кричал и не обзывался. Не демонстрировал окружающим своё чувство юмора и не распускал рук. Он тихим и донельзя спокойным голосом выслушивал собеседника, на какое-то время закрывал глаза, принимая решение, после чего делал знак — и телохранители наркобарона тут же пускали в ход свои острые мачете. Использовать для наказания виновников и оплошавших патроны дон Адольфо считал непозволительной роскошью. А вешать он не любил.

Головы казнённых потом накалывались на колья и вбивались перед входом в лагерь — в назидание остальным бойцам "батальона". И, надо отдать должное "команданте", дисциплина в его подразделении от подобных "воспитательных мер" была очень высокой, слушались хозяина мискитос беспрекословно.

— Итак, Гильермо, — размеренно и несколько задумчиво произнёс дон Адольфо, поигрывая "кольтом". — Ты, значит, не знаешь: куда мог подеваться наш английский гость? Я правильно тебя понял?

Он вопросительно изогнул бровь.

"Коротышка" мгновенно покрылся липким потом от страха — мужчина стоял перед хозяином навытяжку, прижимая руки к бокам и не сводя с него умильно-преданного взгляда. В горле сразу стало сухо, губы не повиновались и поэтому Гильермо только и смог, что торопливо помотать головой.

— Так, — произнёс дон Адольфо, сужая глаза. — И что же тогда у нас получается? Что в наших дебрях, где и местные-то не все хорошо сориентируются, в неплохо укреплённом и сильно охраняемом — как я считал до недавнего времени, — он подчеркнул последнюю фразу, — лагере, неизвестно по какой причине вдруг совершенно необъяснимо пропадает МОЙ ГОСТЬ, — он снова выделил два последних слова. — А моя правая рука, — дон Адольфо метнул на проштрафившегося, по его мнению, подчинённого строгий взгляд — бедолага, едва не теряя сознание, вытянулся ещё больше и, казалось, превратился в звенящую от дикого напряжения гитарную струну, готовую порваться в любой момент, — отвечающая за безопасность, ничего внятного не может мне сказать по этому поводу... Я правильно понял?

"Коротышку" в буквальном смысле колотило от охватившего его ужаса. Сидевший в глубине комнаты в уютном кресле сэр Говард решил несколько разрядить ситуацию. Он деликатно кашлянул, привлекая внимание дона Адольфо, и когда тот обернулся, баронет заметил миролюбивым тоном:

— Одну минуту, сеньор Сантана, позвольте-ка мне кое о чём расспросить вашего человека.

— Пожалуйста, — дёрнул плечом дон Адольфо и отошёл к столу. Взял стакан, набулькал туда текилы и сделал глоток.

— Подойдите сюда, сеньор, — поманил пальцем к себе "Коротышку" баронет, и Гильермо, очнувшись от ступора, затравленно глянул на хозяина. Но дон Адольфо сделал вид, будто о чём-то задумался, и тогда "Коротышка", осторожно ступая, словно опасаясь, что пол может неожиданно провалиться под его ногами, приблизился к англичанину.

Баронет смерил съёжившуюся фигуру Гильермо внимательным взглядом и мягко осведомился:

— Скажите, сеньор, что это был за человек и каким образом он оказался в расположении вашего лагеря? Ну?

Гильермо облизал пересохшие губы и торопливо заговорил:

— Э-э, понимаете, сеньор, в ходе одного мероприятия.., — он на секунду замялся, не зная: озвучивать ли ему суть этого самого мероприятия иностранцу и если да, то как на это посмотрит дон Адольфо? Но тот лишь раздражённо махнул рукой: мол, не мямли! — и тогда Гильермо продолжил: — Ну, в общем, попугали мы тут одних соседей, слишком уж они наглые оказались, требовалось урок им дать хороших манер...

Дон Адольфо насмешливо хрюкнул, отчего "Коротышка" нервно дёрнулся, как от удара током, однако поскольку хозяин более никак не отреагировал, то "Коротышка" воодушевился и уверенным тоном закончил:

— ... Урок мы им преподали, а когда уходили, то случайно наткнулись на этого парня. Н у и прихватили его с собой. Слишком уж чужеродным он выглядел для той компании.

— Как он представился?

— Ричард Мэллони, сеньор. Англичанин...

— Точнее, австралиец, — поправил своего подчинённого дон Адольфо. — Журналист. Из газеты "Санди Таймс".

— Ах вот как, — позволил себе немного удивиться баронет. — Документов у него при себе никаких не оказалось, конечно же?

— Сказал, что фрилансёр, что всё имущество его осталось в той чёртовой колонии, — буркнул дон Адольфо. Он уже успокоился, и Гильермо облегчённо перевёл дух — уф-ф, кажется, гроза миновала, хозяин успокоился.

— И что делал мистер Мэллони в такой глуши?

— Писал об уфологии.

— Что? — опешил сэр Говард. — Вы это серьёзно? Никогда не слышал, чтобы последователи Дэникена забирались в здешние края...

— Во всяком случае, иной версии он мне не предложил, — развёл руками дон Адольфо. И снова приложился к своему стакану. А баронету тем временем в голову пришла интересная мысль. Он извлёк из внутреннего кармана своей куртки толстый кожаный бумажник, раскрыл его и вытащил небольшой фотоснимок молодого, смеющегося мужчины. Показал "Коротышке" и требовательно спросил:

— Этот?

— Да, сеньор!

— Отлично! — обрадовался англичанин и повернулся к дону Адольфо:

— Сеньор Сантана, этот тот самый человек, который мне нужен! Срочно организуйте его поиски. При обнаружении — доставьте сюда. Но только живым! Даже если он и будет отстреливаться.

— Понятно? — дон Адольфо в упор посмотрел на Гильермо.

— Да, сеньор!

— Исполняй!

— — — — — —

На очередном привале Бриггс подозвал к себе Кросби. Они отошли подальше от группы, присели на торчавший из переплетений кустарника валун (предварительно сержант пару раз пошурудил среди листвы длинной палкой — ещё не хватало, чтобы тебе в задницу уцепилась какая-нибудь змея!).

— Скоро будем в нужном квадрате, старина, — сказал капитан, зажмурившись и подставив под обжигающие лучи дневного светила своё лицо. — Задание у нас, как ты знаешь, состоит в том, чтобы забрать с упавшего там нашего самолёта секретную аппаратуру. Потом вызвать вертолёты и вывезти её в Панаму. Но это только первая часть задания, о котором знают все. Однако есть ещё и вторая часть, она, как меня предупреждало командование, даже более важное.

Томас отвернулся от солнца, открыл глаза и вытянул из специальной сумки, болтавшейся у него на ремне, фотографию. Показал Кросби — тот вгляделся и, не выдержав, присвистнул. Поднял на командира удивлённые глаза и осторожно спросил:

— Сэр, это то, о чём я думаю? Не фотомонтаж?

— Кто его там знает? — пожал плечами капитан. — Во всяком случае, тот полковник из ВВС, что инструктировал нас, уверял меня, что снимок подлинный, сделан со спутника. Нам предстоит тщательно проверить ЭТО, — он не назвал имени объекта, но сержант и так всё понял. — И при наличии на его борту всего самого интересного — а там, в принципе, всё должно быть интересное! — изъять оттуда и тоже погрузить на вертолёты. — Капитан тяжко вздохнул

— А что вас тут смущает, сэр? — не понял командира Кроссби.

— Да, понимаешь, старина, — сказал Томас, дёрнув уголком рта — он всегда так делал, когда что-то не понимал или когда ситуация начинала казаться ему непонятной; привычка была давняя, ещё с детства, и даже в армии строгие отцы-наставники так и не смогли его от неё отучить. — Всё вроде бы нормально, но чую я здесь какой-то подвох, понимаешь меня?

Ещё бы не понимать! Сержант прекрасно знал, что интуиция в их деле — вещь нужная и так зря просыпаться у человека не станет. А уж у их капитана — в особенности. Всей базе было известно, что Бриггс за неделю чувствовал серьёзные неприятности. И не было ещё случая, чтобы его предчувствия — не оправдывались.

— Эти ещё, — Томас поморщился, — геологи, священники и прочие туристы... Зачем они оказались в этом районе в одно время с нами? Уж не за тем ли пришли, что и мы?

Он в упор посмотрел на своего помощника.

— Это вполне вероятно, сэр, — медленно произнёс сержант. Выдержал небольшую паузу, потом деловито осведомился:

— Что будем с ними делать, если начнут путаться под ногами?

Вместо ответа капитан просто чиркнул себя ладонью по шее.

— Понял, сэр, — Кросби послушно наклонил голову. Заверил: — И следов не останется!

— — — — — — —

— Всё! — выдохнул из себя Негри и в буквальном смысле этого слова мешком повалился в траву. — Я больше не могу. Надо передохнуть, иначе — сдохну!..

Он выругался и застыл, раскинув в стороны руки. Гаррида и Кампос — кстати, умаявшиеся не меньше своего шефа, переглянулись и тоже опустились на землю возле него. Они не возражали против небольшого отдыха. Тем более, что успели отмахать от разгромленной колонии на приличное расстояние, да и никакой погони вроде бы за ними не было.

Но как оказалось, ещё не все свои силы Негри успел потратить в этом суматошном бегстве. Минуты через дверь он рывком приподнялся и, опершись левым локтём о землю, спросил у Кампоса:

— Как думаешь, Хосе, кто это были? Сандинисты?

Немного подумав, тот отрицательно качнул головой:

— Нет, не похоже. У этих колонистов слишком серьёзные были завязки на больших людей в Манагуа, те бы их предупредили, намечайся в отношении колонии какая-либо недружественная акция. Скорее — бандиты местные постарались...

— Бандиты, говоришь? — Негри недоверчиво хмыкнул. — Хотя, а может ты и прав. Например, взять родственников Сантаны, на которого этот старый гестаповец наехал. С них вполне станется!

Негри на какое-то время замолчал, обдумывая ситуацию. Наконец, пришёл к нужному решению и сказал:

— Значит так. Не думаю, что после того разгрома, что устроили в колонии местные, Альтман и компания захотят там оставаться. Немцы подготовились к уходу заранее, а на остальных им, в сущности, глубоко наплевать. Что ж, тем лучше! Как говорится: природа не терпит пустоты! Они уйдут — их место займём мы. Или я ещё не продолжаю оставаться заместителем многоуважаемого герра Альтмана? — и Франсиско хитро подмигнул своим парням.

Кампос и Гаррида переглянулись и ухмыльнулись: такая перспектива им явно пришлась по душе. Не быть на вторых ролях у немцев, а самим стать хозяевами транзита и порошка, и золота. Благо выходы на поставщиков и покупателей у них были. Вряд ли кто станет возражать против "смены караула"! Зачем? Не всё ли равно, кто гонит товар? Главное, чтобы процесс не прерывался! Тоже самое касается и обслуживающего персонала колонии.

— — — — — —

— Шеф, может, вы хоть сейчас скажете, чем мы будем здесь заниматься? — не разводя особой дипломатии, а прямо в лоб поинтересовался у Штайнера Генрих.

— Скажу, — согласился Руди. — Дело не очень-то сложное — тут неподалёку зарыт небольшой запас оружия. На него есть покупатели. К сожалению, самим забрать товар, они не могут. Так что придётся делать это нам. И это будет очень — я тебе честно признаюсь, дружище! — трудным делом! Через лес тащить — у нас просто не хватит людей. Поэтому будем вывозить вертолётами...

— А они у нас есть?

На губах Штайнера заиграла самодовольная улыбка: — А то! Правда, всего две машины, но я думаю, их вполне хватит. — Пояснил: — Они давно уже взяты в аренду, находятся на той стороне, в Гондурасе. Пилоты ждут только сигнала от нас. Но сначала, как ты понимаешь, мы должны откопать оружие. А уже потом вызывать "вертушки".

— Это далеко отсюда?

— Рядом! — успокоил помощника Руди и хлопнул его по плечу. — Каких-то три часа ходу и мы на месте.

— Три часа — так три часа! — пожал плечами Генрих.

десь, на дне укромной лощины, практически скрытые от нескромных взоров сторонних наблюдателей тесно обступившими её многочисленными деревьями, стояли три палатки. Это и был временный лагерь резервной группы Штайнера. Как успел убедиться Руди, быстро заглянувший в каждую и обойдя всю лощинку, организовано наёмниками всё здесь было отменно и даже неделя ожидания шефа оказалась для них отнюдь не утомительной и совсем не распустила народ: всё также бдительно неслась караульная служба, всё также на должном уровне соблюдался режим маскировки, все также содержалось в полном порядке оружие и снаряжение. А чему тут было удивляться? Парни являлись профессионалами, которые не один год отдали своей неспокойной и весьма специфической профессии, прошли, что называется, все круги ада и прекрасно осознавали, что от дисциплины и правильной организации зависит самое главное. Не просто выполнение заказа, а — собственная жизнь. В любой момент они готовы были сняться с места и выдвинуться на боевые позиции. Поэтому, когда Генрих отдал команду, люди быстро и слаженно, хотя и без излишней суеты и торопливости, свернули палатки, разобрали рюкзаки и выстроились перед отцами-командирами.

Вперёд вышел Штайнер. Окинул строй наёмников внимательным строгим взглядом, увиденным остался доволен: люди стояли бодрые, готовые хоть в ад, хоть в рай, лишь бы только потом, когда настанет время окончательного расчёта за сделанное, их не обнесли бы с гонораром. Впрочем, этого бы не позволил и сам Штайнер — репутация у него была безукоризненная, обмана от работодателя он не потерпел бы никогда. К тому же, Руди всегда дополнительно страховался — ещё до заключения контракта, он всегда брал от заказчика стопроцентную предоплату. Береженого, как говорится, Бог всегда бережёт!

— Парни, значит так, слушай меня внимательно, — приступил к постановке боевой задачи Руди. — Сейчас в темпе начинаем движение в исходный квадрат. Идём без спешки, но и не медлим, должны выйти на место до наступления сумерек, думаю, управимся. Там откапываем.., — он на секунду запнулся подбирая подходящее слово, — один груз, как меня уверяли, закопан он не слишком глубоко, проверяем его сохранность и дожидаемся "вертушек". Грузим и доставляем покупателю. Потом расчёт и далее — кто куда, по личным планам. Если же кто пока не определился, могу потом забрать с собой в Европу: в никарагуанском Блумсфилде меня ждёт судно. Как?

Народу предложение понравилось:

— Да ладно, шеф, чего там — вместе пришли, вместе и уйдём!

— ОК! Тогда — вперёд!

— — — — — — — —

В Сан-Сентро падре Джанаделио и его"паства" остановились в доме местного священника падре Игнасио — давнего приятеля Розы, который ранее нёс слово Божье жителям Манагуа, а потом неожиданно для всех, его хорошо знавших, был вынужден сменить столичный приход на здешний. Как он невнятно попытался при расставании объяснить приятелю причину столь резкой перемены в своей жизни, всё дело, оказывается было в климате. Мол, в большом городе он вредно стал влиять на здоровье. А в таком, как Сан-Сентро, наоборот, ничем не грозил. Помнится, падре Джанаделио посочувствовал тогда приятелю, но выпытывать подробности не стал, поскольку лично его эта история никаким боком не касалась. Да и не любил Роза влезать во всякого рода сомнительные дела. Раньше-то — да, бывало, но сейчас, с возрастом, хотелось какой-то стабильности, спокойствия и — чего греха таить! — немножко иной, беззаботной, что ли, и красивой жизни. И ещё одно: в последние годы падре стало уже тяготить его роль священника в этом никарагуанском захолустье. Пора было легализовываться, переходить на другую, более высокую ступень бытия.

Конечно, были на этом пути кое-какие камни преткновения в виде былых грешков в Европе и возможной ответственности за них, но судя по тому, как сегодня развёртывался мировой исторический процесс, говоря высокоучёными словами, то этими обстоятельствами можно было смело пренебречь. Они больше не пугали Розу. И в самом-то деле — прошло столько лет, на планете выросло новое поколение, которому на то время и на те дела было совершенно наплевать. Да и кто он такой был тогда, так, мелкий мальчонка на побегушках у больших людей, особо КРОВАВО себя ничем не запятнавший. Это тебе не то, что, скажем, Эйхман! Вот тот был мастером "повеселиться", за что, кстати, впоследствии и поплатился! А к Розе-то какие могли быть претензии со стороны так называемой "международной общественности"? Простила же она Скорцени? Простит и его.

Впрочем, падре и не собирался обустраиваться в новой жизни со своим старым именем — для чего, как ведь чувствовал, некоторое время назад на всякий случай он обзавёлся чистым "картоном". Сальвадоским, правда, ну, да тут какая разница? С деньгами, которые сегодня оказались в распоряжении Розы, можно было неплохо устроиться где-нибудь в более цивилизованном месте... Например, в Новой Зеландии.

А что, неплохой вариант! И далеко от Европы и Штатов, и вполне себе развитое общество, демократическое и либеральное, где обеспеченному белому человеку всегда будут рады.

Чем больше падре обдумывал эту идею, крутил её в голове и так, и сяк, поворачивал под самыми уж неожиданными ракурсами, тем больше она ему нравилась.

В конце-концов, убедил самого себя Роза, в его нынешнем положении ничего более подходящего и не подберёшь.

Нет, конечно, можно было бы попробовать поискать что-либо ещё, получше, хотя, откровенно говоря, куда уж там может быть лучше?

Во-первых, новозеландский вариант, что называется, уже запал падре в душу, это тебе не жара Центральной Америки! Во-вторых, там никому не будет до него дела. А, во-вторых, не зря ведь умные люди говорят: "Лучшее — враг хорошего!" Ну значит, так тому и быть! На этом свой выбор будем считать окончательным и не подлежащем отмене.

Приезд гостей к падре Игнасио не вызвал особого интереса у жителей Сан-Сентро. Эка невидаль, один священник приехал к другому! Церковные, значит, дела, не иначе. И послушников с собой привёз. И подарки, вероятно, для здешнего прихода — вон, несколько ящиков занесли в дом.

Горожане посудачили между собой с полчаса — какая-никакая, а всё ж таки новость в их глуши, да и перестали себе забивать головы о гостях. Хватало других, более значимых, насущных и весьма интересных тем.

Разместив людей Розы в сарае — всё равно в доме на всех комнат бы не хватило, и, отослав им со служкой корзинку с мясом и фруктами, а также присовокупив к ней пару бутылок рома, падре Игнасио вернулся к приятелю, оставленному им в гостевом помещении.

Это была довольно большая комната, без окон, больше похожая на библиотеку, потому что три стены в ней были оборудованы полками, начинавшимися прямо от пола и взлетавшими под самый потолок. Они были заставлены книгами и не одного только религиозного содержания — Роза сразу приметил стопку явно порнографических изданий и еле удержался от ехидных комментариев. Ни что не вечно под Луной!

Старина Игнасио снова в своём репертуаре! Как бы он и здешнего прихода не лишился — вон, в Манагуа публика была куда более продвинутая в некоторых вопросах взаимоотношения полов и возрастных ограничений, но и то она терпеть шалости своего пастыря долго не сумела.

А в Сан-Сентро народ грубоватый и провинциальный, на подобные вещи смотрит крайне неодобрительно, если не сказать хуже. И случись здесь что-либо подобное столичным похождениям падре, поступила бы с ним очень негуманно! Не помог бы и священнический сан...

— Друг мой, — вкрадчивым и несколько слащавым тоном — какой падре Джанаделио не терпел у мужчин и не выносил у женщин, промолвил хозяин дома, возникнув на пороге комнаты, — о пище духовной мы можем подумать и несколько позже, ты не находишь? А пока я бы хотел переговорить с тобой о более серьёзных вещах. Прошу!

Он указал на кресло, сам уместился во втором, стоявшем напротив. Кивнул приятелю на стол, уже накрытый служанкой:

— Прошу тебя, угощайся, ты же с дороги, устал, наверное, и хочешь есть...

— Это успеется, — отмахнулся падре Джанаделио. — У меня катастрофически мало времени. А сделать ещё надо много. Но — сначала о твоих делах. Что случилось?

Падре Игнасио скрестил пальцы рук на животе и задумчиво посмотрел на Розу с таким выражением, будто прикидывал: с чего же ему, собственно, начать разговор. Наконец, определился и сказал — уже нормальным голосом:

— Видишь ли, друг мой, буквально перед твоим появлением здешняя контрразведка получила приказ от своего руководства из Манагуа. Он касался персонально тебя

Падре сделал короткую паузу и внимательно заглянул в глаза приятеля. Однако не увидел там никакого волнения или даже страха: Роза смотрел на хозяина дома ровно и безмятежно — так случайные посетители музея обозревают выставленные в картинной галереи работы художников, которые ни о чём гостям не говорят.

Падре Игнасио вздохнул и продолжил: — Так вот, парням предписано срочно задержать тебя, если ты объявишься в нашем городке.

— И всё? — эта новость, казалось, совсем не расстроила падре Джанаделио.

— А ты ждал чего-то ещё? — скривился в ехидной усмешке собеседник.

— Да нет, — пожал плечами Роза. — Думаю, обычная бдительность: кому-то там, — он мотнул головой себе за плечо, и падре Игнасио догадался, что приятель имел в виду Манагуа, — видимо, не понравилась моя поездка в столь беспокойное место. Вот и озаботились парни. У молодых революционеров, — объяснил он падре Игнасио, — подобная повышенная бдительность в порядке вещей. Им везде враги и предатели мерещатся! Такова уж логика всех, кто приходит к власти вооружённым путём.

— Ну да, ну да, — не стал спорить с ним падре Игнасио и сделал вид, что поверил приятелю. А тот — что принял его веру как нечто само собой разумеющееся.

— Так, где, говоришь, у вас тут застенки тайной охранки сандинистов размещаются? Не стоит ребят заставлять себя долго ждать, а то ещё могут и обидеться, — сказал Роза и сдержанно засмеялся.

— Я бы так не шутил! — предостерёг приятеля хозяин дома. — Очень уж наши новые власти не любят подобного отношения к себе.

— Всё в руках Господа нашего, — кротко молвил падре Джанаделио и перекрестился. — Как насчётмоего вопроса?

— Решил всё же идти?

— Решил.

— Тогда тебя проводят, — не стал удерживать приятеля падре Игнасио. — Да, местного шефа DGSE зовут Армандо Секейра. Он хоть и пламенный "герильерос", но из приличной семьи, отец был весьма преуспевающим адвокатом в Блумсфилде. К слову, как мне говорили прихожане, даже встречался в своё время с самим Фиделем!

— Ого! А чего ж тогда парень сидит в таком захолустье?

— А кто его знает. Может, просто ждёт ВЫЗОВА?

— А-а! Понятно.

— — — — — — —

... Альтман и Ранке встретились через час после того, как на территории колонии навели относительный порядок. Старый гестаповец, кряхтя — годы брали своё, взгромоздился на стул, опёрся локтями о столешницу и ,тяжко вздохнув, укрепил подбородок на ладонях. Посмотрел на шефа, пожаловался ворчливо:

— Как мне всё это надоело, герр оберст, вы себе только не представляете: стрельба, охрана, рейды, постоянный адреналин в крови!.. Иной раз вот проснёшься ранним утром и так остро позавидуешь какому-нибудь уроду-сверстнику: живёт, понимаешь, сволочь, в тихом, спокойном местечке, где-нибудь далеко отсюда, в Европе, разводит цветы в саду, нянчится с внуками, а то и с правнуками, исправно посещает церковь, по субботам ходит на рыбалку, а по воскресеньям — пьёт пиво с друзьями в баре, пишет мемуары... Что может быть лучше этого?

Он вопросительно взглянул на шефа и, не дождавшись от него ответа на свой, в общем-то, вполне риторический вопрос, моргнул пару раз левым глазом, словно пытаясь скинуть несуществующую слезинку, выкатившуюся из-под ресницы. Со скидкой на возраст и внешность Ранке, вышло это не трогательно, а как-то... жалко, что ли? На того, кто впервые сталкивался со стариком, эта картина могла бы произвести неизгладимое впечатление. И сподвигнуть человека если и не на посильную помощь бедняге, то на простое сочувствие — это уже стопроцентно!

Но только не на Хуго. Тот-то работал со стариком не первый год и за это время успел прекрасно изучить его натуру, привычки и манеру держаться в тех или иных ситуациях. Поэтому Альтман просто засмеялся, придвинул к старику большой бокал и щедро наполнил его красным вином. Сказал — тоном чуть ли не приказным: — Пей! И не строй из себя обиженного родителями ребёнка, тебе это не идёт. Покоя он, видите ли, захотел! Да ты бы и недели такой жизни не выдержал, свалился бы с инфарктом! Покой не для тебя, ты же игрок и авантюрист по своей натуре — иначе бы и не влез в это дело с самого начала. Даже сейчас ты играешь со мной, хотя и знаешь, что я это вижу! — он ехидно прищурил глаза. — Не упускаешь возможности подловить меня? Или случайно так вышло?

— Тренируюсь, герр оберст, — старик моментально стал самим собой (вот что значит старая школа, растрогался Альтман, стремление к порядку и дисциплине у них в крови! Не то, что наше поколение — сплошь одни раздолбаи, болтуны и истерики!) и даже попытался развернуть плечи, как на строевом смотре — получилось, правда, плохо.

— Понятно, — хмыкнул Хуго и тоже отбросил игриво-дурашливый тон. — Ладно, а теперь вернёмся к нашим баранам. То есть, как ты понимаешь, к вопросам дальнейшего нашего здесь пребывания. Я слушаю тебя внимательно.

Он строго посмотрел на Ранке. Тот коротко дёрнул головой, как бы говоря: "Есть!" — и начал докладывать.

— Учитывая потери, понесённые нами в ходе налёта, и это только предварительные данные! — старике особо подчеркнул данный момент. — То я могу сказать, что какие-либо перспективы на ближайшее, да и на отдалённое время тоже, у нас полностью отсутствуют. Смотрите сами, герр обесрт, — он поднял правый кулак и, разгибая палец за пальцем, стал перечислять: — У нас фактически уничтожены все строения колонии — полностью или частично. Раз. Также разгромлены два производства. Восстановлению они не подлежат. Два. Отсюда вытекает, что наши обязательства перед покупателями, уже перечислившими деньги на наши счета, мы выполнить не сможем. А это уже чревато летальными последствиями. Для нас, в первую очередь. Это три. Единственный выход — эксфильтрация по резервному варианту "Тангейзер". Четыре. И, наконец, пять — делать это нужно немедленно. То есть, уже сейчас.

Ранке замолчал и выжидательно уставился на шефа.

— Сколько у нас есть свободного времени? — отрывисто поинтересовался Альтман. Всё это время, что старик перечислял скверные моменты их положения, глава "Нуэва Баварии" мрачнел всё больше и больше, пока вообще его лицо не превратилось в символ мировой скорби всего прогрессивного человечества. Он не играл — ему действительно стало тяжело и мерзопакостно на душе. Такой безнадёжной тоски и желания спрятаться куда-нибудь далеко-далеко, чтобы его никто не нашёл, Хуго не испытывал давненько! Наверное, с того самого дня, когда провалил в Гамбурге своё первое задание по съёму очень важной "почты" * (см. примечание N 65). Как тогда он удержался в рядах сотрудников "штази", один Бог, да его наместник на Земле "Святой Маркус" * (см. примечание N 66) ведают!

И вот второй прокол. Да ещё какой! Потеря целой операционной базы на соседнем континенте — за такое по голове не погладят!

Руководство, может, и отходчиво, но только не в подобных случаях. Что ж, значит, будем выходить из игры, пока ещё не поздно. Победа социализма во всём мире — это, конечно, вещь важная, но собственная жизнь — она как-то ближе к сердцу! Нет, правильно, что в своё время Ранке настоял на подготовке варианта "Тангейзер"! Вот ведь чутьё у старика!

А, впрочем, чего вы ещё хотите, уважаемые господа и камрады? Профессионализм — это материя такая особенная... Её, как говориться, не пропьёшь!

— — — — — — — —

Через некоторое время чащоба закончилась и они выбрались на относительно ровное место, представлявшее собой унылую долинку, тянувшуюся вдаль, до самого горизонта, и покрытую — Андрей покопался в памяти, чтобы найти правильное определение, саванновым редколесьем. Идти сразу стало получше, хотя в густой траве можно было запросто напороться на какой-нибудь камень или с ходу влететь в яму, которую с первого взгляда углядеть было не так-то просто.

— Ничего, держись, пресса! — подбадривающее хлопнул Андрея по плечу Иван Иванович. Он, как всегда, совершенно бесшумно подошёл откуда-то сбоку — во всяком случае, до самого момента его появления Новиков и не догадывался, что "геолог" перемещается поблизости, двигаясь параллельным курсом. — Осталось совсем ничего. Да, чуть не забыл тебя предупредить: когда мы вернёмся...

— Если вернёмся! — скептически хмыкнул Андрей, но Сидорова смутить было не так-то просто, он лишь осклабился и уверенно заявил: — Вернёмся-вернёмся, и не из таких командировок возвращались! Поверь мне на слово. Так вот, дома о нашем путешествии ничего писать не надо. И с кем-либо — в том числе с друзьями, девушками и со своими начальниками, обсуждать его тоже не стоит. Я, конечно, мог бы содрать с тебя подписку о неразглашении, имею на то все полномочия, но положусь на твой долг советского гражданина и, в некотором роде, коллеги по ремеслу...

— Это вы о чём? — прикинулся Новиков тугодумом, хотя прекрасно понял своего собеседника.

— Да ладно тебе! — откровенно ухмыльнулся Иван Иванович. — Как будто народ не знает, кто от твоих изданий в проблемные точки ездит.

Удивительно, но под свой отдел лейтенант Секейра выбрал в Сан-Сентро самый обычный дом — пусть и выбивавшийся на фоне большинства наличием довольно просторного патио * (см. примечание N 67) и высокой ограды, остроконечные металлические прутья которой преграждали попосторонним подступы к нему, но тем не менее, это был простой дом, а не вычурный особняк из немногочисленной группы себе подобных, что принадлежали местному "обществу" и компактно обосновались на восточной окраине городка. Хотя как представитель новой власти и начальник всесильной сандинистской "сегуридад" вполне мог позволить себе подобрать "для нужд революции" и более респектабельное строение. Но однако не стал. А взял то, чей хозяин, ярый сторонник сомосовцев, сбежал в Гондурас.

А может всё обстояло совсем иначе, подумал падре Джанаделио, подходя к отделу DGSE и с любопытством рассматривая его. Может, парень просто не захотел ссориться со здешним бомондом — в конце-то концов, он тут чужак, и лишние проблемы ему не нужны. Хужой мир, он, как известно, всегда лучше доброй ссоры.

У входа падре остановил часовой — совсем ещё молодой парнишка, в "верде оливо", с большой белой повязкой на рукаве и с буквами "S. E." * (см. примечание N 6

на ней, вооружённый автоматом — МАТ-49, как профессионально отметил про себя священник.

— К кому?

— Мне нужен лейтенант Секейра, — мягко проговорил падре Джанаделио.

— По какому вопросу?

— А вот это, сын мой, я сам ему скажу.

И приветливо улыбнулся.

Часовой недовольно фыркнул, но потом, хотя и с видимой неохотой, вызвал старшего — такого же молодого парня, с открытым и добродушным лицом, и тот, вполне удовлетворившись простым объяснением, что посетитель к лейтенанту, сразу повёл падре к нему. Поразительная беспечность этих ребят поразила Джанаделио. Подобного не допускали даже в самом недисциплинированном подразделении ANSENIK * (см. примечание N 69), с которым ему доводилось сталкиваться ещё при старом режиме. Ну что это, в самом деле, такое? Как будто не служба безопасности, серьёзное и уважаемое ведомство, а площадка для детских игр! Падре покачал головой. Но вслух ничего не сказал. Не его это дело и не его это люди. Пусть сами разбираются в своих проблемах.

Лейтенант Секейра принял священника в своём кабинете — к слову, аскетично обстановленному, кроме письменного стола, пары стульев и сейфа, в нём ничего не было. Даже портретов вождей революции на стене. Наверное, не успели обзавестись, подумал Роза, а может не придают этому знавчения. Пока не придают.

— Слушаю вас, падре.

— Моё имя Джанаделио Роза, — сказал священник. — Мне передали, что вы хотели меня видеть, сын мой.

— Роза?! — лейтенант аж вскинулся из-за стола. На лице — смесь радости и облегчения. Правда, парень тут же взял себя в руки и быстро опустился обратно в кресло. Кашлянул, принимая солидный вид большого начальника и проворчал: — Ну, наконец-то, падре, а то из Манагуа меня просто достали, требуя немедленно организовать ваши поиски. Присаживайтесь! — он энергично кивнул на стул. Подождал, пока Роза не спеша усядется, потом взял со стола какой-то снимок (мой, догадался священник — и не ошибся), мельком глянул — сначала на него, потом на гостя, и, оставшись удовлетворённым, положил на место. Деловито проговорил:

— Большие начальники в столице, — Секейра не уточнил кто именно, но Роза догадался и так — кто, — хотели бы прояснить судьбу одних людей. Они, как и вы, должны были в эти дни находиться в сельскохозяйственном кооперативе "Нуэва Бавариа". Итак, падре, вы готовы с нами сотрудничать?

"О, Боже, и этот туда же!" — вздохнул про себя падре. Но вслух, разумеется, недовольства своего выражать не стал. А лишь согласно кивнул и осведомился у лейтенанта:

— О каких именно людях идёт речь, сын мой? Нельзя ли поточнее? Там ведь было много гостей.

И выжидательно посмотрел на Секейру.

— Отчего же, падре, можно и поточнее, — не стал возражать тот. — Манагуа интересуют советские геологи, которые должны были заниматься в том районе весьма важными изысканиями — это, во-первых, и ещё одна группа иностранцев — итальянцев, они везли для колонистов гуманитарную помощь. Миссия, — он заглянул в свои бумаги, — доктора Личио Джелли. Известный благотворитель! Во как, — со значением произнёс лейтенант. — Вы, случайно, не сталкивались с ними в кооперативе ?

Он испытующе поглядел на Розу. Падре выдержал взгляд контрразведчика. Спокойно молвил:

— Сталкивался, сын мой. Скажу больше — я даже сопровождал доктора Джелли и его людей до "Нуэва Бавариа"!

— И?..

— И ничего, — развёл руками священник. — Доктор остался в колонии, у него там были свои дела, а я отправился дальше, в посёлок — собственно, именно туда и лежал первоначально мой маршрут. — Объяснил: -Надо было посетить тамошний приход — церковные, знаете ли, дела!

— Да-да, понимаю, — покивал лейтенант, делая вид, что не сомневается в словах священника, но, естественно, ни на йоту ему не поверил. Роза это понял, но из образа выходить не стал.

— И с того дня я доктора больше не видел, — закончил он. — Из посёлка, не заезжая в колонию, сразу отправился сюда. Вот и всё.

Он замолчал.

— А геологи?

— Были какие-то, но геологи или нет — утверждать не берусь, сын мой, они проживали отдельно от нас. Так, видел мельком.

— Понятно, — пробарабанил пальцами по столу Секейра. Задумчиво сдвинул брови, какое-то время помолчал. Потом рещительно хлопнул ладонью по столу и твёрдым голосом распорядился сказал:

— Вот что, падре! Я, конечно, понимаю, что вы очень торопитесь обратно в Манагуа, но боюсь — вам придётся задержаться здесь на какое-то время.

— Но позвольте! — возмутился было священник, совершенно не ожидавший такого поворота событий. — Меня ведь ждут в столице!..

— Потерпят! — отрезал лейтенант. — Я привлекаю вас и ваших людей к розыскам геологов и итальянцев! Готовьтесь, через час мы выезжаем в "Нуэва Бавариа".

— А связаться с ними никак не нельзя? Чтобы зря не ездить? — уже смирившись с неизбежным, падре всё же попытался хоть как-то отвертеться от столь "лестного" для него предложения. Вот уж чего ему меньше всего хотелось, так это выручать Джелли и русских. Могли возникнуть неприятные вопросы к нему, Розе. Но с лейтенантом не поспоришь. Он здесь — ВЛАСТЬ!

Секейра иронично усмехнулся:

— Неужели вы думаете, падре, что я бы не додумался до столь простой вещи? — и тут же став серьёзным, досадливо добавил: — У них есть рация и до этого дня с ними можно было всегда связаться. Но сейчас они отчего-то замолчали. Нет связи и с посёлком. Подозреваю неприятности. Какие? Да любые! Могли напасть "контрас"! Местные контрабандисты или браконьеры... Да мало ли кто?! Я ещё удивляюсь, как до сих пор здешние бандиты не разгромили наш город, да хранит его святой Юбер* (см. примечание N 70)! Пусть Сан-Сентро и далёк от границы, но это же важный стратегический пункт, контролируя который, можно держать в руках всю дорогу от гондурасской границы до Блумсфилда. Да что я буду вам об этом говорить? — махнул он рукой. — В общем, не могу я вот так просто взять и бросить всех своих парней на поиски интересующих Манагуа людей, город ведь останется без прикрытия. Поэтому ваш приезд оказался весьма кстати. У вас, как мне доложили, люди имеют оружие — и я даже не хочу спрашивать, а кто дал им на это разрешение...

Падре тонко улыбнулся: — Наверное, тот, кто приказал вам привлечь к поискам меня! Хорошо. Я согласен. Но у меня будет несколько условий...

— Если они не пойдут вразрез моим интересам!

— Ну что вы! — успокоил Секейру Роза. Он уже прикинул насколько возникшую ситуацию можно будет использовать в собственных целях. Тем более, что лейтенант был не в курсе того, что визит "гуманитарной миссии" проходил с ведома и согласия Пасторы. Конечно, можно было бы и сообщить о том лейтенанту, дабы поумерить его пыл или вообще послать куда подальше, но падре поостерёгся: кто его знает, как бы тот повёл себя в подобном случае? Ясно же видно, что парень из когрты "пламенных" революционеров, а такие ведь могут и наплевать на чины, если увидят, что дело — важнее.

— — — — — — —

— Хорошо! — тряхнул головой Хуго, принимая решение. — Я согласен, начинаем эвакуацию по варианту "Тангейзер". Только, старина, этим будешь заниматься не ты, — остановил он собравшегося было выбраться из своего кресла старика. — Пусть молодёжь разомнётся — да тот же Хемниц, к примеру, хватит ему жирок нагуливать на внутренней охране, пусть покажет на что способен и в более серьёзном деле. У нас же с тобой будет другое задание...

— Негри? — прохрипел Ранке. — Думаете, этот тип вернётся сюда, герр оберст?

Он с сомнением покачал головой.

— Не самоубийца же он!

— Не самоубийца, — согласился со стариком Альтманн. — Но зато алчен и честолюбив, спит и видит себя во главе какого-нибудь масштабного и прибыльного бизнеса. Более-менее относительно легального — он ведь у нас ещё и лицемер, хочет казаться большим католиком, нежели чем сам Папа Римский! А поскольку все подходящие вакансии давно уже заняты, то пытаться заставить их хозяев уступить свои места — значит, вызвать долгую и беспощадную войну. А её наш мальчик не выдержит, сил не хватит. И тогда ему ничего другого не останется, как обратить свои взоры на нашу колонию. Контроль за ресурсами, удобное расположение, связи с Гондурасом, наконец, готовый персонал и послушная обслуга... Где он ещё такое найдёт? — задал риторический вопрос самому себе Альтманн и довольно осклабившись, резко саданул кулаком по подставленной ладони. — Нет, старина, скажу тебе точно — он обязательно полезет сюда! И вот здесь-то, старина, мы его и встретим!

— Но мы же не можем здесь долго сидеть! — озабоченно проговорил Ранке. — Откуда нам знать, когда этот придурок решит сюда сунуться? А времени у нас — почти и не осталось.

— Я знаю, когда он сюда полезет! — уверенно заявил глава колонии. Поймав непонимающий взгляд помощника, снисходительно пояснил: — Среди его людей есть мой человечек — он вовремя отсигнализирует о любых телодвижениях нашего мальчика. Кстати, по последним полученным мною данным, Негри сейчас активно собирает силы.

— Ах, вот оно как! Что ж, тогда меняет дело, герр оберст! Встретим его достойно.

— Я и не сомневался! — сухо обронил Альтманн. — Но меня больше волнуют наши недавние гости — званые и незваные. Зачем они прибыли к нам? Почему за них просили столь влиятельные персоны, которые в обычной жизни соотносятся друг с другом, как вода с огнём? Не с их ли приездом связаны наши последние неприятности? И ещё. Глянь-ка на это, старина, — он расстелил на столе карту, подозвал Ранке подойти поближе и стал хорошо отточенным карандашом помечать на ней отдельные места. — Господа "топографы", от которых за километр несёт "джи-ай", отправились вот в этом направлении. "Гуманитарная миссия" вроде бы избрала прямо противоположный маршрут, но потом изменила его и теперь движется в ту же сторону. Наш мальчик сейчас находится вот здесь. Если решится двинуться к нам, то другого пути, кроме как вот этого, — карандаш прочертил толстую линию от точки, где пребывал Негри, до второй, обозначавшей место расположения колонии, — у него нет. Сам видишь: тут — болота, а тут — лес, значит, пойдёт вот так, по относительно ровному пространству. А теперь, смотри внимательно, проводим векторы от каждого из этих субъектов и что получаем в итоге? — Альтманн распрямился и торджествующе взглянул на Ранке. Тот, подслеповато щурясь (в последнее время старика стало подводить зрение, но из-за какой-то непонятной то ли гордости, то ли ещё по какой причине, но от ношения очков он категорически отказывался) склонился над картой.

— Линии пересеклись! — мгновением спустя воскликнул он. — И все — в одной точке. Это неспроста, герр оберст!

— И я так думаю, — кивнул довольный собой Хуго. — В этом месте, — он постучал карандашом по отметке на карте, — явно находится что-то важное и очень ценное, раз все эти люди, невзирая на потери, рвутся за ним. Как думаешь, старина, мы сможем составить им компанию?

Ранке задумался. Альтманн не торопил старика, терпеливо ждал его вердикта. Конечно, он, Хуго, главный здесь, в колонии, и может никого ни о чём не спрашивая, самостоятельно принять любое решение. Но только не в этом случае. Глава "Нуэва Бавариа" никогда не обольщался насчёт своих воинских талантов и всегда, когда требовалось провести операцию войскового характера, предпочитал полагаться на советы бывалых "профи". Таких, каким, к примеру, в его "хозяйстве", являлся Ранке.

Наконец старик очнулся от размышлений, поднял на шефа глаза и твёрдо сказал: — Мне кажется, герр оберст, эту возможность нам упускать не стоит. Я сейчас срочно соберу людей и распоряжусь о подготовке вертолётов — слава Всевышнему, машины от налёта бандитов пострадали не слишком...

— — — — — —

По саванне они двигались уже четвёртый час, по пути сделав лишь две короткие остановки, только чтобы дать небольшой отдых ногам и перевести дыхание. Как ни странно, но ни Джелли, ни его люди обузой для "геологов" не оказались — невзирая на возраст, а самому младшему из их компании перевалило за пятьдесят, шли они, тем не менее, ходко, будто отличники боевой и политической подготовки, на усталость не жаловались и вообще держались весьма бодро. Явно народ не одним только умственным трудом занимался, судя по хорошей физической форме. Да ещё и ящики свои перли — правда, вместе с людьми Иван Ивановича, сами бы всё не утянули.

Главный "геолог" слово сдержал, в помощи Джелли не отказал, но великий магистр не обольщался на сей счет — и не потому что был циником, нет, просто Личо в силу здорового прагматизма своей натуры трезво смотрел на вещи. И справедливо полагал, что так просто никто никому помогать не станет. Значит, был у Сидорова свой интерес, был! Раз он пошёл навстречу итальянцам. Но вот какой — великий магистр не знал. Однако уже то обстоятельство, что магистра с архивом в лесу не бросили и не пристрелили, говорил пока что в пользу добрых намерений русского. Но вот насколько далеко эти намерения будут распространяться? Джелли тряхнул головой, отгоняя прочь дурные мысли, и нервно оглянувшись на Сидорова, снова возникшего неподалёку от своего соотечественника-журналиста, ускорил шаги.

— Зачем вы прихватили с собой итальянцев? — спросил у Иван Ивановича Андрей. На что Сидоров с овершенно серьёзным видом ему ответил: — Скоро узнаете! Лишними не будут!

— А сколько нам ещё осталось? — сменил тему Новиков — ясно было, что честного ответа от Иван Ивановича не дождёшься, он всегда недоговаривал, когда считал, что разговор начинает заходить за рамки дозволенного собеседнику. — Вроде бы кто-то говорил про два-три часа?

— Уже подходим, "коллега!" — успокоил его "геолог" и поднял руку, показывая направление: — Видите, вон тот перелесок? Нам туда.

— И?..

— И будем нам там всем счастье! — туманно, но жизнерадостно высказался Иван Иванович и, оглядев их слегка растянувшуюся колонну, удовлетворённо кивнул, и снова куда-то канул.

ГЛАВА 6.

"И самое главное, Чебурашка, что

если идёшь по шпалам, то никог—

да не заблудишься!.."

(Из м/ф про Крокодила Гену

и Чебурашку).

.....

"И в жестоких схватках старых и

новых сил возникают должные ме—

ры и составляются осмысленные

пропорции.

И здесь присутствуют и властву—

ют боги.

Мера их велика."

("Земля и море. Созерца—

ние всемирной истории",

Карл Шмитт, !942 год,

Лейпциг).

.....

"Ещё, быть может, каждый атом —

Вселенная, где сто планет;

Там всё, что здесь,

В объёме сжатом,

Но также то, чего здесь нет.

Их меры малы, но всё та же

Их бесконечность, как и здесь;

Там скорбь и страсть,

Как здесь и даже

Там та же мировая спесь."

("Мир электрона", Валерий

Брюсов, 1922).

.....

"Это хищники. И для них харак—

терно надменное поведение."

("Оборотни", Уайтлей

Стрибер).

.....

"Очищайте забываньем

Закрома души своей, —

Чтобы хлеб воспоминаний

Не горчил на склоне дней."

("Забывание", Вадим

Шефнер).

.....

— Стоп! — скомандовал Иван Иванович, и их колонна послушно остановилась. Ящики, лежавшие на импровизированных носилках (обычные две жердины, между которыми крепился кусок брезента), легли в траву, рядом с ними сразу же присели люди великого магистра, всем своим видом демонстрируя, что никого они к грузу не допустят, несмотря на численное превосходство временных союзников. Но парни Сидорова на эти телодвижения дюдей Джелли даже не обратили внимания, а повинуясь короткому взмаху руки своего командира, шустро сорвали автоматы с плеч и веером рассыпались по сторонам. Мгновение — и только качнувшиеся ветки колючих кустарниковов обозначили места, где они исчезли из поля зрения невольных наблюдателей. Новиков прислонился спиной к стволу дерева (предварительно оглядев его — а вдруг там угнездилась какая-нибудь пакость? Залезёт потом тебе тайком за воротник — и каюк! Андреем звали!). Что-то мучило его, но вот что — он никак не мог сообразить. Надоело путешествие? Да нет, наоборот, даже настроение подняло, это тебе не в Манагуа сидеть да мотаться по официальным приёмам или делать "заказухи" для Москвы. В меру комфортно, с приключениями, к тому же, щекочущими нервы, но, в целом, не слишком опасными, так себе — В ПЛЕПОРЦИЮ. Плюс — хорошая компания, один Джелли стоит — кстати, очень знакомая фамилия, определённо, Андрей где-то её уже слышал! Да ладно, не будем пока голову забивать пустяками, потом вспомним. Ещё один плюс — масса новых впечатлений, которые впоследствии можно использовать при написании книги. Хорошего такого детектива, с элементами фантастики и немного мистики, где будет много интриг — земных и космических, и чтобы главные герои — ну, разумеется, а ля их славная троица: он, Сашка и Олег, да ещё множество красивых девушек... Эдакие три мушкетёра на русской почве.

Честно признаться, идея такой книги созрела у Новикова давно, но была она слишком рыхлой и неоформировшейся, чтобы вот так сразу садиться за стол и выдавать "на гора" главу за главой. Поэтому Андрей и не слишком заморачивался с писательством, плыл, образно выражаясь, "по течению": накатывало настроение — хватал ручку и торопливо, пока не ушёл запал, покрывал первый подвернувшийся под руки лист бумаги нервными строчками; впадал в меланхолию или с головой погружался в срочную работу, то забывал о творчестве надолго, до очередного появления Пегаса, застоявшегося в своём литературном стойле.

Друзья, которых Андрей всегда знакомил с тем, что выходило из-под его пера, с искренним уважением относились к его творчеству, с азартом и увлечением разбирали каждый описанный автором эпизод будущей книги, а наиболее интересные из них даже моделировали на местности, устраивая на московских улицах своеобразные инсценировки.

— Эх, чудная у тебя, Дмитрич, книга получается! — говорил, бывало, Шульгин, прищёлкивая пальцами, когда после очередной реконструкции, они закатывались в какое-нибудь кафе, заказывали себе крепчайшего кофе, брали по коктейлю, основным компонентом которого были либо джин, либо коньяк * (см. примечание N 71 ), и, кайфуя, начинали степенно обсуждать только сыгранную сцену. — Жаль вот только, что не напечатают её никогда!

Последнее слово Сашка произносил внушительно и веско, словно гвоздь в крышку гроба вколачивал — сильно, крепко и надёжно, не дай Бог — выскочит!

— Это ещё почему? — ревниво интересовался у него Андрей. Нет, он не обижался на Шульгина, как могли бы подумать те, кто плохо знал Новикова. Просто как все писатели — а начинающие в особенности, Андрей любой намёк на забвение своего труда воспринимал с болью. — Разве плохо написано?

— Хорошо! — успокаивал друга Сашка. — Даже слишком хорошо — и вот в этом и заключается твоя трагедия, старичок. Стиль, манера изложения, узнаваемые герои, описания улиц и природы, цитации великих — всё к месту, всё замечательно, читается на одном дыхании и потом долго не забывается. Более того, тянет снова и снова перечитать! Знаешь, — доверительно сообщал он Андрею, — я, конечно, не литературовед, да и критик из меня — тот ещё, но с детства я вывел для себя универсальную формулу, которая позволяет соверш енно точно определить, что перед тобой: халтура, сляпанная на потребу низменных вкусов...

— Сильно завернул! — встревал порой Олег, восхищённый сашкиными пассажими и слушавший эти разговоры с неменьшим удовольствием, чем Андрей — разборы своей будущей книги. — Мнится: слышу слова мудрецов древности! * (см. примечание N 72).

— Благодарю вас, монсеньор! — благосклонно кивал в таких случаях Шульгин Левашову и продолжал далее свою речь: — О чём то бишь я? Ах да, о формуле. Она проста, как просто всё гениальное в нашей жизни: талант автора, а, следовательно, и интересность его произведений определяются по нескольким параметрам. Вот они — во-первых, в созданном писательским воображении мире читателю должно хотеться жить, во-вторых, (я уже говорил об этом, так что повторюсь!), талантливые книги всегда тянет перечитывать, и перечитывая их, ты постоянно находишь в них что-то новое для себя, отыскиваешь какую-то деталь, которая ранее прошла мимо твоего внимания, но сейчас оказалась весьма уместной и нужной, и, наконец, в-третьих, попадая в неприятную ситуацию, поневоле начинаешь исправлять её, отталкиваясь от схожей, описанной в любимой книге. А если оной там вдруг не обнаружится — не беда! — просто берёшь и поступаешь так, как поступили бы на твоём месте главные герои. И... — он делал интригующую паузу, с интересом взирая на своих друзей.

— И? — подыгрывали ему Андрей с Олегом.

— И — бинго! — торжествующе восклицал Сашка и лихо опрокидывал в себя стакан с коктейлем. При этом не морщась и не хватая воздух ртом — эдакий бывалый морской волк, повидавший всё на свете и пьющий любой алкоголь, словно воду. — Закажи ещё! — бросал он Олегу, и пока тот подзывал официантку, уже нормальным тоном заканчивал:

— Ну в каком советском романе ты, дружище, видел такое, чтобы главные герои, да к тому же, обычные люди, самостоятельно, без оглядки на руководящую роль нашей великой коммунистической партии, без помощи её доблестных органов — в лице МВД и КГБ, проворачивали бы головокружительные разведывательные операции, сравнимые по размаху и эффективности с пресловутым "Трестом" или "Синдикатом", невозбранно вели разговоры на абсолютно любые темы, не опасаясь каких-либо последствий для себя, своих друзей и родных, и главное! — он поднимал вверх указательный палец. — Свободно путешествовали по всей планете, исходя из личных предпочтений, а не из того, что ему могут предложит профсоюзные турбюро или инструктора "Спутника"...

Сашка умолкал, выдохшись — даже для него, любителя поговорить, столь длинные речи порой тоже бывали утомительны. Придвигал к себе очередную порцию коктейля, принесённую официанткой, делал глоток из стакана, увлажняя напитком пересозхшую гортань. И блаженно откидывался на высокую спинку крутящегося табурета.

— А как же Юлиан Семёнов? — не сдавался Андрей. — Он-то как раз практически свободно мотается по шарику...

— Это ты на его "На козле за волком намекаешь"?

— А и хотя бы!..

— Не аргумент! — качал головой Сашка. — Это, старик, исключение, которое только подтверждает правило. У нас ведь кто может вот так легко — относительно! — перемещаться между странами? Писатели, артисты, режиссёры, журналисты, учёные — творческая элита, одним словом! Да и то список государств, куда они могут выехать, строго огораничен. Что за маразм?

... Вынырнув из омута воспоминаний, Андрей снова переключился на червячка беспокойства, угнездившегося в душе. А не могло ли его появление быть вызвано той странной суетой, которая закрутилась вокруг подарка так быстро покинувшего наш бренный мир старого антиквара?

Наивно было бы думать, что Новиков не поинтересуется происхождением и былой принадлежностью браслета. Ещё до выезда в Селая он встречался в Манагуа кое с какими специалистами — историками, археологами и ювелирами, наводил у них осторожные справки. Но был сильно разочарован: никто из его собеседников так ничего толком и не смог сообщить Андрею о подобного рода изделиях. И даже затруднялся определить место их появления на свет.

Но ведь что-то браслет собою значил! Какую-то особую роль в чём-то играл! И, несомненно, обладал большой ценностью, раз за него давал столь сумасшедшие деньги Говард Грин, поминал Алеськин папа и его (браслет, а не папу!)настойчиво разыскивали кубинцы... Интересно, что же всё-таки могло связывать это таинственное ювелирное изделие со столь влиятельными силами? Андрей любил загадки, которые людям решительным и энергичным всегда охотно подбрасывала жизнь. Но его иногда злило, если их решение слишком затягивалось. В этом Новиков усматривал своеобразный вызов себе. А вызовы, как брошенные перчатки, он всегда принимал. Не в силу своей молодости, когда кажется, что ты один способен пойти против всего мира и победить его в заведомо неравной схватке, или твердолобого упрямства, а просто потому, что так был воспитан — родными, своим государством, средой, в которой жил, настоящими книгами и замечательными фильмами, на которых вырос. Всё это, вместе взятое, сделало из него человека — смелого, умного, не труса и не подлеца. Человека, способного держать слово и не раскидываться попусту обещаниями.

— Дошли! — сказал Сидоров, и Андрей послушно остановился. — Наш объект вон там. Кстати, не хотите ли полюбопытствовать?

Он протянул бинокль Новикову и ткнул пальцем, указывая направление. Сам же вооружился вторым, взятым у помощника. Андрей поднёс бинокль к глазам — и поначалу подумал, что ему мерещится. Нет, не показалось — это действительно был самолёт, причём выкрашенный в чёрный свет. Но что он делает здесь, в лесу? И... А это ещё что?

— Мать моя женщина! — потрясённо вымолвил журналист, отрывая бинокль от глаз и изумлённо поворачиваясь к Иван Ивановичу. — Это ещё что такое?

— Летающая тарелка! — невозмутимым тоном произнёс Иван Иванович.

— Какая ещё тарелка?!!

— Самая обыкновенная, — пояснил "геолог". — НЛО. Или, как их именуют в англоязычных странах — УФО. Аббревиатура от слов: "Неопознанный летающий объект".

— Мистика! — прошептал журналист и снова зачарованно приник к биноклю.

— Никакой мистики, — пожал плечами Сидоров. — Сплошной реализм. Видите, как самолёт впилился в бок этой утвари — удивительно, как ещё не взорвался!

— Это и есть ваша цель?

— Нет, — покачал головой "геолог". — Самолёт. С него требуется снять одно чрезвычайно нужное нашей стране оборудование.

И замолчал, потому что к ним подошёл Джелли и встал рядом. Кашлял, желая привлечь внимание, а когда к нему обернулись, спросил деликатно, но с некоторой тревогой:

— И как вы хотите нас использовать?

На лице "геолога" появилась улыбка. Эдакий дружелюбный оскал тигра, прежде чем вонзить клыки в шею ягнёнку:

— Что, испугались? — и с мрачным видом пошутил: — Не бойтесь, ликвидировать вас в мои планы не входит. Вам и вашим людям всего лишь придётся немного поработать на меня.

— В смысле? — напрягся Джелли. Слова относительно "ликвидации" ему понравились не очень. Но как старый интриган великий магистр сделал хорошую мину при плохой игре. А что ещё ему оставалось делать? Банковал-то не он.

— В смысле, что потащите вместе со своим архивом ещё и кое-какие приборы, — сказал Сидоров. Джелли сощурил глаза, вглядываясь в торчавший из-за стволов корпус самолёта, потом ехидно осведомился:

— Это называется шпионаж? Ай-яй-яй, как нехорошо! А интересно, сандинисты в курсе ваших телодвижений? Они ж вроде как ваши союзники...

Если он думал смутить этим Иван Ивановича, то глубоко ошибался. "Геолог" ухмыльнулся и сказал насмешливо:

— Глядите, сеньор, я ведь могу и передумать! Моё дело предложить...

— Всё-всё! — выставил перед собой ладони магистр. — Считайте, что я проникся вашими благородными мотивами и просто помог вам в этом деликатном деле. Вас, как я понимаю, здесь не было?

— Совершенно верно! Кстати, и не просто не было. Вы нас, пожалуй, отсюда ещё и вывезите. Я так понял — какое-то средство у вас имеется? — он вперил в магистра жёсткий взгляд.

— Э-э! — замялся тот, но Иван Иванович его и слушать не стал:

— Да ладно, доставите туда, куда нам нужно и разойдёмся, как в синем море кораблиэ Тем более, лишняя охрана вам не помешает, а?

Что ещё оставалось делать, как не согласиться?

— Ладно, — вздохнул Джелли. — Будем считать, что по данному вопросу мы с вами пришли к доброму согласию. Кстати, а это что там? Вы не позволите? — он бесцеремонно взял у Андрея бинокль и вгляделся в переплетения сучьев. Охнул непроизвольно: — О Господи! Это то о чём я думаю?

— Да.

— Боже, да это же сенсация? Как думаете, туда можно заглянуть?

— Не боитесь? — покосился на него Сидоров.

— Молодой человек! Я всё-таки застал Вторую мировую!

— Да я не о том! — примиряюще заметил Сидоров. — Я о другом: там, например, могут действовать устройства, пресекающие несанкционированный допуск посторонних... Или микробы вредные могут оказаться. Оно вам надо? Но воля ваша, на всё про всё у вас часа два — и журналиста захватите, вон, аж копытами от нетерпения бьёт... Кстати, Андрей Дмитриевич, нас тут и для вас тоже не было... А что до тарелки — то можете прошвырнуться, сделать свою сенсацию... Глядишь, и прославитесь! Так сказать, первый контакт с инопланетянами...

— А вас это не интересует?

— Абсолютно! — отрезал Сидоров. — У меня конкретное задание, которое я должен выполнить во что бы то ни стало, не отвлекаясь на никакие посторонние вещи!

— А вам разве не интересно самому посмотреть, что там? — спросил Андрей. Иван Иванович посмотрел на него, как на умалишённого:

— Андрей Дмитриевич, есть такое слово: приказ! К тому же, — добавил он примирительно, — у нас совершенно нет времени. Жесточайший цейтнот, понимаете ли. Слишком не нравится мне всё то, что случилось в колонии и что вокруг нас происходит. Так что, чем быстрее мы унесём ноги, тем будет лучше. И для нас, и для, — кивнул на Джелли, — наших временных союзников...

Помолчав, добавил: — Я, конечно, доложу в Москву, пусть сами с этим разбираются. А вы ходите в этой летающей кастрюли по-осторожнее, а то мало ли? Да, возьмите на всякий случай! — он вытянул из кармана и протянул Андрею пистолет. Это была хорошая машинка — "зиг зауэр".

— Спасибо! — поблагодарил журналист.

— Да не за что!

Машины в колонии имелись старые и совсем не военного варианта. Это были два американских летающих крана S-60 "Скайкрен" конструкции Сикорского, увидевшие свет ещё в 1959 году. "Вертушки" были тяжеловесными, фюзеляж представлял собой длинную поперечную балку, переходящую в хвостовую. Спереди располагалась кабина пилотов с задним остекленением для дополнительного обзора, был пассажирский контейнер весом в 770 килограммов, рассчитанный на перевозку двадцати человек. Грузоподъёмность у "Скайкрена" была пять с половиной тонн. Именно два последних обстоятельства и сыграли свою роль при выборе машин. Ну и, разумеется, стоимость — "вертушки" взяли на распродаже дешёвого металлолома в Мексике, где их собирались пустить в переплавку, и слегка подремонтировали — но, в целом, они и так были на ходу. Для перевозки золота и кокаина — лучшее и не придумаешь!

В первую машину загрузился Ранке со своей личной группой — десять отборных головорезов, "работавших" с ним в Алжире, Биафре и в Шабе, а во втором разместился Альтман с тремя бодигардами. Парни были повязаны кровью, не раз вытаскивались Хуго из неприятностей, за что и платили шефу преданностью, как псы, готовые за хозяина рвануть хоть в преисподнюю, хоть ещё куда.

Первым шёл Ранке, за ним двигался Хуго. Лететь было недалеко, каких-то сорок минут, но меры безопасности применялись строго: двигались на предельно низких высотах, поддерживая режим радиомолчания — мало ли. Береженого, как известно, Бог бережёт! Ещё не хватало попасть под очередь из крупнокалиберного пулемёта или получить заряд в бок из НУРСа, а то и гранатомёта.

Но Бог миловал. За полтора километра до нужной точки, выбрав подходящую более-менее ровную местность, свободную от деревьев, опустились туда.

— Быстро, быстро! — хрипло скомандовал Ранке, но его парни и так знали, как поступать в подобных случаях: горохом высыпались из "вертушки" и веером разбежались во все стороны, занимая круговую оборону. Минуты через две, метрах в тридцати от первой машины, приземлилась и "вертушка" Альманна. Из люка выпрыгнули сначала бодигарды, затем на траву соскочил и глава "Нуэва Бавариа". Бодигарды настороженно оглядывались, готовые немедленно пустить в ход "М-16". Но пока было тихо.

Альтман был в бронежилете и стальной каске — глупо было бы, считал он, на последнем этапе эксфильтрации словить случайную пулю, а вооружён чехословацким "скорпионом", любил он эту надёжную, неприхотливую штуку, не раз выручавшую его, а вот у Ранке был французский МАТ-49 — его он предпочитал всем прочим образцам автоматического оружия. Он тоже напялил на себя бронежилет, но вот от каски отказался, надел обычный берет.

— Ну что, двинули, старина? — несколько нервно осведомился Хуго у своего зама. Тот молча кивнул и прокричал: — Первая двойка — строго на север, идём осторожно, смотрим перед собой внимательно, впереди могут ждать неприятные сюрпризы! Вторая и третья двойки — левый и правый фланги держим, четвёртая — прикрываете тыл. Пятая — с нами. Вперёд, вперёд!

И они двинулись — короткими перебежками, контролируя каждый свой сектор. Ранке шёл тяжело, с придыханием — явно не для старика были теперь такие переходы, но предложи ему Альтман остаться в одном из вертолётов, оскорбился бы невероятно. "Я — старый солдат! — бывало, заводился он в подобных случаях. — И для меня эти переходы — тьфу!" После чего демонстративно сплёвывал себе под ноги, демонстрируя силу духа и железное здоровье. Ну, насчёт здоровья у Хуго иногда возникали сомнения, но он держал их при себе. Ибо Ранке мог снова завестись и забивать ему, Альтману, мозги часа два, а то и поболе.

Они выдвинулись из перелеска вечнозелёных широколистных деревьев — кажется, это были дубы, росшие вперемешку с соснами, спугнув по пути оцелота, и по пояс в высокой траве направились к очередному участку густого леса.

— Это там, за деревьями, — сказал Хуго Ранке, ещё раз сверившись на ходу с картой. — Нужно быть внимательнее, здесь могут оказаться наши гости.

— Мы же их опережаем!

— Их — может и опережаем, — резонно заметил старик. — А вот тех, кто напал на колонию — ну, не знаю, не знаю... — он с сомнением покачал головой.

— Думаешь, тоже из-за этого чего-то? — спросил Хуго и показал взглядом на вырастающий прямо перед ними лес.

— А кто его знает? — не стал спорить Ранке. — Но я не люблю совпадений. А когда в одно и тоже время собирается столько народу, этот придурок Негри, — он назвал фамилию своего злейшего врага с таким тоном, будто выругался, — травит половину гостей, потом нас обстреливают, то поневоле задумаешься...

И в это время сухо протрещала очередь — и один из двигавшихся в авангарде бойцов рухнул на землю, заходясь в отчаянном крике, видимо, ему попали в колено. Специально метили, гады!

— Ложись! — рявкнул Ранке, но народ и без его команды дружно повалился на землю, моментально открыв огонь из всех стволов. Били короткими очередями, как раз в том направлении, откуда по колонистам прилетели свинцовые "подарки".

— Отставить стрельбу! — закричал Ранке. — Группа два и три — разберитесь с придурками! И желательно — без смертоубийства! Я хочу знать: кто это?

— — — — — — —

Выехали на двух грузовичках, раздолбанных до полнейшего безобразия, такого, что казалось на очередной кочке или рытвине они рассыпятся на составные части. Но — вот же удивительное дело! — машины тряслись, опасно скрипели, но при этом продолжали исправно тянуть. Из предосторожности ехали с небольшой скоростью. На первом авто рядом с водителем расположился пулемётчик — оружие было укреплено прямо на капоте, так, чтобы немедленно открыть стрельбу, попадись навстречу нехорошие люди. Секейра посадил своего человека — оно как-то надёжнее. В кузове же сидели люди падре. Ну и рожи, подумал мимоходом лейтенант, мазнув взглядом по их обветренным лицам. Не хотел бы я с ними ночью повстречаться на пустынной улице. Прирежут, и поминай, как звали! Не удивлюсь, если на каждого у его столичных коллег накопилось достаточно оперативного материала. Ну, да его, Секейру, это совершенно не касается, пока что они делают общее дело, а дальше — посмотрим.

Во втором автомобиле был сам лейтенант, двое его парней и падре. Роза хотел было забросить в кузов ещё и свои ящики, но, пораскинув немного мозгами, от этой идеи отказался: у отца Игнасио, во-первых, они будут целее, а, во-вторых, если тот и решит проявить неуёмное любопытство, то оставленные для охраны груза трое человек сумеют вовремя пресечь ненужные поползновения местного священника. Ну и, в-третьих, не стоило на опасное дело выдвигаться с такой находкой. Для вящей безопасности оно как-то по-надёжнее выйдет. А уже потом, когда разберёмся с колонией и с тем, почему там замолчали, вернёмся за ними. Если вернёмся, тут же мрачно пошутил про себя падре, и на всякий случай перекрестился.

Мотор мерно гудел, изредка срываясь на хриплое покашливание, дорога, точнее, НАПРАВЛЕНИЕ, причудливо извивалась то влево, то вправо, наматываясь на колёса, и падре, уместившийся в кузове (туда, кстати, влез и лейтенант, предоставив место в кабине одному из своих автоматчиков), начал потихоньку посапывать носом. Священник слишком устал за этот суматошный день и больше всего на свете хотел сейчас подремать хотя бы минут двадцать. К тому же жара немилосердно давила на виски. С возрастом организм падре стал болезненно реагировать на перепады атмосферного давления и слишком высокую температуру. Верный признак того, что он, Роза, засиделся в здешний краях.

Но не тут-то было! Неуёмный центральноамериканский темперамент Альберто Секейра не мог согласиться с тем, чтобы ехать вот так просто, без общения. С бойцами толковать — это НЕСПОДРУЧНО, подчинённые всё-таки — это раз, ну и, естественно, кому-то нужно следить за дорогой — это два. Следовательно, оставался падре. Поэтому лейтенант без лишних церемоний толкнул Розу в плечо, а когда тот, недовольно морщась, открыл глаза и непонимающе посмотрел на него, весело предложил: — Падре, может — пару глотков?

И потянул из кармана плоскую фляжку. Роза хотел послать молодого офицера очень далеко — по известному, впрочем, всем адресу, но тут у него снова заломило в висках и поэтому отказываться от предложения выпить он не стал. Лишь осведомился брюзгливо, принимая от лейтенанта посудину:

— А это что? Ром? Надеюсь, хорошего качества?

— Ну что вы, падре! — засмеялся явно довольный тем, что представилась возможность хоть чем-то приятно удивить собеседника Секейра. — Стану я угощать вас какой-то дрянью! Коньяк. Настоящий "Наполеон"!

— Неплохо у вас тут, в Сан-Сентро, снабжаются спецслужбы! — действительно поразился падре — коньяк он любил, чего уж здесь греха таить! Отвернул крышечку, сделал большой глоток — и поневоле расплылся от удовольствия: давно ему не приходилось пить столь выдержанного напитка. Настроение сразу улучшилось, да и боль в висках как-то быстро и незаметно отступила. Падре глотнул ещё раз и не без некоторого сожаления вернул фляжку хозяину. Но лейтенант отказался:

— Пейте, падре, я уже приложился!

Ну что ж, раз предлагают, да ещё от чистого сердца, то отказываться не стоит. И Роза не стал возражать, оставил фляжку у себя. Спать уже расхотелось и как-то само собой завязался разговор, о чём так поначалу желал лейтенант. Разговор ни о чём — который не напрягает никого из говорящих и, в общем-то, ни к чему их не обязывает. Обычный трёп, не более того. Но это, как чуть позже выяснилось, было всего лишь обманчивым впечатлением!

— Так откуда столь дорогой коньяк в ваших краях? — без всякой иронии, поинтересовался у Секейро падре. — Насколько я успел убедиться, местные торговцы берут что попроще...

— Это так, — кивнул лейтенант. — Но здесь особый случай. — Понизив голос, сообщил со значением: — Подарок! — и смущённо признался: — Отец прислал на день рождения. Купил целый ящик — сейчас, правда, от него почти совсем ничего не осталось...

— Ну да, ну да, — посочувствовал офицеру падре. — У меня бы тоже столь ценный продукт долго не залежался!

Лейтенант подозрительно покосился на собеседника — не насмехается ли тот над ним? — но Роза скорчил самое невинное выражение на своём лице и контрразведчик успокоился.

— Куда ездили, падре? Если не секрет, конечно...

— Какой секрет? Вы у меня уже интересовались этим, — любезно ответил священник. — Итальянская молодёжная организация доставила в Никарагуа гуманитарный груз для отдалённых поселений верующих. В епархии Манагуа нам посоветовали вашу зону ответственности, колонию "Нуэва Бавариа". Очень, знаете ли хвалили её — и производство наладили, добывают здесь металл, — какой, Роза называть не стал, а лейтенант лишь понимающе улыбнулся — понятно, ему по роду службы положено было знать кто тут каким воздухом дышит! — И сельскохозяйственными работами занимаются. Правда, не в том объёме, в каком им хотелось. Вот наши прихожане и собрали единоверцам по мелочи некоторые продукты питания, которые у вас тут отсутствуют, лекарства подобрали, средства гигиены, литературу религиозную... В общем, позаботились и о пище мирской, и о пище духовной!

— Это важно — заботиться о пище, — хмыкнул лейтенант. И как бы промежду прочим спросил: — А как вам понравилась сама колония?

— А что колония? — пожал плечами падре. — Обычное поселение нормальных иностранцев на нашей земле: никаких изуверств и противозаконной деятельности, уважение к здешним законам и хорошие отношения с местным населением. Таких много. Люди, знаете ли, устали от европоцентристского образа жизни, им хочется простого, тихого, мирного и гармоничного существования с окружающими. В местности, где им никто не мешает, соответственно и они тоже не лезут в чужие дела.

— Своего рода ашрамы индийские, да, падре?

— Где-то так, — кивнул Роза. — Только там больше язычество процветает, а у нас — истинная вера в единого Господа нашего! — он перекрестился и лейтенант, после некоторого колебания, тоже последовал его примеру. Помолчали. Падре привстал и подставил разгорячённое лицо под набегающий воздух — а парень-то хитёр, вон как ловко вплетает нужные вопросы в их беседу относительно того, что творится в колонии. Конечно, такому опытному человеку, каким являлся он, Роза, все эти уловки были ясно видны, как микробы под линзами микроскопа биологу-профессионалу. Но будь на месте священника кто-либо попроще, он бы вряд ли распознал интерес, проявляемый лейтенантом к творящимся в "Нуэва Бавариа" делам и "пел" бы сейчас вовсю, как та же птичка!

Впрочем, скрывать какую-либо информацию от Секейры не имело никакого смысла. Видно было, что тому абсолютно не хотелось ничего знать как о самом падре, так и о цели его визита сюда. Альтманн, Мендоса и Негри — вот кто представлял повышенный интерес для контрразведчика. И почему бы в таком случае не удовлетворить его желание, не пойти парню навстречу, благо это ничем неприятным самому падре не грозило. А могло даже помочь. Кто ж от подобного отказывается? Только идиот! А падре идиотом не был.

Рядом встал лейтенант, ухватился левой рукой за борт кузова, повернул голову к священнику:

— Устали?

— Есть немного.

— Так можете поспать.

— Спасибо, уже выспался.

— Что ж, как хотите. Тогда выпьем! — снова свернул на привычную тему Секейра. Не дурак был парень насчёт алкоголя. Впрочем, тут трезвенников было мало, как успел убедиться священник, добрая выпивка помогала скрасить серые будни и нищенское существование, дарила пусть небольшую, но радость бытия.

— О, простите, мой лейтенант! — падре протянул Альберто его фляжку и тот с удовольствием выпил.

А дорога всё так же бежала навстречу и по сторонам проносились деревья, кое-где смыкавшиеся в плотный подлесок, а потом вновь расступавшиеся и открывавшие на всеобщее обозрение уныло-безрадостную местность. Падре снова опустился на дно кузова и сказал лейтенанту, что он, пожалуй, просто посидит и что, если тот не возражает, поговорит с ним потом. Секейра не возражал. Уселся рядом, прикрыл глаза, но не уснул. Просто о чём-то задумался.

Но вот дорога вскоре совершила резкий поворот и через пару-тройку минут автомобили выскочили на хорошее асфальтовое покрытие. Которое закончилось прямо у ворот колонии. Первый грузовик притормозил, рядом резко встал второй. Лейтенант опёрся о борт и легко перекинул тело через него. Подошвы ботинок больно ударились об асфальт, но Секейро не обратил на это внимания: не отбил пятки — и ладно, в его жизни бывало и похуже. Посмотрел внимательно налево, потом — направо, нахмурился и вполголоса выругался.

— Ого! — удивился падре, подходя к контрразведчику. — Да здесь изрядно повеселились! Вы только поглядите, мой лейтенант, — он ткнул пальцем в сторону поваленных столбов с колючкой, пробитых стен — лупили не иначе, как из гранатомётов, полуобгоревших караульных вышек, где должны были находиться охранники, но их там почему-то не наблюдалось. Скверные дела.

— Кто-то серьёзный сюда наведался, — процедил сквозь зубы лейтенант и потянул из кобуры револьвер. Поманил к себе своих бойцов, двумя короткими резкими жестами правой ладони обозначил им секторы контроля. Пулемётчик сам, без команды, нацелил своё оружие на ворота, готовый, если потребуется, немедленно открыть огонь по врагам.

Покинули автомашину и присоединились к падре с лейтенантом и двое человек Розы — они заметно нервничали, крепко сжимая в руках оружие, но не трусили. Парней просто тяготила неопределённость. Они были люди действия.

— Пошли! — скомандовал лейтенант и первым двинулся к воротам колонии. Впрочем, его обогнали бойцы и пошли впереди своего командира, настороженно поводя автоматами из стороны в стороны. Метров за пять до ворот все остановились.

— Эй, есть кто живой? — громко крикнул Секейра. С той стороны отозвались почти сразу же: видимо, заметили приближение автомобилей и подготовились к встрече непрошенных гостей. Грубый голос, на плохом испанском, что выдавало в нём иностранца, мрачно осведомился:

— Чего надо? Мы никого не ждём! Возвращайтесь откуда пришли...

— Я тебе, скотина, по-указываю, что мне делать и куда убираться! — аж взвился от ярости лейтенант и шарахнул в воздух из револьвера — Роза поморщился и на всякий случай отступил за спины своих людей: ещё не хватало, чтобы получить в лоб пулю от охранников "Нуэва Бавариа"! Они хоть и законопослушны, но после нападения на колонию взвинчены и любой вооружённый человек, пытающийся проникнуть на территорию, восприниматься будет ими, как враг. А с врагом не ведут переговоры, его просто уничтожают.

Лейтенант же этого не понимал — или завёлся по молодости лет. Ну как же: он ведь власть, и тут вдруг его не слушают! Непорядок. Это следует устранить. И как можно скорее!

— Я — Секейра! — рявкнул он и снова пальнул в воздух. — Немедленно открыть ворота и пропустить нас. Где ваше.., — он длинно и грязно выругался, — долбанное начальство? Позвать сюда Альтманна — или Негри...

Створки ворот дёрнулись и стали медленно раскрываться. Приехавшие подобрались, но их тревога оказалась излишней — никто нападать на них не собирался, а охранники колонии, опустив короткоствольные автоматы, всего лишь пошире распахнули ворота и дисциплинированно отступили в стороны, оставив стоять перед гостями одного человека. Это был невысокий мужчина, одетый в просторные чёрные брюки и такую же куртку с короткими рукавами. В руках у него не было никакого оружия, но зато на поясе висела открытая кобура, в которой находился пистолет. Мужчине было лет сорок, лицо сильно загорелое, с ярко выраженными европейскими чертами. Смотрел он на прибывших спокойно, хотя и хмурил озабоченно брови. Его, впрочем, можно было понять: тут такие дела творятся, что впору голову потерять, пытаясь во всём разобраться, как на тебе, гости пожаловали, которых никто сюда не звал!

Но спросил, стараясь выглядеть вежливым:

— Я — Хайнц Хемниц, уважаемые сеньоры. На данный момент старший в нашей колонии. С кем имею честь говорить?

— Лейтенант Секейра! — надменным тоном произнёс Альберто. — Сан-Сентро, DGSE.

Он напористо двинулся на Хемница, но тот не сдвинулся с места и лейтенант, чтобы не столкнуться с ним, был вынужден остановиться, не дойдя до Хемница каких-то полшага. Задышал, свирепо раздувая ноздри, хотел что-то сказать — очевидно, весьма обидное для колониста, но тот опередил гостя. Спросил:

— И документы у вас имеются?

— Меня тут все знают! — рявкнул Секейра, но удостоверение всё же достал и сунул под нос Хемницу. Тот внимательно ознакомился с ним, после чего вытянулся, как военнослужащий перед вышестоящим командиром, и отрывисто бросил:

— Рады вас видеть, герр лейтенант! Прошу вас, проходите. Что вас интересует?

— Всё! — отрезал Секейра, заходя на территорию и с любопытством озираясь: да, неслабо здесь повоевали! Домики и склады все в пулевых отметинах, под ногами валяются гильзы, видны пятна крови — правда, наполовину уже замытые, в отдалении суетятся люди — кто-то с оружием, кто-то с инструментами, видать, заняты ремонтом.

— Проводите меня куда-нибудь, где можно нормально поговорить! — оторвавшись от созерцания столь безрадостной картины, потребовал он у Хемница и тот послушно кивнул: — Яволь, герр лейтенант! Предлагаю, командный пункт контроля — к счастью, он почти совсем не пострадал. Кстати, может быть — примете чего-нибудьс дороги?

Уже совсем оттаяв, лейтенант солидно проговорил: — Не откажусь! Падре, вы составите нам компанию? — и получив его согласие, зашагал за немцем. Бойцы, переглянувшись с людьми Розы, пристроились следом. Впрочем, их дальше первого этажа не допустили, Хемниц распорядился оставить их внизу, а сам отвёл Розу и Секейру наверх, в кабинет Альманна. По пути, через дежурный сектор, лейтенант, правда, сделал вид, что не обратил никакого внимания на то, что здесь находится: экраны, куда транслировалось изображение с камер слежения, рацию — к слову, работавшую, а никак не заглохшую, значит, в колонии просто не хотели выходить на связь с внешним миром, сурово замерших за столами с картами наблюдателей; больше всего это походило на полицейский участок или на штаб армейского подразделения, чем на пункт контроля обычной колонии.

В кабинете было хоть и тесновато, но уютно. Хемниц предложил гостям два свободных кресла, сам же облюбовал небольшой диванчик, притулившийся в углу. Почти сразу же в помещение вошёл низкорослый индеец с подносом, уставленном бокалами. Роза и лейтенант взяли по одному, Хемниц же пить не стал, небрежным жестом руки отослал вошедшего...

— — — — — — —

Штайнер перекатился в сторону Генриха — тот угнездился у корней вывороченного из почвы дерева (интересно, какие силы его оттуда так выперли?) и, зло ощерившись, садил в сторону противника из ручного пулемёта. Бил не прицельно, стараясь лишь прижать врагов к земле и не дать им сманеврировать. Штайнер цапнул за ногу помощника и крикнул ему, стараясь перекричать грохот выстрелов:

— Ты там поэкономнее, у нас с боеприпасами туго.

— Босс, да я знаю! Но если их не заставить уйти, они ж нас тут всех положат!

— А ты предлагаешь нам их класть? — Штайнер не был чистоплюем и в своё время покрошил немало народа, мешавшегося у него под ногами, но предпочитал не умножать сущностей сверх необходимого. В данном случае, он не видел особой надобности в уничтожении этих типов из колонии. И чего, спрашивается, они за ними увязались? Думают, это мы устроили бой в "Нуэва Бавариа" и теперь, значит, жаждут мести? А кто, скажите-ка мне на милость, первую мою группу в аут отправил? Почему-то тогда мыслей о мести у Руди не появилось. Ни до боя в колонии, ни после него.

— А что ещё остаётся делать? — Генрих повернулся было к Штайнеру, но тут по ним ударили сразу с двух сторон — яростно и не жалея патронов, так что помощник благоразумно нырнул за ствол дерева, старательно вжимая лицо в землю. Чем, собственно, и спас свою бренную оболочку от вполне ожидаемого превращения её в решето. Только щепки брызнули, запутавшись в волосах и больно уколов кожу, но это было терпимо. Вот если бы пули пришлись по голове, то всё. Как говорили в подобных случаях древние: "Мементо мори!"

— Ничего! — буркнул Руди. — Передай нашим: отходим... Живо, живо! Вон к той рощице... Доберёмся без потерь, считай: первый раунд за нами! Шевелись давай! — и извиваясь, как змея, пополз к перелеску. Генрих проорал команду и группа, огрызаясь огнём, торопливо устремилась следом за Штайнером. Сам же Генрих остался прикрывать их отход и это была его ошибка. Он не успел сделать и пары очередей, как из густой травы прямо перед ним стремительно выметнулся фигура в камуфляже и всем телом рухнула на помощника Штайнера. Левая рука жёстко захватила шею Генриха — тот захрипел, выпустил пулемёт, вцепился в руку ладонями, отчаянно пытаясь хоть как-то ослабить захват, но напавший с ходу врезал кулаком правой руки по виску Генриха. Удар был настолько силён и резок, что парень на какой-то момент отключился, сразу обмякнув и перестав сопротивляться. Подоспел второй мужчина и вместе с напарником они быстро ощупали карманы на одежде Генриха, затем сноровисто стянули ему запястья ремнём и поволокли за собой, не забыв прихватить с собой пулемёт.

— — — — — — — —

Противник успел скрыться в перелеске и соваться туда Хуго посчитал преждевременным и крайне опасным — можно было нарваться на пулю. Врагов было не видно, их надёжно скрывали деревья и густые кусты, а вот бойцы Альтманна были для противника, как на ладони: стреляй — не хочу!

Поэтому остались на прежней позиции — удобно, да и передышка небольшая требовалась. Ну и пленного следовало допросить. Ранке с ним не церемонился: опыт по этой части у бывшего гестаповца был колоссальный, уже минут через десять мужик заговорил, да так, что его пришлось сдерживать!

Оставив полумёртвого пленника на попечении своих людей, Ранке подошёл к шефу.

— Ну? — нетерпеливо спросил у старика Хуго. — Что сумели выяснить?

— Его зовут Генрих Ланье, герр оберст, — доложил Ранке.

— Наш земляк? — приятно поразился глава колонии.

— Нет, герр оберст. Француз. Точнее, уроженец Эльзаса. Наёмник. Более десяти лет на этом рынке. Сюда прибыл, чтобы откопать груз и забрать его с собой. Его запланировано вывезти в Блуфилдс и там погрузить на судно. Какое — он не знает. Информация — у старшего. Это некий Рудольф Штайнер...

— Штайнер, Штайнер... Постой, старина, это случайно не тот, что гостил у нас?

— Совершенно верно, герр оберст. Именно его людей отравили парни нашего мальчика...

— А эти стрелки тогда кто?

— Страховочная группа. Вышли сюда ещё две недели назад. И дожидались появления Штайнера. Резервный вариант!

— Умно придумано! — Альтманну и в самом деле понравилась эта предусмотрительность его противника. — А что за груз?

— Оружие. Правда, ещё времён Второй Мировой, но вполне годное. Предназначено для снабжения местных инсургентов.

— Оружие? — задумался Альтманн. Ранке терпеливо ждал решения шефа. — Ну что ж, оно нам тоже будет не лишним. Значит так, старина — этого, — он решительно мотнул головой в сторону пленника, — в расход! А Штайнеру и его кампании сядем на хвост.

— — — — — — — —

Джелли и Андрей обошли НЛО по кругу. Размеры "тарелки" — впечатляли. Высотой, как прикинул журналист, примерно с обычную пятиэтажную "хрущёвку, в длину и в ширину — почти, как в две. Материал, из которого она была изготовлена, чем-то напоминал полуокислевшуюся медь: тёмно-коричневый колер с пятнами зеленоватой прозелени. На фоне тропического леса — маскировка была хоть куда. Скрывала не хуже камуфлированной ткани. Но что это конкретно был за материал — пластик или металл, понять было трудно. В конце-то концов, он, Новиков, журналист и психолог, а не химик или там металлург. Пусть разбираются специалисты.

Андрей подошёл к месту, куда воткнулся чёрный самолет, своей формой напоминавший хищную птицу, и с любопытством потрогал место разлома. Удивительно, но несмотря на жару, корпус "тарелки" оказался очень прохладным, как стенка работающего морозильника. И был ещё он тонким, словно самая обыкновенная консервная банка, таким тонким, что, казалось, ткни его кулаком чуть сильнее и проломишь без особого труда. Впрочем, впечатление это было, как тут же успел убедиться Новиков, ложным — когда он подёргал за одну из острых, отогнувшихся наружу зазубрин, то не сумел даже согнуть её хоть на сколько-то сантиметров. Материал корпуса поразил Андрея своей твёрдостью и прочностью.

Джелли ни во что не вмешивался, просто "хвостиком" ходил за журналистом, да иногда щёлкал неведомо откуда взявшейся у него "минолтой" * (см. примечание N 68). Хорошая штука, мимоходом отметил про себя Андрей, неплохо бы и ему такой обзавестись. Кажется, в Манагуа он видел в каком-то магазинчике подобные аппараты. Проблем с плёнкой можно было не опасаться — в родном Отечестве её отчего-то продавали совершенно свободно, чего нельзя было сказать о самих камерах. Ну не идиотизм ли?

— Ну что, сеньор? — сказал наконец Андрей и кивнул на разлом. — Прогуляемся немного?

— Ведите, Вергилий! — не стал возражать великий магистр. Но первым отчего-то лезть в "тарелку" не решился, как-то это у него так получилось, что этот шаг почему-то выпал на долю Андрея. Тот не возмутился, лишь позволил себе ехидную усмешку, которую Джелли, скорчив невозмутимую физиономию, будто бы совсем не заметил, и, ухватившись за край разлома, решительно нырнул внутрь. Выпрямился, с жадным любопытством оглядываясь по сторонам. И одновременно, не торопясь, извлёк из кармана пистолет, передёрнул затвор. Спасибо Иван Ивановичу, что догадался вручить ему оружие — действительно, кто там его знает: какие сюрпризы может таить в себе это создание чужеродного разума? Перефразируя известную поговорку: вооружён — значит предупреждён!

А внутри "тарелки" оказалось интересно: узкий коридор, загибаясь по кругу, уходил куда-то вглубь. В нём было более-менее светло. Причём, свет исходил от самих стен — слабый, весь из себя какой-то МЕРТВЯЩИЙ, Андрей подобный видел в морге, во всяком случае, такое складывалось впечатление. И тишина здесь царила неестественная. Вся какая-то ватная, давящая на уши. И рождавшая тем самым тревогу.

— Странно тут, — прошептал сзади слегка дрогнувшим голосом Джелли. Почему прошептал? Да, вероятно, потому, что и на него подействовала странная магия этого места — громко говорить не хотелось, словно великий магистр опасался сглазить, навлечь на себя и на Андрея большие неприятности. — Вы заметили, сеньор Новиков, что несмотря на дыру в корпусе этого.., — он замялся, на миг, подыскивая подходящее определение, — аппарата, сюда почему-то не проникло никакой живности? Ни зверья, ни насекомых, ни даже растений? Будто какой-то барьер мешает им это сделать!

— Заметил, — также тихо и сдержанно ответил Андрей. — Защитная функция, наверное...

И мгновенно осёкся: до него дошло, что хотел сказать ему Джелли.

— Чёрт! — потрясённо выругался он, оборачиваясь к магистру — а тот и сам выглядел ошалевшим, даже дёрнулся было, словно собираясь метнуться со всех ног обратно к выходу, но в последнюю секунду удержал свой порыв и только зубы стиснул с силой. — А на нас-то почему эта функция тогда не действет? Или она — с отложенным ИСПОЛНЕНИЕМ?

И ответил сам себе: — Может, всё дело в том, что

мы — Homo sapiens? И охранные системы отсекает только неразумных созданий?

— То есть, своеобразная защита от дурака? — понимающе подватил Джелли и, как ни странно, это предположение Андрея его успокоило и даже подбодрило. — Знаете, сеньор Новиков, впервые радуюсь тому, что у меня есть ум! Не одними, как зверьё, инстинктами живу...

— Ну, по одной из научных версий, — охладил пыл рано успокоившегося великого магистра Андрей, — разум есть ни что иное, как форма высокоразвитого инстинкта, не более того. Давайте-ка лучше наш диспут оставим на потом и пойдём вперёд. Вот только, — озабоченно проговорил Новиков, — по пути ничего такого трогать не будем и ни за что цепляться не станем, а то мало ли что случиться может!

— Обещаю! — буркнул великий магистр и они с журналистом осторожно двинулись по коридору.

Дозиметр здесь бы не помешал, мелькнула у Андрея запоздалая мысль. Вдруг тут фон повышенный? Но откуда у Сидорова дозиметр? Его же не Лос-Аламос отправили взламывать! Да и был бы у Иван Ивановича этот прибор, чтобы он изменил? Всё равно бы полезли... Так что будем считать, что с радиацией тут всё обстоит нормально.

— — — — — — —

Разговор получился вполне откровенный — это Роза понял сразу. По тому, как держался Хемниц, было понятно, что немец не лжёт, хотя и всей правды не договаривает. Тем не менее, он подробно описал бой с неизвестными налётчиками, коротко поведал об отравлении русских "геологов" и коллегах лейтенанта, ещё короче охарактеризовал всех гостивших в колонии людей и даже показал их фотографии, тайком сделанные службой охраны "Нуэва Бавариа", и в двух словах проинформировал об отсутствии в настоящий момент руководства колонии — Альтманна, Ранке и Негри.

Лейтенант не стал уточнять, куда именно отправились последние, его это интересовало мало, а вот относительно отравленных был категоричен:

— Немедленно погрузите их в мой транспорт, я отвезу их в военный госпиталь...

— Как скажите, — не стал возражать Хемниц. Да и с чего бы ему было быть против? В госпитале — он это знал точно, имелись хорошие специалисты, не чета врачам колонии. Да и никаких распоряжений касаемо судьбы отравленных Негри людей Альтманн своему помощнику не оставлял. Не нужно это ему было — тем более сейчас, когда на полный ход запустили механизм реализации варианта "Тангейзер". Уходить требовалось быстро, по возможности тихо и не оставляя за собой следов. В особенности — криминальных. А вот "рубить хвосты" — значило проявлять непрофессионализм и привлекать к себе излишнее внимание. Нет, это был не способ решения проблем для умных людей!

Пока Секейра и Роза отдавали дань принесённому для них угощению — напиток, аргентинский бренди, хоть и не был таким выдержанным и дорогим, как опробованный совсем недавно французский "Наполеон", но тоже оказался вполне себе приличным, Хемниц вызвал дежурного и отдал ему необходимые распоряжения. И только после этого присоединился к гостям.

Тем временем машины DGSE запустили на территорию колонии, в них споро погрузили тела "геологов", бойцов Льосы и, поскольку прямого на то запрета не было, за компанию добавили ещё и людей Штайнера — пускай здешняя безопасность сама с ними разбирается!

— Пожалуй, нам тут больше нечего делать! — сказал, решительно поднимаясь со своего места лейтенант и ставя пустой стаканчик на столик. Не без явного сожаления. Поднялся и падре. — Следствие мы, конечно, проведём, — продолжал контрразведчик, подходя к выходу и останавливаясь возле него, — Но не думаю, что он даст какие-то результаты. Скорее всего, на вас напали "контрас", сеньор. Богатое хозяйство, хотели поживиться, однако получив отпор, убрались вон. Искать — бессмысленно, готов голову дать свою на отсечение, что на территории Никарагуа мы их сейчас не найдём! Уже убрались, вероятно, на ту сторону границы, в Гондурас.

— Я прошу вас только об одном, сеньор, — Секейра строго посмотрел на Хемница. — Держите с нами постоянную связь, не хотелось бы, чтобы нападение повторилось. Хорошо?

— О чём речь! — развёл руками Хемниц, при этом как бы невзначай толкнув створку дверей от себя и вроде бы случайно отшагнув в коридор, едва та распахнулась настежь. А малый-то суетится, отметил про себя не упускавший ни малейшей детали падре, внимательно прищурив глаза. Ишь как торопится нас поскорее отсюда выпроводить! С чего бы это? Вслух, разумеется, ничего говорить не стал, его это, вообще-то, совсем не касалось. Главное, убраться из "Нуэва Бавариа" побыстрее — и вообще из Сан-Сентро и Селая тоже. Вместе с откопанными ценностями. А этот народ пусть сам со своими проблемами разбирается!

Уже когда отъезжали от колонии, Роза попросил у лейтенанта машину до Манагуа.

— Одну! — поспешно добавил он, опасаясь, что Секейра может отказать ему. — Бензин я оплачу, ну и за использование грузовика тоже дам деньги. Архив прихода нужно в епархию доставить...

От того, что их миссия удалась, лейтенант был в хорошем настроении, поэтому в просьбе священнику не отказал. Снисходительно махнул рукой:

— Обойдёмся и без денег, падре! Приедем в Сан-Сентро, передадим парней врачам — и можете хоть прямо сразу в столицу отправляться.

— Вот спасибо, мой лейтенант!

— Пожалуйста, падре! Всегда к вашим услугам.

(Но планам лейтенанта и священника не суждено было сбыться. Точнее, они-то сбылись, но не в полном объёме. Отравленных людей до медиков благополучно довезли и сдали их, что называется, с рук на руки. И машину Роза получил — в этом Секейра его не обманул. Но вот дальше, дальше всё пошло наперекосяк. Священник и его "паства" отъехали от Сан-Сентро всего-то на десять километров и это были последние километры в их жизни. Потому что на дороге Розу и его людей ждала засада — Негри со своими боевиками изрешетили грузовик в лоскуты, а потом забросали гранатами. Они даже не стали проверять: что находилось в машине и кто в ней ехал, им было достаточно того, что это был транспорт сотрудников безопасности).

— — —

Шли они молча. Андрей по-прежнему шагал первым, с оружием наготове (хоть и держал его в опущенной руке, но готов был чуть что немедленно пустить его в дело), а великий магистр замыкал их импровизированный походный ордер. Свою "минолту" Джелли убрал в карман — смысла больше не имело снимать дальше, поскольку ничего нового по пути им не встретилось: всё так же тянулись перед журналистом и магистром гладкие светящиеся стены без малейших намёков на какие-либо технологические отверстия, разъёмы для подключения аппаратуры, наконец, на двери либо на люки, всё так же внутри коридора царила приятная прохлада — а это означало не что иное, как работу скрытых механизмов и свидетельствовало в пользу того, что "тарелка" отнюдь не умерла окончательно и что она ещё вполне могла преподнести любопытным аборигенам немало сюрпризов. В том числе и не совсем приятного для их здоровья свойства. Коридор плавно изгибался и, как отметил Андрей, постепенно, хотя это и не так сильно бросалось в глаза, поднимался всё выше и выше.

Джелли тихо кашлянул за спиной Новикова, привлекая к себе его внимание, и когда Андрей обернулся, вопросительно взглянув на магистра, нерешительно спросил: — Вам не кажется, сеньор, что на нижнем уровне этого аппарата устроена двигательная установка, а вот выше начнутся жилые помещения и отсеки управления и хранения? Того же имущества или запасных деталей и приборов?

Новиков остановился и задумчиво посмотрел на своего спутника.

— Откровенно говоря, мне тоже приходила в голову подобная мысль, — наконец тихо сказал он. — Но я её потом отбросил.

— Почему? — полюбопытствовал Джелли.

Вместо ответа Андрей выразительно постучал пальцами по стенке.

— Понимаю-понимаю! — магистр сразу догадался, что хотел ему показать этим жестом Новиков. — Считате, что корпус — слишком тонок, чтобы в нём могли скрываться двигатели? Но, во-первых, откуда мы знаем каких высот достигла наука и техника в мире создателей этого аппарата, вполне возможно, микроминиатюризация позволяет им строить серьёзные системы очень небольших размеров, а, во-вторых, вы не обратили внимание на днище объекта? — Новиков отрицательно качнул головой и Джелли торжествующе воздел указательный палец перед лицом журналиста: — А я — обратил! Так вот, оно — довольно вместительное, не менее метра в высоту! Это если считать непосредственно от самой земли и до пола в коридоре. В таком объёме уже можно размещать и что-либо основательно-крупное...

— Всё может быть, — не стал спорить с разгорячившимся магистром Андрей. — Но пусть об этом болит голова у экспертов, меня же больше интересует, что там находится дальше!

— — — — — — — —

Коридор закончился как-то быстро и внезапно: очередной поворот и всё, тупик. Дорогу преградила стена, выполненная из другого, чем тот, что пошел на изготовление корпуса, материала — это было что-то вроде полупрозрачного стекла с разноцветными включениями внутри. Ни ручек, ни кремальер, ни вообще даже самого захудалого выступа на ней не оказалось. Как она убиралась — а то, что стена играла роль именно двери, это сомнений у Новикова не вызывало, понять было невозможно. Ну, разве что автоматически. Или по сигналу с центрального поста управления.

Андрей осторожно потрогал стену, постучал по ней кулаком, пробуя на прочность. Потом приналёг плечом — никакого эффекта. Толкнул посильнее. Пустой номер! Стена даже не шелохнулась.

— Тут бы кувалда не помешала! — мечтательно произнёс Джелли. — Или шашка тротиловая... — И оживился: — Может, попросим у вашего соотечественника гранату? Я видел, у него, кажется, пара штук есть...

— Вы, сеньор, как-то сегодня по-агрессивному настроены! — осуждающе покачал головой журналист. — А вдруг от взрыва сработают какие-нибудь системы безопасности? Могут здесь такие быть? — И сам же себе ответил: — Вполне!

— А что тогда вы предлагаете делать? — резонно заметил магистр.

— Искать способы проникновения.

— Какие? — Магистр был само ехидство.

— Пока не знаю, — честно признался Андрей. — Но что-то надо придумать. Не стукнуть же по этой стенке, да приказать ей: "Сезам, откройся!"

Он на мгновение представил себе эту картинку и засмеялся. И тут же оборвал смех. От неожиданности. Потому что стена вдруг дрогнула и бесшумно раскрылась, освобождая дорогу.

У Джелли отвалилась челюсть. Он ошалело уставился на Андрея:

— Как у вас это вышло?

— А чёрт его знает! — Новиков сам был удивлён не меньше. — Но сомневаюсь, что механика среагировала на мои слова — вряд ли создатели этого аппарата говорили по-испански. Или вообще на каком-либо другом языке Земли. Я просто представил себе, как она распахивается и всё... Стоп! Эврика! — Андрей возбуждённо хлопнул себя по голове. — И как это я сразу не сообразил! Ну, конечно же, это как в "Фаэтах" у Казанцева! Банальное мысленное управление!

— Не знаю никаких таких фаэтов, и уж тем более, кто такой, этот ваш Казанцефф, — сказал Джелли. — Но, видимо, вы чисто интуитивно угадали.

Это было интересное и загадочное место. Сразу же за перегорордкой, так удачно ими открытой, оказалось просторное помещение, залитое всё тем же неярким мертвящим светом, льющимся непонятно откуда. Может, прямо из стен и потолка.

И это было не пустое помещение: в нём находились какие-то странные агрегаты, количеством примерно в два десятка штук и размером в средний человеческий рост. Что это такое — понять с первого взгляда было трудно. Но если судить по отходившим от них разнообразным манипуляторам (а чем ещё могли быть эти телескопические конструкции, как не исполнительными механизмами?), то это вполне могла быть аварийно-спасательная, либо строительная техника. Во всяком случае, вон тот монстр напоминал обычный скрепер, а этот — походил на выдвижную пожарную лестницу. О чём Андрей и сообщил Джелли.

— Есть что-то общее! — согласился с ним великий магистр. — Однако хочу вам заметить, мой друг, что логика этих существ может и не иметь ничего общего с человеческой. А это, естественно, скажется и на их подходе к технике, науке и общему дизайну создаваемых продуктов. И в этом случае то, что мы принимаем за транспортное средство вполне может оказаться поливальной машиной или атомным реактором.

Андрей не мог не признать справедливости этих слов. А Джелли опять достал свою "минолту" и азартно защёлкал ей.

— Книгу напишу, — заявил он журналисту. — А со снимками её вообще с руками издатели оторвут! Да, сеньор Андрэ, не могли бы вы встать возле вот этого агрегата и попозировать мне?

— Зачем?

— Для большей убедительности! — объяснил Джелли. — Ещё и ваши впечатления вставим — эх, цены этому труду не будет, Дэникен от зависти сдохнет!

— Хотите заработать? — понимающе улыбнулся Андрей. Но просьбу магистра охотно исполнил. Почему бы не сделать приятное хорошему человеку?

— Само собой, — продолжал разглагольствовать Джелли, которого мысль о книге захватывала всё больше — ничего в том удивительного не было, на склоне лет мы все становимся немного тщеславными и желание хоть как-то войти в историю, оставить о себе, любимом, память среди живущих, овладевает такими людьми с невероятной силой, — что в моей книге не будет ничего сказано о наших спутниках — зачем привлекать к ним внимание, верно? Представим это моей... скажем, научной поездкой в тропические леса Центральной Америки. В поисках каких-нибудь редких видов бабочек или пирамид майя или инков — кстати, они тут жили? А, да ладно, потом специалисты проконсультируют!

— Пойдёмте дальше, Личо, — попросил магистра Андрей и они покинули зал. Здесь тоже сработала мысленная команда, убравшая переборку, и Новиков с магистром очутились в следующем помещении, оказавшемся точной копией предыдущего. Только вместо технических устройств здесь были складированы почти до самого потолка ящики из серебристого металла, очень напоминавшего алюминий. Что было в них — выяснить не удалось, крышки не поддавались даже ножу, которым попытался подцепить их Новиков. Не помогли и мысленные приказы — как не представлял себе Андрей раскрытие ящиков, ничего у него не получалось. Или они открывались как-то иначе, или он рисовал совсем не те картинки у себя в голове, чем требовалось. С сожалением спрятав нож, Андрей мрачно констатировал: — Жаль, но здесь мы ничего не добьёмся! Предлагаю больше тут не задерживаться.

— И это правильно! — охотно поддержал его Джелли.

Далее они они миновали ещё несколько похожих и отнюдь не пустых помещений. И в каждом было что-то своё — так, в одном, к превеликому своему удивлению, магистр и Новиков обнаружили самые настоящие клетки, правда, покрытые поверх прутьев каким-то прозрачным материалом, а в них нервно бесновались вполне узнаваемые земные животные — вон щерила клыки грозная пума, а здесь мрачно скалилась здоровенная обезьяна, а там из угла угол перемещался волк, а в другом — высились разноцветные цилиндры.

— Склад какой-то! — пожаловался Джелли, который уже начал уставать от их путешествия. — Может, мой друг, мы вернёмся? А с этой "тарелкой" пусть учёные разбираются?

— Давайте ещё немного пройдёмся, а? — сказал Андрей. — Мы и так практически обошли здесь всё, поднялись почти до самого верха, ещё пара отсеков — и всё. А то как бы совесть потом не мучила, что мы могли что-то интересное пропустить.

— Вечно вы, русские, любите рефлексировать — совесть, самокопание в себе, сострадание, — проворчал магистр. — Ладно, раз уж начали осмотр, то надо его проводить полностью.

— — — — —

А потом они наткнулись на главный пункт управления "тарелкой". Или — рубку, как тут же окрестил это помещение Андрей. Во всяком случае, ничем иным оно и быть не могло. Нормальная логика плюс интуиция — всё говорило за это.

Небольшой куполообразный зал, в центре которого возвышалась странная конструкция — "смесь бульдога с носорогом", хмыкнул про себя Новиков, внимательно рассматривая её. С одной стороны, она сильно походила на классический пульт звёздных кораблей, описанный в читанных ранее журналистом фантастических романах и увековеченных в немногочисленных — увы! — фильмах, вышедших в Союзе. Или завезённых из стран "братского социализма", типа " В пыли звёзд". Кстати, весьма неплохого, по мнению Андрея, и сильно схожего по сюжетной линии с небезызвестным ефремовским "Часом быка". Или — что вполне было вероятно, прямо с него списанного. Эдакая, как предположил Андрей, когда впервые его посмотрел, замаскированная фронда творческой интеллигенции государств "Варшавского Договора" против давящей на умы и настроения общества партийно-номенклатурной атмосферы.

С другой стороны, конструкция вызывала вполне определённые аллюзии с работами мастеров-сюрреалистов, поскольку в ней присутствовали изломанные линии боковых стенок, наличествовали в великом множестве непонятные, бликующие в падавшем на них свете шары самых различных размеров — от тех, что использовались в настольном теннисе и бильярде, до сравнимых с футбольными мячами. Всё это перехлёстывали разноцветные — нет, проводами их бы Андрей назвать не рискнул, были это что-то вроде канатиков из какого-то то ли стекловидного, то ли пластикового материала, кажется, это называлось оптоволокном, слышал о нечто подобном Андрей, когда в своё время общался с ребятами из зеленоградского Физтеха. Впрочем, он мог и ошибаться.

А прямо посередине горизонтальной плоскости "пульта", в обрамлении мерцающих окошечек, располагались десять маленьких квадратных углублений, соединённых идущей через их центры металлической полосой серебристого цвета. А внутри каждого углубления выступали вверх металлические штырьки. Тоненькие, что твои иголки. Очень схожие с разъёмами радиоламп.

Эти углубления сразу же привлекли внимание Андрея. Определённо они ему что-то напоминали — мучительно знакомое и совсем недавно виденное. Казалось, ещё совсем чуть-чуть и Новиков наконец-то догадается, что именно, но тут некстати вмешавшийся Джелли прервал поток его размышлений.

Он тронул журналиста за рукав и тихо — почему-то в этом зале не хотелось говорить громко, словно это могло вызвать какие-либо нежелательные последствия для говорящих, спросил:

— Вам не кажется, мой друг, что в этом перемигивании, — он ткнул пальцем в мерцающие на "пульте" окошечки, — есть какая-то связь вон с теми экранами? — великий магистр кивнул на крупные овалы с чёрными поверхностями, опоясывающими помещение по кругу. — Смотрите — каждое мерцает по-разному, одинаковых нет — и цвет конкретного циферблата...

— Я бы не стал так категорически утверждать, — мягко поправил его Новиков. — Циферблат предполагает наличие опаределённой градусной шкалы, да ещё стрелки-указателя, а здесь они отсутствуют...

— Не занудствуйте, друг мой! — отмахнулся Джелли. — Не важно, что это такое, циферблатами я поименовал их просто для удобства, надо же как-то сии "окна" называть, а циферблат — это самое первое, что приходит на ум! Так вот, обратите внимание: цветовая насыщенность каждого "циферблата" аналогична тому, что имеется у соответствующего ей экрана!

Андрей подошёл поближе. Внимательно вгляделся. Да, так оно и было. За исключением разве что того обстоятельства, что поверхности овалов — к слову, отнюдь не одинаково чёрные, как могло показаться на первый взгляд, так, одни из них по своему цвету напоминали угольный антрацит, другие — сильно разведённую чёрную тушь, а третьи — ночь, уступающую место рассвету, действительно имели среди "циферблатов" свои вторые половинки. Мерцавшие разнообразнейшими цветами спектра и совпадавшими по своей насыщенности каждый со своим "экраном".

Андрей немного подумал, а затем, решившись, осторожно провёл ладонью по самому ближайшему к нему "циферблату". Ничего не произошло. Тогда, осмелев, он погладил ещё несколько. С тем же успехом. Затаив дыхание, магистр заворожённо следил за манипуляциями журналиста.

Новиков тем временем занялся исследованием углублений. Тронул пальцами штырьки в одном из них и тут же резко отдёрнул руку назад: кожу чувствительно укололо.

Андрей удивлённо повернулся к Джелли:

— Похоже, эта штука под током!

— Не касайтесь больше её! — забеспокоился магистр, хватая журналиста за плечо и пытаясь оттащить его в сторону. — А то врубите ненароком двигатели — и уйдём в космос! Лично меня такая перспектива не устраивает, я не собираюсь на склоне лет становиться астронавтом.

Андрей усмехнулся: — Успокойтесь, сеньор, не думаю, что этот аппарат способен на подобное. Тем более, в своём нынешнем состоянии.

— А ток, вы же говорили...

— А что — ток? Остаточные явления, после аварии не все системы вышли из строя, что-то до сих продолжает функционировать.

Мысль, до этого момента вся какая-то размытая и всё время ускользавшая от Андрея, наконец-то вернулась к нему и обрела свои формы. Теперь он понял, что это были за углубления на "пульте". Точнее, для чего они предназначены. Ну, конечно же, как он сразу об этом не догадался? Вот уж воистину: видит горы и леса, видит реки и моря, но не видит ничего, что в кармане у него! * (см. примечание N69).

Андрей торопливо залез в карман и извлёк оттуда искомое. Джелли, любопытствуя, немедленно подсунулся к журналисту, нагнулся, с интересом рассматривая то, что лежало у Новикова на ладони. Не скрыл своего изумления:

— Друг мой, что это? Браслет? Оригинальная вещица, ничего не скажешь! Наверное, дорого стоит?

— Подарок, — ушёл от прямого ответа Андрей. — Но дело не в цене...

— А в чём же?

— А это мы сейчас постараемся узнать, — ответил ему Новиков. Легко отделил одну из родохрозитовых пластинок, перевернул обратной стороной — на ней оказалось несколько мелких отверстий, показал магистру. Потом кивнул на "пульт": мол, ну сейчас-то хоть ты понял?

— И что? — определённо Джелли сегодня сильно "тормозил", но Андрей не стал ему ничего объяснять. А быстро приблизился к "пульту", несколько секунд задумчиво озирал углубления, затем выбрал подходящее и опустил в него пластинку. Она вошла, как влитая. Некоторое время ничего не происходило, а затем Джелли возбуждённо закричал, тыча пальцем за спину Андрея:

— Смотрите, смотрите, что это?!!

Андрей резко обернулся. Один из "экранов" уже не был мёртвым: чернота ушла из него, сменившись изображением леса. Чёткость была просто невероятная, даже не верилось, что всё это — объёмная оптическая картинка. Складывалось впечатление, будто в корпусе "тарелки" протаяло окно, выходящее наружу.

— Ух ты! — восхитился Джелли. — А браслетик-то у вас занятный! Вы мне по-прежнему ничего не хотите о нём рассказать?

— Нет! — отрывисто бросил Новиков, и магистр обиженно поджал губы. Ишь ты какой любопытный! Может, тебе ещё и продать его? Размечтался, дорогой товарищ! Впрочем, сжалившись над стариком, Андрей примирительно сказал: — Попробуем сейчас остальные и тогда я вам расскажу, откуда он у меня взялся.

Отцепил вторую пластинку и занёс её над пультом. Но опустить в углубление не успел.

— Не стоит этого делать! — резко хлестнул сзади до боли знакомый голос. — Вам никогда не говорили, друзья, что стучать, к примеру, молотком по взрывателю авиабомбы — вообще-то чревато серьёзными неприятностями для излишне любопытствующих лиц! Уж проще тогда гвозти гранатой забивать, но и то результат может оказаться непредсказуемым.

— Вы! — выдохнул поражённый Джелли.

— Я, — ответили ему, и в зал.

.... вошла Эстелла. Остановилась возле "пульта", послала Андрею обворожительную улыбку, способную свести с ума любого нормального мужика, коротко кивнула Джелли.

Следом за кубинкой в зал молча просочилось с десяток крепких парней, затянутых в "камуфляжи", с каким-то странным, но несомненно — смертоносным оружием в руках. Они быстро рассредоточились по помещению — так, чтобы Новиков и магистр оказались в их полукольце, и замерли истуканами. На лицах парней застыли равнодушные маски знающих себе цену людей, готовых в любой момент, возникни вдруг такая надобность, действовать жёстко, грубо и эффективно.

В зале повисла напряжённая тишина и первой её разорвала кубинка. Она подошла почти вплотную к Новикову и, сочувственно покачав головой, промолвила:

— Напрасно, компаньеро, ты меня не послушал! Оставался бы в моей комнате — глядишь, и не попал бы в эту скверную историю, которая может для тебя плохо закончиться. Весьма плохо! — она подчеркнула последние два слова.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Андрей. Ох, как не любил он такие вот сцены, играемые внешне хоть и довольно искренне, но с ярко выраженным подтекстом: мол, это я контролирую текущий процесс, и только от меня здесь зависит — кого тут карать, а кого — миловать!

— Объяснюсь, — спокойно сказала девушка и коснулась на "пульте" какой-то детали. В ту же секунду возле неё мгновенно вспучился пол, превратившийся в удобное кресло с высокой спинкой, куда Эстелла и опустилась с видом царственной особы. — Да вы не стойте, друзья, — пригласила она Андрея и магистра, — Усаживайтесь тоже, неудобно ведь вести разговор, когда один собеседник сидит, а двое остальных — стоят. Устанете!

Андрей обернулись — так и есть, возле него и рядом с магистром уже стояли такие же, как и у девушки, кресла. Помедлив какое-то мгновение, Новиков воспользовался приглашением. Джелли замешкался, но тоже последовал его примеру.

Кубинка подождала, пока собеседники не устроятся поудобнее, потом спросила:

— Наверное, в свете последних событий у вас накопилось очень много вопросов, но кому их задавать, вы пока не знаете? Так? — и, получив в ответ утвердительные кивки, продолжила: — Не хочу говорить за всех, кто хоть в какой-то степени был причастен ко всей этой истории, но в той области, что касается лично меня, я готова бытьт вполне откровенной. Итак?

Джелли нервно сглотнул, словно у него внезапно пересохло в горло, и, торопясь, выпалил первым:

— Скажите, сеньора, вы, — неопределённый кивок куда-то в сторону, а в глазах — восторженный ужас, смешанный с почтительным страхом, — ОТТУДА?!!

На губах Эстеллы появилась и тут же исчезла лёгкая улыбка.

— Если вы имеете в виду — из космоса, — девушка снова улыбнулась, — то вынуждена вас огорчить — нет. К космическим пришельцам я не имею никакого отношения.

— Но как же тогда? — растерялся магистр. — А это? — он широким жестом руки обвёл помещение. — Я, конечно, не специалист в области высоких технологий, но готов держать пари на что угодно: подобных аппаратов на Земле просто не существует!

— Верно, — подтвердила Эстелла. — На Земле их действительно не существует. — Тут она сделала эффектную паузу и закончила: — На вашей Земле!

Андрей, до сего момента невозмутимо слушавший девушку, форменным образом растерялся. Этого он никак не ожидал!

ПРИМЕЧАНИЯ N 4:

— N 52 — "Герценовский" (крупнейший в советское время ленинградский вуз по подготовке педагогических кадров, отличался высоким образовательным уровнем своих выпускников);

— N 52 — "Прости-прощай, Чарли!" (издевательское пожелание босса американского гангстерского клана своему сопернику и одновременно — полицейскому осведомителю, перед тем, как отправить его на тот свет; прозвучало в известной голливудской комедии "Некоторые любят только по-горячее!", в советском прокате фильм шёл под названием "В джазе только девушки");

— N 54 — (вопреки расхожему мифу, текилу готовят не из кактусов, а из голубой агавы).

— N 55 — "Стрингер" (независимый журналист, работающий по заказам от конкретных СМИ; другое наименование — фриланс, фрилансер);

— N 56 — "Купажированный виски" (виски, состоящий из смеси ряда сортов этого напитка — зернового и солодового; употребляется либо в чистом виде со льдом, либо в составе коктейлей);

— N 57 — "Вальднер-55", "Дигнидад" и т. д. (немецкие колонии в Латинской Америке, в которых — если верить журналистам некоторых СМИ, скрывались от правосудия беглые нацистские преступники, там производились опыты над людьми, изготовлялись наркотики, эти колонии якобы являлись центрами по торговле оружием, золотом и драгоценными камнями, а также были тесно связаны с диктаторскими режимами и спецслужбами на этом континенте);

— N 58 — (реальный случай, связанный с полковником-нелегалом первого главка КГБ СССР; в конце 70-ых-начале 80-ых годов прошлого века был взят с поличным спецслужбами Швеции, заключён в тюрьму, за примерное поведение получил разрешение раз в неделю, на выходные навещать свою семью, в очередной визит обратно в тюрьму не вернулся, а когда контрразведка нагрянула в его квартиру, то не нашла там никого; спустя какое-то время мужик с домочадцами объявился в Москве);

— N 59 — "Адольф ("Буби") фон Тадден" (политический деятель ультраправого консервативно-националистического толка в послевоенной Германии; родился в старинной юнкерской семье, его сводная сестра Елизавета фон Тадден казнена по обвинению в пораженчестве и попытку государственной измены в период Третьего рейха; окончил гимназию в Грейфенберге, в сентябре 1939 вступил в нацистскую партию, служил лейтенантом Вермахта во время 2-й мировой войны, был несколько раз ранен; в 1948-1960 гг. член городского совета Гёттингена, в 1949-1953 — член бундестага ФРГ, в 1961 стал председателем Немецкой правой партии в Нижней Саксонии, затем в 1964 вступил в Национал— демократическую партию Германии (НДП), а в 1967 стал её председателем; умер 16 июля 1996 в Бад-Эйнхаузене в возрасте 75 лет; после смерти Таддена в печати появилось утверждения о том, что он являлся тайным агентом английской разведки МИ-6 — она же СИС);

— N 60 — "ЦАХАЛ" (Армия обороны Израиля — на иврите ??? ???? ??????? — Цва Хагана? ле-Йисраэ?ль, сокращённо ??"? — Ца?Халь — вооружённые силы государства Израиль);

— N 61 — "Четырёхствольный "Ю(У)ник", калибра 0.22" ( неавтоматический карманный пистолет, производился в конце 19-начале 20 века — по некоторым сведениям в период с 1901 по 1915 год американской фирмой "Shattuck Arms Co", находящейся в Хэтфильде, штат Массачусетс; по форме похожд на российский "травматик" "ОСА");

— N 62 — "Аньелли" (речь идёт о Джанни ("Адвокате") Аньелли — младшем, внуке выдающегося итальянского промышленника первой половины XX века, основателе автомобильного концерна "Fiat", одного из богатейших и влиятельнейших людей планеты в первой половине ХХ века Джованни Аньелли-старшем; Джанни Аньелли-младший являлся не менее талантливым промышленником, участвовал во второй Мировой войне, дважды был на Восточном фронте в СССР и затем воевал в Африке, был президентом футбольного клуба "Ювентус" и президентом автоконцерна "Фиат", дружил с советскими лидерами, являлся одним из участников заседаний "Бильдербергского клуба", занимался лично автогонками и лыжным спортом).

— N 63 — францисканцы (лат. Ordo Fratrum Minorum; "минориты", "меньшие братья" — католический нищенствующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему; в ранний период францисканцы были известны в Англии как "серые братья" (по цвету их облачения), во Франции как "кордельеры" (из-за того, что они опоясывались веревкой), в Германии как "босоногие" (из-за их сандалий, которые они носили на босу ногу), в Италии как "братья". Устав ордена предписывал совершенную бедность, проповедь, уход за больными телесно и душевно, строгое послушание папе. Францисканцы были соперниками и во многих догматических вопросах противниками доминиканцев. Как духовники государей XIII — XVI в., пользовались большим влиянием и в светских делах, пока не были вытеснены иезуитами. Наряду с доминиканцами францисканцы осуществляли функции инквизиции, которая была основана в XIII веке. Францисканцам была поручена инквизиция в Венссене, Провансе, Форкальке, Арле, Э, Эмбрене, центральной Италии, Далмации и Богемии.

Вскоре папы предоставило францисканцам право преподавать в университетах. Они создали свою систему богословского образования, породив целую плеяду мыслителей Средневековья и Ренессанса. В период Нового времени францисканцы активно занимались миссионерской и исследовательской деятельностью, работая в испанских владениях в Новом свете и в странах Востока. В XVIII в. у ордена было 1700 монастырей и около 25 тысяч монахов. Во многих европейских государствах в период Великой французской революции и буржуазной революций XIX века орден в числе других был ликвидирован; к концу XIX века восстановлен (сначала в Испании и Италии, затем во Франции и других странах). В настоящее время орден со своими ответвлениями насчитывает около 30 тысяч монахов и несколько сотен тысяч мирян-терциариев: в Италии, Испании, Франции, ФРГ, США, Турции, Бразилии, Парагвае и других странах. Францисканцы контролируют ряд университетов, колледжей, имеют свои издательства.Орденское одеяние — темно-коричневая шерстяная ряса, подпоясанная веревкой, к которой привязаны чётки, круглый короткий клобук и сандалии);

— N 64 — "Операция "Бернгард" (тайная немецкая операция по массовому изготовлению поддельных банкнот (фунтов стерлингов и долларов США, действовавшая во время Второй мировой войны; Операция возглавлялась штурмбанфюрером СС Бернгардом Крюгером, именем которого она и была названа. Крюгер подобрал среди заключенных-евреев Заксенхаузена и других концлагерей команду из 142 человек, в которую вошли фальшивомонетчики, граверы, печатники и художники. Под тайное производство были выделены два отдельных барака в Заксенхаузене, где участвовавшим в работе были обеспечены лучшие условия жизни, чем обычным заключенным. Работа началась в 1942 году. К концу 1943 года производилось примерно по миллиону фунтов в месяц. Качество подделок было очень высоким — даже банковские специалисты лишь с трудом могли отличить их. Изначально немцы хотели разбрасывать фальшивые деньги над Британией с самолётов, для того чтобы дестабилизировать британскую экономику. Но потом немцы использовали фальшивые деньги для оплаты важного импорта и оплаты работы агентов германской разведки. Всего к концу войны было изготовлено 8 965 080 банкнот на общую сумму в ё134 610 810.

К концу войны было также отработано производство долларов США, но развернуть крупномасштабное производство не успели. В апреле 1945 года, с приближением советских войск к Заксенхаузену оборудование и заключенные-фальшивомонетчики были эвакуированы в Маутхаузен. В начале мая 1945 года их начали перевозить в подлагерь в Эбензее, где они должны были быть уничтожены, но уничтожить их не успели, так как 5 мая заключенные были освобождены американскими войсками. Часть оставшихся банкнот была затоплена в озере Топлиц около Эбензее. С 1959 год по 1963 год со дна его были подняты ящики с фальшивыми банкнотами, матрицы для печати банкнот и именной список заключенных.

После войны история широко не освещалась, так как британцы опасались подорвать доверие к своей валюте. Из-за большого количества запущенных в оборот подделок, составлявшего около 15 % от общего числа банкнот, находившихся в обращении, англтчанам пришлось изъять из обращения все купюры крупнее 5 фунтов стерлингов.

После войны Бернгард Крюгер два года находился в заключении у британцев, а затем год у французов. Впоследствии он работал в компании по производству бумаги и умер в 1989 году);

— 65 — "Съём почты" (на слэнге спецслужб — операция по изъятию информации, добытой агентом; осуществляется сотрудниками, обычно работающими под дипломатическим прикрытием и представляет большую опасность для последних, поскольку, будучи задержанными, тех, кто снимает "почту", могут выслать из страны пребывания);

— N 66 — "штази" (Министерство государственной безопасности ГДР (нем. Ministerium fЭr Staatssicherheit), неофициально сокр. Stasi, Шта?зи) — контрразведывательный и разведывательный (с 1952 года) государственный орган Германской Демократической Республики (ГДР). Было образовано в 8 февраля 1950 года по образцу и при участии МГБ СССР. Штаб-квартира располагалась в округе Лихтенберг Восточного Берлина. Девиз министерства: "Щит и меч партии" (нем. Schild und Schwert der Partei), подразумевалась Социалистическая единая партия Германии. Многие специалисты считают Штази наиболее эффективной спецслужбой за всю мировую историю);

— N 67 — "Маркус" (речь идёт о легендарном руководителе разведки ГДР, настоящем суперпрофессионале, которого уважали практически все спецслужбы мира — Маркусе Вольфе. Закончил в своё время 101-ю разведшколу Коминтерна.

После крушения ГДР Маркуса неоднократно приглашали работать в качестве консультанта в ЦРУ, МИ-6 и в МОССАД. В частности, ЦРУ соблазняло Вольфа большими гонорарами и роскошной виллой в Калифорнии. Маркус Вольф — наверное, единственный деятель в бывшей ГДР, который "не сдал никого из "своих". Он выступал на судах, брал на себя то, в чем обвиняли его подчиненных. "Я же ответственен за них", — объяснял генерал. В эти последние, печальные для него годы Вольф держался с редким достоинством. По словам друзей, Маркус называл суд, который над ним состоялся — "юстицией мести". По сути, ему мстили за то, что свою работу генерал Вольф делал лучше, чем его противники. Чтобы особо унизить, дело слушали не в Берлине, а в Дюссельдорфе. Между этими городами — километров 400, и несколько раз в неделю немолодой человек мотался туда и обратно. В конечном итоге-то Вольфа вынуждены были оправдать, но пенсию при этом ему дали самую мизерную);

— N 68 — "Минолта" (микрофотоаппарат, наряду с "Миноксом", который активно использовался спецслужбами и дипломатическими ведомствами всего мира в первой половине 20 века; в 70-80 гг. продавался в СССР, но как-то странно — плёнку к ним можно было найти и свободно приобрести во многих фотомагазинах, но вот сами аппараты были редкостью);

— N 69 — "... что в кармане у него!" (неточная цитата АДН,, взятая им из "Волны гасят ветер" у АБС).

Глава 6.

Андрей тряхнул головой, отгоняя растерянность — и было ведь от чего растеряться! Не каждый раз сталкиваешься с чудом, подсознательно ожидая, что оно имеет какую-то высшую, запредельную природу! А на деле оказывается, что всё обстоит гораздо проще и для объяснения таинственных на первый взгляд вещей не стоит преумножать сущностей сверх необходимого! Бритва Оккама, милостивые государи, старая добрая бритва Оккама.

— То есть как это: "Не с вашей Земли?" — осторожно поинтересовался Джелли и переглянулся с Новиковым. — Разве есть ещё какая-то?

Он неуверенно засмеялся, как бы давая тем самым понять, что вполне оценил шутку, но и не возражает относительно того, что она может оказаться и правдой. При наличии соответствующих доказательств.

Эстелла вздохнула, потом сказала вполголоса — не столько Андрею с магистром, сколько самой себе: — Ну, в принципе, время ещё есть, отчего бы и прочитать вам небольшую лекцию по сравнительной космологии РЕАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА?

Она прищёлкнула пальцами и что-то повелительно бросила в сторону своих охранников — язык был незнакомый, какой-то гортанный и резко-звучащий. Один из парней тут же развернулся и быстро вышел из зала, чтобы появиться минуты через полторы, с подносом в руках, на котором стояли три больших бокала с какими-то напитками. В одном был светло-жёлтый, в двух остальных — тёмно-коричневые.

Охранник первым делом с полупоклоном подошёл к кубинке и та забрала себе светло-жёлтое питьё, а затем остановился перед гостями.

— Берите-берите! — улыбнулась девушка, заметив нерешительность Джелли и нахмурившего брови Андрея. — Мужчины ведь любят крепкие напитки, а этот, пожалуй, напомнит вам кое-что знакомое! Ну, смелее же, никто вас травить не собирается!

И засмеялась, словно хрустальный колокольчик рассыпал свои нежно-трепетные звуки. Тогда Андрей резко выдохнул воздух из груди, взял решительно бокал и сразу же ахнул половину его содержимого. Замер на несколько секунд, вслушиваясь в ощущения. Вкус напитка был... необычный! Да, именно что так — необычный и очень приятный. Лёгкая сладость, которая, упав в желудок, через какое-то время стала слегка отдавать кислинкой. В голове зашумело, но тут же и прошло. Настроение резко улучшилось.

Великий магистр, с подозрением косившийся на Новикова, увидев на его лице блаженную улыбку, тоже вспомнил, что и он вроде бы как имеет отношение к сильному полу — и немедленно последовал примеру журналиста.

— О! — восхитился он после первого глотка. — Да это же амброзия, пища богов! Сеньорита! Я просто в совершеннейшем восторге — что это?

— Скажем так, некая разновидность вашего рома! — сказала Эстелла, вновь делая акцент на слово "вашего". — Ну, а теперь начнём собственно с объяснений. Наверное, вам доводилось слышать о так называемой "Теории параллельных миров"? — она внимательно посмотрела на своих собеседников. Джелли неопределённо махнул рукой: мол, да, что-то такое ему когда-то говорили, а Андрей, подумав, наклонил голову и коротко ответил: — Да!

— Очень хорошо! — обрадовалась девушка. — Поэтому не буду долго заострять на ней вашего внимания. Скажу вам лишь то, что современная Вселенная отнюдь не одна-единственная в своём роде. Это, скорее всего, пакет множества отдельных миров, вложенных друг в друга. Причем, жители каждого из них могут воспринимать только свою собственную реальность, прочие же для них невидимы, неощутимы и разделены такими энергетическими барьерами, что, несмотря на относительную близость, кажутся невероятно удалёнными! Миры могут отличаться от основного, базового...

— Нашего? — тут же влез с вопросом Джелли, глаза которого по мере рассказа Эстеллы начали азартно загораться. Очевидно, магистр, в силу своей неуёмной и прагматичной натуры, уже начал прикидывать, как ему можно будет половчее использовать в собственных интересах это новое знание. Вот уж действительно, подумал насмешливо Новиков, пустили козла в огород! Но озвучивать своё замечание не стал. Пусть себе дедушка потешится. Тут главное было в другом: известно, что даровой сыр всегда бывает только в мышеловке! И такая откровенность Эстеллы — или как её там зовут на самом деле? — вызывала вполне закономерные подозрения. С чего бы это она так разговорилась? Удивительно, что этого не замечает итальянец? Или видит всё, но считает несущественным, надеясь выкинуть какой-нибудь финт ушами в самый последний момент и сорвать куш для себя? Ну-ну, флаг ему в зубы!

— Откуда такое самомнение? — насмешливо фыркнула девушка. — Базовый — он же Главная историческая последовательность, это, сеньоры, как раз мой мир! Все же прочие, в том числе, и ваш — второстепенные. Они отличаются от него как отдельными деталями исторического и географического характеров, так и кардинально. Кроме того, в ряде вселенных даже физические законы различаются — правда, это скорее исключение, чем правило, но встречаются, встречаются... А есть миры — практически точные копии нашей ГИП. Различие в совершенных пустяках лишь! Представляете, — усмехнулась девушка, — совсем рядом существуют Земля, на которой Наполеон умудрился-таки построить свою Всемирную французскую империю, или мир, где динозавры не вымерли и составили конкуренцию людям, или инки добрались до Европы раньше конкистадоров!.. Правда, секрет перемещений между этими вселенными известен только нам.

— И для чего вы их используете? — спросил Андрей. — Ни за что не поверю, что только ради научных изысканий и туристических сафари!

— Конечно же, нет! — возмутилась Эстелла. — Нет, разумеется, есть и это, но оно не играет главенствующей роли. Как вам объяснить? — она на мгновение задумалась. — Знаете, когда почти триста лет назад был совершенно случайно открыт способ проникновения в параллельные миры, он поначалу мало кого заинтересовал. Во-первых, потому что это случилось в научном центре, который занимался оборонными исследованиями и информация о нём не стала широко известной всей планете, во-вторых, ему поначалу не придали большого внимания, поскольку на создание эффекта перехода тратилось безумное количество энергии, ну, а вот когда удалось найти более экономичный путь, вот тогда наша цивилизация чуть было не рухнула в пропасть!

— Кажется, я представляю: из-за чего.., — сочувственно проговорил Андрей.

— Да что вы там понимаете! — внезапно разозлилась девушка. — Это была настоящая трагедия, в результате которой из Веера Миров мог полностью выпасть целый народ. Да что народ! Само основание Веера, к которому — извините уж за неуместность аналогии, выбрала наиболее подходящее по смыслу, чтобы не слишком углубляться в дебри математического аппарата и физической картины реальности, крепятся все прочие миры-двойники и их подобия. Полетела бы ко всем чертям Вселенная! Наверное, и пресловутый Большой Взрыв в своё время тоже был порождён аналогичной катастрофой... Не знаю, не космолог...

Эстелла на какое-то время оборвала свой рассказ, нервно вертя в руках бокал с напитком. Видимо, затронутая ею тема, несмотря на прошедшие столетия, до сих пор была кровоточащей раной для девушки и её соплеменников. Так сказать, запечатлелась на уровне генетической памяти. И любые, "некорректные" с их точки зрения, замечания сторонних лиц, воспринимались чуть ли не как оскорбление. Если не сказать хуже.

Эстелла вздохнула, потом отпила из бокала и продолжила своё повествование, глядя куда-то мимо Андрея и Джелли — оба молчали, не желая раздражать "кубинку".

— В общем, пока одни группы исследователей начали активную картографию близлежащих миров, другие решили использовать переходы в собственных корыстных целях. Начали скупать, а то и выкрадывать произведения искусств, ценности, заводить гаремы, устраивать путешествия для толстосумов, сафари на динозавров для любителей экстремальной охоты, организовывали переправку в более безопасные времена преступников и разного рода сектантов... В общем, когда правительства ведущих держав и ЛОНа спохватились.., — Эстелла поймала недоумевающие взгляды своих собеседников и спохватилась: — Ах да, извините! ЛОН — это нечто вроде аналога вашего ООН. Лига Объединённых Наций планеты. Только более результативная. Эдакое наднациональное правительство. Правда, с чётко разграниченными сферами своих полномочий, которые не ущемляют суверенитета и целостности границ любого государства, входящего в ЛОН...

— А не входящего? — быстро спросил Джелли. На что девушка лишь равнодушно пожала плечами: — Такие у нас, разумеется, тоже имеются. Но они, образно выражаясь, сидят на обочине. Что называется, варятся в собственном соку. Политика ЛОНа в этом отношении довольно чёткая и простая — мы не лезем в их дела, они, соответственно, не суются в наши! Любая же попытка неассоциированных участников изменить существующие правила игры в свою пользу или проводить деструктивную политику, которая нарушает общемировое равновесие, карается немедленно и очень жёстко! Но подобные инциденты, — тут же постаралась смягчить Эстелла негативное впечатление от только что сказанного, — крайне редки! За последние сто лет их было всего не более двух десятков. Согласитесь, это ведь очень мало!

И она улыбнулась своим гостям, снова став милой девушкой и очаровательной собеседницей, образ которой она столь искусно до этой встречи имитировала. Тонкая штучка, не мог не признать про себя Андрей её умелой игры, но излишнее усложнение людей всегда портит. Как там кто-то из ныне живых классиков НФ написал в недавно вышедшем романе? "Понять — значит упростить!". А в данном случае простоты-то как раз и не хватает! Вот что мне в женщинах больше всего не нравится, сказал сам себе Андрей, так это двойственности их натуры: в одних ситуациях — они одни, в других — полные свои противоположности... Понятно, что сие касается не всех представительниц прекрасного пола, но всё же, милостивые государи мои, всё же! И как он только раньше не замечал, что за влекущей красотой де ла Веги скрывается самая настоящая БЕЗДНА?! Вот уж воистину прав был классик, воскликнув в своё время: "Ах, меня обманывать не трудно, я сам обманываться рад!.."

Но Джелли, как всегда, не мог не удержаться, чтобы не добавить своей чайной ложечки дёгтя в большую бочку мёда, сварганенного Эстеллой. Он отхлебнул из своего бокала и невинно заметил:

— Ну да, ну да, уважаемая сеньорита, действительно ведь сущие пустяки: подумаешь, всего-то один случай проявления несогласия через каждые пять лет...

— Почему — через каждые пять лет? — удивилась девушка таким расчетам ироничного итальянца. — Подобная цикличность нами никогда не фиксировалось! Бывало, что происходило два-три случая, потом, через какой-то промежуток, четыре-три... Ну и так далее.

Великий магистр повернул голову к Андрею и самым что ни на есть серьёзным тоном, констатировал: — Вот и я о том же говорю: всё в рамках допустимого, поводов для каких-либо беспокойств нет.

Но в его глазах Новиков уловил насмешку. Впрочем, магистр и не особо старался её скрыть. Странно, но девушка на эту подначку Джелли не обиделась совершенно.

— У каждого мира — свои подходы, — сказала она рассудительно. — Вот ваша ООН декларирует себя как инструмент по поддержанию мира — а сколько конфликтов, хотя бы за последние десять лет, она реально сумела предотвратить? Да на фоне наших двадцати — к слову, не столь, смею вас в том заверить, кровопролитных и истребительных, ваша цивилизация просто не вылазит из постоянно длящихся гражданских войн, правительственных переворотов, пограничных конфликтов и сепаратистских мятежей! А если что-то и удаётся предотвратить, то это больше напоминает тушение лесного пожара: плеснули водой, ну и всё, вроде огня нет! А он-то на самом деле не погас, просто под сучьями спрятался. Подул ветер — и вновь всё заполыхало! И так — до бесконечности. Нет, проблему надо решать сразу и кардинальным образом! Иначе так и будете сидеть в эпохе варварства!

— 1984! — фыркнул Джелли.

— — Что: 1984? — не поняла его Эстелла. Но великий магистр лишь слабо махнул рукой: — Это я так, по-старчески брюзжу, вы лучше дальше рассказывайте!

А страшноватый у неё мирок оказывается, подумал флегматично Новиков, чувствуется — там такой контроль за обществом со стороны властей предержащих, что все наши диктатуры последнего времени и разного рода деспотии прошлого покажутся райскими садами!

— На чём я остановилась? — спросила Эстелла.

— На том, что ваши власти спохватились, — любезно подсказал ей Джелли. Девушка благосклонно кивнула ему и продолжила рассказ:

— Да, совершенно верно, спасибо. Так вот, когда директорат ЛОНа и правительства стран-участниц спохватились, на все исследования межмировых переходов был наложен временный мораторий. Создали специальную корпорацию, которой передали все полномочия на работы в данной области. Дабы не возникало злоупотреблений, наладили многоступенчатый контроль — как со стороны государств и ЛОНа, так и по линии наиболее крупных и авторитетных общественных движений и международных благотворительных обществ и научных центров Земли. Для обеспечения безопасности организовали нечто вроде особой полиции...

При этих словах Джелли и Андрей переглянулись — им обоим одновременно пришла в головы одна и та же ассоциация: конечно же, старый, добрый "Конец Вечности" Азимова! И немудрено: уж очень это всё было прозрачно и лежало близко на поверхности.

— ... Она контролировала все ММ-переходы, охраняла места базирования установок для перемещений, разыскивала лиц, занимающихся контрабандой и прочими противоправными деяниями в Веере Миров. В общем, за неполные сорок лет негативные последствия от несанкционированных использований ММ-переходов удалось практически свести до нулевого уровня. Ну, а далее началось активное освоение тех преимуществ, которые наша цивилизация получила от открытия проникновения в параллельные реальности. Это был подлинный расцвет науки, промышленности и искусства, который продолжается и поныне! — в голосе Эстеллы уже зазвучал самый настоящий пафос. Причём — вот ведь парадокс! — вполне себе искренний! Что-то ранее ничего подобного за "кубинкой" Андрей не замечал. Или просто не было причин для его проявления? — Особенно это усилилось, когда полтора века назад ЛОН ввёл в качестве главного фактора развития нашего Мира политику ГЕПРОНа. Генерального Пакта Развития Объединённых Наций. Своего рода джентльменский, — тут девушка позволила себе тонкую улыбку, — кодекс поведения при использовании ММ-переходов.

Андрей повертел в руках бокал и с сожалением вздохнул — напитка в нём уже почти не оставалось. Как-то незаметно всё выпилось. Оно-то и понятно: разговор был слишком интересным, чтобы контролировать расход столь ценного продукта, сразу же понравившегося Новикову cвоим вкусом и тонким букетом. Откровенно говоря, за последние лет десять-пятнадцать, ничего более лучшего ему ещё пить не доводилось!

В голове нарастал лёгкий, не слишком-то, в общем, беспокоящий шум, а по всему телу растекалась какая-то... вязкая, что ли? — Андрей не сразу даже и определение подобрал этому состоянию — расслабленность. Нет, напиток крепость имел довольно приличную, это чувствовалось сразу, но в отличие от своих земных подобий с ног не валил и ясности мышления не снижал.

— Пользуясь мифологемами вашей реальности можно сказать, что с внедрением ГЕПРОНа у нас наступил Золотой Век, — продолжила свой рассказ Эстелла. На Андрея она вроде бы не смотрела, но, очевидно, внимательно контролировала все его телодвижения, и посему от неё не ускользнуло то, с каким огорченным видом Новиков покрутил бокал в своей руке. Не прекращая говорить, девушка небрежно кивнула ближайшему к себе охраннику и тот, скользнув к журналисту, решительно отобрал у него посудину. Развернулся и быстрым шагом вышел из рубки управления. Через полминуты появился снова и с полупоклоном передал Андрею уже доверху наполненный знакомым напитком бокал. Новиков бережно принял его и благодарно наклонил голову. Выучка, железная дисциплина и беспрекословное повиновение парней Эстеллы ей, бесспорно, производили впечатление и вызывали, вероятно, вполне понятное уважение у всех тех, кто с ними сталкивался. Но только не у Андрея.

Ну вот не нравились ему такие мужики, и хоть ты тут тресни! Эта их механическая исполнительность пустоголовых болванчиков у знающего что почём в сей жизни народа — а Андрей тоже, без всякой ложной скромности, относил и себя к представителям такового, рождала только чувство отторжения. Какое обычно возникает в отношении бездушных роботов, действующих по раз и навсегда заложенным в них программам, не допускающих никаких отклонений в стороны. Роботов...

Новиков невольно зацепился за эту мимолётную мысль, она ему понравилась и он, продолжая слушать Эстелу, что называется, одним ухом, быстро прикинул вероятность существования подобного варианта. Конечно, судить пришлось по самому минимуму признаков, но и они вполне годились для первичного прогноза. Пусть Андрею и было неведомо, каких высот достигла цивилизация Эстеллы, но одна только "тарелка" и мыслеуправление в ней допускали высокую возможность существования и человекоподобных роботов. Эдаких сигомов, о которых писал ещё Игорь Росоховатский!

— Преступность у нас практически низведена до "социально приемлемого уровня", — рассказывала Эстелла, но уже без былого пафоса в голосе, а обыденно-скучноватым тоном, какой обычно бывает у преподавателей, читающим своим студентам очередную "проходную" лекцию. — А если и случаются ИНЦИДЕНТЫ, — она слегка выделила это слово, придав ему кокетливо-насмешливый оттенок: мол, сами понимаете, в семье не без уродов! — То наказываем их так строго, что это играет большую воспитательную роль в плане профилактики для других.

— Сажаете на электрический стул? Или сразу — под гильотину? — ехидно предположил Джелли. На него вдруг напало игриво-издевательское настроение и причиной тому, как понял Андрей, явилась их прекрасная собеседница. Мотив же лежал прямо на поверхности: старый интриган, привыкший, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним, в любой, даже самой скверной для него ситуации, игравший ведущую роль, вдруг впервые очутился в положении, когда от него ничего не зависело, и где он воспринимался едва ли не чуть-чуть выше плинтуса. Поневоле станешь комплексовать! — А может — в огонь, как инквизиторы, отправляете? Э?

То, с каким выражением "кубинка" взглянула на великого магистра — к слову, уже начавшего утомлять Андрея, не могло не восхитить его:

— Я смотрю, сеньор, у вас очень плохое представление о политике нашего ГЕПРОНа, — спокойно и чуть размеренно, как будто это полагалось при беседе, скажем, с подрастающим ребёнышем, заметила девушка. И что удивительно, чем больше Джелли дёргался, тем спокойнее и невозмутимее она становилась; а вот адрес Новикова почему-то ни своего сарказма, ни каких-либо подковырок она не адресовала; с чего бы это, мелькнула мысль у Андрея, но он постарался её поскорее задавить; и так было понятно, в самом-то деле! — Я, конечно, не большой специалист в данной области пенитенциарной системы, но кое-что и мне известно. Так вот, в зависимости от конкретного преступления, степени его тяжести и причинённого ущерба для жителей ЛОНа...

— А для тех, кто в него не вошёл — то как? — снова, не удержавшись, магистр перебил Эстелу. Но та и бровью не повела на столь явное нарушение комильфо, лишь хмыкнула — мол, намёк принят, я — догадалась, что вы имеете в виду, и снисходительно пояснила: — Я же вам уже говорила — эти народы варятся в собственном соку! Не хотят играть по правилам цивилизованных стран — их проблемы! Мы отгородили их санитарным кордоном и общаемся только с торговыми, дипломатическими и научными представителями — о туризме, кстати, речь не идёт! Зачем нам лишняя головная боль? А возвращаясь же к нашей теме, хочу сказать вам следующее: мы не отправляем своих преступников в тюрьмы, не привлекаем их к исправительным работам и не ссылаем на каторгу, и уж тем более не лишаем их жизни... К чему столь расточительная трата человеческого материала?

Андрея эта фраза хлестнула, как серпом по... в общем, по шее. И ещё одна закладочка тут же отложилась у него в мозгу. Прикипела ко многим, кои скопились за последнее время! Было над чем подумать — вот только времени на это не хватало! Жаль, ох как жаль!

— И что же вы с ними делаете? — любопытство всё ж таки попридержало ехидство у великого магистра. Ему действительно стало всё это интересно.

— ММ-переходы! — очаровательно, да так, что у Джелли, да и у Андрея за компанию тоже — что-то эротично дрогнуло внутри, произнесла девушка. — Мы отправляем их в прошлое. То есть, в тот мир, который соответствует конкретному году нашей истории и их= преступлению. Например. Кто-то своровал что-то ценное — антиквариат или, скажем, картины великих живописцев. Поймали болезного, доказали вину его — а у нас есть средства, которые позволяют это сделать буквально за несколько минут! И всё безболезненно и без всяких там повреждений психики и организма! — и всё, пожалте, сударь, на суд! А он у нас — честный, беспристрастный и неподкупный! Выбираем подходящую реальность — и ссылаем их туда. В эпоху Ренессанса, в античность, в Новое время... На определённый срок. Потом, если исправляются, возвращаем обратно. Не исправляются — или гибнут они там! — ну, значит, туда им и дорога!.. Убийцам предлагаем — у нас, кстати, нет никакого насилия, подсудимые сами имеют право выбрать себе подходящую эпоху! — гладиаторские игры, крестовые походы, пиратские времена... Вперёд! Ужились там — хорошо! Погибли — правосудие свершилось! Захотели вернуться, отбыв без неприятностей для себя срок — да какие проблемы?!!

— Но пенитанциарностью одной ММ-эффекты вы не ограничиваете? — мягко поинтересовался Андрей. И тут же отметил про себя, что почему-то он как-то странно расслаблен. Час назад, наверное, вёл бы беседу грубее, напористее, резче, а вот сейчас воспринимает все доводы, аргументы и прочие высказывания "кубинки" до удивления спокойно и мирно... Как там говорил герой одной мультипликационной картины? "Это жу-жу-жу — неспроста!

— Разумеется, — согласилась с ним Эстелла. — Мы превратили свой мир в экологически чистый рай! Не портим атмосферу и окружающую среду обитания промышленными и техническими отходами, не складируем, где не попадя, мусор, не устраиваем оружейных полигонов для испытания новых видов оружия — к чему всё это?!! Когда есть миллионы и миллиарды ПУСТЫХ миров, скажем, таких, где ещё не появились динозавры, или, где солнце угасает и там уже никто не живёт? Мы не уродуем свою природу добычей полезных ископаемых и не тратим на это много средств — всегда можно "нырнуть" в реальности, к примеру, начала промышленной революции, и через посредников заказать там местными силами разработку нужных нам руд или выплавку стали! Или сбор драгоценных камней, золота и прочего... Плюс — мы тщательно отслеживаем научные и технические исследования и изобретения — и всё, что нужно, забираем для себя. Опять же, как я уже говорила, активно используем туризм во всех его видах — кто-то хочет прогуляться по Колизею, кого-то манит эпоха викингов, а кому-то хочется лично принять участие в осаде Трои... Да пожалуйста! Мы никому не отказываем! Люди получают удовольствие, казна — деньги, а общество — сброс вовремя отреагировавших агрессивных эмоций, которые, не направь мы их по нужному руслу, могли бы породить в мире ГЕПРОНа и ЛОНа войны, бунты и никому не нужные волнения и революции!.. А так — довольны все! Кроме того! — девушка сделала выразительный знак, выставив перед собой ладонь. — Мы предоставляем всем желающим — кто исповедует те или иные политические или религиозные взгляды и хочет подстроить под них всё наше общество, не раскачивать его, а просто уйти в свободные Миры и там строить любую цивилизакцию, какую они себе пожелают! Мы даже снабжаем их на первых порах инструментарием и нужными вещами! Но при условии, — не стала лукавить "кубинка", — что они остаются там навсегда! Зачем нам диссиденты?

"Да это какой-то действительно "дружественный фашизм"! — не без содрогания подумал Андрей. — Репрессии есть, но такие мягкие, неощутимые, что попросту не замечаются большинством населения! Людей с детства натаскивают на определённые нормы поведения — и они слепо следуют им, воспринимая любой отход в сторону, как покушение на устои! Все сыты, обуты и одеты. Безопасность — на высочайшем уровне! Культурные, интеллектуальные и прочие потребности — удовлетворены на все 100 процентов, а тои на двести! Как там у классиков? "Счастье всем, каждому и пусть никто не уйдёт обиженным!?" Ну вот и достигли они там, у себя в ГИПе, этого, а дальше-то что? Будем сидеть — или уже сидим? — и ждать, пока откуда-то не придёт — или уже пришёл? — добрый дядя и начнёт — если уже не начал! — собирать желудочный сок, при этом ещё больше увеличивая удовлетворение потребностей, какие только можно возжелать и представить себе?.. Нет, это совсем не "Мир Полдня" и отнюдь не "Великое Кольцо"! Это... Боже, как же мне это назвать? Паразиты какие-то! Ну точно! Как Испанское королевство, открывшее новые земли на другом полушарии планеты! Качаем золото и серебро, продукты, захватываем территории и раздаём доблестным идальго — а что до промышленности и науки, так это от лукавого, зачем их развивать, надо будет — всё за деньги купим!! И покупали, пока в окончательную... э-э-э... дырку для ордена не свалились.

Но вслух, разумеется, ничего такого Андрей озвучивать не стал. Как говорится, есть время для игры, есть время для отдыха и есть время для откровений. И вот последнее, по мнению Новикова, ещё пока не наступило. При всей своей энергичности и активности натуры, Андрей никогда не был обезбашенным авантюристом, по поводу и без повода кладущим голову под нож гильотины. Всегда, если, разумеется, позволяла ситуация, старался действовать по старому, доброму и надёжному правилу: прежде чем войти в незнакомое для тебя помещение, озаботься заранее знанием того, как из оного ты будешь выбираться. Право слово, не худшая из человеческих привычек!

Спросил же о другом:

— А ваш, — он обвёл взглядом помещение, — аппарат, в котором мы сейчас находимся — он предназначен для дальних или ближних исследований космоса?

То, что произошло затем, ну никак не вязалось с простым, в общем-то, ответом на обычный и безобидный вопрос. Во всяком случае, ни Андрей, ни Джелли абсолютно не ожидали от Эстеллы такой неожиданной реакции. "Кубинку", казалось, будто со всего размаха хлестнули по лицу свёрнутой в тугой жгут мокрой тряпкой — настолько она резко перекосилась в гримасе яростной беспощадности и откровенного страха. С подобным эмоциональным коктейлем журналист никогда не сталкивался.

Впрочем, девушка тут же взяла себя в руки. С самообладанием, как ещё раньше успел убедиться Андрей, у Эстеллы всё было в порядке. Она лишь сузила глаза, и, тяжело вперив их в Новикова, словно змея, готовая вот-вот укусить наглеца, посмевшего зайти на её территорию, тихим голосом — даже не сказала, а как-то свистяще прошипела, разделяя каждое произносимое ей слово:

— Я. Прошу. Вас. Больше. Не. Касаться. Этой. Темы. Понятно?

Прозвучало это так зловеще и, чего греха таить, угрожающе, что Андрея словно морозом по коже пробрало. Он машинально скосил глаза в сторону великого магистра и понял, что и тот испытал нечто похожее — вон, как плечами передёрнул, бедняга!

— Хорошо, хорошо, дорогая! — успокаивающе выставил перед собой левую ладонь журналист ("Чёрт, да отчего в ней такая слабость, будто с перепоя жуткого очнулся?!"). — Замяли!

"Кубинка" глубоко вздохнула, черты лица у неё разгладились, но, видимо, шок от вопроса Андрея, испытанный её, ещё не прошёл окончательно, потому что она пробормотала, продолжая невидяще смотреть перед собой:

— Мы не ходим в космос... Ни далеко, не близко... Всё, чем можем ограничиться — это лишь спутники на низких орбитах да стратосферные платформы... Там ЗЛО! — она так и произнесла это слово — с большой буквы! — Понимаете меня?!! ЗЛО!! ЗЛО!!! И если в него долго вглядываться, то оно начнёт всматриваться в нас — и тогда уже я не позавидую не только ГИПу и Вееру Миров, но и всему нашему мирозданию!

Девушку, казалось, заколотило от сильнейшего волнения и дикого, панического страха, охватившего всё её существо — это было видно невооружённым взглядом. Речь Эстеллы сделалась отрывистой и бессвязной, но разобрать, что же именно она хотела поведать, было можно. Более-менее:

-... Мы специально сдерживаем развитие космонавтики в соседних реальностях... Дабы не спровоцировать, не вызвать к себе ЧУЖОГО ВНИМАНИЯ... Неужели, никто у вас не обратил внимания на то, как за последние годы на Земле угас интерес к изучению Солнечной Системы? Вначале — взлёт, порыв, за считанный период — полёты к Луне, Марсу, Венере... Потом всё реже, меньше, всё закукливается... Больше — внутреннему, меньше — внешнему... Да и зачем нам этот космос? Веера — вполне достаточно! Там миллионы и миллиарды новых миров, чем не Метагалактика на ладонях... И далеко ходить не надо! Всё рядом, буквально за дверью!.. — последнюю фразу Эстелла истерически выкрикнула, после чего умолкла, повесив голову. В зале воцарилась напряжённая тишина. Джелли с некоторым изумлением таращился на девушку — он никак не ожидал от неё подобной эмоциональной вспышки, охранники, казалось, пропустили этот, воистину крик души, мимо своих ушей, стояли, неподвижно замерев, точно каменные статуи. И даже Андрею было сейчас немного не по себе. И было — отчего.

"И чем же это вас, болезных, так смертельно напугало? Что это ещё за непонятное ЗЛО, от простого упоминания которого вас буквально плющит и корежит, точно спичечный коробок, случайно угодивший под мощный пресс?

Совершенно искренне желая успокоить Эстелу и тем самым привести её в нормальное состояние, Андрей поспешил увести разговор в сторону. Правда, не слишком ДАЛЕКО от основной темы беседы:

— Так, значит, эта МАШИНА и есть СТРАТОСФЕРНАЯ ПЛАТФОРМА? Да, дорогая? Я тебя правильно понял?

И улыбнулся "кубинке" — широко и ободряюще.

— Ну что ты, компаньеро! — запротестовала та в ответ — а вот теперь, не мог не отметить с удовлетворением Новиков, это снова была прежняя Эстелла: энергичная, уверенная в себе молодая женщина, готовая встретить любую опасность лицом к лицу и при этом даже не дрогнуть! — Наши платформы — это нечто вроде ваших... э-э-э... — она на мгновение замялась, но тут же нашла выход из положения, изящно заменив опасное слово на вполне достойную ему замену. — Околоземных станций! Только у вас они висят на орбите, а у нас барражируют в стратосфере. Функции — самые разнообразные: от контроля за погодой и за тем, что творится на поверхности Земли, до выполнения роли ретрансляторов Единой Системы Связи и Глобальной Компьютерной Сети. Ну и по мелочи там.., — она не захотела уточнять, а Новиков не стал и настаивать. Чего уж там, и ежу понятно — небось, ещё и в качестве оборонительных крепостей задействуются, прикрывая сверху свои страны! Сама ведь говорила, что помимо ЛОНа, на ЕЁ ЗЕМЛЕ хватает и довольно НЕВМЕНЯЕМЫХ государств! — А этот аппарат всего-навсего мобильный модуль ММ-перехода. Полностью автоматизированный и автономный. За каждым закреплён определённый участок Веера Миров, который они обходят с определённой периодичностью. Учитывая, что средства наблюдения за ВЕРХОМ в подавляющем большинстве реальностей развиты не очень — да что там, их попросту нет! — то поэтому модуль постоянно висит в атмосфере на достаточно большой высоте, это обеспечивает ему хорошую маскировку. А когда возникает жизненная надобность — ну, там, отвезти кого-нибудь домой, доставить груз и так далее, то местные резидентуры подают условный сигнал и модуль ночью приземляется в заранее оборудованном, укромном месте. Где никто не сможет его заметить. Процедура за последние сто лет была отлажена до высочайшей точности и никогда не давала сбоев. До сего момента! — Пожаловалась Эстелла и, словно извиняясь, развела руками. — Кто ж знал, что у вас, в точке материализации модуля, будет пролетать этот чёртов американский самолёт?!! Дальше — сами понимаете что: столкновение, затем — падение. Точнее, мягкий спуск — в модуле хоть и полетели практически все управляющие системы, но блок аварийной посадки — он, к слову, НЕЗАВИСИМЫЙ агрегат, сработал как надо... Сколько же времени и сил мы на розыски модуля потратили — вы бы только знали! В обычной обстановке, — призналась девушка, — действует "маячок". Но это — в ОБЫЧНОЙ! А тут он сдох...

Она сокрушённо махнула рукой. Впрочем, плохое настроение владело ей недолго — уже через несколько секунд на лице Эстеллы вновь засияла её "фирменная" обворожительная улыбка.

— А браслет здесь при чём? — полюбопытствовал Джелли.

— Я думала, вы и так догадались! — фыркнула девушка. — Это всего-навсего обычная база данных по известных на сегодня ЛОНу реальностях Веера и навигации в них, а также — активатор запасного комплекса управления и ремонта модуля.

— Странный вид у него какой-то — для столь сложного прибора, — с сомнением покачал головой Андрей.

— Не вижу ничего странного! На ВАШЕЙ Земле тоже хватает механизмов, которые у нас показались бы всем нормальным людям настоящим плодом воображения сумасшедшего! — отпарировала Эстелла.

— Не спорю, — согласился с ней Новиков.

— На месте приземления модуля, — продолжила тем временем свой рассказ "кубинка", — чисто случайно оказался этот мискитос-колдун. Он забрался внутрь, дошёл до командного пункта и здесь обнаружил активатор. Ну и прихватил его с собой. Счастье, что не додумался включить его!

— И..? — вопросительно взглянул на девушку великий магистр.

— Я уже объясняла вам о гранате, которой можно забивать гвозди! — отрезала девушка. — Но тут существовала ещё одна опасность. Во-первых, модуль мог попасть в руки одного из правительств здешней реальности — и это было бы очень плохо. Потому что получение низкоразвитыми, — при этих словах девушки Андрей слегка поморщился, но смолчал, а вот Джелли оскорбился и очень сильно, это было заметно по злому выражению, появившемуся на его лице. Хотя великий магистр тоже не стал ничего говорить вслух, когда надо, он умел сдерживать свои порывы, — цивилизациями высоких технологий ни к чему хорошему в истории не приводило. Уж поверьте мне, как специалисту! — голос "кубинки" погрустнел. — Ну и, во-вторых, и это тоже было бы большой катастрофой, существовала серьёзная вероятность, что и модулем, и активатором могли бы завладеть определённые групп, которые могли бы использовать их в своих собственных, эгоистических, а то и преступных целях.

— Я, кажется, понимаю, — догадался Андрей. — Это нечто вроде наших спецслужб или гангстерских организаций...

— Совершенно верно, — кивнула Эстелла. — Но в данном случае речь идёт не сколько о структурах из нашего мира, сколько о ВАШИХ! Понимаете, наши резиденты работают в реальностях не в одиночку, мы часто привлекаем к сотрудничеству и местных граждан. Кого используем, что называется, "втёмную", кому-то доверяем стопроцентно, обещая за верную службу взять жить к себе. Тем более, — Эстелла усмехнулась, — что нам есть, что предложить: и высокий уровень жизни, и исполнение практически всех желаний, и избавление от различных болезней. И даже, — она сделала значительное лицо, — проведение омолаживающих процедур. Я не говорила вам, что у нас, на НАШЕЙ Земле, люди живут долго. Лет триста-четыреста — благодаря успехам гериатрии!

— И действительно берёте? — вскинулся мгновенно оживившийся Джелли — он представил себе возможные перспективы и пришёл едва ли не в детский восторг. Прижал руки к груди и горячо воскликнул: — Сеньорита! Хочу вам со всей ответственностью заявить, что в моём лице вы можете рассчитывать на самое тесное и плодотворное сотрудничество! — он скромно потупил очи и добавил: — Тем более, что в той области, на которую простираются мои ИНТЕРЕСЫ, у меня есть много возможностей, людей и связей, которые — гарантирую! — будут вам небесполезны!!

И посмотрел на девушку воистину с собачьей преданностью.

— Посмотрим, сеньор, посмотрим, — уклончиво проговорила "кубинка". Андрей это просёк моментально, он-то ведь слушал Эстелу внимательно, фиксируя каждое слово, жест или выражение лица её, а вот великий магистр был слишком ослеплён тем будущим, в котором он хотел бы оказаться, что попросту ничего не заметил. Что поделать: и на старуху бывает проруха! Нет, но что всё-таки с телом?

Новиков осторожно попытался пошевелиться, не привлекая к этой попытке внимания присутствующих, однако никакого эффекта не добился. Тело просто отказалось его слушаться. Корпус, ноги, плечи и шея словно онемели, лишь руки более-менее повиновались своему хозяину. Но при этом двигались так медленно, как будто преодолевали вязкую плотность внезапно ставшего невероятно тягучим воздуха. Так, парень, приплыли! Кажется, на горизонте замаячило скорое появление ценного пушного зверька из Сибири, песец называется...

Не проста ты, дорогая, ох не проста! Но как мы-то с итальянцем-то влетели, а? Прямо на полной скорости, да в выгребную яму!

Ну ладно я, парень молодой, можно сказать, неопытный в этих иезуитских комбинациях — хотя и в родных пенатах тоже хватало возможностей "потренироваться" в "общении" с интриганами, которые по своей прожжёности не уступали и забугорным мастерам по хождению на кривых и окольных тропах, что выводят иногда, образно выражаясь, к океану Смерти. Но Джелли, Джелли-то как мог купиться?

Ещё на Родине Новиков был наслышан о магистре — имя его достаточно "трепали" на своих страницах иностранные СМИ, чьи статьи охотно перепечатывали такие популярные в СССР издания, как "Ровесник", "За рубежом" и "Новое время". Популярные потому, что давали рядовым гражданам страны Советов довольно объективную картину жизни на Западе. Конечно, в чём-то тенденциозную, но по большему счёту — правильную. Так вот, если судить по этим публикациям, то Джелли был не менее хитромудрой, чем небезызвестный Улисс, личностью. И столь глупо попасться на крючок Эстеллы? Непонятно! Может, стареет мужик, годы своё берут?

— Так как, сеньорита? — продолжал меж тем настойчиво пытать Эстеллу Джелли. — Мы могли бы подружиться?

— Вы удивительно нетерпеливый человек! — равнодушным тоном попеняла ему девушка и немедленно потеряв к магистру весь интерес, встала со своего кресла и медленно подошла к Андрею. Наклонилась к нему так близко, что едва не коснулась губами лица. Тихо шепнула:

— Не считай меня последней сволочью, компаньеро, захотела бы отравить — сделала бы это без малейших угрызений совести! Полицейские службы ЛОНа, знаешь ли, сентиментальностью не страдают...

Эстелла осторожно забрала у Новикова бокал, аккуратно поставила его на край пульта. Потом сунула руку в нагрудный карман джинсовой рубашки журналиста и вытянула оттуда "браслет". Пара ловких и неуловимо-быстрых движений — и активатор рассыпался в её ладонях на составные части.

— А теперь, компаньеро, я с твоего позволенияя займусь реанимацией модуля, — сказала "кубинка". Она вернулась к пульту и принялась сноровисто вкладывать элементы активатора в предназначенные для них гнёзда. Андрею показалось — или нет? — но с каждой устанавленной частью бывшего теперь уже браслета в рубке начала всё отчётливее звучать мягкая мелодия. Одновременно с этим в помещении усилилось освещение.

— Ну вот, — удовлетворённо произнесла Эстелла, — Остаётся лишь дождаться, когда процесс восстановления закончится, это займёт от силы полчаса. Хватит времени, компаньеро, чтобы решить твою судьбу.

"Кубинка" подняла правую руку вверх и повелительно прищёлкнула пальцами. Это послужило сигналом для охранников — часть из них моментально покинули рубку, а другие приблизились к беспомощно замершим на своих местах Джелли и Новикову. Привели спинки кресел в горизонтальное положение. Затем нацепили на головы пленников — Андрей уже больше не сомневался в каком качестве они здесь пребывают! — тесноватые пластиковые шлемы. Пока длились все эти процедуры великий магистр — поначалу попытавшийся протестовать, но быстро успокоенный электрическим разрядом, которым его "угостили", ткнув толстым стержнем под рёбра, только испуганно следил за всеми манипуляциями охранников "кубинки". Он уже больше не хотел сотрудничества с Эстеллой и её могущественным миром. Ему хотелось одного — как можно поскорее оказаться подальше от этого места! К сожалению, это было не в его власти!

— Что ты хочешь с нами сделать? — с трудом разлепил ставшие непослушными губы Андрей.

Эстелла ласково провела по щеке Андрея ладонью. Чуть грустно улыбнулась и тихо промолвила: — Знаешь, компаньеро, мне давно не было ни с кем так хорошо и ПОКОЙНО. Ах, если бы можно было тебя ПО-НАСТОЯЩЕМУ, в ПОЛНОМ ОБЪЁМЕ, привлечь к НАШЕМУ ДЕЛУ! Какого бы великолепного резидента мы получили бы! Какие грандиозные проекты сумели бы претворить в жизнь! В конце-концов, и карьеру сделать! Чего тут такого, нормальное желание нормальных людей!

— Зачем же... Тогда... Дело стоит? — Андрей не говорил, а с трудом выталкивал слова из себя.

— А за тем, что ты никогда не станешь лояльным ЛОНу, — сожалея, развела руками девушка. — Видишь ли, дорогой, ещё в "Нуэва Бавариа" моя аппаратура сняла основные характеристики твоей психики и просчитала поведенческие реакции на те или иные ситуации. Вывод оказался неутешительным. Не для тебя! — торопливо заверила она Андрея. — Для нас. Ты слишком цельная натура, верность своему миру, своей стране, своему обществу и друзьям у тебя почти стопроцентна и стоит превыше всего. Отсюда — служение ГЕПРОНу никогда не станет для тебя главным делом всей жизни. Нет, конечно, тебя ещё можно определённым образом МОТИВИРОВАТЬ, НАСТРОИТЬ — как у нас это называют, знаешь, соответствующие методики в ЛОНе давно уже отработаны и широко применяются! И тогда бы мы получили великолепного специалиста и надёжнейшего союзника, который бы сотрудничал с нами не за страх, а за совесть — вот только, понимаешь, подобное наложение ПОВЕДЕНЧЕСКОЙ МАТРИЦЫ заметно сказалось бы на твоей психике! Любое вмешательство в неё, видишь ли, дорогой, даром не проходит, вот почему НАСТРАИВАЕМ мы крайне редко, когда уж совсем ничего другого использовать нельзя...

— Устраните...

— Что за чушь? — обиделась Эстелла. — Это же не ваши "КОНТОРЫ", что любят по малейшему поводу, когда надо и не надо, обрывать человеческие жизни! Мы, компаньеро, гуманисты! Для нас ХОМО САПИЕНС — действительно звучит гордо! Даже если он такой, — она на мгновение обернулась к Джелли и презрительно наморщила носик, — слизняк и никчемная, в общем-то, личность. Нет, мы поступаем в подобных ситуациях просто: всего-навсего стираем свидетелю память. И всё! Процедура быстрая и безопасная, абсолютно ничем организму и его нервной системе не грозящая. А образовавшиеся лакуны подсознание потом само заполняет непротиворечивыми картинками, сформировав из ранее виденного и слышанного.

— А мои... товарищи?

— Какие именно? — нахмурила брови Эстелла, впрочем, тут же догадалась: — А, твои "геологи"! Ну, им сейчас не до нас, взгляни-ка сам! — Рука девушки легла на пульт и что-то там проделала. Немедленно на стене высветились ещё два экрана.

На том, что был слева, среди грязно-бурой растительности, мелькали то тут, то там фигурки людей, частично одетых в "камуфляж", частично — в привычную для местных "верде оливо". В руках у них было оружие, из которого они куда-то азартно и зло палили. Куда — Андрей понял, едва скосил глаза на правый экран — тот демонстрировал залёгших в густой траве "геологов", скупо — вероятно, парни экономили патроны, отстреливавшихся от наседавшего на них противника.

Эстелла опять что-то сделала — и помещение рубки немедленно наполнилось какофонией звуков: треском автоматных и пулемётных очередей, глухими разрывами гранат, воплями и руганью людей.

— Вот, — сказала девушка, поворачиваясь к Новикову. — Так будет понятнее, что к чему. Ну, а если в двух словах, то сюда подоспели конкуренты твоих, компаньеро, соотечественников. Обрати внимание — не в единственном числе! Эти, честно признаться, чьи — я не знаю, а вон те, — вспыхнул третий экран, показавший двух мужчин вполне европейского облика, которые угнездились в небольшой яме, размытой в земле ручьём, ныне — уже пересохшим. Один бил из ручного пулемёта, второй напряжённо всматривался куда-то вбок — видимо, прикрывал стрелка от того, чтобы никто к нему не подобрался со стороны, — явно из компании "военных топографов". Не удивлюсь, если здесь не окажутся и другие гости герра Альтманна! Ладно, пора их на время успокоить!

Призналась: — Не потому, что я боюсь, что они хоть как-то смогут помешать нам — что ты, компаньеро, это невозможно в принципе! — просто при такой тонкой операции, какой является чистка памяти, для надёжности следует свести к минимуму возможное влияние разного рода негативных факторов. Вот! — торжествующе воскликнула девушка. — Теперь можно и начинать...

На экранах было видно, как все противоборствующие стороны мгновенно вышли из игры: бежавшие на ходу попадали на землю, отключились и те, кто занимал позиции в яме и в траве, выронили своё оружие и обмякли. Звуковая какофония боя оборвалась, как отрезанная, оставив лишь крики потревоженных стрельбой птиц и какой-то живности.

— Вуаля! — воскликнула довольная собой Эстелла. — Пусть отдохнут с часок, здоровый сон ещё никому не вредил.

Происходящее сейчас действо живо напомнило Андрею один из его любимых, хотя и детских, конечно, но так здорово сделанных фильмов, не самым худшим из числа тех, что создавались на научно-фантастическую тематику в Советском Союзе — "Отроки во Вселенной". Там тоже два человека — только не мужчины, как они с Джелли, а молоденькие девочки-героини, попавшие в руки роботов-Вершителей, также возлежали в горизонтально-укреплённых креслах и на них надвигалась белая плита, напичканная, судя по всему, зловредной аппаратурой, которая должна была превратить их в безэмоциональных, логически мыслящих монстров... Не готовит ли Эстелла подобную участь и ему с магистром? С неё станется! Девушка решительная, без комплексов и совершенно бесцеремонная, как успел в том убедиться Новиков.

— Андрэ, дорогой! — "кубинка" наклонилась к журналисту и нежно пригладила ему волосы на голове. — Не расстраивайся. Идиотом ты не станешь, просто лишишься совершенно ненужных тебе воспоминаний. Забудешь и обо мне, и о том, в какое приключение ты влетел, сам того не желая... Пусть, в конце-то концов, наша жизнь многогранна и ты ещё получишь свою долю интриг, авантюр и свершений! Не менее увлекательных, чем нынешние! У тебя будут женщины, я это знаю совершенно точно, которые подарят тебе настоящую любовь, ты приобретёшь новых друзья, они никогда тебя не подведут и не предадут!.. И, как знать, может очень скоро, лет эдак через пять-десять-пятнадцать наши пути снова пересекутся?!... В более комфортной ситуации, я буду — девушка коснулась губами щеки Андрея, после чего быстро выпрямилась и, моментально став серьёзной и деловитой, отошла к пульту. Чем-то там щёлкнула — в воздух вдруг словно струна лопнула, звук был сильный и резкий, как от удара, с оттяжкой, плёткой. И сразу же Андрея что-то больно кольнуло за ушами, он дёрнулся, но тело по-прежнему не откликнулось на его порыв, продолжая всё так же, как и до этого момента, бревном покоится на своём горизонтальном лежбище.

Эстелла обернулась — вид у девушки был недовольный, если не сказать, злой. И куда только подевались её доброта и нежность?

— Компаньеро! — раздражённо проговорила "кубинка". — Если ты будешь продолжать неадекватно себя вести, то в таком случае я не смогу гарантировать тебе режима максимальной безопасности, процедура ЧИСТКИ может пройти для тебя весьма болезненно!

По выражению лица девушки и горящим глазам её Андрей понял, что она и в самом деле сможет устроить ему немало неприятностей. И посему решил не усугублять и без того скверного своего положения. Не в силу простого благоразумия, о, нет! Просто в ситуации, когда от человека ничего не зависит, не стоит и дёргаться, только лишняя трата сил, времени и энергии! А вот когда всё поменяется, тогда и посмотрим.

Тем временем Эстелла ВЫЗВАЛА ещё одно кресло перед пультом, удобно расположилась в нём и что-то громко -опять-таки на незнакомом языке! — провозгласила. Оставшиеся охранники, за исключением двух мужчин, тут же покинули помещение рубки, а двое, подойдя к девушке, встали по её бокам. Нет, это не роботы, понял Андрей, это скорее всего те самые, про кого она упоминала в своём рассказе, как там их — "НАСТРОЕННЫЕ"? Да, кажется, так. Одним словом, зомби. Народ со всаженными программами поведения. Идеальные исполнители. Верные и преданные своим хозяевам.

— Внимание! — возгласила Эстелла, переходя опять на испанский, и голос её стал холодным и несколько отстранённым, как у человека, никакого отношения не имеющего ко всему здесь происходящему. — Начинаем! Активация один — процесс пошёл. Активация два — выход на оптимальный режим санации.

В помещении рубки моргнуло освещение, и Андрея опять укололо — и при том очень больно! — за ушами, и он, не желая более ощущать себя китайским болванчиком, энергично задёргался, как будто бы выпутываясь из кокона обтягиващих его нитей... Но куда там!..

Его опять укололо — на сей раз куда-то в район плеч! Новиков извернулся, и с радостью отметил, что с него сходит оцепенение, тело вновь стало слушаться, оттолкнулся, сколько было сил и скатился со своего кресла на пол. Кто-то закричал, вокруг забегали...

"Ох, я кому-то сейчас врежу!" — мстительно подумал Андрей, пытаясь подняться на слабые ноги — один из охранников Эстеллы тут же метнулся к журналисту, вцепился в его руки, потащил обратно к креслу. Подоспел второй, вдвоём они сноровисто скрутили Новикова и водрузили его на старое место. Эстелла оглянулась на них, но ничего говорить не стала, только криво усмехнулась и покачала головой. Она была очень занята — руки "кубинки" стремительно порхали над пультом и откликаясь на каждый их пасс, экраны развёртывали картины недавнего прошлого, виденные глазами Андрея.

— Ну вот, — наконец закончила свои манипуляции с пультом девушка и снова повернулась к Андрею — показалось тому или нет, но глаза у неё как-то подозрительно заблестели. Да и бодрости особой в её голосе не слышалось. Неужели простой советский парень всё же так сильно зацепил её? Кто знает их, этих женщин! — Я закончила, компаньеро! Как говорите вы, русские: не поминай лихом! Счастливо!

И вскинула руку в прощальном жесте. Что было дальше — Андрей уже не видел. Потому что потерял сознание.

ЭПИЛОГ.

— Так это и есть наша цель? — сощурился от бьющего ему прямо в глаза яркого солнца Андрей и повернулся к Сидорову.

— Да, — кивнул тот.

Они стояли на небольшом холме, откуда открывался великолнпный вид на узкую поляну, в центре которой находился самолёт, выкрашенный в чёрный цвет. Одно крыло у него было надломано, хвостовое оперение — сильно покорежено, но этим его внешние повреждения и исчерпывались.

"Геолог" подал знак и двое его людей, держа автоматы наизготовку, скользнули к машине. Перемещались парни быстро, по очереди страхуя друг друга.

— Вы думаете: там может быть засада? — поинтересовался у Иван Ивановича Андрей.

— Вряд ли, — сказал тот. — Но проверить всё равно не помешает.

Очень скоро один из отправленных на разведку "геологов" вернулся назад и на вопросительный взгляд Сидорова молча кивнул: мол, там всё в порядке! И только тогда Иван Иванович распорядился остальным выдвигаться к самолёту. Джелли с собой не брали — магистра вместе с его людьми, машиной с архивом и под присмотром ещё двух подчинённых Сидорова оставили в полукилометре отсюда, на разбитой дороге — ну, если быть точным, то правильнее всего было назвать ЭТО просто "направлением". Проходя от гондурасской границы через этот район, оно вливалось в более-менее нормальную дорогу, ведущую прямиком в Сан-Сентро.

Что понадобилось "геологам" в здешних краях, Джелли, разумется, информировать не стали. Он имел машину — и это было для Иван Ивановича главное. Лучше средства для быстрой эвакуации со своим грузом отсюда, пожалуй, и не придумать было нельзя.

Какого-либо противодействия со стороны магистра Сидоров не опасался. Не тот был человек синьор, чтобы плевать в колодец, из которого собирался напиться. Такой вот обоюдовыгодный симбиоз получался для двух совершенно разных компаний. Ничего удивительного: чего только не бывает в нашей жизни!

Оборудование с самолёта сняли быстро — ребятам Иван Ивановича хватило на это каких-то сорок минут. После чего части аппаратуры сноровисто упаковали в рюкзаки и, не теряя времени, немедленно выдвинулись к стоянке машины. Здесь всё было в полном порядке: Джелли и его подручные (ну вот никак не поворачивался язык у Андрея называть их помощниками, уж больно у реятишек этих специфические лица были, вполне соответствующие знаменитой фразе профессора археологии из известной советской кинокомедии "Джентльмены удачи": "Ну и бандитская харя!") лениво скучали, косясь на двух "геологов", приставленных к ним предусмотрительным товарищем Сидоровым. Видимо, подсознательно ожидали от них какой-либо подлянки. А те, в свою очередь, делали вид, будто их очень привлекает окружавшая полутропу-полудорогу растительность. Но при этом ни та, ни другая стороны оружия своего из рук не выпускали и на предохранители не ставили. Оно и понятно: в подобных ситуациях, когда союзники у тебя временные да ещё и жутко ненадёжные, вполне себя оправдывает первейшее правило безопасности — береженого Бог бережёт! Скольким же хорошим людям оно жизнь спасло!

— Ну, и что дальше, уважаемые? — громко возгласил великий магистр, сощурив глаза — солнце било ему прямо в лицо, и напряжённо посмотрел на приближавшуюся группу советских товарищей: впереди и чуть правее, сдвигая с пути кусты, двигался Новиков, за ним энергично вышагивали трое "геологов" с рюкзаком за плечами, а всё шествие замыкал Сидоров.

— А дальше — будем отсюда убираться, — сказал Андрей и облокотился о борт автомобиля. — И как можно скорее!

— У нас — неприятности? — догадался Джелли.

— Хуже, — подтвердил самые худшие его опасения подошедший Иван Иванович. — У нас полнейшая задница! И если мы из неё выберемся, то я уж точно поставлю свечку в ближайшей церкви?

Великий магистр и тут, даже в этой непростой обстановке, не смог не удержаться от язвительной колкости, отпущенной им в адрес Сидорова:

— Впервые вижу перед собой верующего коммуниста! Неужто и в вашей стране наконец-то начали вызревать условия истинной демократии?

Но на Иван Ивановича было, что называется, где залезешь, так там моментально и слезешь. И не таких мастеров острого словца и подколки умел он на место ставить.

Дослушав до конца тираду итальянца, он лишь фыркнул пренебрежительно и спокойно отпарировал:

— Я вот тоже впервые вижу перед собой человека, про которого его соотечественник, живший, правда, очень давно, написал замечательный опус.., — тут Иван Иванович сделал паузу, и когда заинтригованный магистр раскрыл рот, чтобы поинтересоваться: а о каком именно труде идёт речь? — с вежливой улыбкой добил собеседника: — "Слуга двух господ" называется. Кажется, принадлежит перу великого Гольдони.

И отвернулся, всем видом давая понять, что, в общем-то, он уже всё сказал и далее не видит смысла продолжать этот разговор.

Народ — и даже подручные Джелли, с большим удовольствием воззрились на изрядно побагровевшего магистра. Удивительное дело: но ценящий юмор и умеющий тонко поиздеваться над оппонентом, Личо буквально зверел, когда получал отпор в словесной баталии. Не говоря уже о той ситуации, в которой сам становился объектом шутки.

Вот только нам сейчас скандалов не хватало! — раздражённо подумал Новиков, с неудовольствием глядя на Сидорова и Джелли — оба, точно детсадовцы, не поделившие одну игрушку, повернулись друг к другу спинами. Причём, если Иван Иванович был невозмутим, что твой танк, то магистр просто из себя весь исходил! И разве что паром не плевался, как закипевший чайник. — Как дети малые, ей-Богу! Подраться только не хватало!"

Поэтому, взяв инициативу в свои руки, Андрей решительно взял их за плечи и развернул к себе. Сказал грубовато:

— Ну, всё, господа хорошие, брэк! Нашли себе место для пикировок!

— А я что? — хмыкнул Сидоров. — Я ничего. Стою вот, погодой наслаждаюсь!

Ну, насчёт погоды он, конечно, преувеличил. Потому что жара усилилась и влажность, казалось, вообще зашкалила.

Магистр же только что-то себе под нос буркнул, но — видно было, что и он тоже подостыл. Видимо, возраст сказался на бурном италийском темпераменте. А может, взяла верх обычная предосторожность старого лиса? Банковал-то в данной ситуации не он, все карты на руках были у советского "геолога". Так что, пару раз поморщив нос, дабы не показать свою слишком быструю капитуляцию, Джелли снизошёл-таки до народа и уже более спокойным голосом, хотя и состроив при этом донельзя озабоченную физиономию, поинтересовался у своих товарищей по несчастью:

— Так что же всё-таки делаем дальше?

— А дальше мы выбираемся отсюда, — ответил ему Иван Иванович. — Не сидеть же здесь до скончания веков?

— Но наша машина всех не выдержит!

— А мы все ехать и не собираемся, — успокоил магистра Сидоров.

-??

"Геолог" усмехнулся и пояснил: — Просто сейчас вся наша компания разделится на две группы, одна сразу же отправится в Сан-Сентро, вторая останется её прикрывать.

Сказано это было простым обыденным тоном, но так, что любому бы стало и без лишних объяснений понятно: от своего решения Иван Иванович — не отступится!

— Что?!! — снова взвился великий магистр. Вот уж воистину, горячая кровь! Андрей вздохнул и сокрушённо покачал головой, но во вновь разгоревшуюся свару встревать не стал. И без него мужики сами разберутся. Как в своё время говорил ещё один его друг, Левашов: "Когда от тебя ничего не зависит, ты не должен ничего желать!" Или — "хотеть"? Да какая, в общем-то, разница? Что в лоб, что по лбу — результат всегда один и тот же! Предсказуемый. — Вы нас хотите бросить? — он набычился, словно бык, готовый вот-вот наброситься на тореро. — Хитро придумано, ничего не скажешь... Я был лучшего мнения о вас! — в сердцах бросил он Сидорову.

На лице того однако не дрогнул ни один мускул. "Геолог" выдержал паузу, после чего веско произнёс:

— Отнюдь, сеньор Джелли! Никто никого бросать не собирается и уж, тем более, подставлять не планирует! Просто для того, чтобы ВЫЖИТЬ! — он подчеркнул это слово. — Нам придётся пойти вот на такое вот разделение. Иного выхода я не вижу.

Он замолчал и в упор взглянул на великого магистра.

Секунду-другую они буровили друг друга злыми взглядами, потом Джелли не выдержал первым, отвёл глаза в сторону и раздражённо пробурчал:

— Ладно, ладно, я вам верю! Давайте ваш план, действительно, не стоит здесь долго засиживаться, нужно поскорее убираться, НЕУЮТНО тут стало!..

Иван Иванович кивнул в ответ головой, как бы говоря: а я о чём вам говорил? Затем залез в нагрудный карман своей рубашки и извлёк оттуда сложенную пополам карту — точнее сказать, просто вырезанный из неё кусок. Развернул, сделал приглашающий жест рукой — Джелли и Новиков заинтересованно придвинулись ближе, потом достал огрызок карандаша. Сказал, ткнув им в точку в верхнем левом углу листка:

— Это — Сан-Сентро, а вот здесь находимся мы. А вот это, — карандаш извилисто пополз по бумаге, — дорога, точнее что-то вроде неё, которое соединяет оба места. Проехать можно, меня в том клятвенно уверяли, хотя добираться придётся часа полтора-два, несмотря на вроде бы небольшое расстояние. Ну, это, как вы понимаете, из-за состояния самой дороги. Там есть ямы, кое-где завалы встречаются из рухнувших деревьев, есть и размытые ручьями участки — их преодоление занимает практически две трети времени. По МОИМ ДАННЫМ, — веско произнёс Иван Иванович, но в его словах и так никто не сомневался, — на вот этом отрезке пути нас будет ждать засада. И знаете: кто?

Он весело осклабился, с интересом глядя на своих слушателей. Но должного эффекта не получилось — магистр пожал плечами и с вызовом бросил:

— А тут и знать нечего: наши СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЕ ДРУЗЬЯ! Которые якобы волонтёры и ещё вдобавок и "топографы".

— Да вы догадливы! — разочарованно фыркнул Иван Иванович и продолжил далее, но уже без былой значительности, а просто, по-деловому: — Так вот, здесь нас будет ждать засада, — он постучал карандашом по листу. — Обойти её с нашим грузом, да ещё по местности, которая практически никому из присутствующих неизвестна — задача для самоубийц! Надеюсь, таковых среди нас нет? Вот и отлично. Поэтому поступим следующим образом: отправим машину с вашим, сеньор, — он кивнул Джелли, — и нашим грузом и пока она будет ползти по дороге, мы напрямик доберёмся до засады и отвлечём её на себя. Машина тем временем минует опасное место и подождёт нас. Вот и всё, уважаемые! Как вам мой план? — он вопросительно взглянул сначала на Андрея, а потом на магистра.

— Идиотский, — честно признался последний и повернулся к Новикову: — Сеньор Андрэ, что вы у нас самый, по-мрему, здравомыслящий человек, может, у вас лучше получиться убедить вашего соотечественника, что подобная авантюра может плохо закончиться? Для всех!

— А что идиотского и авантюрного вы увидели в моём плане? — удивился Сидоров.

— Ну, во-первых, лезть под автоматы "топографов" — верх безумия! — язвительно начал перечислять магистр свои доводы "против". — За километр видно — это профессионалы-наёмники, а то и военные, они нас просто там всех положат. И даже не поморщатся. Во-вторых, вы сами только что сказали, что идти через незнакомую местность — это самоубийство...

— Э-э, нет, уважаемый! — прервал разговорившегося итальянца Сидоров. — Не крутите, пожалуйста, я этого не говорил!

— Выходит, мне почудилось?

— Не знаю, что вам там почудилось, а я говорил, что обходить засаду С ГРУЗОМ — это дело для самоубийц. С грузом, повторяю! А налегке мы проскочим только так!

План, предложенный Иван Ивановичем, был прост, но требовал точной координации, иначе все летело бы псу под хвост! Машина с документами, оборудованием и четырьмя людьми — двумя Сидорова, и двумя — Джелли, должна была ехать до самого Сан-Сентро по дороге. Все остальные выдвигались к месту засады и, сковав её боем, давали затем возможность прорваться в Сан-Сентро. Оттуда добирались до Блуфилдса и уже там разделялись. "Мальчики" магистра вместе с архивом грузились на его яхту — она уже должна была ожидать там хозяина в порту, а советские "геологов", в свою очередь, ждало научное судно, кстати, удачно зашедшее в Блуфилдс. Впрочем, о последнем ставить великого магистра в известность Иван Иванович и не подумал. Лишь довёл до него информацию, что в Блуфилдсе их пути разойдутся.

— А почему вы не хотите, чтобы я поехал с ними? — попробовал было "качать права" Джелли, заподозривший "геолога" в хитрой уловке. Но Сидоров его успокоил: — Для вящей безопасности, — сурово заметил он. — Как вашего груза, так и моего. Тем более, — пояснил он, видя, что магистр пытается возразить ему, — что и я, и Андрей Дмитриевич составим вам компанию! Да вы не беспокойтесь! — утешил он магистра, — Никто под пули вас бросать не собирается, да и дорога будет не столь долгой. Встряхнётесь, молодость вспомните, неужели туризмом не занимались?

— Таким — нет! — с возмущением ответил ему Джелли. — Я — не любитель экстремального отдыха, туризм должен быть нормальным...

— Ну да, ну да, — покивал ему "геолог". — С хорошим отелем, трехразовым питанием, спиртным, экскурсиями!

— А хотя бы и так! Я не скаут...

— Ничего, какие ваши годы! — усмехнулся Сидоров и отправился к машине, ставить людям задачу.

А магистр повернулся к Андрею и, желая заручиться его поддержкой, воскликнул:

— Сеньор Андрэ, но вы-то человек разумный, неужели вас не пугает этот... — он потряс ладонью, не сразу найдя подходящее слово, — ... поход?

— Нет, — сказал Новиков. И не слукавил: ему действительно нравилось чувствовать себя в этой ситуации не сторонним наблюдателем, эдакой щепкой, которую быстрый ручей несёт, куда хочет, а человеком, способным оказать какое-то — пусть и совсем небольшое, но влияние на происходящее. Подошедший Сидоров, услышавший эти слова, одобрительно хлопнул Андрея по плечу. Поинтересовался: — Оружие вам дать? Или — этика журналистская не велит?

— Причём тут этика? — фыркнул Новиков. — Когда по мне начнут стрелять — я не стану прятаться или убегать. Имею полное право на свою самозащиту!

Добавил без ложной скромности: — Тем более, что стреляю я неплохо!

— Тогда вообще хорошо! — обрадовался Иван Иванович. — Тут же стянул с плеча и протянул Андрею "М-16": — К сожалению, магазин только один, с патронами у нас не густо. Но в данной опере солируете не вы, просто поддержите, ежели что. Разберётесь с машинкой? Отлично! А вам, сеньор? — он вопросительно вскинул брови. — Дать что-нибудь стреляющее? Полегче?

Но Джелли лишь руками замахал: — Святая мадонна, конечно же, нет! Пусть оружие будет у профессионалов.

— И то верно, — согласился с ним Сидоров.

Глава 7.

"А где-то там, куда нам не вернуться,—

В далёком детстве, в юности, вдали,

По-прежнему ревнуют и смеются,

И верят, что прибудут корабли.

У возраста туда не отпроситься,—

А там не смяты травы на лугу,

И Пенелопа в выгоревшем ситце

Всё ждёт меня на давнем берегу.

Сидит, руками охватив колено,

Лицом к неугасающей заре,—

Нерукотворна, неприкосновенна—

Как мотылёк, увязший в янтаре."

("Средний возраст", Вадим Шефнер).

— — —

"Ева яблоко сорвала—

Затуманился райский дол.

Бог ракеты "небо-земля"

На искомый квадрат навёл.

Бог на красные кнопки жмёт—

Пламя райские кущи жнёт.

Бог на пульте включил реле

Больше рая нет на земле."

("Лилит", Вадим Шефнер).

— — — —

Казалось бы, за минувшие дни уже можно было попривыкнуть к странствиям через никарагуанские леса. Но этот марш-бросок запомнился Андрею надолго. Во-всяком случае, он никак не ожидал, что всё будет так тяжело, хотя местность вроде бы была не столь труднопроходимой. Ну, подумаешь, колючие кусты, цепляющиеся за штаны, ну, чавкающая под ногами грязь, жадно хватающая идущих за подошвы и с большим сожалением отрывающаяся от обуви, ну, временами налетающая мошкара, которая жадно лезла в лица, словно желая накрыть их плотными и шевелящимися масками, ну, жара и влажность... Всё вроде бы уже пережитое, но однако же сейчас воспринимаемое, как очередное издевательство над человеческим организмом!

Шли споро, но без излишней и нервной спешки. "С крейсерской скоростью", как пошутил великий магистр, когда Сидоров — сейчас он шёл первым, задал группе темп. За Иван Ивановичем, с боков и приотстав от него на пару метров, быстро и настороженно перемещались двое "геологов", следом вышагивали Джелли и Новиков, а замыкали движение радист и снайпер.

Ни о чём думать не хотелось. Никаких желаний — ну, кроме, разве что, лёгкого чувства голода, вполне пока ещё терпимого, не возникало. Глаза скользили по зелёному пологу леса, ни на чём конкретном не останавливаясь. Так группа прошла где-то примерно с час, потом Иван Иванович объявил привал и они, облюбовав небольшую полянку, передохнули здесь минут десять. Попили слегка подсоленной, ставшей тёплой, водички из фляжки, пущенной Сидоровым по кругу, перекусили — к великой радости Андрея, мучными лепёшками и сыром. Тем времен радист связался с теми, кто сейчас ехал на машине, поинтересовался как у них обстоят дела, а затем вышел ещё с кем-то на связь. Что-то торопливо и быстро сказал ему, выслушал не менее короткий ответ, после чего быстро свернул своё хозяйство и подошёл к Сидорову. Наклонился к его уху и о чём-то стал шёпотом говорить. Лицо старшего "геолога" разгладилось. Он благодарно кивнул и повернувшись к группе, скомандовал:

— Народ! Подъём! До места, где нас, — он усмехнулся, — не ждут "гости дорогие", осталось полчаса! Ходу, парни, ходу!

Удивительно, но Джелли, несмотря на свой возраст, переносил этот поход вполне нормально: не ныл, уставшим не казался, пёр по лесу, что твой лось или медведь, только иногда позволял себе что-то буркнуть под нос на итальянском — ругался, должно быть, если судить по интонации! — да изредка промокал себе лоб носовым платком. Видимо, мужчина не позволял годам взять над собой верх и старался постоянно поддерживать себя в хорошей физической форме.

— Стоп! — Иван Иванович резко остановился и вскинул руку вверх. Народ послушно тормознул, заозирался по сторонам. — Пришли! Рассредоточиться.

"Геологи" моментально исчезли за деревьями, растворились в хитросплетении стволов и ветвей, будто тут никого и не было. Остались только Сидоров, радист и Джелли с Андреем.

— Андрей Дмитриевич, — теперь старший "геолог" говорил негромко, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, буде находись поблизости кто-либо посторонний, кроме них, родимых. Впрочем, как отметил про себя Новиков, даже если бы Иван Иванович и повысил свой голос, то вряд ли бы он смог выделиться из общей звуковой какофонии, царившей сейчас в окружавшем их лесном массиве: какое-то животное надрывно орало, что-то неподалёку шелестело и ухало, противно орали птицы или ещё какие твари. — Перебирайтесь-ка ко мне поближе.

Подождал, пока Андрей торопливо перебежит к нему, и поманил его за собой: — Отойдёмте-ка в сторонку...

Отошли метров на пять. Иван Иванович зыркнул по сторонам — очень внимательно, но ничего подозрительного не увидел — да и что он мог бы увидеть в этой зелёно-коричневом хитросплетении флоры? — и положив руку на плечо Андрея, заговорил:

— Значит, диспозиция такая, Андрей Дмитриевич — вон там, — показал взглядом, — на три часа дня расположились наши куонкуренты...

— "Топографы"? — догадался Новиков.

— Точно так, — кивнул Иван Иванович. — Но — не одни они. Чуть правее их и прямо на нас движется ещё одна, довольно крупная группа вооружённых лиц. Человек сорок, не меньше. Идут со стороны Гондураса, полагаю, — он повернулся к Андрею и заглянул ему в глаза, — то ваши новые друзья, из — как их там? — "батальона команданте Рохаса". Не знаю, чем вы их там обидели, раз ребятки так резво ломанулись в погоню за вами, но вряд ли они горят желанием побеседовать с вами о международном положении.

— Да уж понятно, — криво улыбнулся Андрей.

— Но это нам руку, — продолжал Иван Иванович. — Почему — объясняю: мы в настоящий момент как бы между молотом и наковальней. И, что самое важное, о нашем присутствии не подозревает пока ни одна из сторон. Чем мы можем и воспользоваться!

— То есть?

— Стравим их между собой! — глаза Иван Ивановича азартно сверкнули. — Обстреляем одновременно, авось передерутся друг с другом. Это займёт по моим прикидкам минимум минут пятнадцать-двадцать — пока разберутся что к чему, мы должны за это время успеть выбраться на дорогу и направиться в сторону Сан-Сентро. Повезёт — переберёмся на машину. Нет — если ребята опередят нас и проскочат опасный участок раньше, то двинем своими ножками. Возражения есть? — и сам же ответил: — Возражений нет! Тогда — исполняем. Да, просьба: держитесь с нашим итальянским другом поближе к радисту. И помните, Андрей Дмитриевич, пока этот бой — не ваш!...

— — — — — —

Задумка Сидорова (вряд ли это был экспромт — как успел убедиться Новиков, у старшего "геолога" любые действия продумывались заранее на несколько шагов вперёд, причём, к основному плану всегда приплюсовывались два-три резервных) удалась на все сто процентов: на обрушившийся внезапно на них свинцовый ливень и "топографы," и мискитос "Рохаса" отреагировали с похвальной быстротой — начали садить друг в друга из автоматического оружия. Грохнуло несколько взрывов — это противники пустили в ход "карманную артиллерию".

— Не думал я, что на старости лет опять попаду на войну! — сообщил великий магистр Новикову — вместе с радистом, они разместились в неглубокой промоине, где Ивапн Иванович велел им сидеть и не предпринимать ничего, пока не будет команды.

— А вы воевали? — удивился Андрей.

— Было дело, — не стал вдаваться в подробности Джелли. — Ещё во время Второй Мировой...

— И на чьей стороне?

Магистр не стал конкретизировать, ответил туманно: — На нашей, сеньор Андрэ, на нашей!

Бой разгорался. Казалось, стреляли со всех сторон — свинцовый ливень вспарывал листья и сёк по стволам деревьев, пули рикошетили от камней и выбивали мелкие пылевые фонтанчики, задевая по краю их овражка. Никакой возможности выглянуть из него, рискуя угодить под автоматные очереди, не было и это обстоятельство крайне нервировало Новикова — так ведь и не увидишь врага, если он вдруг решит подобраться к их укрытию!

Подумав, Андрей решительно подтянул к себе поближе "М-16" и перекатился на спину — по крайней мере, удобнее будет выпалить по супостатам, сунься они сюда. Хотя, конечно, слабое утешение, противник для начала мог ведь и гранатой овраг проверить. Ну, да тут уж ничего и не поделаешь, остаётся только лежать и надеяться, что на них не обратят внимания.

Минут через пять огонь сместился в сторону и этим немедленно воспользовался Иван Иванович.

— Это я! — послышался его голос, и, проломив кусты, в овражек стремительно рухнуло тело "геолога". Джелли, которому ботинок Сидорова угодил прямиком по локтю, зашипел от боли.

— Пардон, сеньор! — извинился перед ним "геолог", ввинчиваясь между Джелли и радистом. — Как вы тут, парни? Держитесь?

— Нормально, — отозвался радист. Новиков лишь молча кивнул. А магистр только досадливо отмахнулся: мол, сами видите, как!

Был Иван Иванович невероятно грязен — что его лицо, что вся одежда, видимо, пришлось мужику добираться сюда через болотистый участок. Но настроение "геолог" имел вполне оптимистичное, держался бодро. И этот его настрой передался всем, кто находился в овражке.

— Нам везёт, парни! — торопливо заговорил Иван Иванович, быстро окидывая своих товарищей по несчастью довольным взглядом. — Засада сцепилась со своими конкурентами, бой, как сами можете убедиться, завязался нешуточный, нас пока не заметили, от дороги на Сан-Сентро противник отвлёкся... Рыжий! — повернулся он к радисту, колдовавшему над рацией. — Что у тебя?

— Ребята уже выдвинулись на исходную позицию, ждут нас! — доложил радист. Джелли немедленно вскинулся: — Так какого же дьявола мы здесь валяемся?!! Давайте выбираться отсюда по-скорее...

— Щаз-з! — тут же охладил его пыл Иван Иванович. — Вы, уважаемый, слышали о такой фразе "поспешай медленно"? Да? А мне вот кажется, что нет.

— Опять что-то мешает? — догадался Андрей.

— Да ещё как! — раздражённо проговорил Иван Иванович. — Во-первых, эти мальчики, что сейчас "утюжат" друг друга, заняли крайне неудобную позицию для нас: ни слева, ни справа не обойдёшь, чтобы не нарваться на кого-нибудь из них, рассыпались слишком широко на местности. Во-вторых, сюда движется ещё какие-то две группы — и, кажется, тоже из тех, что были с нами в "Нуэва Бавариа". Пойдём сейчас — можем и на них наткнуться. И тут нас ничего уже не спасёт — окажемся в окружении...

— И что вы предлагаете? Сидеть тут до скончания века? — возмутился магистр. — Вы же обещали, что всё будет в порядке...

— Ну, я же не волшебник, — хмыкнул Иван Иванович. — Я только учусь!

— Давно бы пора закончить! — язвительным тоном произнёс магистр. На что "геолог" только с иронией руками развёл: мол, стараемся, но — никак!

— И всё же, — продолжал настаивать Джелли, — что предлагаете?

— А ничего, — честно признался Сидоров. — То есть, пока ничего.

Он подумал немного и, видимо, приняв про себя окончательное решение, снова глянул в сторону радиста: — Рыжий!

— Да, — немедленно откликнулся тот. — Давай снова с нашими выходи на связь. Пусть не ждут, а отправляются в город. Далее — по плану. Мы же будем добираться своим ходом.

И предупреждая дальнейшие возражения магистра, успокаивающе похлопл того по плечу: — Спокойно, сеньор, немного придётся потерпеть нашу компанию. Но зато потом, в целости и полной сохранности, доставим вас в Сан-Сентро. Можете мне поверить!

Джелли заглянул в глаза "геолога", надеясь увидеть там глубину его искренности, потом поморщился и с чувством высказался: — Да идите вы, знаете куда!..

И отвернулся, спиной демонстрируя Сидорову свою презрение. Андрей и Иван Иванович переглянулись — и тихо усмехнулись: уж очень в своей демонстративной обидчивости магистр сейчас походил на ребёнка!

Рыжий" радист обернулся — на лице довольное выражение, он поймал взгляд командира, коротко кивнул и отрывисто бросил:

— Всё: парни прошли опасный участок, сейчас двигаются на полном ходу к Сан-Сентро! Часа через полтора будут уже на месте.

Сидоров удовлетворённо потёр ладони:

— Ну, вот и всё, милостивые судари, а теперь можно подумать и о собственном выживании! Вы, сеньор, — он строго и требовательно взглянул на магистра, — держитесь ко мне поближе, ползите строго за мной и старайтесь, как можно поменьше производить шума! Андрей Дмитриевич! Как насчёт того, чтобы немного пострелять?

— Да с превеликим нашим удовольствием! — выдохнул из себя воздух Новиков. Перевернулся со спины, пристроил по-удобнее рядом с собой "М-16". В общем, настроился. Тем не менее, Иван Иванович покосился неодобрительно в сторону и посоветовал:

— Ты, Андрей Дмитриевич, старайся одиночными бить, я же тебя предупреждал уже...

— Да я помню!

— Мало ли что ты там помнишь, — резонно заметил Новикову Сидоров. — Это у тебя "на автомате" должно делаться, понял? А поскольку ты у нас не профессионал "в нашем деле", то совсем не лишним будет тебе ещё раз напомнить о том, как надо действовать!.. Так вот, без команды не бить... Рыжий! Прикроешь "свободную прессу"! Ну, с Богом!

И, наконец, выбрав подходящий момент, их малочисленная группа пошла на прорыв. Впрочем, это было ещё громко сказано: по сути, они просто-напросто уносили ноги подальше от сего негостеприимного места, в душе молясь про себя, чтобы противоборствующие стороны их не заметили!

Осторожно обогнув поляну, на которой засели "топографы", Иван Иванович вывел своих подопечных на более-менее сухой участок — слева и справа, куда ни кинь взгляд, мрачно выглядывали болотистые провалы, затянутые грязно-бурой растительностью, и быстро повёл за собой. Шли, сторожко, быстро и полусогнувшись, хотя в том и не было особой надобности: всё равно за деревьями их не было видно.

Пару раз Сидоров менял направление движения, и тогда Андрею казалось, что они возвращаются обратно, только идут параллельно своему предыдущему курсу. А, может быть, так оно и было на самом деле, это же не город, тут всё на одно лицо...

Минут через двадцать Сидоров резко замер и вскинул руку, останавливая остальных.

— Приплыли! — злым шёпотом бросил он приблизившемуся журналисту. — Там тоже — "комитет по торжественной встрече!"

— Кто?

— А бес их знает! — пожал плечами "геолог". — Какие-то индейцы. И много, чёрт бы их подрал! И оседлали, гады, как раз направление на Сан-Сентро...

Джелли, который тоже подошёл к ним, выругался.

— Вы как знаете, парни, — заявил он сердито, — но дальше по лесу я не пойду! Хватит!

— А дальше и не получится, — хмыкнул Сидоров. — Мы влезли в самый мешок. Как говорится: куда ни кинь — всюду клин!

— Э-э? — не понял магистр и тогда Новиков крайне любезным тоном пояснил ему: — Такая идиома в нашем языке! Означает: почти безвыходное положение при наличии разных вариантов его решения! То есть, что ни выберешь — всё равно останешься ни с чем!

— Удивительно богатый язык! — ядовито отозвался итальянец. Повернулся к Сидорову и, обличающее ткнув в его грудь пальцем, негодующе заявил:

— А по чьей вине мы в этой заднице оказались? Кто тащил нас за собой, обещая помочь выбраться из леса?

— Ну-ну, не ругайтесь, сеньоры! — поспешил выступить с миротворческими функциями Андрей, хотя Сидоров и не думал ругаться с магистром, глядел лишь насмешливо на того, да помалкивал, а итальянец ворчал скорее по привычке, ибо сил у него на дальнейшее сотрясение воздуха больше не было. Устал мужик от перехода.

— — — — — —

"— Мы окружили их, сеньор! — доложил, подбегая к ним, низкорослый индеец, затянутый в камуфляж, и по лицу Гильермо тот час скользнула быстрая, хищная улыбка. — Ага! — воскликнул он, довольно улыбаясь: — Ну, вот сейчас мы разберёмся с вашим соотечественником, сеньор, быстренько узнаем у него: что конкретно ему от нас требовалось...И пусть он попробует отмолчаться!

Грин не был чистоплюем, он прекрасно понимал, что в каждом монастыре — свои уставы, но столь явно выраженная кровожадность местных даже его, человека весьма небрезгливого, слегка покоробила. Всё ж таки — не дикари, а более-менее цивилизованные люди, так зачем же такие... "эксцессы"? Агрессия ради агрессии — это как-то не комильфо, знаете ли. Умные люди прибегают к нетрадиционным методам добычи информации лишь в исключительных, крайних случаях! Например, когда все прочие инструментарии не могут гарантировать должного результата. Или — когда поджимает время. В данном же случае не наблюдалось ни того, ни другого.

Но Говард также понимал, что не он командует мискитос. И посему не стал выказывать своего недовольства. Как говорится: в ситуациях, когда от тебя ничего не зависит, ты и не должен ничего хотеть. Лишь попросил помощника "команданте":

— Маленькая просьба, сеньор: пожалуйста, отследите, чтобы вещи мистера "Мэллони" никуда не пропали. Там надо будет кое-что посмотреть...

— Сделаем! — согласился Гильермо. Развернулся к индейцу, строго поинтересовался: — Слышал, что сказал сеньор? Чтобы ни одна вещь этого типа не исчезла! И чтобы сам был в состоянии отвечать на наши вопросы.

Индеец кивнул головой: — Понятно, а вот что с его спутниками?

Гильермо и Грин, собиравшиеся было отойти в сторону, моментально повернулись.

— С какими ещё, к чёрту, спутниками? — сощурился помощник "команданте". — Он что, не один?

— Их там пятеро, — торопливо доложил мискитос. — Собственно, сам англичанин, затем двое — по виду типичные "гринго", и двое — наши. Здешние, то есть. За исключением, одного, старика, все вооружены. Винтовки "М-16" и автомат МАТ-49. Ещё — гранаты.

— Серьёзные парни! — переглянулся с Грином Гильермо. — Мне начинает нравиться эта игра, сеньор! А пальбу кто затеял?

— Какие-то "гринго" сцепились между собой. Две группы — в каждой человек примерно по десять. Нас пока не обнаружили, бьют друг по другу.

Гильермо раздумывал недолго: — Сеньор, вас эти... "стрелки" сильно интересуют?

Грин молча покачал головой.

— Ну вот и отлично! — обрадовался помощник "команданте". И распорядился: — Значит так: "стрелков" — отгоните огнём, англичанина постарайтесь взять живьём. Его спутники меня тоже не интересуют! На всё про всё — полчаса!

Улыбнулся Грину, кивнул на складной походный столик и два стульчика, установленных между двумя крупными валунами. Сверху импровизированную столовую прикрывала маскировочная сеть.

— Время обедать, сеньор, не угодно ли составить мне компанию?

— А почему бы и нет? — не стал отказываться англичанин. Он и в самом деле проголодался. Тем временем один из индейцев быстро накрыл столик, выставив на него весьма аппетитные блюда: здесь были маисовые лепёшки с рыбой, жареные в масле бобы с рисом, салатики — из авокадо с яйцами и помидорами и из кукурузы. Из выпивки, правда, только всё слабое: пиво "Виктория" и "Тона". Но и то было хорошо!

— Приплыли! — с этими словами Иван Иванович вновь тормознул группу. Ткнул пальцем себе под ноги — мол, будьте здесь и не дёргайтесь, сам же, жестом руки подозвав к себе Новикова, тихо проговорил: — А вот сейчас мы точно влипли! По самые, как говорится, гланды... Смотри, Андрей Дмитриевич! — он осторожно раздвинул кусты. — Вон, видишь: из одного кольца окружения мы благополучно выбрались, но тут — второе! И оно — плотное! Нам через него — не пробиться!

Он облизнул потрескавшиеся от жары губы. Страха в Иван Ивановиче Андрей не почувствовал: в самом-то деле, смешно было бы бояться мужику, который в подобные переделки, наверное, попадал не раз! Другое дело, что когда-нибудь эта полоса везения могла для него и закончиться. И вполне возможно, что как раз сегодня и наступил для Сидорова главный полдень его жизни. Впрочем, и его, Новикова, тоже. Вряд ли противник будет щадить спутников "геолога". Постараются выпотрошить до самого донышка, а потом ликвидируют. А тела — кинут в болота. И всё, поминай, как звали!

Эти мысли на фоне дышащей миром (ибо пальба на какое-то время затихла) и благолепием окружающей их растительности, яркое солнце над головой и освежающее дуновение ветерка внезапно вызверили Андрея. Он с пронзительной ясностью вдруг остро осознал, что не всё ещё успел сделать в своей такой короткой, но не успевшей надоесть ему жизни. Что его приход на этот свет был не просто рождением очередной человеческой личности и прихотью Матери-Природы. Нет, ему, Андрею Дмитриевичу Новикову, точно было уготовано особое, высокое предназначение, не исполнив которого он просто не имел никакого права прерывать нить собственной жизни. Тем более, прямо тут, в этом грязном и вонючем лесу да ещё в угоду чьих-то низменных желаний и руками каких-то моральных уродов — ну нет, такого удовольствия он им точно не доставит, пусть и не надеются! Мы ещё подерёмся, чёрт нас подери! Мы им покажем, понимаешь, Кузькину мать — так её и разэдак, в центр мировой контрреволюции, с тройным загибом и пятерным выхлопом!! Все пули мимо нас!

Очевидно, настрой журналиста передался и "геологу" — тот внимательно посмотрел на Новикова, потом скупо улыбнулся и ободряюще хлопнул по плечу:

— Значит, повоюем, Дмитрич! И водочки ещё с тобой выпьем — зуб тебе даю, не сомневайся! Пусть всё только закончится!.. И охламонов наших, — он не уточнил, кого именно, но Андрей и так сразу понял, что речь шла о Джелли и его помощнике, — отсюда вытащим, Сидоров, знаешь ли, даром свои обещания кидать не приучен. Раз дал им слово — то вызволю. А ты потом о бое этом статью забабахаешь, с удовольствием прочитаю! Только, чур: о нас лучше ничего не пиши, хорошо? Не было рядом с тобой таких людей и всё, ну, да сам разберёшься, ты парень не дурак, сам знаешь, что можно писать, а что — не следует...

— Я-то, Иваныч, может и разберусь, — хмыкнул Андрей, слегка смущённый — конечно, ему приятно было слушать эти слова, да и кому будет неприятно, если тебя начнут хвалить, тем более — в меру и по делу? — Да вот только цензура не пропустит!

— Пропустит! — авторитетно заверил его Сидоров. — Попрошу отцов-командиров, они помогут. У нас, знаешь, таких ребят, как ты, ценить умеют. К тому же, не балластом был и нам поддержку оказал — по делу и серьёзную. Долг платежом красен! А мы в долгу оставаться не привыкли.

И, помрачнев, добавил озабоченно:

— Лишь бы из этой передряги выбраться.

Дальнейшее запомнилось Андрею плохо, какими-то отрывистыми кусками, будто бы и не связанными друг с другом, эдакими стробоскопическими картинками: вот, выбрав самый слабый участок оцепления, всего трое мискитос со ржавыми винтовками в руках, что засели как раз у выхода на дорогу, Иваныч с "Рыжим" обрушивают на них яростный огонь из своих автоматов; вот, он, Новиков, резко подскочив с земли, ухватывает магистра за воротник куртки и буквально тащит его за собой — бедняга итальянец, раззявив в беззвучном крике рот, морщится от боли, зацепился коленкой об торчащий на пути корень, тем не менее, не отстаёт, шустро передвигает нижними конечностями; двое индейцев из оцепления, попавшие под свинцовые градины из автоматов "геологов", моментально валятся с ног, как подкошенные, а вот их третий подельник, демонстрирует удивительные чудеса выживания — очевидно, каким-то шестым чувством, он улавливает время начала стрельбы, потому что вдруг стремительно сигает рыбкой в ближайший бурелом и только его и видели... Лес вокруг немедленно наполняется грохотом выстрелов и разрывами гранат... Определить: откуда, кто и по кому сейчас лупит — невозможно, кажется, что пули и осколки сыплтся со всех сторон!

— Хватит! Слышите, сеньор? Хватит меня волочь за собой, я и сам могу двигаться!.. — эти слова наконец-то пробиваются до сознания Андрея и он, ошалело встряхнув головой, наконец-то приходит в себя. Отпускает руку, оглядывается. Увиденное не доставляет ему никакого удовольствия. Как сказал по данному поводу артист оригинального жанра: "Попали вы, братцы, из огня да в полымя!" Потому что прорвать оцепление полностью им — не удалось. Неизвестный руководитель облавы оказался гораздо умнее, чем о нём поначалу подумали. Он не стал жалеть своих людей и выставил в этом районе аж целых три кольца оцепления — и то, что группа Сидорова вырвалась за самое первое, это не принесло ей ровным счётом никакого преимущества. Ну, разве что дало возможность закрепиться на вершине холма, единственного самого высокого в этих местах, что позволяло держать держать здесь более-менее сносную оборону, но и то — не слишком долго. Однако выбирать не приходилось.

— Дмитрич! — рядом с Андреем плюхнулся в траву Сидоров. — Пока у нас есть время и сюда ещё не стянулись остальные игроки — рвани-ка до наших "крестничков", прибери у них всё стреляющее... Пусть хоть и хлам, но в нашей ситуации выбирать не приходиться. А мы с коллегой позицию оборудуем. Вы же, сеньор, — он оглянулся на Джелли и прикусил нижнюю губу, не зная, чтобы ему предложить, — лучше бы отошли куда-нибудь в сторонку, а? Это — не ваша война, пришли , я полагаю, лишь по наши души, вас-то наверняка не тронут...

— Ха! — грубо оборвал его магистр. — Вот только не нужно, уважаемый, сейчас рассказывать тут нам сказки! Мне кажется, что этот народ, — он пренебрежительно мотнул головой в сторону разгоравшегося в лесу и начинавшего быстро приближаться к холму бою, — станет разбираться: кто здесь случайно очутился, а кто, так сказать, их клиент... Положат всех! — выкрикнул он нервно. И тут же устыдившись своей экзальтации, явно неуместной в данной ситуации, добавил нормальным голосом: — В общем, я вам не мальчик, в своё время повоевал, так что и меня считайте полноценной единицей вашего отряда! Надеюсь, оружие для меня найдётся?

Он хмуро и с некоторым даже вызовом уставился на Сидорова. Тот выдержал взгляд итальянца, улыбнулся и хлопнул его по плечу: — Что ж, сеньор, спасибо за предложение! Мы принимаем его.

Оружие у "крестничков" "геологов" оказалось действительно старенькое, но вполне себе работоспособное — так, один "контрас" имел австралийский ОСТЭН, прекрасно себя зарекомендовавший в тихоокеанских баталиях Второй Мировой, второй щеголял с австрийским "Штерном-Солотурном", а вот у третьего было самое обычное охотничье ружье. Но зато какое! Андрей форменным образом обалдел, узрев отечественное изделие системы Фролова — такие широко выпускались в СССР ещё в тридцатые года. Откуда полуграмотный — если вообще не знающий никакой грамоты, индеец из Центральной Америки, расположенной на другой стороны планеты, вдруг раздобыл себе подобное оружие — можно было только догадываться. Но, как и двое своих бывших — теперь уже бывших, бойцов, вся троица имела подсумки, плотно набитые патронами — и дефицит боеприпасов беглецам на время не грозил. К тому же, у одного при себе нашлись две гранаты. Жить было можно!

Андрей обвешался оружием, прихватил подсумки и гранаты и, пригибаясь взобрался на холм, благоразумно обогнув его со стороны, дабы не попасть под огонь противника.

— Ну-ка, что у нас там? — Сидоров стал быстро просматривать сваленные на землю автоматы. — ОСТЭН и "Солотурн" — пойдут, гранаты — тоже хорошо, о-о, да патронов у нас немеряно! Это замечательно — ещё побарахтаемся! А это что у нас за чудо?

Он ухватил охотничье ружье и восторженно выругался, рассматривая его со всех сторон: — Как оно вообще сюда попала?

— А кто сейчас нам скажет? — пожал плечами Новиков. — Может, с дипломатами нашими завезли. А может, и моряки, идя в "загранку", с собой тайком прихватили — чтобы за валюту продать...

— Дайте мне! — попросил Джелли и его глаза хищно блеснули азартом коллекционера. — У меня как раз не хватает такого экзэмпляра... Могу заплатить! — торопливо добавил он, видя, ка Иван Иванович заколебался.

— Не нужны мне ваши деньги! — великодушно махнул ему рукой "геолог" и протянул ружье, потом пододвинул подсумок с патронами: — Разберётесь?

— А то! — он огляделся, спросил: — А где моя позиция?

Сидоров показал: — Там. Будете прикрывать нам тыл.

Магистр тут же направился в указанное место. Андрей и "Рыжий" проводили его настороженными взглядами, потом радист вполголоса, но так, чтобы Джелли ничего не услышал, обеспокоено спросил:

— А не влепит ли он нам в спину?

— Волков бояться — на охоту не ходить! — фыркнул "геолог". — Всё в порядке, парни. Он сам в нас заинтересован. Это раз. К тому же я за ним пригляну. Это два. Да и вы на что? Это три.

— Ну, раз так, — не стал спорить "Рыжий". Они едва успели занять свои позиции, как "контрас" кинулись на них в атаку.

Мискитос пошли в атаку уже буквально через каких-то десять минут — едва беглецы успели расположиться на вершине холма да подготовиться к бою, как из леса хлынула толпа вооружённого народа. Индейцы неслись на них, что-то яростно крича и азартно паля во все стороны, как говорится: в белый свет словно в копеечку. Казалось, ещё немного и их лава захлестнёт холм и похоронит всех, кто на нём находится.

Андрей почувствовал, что его снова заколотило от выброшенного в кровь адреналина — Новиков, едва сдерживая себя, лишь стиснул зубы и с силой сжал винтовку в руках. Скосил глаза в сторону "геолога" и поразился безмятежности того — Иван Иванович лежал спокойно, сощурив глаза, и поглаживая ствол своего автомата. Возле правого его локтя аккуратно угнездились гранаты. Поймав вопросительный взгляд журналиста, "геолог" ободряюще подмигнул. — Приготовиться, парни! — скомандовал он, и защитники холма подтянулись, изготавливаясь к бою. Ещё секунда-другая, вал бегущих достиг подножия холма — и тогда Иван Иванович гаркнул что есть мочи: — Огонь! — одновременно короткими очередями начав выкашивать противника. Слева и справа застучали автоматы его "коллег".

Пару раз грохнул "фролов" Джелли — итальянец, хищно оскалившись, удовлетворённо рыкнул что-то себе под нос (видимо, не промахнулся!) и, сноровисто перезарядив оружие, снова стал кого-то выцеливать. Пора и мне, решил Андрей, когда в его секторе появился первый атакующий. "М-16" злобно пролаял, и туловище бегущего мискитос перечеркнуло свинцовой строчкой, индеец завалился на спину, роняя автомат.

— Молодец! — крикнул Сидоров (" И как только он успевает вести контроль сразу по нескольким направлениям одновременно? — невольно восхитился им Андрей. — Вот что значит настоящий профессионал!"). — Но не слишком увлекайся, кто знает, сколько мы здесь ещё просидим...

— Хорошо! — прохрипел в ответ Андрей.

... Они отбили эту атаку, потом ещё две, а противник всё никак не мог успокоиться. Такое складывалось впечатление, что тем, кто командовал мискитос, было абсолютно наплевать на жизни своих бойцов, это был для них расходный материал, не более того. А вот желание смешать беглецов с землёй, так, чтобы от них не осталось абсолютно никаких следов — превалировало над всеми прочими.

Удивительно, но им удалось вырваться из этого кошмара относительно удачно: двое убитых и трое легкораненых — это не столь уж и крупная потеря для группы. Жалко, конечно, ребят, но уж тут ничего не поделаешь — такова суровая действительность, солдат ведь на то и солдат, чтобы воевать и погибать. В этом его главное предназначение. В этом высочайший смысл его существования. Так что — как бы это цинично не звучало, но парни сами знали на что шли, когда выбирали себе эту профессию.

Час сумасшедшей гонки, без отдыха, на разрыв аорты и до полного истощения сил, пока звуки боя перестали доноситься до их ушей и пока Бриггс не счёл, что они наконец-то сумели оторваться от места боя, пролетел, как один миг. Капитан подал знак — и народ устало повалился прямо на землю. Кто-то ругался вполголоса, кто-то пил воду — экономно и мелкими глоточками, но бдительности "береты" не теряли.

Сам же капитан остался на ногах. Коротким жестом подозвал к себе Гарсию и Кроссби. Когда подошли, сунул им под нос карту: — Мы уже практически подошли. Гарсия!

— Да, сэр?

— Берёшь двоих — и к месту падения самолёта. Аккуратно понюхаешь вокруг — мало ли...

— Ясно, сэр!

Но эта мера предосторожности оказалась совершенно излишней, около самолёта никого не было. В смысле, из представителей "хомо сапиенс" и прочей крупной живности, учуявшей посторонних и немедленно покинувшей это место. Вот почему к "Блэкбёрду" вышли без опаски. Бриггс тут же распорядился выставить боевое охранение, а сам с остальными "беретами", в числе которых были и двое прикомандированных авиаспециалистов, принялся тщательно обследовать самолёт. И первые минуты работы сразу же преподнесли им неприятные сюрпризы. Во-первых, никакого артефакта-УФО, якобы столкнувшегося с SR-71, они не нашли. Его тут попросту не оказалось. Во-вторых, с борта было снято то самое спецоборудование, за которым, собственно, "беретов" сюда и кинули.

— Чёрт бы всех побрал! — на какое-то время выдержка изменила капитану. — Нас опередили! И я готов поклясться чем угодно, что это были наши русские "коллеги"... Надо было бы "гасить" их ещё там, в колонии!

Кроссби сочувственно похлопал Томаса по плечу: — Нам бы не дали этого сделать, мой мальчик. Ты же помнишь, как за нами ходили эти немцы.

Капитан вздохнул, соглашаясь. Потом с силой провёл ладонью по лицу, словно что-то с него стирая, и снова стал прежним — собранным и уверенным:

— Старина, — он повернулся к Кроссби. — Ещё раз проверьте самолёт, сфотографируйте его с разных ракурсов — пусть большие боссы убедятся в том, что мы их не обманываем в том, что аппаратуру действительно сняли без нас, и подготовьте аппарат к взрыву. Но сначала вызовите вертолёты для эвакуации.

Кроссби кивнул и поспешил к самолёту. Бриггс проводил удалявшуюся фигуру своего помощника задумчивым взглядом и потянулся, чувствуя себя донельзя усталым. Подумал, что после возвращения на базу, надо будет как следует надраться. Чем-либо крепким. Ибо лучшего антидепрессанта для людей его профессии ещё не придумано.

Но капитану не суждено было осуществить своё желание. Потому что в этот самый миг сработали, случайно потревоженные кем-то из "беретов", повторно сунувшихся в недра "Чёрного дрозда", взрывные устройства, которые были установлены и тщательно замаскированы в нём и вокруг него. И самолёт, и американцы перестали существовать.

А потом наступила передышка. Резко, как будто кто-то невидимый и всемогущий повернул в милосердии своём регулятор и отключил огненный ад, только что бушевавший вокруг холма. Звенящая тишина мгновенно обрушилась на беглецов, давя на их уши и заставляя ещё более напрягаться, в ожидании каких-либо неприятных сюрпризов. Но вот прошла минута, за ней — вторая и третья, но никаких атак больше не возобновлялось. Лишь ветерок лениво колыхал траву, пробегая мимо, да всё также немилосердно изливало с небес свой жар полуденное солнце. Постепенно проступили звуки: тяжёлое, хриплое дыхание защитников холма, стрёкот каких-то насекомых, противные до безобразия крики невидимых птиц, затаившихся в густой растительной зелени.

Иван Иванович перекатился поближе к Андрею. Положил перед собой автомат. И поделился своей озабоченностью:

— Не нравится мне что-то это благолепие, Андрей Дмитриевич, ох не нравится! Чувствуете, какая атмосфера душная установилась? — он пошевелил пальцами в воздухе, подыскивая подходящее определение. — Будто перед грозой. Как бы не подкинули вороги нам в топку сырых дровишек! — он витиевато выругался, правда, беззлобно. Как успел убедиться за эти дни Новиков, "геолог" был удивительно миролюбивой личностью, никому и никогда не выказывавший своего отрицательного отношения. Даже если и резал при этом оппоненту горло ножом. Как говорится, ничего личного. Работа у мужика такая.

Тем временем Сидоров залез в карман брюк, извлёк оттуда небольшую плоскую стальную фляжку, споро скрутил с неё колпачок и, запрокинув голову, щедро плеснул себе в рот прозрачной жидкости. Скривился, будто ему всадили раскалённый кол в глотку, и шумно выдохнул воздух из груди. После чего протянул фляжку Новикову:

— Будете, Андрей Дмитриевич?

Новиков подозрительно принюхался, но фляжку принял. Деловито осведомился: — Водка?

— Ни в коем разе Андрей Дмитриевич! — и со значением приподнял указательный палец: — Спирт! Чистейший медицинский. Универсальное средство: тут тебе и лекарство, и выпивка — всё в одном флаконе!

— Ну, разве что чисто для здоровья! — сказал Андрей и решительно приложился к фляжке. Горло обожгло огнём, который стремительно ухнул вниз, в желудок. Язык моментально свернулся в трубочку, дыхание спёрло, а скулы мигом обрели каменную твёрдость. Новиков помотал головой и хрипло выдохнул:

— Сейчас бы чем-либо закусить...

— Травиночкой, Андрей Дмитриевич! — жизнерадостно откликнулся Сидоров. Похоже, выпитое прибавило ему энергии и уверенности в себе. Хотя, вообще-то, на — отсутствие и того, и другого "геолог" никогда не жаловался. — Но закусывать будем дома, а сейчас думать надо, как из этого дерьма выкарабкиваться... "Рыжий"! — окликнул он радиста. — Что в твоём секторе?

— Чисто, командир! — тут же отозвался тот. — Я бы сказал — подозрительно чисто.

— Думаешь, ушли?

— А бес его знает! Не видно никого.

— А у тебя, "Гром"? — крикнул Иван Иванович своему второму помощнику, засевшему слева. — У меня тоже! — буркнул парень.

— Сеньор Джелли?

— У сеньора Джелли — горизонт чистый! — бодрым голосом возгласил итальянец — удивительно, но несмотря на возраст и опасную для жизни ситуацию, в которой он сейчас пребывал, магистр держался молодцом. Андрею даже показалось, что сеньор Джелли помолодел — вон как держится, что твой юнец! Может, правы некоторые учёные, что утверждают будто старость — явление не физиологические, это всё вторично, а психологическое! Когда жизнь теряет смысл, становится пресной и размеренной, из неё уходит риск, адреналин и приключения — вот тогда-то нормальный человек и превращается в развалину.

— Командир! — вдруг подал голос "Рыжий". — У меня — парламентёр!

— Что? — Сидоров быстро цапнул автомат и метнулся к радисту. Упал в траву рядом с ним, осторожно приподнял голову. Любопытствуя, слегка приподнялся и Андрей. Но так, чтобы краем глаза при этом продолжать контролировать и свой участок обороны. Кто там его знает, может их сейчас специально таким образом отвлекают, чтобы затем совершить обходной манёвр и нанести удар с той стороны, с какой его никто не ожидает?

Но тревога оказалась ложной, во всяком случае, никаких таких подлых уловок противник в ход пускать не стал и отправил к обороняющимся действительно самого обычного парламентёра.

Раздвигая высокую траву ногами, не торопясь, но и не слишком медленно, он вышел из леса и направился к холму. В левой руке парламентёр держал перед собой белый платок.

— Он у меня на контроле, — сообщил "Гром", аккуратно выцеливая из снайперской винтовки нежданного посланца. — Могу работать.

— Подожди пока, — остановил его Иван Иванович и поднёс бинокль к глазам. Линзы услужливо увеличили фигуру приближающегося парламентёра, сделали её чёткой и ясно различимой, словно тот стоял рядом с Сидоровым, а не находился от него на расстоянии почти в треть километра. — Так, обычный мужик. Кстати, европеец — уж больно бледный, здесь таких и не встретишь. Лет примерно сорок-пятьдесят, рост — около метра восьмидесяти, неплохо сложен. Видимо, или бывший спортсмен, или просто держит себя в хорошей физической форме. Не солдат, хотя двигается умело и пластика, как у бывалых людей...

— Ну прям-таки Шерлок Холмс с его дедуктивным методом! — не утерпев, съехидничал магистр. Прибавил ехидно: — Хочу отметить, что ваши слова вполне можно отнести и к рыболовам, и к охотникам. Они ведь тоже народ достаточно тренированный, тоже умеют правильно двигаться!

Иван Иванович, на мгновение оторвался от бинокля и кинул в сторону магистра ироничный взгляд. Но вслух на его подколку реагировать не стал. Посчитал себя выше этого. И, в общем-то, поступил правильно.

Парламентёр приблизился к подножию холма, остановился и задрал голову. Поморщился — солнце било ему прямо в глаза, сунул руку в нагрудный карман зелёной куртки, вынул оттуда чёрные очки и водрузил себе на переносицу. После чего махнул пару раз белым платком и громко крикнул — к удивлению Андрея, почему-то по-английски:

— Господа! Не стреляйте! Я пришёл к вам с весьма выгодным для вас предложением...

— Конкретнее! — чуть помедлив, потребовал Иван Иванович, благоразумно не показываясь парламентёру на глаза. Не хватало ещё пулю от его "коллег" словить, с них станется!

— Вы не могли бы спуститься ко мне? — вежливо попросил его гость. — А то не слишком удобно разговаривать получается!

И улыбнулся, но какой-то деревянной, натянутой улыбкой. Андрей навострил уши — ему голос парламентёра показался смутно знакомым. Определённо, он его где-то слышал. И не столь давно! Но вот где? "Это жу-жу-жу неспроста!" — возникла и тут же пропала мысль. Ладно, разберёмся...

Иван Иванович посопел, но навстречу гостю не пошёл. А выдвинул встречное условие: — Уж лучше вы к нам, милейший, устали мы, а вы вон какие ю

бодрые!

— Ну, к вам, так к вам, — пожал плечами парламентёр и двинулся наверх.

Парламентёр поднялся на вершину холма и, не доходя до позиции обороняющихся метра три, предусмотрительно остановился. И только тогда Сидоров привстал и приглашающе кивнул ему на траву: — Присаживайтесь, мистер, у нас тут по-простому. Не стоит маячить на открытом пространстве.

Незваный гость коротко кивнул Сидорову, словно благодаря того за приглашение, и аккуратно опустился на землю. Свернул платок и убрал в карман. Потом снял очки и пригладил волосы ладонью. Сидоров с лёгкой усмешкой следил за этими манипуляциями, но первый разговора не начинал, как бы по умолчанию уступая это право парламентёру. Тем временем тот, по-удобнее устраиваясь на земле, повернулся вполоборота к Новикову — и Андрей едва сдержал готовое сорваться с губ удивлённое восклицание: так вот отчего голос парламентёра показался ему знакомым! Ну, конечно же, он уже встречался с этим человеком. Прошу любить и жаловать — Говард Грин, третий баронет Квинси! Он-то что потерял здесь?

— Господа, — заговорил англичанин сухим, немного занудливым менторским тоном, который у любого нормального человека ещё со школьной скамьи вызывает стойкую антипатию и идиосинкразию; при этом он как будто бы обращался ко всем обороняющимся, но смотрел исключительно на одного Сидорова, — хочу вам сказать, что мы не хотим напрасного кровопролития, это, во-первых, и не имеем к вам абсолютно никаких претензий — это, во-вторых. И более того, мы готовы вообще отпустить вас. Но при условии, что мы договоримся. Это, в-третьих.

Он замолчал и слегка откинулся назад, опёршись о правую руку.

Иван Иванович ответил не сразу:

— И о чём вы предлагаете нам договориться, мистер?

— Я скажу об этом одному из ваших спутников, — заявил парламентёр. — Но только наедине.

— Вот как? — хмыкнул Сидоров. — Интересные вы вещи говорите, уважаемый! — если Иван Иванович и удивился, то внешне он никак этого не показал. — И кто же этот человек?

Грин огляделся по сторонам, нашёл взглядом Андрея и ткнул в него пальцем: — Вот с ним. Это ведь мистер Новиков, я не ошибаюсь?

Иван Иванович тут же развернулся к Андрею и несколько секунд внимательно его разглядывал — и этот взгляд "геолога" очень Новикову не понравился. Так обычно смотрит прозектор, приготовившийся к вскрытию очередного тела, который ему только что доставили.

— Андрей Дмитрич, — позвал Новикова Сидоров. — Тут с вами прямо-таки жаждут поговорить. Давайте-ка, перебирайтесь к нам. Как говорится, посидим рядком, поговорим ладком!

Андрей подобрался поближе к переговорщикам. Положил рядом с собой "М-16", с независимым видом уставился на Грина:

— Слушаю вас.

Баронет вздохнул и выразительно повёл взглядом в сторону "геолога". На что Андрей лишь усмехнулся и виновато развёл руками: мол, не я тут главный!

Тогда Грин повернулся к Сидорову и твёрдо сказал: — Извините, но не могли бы вы на некоторое время оставить нас одних? Вы же обещали нам это...

Иван Иванович улыбнулся и отрицательно покачал головой:

— Я? Ну что вы, мистер, это вы что-то перепутали! Ничего подобного я вам не обещал. Да и, знаете ли, в компании больше двух говорят вслух! Не стесняйтесь, излагайте с чем пришли!

Грин беспомощно оглянулся на Андрея (тот сочувственно скорчил физиономию), немного поколебался и, видимо, решившись, махнул рукой, сразу же, что называется, беря быка за рога:

Ладно, так и быть! Мистер Новиков, вы помните наш разговор в Манагуа?

— На склероз не жалуюсь.

Рад, что вы не потеряли чувство юмора! Итак, я повторю своё предложение: вы отдаёте мне браслет; я, в свою очередь, выплачиваю за него хорошие деньги и даже больше, чем предлагал тогда вам в Манагуа. Плюс, ко всему прочему, предоставляю возможность вам и вашим товарищам покинуть это место и убыть туда, куда вы захотите. По-моему, вполне приемлемые условия!

Он замолчал и выжидательно посмотрел на Андрея. С не меньшим интересом глянул на журналиста и Иван Иванович. Кривая улыбка тронула губы Андрея. Он покачал головой и честно признался: — Знаете, баронет, я ведь — не фанатик, и в ситуациях типа той, в которой сейчас очутились я и мои спутники, с радостью бы отдал любую вещь, только бы выбраться отсюда целым и невредимым. И товарищей своих живыми вытащить! Но...

— Но? — с нажимом переспросил Грин.

— Но у меня нет никакого браслета! Серьёзно. Я даже не понимаю вообще: о чём, собственно, идёт речь?

Англичанин — по нему видно было, расстроился.

— Зачем вы мне лжёте, мистер Новиков? Вам ведь эта вещь не нужна совсем. А я — коллекционер и готов выложить за неё весьма приличные деньги.

Внимательно слушавший этот малопонятный с точки зрения посторонних людей разговор Сидоров счёл, что настала пора вмешаться в беседу и ему.

— Андрей Дмитриевич, я всё понимаю, конечно, но может наш парламентёр прав? Отдайте ему то, что он просит — и сваливаем отсюда, пока нам дают такую возможность. А уж дома я вам любую цацку достану, зуб даю, хоть в золоте, хоть в бриллиантах!

И наклонившись к уху журналиста, доверительно шепнул: — За те приборчики, что мы сняли с американского самолёта, Москва нам ничего не пожалеет! На мой взгляд — равноценный обмен. Ну же, соглашайтесь?!!

Андрей чуть не застонал от бессилия что-либо объяснить этим людям. Ему не то, чтобы не верили. Его попросту НЕ ХОТЕЛИ СЛЫШАТЬ! Априори считая, что неведомый браслет действительно находится у него. Вот уж воистину: положение хуже губернаторского.

Ладно, попробуем ещё раз!

Андрей глубоко вздохнул и, глядя в упор на Сидорова, медленно и с расстановкой произнёс, про себя в глубине души очень надеясь, что вот может быть сейчас его аргументы собеседники воспримут, как должное, и наконец-то поверят в то, что он — не лжец:

— Иван Иванович! Прошу вас меня ещё раз понять: я действительно. Не имею. Никакого. Слышите меня? Никакого! Представления. Ни о каком. Браслете.

Сидоров в раздумье пожевал губами и неожиданно легко согласился — по глазам его было не понять: то ли он воспринял всё сказанное всерьёз, а то ли так и не поверил Андрею, но из вежливости или ещё по какой-то своей причине, которую он не захотел афишировать, сделал вид, что не сомневается в словах журналиста.

А вот баронет неожиданно сорвался — с нервами у него, видимо, было плоховато, и куда только подевалась хвалёная британская невозмутимость? Вырождается нация...

— Слушайте, вы! Не прикидывайтесь идиотом! Отдайте мне браслет и убирайтесь ко всем чертям! В противном случае никто отсюда живым не уйдёт, а я всё равно возьму то, что мне надо...

— Но-но! — тут же осадил гостя Сидоров и в глазах "геолога" зажглись недобрые огоньки. — А вот пугать нас — не надо. Пуганые. Тебе, — он перешёл на "ты" и это в устах Иван Ивановича применительно к данной обстановке прозвучало угрожающе, хотя говорил он вроде бы самым обычным тоном, — сказали ведь, что никакого браслета у нас нет? Сказали. Ну и... гуляйте.

Баронет в бешенстве вскочил на ноги, яростно прошипел Сидорову: — Я предупреждал вас! — и быстро ссыпался вниз с холма. Видать, опасался, как бы его собеседники не удержались от искушения, да не влепили бы в спину горячего свинца...

— Ну вот и всё, — сказал Иван Иванович, провожая удаляющуюся фигуру парламентёра насмешливым взглядом. — Как говорится, душевно пообщались, но к общему знаменателю так и не пришли, — он повернулся к Новикову и усмехнувшись, вдруг с выражением процитировал:

— "Граф, в сущности, совсем не мерзок:

Он сед и строен.

Я был с ним по-российски дерзок,

Он был расстроен."

Это было так неожиданно, что у Андрея чуть было челюсть не отвалилась от изумления. Всего он мог ожидать от "геолога", даже стихи в его исполнении и то бы не так поразили журналиста. Но стихи Бродского! Ох, непрост был Иван Иванович, далеко не прост...

А "геолог", довольный произведённым на Андрея впечатлением, ободряюще подмигнул ему: — Ничего, Дмитрич, не вибрируй, прорвёмся! И не из таких переделок выбирались...

— Эй, парни! — возвысил он голос. — Не расслабляемся, и бдим, бдим — чую, сейчас на нас снова пойдут...

Он, как всегда, не ошибся — не прошло и минуты, как на холм, выкашивая кустарник и пробивая насквозь стволы редких здесь деревьев, обрушился шквальный автоматно-пулемётный огонь, а следом раздался нарастающий ор — другого слова и не подберёшь, бросившихся в атаку мискитос.

Казалось, этому бою не будет и конца — индейцы пёрли на холм, как обкурившиеся наркоты басмачи, тупой, не размышляющей и беспорядочной толпой, не обращая внимания ни на плотный огонь противника, ни на то, что рядом валятся их убитые и раненые соплеменники, Андрей уже выключился от нормального восприятия происходящего, он словно раздвоился сейчас на две самостоятельные личности — одну, ту, что лежала на своей позиции и яростно лупила из верной "М-16" по приближавшемуся врагу, ни о чём не думая и ни на что постороннее не отвлекаясь, и на вторую, высокомерно-невозмутимую, отстранённо наблюдавшую за картиной боя и хладнокровно подсчитывавшую шансы на спасение. Наверное, нечто подобное испытывал и Джелли — мельком глянув в его сторону, Андрей номер два отметил, с каким азартом палит из своего Фролова великий магистр, не забывая менять позиции, дабы не попасть под раздачу противника.

— Береги патроны! — прохрипел Сидоров, оказавшийся рядом. — Ещё полчаса — и нам каюк! — его автомат кашлянул, выплёвывая короткую очередь, срезавшую троих индейцев уже почти взбежавших на вершину холма, и замолчал. "Геолог" лихорадочно цапнул себя за пояс — и выругался, не обнаружив магазинов, кончились запасы. — Ах, суки! — он вырвал из кармана гранату — и размахнувшись, метнул вперёд. Грохнуло, над головами оборонявшихся противно вжикнули осколки...

Иван Иванович немного ошибся — патронов хватило не на полчаса, а всего на пять минут полноценного боя. После чего беглецов бы неминуемо смяли, но помогли гранаты, которые "геологи" приберегали на самый крайний случай. И вот он пришёл. Семь взрывов смертельной косой прошлись по мискитос, положив большинство из них, а оставшиеся в живых, не выдержав, дрогнули и трусливо обратились в бегство.

Только тогда Андрей пришёл в себя, привстал и тяжело дыша поинтересовался у Иван Ивановича: — И что дальше?

— А дальше будем жить! — обнадёжил тот журналиста. — А пока что займёмся ревизией. Подсчитаем наши раны и запасы для выживания.

Удивительно, но даже в такой убийственной обстановке Сидоров не растерял способности шутить. Железный человек! Но, может, так оно и надо? Ибо даже в самой безвыходной ситуации никогда не следует терять самообладания и выдержки. А если человек ещё и с чувством юмора дружен, то шансы выжить у него возрастают многократно!

... Ревизия радости оборонявшимся не доставила. Потому что патронов ни у кого больше не осталось. Вариант же сдачи в плен никем не даже и не рассматривался — покидая холм, Грин ясно дал понять, что мискитос с беглецами теперь церемониться не станут, прикончат всех.

Андрей поднял голову и уставился на ослепительно синее небо. День сегодня выдался безоблачным и чудесным, даже жара и та не слишком докучала. В такое время удобно устраивать пикник, с верными друзьями и красивыми девушками, есть превосходно приготовленные шашлыки и пить хорошее вино, а не воевать и готовиться к смерти!

— Дмитрич, — на плечо Новикова легла ладонь Иван Ивановича и Андрей очнулся от своих невесёлых мыслей. — Скажу тебе честно, свой ресурс обороны мы выработали полностью. И это надо принять, как данность. Ждать помощи — увы, неоткуда! Даже если наши и добрались благополучно до Сан-Сентро — а они должны были это сделать, внимание от дороги мы отвлекли качественно, то спасение запоздает в любом случае, уж больно расстояние до города велико. Оставались бы боеприпасы, мы бы ещё продержались какое-то время худо-бедно. А так.., — он вздохнул. — В общем, я принял следующее решение. Мои парни, я и люди сеньора Джелли встретим противника здесь. А вы с итальянцем тем временем попробуете уйти, с тыла, думаю, вам будет сподручнее.

— Иваныч, — Андрей покачал головой, — ты в своём уме, а? Чем ты этих уродов встретишь? Голыми руками? Да они просто не подпустят вас к себе, расстреляют издалека и вся недолга!

На что "геолог" улыбнулся, бодрясь и стараясь показать, что эти "мелочи" его — не сильно-то и пугают: — Всё будет в порядке, Дмитрич, поверь! У меня вон пистолетик остался, а в нём — штук восемь патронов. У "Рыжего" — граната уцелела, ножи опять-таки у всех есть... По-воюем!

— Сумасшедший! — ещё раз повторил Андрей и в голосе его явно прозвучали нотки осуждения. — И ты думаешь, мы вот так просто возьмём и оставим вас здесь одних? Плохого же ты мнения обо мне! Да и о Джелли — тоже.

Иван Иванович молча выслушал это заявление, не перебивая. Потом шагнул ближе, в упор, сурово посмотрел на собеседника — взгляд был тяжёлый, давящий. Однако на Новикого это не произвело никакого впечатления. И не такие люди в своё время глядели на него — кто со злобой, а кто и с откровенной неприязнью и чуть ли не с зоологической ненавистью. И что с того? Ну посмотрели, поиграли в "гляделки", на том всё и закончилось, причём, так, как нужно было самому Новикову. Вот и сейчас Андрей не собирался отступать, и Иван Иванович это понял. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент откуда-то издалека послышался нарастающий шум, и из-за леса вынырнули и резко пошли на снижение три боевых вертолёта. Один завис над холмом, а два других разошлись в стороны и щедро облили лесной массив из пулемётов.

— Вот и всё, — напряжённое лицо "геолога" расслабилась и на губах заиграла счастливая улыбка человека, совершенно неожиданно для себя выигравшего в лотерею огромную сумму. — Поживём ещё, Дмитрич, видать, не пришло наше время.

— Вот и всё, Андрей Дмитриевич, — сказал Сидоров, провожая взглядом группу захваченных в плен мискитос, которых конвоировали двое сандинистов — молодые ещё парни, старательно изображавшие из себя бывалых вояк. — Закончилось наше здешнее сидение благополучно, чему я, честно признаться, очень рад! И вдвойне рад, что никто из нашей компании не пострадал. Засим позвольте откланяться, даст Бог — свидемся! Земля — она планета тесная, где-нибудь да пересечёмся, не сомневайтесь!

— А я и не сомневаюсь, — усмехнулся в ответ Новиков. Разговаривал они, стоя возле приземлившегося на холм вертолёта — того самого, что первым вышел в этот квадрат. Двое других, шедшие следом, опустились возле леса, предварительно обработав окрестности из пулемётов и высадившие десант, который сейчас активно зачищал местность: трупы убитых боевиков сволакивались к подножию холма, уцелевших индейцев и собранное оружие грузили в вертолёты, нашли и подогнали джип, к слову, оказавшийся неповреждённым — видимо, это была штабная машина. А вот пять раздолбанных грузовиков и один автобус, на которых боевиков доставили сюда, трогать не стали — по причине невозможности их дальнейшего восстановления, пулемётчики расстарались, вывели транспорт из строя в первую очередь, дабы не дать индейцам возможности быстро покинуть поле боя.

— Летишь с нами? — спросил Сидоров у Андрея, приглашающе хлопая ладонью по корпусу вертолёта. Новиков подумал и отказался: — Спасибо, Иваныч, но я, пожалуй, останусь с ребятами, — он кивнул в сторону суетившихся неподалёку сандинистов. — Я ведь журналист, а тут для меня сейчас — самая работа. Хороший материал получится, потом с бойцами в Манагуа вернусь.

— Как знаешь, — не обиделся "геолог" и протянул Андрею руку. — Бывай, старина!

— Пока! — Андрей с удовольствием стиснул ладонь Сидорова. Уже забравшись в машину, Иван Иванович вспомнил, что забыл кое-что сообщить журналисту и высунулся обратно из люка:

— Дмитрич, тут тебя коллега спрашивал!

— ??

— Он с десантом вместе прибыл. Найдёшь, в общем!

Повесив винтовку на плечо (кстати, уже заряженную — это было первое, чем озаботился Андрей, когда подоспела "кавалерия", попросил молодого лейтенанта, Карлоса Кано, командовавшего десантом, и тот без долгих раздумий тут же щедро отсыпал журналисту патронов; хватило, чтобы набить два магазина), Новиков деловито огляделся и сразу же вычислил нужного ему человека. Не столь и сложным это оказалось делом. Ибо среди сновавших то тут, то там десантников, одетых в "камуфляжи" и "верде оливо", лишь одна личность выглядела на их фоне инородным телом — в обычных синих джинсах и такой же куртке, она суетливо вертелась возле джипа, с камерой в руках, и с азартом фотографировала всё, что творилось вокруг него. Вне всякого сомнения, это и был тот самый коллега, о котором Андрея предупреждал Иван Иванович. Интересно, это кто-то из местных "акул пера" или столичный гость? Впрочем, ему-то, Андрею Дмитриевичу Новикову, какая в сущности разница? Только сейчас, когда спало напряжение последних дней, державшее его в жёстких тисках, он почувствовал, как нечеловечески-дико устал. И ещё Андрею очень хотелось выспаться. По-настоящему. В нормальной кровати, застеленной чистым, свежим бельём. И чтобы никто не смел тревожить его сна часов эдак десять-пятнадцать. А то и больше — это уж как организм распорядится.

Но с другой стороны, коллега зачем-то искал Новикова. И, может статься, сюда явился специально ради него. А это значит, что сон откладывается на неопределённое время. Мда, вот так всегда: чуть настроишься на что-либо полезное для собственного здоровья, как вновь труба зовёт тебя к новым свершениям!

Андрей тяжко вздохнул и направился к джипу.

Андрей приблизился к "джипу" и запрыгнув на капот, постарался поудобнее на нём устроиться. Неторопливо снял с плеча и положил себе на колени верную "М-16". Мельком подумал, что сейчас бы не отказался хотя бы от одной затяжки сигареты и глотка чего-либо горячительного. Может, у коллеги что-нибудь есть? Вон какой шустрый, наверняка и к алкоголю неравнодушен, а значит — и заветную фляжечку имеет! Это уж как пить дать... Тьфу ты, невольный каламбур получился!

Коллега меж тем сделал ещё два снимка, резко развернулся и тут только заметил Новикова. Удивлённо распахнул глаза и слегка хрипловатым голосом воскликнул по-испански:

— О, Мадонна! А вы кто такой, собственно?

Андрей насмешливо взглянул на коллегу, неожиданно оказавшемуся очаровательной девушкой лет так двадцати-двадцати пяти, с открытым очаровательным лицом, тонкие и чувственные черты которого любого нормального мужика мигом ввергали в состояние лёгкой оторопи и замешательства, а слегка сплюснутый носик и буйно взбитая копна непокорных светло-русых волос немедленно вызывали в памяти незабываемые лики великих блондинок вроде обаятельных Мишель Демонжо или Бриджит Бардо.

— Вы меня искали, — сказал, улыбаясь, Андрей. — Я — Новиков.

— Ну, конечно же! — бурно обрадовалась девушка, быстро приближаясь к машине и вскидывая фотоаппарат: — Какой великолепный кадр! — восхищённо прокомментировала она и, прежде чем Новиков хоть как-то отреагировал на её действия, несколько раз надавила на кнопку спуска. — Вам никто не говорил, сеньор, — довольно проговорила она, — что вы очень фотогеничны?

— Есть такое дело, — не стал спорить с ней Андрей. — Только снимать-то меня зачем? Неужели вам, — он мотнул головой в сторону группы десантников, что как раз проходили мимо них, — этой натуры недостаточно?

— Этой — как раз достаточно! — отрезала коллега и протянула руку Новикову — тот подал свою, ухватившись за которую девушка буквально взлетела наверх и уселась рядом с Андреем. — Меня зовут зовут Маргарита Флорес дель Кампо! — представилась она. — Я — стрингер. В настоящий момент сотрудничаю с журналом "Тайм". Пишу для них большой материал. Тема: журналисты на войне. Узнала вот, что министерство обороны направляет сюда отряд и напросилась с ним вместе. Поначалу не хотели брать, но не на ту напали! — в голосе девушки послышались горделивые нотки. — Я до самого Ортеги дошла, он недолго сопротивлялся и в итоге разрешил!

— Так в Никарагуа войны-то вроде бы уже и нет? — полувопросительно-полуутвердительно заметил Андрей, на что Маргарита только снисходительно фыркнула: — Войны — нет, а боевые действия — ведутся! И ещё какие! Особенно здесь, на границе с Гондурасом, где правительственные войска при активной помощи советских советников, — при этих словах девушка с видом заговорщика подмигнула Новикову, — подавляют оппозицию. Кстати, а у вас какое звание? — резко переменила тему разговора Маргарита. — Полковник или бригадный генерал? И по какому ведомству проходите? Армия, "кей джи би"?

Ну и ну! Это ж надо такое придумать! Ничего не скажешь, с фантазией у девочки всё в порядке. Такая далеко пойдёт, если, конечно, в откровенную "желтизну" со своим мифотворчеством и шизофреническими выдумками не скатится. И ведь не переубедишь её сейчас, что ошибается — сочтёт, выкручивается "полковник", не хочет правды говорить.

— ТАСС! — засмеялся Андрей. — И ещё журнал для молодёжи. Официально аккредитован властями Манагуа. Вернёмся в столицу — милости прошу ко мне в офис в гости. Разносолов не обещаю, но русской водкой, настоящим чёрным хлебом и селёдкой — угощу обязательно!

— Ну да, — Маргарита сделала вид, что поверила. — Вот только устроить разгром крупной группы повстанцев...

— Бандитов, — кротко поправил девушку Новиков.

— Неважно! — отмахнулась Маргарита. — Я уже наслышана, как вы тут повоевали! Кстати, парни, с которыми я сюда прилетела, от вас — просто в диком восторге! Говорят, вы толковый специалист в своём деле и настоящий военный. Поэтому я вас и искала. Хотелось бы сделать с вами короткое интервью. С таким вот заголовком, — глаза девушки азартно зажглись и она с пафосом продекламировала: — "Русские идут! Советский военный советник в одиночку уничтожает отряд оппозиции..." Как вам это?

— Феноменально! — смеясь, похвалил собеседницу Андрей. — В вас явно пропадает талантливый писатель-фантаст! Кстати, а почему вы выбрали себе столь оригинальный псевдоним?

— Что вы имеете в виду?

— Ну как же, а ваша — "Маргарита Флорес дель Кампо"? — пояснил Новиков. — "Маргарита полевые цветы".

— Какой же это псевдоним? — даже немного обиделась девушка, моментально позабыв про свои творческие планы, чего, собственно, Андрей и добивался. — Нормальное имя, у нас в стране вообще-то подобные весьма распространены.

— Ну-ну! — улыбнулся Андрей. Маргарита ему понравилась, помимо красоты и уверенности, в ней чувствовался твёрдый стержень, который присущ настоящим людям, независимым и умным, тем, которые умеют ценить дружбу, не предают ни при каких обстоятельствах и способных идти до конца в любых делах, если видят их нужность, невзирая на всевозможные преграды и сильное противодействие. А уж сколько энергии было у неё, лившейся, что называется, через край! Коллега словно торопилась жить, стремясь везде поспеть и всё охватить. Ну да, впрочем, отнести это к недостаткам мог бы, наверное, только отъявленный негодяй, гнусный злопыхатель и мизантроп, ничего не понимающий в нормальных людях и их жизни. Ибо не недостатки то были, а обычные издержки возраста, которыми следует переболеть, как корью в детстве. А пока что стоит принимать девчонку такой, какая она есть. Что поделаешь — молодость! Мы все в её годы были такими.

Подошёл лейтенант Кано. Предупредительно кашлянул и когда Андрей и Маргарита повернулись к нему, сказал:

— Компаньеро, мы, в принципе, уже закончили. Минут через двадцать отправляемся домой.

— А — техника и... всё остальное? — имея в виду трупы погибших боевиков, сразу же поинтересовалась Маргарита.

— Пусть местные разбираются, — махнул рукой лейтенант. — Мы уже предупредили их, они скоро подъедут. Вы с нами? — он вопросительно взглянул на журналистов, и Андрей кивнув, спрыгнул с капота: — Да, компаньеро, мне здесь больше нечего делать.

— А вот я — остаюсь! — тряхнув копной своих чудных волос, решительно заявила Маргарита.

— Одна? — удивился лейтенант. — Не страшно?

Страшно? Мне?! Вот ещё! — с вызовом фыркнула девушка. — Кого тут бояться, покойников, что ли?

— Мискитос могут вернуться, — предупредил Кано.

— С чего бы это? После того разгрома, что вы им здесь устроили, они ещё не скоро в себя придут! Да и оружие у меня есть, — Маргарита открыла cумку, висевшую у неё на плече, и продемонстрировала всем лежавший в ней "кольт". — В крайнем случае, — тут она лукаво подмигнула Андрею, — коллега своим поделится. Не так ли, мой генерал?

Андрей молча протянул ей "М-16". Винтовка ему теперь действительно была без надобности.

— Ну, вы тут пока прощайтесь, — сказал Кано. — А я пойду к своим. Компаньеро! — развернулся он к журналисту. — Не задерживайтесь слишком долго, буду ждать вас у вертолёта.

И, коротко кивнув, зашагал к холму, где уже собрались его бойцы.

Андрей молча, в упор посмотрел на Маргариту. Да, хорошая девчонка! В другое время, при иных обстоятельствах может быть у них что-нибудь и получилось бы. Но сейчас... Андрей не мог объяснить сам себе почему, но отчего-то остро ощущал, что его будущая жизнь и жизнь Маргариты больше ни когда и нигде не пересекутся. Ну, разве что, как-то опосредованно. Через третьи руки и случайные события, предугадать которые невозможно. И — не более того. И что глядя на это очаровательное, милое и красивое создание, он видел в нём не Маргариту, а совсем другую женщину. Ту, ради которой можно отдать всего себя, до последней капли крови, и ничего не попросив за это взамен. Что сейчас находилась в одном из красивейших — на его взгляд! — городов мира, отделённая от Андрея временем и пространством, в другом полушарии Земли. В чьи невозможно-фиолетовые, как в озёра, глаза можно нырнуть и пропасть в них навсегда, окончательно и бесповоротно. И чьи чувственные, слегка припухлые губы, так хочется постоянно целовать!..

Маргарита подошла вплотную к Новикову и заглянула ему в глаза — Андрей не отвёл взгляда. А коллега грустно улыбнулась и тихо проговорила:

— Я рада, мой генерал, что судьба столкнула нас! Жаль вот только, что это произошло так поздно... — Жаль — вздохнув, согласился с ней Новиков. — Но хочу сказать, что моё предложение остаётся по-прежнему в силе, я жду вас в гости у себя в офисе. Найдёте в Манагуа отель "Палома-Хилтон", там спросите меня...

— Спасибо! Но — обещать не буду, это уж как получится. В Никарагуа я ведь долго не задержусь, здесь я проездом, меня в других местах ждут, — Маргарита помолчала немного, потом добавила: — Да и вы в этих краях не засидитесь, сеньор Новиков! Это я вам точно говорю. Предчувствие вот такое у меня есть, от бабушки перешло. Она не то, чтобы ведьмой была, но чем-то таким обладала, знанием особым.

— И что же меня впереди ожидает? — с любопытством поинтересовался у Маргариты Андрей. В словах касаемо специфических умений её бабушки, он ни на миг не усомнился — во-первых, слишком со многими случаями, необъяснимыми с точки зрения современной науки, он сталкивался одно время, а, во-вторых, наслышан был достаточно о таких вот местных Вангах и Джунах Давиташвили, творивших самые настоящие чудеса.

— Не знаю, — развела руками Маргарита. — Нет, честно! Одно могу только сказать, мой генерал: погоны на плечи вам лягут большие — если того сами захотите, горя хлебнёте много, но и без радости не останетесь, врагов приобретёте огромное количество, да таких, что не совсем людьми окажутся, однако и друзей найдёте, верных и настоящих, а уж сколько дорог у вас будет, я вообще затрудняюсь сказать!

Она запрокинула голову и, сощурив глаза, какое-то время смотрела, не моргая, на пылавший на небе шар солнца. Затем подхватила винтовку и, не прощаясь, пошла прочь. Андрей какое-то время постоял, после чего тоже двинулся в путь, только в другую сторону, к ожидавшим его десантникам. На душе было грустно, как бывает при невосполнимой потери чего-то дорогого и весьма значимого.

— — — — — — —

("... И ещё сказал Господь:

— Гляди дервиш на мои звездопады августа! И они текут грядут в небесах как текли тысячи лет назад... да...

А куда спешит грядёт человек мой?.."

(Тимур Зульфикаров, "Лазоревый странник на

золотой дороге....").

=====================

The END!