— А чего тянуть? — пожал плечами Павел. — Я знаю, где. Это за окружной железкой, в Филях, в той стороне завод "Руссо-Балт" поставили. Часа за три обернёмся, если извозчика возьмем.

Оказалось, что в эти годы границы Москвы очерчивались окружной железной дорогой, и всё, что было вне железнодорожных путей, были уже предместья и отдельные сёла: Фили, Кунцево, Воробьевы горы.

Мы забежали в столовую, и, пообедав жиденьким рыбным супом и кашей из гороха, вышли и потопали по бульварному кольцу в западном направлении и вскоре остановили проезжавшего мимо извозчика на простых деревенских санях. Договорившись, мы уселись в сани и меньше чем через час, проехав через замерзшую Москву-реку по Бородинскому мосту, были уже на месте. Наступили сумерки. Отпустив извозчика и наметив приблизительное расположение дома, мы с Никитиным пошли в ту сторону по улице, застроенной деревенскими одноэтажными домами.

Пройдя мимо дома со сплошным дощатым забором вокруг и закрытыми воротами, мы дошли до поворота, свернули на поперечный переулок, посмотрели на участок с тем домом с обратной стороны. Там были задние дворы, огороды, забор и пустырь. Развернувшись, повернули обратно на улицу.

— Что, зайдём, спросим про братца, — предложил Никитин.

— Ну, давай, — протянул я. — А как спрашивать будем? Вдруг они сообщники, чтобы не спугнуть.

— Ну, как — спросим, когда виделись да говорили. Если увидим, что начал юлить — возьмём за жабры.

— Как-то неправильно это, — сомневаясь, сказал я, но предложить ничего путного не мог.

Мы шли вдоль уличных заборов, а навстречу нам с другого конца улицы показались сани. У нужного нам дома сани остановились, с них слез человек и застучал в ворота.

— Слышь, Паш, а ты этого мужика с саней раньше не видел? — шепотом спросил я.

— Точно! Это ж тот самый, кто ткань на Сухаревку подвозил! — тихо ответил Павел. — Будем брать? — возбужденно прошептал он.

— Ага, щаз! — прошипел я. — Мало нам одного нагоняя! Посмотрим вначале.

Через какое-то время ворота открылись. За ними стоял человек с цигаркой в зубах, в накинутом на плечи полушубке, а из-за поясом видна была рукоятка револьвера. Мужик с саней взял лошадь под уздцы и стал заводить повозку во двор. Мы поравнялись с распахнутыми воротами и бросили быстрые взгляды в сторону дома. Окна дома светились тусклым желтоватым светом, на фоне которого мелькали тени. Во дворе стояли еще одни сани, без лошади, которая, возможно, находилась в строении, видневшемся на задворках. Подвода заехала во двор, ворота закрылись, мы продолжили идти по улице.

— Да, прав ты был, чтоб осмотреться, — проговорил Павел, — их тут многовато. Влипли бы, как пить дать.

— Это ты по теням за окнами понял? — спросил я.

— И по ним тоже. И по окнам — они ж в доме все, понимаешь, светились, в каждой комнате. Если б никого в них не было, не стали бы зазря керосин в лампах жечь.

Дойдя до деревенского перекрестка, мы выбрали приблизительно направление и потопали в сгущающейся темноте в сторону Москвы-реки и моста, по которому недавно сюда проезжали. Прошли мимо недавно построенного здания Брянского вокзала, который скоро станет называться Киевским, мимо огромного дебаркадера над платформами, от которых буквально на днях, в феврале 1918 года, отошли первые поезда.

https://commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File%3A1918._Кинохроника._Москва._Киевский_вокзал_(Брянский).ogv — 1918. Кинохроника. Москва. Брянский (Киевский) вокзал.

Обойдя Брянский вокзал, свернули по набережной к Бородинскому мосту. Обратная дорога заняла у нас часа полтора-два. Идя быстрым шагом, не особо замёрзли, хотя к вечеру мороз начал пощипывать. Распрощавшись, разошлись по домам, договорившись завтра посоветоваться с Розенталем, и я поспешил к Лизе.

Сегодняшним вечером меня хватило только чтобы поужинать, поразговаривать немного с Лизой и завалиться спать. Впрочем, девушка тоже хотела выспаться. Заснули мы, наверное, как только головы коснулись подушек.

Этим утром вставать было значительно легче. Мы с Лизой, как и вчера, вместе дошли до третьего Знаменского переулка, я проводил её до канцелярии, и она, помахав мне ладошкой, исчезла за двустворчатыми дверями отдела. На утреннем совещании мы с Павлом рассказали об адресе в Филях и попросили ещё людей, чтобы "взять сразу всех за жабры", как выразился Никитин. Розенталь назначил задержание всех обитателей того дома на вечер. А нам Маршалк сообщил о телефонограмме, полученной из архива бывшего градоначальства насчет грузовика. Автомобиль принадлежал по записям продовольственному комитету Временного правительства. Адрес гаража прилагался, и мы с Никитиным сразу же выехали на трамвае по данному адресу.

На месте отыскался заведующий гаражом, мужчина лет тридцати с покрасневшими глазами, носом и старательно дышащий в сторону. Я присмотрелся к завгару, пытаясь игнорировать перегар, и нашел, что его описание подходит под вид шофёра грузовика при ограблении жилого дома. Никитин тоже вгляделся в него и кивнул мне, подумав о том же самом. Предъявив мандат, Никитин тут же начал наседать:

— Автомобиль где?

— В гараже стоит, чего ему будет, — опасливо ответил завгар.

— Когда ездили последний раз?

— Давно уже, осенью. Возить нечего, и бензина нет, чего ездить.

— Показывай, — потребовал Никитин.

Мы подошли к сараю, завгар открыл ворота, и мы увидели стоящий грузовик. Как и описывали, он был небольшой, с открытой кабиной, цвета и номер совпадали с описанием. Я обошел грузовик, заглянул в кузов, в кабину.

— С осени стоит, говоришь, — обратился я к заведующему. — Так в гараже и стоял, никуда не выгоняли?

— Нет, куда его выгонять, так и стоит. А чего? — ответил завгар, отводя свой "выхлоп" вместе со взглядом.

— А кто его брать мог без ведома? — подключился Павел.

— Никто не мог, ключи у меня. Да кому он нужен без бензина, а тот стоит дорого.

— А почему снег в кабине, под водительским сиденьем и рядом? — ткнул я рукой. Завгар смешался и не нашел, что ответить.

— И в кузове тоже снег имеется, — отметил Никитин. — Сдается нам, что ты участвовал намедни вместе с автомобилем в ограблении, — добавил он, вынимая револьвер. Завгар побледнел, даже нос его стал менее красным.

— Нет, я не грабил никого, нет! — испуганно заговорил он. — Кузьма-сосед попросил помочь по-соседски, подвезти надо было... Я не грабил, нет!

— Вот ты в уголовно-розыскной милиции это всё и расскажешь, — прервал его Никитин.

— Не надо, я и вам всё расскажу... И к соседу приведу, сами у него всё спросите... — затараторил завгар.

— Ну, веди, — распорядился Никитин.

Добирались мы втроём до места жительства соседа незадачливого завгара недолго. Вскоре мы уже зашли в московский дворик, вошли в подъезд и поднялись по лестнице, остановившись перед квартирной дверью. Достали револьверы, и Никитин позвонил.

— Спросит — ответишь, что ты, мол, пришел, поговорить надо, — повторил ещё раз Никитин. Завгар закивал.

— Кого там принесло? — раздался из-за двери молодой мужской голос.

— Кузьма, это я, поговорить надо... — прокричал завгар. Раздался скрип отодвигаемой задвижки, дверь открылась, за ней стоял этот Кузьма в косоворотке, потертых штанах и франтоватых ботинках. Никитин втолкнул завгара в дверь, мы тут же ввалились вслед за ним.

— Уголовно-розыскная милиция, — сказал Никитин.

— Ааа, сыскари... — закричал Кузьма. В его руке откуда-то появился нож, он попытался достать им ближе всего к нему стоявшего соседа. Я успел за шиворот отдёрнуть завгара назад, а Никитин своим пролетарским кулаком ударил по вытянутой руке, держащей нож. У Кузьмы в руке что-то хрустнуло, он завыл дурным голосом, а нож со стуком упал на пол. Я поднял упавшее холодное оружие, убрал его в карман и усадил струхнувшего завгара у стены прямо на пол. Никитин ощупал карманы Кузьмы и сунул дуло нагана ему под нос:

— Дом на Мясницкой грабил?

— Ааа, не скажу!.. Доктора мне!.. — кричал Кузьма.

Я быстро прошелся по квартире, в помещении больше никого не было.

— Повезли их в милицию, — сказал я Павлу. — Там решим, что делать.

Подняли завгара с пола, и, подталкивая Кузьму с накинутым на плечи пальто, вышли из квартиры. Перед выходом во двор Никитин предупредил:

— Кто заорёт или побежит, пулю словит...

Завгар часто закивал, а Кузьма только ругался и стонал, держась за руку, но уже не кричал.

В уголовно-розыскной милиции их развели по разным комнатам, Кузьме вызвали доктора, который вправил тому вывих локтевого сустава и наложил повязку. Розенталь допрашивал Кузьму, а Никитин взял показания с завгара. Мне было интересно посмотреть на Розенталя в деле, и я остался в комнате с ним и Кузьмой.

— Имя, фамилия, кто отец, — спрашивал Розенталь. Кузьма ответил.

— Проживаете по адресу... — Розенталь назвал адрес, откуда мы доставили Кузьму. Тот подтвердил.

— Принимали участие в ограблении жильцов доходного дома на Мясницкой? — задал вопрос Розенталь.

— Неа! — ухмыльнулся Кузьма. — Не принимал. Ваши вон ворвались, сразу руки ломать... А я ничего не знаю.

— Вы пытались убить ножом вашего соседа во время прихода к вам наших сотрудников, — прищурился Розенталь.

— Испугался, махнул рукой неловко, — усмехнулся Кузьма. — Не хотел я никого убивать. Нож случайно схватил.

— Если вы отпираетесь, то завтра мы пригласим ограбленных вами жителей дома. И когда они вас признают, а они вас признают, мы вас немедленно расстреляем за вооруженный грабеж, — веско сказал комиссар милиции. Кузьмы усмехаться перестал.

— А если скажу, то что? — спросил он.

— Мы рассмотрим и учтём, насколько полезны будут ваши показания, — ответил Розенталь.

— Надо было сразу их всех шлепнуть, — ощерился Кузьма. — Ну, слушай, сыскарь...

По рассказу Кузьмы, банда, ограбившая дом на Мясницкой, была собрана частью из "птенцов Керенского", частью из московских люмпенов с Хитровки. Составилась она из завсегдатаев одного хитровского притона, который Кузьма обещался показать. Подал идею дерзкого ограбления дома один из признанных местных вожаков, рецидивист с дореволюционным стажем, Яша Зуб.

Выспросив у Кузьмы подробности про трактир, Розенталь отправил того в камеру, брать с собой не стал. Комиссар розыскной милиции стал собирать людей на поимку Зуба и его банды. Набралось нас полтора десятка человек, в основном матросы и рабочие, направленные в розыск Советами рабочих депутатов. Вышли мы, когда уже наступали сумерки, и группками потопали на своих двоих в сторону Хитровки.

Площадь биржи труда была погружена в темноту, разбавляемую тусклыми огоньками в окнах окружавших её трактиров и ночлежек. Розенталь ещё в здании милиции объяснил нам задачу, и все расходились по своим местам. Часть милиционеров занимала посты снаружи здания, беря под контроль окна и выход из ночлежки, в здании которой и был нужный трактир. Сам Розенталь, мы с Никитиным и еще четверо человек вошли внутрь, толкнув темные деревянные двери с облупившейся краской. Дохнуло спёртым воздухом. Под настороженными взглядами обитателей ночлежки мы прошли в плохо освещенную залу трактира, темноту которой разгоняли свечи, стоявшие на стойке и в простеньких настенных подсвечниках.

У грубо сколоченных столов, на которых стояли стаканы, тарелки и бутылки, сидели кучками усатые и бородатые люди. Тусклое освещение и клубившийся дым добавляли им сумрачности и угрожающего вида. В одиночку я бы не хотел появляться в этом помещении, да и сейчас мне было не очень уютно, несмотря на товарищей рядом. По милицейским сводкам, во многих бандах Москвы и окрестностей численность бандитов превышала состав всей московской уголовно-розыскной милиции с третьего Знаменского, вместе взятой. Я шел, держа руки в карманах расстёгнутой шинели, и чувствовал охватившее всех напряжение. Провожаемые хмурыми и злыми глазами находившихся в зале людей, мы пересекли её и подошли к тонкой двери в "кабинет", где собирались деловые люди из завсегдатаев этого трактира, и где проводил вечера Зуб. Без стука распахнув дверь "кабинета", Розенталь произнёс:

— Уголовно-розыскная милиция. Всем показать документы. Гражданин Яков по прозвищу Зуб, вы задержаны.

В накуренном помещении на диванчике за столом рядом с окном сидел в окружении нескольких человек предположительно тот самый Яша, блестя металлическим зубом и шальными глазами. Еще несколько человек сидели за вторым столом у другой двери в противоположной стене. Помещение освещала желтым светом керосиновая лампа, стоявшая на столе у Яши. При словах Розенталя все замерли, сверля нас взглядами. Пара-тройка человек, сидящих за вторым столом, потянулись за документами за борты пиджаков. Я находился ближе к ним, отслеживая их движения. Вместо документов в их руках оказались наганы...

Внезапно для всех в комнате грохнули выстрелы. Первым успел я, стрелял сквозь подкладку карманов шинели двумя револьверами в упор, не вынимая рук из карманов. Свет мигнул, послышался стук и звон стекла, и наступила темнота. Чтобы не торчать столбом у входной двери, я отпустил револьверы, наощупь схватил стоявшего рядом Никитина и еще кого-то невидимого и уволок в сторону от двери в угол. Дах!Дах!Дах! От противоположной стены мелькнули вспышки выстрелов. Послышались крики, стон, ругань, тяжелый топот ног. Дах!Дах! И ещё. Бах! Бах!Бах! Раздались выстрелы с нашей стороны. Вытащив револьверы из карманов, я сместился вбок, направил оружие на места вспышек и нажал пару раз на спусковые крючки, выпустив пули в темноту, упал на пол и перекатился. После моих выстрелов в той стороне вспышек больше не было, но выстрелили из другого места, в стену за мной ударили пули. Рядом бабахнуло несколько раз, впереди раздались стоны. Потом кто-то сильным ударом ноги вышиб хлипкую входную "кабинетную" дверь, в помещение проник слабый свет свечей из залы.

Мы огляделись. Я лежал на полу, выставив вперед два револьвера. Рядом со мной настороженно стояли Никитин и Розенталь с наганами в руках, направленными на противоположную стену. У входной двери лежало неподвижно два человека, у стены по другую сторону от двери стоял с наганом матрос из милиции, еще один милиционер из рабочих с бледным лицом сидел у стены, зажимая рукой плечо. В противоположной стене виднелась распахнутая другая дверь, на полу лежала разбитая керосиновая лампа. Три человека уткнулись лицом в столы или навалились на них грудью, еще двое лежали на полу перед второй дверью. Яши Зуба среди них не было. Окно в "кабинете" было распахнуто, повеяло морозным воздухом. Снаружи послышались крики и звуки борьбы.

Розенталь бросился вперед к распахнутой двери, я вскочил, и мы с Никитиным за ним. За дверью тянулся тёмный коридор, в конце которого спускались вниз ступеньки. За ступеньками оказался вход в подвал, тянувшийся через весь доходный дом и имеющий выход с другого торца, через который Зуб с тремя подручными, похоже и убежал, растворившись в темноте Хитровки. Одного, выскочившего через окно, схватили наши милиционеры. Двое наших сотрудников лежали убитыми в этой шальной перестрелке, на полу осталась кровь. Еще один ранен, ему оказали помощь, кто-то побежал за извозчиком. Среди находившихся в "кабинете" трактира людей убитых трое, и двое ранены тяжело, им перевязали раны в ожидании доктора.