— Наука и технологии, разные технологии, — ответила Вейрин и, чему-то улыбнувшись, добавила: — А это не руны и не иероглифы, это буквы, обычные буквы на моём языке. И говорим с тобой мы сейчас на нём. Его знание тебе нужно, чтоб научится управлять Змеем, будешь надписи читать.
— Ты меня околдовала... нет, тут какое-то другое слово... мнемоскопирование, да?
— Да, — согласно кивнула Вейрин и пояснила так, чтоб стало понятно подруге: — Я с тобой, а ты со мной поделились памятью. Теперь ты многое помнишь из того, что было со мной, а я с тобой. Ты же хотела, чтоб мы с тобой побратались? Вот мы и стали сёстрами, ближе, чем кровные. Вот так вот. А теперь пошли, проведём это обряд по твоим обычаям. Только никому не говори, что я девушка, пусть думают, что я парень.
— Ага, — расплылась в улыбке Ингрид, ей это показалось хорошей шуткой, пусть все думают, что она братается с парнем.
Олаф Эриксон, по прозвищу Длинный меч
Каша уже была почти готова, а Ингрид всё не было, она и Вейрин, так звали этого то ли боярина, то ли боярыню, где-то на этом драккаре спрятались. Олаф с нетерпением ожидал воительницу, надеясь узнать от неё что-нибудь о Вейрин, чего он не заметил, всё-таки Ингрид девушка не глупая и наблюдательная, что-нибудь да заметила. К тому же у неё вроде как установились с этим боярином хорошие отношения, может, он в разговоре с Ингрид и проговорился о чём-нибудь таком, Олаф когда посылал на это задание, именно на задание воина своей дружины, особо на это напирал. Наконец они появились и, о чём-то весело переговариваясь, направились к костру норманнов, вдвоём направились, должна-то была сюда прийти Ингрид, а Вейрин — к своим. Вот так они и шли вдвоём, при этом громко говорили, но Олаф ничего не понял, это был неизвестный ему язык, хотя он знал их добрый десяток. Подойдя, Ингрид, ещё больше удивив своего командира, сказала:
— Олаф, дай, пожалуйста, ритуальную чашу и священное вино.
— Зачем это тебе? — спросил норманн, при этом начиная подозревать — для чего это понадобилось воительнице. Вместо Ингрид ответила Вейрин, очень удивив Олафа, так как произнесла это на языке норманнов:
— Я и Ингрид — побратимы, мы уже провели этот обряд по моему обычаю, теперь надо это сделать по вашему.
— Э-э-э... — только и смог произнести Олаф, он совсем не ожидал такого результата от своей затеи с засылкой своего разведчика к Вейрин, получается, что он его переиграл. Побратимы — это очень серьёзно, это больше чем кровные родственники. Видя растерянность своего командира, в разговор вмешался Гунард:
— Стать побратимом норманна большая честь! Чужеземцу, чтоб такое заслужить, надо совершить подвиг! Славный подвиг! Стать побратимом норманна — великая честь и её надо заслужить.
— Это если чужеземец, а если один из вас, то можно и без подвига, так? — поинтересовалась Вейрин.
— Но ты же не одна из нас, хоть и говоришь на нашем языке, — опомнился Олаф. До этого Вейрин говорила бы с акцентом, всё-таки Шустрик язык норманнов не совсем хорошо знал, но после обмена с Ингирд её речь была такой же, как и у норманнов. А о препятствии, которое может возникнуть при проведения обряда побратимства по норманнскому обычаю, Вейрин рассказала Ингрид. Они обе подумали, как обойти это препятствие и, как им казалось, нашли выход.
— Да, я не норманн, но народ фиордов не только норманны, мы тоже, — сказала Вейрин и сняла платок, явив на обозрение норманнов свои уши, слегка ими пошевелив, девушка как можно более гордо добавила: — Я дварф! Мы жили в фиордах задолго до появления там норманнов. Стать побратимом дварфа даже для норманна большая честь, и я считаю, что Ингрид достойна её!
— Дварфы славятся своей силой, а ты просто какой-то задохлик, ты не дварф, а самозванец, — поднялся один из норманнов, похожий на медведя. Норманны довольно рослый народ, но этот выделялся среди них как ростом, так и шириной плеч. Вейрин пожала плечами:
— Верить или не верить, твоё право, мешать не буду. Но чтоб у других не было сомнений, выходи в круг, или предпочитаешь на локтях?
— Не слишком ли много чести... — начал норманн, но поймав взгляд Олафа, кивнул: — Хорошо, на локтях.
Прикатили две бочки и поставили их друг на друга, Вейрин и норманн упёрлись локтями в дно верхней бочки, для этого девушке, вызвав смешки окружающих, пришлось встать на цыпочки, а вот норманн чуть пригнулся для того, чтоб своей лапищей ухватить маленькую ладошку. Ехидно улыбнувшись, он сжал руку Вейрин, вообще-то это запрещённый приём в подобной борьбе, но норманн думал, что этим он покажет этому малышу тщетность с ним состязаться. К удивлению богатыря, хрупкий парнишка никак не отреагировал на его действие, тогда он сжал сильнее и удивлённо поднял бровь, ему казалось, что он сжимает железный прут, а не податливую плоть! Вейрин улыбнулась и, сказав: — Теперь мой черёд, сжала руку противника, тот вскрикнул. Глядя на огромного парня, кривящегося и махающего покрасневшей рукой, девушка произнесла:
— Не стоило тебе этого делать, я могла и сломать руку. Если больше никто не хочет меня испытать, то давайте на этом закончим.
Вообще-то если бы этот норманн поступил честно и постарался уложить руку своего противника, у него это получилось бы, но он, желая показать свою силу, сжал руку Вейрин. Тут у неё было преимущество, она была тяжелее, соответственно плотнее местных жителей. Сжимать тоже надо уметь — можно просто сжать, а можно нажать на болевую точку.
— Так принесут нам чашу или нет? — поинтересовалась Ингрид. Она испугалась, когда Свен, так звали этого богатыря и который пытался оказывать ей знаки внимании, усомнился в словах подруги. Предлагая Вейрин назваться дварфом, она не предполагала, что кто-то может вызвать Вейрин на силовое состязание, чтоб проверить — дварф ли этот такой хрупкий с виду паренёк. Тем более Ингрид не ожидала, что это сделает Свен, а тот пошел на такой шаг, видно приревновав её. Вейрин сумела всех, и её в том числе, очень удивить. Уже никто не сомневался в том, что этот хрупкий с виду паренёк достоин стать побратимом норманна, поэтому церемония пошла быстро, можно сказать — обыденно. В ритуальную чашу налили вино, потом Игрид полоснула ножом себе и подруге по руке (у Вейрин, к удивлению окружающих, ножа не было), смешав кровь и вино, они выпили этот напиток. Пили из чаши одновременно, почти касаясь друг друга губами. А потом ели кашу, каша была вкусной. Вейрин, заметив, как на неё смотрит Свен, сказала парню:
— Не надо меня ревновать, позже поймёшь почему.
Поскольку это всё происходило в стороне от остальных участников гостевого похода, Вейрин, повязывая на голову платок, попросила:
— Не надо рассказывать остальным кто я, хорошо? Пусть это останется тайной, нашей тайной.
Её уверили, что норманны никогда своих не выдают, а она хоть и дварф, но свой парень, ведь тоже из фиордов. При этом Олаф удовлетворённо кивнул, ему таки удалось выяснить — кто же такой этот Вейрин. Об этом он по секрету рассказал Могуте.
Глава 5. Начало и трудности похода, обновки Ингрид и боевое крещение Вейрин.
Могута Мирдарыч, гость ведущий заморскую торговлю, старшина торговых караванов.
Как и предполагалось, по озеру Ладо ладьи гнал попутный ветер, поэтому до Нево, вытекающей из этого озера и впадающей в морской залив, можно было пройти под парусами. Помахать вёслами придётся только в реке Нево, но это всего ничего. Если ветер не утихнет, то до места ночёвки, на острове в устье Нево, удастся дойти задолго до темноты. Могута Мирдарич, стоявший на носу своей ладьи, удовлетворённо кивнул и приложил руку козырьком ко лбу, пытаясь рассмотреть — что там, на первом драккаре? Раньше ладья Могуты шла второй, сразу за драккаром Олафа, а сейчас порядок был нарушен — впереди шёл драккар Вейрина, после утреннего разговора с Олафом Могута стал называть этого парня по имени. Предположение Олафа, что это девица, выдающая себя за парня, не подтвердилось, это был пусть и молодой, но парень. Но это ещё не всё, то, что по секрету рассказал Могуте Олаф, прояснило многое, хотя и не всё. Но и этого было достаточно, чтоб объяснить многое из того, что раньше казалось странным и непонятным. Ну это же надо — дварф! — хмыкнул Могута, может, изгнанный из своего племени, а может, ушедший сам, скорее второе, теперь понятно, откуда у него такой ни на что не похожий драккар — это ладья дварфов! А что известно о дварфах? То, что они живут в подгорных пещерах (это вполне объясняло, почему у Вейрина такие большие глаза и то, что он видит в темноте), ещё они искусные мастера, и не только в кузнечном деле. Могута прищурился, пытаясь разглядеть Олафа, который сейчас был на том драккаре дварфов, идущим первым. Очень похоже на то, что Олаф хочет предложить Вейрину присоединиться к своей дружине, естественно, со своим замечательным драккаром. Вот и сейчас, воспользовавшись тем, что Вейрин побратался с красавицей Ингрид, подсунутой ему Олафом, а перед красотой этой девушки трудно устоять, ярл перешёл на тот драккар, не один перешёл, а ещё с двумя своими воями.
Могута оглянулся на стоящую чуть позади него Забаву. Его дочь тоже была красавицей, только вот статью не вышла, маленькая и хрупкая, вся в маму. Могута вздохнул, вспомнив свою жену: бедная Беляна не дожила до сегодняшнего дня, не увидела, как расцвела её дочь. Да, Забава красавица, но, видно, Вейрину, который чем-то похож на неё, нравится другой тип женщин, хотя... может, это и к лучшему, уж очень Забавушка заинтересовалась этим, можно сказать, безродным юнцом. Пусть он и называется боярином, но это же подтвердить никто не может.
А Забава очень хотела посмотреть на этого парня, о котором в последнее время столько говорили. Хотела еще посмотреть, потому что он оказался дварфом! Утром, когда она спала, вернее, делала вид, что спит, об этом рассказал её отцу норманн Олаф. Забава была, как все девушки её возраста, очень любопытна и ей очень хотелось посмотреть, а может, даже познакомиться с представителем этого народа, о котором ходили легенды. О дварфах много рассказывали норманны, но никто их не видел (может, кто и видел, но молчал об этом), а тут такая возможность увидеть, и даже поговорить! Вот отец видел и даже говорил, но не догадался с кем имеет дело, а уж она, Забава... девушка не представляла, что будет делать, когда её познакомят с этим парнем, но всё равно этого добиться очень хотелось!
— Что он делает? — забеспокоился Могута Мирдарич, первый драккар вышел из строя, развернувшись почти на месте (драккары, а ладьи тем более, так не могут!), быстро пошел вдоль колонны ладей назад. Драккар Олафа, который сейчас вёл Гунард, продолжал идти впереди, а драккар Вейрина заскользил назад. Быстро дойдя до конца строя, он там развернулся и пошёл в обратную сторону, обгоняя большие ладьи, словно те не плыли довольно быстро, полностью развернув свой парус, а стояли! Поравнявшись с ладьёй старшины каравана, Змей (странное имя для драккара или ладьи, но это же не было ни тем, ни другим) сбавил скорость и подошёл довольно близко. Если бы ладья шла на вёслах, а не под парусом, подойти так не удалось бы. Могута Мирдарич отметил, что в будочке, которую Вейрин называл рубкой, сидел он сам и Ингрид, а вот Олаф стоял, возвышаясь над теми, кто там сидел. Вейрин (исключительно из вредности) не стала выдвигать третье кресло, поэтому ярлу пришлось стоять, щурясь от набегающего потока воздуха. Но сейчас, когда скорость была сброшена и встречный ветер не бил в лицо Олафу, тот приосанился и, приняв горделивую позу, как и положено ярлу, громко сказал:
— Я проверил — всё ли в порядке, нет ли отстающих. Этот драккар позволяет контролировать весь строй ладей, вот я и сделал это.
— Добро, — ответил Могута, только потому, что надо было что-то ответить. Можно подумать, что все эти действия — заслуга ярла. Вообще-то, такой контроль проводился и в обычных условиях, на мачту первого драккара кто-нибудь поднимался и смотрел: не подают ли сигнал с последнего драккара, для этого там тоже кто-то взбирался на мачту. Но сейчас, имея такую возможность, командир охранной дружины решил лично убедиться, что всё в порядке, хотя это было и так ясно. Если бы что-то произошло, то сигнал передали бы по цепочке с ладьи на ладью. Могута покачал головой, не одобряя действия ярла, и с некоторым удовлетворением отметил, что Вейрин не пустил Олафа в мягкое кресло, а их там два, одно он занял сам, а во второе посадил Ингрид. Вот и пришлось Олафу гордо стоять за спинами удобно сидящих.
Забаву не интересовали эти дрязги старшины каравана и ярла, она, привстав на цыпочки, во все глаза смотрела на сидевших в будочке с прозрачными стенками Ингрид и Вейрина, если Ингрид она неоднократно видела раньше и даже несколько раз с ней говорила, то Вейрина видела впервые. Вид этого дварфа разочаровал девушку, маленького роста (это видно даже когда он сидит) и какого-то тщедушного сложения, в общем, ничего особенного, разве что зелёные глаза — огромные и очень выразительные. Вейрин, может, что-то почувствовала, а может, это сделала просто так, она привстала со своего места и помахала рукой, помахала просто так, а не обращаясь к кому-то конкретно. Но Забаве показалось, что этот жест приветствия и улыбка молодого дварфа адресованы именно ей, и она помахала в ответ. Чем вызвала гримасу недовольства, сердитое сопение и нахмуренные брови парня, стоящего недалеко от неё.
Вейрин, ушастая ведьма
После обряда побратимства, Вейрин угостили кашей из общего котла, эта каша отличалась от той, что варили ушкуйники и Угрим, но тоже была вкусной. После угощения Ингрид повела Вейрин в одну из походных палаток, что поставили норманны. Палаток было всего три, и вся дружина Олафа в них не поместилась бы, когда Вейрин на это указала Ингрид, та пояснила:
— Воины ночуют на драккарах или около них делают себе лежанки. Палатки ставят для ярлов, ну и... увидишь.
В той палатке, куда Ингрид привела Вейрин, их встретили две воительницы, как оказалось, в дружине Олафа было три воительницы, что было не редкостью у норманнов. Фрей и Хельга, так их звали, были старше Ингрид (если Фрей намного, то Хельга едва ли на год), и это они поставили себе и Ингрид палатку. Как сказала Фрей:
— Всё-таки лучше ночевать в своей палатке, чем на драккаре или около него. Палатки есть у всех, но ставить их мужчинам лень, вот и ложатся спать, где попало. Вот место Ингрид, сейчас, девочка, и для тебя приготовим.
Вейрин не стала спрашивать, как догадалась эта женщина, вспомнив, как это сделала Ингрид. Поблагодарив женщин за гостеприимство и попросив, чтобы они сохранили её секрет, Вейрин сказала, что у неё есть, где переночевать, и что там ей привычней, К тому же это будет выглядеть очень подозрительно — если парень останется ночевать в палатке воительниц. Ещё она могла бы добавить, что там у неё — безопасней, но не стала этого делать, чтоб не обидеть Фрей и Хельгу. Как оказалось, она была права — в палатку бесцеремонно заглянул Олаф и предложил Вейрин место в своём шатре (понятно, что ярлу по статусу полагается шатёр, а не простая палатка, хотя от палатки он мало чем отличается). Вейрин поблагодарила и его, сказав, что привыкла спать у себя, на Змее. Её стали уговаривать остаться, напирая на то, что уже очень темно (мало того, что ночь была безлунной, так небо ещё закрыли густые облака). Вейрин только улыбнулась, сказав, что темнота ей не помеха и дорогу к Змею она найдёт. Ингрид, хоть как её не отговаривали, решила идти вместе с Вейрин. Ингрид собрала свои вещи, а вещей у неё всего-то было: небольшой вещевой мешок, лук и два меча, после чего подруги отправились к стоянке Змея.
