5. Оракул
Вновь уснул Алмазная Твердь, и это знак, что Вечный недоволен детьми своими, недоволен богоизбранным народом ургов. Может быть, гневается Он, что столь многие воины поднялись в чертоги Его раньше срока? Могу ли я, Ур-Шагал, провидец и летописец, угадать помыслы Вечного?
А семена зла, посеянного гордецами, дали буйные всходы, и обещают принести страшные плоды. Ибо возжелал король проклятых шанков, коих люди гномами называют, отомстить за поругание своих пещер. Хитер сей проклятый народ, золотом и каменьями покупает он мечи, что будут повернуты против народа ургов. Сами же проклятые шанки опять останутся в стороне, охраняя свои богатства, и насмехаясь над теми, кто не живет под землей.
И открылась Аш-Даготу, что движутся на землю ургов люди в силах тяжких, коих ведет сам Железный Арманд, что еще бароном де Брей называем. И еще открылось Аш-Даготу, что не следует богоизбранному народу ургов в этот раз скрестить свои топоры с мечами Империи, ибо сильны легионы Железного Арманда, и нет славы в том, чтобы все воины ургов пали на поле боя. Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, говорил Верховному шаману, что теперь, когда в воле Вечного вновь пробудить Алмазную Твердь, весь народ ургов должен быть готов к походу в стальные пещеры. И внял Аш-Дагот словам моим, что напоены были мудростью великого Ур-Валаха.
Запомните, дети мои, ту боль и тот стыд, что испытывали мы, униженно прося мира у Железного Арманда. Запомните то золото, что было отдано проклятым шанкам в знак мира. Запомните, ибо это есть великий урок — не всегда слава в том, чтобы пасть в бою, иногда сделав шаг назад, можно потом сделать два или три шага вперед — и тогда, я верю, горько рыдать будут проклятые шанки, не рады будут они полученному золоту. И Железный Арманд вспомнит тот день, когда склонились перед ним вожди богоизбранного народа.
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, говорю вам, дети мои — помните уроки, что посылает нам Вечный. Ибо в них — мудрость Его, отданная нам, избранному Им народу. Помните, и будьте достойны Его благоволения.
Таяна медленно развела руки в стороны, и осторожно скосила глаза вниз, туда, где ее ладони соприкасались с кожей Дьена. Ей почему-то не нравилось его полное имя, оно было каким-то... чужим, в то время, как в самом Дьене не было ничего особо необычного. Если, конечно, не считать крови, да еще того, что рядом с этим белокожим великаном она, титулованная волшебница, чувствовала себя девчонкой, только что перешагнувшей порог ученичества.
Нельзя сказать, что у нее ничего не получалось — напротив, Дьен почти пришел в себя. Правда, он все забыл — все, кроме своего имени. Таяна видела таких не раз, еще когда жила при Дворе, обучаясь у признанных мастеров Академии. Как правило, вылечить их было несложно, дважды или трижды ей даже доверили сделать это самой — а тогда она еще так далека была от своего нынешнего высокого звания. И все оказалось на удивление просто. Тогда.
А сейчас она временами была близка к тому состоянию, когда хочется опустить руки и признать свое полное поражение.
Дьен. Денис Жаров. Это он смог выговорить достаточно внятно, когда первый раз очнулся от магического сна, который она сумела наложить на него. Он говорил еще много, но она не понимала его слов. Таяна была уверена, что справится с этой странной болезнью — самоуверенная дура, она совершенно забыла простейшую истину — человек может забыть все, даже собственное имя. Но он никогда не забывает родного языка.
Либо Дьен — не предусмотренное никакими законами исключение... либо он никогда и не знал общеимперского. Как, впрочем, не знал ни эльфийского, ни гномьего наречия, ни даже сложно выговариваемой речи ургов. Может, там, за землями ургов, в стране желтых карликов, и говорят так, как он — но возможности проверить это у Таяны не было.
Капля по капле она вливала в его воспаленный мозг знания о языке — чем скорее он сможет хоть как-то рассказать ей о том, что с ним случилось, тем больше шансов у нее оказать этому мужчине помощь. Иногда Таяна с легким испугом признавалась сама себе, что ей движет не просто желание оказать помощь попавшему в беду человеку, а и просто азарт, стремление во что бы то ни стало разгадать эту головоломку, решить эту задачу, достойную по своей сложности даже высших магов Академии.
А он сопротивлялся. И, хотя с каждым разом она чувствовала, что дело идет все лучше и лучше, тем не менее, его сопротивляемость к ее магии просто поражала. Таяна не знала заклинаний, которые могли бы дать смертному такой иммунитет, которому позавидовали бы, пожалуй, даже эльфы. Говорят, древние маги умели многое, говорят, в тех же ньорков вложена ничуть не меньшая защита... правда, тот, кто попытался бы испытать магический щит ньорка, вряд ли потом сумел бы об этом рассказать. Очень уж не любят эти создания магию — особенно ту, что направлена против них, пусть даже и из самых лучших побуждений.
Самое досадное, что Таяна никак не могла определить природу этого магического щита — вернее, она готова была поклясться, что его нет вовсе. Просто направленная на этого человека Сила... как бы рассеивалась, почти вся, оставляя лишь ничтожную часть. Именно так ей удалось тогда, в первый раз, его усыпить — теперь она это понимала прекрасно. Он тогда должен был проспать неделю — столько силы было вложено в заклинание... а проспал от силы пять часов.
Это было невозможно, но, тем не менее, это было.
— Уже все? — он открыл глаза.
— Все, — кивнула она, улыбаясь. — На сегодня все.
Он посмотрел на ее руки, затем встретился с ней взглядом.
— Тебе не было больно?
Таяна вдруг почувствовала, как к щекам приливает краска. Почему-то ее очень тронула эта забота... Нет, он все время был безукоризненно вежлив — по крайней мере, с того самого момента, когда она сумела объяснить ему, что в этом доме он — не пленник, он гость, и гость дорогой. Она старалась быть очень убедительной — и он, видимо, поверил.
С того дня прошел почти месяц. Каждый день — осторожное магическое воздействие, всегда на грани срыва — Таяна не могла забыть тот, самый первый раз, когда она попыталась проникнуть в разум Дьена. В тот раз Мерль буквально оторвал ее от бесчувственного гиганта — наверное, спас ей при этом жизнь. Впоследствии это дважды делал сам Дьен — когда она забывалась, на мгновение теряя осторожность. Тогда черные щупальца его воспаленного сознания обвивали разум волшебницы, пытаясь уничтожить, задушить его... А Дьен не чувствовал ничего — и только заметив, как начинает дрожать тело девушки, с силой отводил ее руки от своей головы, нарушая связь.
— Тебе сейчас нельзя вставать, — сообщила она, неизвестно в который раз. Эту фразу Дьен слышал с самого первого раза, когда еще даже не понимал значения произносимых ею слов. Потом он их уже понимал, но какая-то странная тяга совершать неправильные поступки заставляла его поступать по-своему — и каждый раз тело подводило его. Разум, измотанный потоком чужих мыслей, пронзавших его насквозь, отказывался служить хозяину в первое время после окончания Проникновения.
— Я знаю, — кивнул он.
— Отдохни, — на поправила одеяло и, чуть пошатываясь, встала.
— Ты куда?
— Лежи, лежи, — улыбнулась девушка. — Сегодня приехал мой отец, он меня ждет. Хочешь чего-нибудь? Я пришлю Мерля.
— Нет, спасибо.
От нее не ускользнула легкая тень, пробежавшая по его лицу. Она никак не могла понять столь странное отношение Дьена к вампиру. Страх? Нет, парень, похоже, вообще ничего не боялся. Даже того, чего следовало бы — например, Проникновения. В руках неопытного волшебника, этот ритуал с равной легкостью может и излечить, и убить. Точнее, в руках неопытного — скорее именно убить. Хотя, правду сказать, вряд ли простой воин... если, конечно, Дьен был "простым" и, тем более, воином — вряд ли простой воин может знать такие нюансы лечебной магии.
Таяна пожала плечами — все-таки, с этим надо разобраться. Дьен уже в достаточной мере владеет языком, чтобы суметь объяснить. Придется поговорить с ним об этом.
Она вышла к гостям. Наверное, с ее стороны было не слишком вежливо заставлять отца ждать — но сеанс Проникновения откладывать не хотелось — к тому же и папа, обнаружив на столе изрядные запасы отменного эля, предусмотрительно приготовленные Таяной, не особо расстроился. В настоящее время он со своим спутником занимались уничтожением напитка, а также всего того, что к напитку полагалось в качестве закуски. Глядя на отца, Таяна улыбнулась — вот уж Мерль постарался, вряд ли даже двое голодных мужчин справятся с этим изобилием.
При виде дочери барон Арманд отставил в сторону полупустую кружку, смахнул пену с усов и кивнул дочери на свободный стул.
— Ну что, как лечение?
— Нормально. Он скоро будет здоров.
— Он? — усмехнулся Арманд, и Таяна вдруг подумала, что ни словом не обмолвилась отцу о том, кто лежит сейчас в соседней комнате. — В этом доме наконец-то появился мужчина? Оч-чень интересно...
— Папа... — девушка почувствовала, как краска заливает лицо, и разозлилась сама на себя за то, что этот румянец делает бессмысленными любые объяснения. — Папа, это не то, что ты думаешь. Просто пациент...
— Просто пациент, — задумчиво протянул отец, чуть заметно усмехаясь в усы. — Конечно, как же я сразу не понял.
— Какие новости? — попыталась сменить тему Таяна. — В смысле, с границы?
— Замечательно отвратительные.
— Это как? — опешила девушка.
— Или, если хочешь, омерзительно радостные... Урги попросили мира.
— Тяжелый был бой?
— Ты не понимаешь, — вздохнул барон, бросая взгляд на дно кружки. Его спутник поднял тяжелый кувшин, налил сначала барону, затем себе. Арманд одним мощным глотком всосал в себя чуть не половину содержимого вместительной посудины, затем мрачно продолжил, — Не было никакого боя, Тэй. Вообще никакого. К тому времени, как легионы подошли к первому их стойбищу, нас уже ждали. Ждали послы, чтобы просить пощады.
— Урги просят пощады? Куда катится мир...
— Не стоит относиться к этому с насмешкой, — нахмурился барон. Он некоторое время молчал, затем с силой грохнул кулаком по столу. Стоявший на краю кувшин с элем подпрыгнул и вознамерился свалиться на пол. Рука молчаливого спутника барона с непостижимой скоростью метнулась к сосуду, подхватила его, вновь водрузила на стол. Барон, казалось, этого не заметил. — Урги никогда не просят пощады, если только не потеряли в боях слишком много бойцов. А тут сам Аш-Дагот бормотал о миролюбии, о прощении... да, по большому счету, их и прощать-то особо не за что.
— Так ведь ты говорил, что гномы...
— Гномы уже не имеют к ургам никаких претензий.
— ?..
— Золото, девочка, золото. Чем еще, по-твоему, можно снискать расположение этих коротышек? Я не знаю, чего стоило ургам откупиться... но они сделали это. И, видимо, не поскупились. Что-то готовится, Тэй, что-то очень неприятное. Урги копят силу, стараясь не размениваться на мелочи. И мне тошно осознавать, что в данный момент этой мелочью являются имперские легионы.
— Может, они в очередной раз решили собраться с духом, и идти воевать гномов?
— Нет, — покачал головой Арманд. — Нет, не думаю. Нужно быть круглым идиотом, чтобы полезть в пещеры, даже сколь угодно большими силами. Еще никто и никогда не сумел покорить гномов.
— Так же, как никогда урги не уклонялись от первого же боя...
— Вот именно.
Воцарилось долгая тишина, время от времени прерываемая шумным отхлебыванием эля. Конечно, при Дворе предпочитали более изысканные напитки, вина, привезенные из невообразимого далека, впитавшие в себя тепло чужого солнца — но барон, большую часть жизни проведший среди солдат, и напитки предпочитал соответствующие. Нередко бывало, что над его приверженностью к грубой солдатской пище посмеивались, но мало нашлось бы смельчаков, дерзнувших высказать Арманду де Брею в лицо свое мнение о его гастрономических пристрастиях.
Наконец он отставил кружку и, несколько натянуто, улыбнулся.
— Ладно, что мы все о делах да о делах. Давай лучше поговорим о тебе, Тэй. Нечасто нам все же удается вот так спокойно, никуда не торопясь, посидеть за столом.
— Папка, ты останешься? Хоть ненадолго? — Таяна понимала, что надежды эти призрачны. Даже одно то, что барон сейчас сидит здесь, вместо того, чтобы, нахлестывая коня, спешить ко Двору, было, в какой-то мере, нарушением приказа Императора.
— Прости, дочка... ты же все понимаешь, не так ли? Жара спадет, и снова в дорогу. Но еще несколько часов я могу пробыть здесь. Когда-нибудь...
— Да, да, я слышала это много раз, — фыркнула Таяна, даже не пытаясь скрыть огорчения. — Когда-нибудь настанет время, и мы сможем провести вместе... Папка, ты говорил это не один десяток раз, даже тогда, когда я была совсем маленькой. Думаешь, я не помню?
— Да ладно... расскажи про этого твоего... пациента. Я смотрю, ты близко к сердцу принимаешь его недуг? Что случилось.
Таяна на мгновение задумалась. В истории с появлением Дьена было столько непонятного, столько странного... вряд ли отец сможет дать совет, но, может, все-таки?
Ее рассказ занял совсем немного времени. Она сама поразилась тому, как же мало ей известно — появился ниоткуда, не может говорить... она сказала и о странной крови этого человека, и о странном щите, прикрывающем его, пусть и неплотно, от магии, и о странно здоровом теле. Она выложила все — и оказалось этого до смешного мало.
Спутник барона, до этого не проронивший ни слова, внезапно повернул голову к Таяне. Его губы шевельнулись — и голос, прорвавшийся наружу, заставил ее кожу покрыться мурашками. Она уже слышала такой голос, очень давно, в детстве.
— Я должен посмотреть на него.
Голос был неприятен, он напоминал вой ледяного ветра среди скал, скрип несмазанной калитки, противный скрежет металла по стеклу. И, хотя слова были вполне разборчивы, даже более того — очень правильные, казалось, что говорит этот человек на языке, для него чужом.
Только сейчас Таяна впервые рассмотрела его целиком — и поразилась тому, что не обратила на него внимания раньше. В этом мире воинов, где от сильных рук и широких плеч так часто зависела жизнь, нередко попадались бойцы, которым под силу было, казалось, соперничать с давно исчезнувшими великанами древности. Сам барон был отнюдь не мелковат, но этот... Пожалуй, встань он сейчас, и его макушка может упереться в потолок, а могучие, невероятно, неестественно мощные мускулы делали его еще более огромным. Ничего не выражающее лицо тоже было необычным — Таяне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что же именно так ее удивило. А когда поняла — то вдруг вздрогнула, немного от неожиданности, немного от испуга.
Лицо этого великана было мертвым. Нет, оно двигалось, когда он произносил слова — вернее, двигались только губы, все остальное же оставалось будто высеченным из камня.
