Волчица и пергамент. Том 6

Миюри обычно возбуждали такие истории, но сейчас она слушала тихо.

— В каком-то смысле алхимик могла поверить в существование нового мира из-за моей жены.

— Твоей жены? — переспросила Миюри.

Нордстоун кивнул ей.

— Изначально эта земля была бесплодной, здесь нельзя было вырастить достаточно даже для еды. После смерти главы рода положение в доме ещё больше ухудшилось для такой девочки, какой она была, ей долгое время не удавалось поесть трижды в день. Из-за этого она много болела, не покидала постели... Я не знал, когда мне удастся вырастить пшеницу, но не оставлял это дело из-за моей жены, нас с ней поженили ещё в детстве. Я и сам ещё был мальчишкой, у которого ещё не росла борода, в общем, я просто хотел, чтобы она могла есть сладкий хлеб.

Стефан рассказывал, что Нордстоун даже перерезал горло козе и окропил поле кровью ради этого. Коул будто увидел лицо отчаявшегося молодого Нордстоуна в лунном свете.

— Присутствие алхимика в моём доме — это немного жестоко по отношению к жене, но мы с женой хорошо ладили и часто мечтали о том, чего у нас не было. Например, о новом мире.

Он рассказывал больной девушке, лежавшей в постели, о земле по ту сторону моря.

— У меня нет ни детей, ни крови рода Нордстоунов в моих жилах. Я сумел вырастить здесь пшеницу, но всегда чувствовал себя чужим на этой земле.

Миюри вдруг выпрямилась и разом вдохнула, так отозвались в ней эти слова. В ней, которая смотрела на карту мира и не могла на ней отыскать себе места.

— Я, конечно, притворялся, что не слышу этих слухов, но и деться от них никуда не мог. Моя жена, наверное, тоже замечала, — Нордстоун перевёл взгляд в открытое окно. — Она сказала, что однажды откроет для себя новый мир. Может быть, она хотела, чтобы после её смерти я перестал заботиться о делах рода и просто жил так, как я хочу.

Они были теми, кто встретился в мире, несомым потоком времени. Нордстоун сказал, что был очень молод, когда встретился с женой. Отношения их, переживавших вместе тяжёлое время, превосходили отношения мужа и жены, брата и сестры, даже товарищей по оружию.

— Хотя она всегда улыбалась моему алхимику, но в ней была своя упряминка. Может, я слишком долго разговаривал с женой, может, я слишком серьёзно отнёсся к её словам, а может, она действительно именно это имела в виду. Но она вдруг упала на кровать. И провалилась в свой новый мир.

— Итог не стал вознаграждением? — мягко спросила Миюри, и Нордстоун кивнул.

— Я должен сохранить их наследие. О, нет, — и вновь мелькнуло молодое лицо старого аристократа. — Услышав так много, я на самом деле хочу увидеть это собственными глазами.

Если бы уши и хвост Миюри были сейчас выпущены, шерсть на них вздулась бы подобно раскрывшемуся из бутона цветку.

— Мои доходы, на которые я вёл поиски, перешли к Стефану, это чуть не свело меня с ума, мало того, церковь выгнала моего алхимика и требовала от меня покаяния за мои грехи. Отвечая им, я бы ни за что не склонил головы. Теперь вы понимаете почему?

Миюри, конечно, была на стороне Нордстоуна.

— Брат? — обратилась она и спросила взглядом — Ты, что, не понимаешь?

— Я понимаю.

Коул полагал, что и Стефан это хорошо понимал. Но, тем не менее, епископ Ракуро продолжал существовать, противостояние королевства и Церкви продолжало угрожать войной. Действительность заставляла Стефана, стиснув зубы, крепче сжимать в руках штурвал, управляя своей землёй ради её защиты.

Коул подумал, как бы ему выразить своё предложение, и решил просто сказать, как есть:

— Ради мира на этой земле не мог бы ты снова надеть лицо аристократа?

Коул знал, насколько это тяжело для сильного человека, но Нордстоун управлял этой землей большую часть жизни и сталкивался с одобным не раз и не два. Коул считал, что сумасбродное решение построить эту хижину в лесу, жить в ней в одиночестве и запрещать Стефану приходить сюда было очень разумным. Нордстоун знал, что происходит, но не хотел подчиняться и потому спрятался.

— Ты хочешь, чтобы я преклонил колени перед церковью?..

— Не ради репутации, а ради реалий этой земли.

Нордстоун улыбнулся половиной лица, "репутация" Нордстоунов была давно у многих на слуху. Этот человек, создавший уникальное поле, задал риторический вопрос:

— И что это будет означать?

— Я не могу обещать наверняка... но я могу обговорить поиски нового мира с достопочтенной принцессой.

Улыбка появилась и на второй половине лица Нордстоуна, потому что в ключевой момент Коул не проявил решительности, и тогда старик ответил сдержанно:

— Лицо рыцаря рядом с тобой перекошено.

— Когда тебе так стыдно, — заявила Коулу ошарашенная Миюри, — остаётся лишь напиться.

И её рука потянулась к большой чаше с вином.

— Когда люди находятся в критической ситуации, даже если они не могут ничего сделать, им не надо отказываться вести себя просто, — заметил Нордстоун.

— Я запомню это в своём сердце.

Нордстоун повёл плечами, довольно улыбнулся и сказал:

— Тогда, если перейти к реалиям, мне есть, о чём тебя спросить.

— О чём же?

Нордстоун посмотрел на выпрямившегося под его взглядом Коула и спокойно произнёс:

— Желание добраться до нового мира обходится дорого. Но отказавшись от положения владельца земли, я потерял и доходы от неё, которыми мог раньше распоряжаться, поэтому мне приходится зарабатывать самостоятельно — морской контрабандой. Я хотел отправиться к новому миру.

Он, что, хотел, чтобы Коул занялся доставкой? Но сказал Нордстоун вот что:

— Несколько дней назад одно судно попало в шторм и было выброшено на мель. Тамошний землевладелец взял корабль под охрану, но когда узнали, что товары контрабандные, команда была задержана. Корабль подлежит конфискации. Людям — виселица.

Коул вспомнил, что говорил Симон. Ответственность за корабль несёт хозяин побережья, но если попадутся контрабандисты, им придётся несладко.

— На корабле были товары для нескольких торговых домов этого города. Противостояние королевства с Церковью внесло сумятицу в поставки товаров, создав немало затруднений. Если товары пропадут, торговые дома окажутся в опасности. Разорятся. Грато отправился в порт, чтобы разобраться с ситуацией, но пока известий от него нет, боюсь, всё плохо.

Похоже, Нордстоун места себе не находил, ожидая вестей от Грато, потому так поспешно и выскочил, когда сюда кто-то пришёл.

— Но твой приход навёл меня на мысль. У тебя же хорошие отношения с торговым домом Болан, верно?

Он знал и про их приезд в Рабон, и про визит к Стефану, естественно, он был и в курсе того, где они остановились, и кого представлял Язон.

— Верно...

— Этот торговый дом не слишком строго следует правилам, что даёт ему некоторые возможности.

Похвала это или осуждение? — подумал Коул. Судя по ухмылке Миюри, скорее, первое.

— У этого дома должен найтись способ вернуть мой корабль с контрабандой? Например, выдав его за нормальный торговый корабль?

Услышав это, Коул согласился, что Ив действительно так бы, наверное, и поступила.

— Пока ты будешь возвращать корабль с контрабандой, я сделаю всё возможное, чтобы поступить, как хочет Стефан.

Если Нордстоун склонится перед церковью, Стефан избавится от проблем. Земли Нордстоунов продолжат выращивать пшеницу, и цены на неё в королевстве не вырастут. А тот старик продолжит подготовку путешествия к своей мечте — новом мире.

Может, и Коул с Миюри сделают шаг к новому миру.

Это ли не благоприятный исход для всех?

Коул посмотрел на сидевшую рядом Миюри — красный огонь в её глазах успокоился. Как бы ему не нравилось слово "контрабанда", из-за чего он решил обязательно покаяться епископу, вслух он произнёс:

— Я не могу обещать, что всё сумею сделать, но я буду следовать твоему предложению.

Нордстоун коротко взглянул на него и опустил взгляд.

— Проблема ещё в одном. Этот корабль очень важен для меня. Я хочу отправиться в новый мир на нём.

Это могло показаться нелепым сном. Но после всего сказанного Коул не мог над смеяться над словами старика.

Покинув дом, Коул с Миюри подошли к Язону, ожидавшему в тени под деревом. Собственно, Коул его и не заметил и даже испугался, когда тот вдруг появился, зато Миюри, похоже, прекрасно знала, где он. Успокоившись, Коул рассказал о просьбе Нордстоуна, Язон посмотрел на небо, немного подумал и сказал:

— Всё должно быть в порядке. Мы уже прибегали к подобному, чтобы вернуть корабли с контрабандой.

Вряд ли этим можно было хвалиться, но, по крайней мере, вопрос был решаем.

— Тогда надо найти птицу и послать с ней письмо тёте Ив, — сказала Миюри, когда они уже шли лесной тропой.

Даже если она называла Шарон "противной курицей", для Миюри не составляло проблемы прибегать при необходимости к помощи её силы.

— Решит ли это проблему земли Нордстоуна? — уточнил Язон.

— Он сказал, что готов преклонить колени перед церковью, пока мы возвращаем корабль с контрабандой. Однако особых надежд, связанных с новой землёй, у нас нет.

Язон ответил лёгким кивком и сказал:

— Изначально я планировал закупить пшеницу в ожидании её подорожания, если не удастся справиться, но теперь, кажется, в том нет нужды.

Расчётливости людей Ив Коулу оставалось лишь улыбнуться.

Потом они встретились у входа в лес с ожидавшим их напуганным молодым садовником и уже под вечер вернулись в порт Рабона. Добравшись до своей комнаты в торговом доме, они взялись за дело: Язон написал письмо, которое вместе с ним подписал и Коул, потом Миюри вызвала чайку, к которой привязали письмо и отправили к Ив.

— Ей не очень понравилось, что нужно лететь немедленно, — сказала Миюри, глядя птице вслед вместе с Язоном.

— Я попросил хозяйку дать ей побольше еды.

— Если она к утру долетит, завтра к вечеру может вернуться с ответом — это самое быстрое.

— Ты можешь заставить её лететь так быстро?

— Если подойду к этому серьёзно.

Коул улыбнулся Миюри и закрыл окно.

— Кстати, брат, — внезапно обратилась она, когда Язон вышел позаботиться об ужине. — Когда ты закончишь это дело, ты продолжишь помогать дедушке?

Коул переваривал её слова, прилаживаю лучше дребезжавшую от ветра раму.

— Ты спрашиваешь, собираюсь ли я искать новый мир?

Миюри села на кровать и просто пожала плечами в ответ.

— Я сдержу обещание и устрою разговор достопочтенного Нордстоуна и достопочтенной принцессы Хайленд. Но насчёт перспектив поиска нового мира я ей лгать не смогу. Более того, собрать деньги во дворце будет затруднительно.

Единственные зацепки Нордстоуна взяты из легенд древней империи и астрологических опытов алхимика. Они предопределили его желание добраться до другого края моря на западе. Может, потому что он с таким теплом рассказывал о жене и алхимике, а может, потому что он не хотел умереть на этой земле.

— Но в нынешней ситуации только он может построить корабли для плавания до другой стороны моря на западе, и потому я хочу ему помочь.

Миюри, кажется, хотела бы принять ответ Коула, но согласиться ним не смогла.

— Тот дедушка сам сказал, что у него нет никаких доказательств.

Коула удивил этот неожиданный ответ. Это как сказать, что помогать Нордстоуну в поисках нового мира нет смысла. Но по тревожному лицу Миюри он, наверное, сможет понять, что она хотела сказать.

Миюри очень умна. И потому многое подмечает.

— Верно. Из того, что сказал достопочтенный Нордстоун, его основания искать новый свет слабее наших.

Вероятно, Миюри старалась понять, почему Коул с таким упрямством преследовал столь туманную цель.

— Но есть ли, нет ли оснований, ты же всё равно хочешь помочь достопочтенному Нордстоуну?

От отвращения её губы сжались в линию, а подбородок сморщился. Конечно, она тоже хотела помочь Нордстоуну, но сейчас ей было важнее, что её брат, добросердечный человек, принял просьбу старика, потому что этого хотела она. И причина её недовольства в том...

— Я... я не та девушка, что нужно вечно защищать.

Миюри, должно быть, видела за Нордстоуном себя перед картой мира. Более того, Нордстоун, следуя своим амбициям, обрёк себя на одиночество, удерживая перед собой иллюзию другого края моря. Это для и без того чувствительной Миюри должно было выглядеть жестоким и невыносимым. И чтобы не заплакать, она восстала. Впрочем, у Коула было ощущение, что она к тому же слишком заботилась о своём рыцарском достоинстве.

Однако относиться к ней день-деньской как к слабой девушке тоже нехорошо.

Раздумывая, как бы не задеть её самолюбие, Коул ответил:

— Твой враг — мой враг.

Другими словами, он хотел не защищать её, а сражаться вместе с ней. Ещё Коул подумал, что Миюри, опираясь на типичные представления рыцарских историй, могла счесть его невнимательным, и потому быстро добавил:

— Кроме того, даже если ты повзрослела, это не значит, что ты должна всё решать самостоятельно.

Он осторожно подсел к ней.

— Я думаю, на тебя... не слишком надёжно полагаться, — сердито глядя на него, ответила девушка.

Он чувствовал, что это действительно так, и потому спокойно ответил:

— А как же твои родители?

Папа и мама Миюри, достаточно известные и выдающиеся, поддерживали друг друга в ситуациях, в которых в одиночку было трудно справиться. А история их приключений нравилась Миюри больше всех других. Однако в самом начале этой истории, как считал Коул, было достаточно много такого, что не нравилось каждому из них.

Миюри беспокойно улыбнулась, чтобы показать, что ей не надо было говорить это.

— Если ты хочешь быть настоящим рыцарем, я тебя, конечно, поддержу. Но и рыцарям нужен отдых.

Она в ответ гордо подняла подбородок, решительным жестом сорвала ленту, удерживавшую её косы, и всучила её Коулу.

— Рыцарь на сегодня свободен! — сказала она загадочным тоном, обнимая Коула.

Он тоже положил ладони на спину упрямицы Миюри, и её разом вздувшийся хвост радостно заметался влево-вправо. Беспомощно рассмеявшись, Коул вдруг подумал о Нордстоуне, которому пришлось нелегко в молодости и который иногда удостаивался подобных объятий.

Миюри несколько раз прижалась к его груди и плечу, прежде чем вздохнула и посмотрела ему в лицо.

— Расчеши мне волосы.

Казалось, она хотела вспомнить, какой была до посвящения в рыцари.

— Да.

Она быстро распустила косы и начала разглаживать волосы, когда вошёл Язон, держа обеими руками много еды.

— Мне не стоило спешить с этим подношением? — спросил он, специально вышучивая языческий обряд.

Миюри почуяла запах мяса и хлеба и ничего больше с собой поделать не смогла.

На следующий день ветер утих, но было пасмурно, немного похолодало. Миюри, с раннего утра открывшая окно, вдруг удивлённо посмотрела в небо. Вчера она, конечно, говорила, что чайка может прилететь к вечеру, но чтобы так... Птица действительно оправдала её ожидания, прилетев сразу после полудня.

— Спасибо!

Блестевшие вчера перья птицы сейчас выглядели несколько растрёпавшимися. Миюри погладила её по голове и крыльям и протянула специально оставленный со вчерашнего вечера хлеб, птица его схватила и с гордым видом улетела. Коул вскрыл запечатанное воском письмо, доставленное чайкой, ему сразу бросился в глаза размашистый почерк.