Волчица и пергамент. Том 6

— О чём же? — спросил Коул, когда разговор принял более интересный для него поворот.

— Но... В конце концов, ты же Предрассветный кардинал, — Рерик подпустил в голос шутливые интонации, — я не знаю, надо ли мне говорить...

Миюри тут же встала перед Коулом и, пока тот пребывал в растерянности от её действия, закрыла руками его уши.

— Всё в порядке, — сказал она Рерику, — не беспокойся.

Рерик выдал бесстрашную улыбку и продолжил:

— Когда готовят сталь, в печь добавляют человеческие кости.

— Для какого-то колдовского воздействия? — не мог не спросить Коул, испортив игру Миюри.

Рерик не стал отвечать прямо и лишь улыбнулся. Однако через мгновенье маска торговца оставила его лицо, и он заговорил:

— Очищение стали часто сообщает людям мистическое ощущение чего-то священного. Это свечение печи, в которой железо, что не согнуть и не сломать, переплавляется и перемешивается, лишь только попадёт туда. Люди, глядя на расплавленное железо, всегда будут чувствовать это. Тайна рождения стали, с неё она начинает свою жизнь.

Коул слышал от людей, что в кузнице есть своё солнце. Там всё, что составляет сталь, сливается вместе и возрождается в новой форме подобно прорастающему из земли новому ростку. Из-за этого мастера в кузницах возносят молчаливые молитвы перед своими печами.

— Конечно, давно никто так суеверно не относится к подобным вещам, остаётся лишь некая форма. Да и Церковь всё ещё присматривает, — и Рерик снова улыбнулся.

Собственно, подобного рода ритуалы кузнецы всё равно проводят в одиночестве.

— Вся последовательность действий уже доведена до совершенства. И принесение в жертву овцы на качество стали не влияет. Проверено давно. Однако то, что результат остаётся прежним, заставляет людей искать, что бы сделать ещё, чем ещё дополнить последовательность. Такова природа человека.

Коул убрал руки Миюри и снова перевёл взгляд на Рерика.

— Иногда в кузницу приходили наёмники, — произнёс тот, разглядывая свою мощную длань.

— Наёмники?

— Они приносили с собой мешки и хотели, чтобы я добавил в железо кости, что там лежат, и сделал из такого железа мечи. Открыв мешок, я видел там покрытые кровью кости людей. Их намерения очевидны. Эти люди рождаются и умирают в сражениях. Они хотят, чтобы души их погибших товарищей жили в их мечах.

Миюри такие истории нравились больше всего. Коул положил ей на голову свои руки, если теперь её уши и хвост появятся, это не будет опасно.

— Древняя традиция делать рукоять из людских костей идёт из подобных же намерений.

— Это не просто мечи из легенды? — быстро спросила Миюри.

Рерик медленно кивнул.

— Прежде воины думали, что человеческие кости в рукояти меча вдохнут жизнь в него, потому что кости принесут жизненную силу человека. Должна ли войти ли в меч частица души?

Коул смутно ощутил в этом что-то еретическое. Священное писание гласит, что тело — это лишь вместилище души. После смерти душа устремится к Богу, а тело быстро станет прахом. Но он мог понять и чувства людей, хранивших реликвии ради памяти о ком-то. Кроме того, ему самому стало не по себе, когда Шарон пнула ногой череп. И при этом он не вспоминал строк из священного писания.

Конечно, беспорядочные метания мыслей Коула не могли не отразиться на его лице. Рерик посмотрел на него и мягко сказал:

— Может, это будет неправильно говорить перед Предрассветным кардиналом, но то, что я собираюсь сказать, не имеет ничего общего с суеверием или умопомрачением. Оно имеет веские основания.

— Основания?.. Ты про... взвешивание души на весах?..

Это был известный опыт, проведённый учёным теологом. Он смастерил точные весы, поместил на одну чашу умирающего и уравновесил весы грузом на другой чаше, чтобы посмотреть, не нарушится ли равновесие в момент смерти. В итоге весы сдвинулись, и теолог уравновесил весы, добавив на чашу с телом три чечевицы. С тех пор и говорят, что душа весит примерно три чечевицы.

— Нет-нет, тот опыт очень интересен, да, но то, что я хочу сказать, не имеет к тому опыту никакого отношения, просто — нечто подобное, — и Рерик тщательно откашлялся. — При изготовлении стали в печь добавляют яичную скорлупу, известь и даже кости. Это необходимо для удаления примесей из железа. Если это сталь для меча, там то же самое, но количество добавок другое. И кости добавляют по-особенному, но не из уважения к мёртвым.

Рерик не спеша разжал свой молотоподобный кулак.

— По легенде именно кузнец первым обнаружил, что в костях сохраняется жизненная сила. Рядом с кузницей могут накапливаться кости, используемые для рукоятей или отделки, и однажды кузнец заметил, что там, где лежали кости, трава растёт лучше.

Миюри была поражена этим. Коул — тоже, но его поразила иная сторона. Заметив эффект, Рерик продолжил:

— С тех пор люди стали закапывать в полях кости овец или свиней.

— Как удобрения?

Рерик пожал могучими плечами.

— Сколько люди будут сражаться мечами и кинжалами, столько бесчисленные гильдии мечей и кинжалов будут бороться за этих людей. Когда же дело доходит до инструментов для сельских работ, гильдии легко приходят к согласию. Кузнецы всегда гордятся своим открытием использования для удобрения костей, помогающим расти пшенице. И если пшеница растёт лучше от костей, они стали использовать кости и для выплавления стали, надеясь, что она станет лучше.

Конец его речи застал рот Миюри приоткрытым, а глаза Коула — расширившимися. Ведь чем являются земли вокруг Рабона? Это же бескрайнее пшеничное поле.

— Ну, я надеюсь, что мои мысли могут быть для тебя полезными, — сказал Рерик, заставив Коула вернуться к действительности.

— Да, да, это очень помогло.

Если речь идёт о сельскохозяйственных работах, то с учётом характера земель Нордстоунов Коул находил удобрения верным ответом. Не сосчитать, сколько костей надо для удобрения столь обширного поля.

Взяв это за основу, можно спросить, зачем человеческие кости ввозить тайно от других контрабандой? Из страха обвинения в вероотступничестве? Тут Коул вдруг обратил внимание на одну особенность.

— Если рассматривать кости как удобрение... зачем брать человеческие кости?

Рерик говорил, что уже давно используются кости овец и свиней, зачем же Нордстоун связывается с опасностью обвинения в вероотступничестве, используя человеческие?

— Зачем? Я думаю, выбор обоснован, — Рерик раздул свою грудь, так что она коснулась его поросшего бородой подбородка, и в такой позе посмотрел на Коула. — Иногда и мы приобретаем кости для церемоний. Обычные кости свиней и овец давно продаются в мясных лавках и имеют определённую цену. Взять таких много непросто. Человеческие — дело другое.

Потому что никто их не покупает.

— Тот, кто осмеливается зарабатывать остриём меча, сможет получить бесплатные кости, чтобы удобрить землю и вырастить много пшеницы.

Коул подумал, что нужные доводы собраны. Использование костей в качестве удобрения хорошо согласуется с потребностью хороших урожаев пшеницы на полях вокруг Рабона. Человеческие кости вместо костей свиней или овец используются из-за их дешевизны.

Но что-то было не то. Если раскроется тайна использования костей, подозрения Нордстоуна в вероотступничестве лишь усилятся, Коулу этот риск казался неразумным. Если Нордстоун сумел создать такое разумно организованное поле, столь же разумно было бы немного потратиться на кости свиней и овец.

Чего не хватает? Или кости имеют какое-то иное назначение?

Коул легко подтолкнул Миюри. У неё голова светлее, что же она об этом думает?

Миюри стала оборачиваться, и ему на глаза попался меч у неё на поясе, вызвав новое движение в его голове.

— Может, это должно?.. Неужели? — пробормотал он.

— Что?

Коул, не отвечая Миюри, выдвинул из ножен меч. Он подумал о наёмниках, по словам Рерика время от времени приходивших в его кузницу. Они приносили кости и просили использовать их для мечей.

В этом был особый смысл. Они хотели чувствовать павших рядом с собой. Надеялись, что мёртвые останутся рядом. Если и Нордстоун думал так же, то откуда взялись бы кости? Ответ напрашивался сам.

— Между прочим, почему ещё не подошёл кое-кто, кого я нашёл? — сказал Рерик, выдернув сознание Коула из его раздумий. — Мне довелось услышать, что один из моих людей знаком с преподобным Предрассветным кардиналом, и я на всякий случай поискал его. Может, заблудился? Голова у него не такая, как у обычных людей.

Кажется, Киман упоминал об этом человеке, но кто это мог быть, Коул не мог догадаться.

— Поду поищу. Здесь все торговые дома похожие, — Рерик поднялся с деревянного ящика и быстро пошёл прочь.

Коул смотрел на его спину, снова погружаясь в себя, в его голове вырисовывалась схема.

— Брат, что ты нашёл? — проводив Рерика глазами, повернулась к Коулу Миюри. — Что-то об использовании костей в качестве удобрений? Но...

Кажется, её обеспокоило то, как Коул смотрел на её меч.

— Я, кажется, знаю, откуда взялись кости. И скоро найду источник.

— В самом деле?

— Этот корабль — настоящий корабль-призрак.

Миюри на миг застыла, потом неловко улыбнулась. Может, ей было не так просто смеяться над ним, но Коул имел в виду под этим названием нечто особенное.

— Подумай о том, как Нордстоун получил эту фамилию. Ведь его родной город стоял на другой стороне моря от Уинфилда и был разрушен? Монастыри с развитыми подземными ходами часто возникают в таких местах. Когда слишком много мёртвых людей, их надо как-то хоронить, не случайно Киман предложил начать с мест, где свирепствовала чума. Людей мог выкосить и голод, но была ещё одна причина, убивающая много людей в одном месте. Это война, большая война, способная уничтожить целый край. Надо просто посмотреть там.

— Значит... дедушка хочет их вернуть домой?

Земли Гревса, где он родился, принадлежали разрушенному королевству. Нордстоун с помощью алхимика бежал обратно, но многие его соотечественники так и остались там. В то время он был слишком мал, чтобы что-то сделать, но потом он вырос и превратил пустошь в пшеничное поле. Не мог ли он подумать, что тем, кто остался, было бы лучше не лежать на чужбине, а упокоиться на родине, смешавшись с пшеничным полем? Не захотел ли он дать им новую жизнь на этой земле?

Такие мысли заставили Коула ощутить, что такое большое количество собранных человеческих костей не должно быть основанием для осуждения этого человека за вероотступничество. В то же время он понимал, что Церковь никогда не рассмотрит это дело должным образом, вот почему была необходима контрабанда.

К тому же Рерик сказал, что человеческие кости действуют так же, как и кости овец или свиней, но при этом намного дешевле. Для Нордстоуна — это убить двух пташек одним камнем, что соответствует его манере действовать и разговаривать.

— Если намерения достопочтенного Нордстоуна действительно таковы, я бы смог с поднятой головой выступить за него против Церкви.

Коул чувствовал, что серьёзно продвинулся вперёд, но, посмотрев на Миюри, увидел, что с ней не всё в порядке.

— Миюри?

Она была бы очень рада, если бы Нордстоун был очищен от подозрений, но на её лице не было улыбки.

— Ммм... это... это разумно, но выглядит... странно.

Она приложила пальцы к носу, раздумывая о чём-то. О чём же? Коул не знал этого.

— Странно?

Использовать кости людей как удобрение не слишком хорошо, об этом думала она? Или, что проблема пирита осталась открытой?

Он стал ждать, пока она всё не обдумает и не скажет сама.

Меж тем в дверях разгрузочной площадки появился Рерик.

— Я привёл её! Она действительно заблудилась.

Рядом с Рериком стояла женщина, совершенно не вписывавшаяся в остановку разгрузочного двора.

Женщина была одета во всё чёрное, будто носила траур, и походила на монахиню монастыря строгого устава. Даже в спустившихся сумерках её величественная фигура привлекла к себе всеобщее внимание и вызвала на разгрузочной площадке всеобщее ошеломление.

Коул был знаком с ней? Может, ещё по его детским странствиям?

Эта красивая женщина с улыбкой посмотрела на Коула, её светлого тона губы двигались мягче, чем он ожидал.

— Надо же, этот малыш стал таким большим.

Изящность её манер, совершенно отличавшаяся от изящности Хайленд, делало её ещё очаровательней. Но встречал ли Коул её прежде?

Пока он пытался вспомнить, Миюри вдруг несколько раз удивлённо моргнула и пробормотала:

— Птица?..

И Коул вспомнил.

— Госпожа Диана?

Она был не-человеком, оной из тех, с которыми родители Миюри встретились во время своего путешествия. Коула тогда с ними ещё не было, но она приезжала потом на открытие купальни в Ньоххиру.

— Да, давно не виделись. То, о чём мне рассказали, показалось мне интересным, — сказала Диана, прищурившись.

Эта красивая женщина была алхимиком и птицей. Чтобы понять намерения Нордстоуна, лучшего человека не найти.

Глава четвёртая

Рерику надо было что-то перевезти, поэтому чтобы всё обсудить они втроём пошли к Диане. По дороге зашли в гильдию Ровен и попросили Кимана заняться большими церковными объектами на землях Гревса. Киман впервые слышал об этом месте, но согласился помочь.

Коул по пути рассказывал Диане о Нордстоуне, пока они не добрались до одного дома в старой части Кербе. Растения вокруг дома были запущены, не прорежены, всё поросло тёмными сорняками, но Диана сказала, что ей здесь удобно.

— Я наладила отношения с торговцем-кроликом, с которым познакомилась на свадьбе, потому что мне надо много всяких камней, чтобы их изучать. Пока у них нет отделений на юге, и мне оказалось намного удобнее приехать сюда самой.

Диана подала на стол фруктовое вино, а для Миюри недобродившего виноградного сока с мёдом. Услышав, что из этого сока Диана собиралась получить уксус для своих опытов, Миюри даже осторожно лизнула сок, прежде чем начать пить.

— Вообще-то за эти годы человеческий мир заметно изменился, — сказала она, добавляя к напиткам испечённое ею печенье.

Её спокойная улыбка была улыбкой той, кто, много прожив, был доволен выпасть из хода времени.

— Даже вон какая девушка выросла, — словно не веря этому, засмеялась Диана, заставив Миюри съёжиться.

Скованность Миюри заставила Коула подумать, не обладала ли Диана в теле большой птицы силой, сопоставимой с силой Хаскинса.

— Ди... Диана... сестра, — неуверенно обратилась Миюри, возможно, она помнила, как Ив сильно, чуть не до слёз ущипнула её за щеку из-за обращения "тётя", — ты путешествовала с моими родителями?

— Если точнее, они встретили меня, когда путешествовали. В одном городе немного к югу отсюда.

Бегающие глаза Миюри выдавали её робость, но она всё же решилась спросить:

— Мама и папа так редко о тебе говорят... Вы поссорились, да?

Диану, казалось, удивил этот вопрос, а Коул, наконец, понял необычность поведения Миюри.

Она была готова без устали слушать о больших приключениях родителей и помнила их чуть ли не наизусть, но о Диане, о том, кто она и как выглядела, в рассказах упоминалось скупо. Коул слышал эти рассказы и знал, почему Хоро с Лоуренсом не распространялись о Диане. Незнание Миюри неизбежно привело её к выводу, что произошло что-то плохое.