Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

Чтобы уток в ткани ложился ровнее, применяют гребень. Многие станки на Руси не имеют берд, прибивание утка — гребнем или колотушкой. Такой гребень найдут на Райковецком городище.

Это мы пропустили изначально: хотя гребённая архаика на "Святой Руси" повсеместно, но мои "пауки", в силу своей специализации, "почёсыванием" уже не занимаются. У них уже бердо в ходу.

Видел в 21 в. бердо тростниковый — из зубьев-тростей, соединенных сверху и снизу планками, тростинки-палочки длиной 13-14 см, шириной 0,8 см. Вставляют в пазы двух планок шириной 2 см, толщиной 0,5 см, закрепляют веревкой.

Расстояние между зубьями равно толщине веревки. Для увеличения расстояния между зубьями — обвязывают несколько раз. Такая... редкозубая конструкция. "Ажурные ткани" — известны из археологии на Руси в нескольких местах. "Паутинка" моих пауков — из этой серии.

"Марлёвка" из мешковины на голом женском теле... мило. Но мне-то надо другое! Мне-то нужны ткани простые, плотные.

Бердо вкладывают в батан — раму для придания берду веса, необходимого для прибивания нитей утка. Его-то ткач (на Руси — ткачиха) и дёргает целый день ручками. Туда-сюда, туда-сюда... А ножками давит на подножки-педали — левой-правой, левой-правой. Педали опускаются — тянут ремизки, растягивают нити основы вверх-вниз (зев), между ними кидает челнок, дергает на себя батан, бердо в нём приколачивает нитку утка... Во, ещё миллиметр ткани получила.

Напомню: на рубаху — 15 м ткани. На жизнь... Крестильная (детская), обычно — конопляная. Две взрослых: повседневная и выходная, чистая — чтобы в гроб положить. Ещё — назадник, нагрудник, передник, панева, рушники... Постельное бельё отсутствует. Мужику своему — рубахи чуть короче, но ещё порты надо. Детям...

Фремовер, тётя.

"Святорусское" бердо тяжелее этнографического из 21 в. — не из тростниковых зубьев, а из деревянных.

Длина ремизок задаёт ширину тканей: от 37 см до 155 см. Меньше — портативные устройства. Подобно тому, как здесь есть прялка для работы на ходу, с упором в бедро, так есть ткацкие станки с поясным креплением. Бабе заняться нечем? — Опоясалась этой штукой и ткёт. Буквально — на коленках. Без берда — с деревянным ножом. Основа заплетена в косу, привязана к колышку. Сходно, без заднего навоя, ткут здешние племена.

На Руси так делают узкие изделия — пояса, например. Здешние пояса — не ремни кожаные, а кушаки — тканые полосы.

Для поневных двухосновных тканей применяют широкие берда "понешницы". На четырех подножках в две ремизки заправлялись холщовые нити (изнанка), в две ремизки — шерстяные нити (лицо).

Коллеги, у вас коробка-автомат? По двум педалям попадаете? Здесь — надо по четырём. Путаешь педали? — Получаешь по уху.

В каждый зуб берда заправляют по две нити, с чередованием холщовых и шерстяных. Узор получают перебором нитей основы бральницей: часть шерстяных нитей опускают на изнаночную сторону, а часть белых — холщовых — поднимают на лицевую.

Широкие берда необходимы — поочередно открываются два зева и прокидываются два утка.

Какая координация движений, какой сложный рисунок... да не на ткани! Рисунок движения! Топ, кидысь, дёрг, тот-топ, кидысь-кидысь, дёрг-дёрг... И не перепутай!

Напомню: панева — парадная юбка. У хозяйки в обеспеченном доме — одна-две. На жизнь.

Коллеги! Вы в этом во всём — как? Учите матчасть — в нормальном обществе с этого, с нашей "лёгонькой" промышленности и начинается индустриализация.

Сквозной полый челнок сохранится в крестьянском быту до начала XX в. 27 см длины, ладьевидный силуэт, сквозное отверстие в середине, конусообразные углубления для крепления шпульки и отверстие в боковой части для пропускания нити утка. Шпулька — веретено и надетый на него свободно вращающийся берестяной цилиндрик-цевка. Свободное вращение — для быстрого раскручивания нити, увеличивает скорость работы.

Повторюсь: вляпнувшись сюда, я всего этого не знал. Но один из базовых инстинктов — любопытство — заставлял совать нос во всякое... непонятное. И задавать глупые вопросы. Типа:

— А вот у вас нитченки — палочки деревянные с навязанной нитяной петельной. Через петельку пропускают нить основы. Петелька — понятно. А вот зачем деревянная палочка? Их же много, это ж тяжело. Давай взамен палочки — ниточку навяжем. Ремизка сразу легче станет, на педаль так сильно давить не надо.

Вокруг меня в Пердуновке были люди, которые во всём этом понимали — было у кого учиться. Мне это интересно. Просто послать меня они не могли — боярич. И Звяга, непрерывно матерясь себе под нос, делал полочки для ремизки и раздавал подзатыльники ученикам — у самого заскорузлые пальцы не позволяли вязать ниточки.

Здешние "вятшие" — не дураки. Но рацухераторством не занимаются. Они "с конца копья вскормлены" — мозги в другую сторону повёрнуты. Ну, там, честь, доблесть, слава, полон, хабар, "княжья милость"... А "меньшие люди" не имеют ресурсов для экспериментов — им пропитание каждый день добывать надобно.

Когда наша "бляуфена" дала железо, мы заменили нитченки стальной проволокой. Ни один "вятший" на такое не пойдёт, даже мысли такой не возникнет, а у ткачихи просто нет стали.

Тема истирания, разрыва, аварии в этом месте стана — отпала полностью.

Аналогично поставили стальные зубы на бердо. И сразу удвоили плотность основы — мне нужны прочные простые ткани. Выкинули коромысла и поставили блоки. Выточенные на токарном станке, смазанные колёсной мазью, они уменьшали усилие ткача. Высоту станка довели до 4 аршин, стойки и перекладины соединили намертво железными угольниками.

Вибрация — болезнь ткацкого станка. Американец, оказавшийся в концу 50-х 20 в. в Китае на должности механика ткацкой фабрики, вспоминал, как в ходе исполнения исторических решений тамошних съездов и пленумов постоянно поднимали скорость работы станков. "Марксизм с китайской спецификой" теорией надёжности не интересовался, а руководство предприятия было сплошь идеологически грамотным. Пятиэтажное здание фабрики не выдержало энтузиазма строителей нового общества. И, от тряски, развалилось.

* * *

"— Товарищи! А почему у нас масла сливочного нет?

— Дык... масло-то из коров.

— И что?!

— Ну... мы ж идём... вперёд семимильными шагами. А коровы того... не поспевают".

А сопромат, ить его ять, даже с места не сдвигается! Контр-р-революционная теория!

* * *

Периодически я "извлекал" Звягу и задавал вопрос:

— Ну, придумали, как ткачеству помочь?

Звяга фыркал, пыхтел, потом тыкал в одного из своих помастерьев:

— Сказывай.

У подмастерьев пошла специализация по этой теме, вчерашние парни из ешей, которые прежде вообще никогда не видели станка с полной станиной, сперва смущённо, а после — всё более уверенно, выдавали очередную новизну.

Сообразили вариант "цены". Это — не деньги, это две планочки, располагаются между навоем и ремизками. Смысл: обособляют нити основы, не позволяет им сцепляться; располагаются поперек основы так, что четные нити проходят над первою и под второю планкою, а нечетные — наоборот, под первою и над второю. Позволяют легко обнаруживать, где разрываются нити основы при работе.

Придумали и сделали "шпарутку" — применяется для расправления ткани, даёт ей у товарного навоя постоянную ширину: уточная нить, образовывая у края ткани кромку, стягивает ткань поперек не всегда равномерно. Поэтому ткань следует (особенно если она широка) растягивать за кромки поперек.

В их варианте — две дощечки складываются посредине на петле, по концам маленькие вертикальные штифтики. Оные вкладывают в края ткани и выпрямляют шпарутку во всю ее ширину. По мере выработки ткани, шпарутку переставляют, держа ее все же поближе к товарному навою.

Разобрались с вариантами удара бердом. Удар при открытом зеве даёт ткань гладкую. Так мои "пауки" работают. Удар же при закрытом зеве даёт ткань толстую, пушистую. Так ткут на Руси верхнюю одежду типа панёвы.

А вот с челноком-самолётом и склизом пришлось самому повозиться.

Рушничок или кушак можно нормально соткать, перекидывая челнок из руки в руку. Широкую ткань — тяжелее, ткачиха почти ложится грудью на станок, на ту самую "грудницу" — не хватает длины рук. К 18 в. в Англии пойдут широкие станы на двух ткачей: стоят мужики с разных сторон станка и кидаются друг в друга челноком сквозь зев. Гандболисты, извините за выражение.

Чем пинг-понг хуже гандбола?

Сначала сделали склиз. Верхняя поверхность нижнего бруса батана скашивается — чтобы при открытом зеве опущенные нити основы лежали на нём, образовывая дорогу для прогонки челнока.

Сажаем челнок на ролики и катаем туда-сюда по этой доске. По бокам стана делаем челночные коробки с погонялками-ракетками. С одной стороны ракеткой стукнул, челнок на другую сторону по склизу покатился. Пинг — прошёл. Батан передёрнул, с другой стороны стукнул, челнок — обратно.

Фокус в том, что ракетку-погонялку можно не в руке держать — можно к ней шнурочек привязать. И отойдя подальше — за шнурочек дёрнуть. Длина рук ткачихи перестаёт быть главным ограничителем ширины полотна.

Тут есть тонкость: для наших льняных и конопляных тканей такая штука годится, для шерстяных — нет, обрывность, знаете ли, велика.

* * *

Джону Кею, который запатентовал такое устройство в 1733 году, несколько раз пытались оторвать голову, разорили, сожги дом, заставили бежать во Францию. Он — изобретатель и коммерсант, я — Воевода. Я сам кому хочешь голову оторву. А производительность труда с этой штукой поднимается вдвое-вчетверо.

"Простой крестьянский станок, на котором издавна ткали, очень неудобен. Работа на нем тиха, устаточна и неспора.

Тихо и трудно ткать на нем от того, что челнок нужно каждый раз брать в руки, чтобы бросить в зев, потом отводить его в сторону и вытягивать из челнока нитку такой длины, чтобы ее хватило на ширину основы; прибивать бердом уток приходится по два раза и еще выправлять кромку, чтобы она не выходила петлями. Все это отнимает много времени, а руки от размахивания устают.

Между тем на этом же простом станке, с теми же нитченками и бердом, можно ткать втрое и даже четверо скорее и не уставая, "играючи"... Для этого нужно только переменить набилки, сделать их такими, как у станка-самолета.

...челнок от легкого движения правой руки легко катится на колесах; вынимать и вкладывать каждый раз его не нужно, как простой челнок; прибивать уток приходится одной левой рукой по одному разу, иначе холст выходит уж очень плотен. Выправлять кромку тоже не нужно, потому, что челнок утягивает нитку и гладкая кромка выходит сама собой".

Цитата — из земской брошюры конца 19 в. Горизонтальный станок на Руси — тысячу лет. В каждой избе. Десятки миллионов человек работу челноком видели, сами туда-сюда кидали. Важную часть дохода получали, спины рвали, глаза портили... И? — И ничего.

"И они еще борются за звание дома высокой культуры и быта!".

В смысле: называют себя "человек разумный"...

* * *

Теперь бы надо было сделать следующий шаг: убрать от станка человека. Механически засинхронизировать движения всех элементов, "выбрать" задержки, поднять скорость, подцепить двигатель, перейти к бесчелночным станкам...

Азарт изобретательства, радость очередного решения инженерной задачи проходили, и я снова представлял себе вопрос Николая:

— Куда я всё это дену?

В триаде "сырьё-переработка-сбыт" я вытягивал среднее звено. Получаю от этого кайф. А остальные?

У нас нет достаточно сырья для эффективного использования таких установок.

Это решаемо: весной остригут овец, мои крестьяне и соседи что-то продадут. Будет куча... негораздов, но раз мы собрались шерсть покупать — продадут. Осенью прикупим льна и конопли. Не мгновенно, не "по щелчку", но мы получим необходимое количество сырья, чтобы загрузить мой... прототип ткацкой фабрики. К следующей зиме можно сделать что-то пристойное, на пару десятков станков, с полным комплектом вспомогательного функционала.

Тянуть нельзя — мои поселенцы могут сами построить себе в каждом доме ткацкие станы, "как с дедов-прадедов", засадят за них своих жён. И будут бабы, как и везде, убиваться, изготавливая барахло.

Виноват: продукцию народных промыслов. Которая значительно уже, хуже и дороже моей продукции индустриального производства. "Дороже" — в человеко-часах женского труда. Который здесь никто не считает.

— Не ленися! Трудися! Тки!

А не, к примеру, детишек воспитывай или, там, вышивай болгарским крестом.

"...для того, чтобы в одиночку соткать за шесть месяцев три холста по 50 м длиной, нужно проводить за ткацким станком по двенадцать-пятнадцать часов в день".

Понятно, шесть месяцев по 12-15 часов в день — никто крестьянке работать не даст. Есть дом, семья. Корову — доить, полы — мести, кашу варить, пестом — колотить... Хорошая мастерица ткёт в год 30 метров, мой стан даёт 30 см/час. Вдвое плотнее и по утку и по основе, вдвое-вчетверо шире. Целые сутки, круглый год. Посчитайте скачок производительности труда. И — прослезитесь.

Вытянув первое и второе звено триады, я ничего не могу сделать с третьим — со сбытом.

Мои новосёлы получают полотно сразу — не ходить же им голыми! Прежнее-то я забираю для проварки-прожарки. У поселенцев ткани входят в состав товарного кредита. Дальше необходимое они могут прикупить по твёрдым ценам, дёшево и хорошего качества. Запретить им заниматься маразмом домашнего ткачества я не могу, но, надеюсь, что, не имея нужды, они и сами не захотят.

А вот выйти на текстильный рынок "Святой Руси"...

Ткацкие станы стоят в каждом крестьянском доме, 95% населения. "Натуральное хозяйство". В городах — свои мощные центры. Сбить цену... Даже если я буду отдавать полотно купцам здесь на Стрелке даром — пока довезут — золотым станет.

"Экспорт капитала"? — Поставить десяток таких фабричек по "Святой Руси"? — Отберут. Либо сами установки, либо налогами. Власть понимает одно — "отъём прибавочного продукта". Всего.

— Без этого с голоду не помрёшь? — Отдай.

Этого "прибавочного продукта" на Руси мало. Поэтому обдирают как липку. Крестьянин "любуется" как его жена бьётся грудью об "грудницу" не от садо-мазо, а от чёткого понимания: если он хоть что купит, власть поймёт, что у него есть "деньги". Не обязательно серебро — любой ликвидный ресурс. И отберёт.

Платёжеспособный спрос — вблизи нуля. На кой чёрт хоть что для Руси делать, если заплатить никто не может? — Только вятшие. А их мало, сидят они... реденько.

Сочетание нищеты, малой плотности населения, дурного климата, "грабиловки властей", транспортных расходов, консерватизма общества...

Я снова начинал чувствовать "асфальт на темечке".

Понятно, что тут, на Стрелке, у меня было совсем не та позиция, что была в Пердуновке, и уж тем более, в самом начале в Киеве. Но останавливаться, превращаться в пусть и продвинутого, с хрустальными привесками по всему костюму, "золочёного крысюка на куче дерьма"...

Сначала меня раздражали бытовые мелочи: темнота в помещении, тараканы в супе... Потом общественный маразм в форме сословий, рабовладения, церковных и народных суеверий... Теперь раз за разом бил по глазам, рукам, мозгам идиотизм экономического базиса.