Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

А если не только "кусает", но и защищает...

Вполне по царю Соломону:

"Вдвоем быть лучше, чем одному, ибо, если упадут, друг друга поднимут, но горе, если один упадет, а, чтоб поднять его, нет другого, да и если двое лежат — тепло им, одному же как согреться?".

Очень точное наблюдение: "тепло им". К началу половодья она поняла, что беременна.

Это радовало Сигурда, укрепляло их связь. И обрубало планы по путешествию к Полоцкой родне, которой она была не нужна. Или — в Гданьск, где — аналогично. Вот такая, "брюхатая", "вдова бесчестная" — она не была нужна никому. Кроме Сигурда.

Позвали Раду. Но боярыня-акушерка напрочь отказалась. "Извержение плода из чрева" не только статья в "Русской Правде" с вирой в три гривны, но и грех божеский.

Сошёл лёд на Волге, под непрерывные напоминания и понукания наместника начали собирать караван для переезда. Говорили: в Гданьск.

"В родительский дом, к началу начал".

Больше деваться-то некуда. И тут кто-то, Рыкса честь идеи приписывала себе, хотя я очень сомневаюсь, произнёс:

— А не отсидеться ли нам у "Зверя Лютого"? На "Не-Руси"?

Все сразу возмутились:

— Ах, ах! Нет, нет! Как же можно?! Он же убил Володшу! Он же княгиню вдовой сделал!

Ночью, в постели, ласково улыбаясь утомлённому Сигурду, Самборина сказала:

— А может и хорошо... Что овдовела. Мне с Володшей так сладко никогда...

Сигурд поплямкал, подумал. Вспомнил наш давнишний разговор в Янине.

Мы говорили о другом — об обычном найме дружины, но... а почему бы не совместить? Слухи о Всеволжске ходили разные... А там может получиться так, что доведётся и свой городок основать. Или — чужой прибрать.

Основать свой дом. Владетельный. Наследник уже вон... И — убраться с Руси. От лишних глаз и языков.

Для нурманского ярла — очень не новая идея. Уже лет триста сходные предводители сходных отрядов приходят в самые разные места от Гренландии до Сицилии, Верхнего Дона, Куры... захватывают местные поселения или основывают свои. И живут своим прежним скандинавским укладом, постепенно ассимилируясь.

Они долго собирались. Пока из Суздаля не пришла полусотня гридней в помощь наместнику. Потом, вывалившись в Волгу, отстаивались у Мологи.

Местные начали переживать: что так долго делает такой большой воинский караван в их городе? Нурманы вели себя... "вольно". Аборигены отвечали тем же. После особо крупной драки с убитыми, Сигурд решился — разбив напоследок несколько лабазов, караван пошёл вниз по реке.

И вот они здесь.

Рада, за время нашей беседы с Рыксой, успела надеть парадное платье, сгонять дочку в дом тиуна, сама туда сбегать и вернуться. Теперь, важно поклонясь, передала мне:

— Госпожа княгиня Самборина Собеславовна изволит пригласить тебя, Воеводу Всеволжского, в свои покои для беседы.

Резко шикнула на заболтавшуюся Рыксу, и пошла вперед, показывая дорогу.

Посреди наполненного болтающимися без дела людьми, перекопанного, неустроенного двора стоял ошалевший ещё с вчера Колотило без шапки. Какой-то прыщ спесивого вида, облокотившийся задом на пустую телегу без передних колёс, надменно ему выговаривал:

— А коли ты, червь навозный, нынче же не поставишь беседку, где княгиня со служанками еёными могли бы от солнца укрыться и красу свою белую сберечь, то я тебя, пёсий хвост, велю драть плетьми.

Увидев меня, Колотило отключился от выслушивания ценных указаний и красочных обещаний, и тоскливо уставился на меня. Ожидая то ли казней за общую разруху, то ли спасения от внезапной напасти — высокородных гостей.

"Спесивец", уловив взгляд тиуна, обернулся ко мне и, презрительно оглядев с ног до головы, поинтересовался у Рады:

— Это что за образина?

Надо ли объяснять, что видок у меня... хоть и не простой, но — простецкий? Шапчонка примятая, косыночка беленькая, кафтанчик штопаный, штаны посконные, сапоги стоптанные, морда загорелая, ручки мозолистые. Мужик с покоса пришёл, не с перформанса.

Что в кафтане — панцирь, а на спине — "огрызки"... И не сильно видно, и понимать надо. Ни — злата-серебра, ни — изумрудов-яхонтов, ни — шелков-паволок. Что я — лошадь цыганская, чтобы цацками позвякивать?

"Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.

Быть может видишь их в последний раз".

Как и всё остальное в подлунном мире.

Но это надо знать — куда смотреть.

Рада открыла, было, рот, дабы представить меня официально, однако я и сам озаботился:

— Курт, будь любезен, оставь в покое заборный столб, пометь этот.

Курт несколько приотстал, с интересом обнюхивая редкие вкопанные столбы ещё не поставленного забора. Потрусил к моему собеседнику, вызывая волну опасливых шепотков в полном народу дворе. Мягким лёгким рывком поднялся на задние лапы, положив передние на плечи замершего "выговаривателя". Чуть прижал к телеге. И, внимательно заглядывая сверху в стремительно бледнеющее запрокинутое лицо, в недавно столь наглые глаза "столба обещающего"... пометил.

Хотя, кажется, нужды уже не было — пошло... самообслуживание.

Народ во дворе начал быстрёхонько-тихохонько перемещаться ближе к дому. Зато из подклета резво нарисовалось несколько нурманов. С мечами наголо, но без особого энтузиазма. Насчёт "поближе познакомиться".

— Рада, ты иди. Мне надо с тиуном перемолвится.

Я уселся на брёвна, оставшиеся во дворе. Колотило пытался встать передо мной "по-смердячему" — со снятой шапкой в руках. Пришлось похлопать ладонью по бревну рядом и прямо приказать:

— Сесть. Рядом. Шапку надеть. Сопли подобрать. Говорить по делу. Ну, как тут?

Равнодушно разглядывая новоприбывших, я слушал сперва ноющий, но дальше всё более уверенный отчёт тиуна.

Лес на выбранной площадке уже сведён, раскорчёвка преимущественно закончена, селение отстроено наполовину. Первые трубы в соляной горизонт уже вбиты. Рассол можно брать самотёком — только заглушки сними. Полным ходом идёт кладка четырёх печей под привезённые из Боголюбова Николаем салги (большие котлы для варки соли). Поставлены первые бадьи. Оборудована первая (общая) пристань и начаты работы по второй (соляной), поставлены общинные амбары и амбары под готовый товар, вырыты дренажные канавы. Амбары надо крыть черепицей, всё есть, но не успевает по людям. Жильё есть, но мало. Заборов нет — нет времени. И тд., и тп.

Запас топлива маловат, но постоянно ловят деревья, которые несёт или в половодье снесла на берега и отмели Волга. Ниже селения целый завал на берегу. Команда инвалидов их ковыряет. Как со стройкой чуть раскидаются — начнут интенсивно колоть.

Я внимательно слушал, доброжелательно интересовался подробностями. Последний вопрос уже при прибежавшей снова звать меня, приплясывающей от нетерпения, Раде:

— Находники нынешние... Ты им сам дом свой отдал? — Правильно. Какое-нибудь безобразие в селение творили? Спать попадали? И впредь чтоб так было. Мирно.

В горнице в красном углу сидела княгиня. Рядом торчал Сигурд. И ещё куча народу. Служанки, четверо нурманов в бронях и с мечами, штатские в шубах и кафтанах, двое духовных в чёрном...

Что-то "Годунов" вспомнился:

"Царевич я. Довольно, стыдно мне

Пред гордою полячкой унижаться".

Я не — царевич, мне — не стыдно, она — не полячка, унижаться — не собираюсь. А так — всё в точности.

Снова, уж в который раз, здешний этикет загадывал мне загадки. Как приветствовать эту женщину? Вдову убитого мною врага, княгиню, беглянку, "бесчестную жонку"...

Шапку долой, неглубокий поклон:

— Здрава будь Самборина Собеславовна. Хорошо ли добирались?

Титул — пропустил. Но — с отчеством. Нет кучи "завитушек" в словах, поклон... равного. Но не наглый. Не "честь" в полный профиль, но и не "бесчестие" с целью оскорбить.

Она напряжённо разглядывала меня в полутьме помещения.

— Так вот ты какой... Мужа моего погубитель. Зверь Лютый.

Сигурд нервничал и непрерывно жевал губы.

Княгиня оценивающе рассматривала меня. Вспомнилось, как когда-то в Киеве, так же, прицениваясь, смотрела на меня боярыня Степанида свет Слудовна. У меня в тот раз случилась... эрекция. Прям под светлы очи. Ну и потом... всякое чего. Я-то тогда думал, по глупости да незнанию, что у боярыни интерес ко мне... ниже пояса. "Вибратор самоходный". А оказалось-то... умственный интерес был.

Царь Соломон:

"Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная".

Тут ветхозаветный случай? Так-то она ничего, миленькая... Бедняга Сигурд — с таким-то колечком...

Наши переглядывания обеспокоили Сигурда:

— Э... Господин воевода. При нашем расставании говорил ты, чтобы приходил я к тебе со своим людьми. В войско наняться. Вот, как и обещал.

И Сигурд кивнул в сторону вставших у стены нурманов.

— Здрав будь Сигурд. С приехалом. Помню я наши разговоры. Не расскажешь ли — что, к чему, сколько. И — почём.

Сигурд кивнул, начал, было, излагать, но я его остановил:

— Тесновато тут. Да и душновато. Пойдём-ка лучше на воздух. А то давай повеселимся — на лодочке моей покатаемся.

— Экая глупость — нурманского ярла лодочкой прельщать! Будто он лодеек не видывал!

Какой-то дядя бородатый из штатских не по делу влезает. Видать, не понравился я ему.

Гонорится? — Спешиваем.

— Бьюсь об заклад на ста гривнах, что такой — не видывал. По рукам?

Дядя ещё и не понял толком, как я хлопнул его по ладони, махнул рукой Сигурду и выскочил во двор.

Опять в казну копеечка. Вернусь — снова Николашку подколю.

Если вернусь.

Как-то мне... тревожно. Когда вокруг эти белесые каланчи с железом в руках — промеж себя негромко на своём... спроке спикают. В смысле: размовляют. Или правильнее — шпрехают?

Толпа повалила следом. Своих двоих на берегу оставил, Сухана с Салманом и Сигурда с парой его людей — на борт. "Ласточку" от мостков отпихнули, Дик поднял паруса.

Тут-то они и ахнули.

Пока швертбот стоит у берега — видна только ненормально длинная мачта да гики торчат. А вот когда паруса крыльями встали... Да когда она пошла по речной волне, уваливаясь под ветер...

У нурманов — глаза заблестели, сумрачное напряжённое выражение на лицах сменилось восторженными улыбками.

"А ветер как гикнет, как мимо просвищет,

Как двинет барашком под звонкое днище,

Чтоб гвозди звенели, чтоб мачта гудела:

Доброе дело! Хорошее дело!".

Парни — морские разбойники, пираты. С малолетства. Толк в "гудении мачты" — понимают.

Нурманы — совсем не русские бояре. Разбираются в снастях, в парусном вооружении, в обводах и конструкции корпуса. Они в этом жили. Годами, с детства. Они тоже, как Боголюбский, только значительно сильнее, дуреют от отсутствия рулевого весла. Но делают это сильно профессиональнее. Не взгляд любопытствующего пассажира со стороны — личная память. Память рук, спины. Память с младенчества, с песен, которые им пели в колыбели:

"Руны волн ты ведай, коль вызволить хочешь,

Парусных коней из пены,

Нарежь их на реи, на руль и штевень

И выжги на веслах огнем.

При быстром прибое, при бурных волнах

Без горя войдешь ты в гавань".

Им "руны волн" — как "отче наш" — "от зубов отскакивает". Они знают — "как должно быть". И, видя, что "как не должно" — есть, да ещё и работает... просто хмелеют от "невозможного", от новизны.

Улыбаются, переглядываются, даже — дышат иначе. Полнее, глубже. Глаза не прищурены — распахнуты. Пытаются сразу охватить всё, "съесть" взглядом. Когда лодочка поднимается на волне — и сами привстают, тянутся вверх.

Сживаются.

С корабликом, с волной, с ветром...

Я ещё ничего не сделал, не сказал, а эти парни — уже мне рады. Просто потому, что напомнил.

Об их детстве, о море, о ветре, о парусах.

О родном.

Мелочь, конечно. Ежели что — порубают меня в капусту ничтоже сумняшись. Но ежели — нет, то — воздержатся. С взаимной приязнью.

Первым очухался Сигурд:

— Кто построил тебе такое... такой корабль?

— Я, мои люди. Здесь, на Стрелке.

— Покажешь?

— Нет. Ты не принёс мне присягу.

Всё, восторг прикосновения к невиданному, к чуду — закончился. Пошла повседневная мерзость мелкой торговлишки. "Ловля блох" в сиюминутном понимании выгоды.

— Я готов наняться со своими людьми к тебе на службу.

— Я рад. Но каждый человек будет нанят или нет — сам.

— Нет. Мы — одна семья.

— На Стрелке есть семья. Моя. Мой народ. Или вы войдёте в мою семью. Каждый — сам. Или... Двум семьям не ужиться в одной избушке.

Эта тема висит надо мной "дамокловым мечом". Почему и придумал "этногенез перемешиванием". Почему старательно "рассыпаю" любые общины, общности, которые приходят ко мне.

Вот пример: у Сигурда — полсотни очень хороших бойцов. У меня — чуть больше. Если они обживутся во Всеволжске и решат меня сковырнуть... Внезапно, выбрав подходящий момент...

Я могу поставить вышки на сотни вёрст. Которые донесут весть о приближении вражеского отряда. Но у меня нет надёжных средств, которые заблаговременно предупредили бы меня о переходе вот такой группы — в состояние "враг". Внешний враг куда менее опасен, чем враг внутренний. Организованный, спаянный, профессиональный.

Как я понимаю, Боголюбский поэтому же требовал "россыпи" отряда нурманов. Кипчаки, служащие ему, связаны с ним кровным родством. Нанимать же чужаков "стаей" можно только на короткое время и на конкретную работу.

— Нам нужно три месяца. Чтобы Самборина... э... княгиня... э... отдохнула. Потом мы уйдём к её отцу в Гданьск.

— Сигурд, не надо меня обманывать. Полгода. Чтобы она родила. Я знаю. Подумай чуть дальше. Ты не потащишь её с новорожденным младенцем в дорогу сразу. Дорога — длинна и тяжела. Не надо обманывать себя и меня — вы не уйдёте до весны.

— Фаен! Дорлиг. (Чёрт! Плохо) Очен-но. Я думал... Вернуть её к её отцу. С сыном. Княжичем, рюриковичем. Ценное приобретение для Собеслава. Внук. Думал наняться к нему. Стать важным человеком. При дворе князя кашубов. Нужно время и место. Чтобы переждать.

Глава 442

Умный мужик. О другом естественном варианте, об основании "своего дома" на моих или соседних землях — даже не говорит. Пусти его, и через полгода у него будет свой городок.

"Земля-то здесь обильна.

Порядка только нет".

"Порядок" он наведёт. Даже какой-нибудь местный "Гостомысл" не сильно нужен.

Будет "володеть и княжить". С моей номинальной властью или без — мелкие подробности.

"Нет ли водицы напиться? А то так кушать хочется, что и переночевать негде" — старинная солдатская присказка.

Об этом — ни слова.

Вот если бы я попросил помощи, предложил решить мои проблемы его воинами. Своих воров погонять, чужих пощупать... Торг — "анти-шахматы": кто начинает — проигрывает. 60% — выигрыши белыми в серьёзных турнирах. В торговле — примерно так же, только наоборот.

Извини Сигурд — "госто-мыслить" я не буду. Я лучше — просто малость по-мыслю.

Сигурд смотрел в одну точку, погружённый в свои мысли.

"Ласточка" сменила галс, гик стакселя пошёл с одной стороны судна на другую. Я успел среагировать на предупредительный крик нашего двух-вихрового матроса, Сигурд пропустил возглас, получил по лицу этим бревном и улетел за борт. Только тапочки мелькнули!