Другая ветвь

"Суть дела вкратце" поступила через четверть часа, и ею губернатор был удивлен крайне неприятно. Разумеется, он знал о существовании терраистских заговорщиков и знал, что это большая разветвленная проблема — но с ней непосредственно он столкнулся впервые, и она ему совсем не понравилась. Читая сводку, полученную от некоего мистера Ларсена, Ройенталь мрачнел на глазах, и вслед за ним тревожно хмурился и нервничал его штаб, особенно адмирал Бергенгрюн. Дочитав же, его превосходительство распорядился немедленно доставить к нему автора отчета, и еще через некоторое время увидел его лично.

Дверь адмиральской каюты на "Тристане" распахнулась, и на пороге появился белобрысый мальчишка... флот-адмирал Ройенталь мысленно скомкал и отбросил естественный эпитет, выплывший на поверхность. Юноша со светлыми волосами — так-то лучше. Слишком хорошо вся Империя помнит, как называла "белобрысым сопляком" другого мальчика — и чем это кончилось в итоге. Адмирал Ройенталь искренне надеялся, что вспомнил другого мальчика при виде этого только по внешней аналогии.

Когда мальчик заговорил, адмирал забеспокоился — как бы не оказалось, что аналогия глубже, чем хотелось бы. Не то чтобы он был уверен... но подозрения закрались.

У богов странное чувство юмора. Что, если они решили подшутить над великой Галактической империей — вот так?..

— Вы с Альмансора, или с Борунда, или... — невольно поинтересовался губернатор.

Парнишка опустил глаза.

— Нет, ваше превосходительство, я из Баалатской автономии, — сказал он. — Просто господину Ларсену нужен был специалист по культу Земли, и адмирал Ян позволил мне...

Тринадцатый флот.

Боги смешливы, о да...

И поди ж ты — специалист по культу Земли! Подразделение по борьбе с наркотиками — это была его идея.

— Понимаете, ваше превосходительство, — говорил мальчик, — главная трудность с терраистами в том, что их очень трудно выявить. Большинство из них обыкновенные граждане, ни в чем не повинные, просто у них вот такие религиозные воззрения. Но они внимательно слушают своих епископов, а епископы у них чрезвычайно опасные люди. Однако каждый верующий знает, что священнослужителей ни за что нельзя выдавать властям — и не выдадут. Рядовые члены общины — просто потому, что они не вовлечены ни во что, кроме богослужений. Они своих епископов и живьем-то не видали, а если видали — то на тайных сборищах всего несколько раз за всю жизнь. Им нечего нам сообщить, кроме разве что текстов песнопений. Они опасны только тем, что способствуют распространению культа вширь. Главная же опасность — на глубине, до которой практически невозможно добраться извне. Не уверен, что проблема культа вообще разрешима в полном объеме — но мы можем надолго обезопасить себя, избавившись от боевого ордена. Еще лучше, если доберемся до церковных иерархов. Если удастся вырвать культу ядовитые зубы, можно позволить ему существовать — именно как религиозному течению. В конце концов, бесплатные больницы для неимущих содержит терраистская община, пусть бы и дальше содержала...

И дальше, дальше...

О боевом ордене — который состоит из фанатиков, одурманенных наркотиками. Боевики не боятся ничего, за них думает тиоксин. Они преданы идее до мозга костей, а головной мозг у них отравлен и соображает плохо — поэтому инстинкт самосохранения не включается вовсе, зато они охотно погибают с именем матери Терры на губах. Фанатик счастлив пострадать ради своей веры, поэтому его трудно взять живым. Но и когда это удается, это бесполезно. Вы знаете, чем терраисты кормят свой боевой орден? Тиоксином-RR.

Губернатор нахмурился, он слышал это название раньше.

— Ну да, — кивнул мальчик. — Армейская разработка. Было направление военной медицины, имперский проект, окончательно закрытый лет двадцать, кажется, назад — потому что оказался недостаточно эффективен, слишком многие сходили с ума. Но запасы тиоксина, насколько я понимаю, все еще можно найти на военных складах. Я уверен, что если сейчас поднять документацию по старым аптечным складам вашего военного ведомства, да провести ревизию... обнаружится много интересного.

Так вот, — продолжал мальчик, — это тиоксин-RR, а у него есть занятное побочное свойство. Он крайне нехорошо взаимодействует в организме с сывороткой правды. И даже захватив в плен живого и невредимого терраистского боевика, вы не можете получить от него никакой информации. Сам он молчит, это его доблесть религиозного фанатика; вы вкалываете ему сыворотку правды — и он погибает, так и не сказав ни слова, и сразу попадает... куда они там попадают по их религии? на прекрасную чистую Землю докосмической эры? короче, в свой терраистский рай.

Поэтому, — сказал мальчик, — я предлагаю не ловить терраистов.

— Не понял, — сказал губернатор, откинувшись в кресле и разглядывая этого самоуверенного юнца.

— Мы не ловим терраистов. Мы боремся с незаконным оборотом наркотиков.

Ройенталь хмыкнул — одобрительно. Хороший парнишка, толковый.

— Прежде всего нам опасны боевики. Каждый боевик — наркоман. В его крови тиоксин.

— Но не каждый, у кого в крови тиоксин, — боевик, — заметил флот-адмирал.

— Разумеется. Еще хватает бывших солдат, ставших наркоманами в армии в те времена до окончательного закрытия экспериментов с наркотиками. И есть наркоманы нового поколения, не имеющие отношения к культу. Их мало — большинство предпочитает другие наркотики, более приятные для использования... но они есть. Ваше превосходительство, на не-терраистских тиоксинщиков вся наша надежда.

— Вот как?

— Конечно, — мальчик энергично кивнул. — Они ни в чем не виноваты, кроме безобразного обращения с собственным здоровьем. И скрывать им, в отличие от боевиков религиозного ордена, совершенно нечего — за исключением только одного: каналов, по которым они добывают свою отраву. И если их убедить, что им ничего не будет за сдачу этих каналов... Семеро из десяти упрутся, но на остальных троих можно надеяться.

— А каналы с большой вероятностью общие, — задумчиво произнес губернатор. — Понимаю.

— Даже если не общие — они переплетены. Это узкий круг посвященных, но они не все терраисты. Некоторые из них торгуют наркотой в собственных интересах. И поскольку серьезные торговцы редко сами жрут ту дрянь, которую продают... сыворотка правды их не убьет, верно?

— Окольный путь и медленный, — сказал Ройенталь. — Но выглядит убедительно. Только терраисты очень скоро поймут, что нас интересует помимо наркотиков. Тайна, которую знают больше двух человек... а их будет много больше.

— И пусть, — ответил мальчик. — Лучше, конечно, поздно, чем рано, — хотелось бы успеть переловить побольше, прежде чем они попрячутся. Но даже если мы просто затрудним оборот тиоксина-RR, мы подорвем положение ордена.

— Найдут что-нибудь другое, — хмыкнул губернатор.

— Наверняка, — согласился белобрысый... светловолосый юнец. — Но весь боевой орден уже подсажен именно на тиоксин. От него трудно отвыкнуть. И пересадить на что-то другое трудно. У культа будут серьезные проблемы, ваше превосходительство.

И вот теперь флот-адмирал Ройенталь возвращался к себе на Урваши, дождавшись прибытия опытных полицейских, специалистов по борьбе с наркотиками, — тех, кто будет формировать команды на местах, отбирая из местной полиции надежных проверенных людей. Разумеется, ни у одного из служащих нового подразделения не будет в крови тиоксина-RR... это не гарантия полной непричастности к культу — но хотя бы гарантия непричастности к боевому ордену.

Белобрысый мальчик вернулся в свой 13-й флот и вместе с ним остался пока у границ системы Баалат — но скоро и Силы самообороны автономии вернутся на Хайнессен, отчитываться перед своим правительством о проделанной работе.

Очень интересный юноша... и пожалуй, о нем следует упомянуть в рапорте. Пусть имеют в виду... Может быть, пока не кайзеру лично — но вот военному министру, лучшему другу губернатора, стоит быть в курсе. Пусть где-нибудь запишет имя — вдруг пригодится. Юлиан Минц, лейтенант флота Баалатской автономии.

Его превосходительство немного поразмыслил и запросил подчиненных — есть ли связь с Феззаном. Пока что ее не было.

Ничего, немного погодя.

-0-

Безвременье. Ночь

Человек с неподвижным лицом связался с ней с Гайерсбурга и сообщил "печальную новость". Он говорил ясно и формулировал четко, но она все равно не поняла ни слова. Переспросила: что?.. Он повторил.

Покушение, выстрелы, закрыл собой... легкие и артерия... не успели спасти...

Теперь она поняла все слова — каждое в отдельности, только они никак не складывались вместе.

Человек говорил дальше, а она все не понимала и зачем-то пыталась вспомнить его фамилию, и что у него с глазами... что-то такое ей рассказывали об этом, а она забыла, но сейчас, наверное, неважно. Вот его слова — это важно, только никак не понять... потом пробилось: сидит возле мертвого, не слышит ничего, крайне неловко просить вас, но не остается другого выхода, только вы можете... только вы способны вывести его из шока... простите, графиня, не к кому обратиться, кроме вас... Чуть не ответила: так попросите Зига, он сможет — и наконец поняла, почему этот полузнакомый офицер разговаривает об этом — с ней.

Наверное, у нее в лице что-то... потому что он снова попросил прощения и снова начал объяснять — но она не слушала. Она пережидала боль.

Когда смогла наконец — прервала его на полуслове, сказала: да, я поняла, я сделаю, как вы просите, прощайте — и перещелкнула клавишу.

Экран погас.

Сидела, смотрела прямо перед собой, не чувствовала ничего. В голове пусто. И внутри пусто. Даже не болит. Просто — время остановилось.

Потом медленно протянула руку к клавишам комма.

Кажется, она обещала... графиня Грюнвальд желает говорить со своим братом.

-38-

До Урваши оставалось два дня, когда связь ненадолго появилась и почти сразу пропала снова. Надо было бы доложиться его величеству — но боги рассудили иначе, из всех каналов, по которым одновременно пробивались связисты, отозвалось только военное министерство. Причем не Миттельмайер (как бы было хорошо...), а этот сомнительный тип, Фернер. Лично разговаривать с ним губернатор не стал. Не снизошел. Так что господин Фернер выслушал краткий рапорт от дежурного офицера, заверил в ответ, что доклад об успешном разрешении конфликта на окраине Новых земель незамедлительно будет передан господину министру, тут-то связь и прервалась.

Оскар фон Ройенталь терпеливо ждал, когда же его корабль войдет в атмосферу его столичной планеты. Уже скоро. Он доберется до резиденции — апартаменты в отеле "Мьянма" недурны, а желать большего было бы смешно в этом мире, где сам кайзер в своей феззанской столице до сих пор обитает в гостинице. Он расслабится — примет ванну, оденется в штатское, сядет в удобное кресло и велит подать бутылку вина. Припасено неплохое феззанское, и есть очень недурной местный сорт, "Солнце Урваши"... ну это он решит ближе к делу... — и, никуда не торопясь, вызовет наконец лучшего друга.

Сколько уже не виделись вживую... полгода. И не говорили толком — столько же. Все время что-то мешало. Вот и последний разговор — хотели о жизни, а вышло как всегда, о срочном и необходимом для Империи.

На этот раз он не позволит помешать ничему.

...Наконец Урваши приблизилась настолько, что заполнила собой экраны.

Опустились на поверхность, выкатился трап. Внизу уже выстроились встречающие, а чуть поодаль ждали автомобили.

Губернатор вышел из недр "Тристана", на мгновение приостановился, окидывая взглядом ровные ряды черных мундиров, затем двинулся вниз по трапу быстрым деловитым шагом. За ним следовали его офицеры, среди них Бергенгрюн, и мальчик-ординарец Генрих Хауфман.

Прошли мимо вытянувшихся во фрунт военных, сели по машинам. Покатили.

За рулем губернаторского автомобиля сегодня был... как его зовут? кажется, Кнепке... а, вон на приборной доске значок, действительно, Дитер Кнепке. Хорошо, что он. Второй шофер из обычно возивших флот-адмирала по столице, Вайсхаузен, нравился Ройенталю меньше. А Кнепке — невозмутимый и непрошибаемо спокойный наружно, но феерически быстрый в реакциях и, кажется, по внутреннему призванию отчаянный лихач — чем-то импонировал. Может быть, губернатору чудилось некоторое сходство предполагаемого характера водителя с его собственной натурой — хотя он никогда об этом не задумывался. Просто — хорошо, что за рулем Кнепке. И все.

Машина выехала за пределы космопорта и помчалась в сторону города. Впереди все выше вставали многоэтажные башни Сити, сейчас дорога повернет вправо и затем влево, огибая озеро, и до отеля останется каких-нибудь десять минут пути. Ну пятнадцать. А в отеле душ, кресло, вино и надежная связь.

Оскар фон Ройенталь откинулся на спинку сидения, думая о своем. За тонированными окнами автомобиля мчались назад деревья. Давно обжитая планета, вон какие выросли леса...

Машина на большой скорости вошла в поворот, вылетела с трассы, ударилась колесами в неровности обочины.

— Что за... — начал губернатор.

Шофер Дитер Кнепке широко улыбнулся — в зеркале заднего вида мелькнула эта странная улыбка, сменившись мельканием и тряской не-пойми-чего — снял правую руку с руля и сильно дернул что-то под приборной доской.

Автомобили сопровождения остановились так резко, как могли, визжа тормозами, оставляя на дорожном покрытии длинные черные следы потекшей от трения резины, люди выскакивали и бежали, крича и размахивая руками, и не успевали... спешивший впереди всех Ханс Эдуард Бергенгрюн был еще в добрых двадцати метрах от губернаторского автомобиля, когда раздался громкий хлопок, машина подпрыгнула, очертания ее исказились, и еще через несколько шагов Бергенгрюн вынужден был остановиться — на обочине пылал огненный шар. Кто-то сообразил про огнетушители, кто-то вызвал пожарных, но все меры запоздали безнадежно.

Когда машину потушили, в черном липком месиве не разобрать было, где прежде в этом закопченном остове находились живые люди.

...Бергенгрюну хотелось зажмуриться и потрясти головой, как в детстве, надеясь, что от этого все изменится. Чтобы этого не было никогда. Чтобы они доехали с ветерком до "Мьянмы", и впереди ждала только обычная поднадоевшая рутина — а больше ничего. Или напиться, уснуть, а проснувшись, узнать, что все в порядке, просто он видел кошмар. Он согласен был даже на пьяный кошмар... на белую горячку. Но некогда было ни пить, ни даже жмуриться — его превосходительству уже не поможешь ничем... но остались тысячи дел, которые необходимо подхватить и продолжать, и — новое, ненавистное, но необходимое дело. Расследование аварии. И похороны, конечно.

И кто-то должен сообщить господину военному министру... и это тоже придется делать Бергенгрюну.

Хотелось умереть — но было нельзя.

...Довольно быстро выяснилось, что дело не в скоростях и не в обочине. Характер повреждений и кое-какие сохранившиеся обгорелые и перекрученные железки недвусмысленно свидетельствовали о террористическом акте. Почти сразу стало ясно, что автомобиль взорвали изнутри. Поскольку кроме шофера это сделать было некому, подняли его бумаги. В них не было ничего интересного. Осмотрели оставшиеся от него вещи. Ничего не нашли. Стали допрашивать его коллег из гаража. Герр Вайсхаузен, второй водитель губернатора, сообщил, что была его смена, но Кнепке попросил поменяться — мол, нужно освободить завтрашний вечер, свидание у меня, давай махнемся... они иногда так делали, если не возражало начальство, но оно обычно не было против, не возразило и на этот раз.