Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

"Платёжеспособный спрос" — понятно. "Натуральное хозяйство" — понятно. Но их же совместить — невозможно!

Какая-то наша "Святая Русь"... корявая. Чего-то в этой "консерватории" неправильно.

А вокруг кипела нормальная человеческая жизнь. Шли стройки в городках и селениях, копали котлованы под фундаменты моего "дворца", водонапорной башни и храма, расширялись расчищенные территории под пашни и пастбища, пошла уборочная по весной распаханному и засеянному, закрутилась молотилки, улучшались рыбалка и усилилась заготовка "плодов дикой природы" на зиму...

"Люди, хлеб, железо" — три сосны в которых я блуждаю всю жизнь свою. Снова стало не хватать людей.

Конец восьмидесятой первой части

Часть 82. "Незваный гость, докучный собеседник..."

Глава 449

Гнедко — конь. В смысле: не тупая скотинка из рода Equus, отряда непарнокопытные, а злобное хитроумное существо с хорошо развитой интуицией.

В 1149 г. Андрей Боголюбский велел похоронить своего израненного в бою коня, "жалуя комоньство его". Как я уже говорил, князь Андрей — с конями дружен. И — большой оригинал: другие торжественные похороны коня-храбреца в христианской Руси — мне неизвестны.

"Кони — это люди. Только — другие".

Эта мысль показалась моим утомлённым мозгам неожиданно глубокой.

"Дурная голова — ногам покоя не даёт" — русская народная мудрость.

Предполагаю, смысл у народа, как у меня: не только своим не даёт, но ещё больше — чужим.

Хозяйство моё разрастается, стремление везде поспеть, посмотреть, составить собственное мнение... Не-не-не! Указывать я не буду, по всем вопросам — есть приказной голова, к нему. Но знать — хочу.

"Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".

Хочу "лучше".

В реале это означает пол-дня в седле. Пространство большое, времени нет — поэтому верхом. А при здешних рельефах... Бедный Гнедко. Я-то расту, а он-то нет. Табуретина самоходная. Ходит-то он сам. Но со мной на спине — всё тяжелее.

В тот день ему как-то особенно много досталось. С моей тушкой в седле вверх-вниз, вверх-вниз... Я в какой-то момент глубоко призадумался, а он повернул не в ту сторону. Не вверх, на "Гребешок", а по ровному, к Оке, мимо откоса этих... Дятловых гор.

Гнездовье у меня тут. Вполне по названию.

Когда я заметил, куда он направляется... подумал и вспомнил, что давненько туда не наведывался.

"Нужно уметь отдыхать. Особенно — от своих мыслей".

Пусть везёт куда хочет.

"Вези меня извозчик по гулкой мостовой

А если я усну шмонать меня не надо...".

Не извозчик, не по мостовой, шмонать меня Гнедко точно не будет. Скорее — копытами запинает. А так всё правильно.

Оказалось — конь синтуичил правильно.

Приехали на "Окский двор". За верхним концом Дятловых гор поставлен "приёмный покой" — постоялый двор для гостей с Оки. Блок-пост с функциями санпропускника и гостиницы.

Точнее: первая очередь, самое необходимое. Мостки, амбар, две избы, банька. Рядом — вторая очередь, уже начата. Посмотрел, с прорабом потолковал. Нормальный мужик, можно двигать его дальше...

— Господине! Там, кажись, биться собираются.

Коневодом у меня Алу, углядел с седла свару у пристани. Молодой, любопытный, головой целый день крутит. И откуда только силы берутся...

Работнички — развлекухе обрадовались, покидали брёвна да носилки, похватали топоры да дрыны и к реке.

Ну и я на Гнедка своего... о-хо-хо... взгромоздился. И как им не надоедает... Но не зря ж скотина божья так сюда рвалась? Съездим-поглядим.

Четверо духовных в чёрных рясах вылезли из лодки на берег и качают права.

Картина: "Грачи прилетели".

И орут — сходно. Червячка нашли?

Дворовый слуга — однорукий ветеран, который приходящих встречает, привечает и месту провожает, на земле сидит, за разбитую голову единственной рукой держится. Духовные — злые, посохи на изготовку. Напротив уже стоят четверо моих гридней. У двоих — стрелы наложены, у двоих — палаши достаны. Тут толпа валит — строители с дрекольем на веселье пожаловали.

— А ну всем стоять! А ну тихо!

Да что ж они такие... нервенные? Сейчас слезу с коня и всех... покусаю. Чтобы помнили. Что страшнее "Зверя Лютого" — в природе нет.

— Об чём крик, люди добрые?

Здоровенный монах, борода из-под глаз веником, внимательно меня оглядывает и, чуть опустив посох, спрашивает:

— Что, Иване, не признал?

Я вглядывался и, когда он, характерно-раздражённо, рывком с зажимом, чуть качнул посох, вдруг вспомнил:

— Оп-па! Чимахай! Сколько лет, сколько зим! Не ждал, не гадал! Здрав будь, друже!

* * *

Ещё одна моя давняя догонялочка. "Железный дровосек", бывший мой холоп, жертва "цаплянутой ведьмы" из Пердуновской вотчины, ушедший в Смоленске в монастырь: "хочу на бесогона выучиться". Тогда я его "облагодетельствовал" — оплатил монастырское обучение.

Тогда же, в лодке на Днепре, я проповедовал ему о четырёх слабо связанных сущностях: бог, вера, религия, церковь. Прилагательное у них одно — "христианское", а сами они — про разное. Советовал не сильно верить монахам, помнить о разнице между правдой и истиной применительно к бесовщине, искать свою дорогу.

* * *

Спрыгнул с коня, подошёл обнять старого знакомца. Однако он... уклонился.

— Ты меня этой поганской кличкой не зови. Ныне крещён я Теофилом. Что по-русски значит — возлюбленный господом.

Какой-то он... напряжённый. Запор, что ли? Или понос? Ну, это решаемо. И то, и другое.

— Да назвать-то могу хоть горшком. По какому делу тут?

— По воле пославшего мя... нас пославшего. Владыки Смоленского Мануила. Для доношения до сих мест диких — вести благой и православных окормления.

Вона чего... Далеко, видать, слава моя разошлась. Как-то я про Смоленского епископа и не вспоминал. А зря — умён Мануил Кастрат, умён. Вот же: ни Ростовский, ни Черниговский архиереи ко мне людей ещё не шлют, а Кастрат — уже сообразил.

Хотя... он про меня, про Пердуновку, про похождения в Смоленске — больше знает. Вот и послал "трудников господних" для "посмотреть". А также "приобщить", "воцерквить" и "окормить".

Надеюсь — только для этого. Потому что Свято-Георгиевский монастырь, где принял постриг Чимахай, заведение... инквизиторского толка. Готовит "бесогонов" — бойцов за веру христову. Против демонов.

Ага... А прислали — ко мне...

С тамошним игуменом я как-то в Смоленске нехорошо схлестнулся. У того инока на правой ладони — поперечный шрам. Меч ладошкой останавливал. А на тыльной стороне — пороховой ожог. Характерная россыпь синих пятнышек. В голове — умения применения гипноза. "Зайчиком" от своего перстенька пробовал меня в транс вогнать.

Сволочь. Экзорцист-профессионал.

— А чего слугу побили?

— Неразумен. Места своего не ведает. Мы подошли спросить — где искать тебя. А он, дурень калечный, указывать людям божьим вздумал, слова поносные говорить. Велено, де, никому по реке не ходить, а становиться тут. А как мы решили дальше идти — за рясы хватал, стражу звал. Пока посохом в голову не вразумили — всё лаялся.

— Вот оно как... А сведомо ли тебе, божий человек Теофил, что дурень здесь не тот, кто на песке сидит. Дурень здесь в рясе стоит. Дурни.

Я внимательно рассматривал спутников Чимахая. Двое, похоже, бойцы. И по "физике", и по душе. Нехорошо смотрят. Примеряются. Третий... скользкий, вёрткий, благостный... лицемер. Морда — как блин маслянистый.

Мгновенное удивление в глазах Чимахая исчезло. Поугрюмел, озлобился. Перехватил посох поудобнее. Привычным, отработанным движением. И — замер. Зацепил взглядом чуть выглядывающие над моими плечами рукоятки "огрызков". Потом перевёл взгляд мне в глаза.

Я начал улыбаться. Нагло. Чуть показывая зубы. Чуть шевеля пальцами опущенных, чуть растопыренных рук.

В отличие от очень многих на "Святой Руси", Чимахай меня знает. Знает — для чего ношу эти смешные железки. И как ими работаю. Знает, что ни его ряса, сан, посох, спутники — меня не остановят.

Мечники и лучше меня есть, беспредельщиков беспредельнее — нету.

Был у нас случай. Ещё на воровской заимке возле Пердуновки. Чимахай с сотоварищами шутки над Ивашкой шутить вздумали. Шутников пришлось... урезать. Шашечкой своей.

Тогда, сразу как зарезал самых... непоседливых, пришлось его воспитывать. Чтобы не зарезать за компанию. Сунуть к его носу свой клинок.

Клинок полностью, до самой рукояти, был в крови. Лишняя уже стекла, но оставшееся стало вязким, блестящим, почти чёрным. И остро пахнущим. Он смотрел на клинок, направленный ему в лицо. Потом — поверх его, в глаза мне. Сглотнул и отвернулся.

"Делай что должно, и пусть будет что будет".

Мой выбор — "что должно". Он — согласился. Хоть — убей, хоть — что. А я, аккуратненько, чтобы не порезать, вытер тогда шашку о его голую спину. И одной стороной клинка, и другой. "Кровь их — на тебе".

Чимахай меня знает. Нелюдь я. "Не от мира сего".

Мы молча стояли в шаге друг от друга, смотрели глаза в глаза.

* * *

Мои бойцы за спиной... их и этому учат. Чуть переместились, выбрали себе противников.

В работе пары "мечник-лучник" вечная проблема — дистанция. Мечник начинает — с шагов, лучник — с десятков шагов. "Пара атакующая" — мечник вблизи противника, "пара защищающая" — мечник вблизи лучника. Аналогия из других времён: то снайпер прикрывает автоматчика, то автоматчик охраняет снайпера.

Работа в малых группах — четвёртая часть обязательного воинского обучения. После общей работы в строю, поединка и "микротактики". Не надо иллюзий: ни кулак здоровый, ни "целкость" по мишени, ни "финтиклёж" в фехтовании — из мальца бойца не делают.

Счастье, что в первой жизни фехтованием не занимался. Здесь это делают сильно иначе, чем в спорте в моё время.

Прежде всего — оружие. В программе Олимпийских игр есть фехтование на рапирах, шпагах и саблях. Не у нас.

Мы с Артемием, после ряда экспериментов, визгов и обид знатоков, мастеров и славных витязей, перешли на палаши.

"Контактное клинковое рубящее и колющее оружие с длинным прямым однолезвийным клинком".

Западноевропейский палаш развился из тяжёлой кавалерийской седельной шпаги. Первые образцы так и назывались — "валлонская шпага".

А теперь оцените фокус: кроме кавалерии, мы используем палаш в пехоте. По сути: аналог абордажного палаша.

В строю пехота копьями работает. А вот в близком бою ("грудь в грудь") функционал романского меча ("рубящий удар", "укол", фехтование) при меньшем весе и лучшей защите руки — весьма полезен.

Основное отличие палаша от шпаги — более массивный и широкий клинок. От меча — сложный эфес, односторонняя заточка. От сабли — прямой клинок с отличными характеристиками колющего удара.

Ни самое распространённое на "Святой Руси" оружие — топор, ни здешние сабли, ни "каролинговские" мечи — на укол не "заточены". Колющее — только копьё. Да редкие "романы".

Сделав "укол" штатным, типовым приёмом, мы дали моим бойцам существенное преимущество, открыли дополнительные участки на теле противника для поражения, новые траектории движения клинка к цели.

Сабли на "Святой Руси" есть. И в немалом количестве. Но — фоном, локально — по степному порубежью. Чуть позже Даниил Галицкий, явившийся на помощь уграм, имел саблю, украшенную золотом, чем особенно поразил немецких послов.

Появление сабли не привело к вытеснению меча (до XVI в.). Сабля — относительно новое оружие, исключительно всадническое. Я, со своим упором на пехоту, это учитываю. Как и то, что статус меча в сознании моих парней — выше. Палаш — более похож.

До "британцев" с "итальянцами" мы не дошли. У британских палашей гарда "корзинного" типа с большим количеством переплетений. Итальянская скьявона — с обоюдоострым клинком длиной около 90 см при ширине в 4 см — использовали в паре со щитом.

Традиционно — оружие латной конницы: тяжёлый клинок нужен против защищённого противника. У нас тут ворогов в стальных доспехах нет. Поэтому — чуть короче, чуть уже. Легче, проще, дешевле, массово. Качественнее.

Ребят своих я берегу. Поэтому, хоть и не "британской корзинкой", а развитая гарда сделана. Не только дужкой над пальцами.

На моих палашах стоят "щитки". Для сабель — будет принято в ближайшее полвека, для мечей — через пару столетий.

Прямые перекрестья с ромбическим расширением на середине (тип IIА по Кирпичникову): перекрестье прочнее на излом, надёжнее соединяется с рукоятью, плотнее удерживает надетые ножны.

Боковые мысовидные выступы, выдаваясь несколько над клинком, задерживают неприятельское оружие, падающее вдоль клинка. Концы перекрестий несколько опущены и, расширяясь, переходят в дисковидные увенчания. Вражеский удар, с какого бы направления он не приходился, не может соскользнуть на рукоять.

Тут мы малость повыпендривались. Вместо обычных дисков-увенчаний, я воспроизвёл элемент с одного полуторника, новодела из 21 в. — волчья голова. С Курта копировали. Штамповка — не ковка молотом, можно сделать единообразно.

Такие клинки предназначены не для одноактной рубки, а для простейших фехтовальных манипуляций.

Второе: сама идеология фехтования.

Коллеги! Если вы выучились фехтовать в 21 в., попав в 12 — поскорее забудьте. Здесь — не так. Не на уровне мозгов — на уровне рефлексов.

Какие действия, непосредственно воздействующие на материальный мир, регулярно совершает средний горожанин в 21 веке? Из тех, что могут себе позволить занятия фехтованием?

Физкультура? Отжаться, подтянуться... — абстрактные напряжения мышц, не дающие конкретных наглядных результатов. Нет передачи усилия от мышц на предмет через нехитрый инструмент.

Конечно, случается к чему-то приложить мышечное усилие. Эпизодически.

У предков в подкорке — представление о том, что для воздействия на предмет, необходимо усилие.

Топор сам дрова не колет, если его просто поднять и опустить на полено — ничего не случится. Даже сильному, но непривычному, человеку приходится многократно тюкать, хотя умелый, но более слабый, добивается того же результата с одного-двух ударов.

Для предков это — норма. Для человека 21 в. — пока об этом думает — всё очевидно, но на уровне ощущений — не чувствует. Подсознательно "нажать на кнопку" — получить результат.

В контексте фехтования: доставить клинок к мишени — дальше он всё сделает сам.

Отнюдь.

Кто этого "отнюдя" не понял, в себя, в мышцы, в рефлексы не вбил — покойник.

Например, летел-то клинок быстро, да прилетел плоскостью, или слегка лезвие завалилось, или остановился слишком рано, дотронувшись до мишени уже на излёте, или даже прилетел, рассёк кожу — и всё, порез — и этим всё ограничилось.

Спортсмены, попробовав порубить лозу, разочаровываются в своих двигательных стереотипах — привычные движения, приносящие очки на турнирах, дают прискорбно малый результат при столкновении с реальной мишенью.

Если вы не можете нанести противнику ощутимого вреда — все ваши предварительные действия по переигрыванию противнику и доставке клинка к его телу бессмысленны. А тут всё наглядно: или разрубил — или нет.