Адашев. Северские земли

Зато верным было и обратное — если в этом мире человек переходил 'на Тёмную сторону', то слетал с тормозов полностью, и не было в мире злодейства, на которое он с лёгкостью бы не пошёл — тех же Антипу с князем взять. Наверное, опять всё дело было в искренней религиозности людей. Человек, несмотря на всё своё злодейство — внутренне оставался всё тем же религиозным человеком, он по-прежнему верил. Человек понимал, что душу свою он уже погубил, и начинал жить по принципу: 'А!!! Сгорел сарай — гори и хата!'.

Однажды Ждан даже поделился этими соображениями с отцом Алексием во время одного из уроков. Священник выслушал его очень внимательно, а потом очень серьёзно сказал:

— Все злодеи — в первую очередь дураки. Им просто не хватило ума понять одну простую вещь. В твоих рассуждениях, верно всё, кроме одной фразы — и именно эта фраза рушит всё. Фраза эта — 'Душу свою он уже погубил'. Милосердие божье бесконечно, и отыграть назад не поздно никогда. Даже самому, казалось бы, пропащему человеку.

Потом он очень внимательно посмотрел на своего ученика и добавил:

— Однажды, в очень важный для тебя день, я тебе расскажу про двух разбойников. Не сейчас — через пять лет.

'Великолепно. Фигня какая — 'через пять лет'. Чуть меньше того, сколько я прожил'. — подумал семилетний Ждан.

Но вообще уроки с батюшкой были пока лучшим, что случилось с ним в этой жизни.

Старый священник оказался и впрямь блестяще образованным человеком по мерках этого мира, и можно только гадать — за какие грехи этого 'академика' сослали в невозможную глушь. Пока Лушка маленьким трактором впрягалась в домашние дела, а маленький огородик священника расширялся за счёт окружающего пространства опережающими темпами, батюшка учил Ждана читать и писать — и этому пришлось учиться фактически заново. Потому что слова писались без пробелов, цифры писались буквами, активно использовались всякие верхние и нижние подчёркивания — и это всё без учёта грамматических форм, которые заставили бы рыдать любую учительницу русского языка.

Неразберихи добавляли изменившиеся значения слов.

Слово 'изумлённый', к примеру, обозначало сумасшедшего — однажды на уроке ему пришлось под диктовку учителя записывать фразу 'Кого плетями долго бьют, тот часто изумлён бывает'. 'Ряха' была вовсе не необъятной рожей, а аккуратным, чисто одетым человеком. К XXI веку в языке осталась только противоположная по смыслу 'неряха', а сама 'ряха' — мутировала. А вот 'прелесть', наоборот, имела однозначно отрицательное значение. Она происходило от слова 'лесть', и однозначно связывалось с дьявольскими кознями в значении 'соблазн' или 'совращение'. Вот такая вот 'Моя прелесть!'.

Кроме грамоты, отец Алексий учил отрока сразу трём языкам — церковнославянскому, греческому и даже латыни. Ждан неиллюзорно выл и брыкался, но священник фигурально бил его волшебной палочкой промеж ушей, невозмутимо раз за разом объявляя, что 'дворянину (всё-таки отец Алексий был единственным человеком, знавшим об истинном происхождении мальчика) невможно быть без знания древних языков!'.

Немного отдохнуть удавалось только на уроках арифметики, которые для Ждана были семечками, и географии. На последней, правда, батюшка иногда нёс какую-то несусветную пургу, вроде рассказов на голубом глазу про Царство пресвитера Иоанна[1], которого он называл 'царём-попом Иваном'. Но Ждан учителя не поправлял и образованность свою демонстрировать не торопился.

[1] Царство пресвитера Иоанна — лучшее фентези Средневековья. Выдуманное безвестным монахом могущественное христианское государство, описание которого стало главным бестселлером Средних веков, ходило в многочисленных списках и было переведено практически на все мировые языки, от арабского до русского. Несколько столетий это Царство искали везде — от Африки до Центральной Азии, и лишь потом с сожалением убедились, что это выдумка. Мой очерк об этом феномене так и называется — "Лучшее фентези Средневековья"

Но больше всего Ждан любил уроки истории. Лушка и Тит были идеальными родителями, но их знания о прошлом мира, в котором они жили... Их, по сути, не было вообще. И лишь сейчас, на уроках весёлого лысого священника, его туманные догадки начали обретать плоть, и мальчик наконец-то стал понимать — куда же он угодил.

Первое — и главное! — отличие от привычной нам истории он уже и сам давным-давно заметил. Наверняка его заметили и внимательные читатели этой книги.

В этом мире не было огнестрельного оружия.

Очень похоже, что здесь просто не изобрели пороха. Ну не родился здесь безвестный гений, додумавшийся смешать уголь с серой и селитрой. Или родился, но помер в младенчестве от крупа, то есть дифтерии — более чем обычная судьба в те времена. А второго такого гения так и не родилось.

Тоже — вполне житейская история. Ничего удивительного — и в нашем мире такое случалось. Например, за много столетий на огромных пространствах обоих Америк так и не родилось второго гения, который изобрёл бы колесо. И ничего — приспособились как-то жить без колёс, даже несколько 'бесколёсных' цивилизаций создали.

Здесь не изобрели пороха. Но при этом история не поменялась радикально — до определённого периода здесь даже присутствовали исторические персонажи, знакомые Ждану по прошлой жизни. Понятно, что Александр Македонский, Карл Великий или Владимир Красно Солнышко жили задолго до изобретения пороха и поэтому вполне себе наличествовали и в здешней истории.

Но, разумеется, история здесь изменилась и изменилась глобально.

Как известно, именно порох, по большому счёту, уничтожил в Европе и на Руси феодальную раздробленность и породил империи. Именно пушки стали 'универсальным отмычкой', высокоэффективным тараном, вскрывавшим замки мятежных баронов как консервные банки. Вместо небольших ажурных, устремлённых ввысь замков, чьи высокие стены не позволяли использовать штурмовые лестницы, теперь надо было строить приземистые мощные крепости из дикого камня с толстыми стенами и внутренним пространством, засыпанным землёй.

Началась гонка вооружений 'пушки vs стен' и вскоре строительство мощных фортификационных сооружений какому-нибудь плевавшему на всех соседей барону стало элементарно не по карману. Выражаясь сегодняшним языком, развитие технологий вымыло с рынка мелких игроков, а уцелевших вынудило начать проводить политику слияний и поглощений.

Но поскольку пушек не было, то и имперский абсолютизм на горизонте не замаячил. Нет, конечно, процесс централизации всё равно пошёл — и кроме пороха, хватало факторов, усиливавших роль государства, но процесс шёл гораздо медленнее. В итоге, если в нашей истории к XVII веку всё удельные княжества на Руси давным-давно приказали долго жить (последнее уничтожил Иван Грозный), то здесь они если и не процветали, то весьма неплохо себя чувствовали.

Гораздо занятнее было другое. Очень похоже, что отсутствие пороха здесь компенсировалось наличием магии. Маленькой, дохлой, весьма условной, без архимагов и сотрясаний Вселенной, но всё-таки — магией. В конце концов — чем были здешние Дары, которыми наделялись местные дворяне (а также их незаконные отпрыски), как не магией?

Ждан всерьёз подозревал, что здесь развитие цивилизации просто пошло по другому пути. Вместо того, чтобы свернуть на технологический путь (к чему нашу цивилизацию подтолкнул порох) здесь пошли по пути развития непознанных нами способностей человеческого организма. В конце концов, и в нашей истории практически во всех текстах, созданных в допромышленный период, упоминается что-нибудь, что в сегодня называют 'сверхъестественным' — начиная от чудес, творимых святыми угодниками, заканчивая проверенными рецептами приворота и прочей бытовой магией. И лишь только абсолютная победа рационализма во всём мире сначала вытеснила всю эту отрасль знаний в маргинальность, а потом и вовсе уничтожила.

Но это были только предположения — о Дарах и всём, что с ними связано, Ждан практически ничего не знал, кроме того, что они есть. А отец Алексий на эту тему говорить категорически отказывался — здесь, как и в случае с оружием, стоял категорический запрет 'до 12 лет ни-ни!!!'. Единственное, о чём не сколько выпытал, столько догадался Ждан — именно в 12 лет у него должен был открыться Дар.

Впрочем, не все расхождения в истории двух миров носили столь глобальный характер. Хватало и расхождений, возникших из-за обычных случайностей. Об одном таком казусе необходимо рассказать подробнее, поскольку последствия этой случайности оказались глобальными...

Глава 24. 'А все могло бы быть по-другому, вся жизнь могла пойти по-другому...'

Мир, в котором оказался Ждан, отличался не только отсутствием огнестрельного оружия. Здесь, как уже многие поняли, было две России — Царство Московское и Царство Литовское. Оба государства были примерно равны по силам, территории и населению. Обе страны, сами понимаете, страстно мечтали стать единственным русским государством. И Ждан, дотошно расспрашивая учителя, даже докопался до исторической развилки и узнал — как же так случилось, что Россия раздвоилась.

Как уже говорилось, до недавнего времени история обеих миров совпадала вплоть до персоналий. В частности, здесь тоже был правитель Великого княжества Литовского Витовт, которого русские летописи уважительно именовали 'Витовт Кейстутьевич'.

На закате своей жизни этот великий государственный деятель, сделавший из маленькой Литвы одну из крупнейших стран Европы, желал только одного — разорвать унию с Польшей. Поляки, как известно, женили на своей королеве литовского князя Ягайлу, двоюродного брата Витовта, который стал польским королём Владиславом Вторым и основателем династии Ягеллонов.

Витовту же, унаследовавшему после женитьбы брата Великое княжество Литовское, в большинстве своём населённое русскими людьми, это объединение было как кость в горле. Дожив до мафусаиловых лет, всё, что хотел этот старец — отделиться от поляков и сделать Литву самостоятельным государством. Для этого он и 'взял в разработку' императора Священной Римской империи Сигизмунда.

Империя переживала не лучшие времена, и император едва-едва успевал отбиваться от врагов как внешних — турок, так и внутренних — восставших в Чехии гуситов. Когда император попытался заручиться поддержкой поляков и обратился к Ягайло, тот в помощи отказал, заявив, что без Витовта он подобные дела решать не может. Сигизмунд сделал надлежащие выводы: 'Вижу, что король Владислав — человек простоватый и во всём подчиняется влиянию Витовта, так мне нужно привязать к себе прежде всего литовского князя, чтоб посредством его овладеть и Ягайлом'.

Началась активная переписка между Сигизмундом и Витовтом, в результате которой литовскому властителю удалось зазвать императора в гости. Это был, пожалуй, час его высшего торжества: 1429 год, в тогда литовский, а ныне западно-украинский Луцк едут властители трёх великих держав — Сигизмунд, Ягайло и Витовт.

Там-то, в Луцке, Сигизмунд и сделал Витовту предложение, которого тот так ждал — предложил признать Витовта независимым королём Литвы и Руси, и лично отправить ему корону для венчания на царство. Более того — Сигизмунд вместе с Витовтом надавили на Ягайлу, и тот дал на это своё согласие. Это означало полную и окончательную победу литовского властителя. Уже неважно, что у него нет сыновей — престол можно оставить племяннику, брату — кому угодно. Литва независима, корону Священной Римской империи оспорить не посмеет никто.

Когда о заключении соглашения прознали поляки, сказать, что они были в бешенстве — это не сказать ничего. Они рвали и метали — Литва уплывала.

В общем, польская делегация покинула луцкий съезд, шибанув на прощание дверью — прелаты и паны собрались и уехали в тот же день, а Ягайло, которого сразу же заставили отречься от своего согласия, убежал за ними в ночь.

Началась 'борьба за корону'. Сперва решили попробовать уговорить Витовта. Посланный ходоком главный обличитель сепаратистов, епископ краковский Збигнев Олесницкий, попытался сыграть на гордости литовца: 'Знай, — нашёптывал он, — что корона королевская скорее уменьшит твоё величие, чем возвысит: между князьями ты первый, а между королями будешь последний. Что за честь в преклонных летах окружить голову небольшим количеством золота и дорогих камней, а целые народы окружить ужасами кровопролитных войн?'.

Но тёртый дипломат Витовт на такие детские подначки не вёлся, и отговаривался тем, что короны он никогда не просил, хотя император давно ему её предлагал, а когда и брат Ягайло присоединился к уговорам, он, уступая мольбам брата, согласился в присутствии всех, а изменить своему слову никак не может, ибо противно то рыцарской чести.

Потерпевший фиаско епископ отъехал обратно в земли Короны, но вскоре вернулся с новым, неслыханным предложением — чёрт с тобой, забирай польскую корону, будешь королём Польши и Литвы.

Но Витовта заботило другое. Похоже, и впрямь ему уже нужна была даже не власть, а лишь залог независимости Литвы. Он отказался и от этого более чем щедрого дара, заявив, что считает гнусным делом отбирать корону у брата, и добавил, что сам больше и пальцем не шевельнёт, чтобы получить корону, но если её пришлют, то принять не откажется — нельзя оскорблять императора.

Поляки, естественно, общением с Витовтом не ограничились. Была заслана делегация к Папе Римскому, которому популярно объяснили, чем грозит отторжение Литвы, подавляющее большинство населения которой составляют православные и язычники, от католического мира. Реакция была незамедлительной — императору был послан запрет посылать корону в Литву, а Витовту — запрет принимать её.

Витовт же немедленно заявил, что поляки опорочили его перед папой, наврав тому с три короба, поэтому это письмо не считается. Сигизмунд с удовольствием присоединился к мнению подельника.

Меж тем приближался назначенный день коронации — праздник Успения богородицы, но так как посланцы Сигизмунда к этому дню не успевали, то торжество было перенесено на Рождество богородицы, и приглашены практически все окрестные властители. Главный переговорщик епископ Олесницкий сновал туда-сюда челноком, но спевшаяся парочка Витовт-Сигизмунд держалась твёрдо.

Казалось — дело сделано. Ещё несколько дней, и цель жизни Витовта будет достигнута. Старик даже привёл своих бояр к присяге, обязав их, в числе прочего, служить ему даже против короля и королевства Польского.

Начали съезжаться приглашённые на коронацию гости. Здесь был весь тогдашний бомонд. С востока прибыли главы Тверского и Рязанского княжеств. Конечно же, приехал с маменькой и внучек Васенька, великий князь Московский. Были знатнейшие роды Литвы — Одоевские, Мазовские.. Да кого там только не было — Великий Магистр Прусский, ландмаршал Ливонский, послы императора Византии, хан Перекопской Орды, изгнанный Господарь Валахии Илия, митрополит Киевский и всея Руси Фотий, и прочая-прочая... Гуляли по-царски.

Вот только поляки на этот пир духа не приехали. Они встали накрепко — никогда и не при каких обстоятельствах Витовт не должен получить корону. Борцы 'с сепарами' решились на крайний шаг — вдоль всей границы были отправлены многочисленные сторожевые отряды, чтобы не пропустить Сигизмундовых послов в Литву.