Черные гремлины

— Ла-ла-ла-ла-ла, — пели они, не раскрывая пасти.

По мере пения розовых гремлинов вокруг площади возник мерцающий купол, который с каждым вздохом становился более плотным и видимым.

Один из осколков рухнул где-то далеко за горизонтом и исчез в яркой вспышке. Спустя мгновенье до нас докатилась дрожь Белого моря и сверху, вслед за первым, посыпались еще осколки.

Они падали невообразимо далеко, и у меня даже появилась надежда, что наш остров эта буря не затронет, но в тот же миг сияющая глыба обрушилась на квартал зеленых гремлинов в трех сотнях прыжках от нас.

Грохнул взрыв, и земля под лапами заходила ходуном. Я еле удержал равновесие, но многие упали на четвереньки. Над местом падения поднялось зарево пожара и повалил плотный черный дым. Розовые продолжали петь и вести хоровод, поддерживая друг друга за лапы.

Следующий осколок врезался в мерцающий купол.

Кусок солнца разлетелся в раскаленную пыль и окутал купол пылающим покрывалом. В тот же миг половина розовых гремлинов обмякла, но песня, едва не сорвавшись на вой, не прервалась — оставшиеся в сознании мастера воли продолжили волочить ослабших собратьев.

Я чувствовал себя беспомощным и незначительным — просто жался к кому-то рядом и наблюдал за розовыми гремлинами, которым становилось все хуже и хуже. У некоторых шла кровь из носа, из ушей и даже из пасти. Самых слабых мастера воли отпускали и смыкали хоровод, оставляя безжизненные тела собратьев на земле.

Сверху падали еще осколки, гремело в ушах и бешено колотилось сердце — все больше мертвых розовых на земле, все прозрачнее купол над головой, все отчаяннее взгляды гремлинов рядом со мной. Мне показалось, что я заметил несколько знакомых морд среди толпы. Неужели и они все погибнут этой ночью? Скольких еще друзей я похороню?

Хоровод распался и купол исчез. Если сейчас на нас обрушится глыба — мы все погибнем.

Но и шторм прекратился. Лишь несколько далеких вспышек известили о том, что в невообразимой дали упали последние осколки. Небо приобрело болезненный кроваво-красный оттенок.

Я сидел на земле и смотрел туда, где раньше возвышалась башня Ниро. От нее остались лишь дымящиеся руины, и нигде не было видно слепой розовой гремлинши с большой головой. Мог ли я назвать ее другом — ту, с кем даже никогда не разговаривал?

— Говорит адмирал черных гремлинов, — разнесся над площадью усиленный волей голос. Некоторые гремлины рассеянно переглянулись, но многие продолжили сидеть и опустошенно смотреть в пустоту. Адмирал Чаро стоял на обломках одной из нор, возвышаясь над остальными. Его некогда безупречный мундир покрывали пятна копоти и осевшая после взрывов пыль. Рядом покачивался мастер воли — я узнал в нем Скайу, который когда-то научил меня не говорить другим свое настоящее имя.

Адмирал продолжал:

— Мы больше не можем оставаться у Мегастены. Мир жесток, и ему приходит конец. Если останемся — умрем, от голода или от стихии. Раг-Баг, ты здесь? Как скоро вы откроете дверь в Мегастену?

Я посмотрел на толпу и сразу увидел Раг-Бага — он возвышался над остальными, как скала среди камней.

— Боюсь, мы не сможем, — отрешенно ответил коричневый гигант. — Даже если будем ее пилить сотни циклов.

— Ясно, — нахмурился Чаро. — Значит, завтра мы начнем подъем по Мегастене.

Толпа возмущенно загудела. Кто-то из зеленых начали выкрикивать обвинения и угрозы. Черные гремлины на площади напряглись и снова построились боевым порядком.

— Кто не хочет идти с нами, останется здесь, — отрезал адмирал Чаро, и на площади вновь воцарилась тишина: — Для подъема нам нужны механизмы и приспособления. Ты справишься, Раг-Баг?

— Смотря с чем.

— Тогда останься, мы собираем совет.

— Угу, — кивнул Раг-Баг и направился к адмиралу. За ним последовали остальные коричневые.

Толпа начала расходиться. Гремлины вновь поделились по цветам и поплелись в свои кварталы. Только некоторых из этих кварталов больше не существовало, вместо них дымились обломки и развалины. В местах падения осколков скайдл Борд был испещрен огромными трещинами, а некоторые его части откололись и утонули в Белом море.

За несколько сотен вздохов остров-крепость превратился в опаленное поле боя. Если бы солнечные глыбы падали чуть дольше, от скайдла Борд не осталось бы ничего — он раскололся бы и сгинул в заледеневшем Белом море. То тут, то там раздавался чей-то жалобный вой — гремлины находили мертвых друзей. Атмосфера осторожной враждебности на острове сменилась траурным отчаянием.

— Призрак, это ты? — спросил кто-то знакомым голосом.

Я обернулся и увидел Мышонка. Правая его половина была серой, а левая — рыжей, к этому невозможно было привыкнуть. Рядом стоял Бурошкур и недоверчиво на меня косился.

— На самом деле меня зовут Лак-Лик, — ответил я.

— Я тя помню, — заявил Бурошкур. — Ты пер остатки "Горелой", покуда мы с братишкой загибались от соплей. Стало быть, за мной должок.

— Угу, — рассеянно согласился я.

— Тогда мы побродим с тобой, — заявил серый пират. — Все равно для нас здесь нет норы.

— А как же другие пираты?

— Пиратов больше нет, — сплюнул Бурошкур. — Сложно грабить утопшие острова, на которых одни трупы. А другие серые нам не кореша.

— Что ты собираешься делать теперь, Лак-Лик? — спросил Мышонок.

— Не знаю, — я действительно не знал.

Неподалеку от нас совещались главные гремлины острова. Боевички расставили охрану по периметру, чтобы никто не помешал совету обсуждать самые важные вопросы. Раг-Баг был среди этих главных гремлинов, и мне было очень интересно послушать, о чем они говорили.

— Подождите здесь, — я отряхнулся и исчез. Бурошкур разинул пасть от удивления, а Мышонок хихикнул и толкнул его в мохнатый бок.

Миновав стражу, я остановился у камня совета. Вокруг него сидели семь гремлинов, возглавлял которых суровый адмирал Чаро, и ожесточенно спорили.

Помимо адмирала и Раг-Бага совет держали еще пять гремлинов, двое из которых были черными. Я узнал сердитого коротышку Скобу и сонного врачевателя Вонга, который когда-то пытался научить меня исцелять переломы костей.

К моему большому удивлению, Ког тоже был в совете, и его фуражку украшал серебряный череп. Неужели он стал самым настоящим капитаном? Это так круто. Он по-прежнему носил кожаные перчатки на передних лапах.

Двух остальных гремлинов я не знал. Первый был бойким стариканом с темно-зеленой шерстью, разукрашенной узорами и утыканной десятками узелочков. Он был костлявым и крючковатым, из его ноздри торчала козявка, а из ушей проглядывали клочья пыли.

Вторым была фиолетовая гремлинша с пышной гривой и кисточкой на хвосте. Ее шерсть выглядела такой мягкой и пушистой, что даже казалась съедобной. Мне захотелось ее потрогать, но я удержался — мою маскировку могли раскрыть и тогда Скоба меня заколет.

— Штахшнешиешнестахахшне! — важно заявил старикан.

— Стоящий-у-порога Изумшера напоминает, что никто не признавал за вами, адмирал Чаро, права командовать, — промурлыкала фиолетовая гремлинша. — И я разделяю его взгляды.

Старикан еще что-то прошипел. По-моему, он просто повторил то же самое, но я старательно запомнил интонацию, с которой это произнес, паузы между словами, ударения и звуки. Когда-нибудь это может мне пригодиться.

— Стоящий-у-порога Изумшера требует объяснений, адмирал, — пояснила она. — Как и я.

А потом на свободном месте рядом с адмиралом Чаро возникла Ниро. Просто так — из воздуха появилась. Ниро жива!

"Так ведь метеориты же, — объяснила она. Она не раскрывала пасти, ее мысли просто возникали в голове: — Чтобы вас спасти, погибли тридцать восемь мастеров воли, а шестнадцать сошли с ума. И я, кстати, тоже сошла с ума".

С этими словами Ниро исчезла.

— Это была владыка воли Ниро, — невозмутимо пояснил Чаро. — Необычные способности делают ее безумной, но ей движут только доброжелательные намерения. Я беру на себя всю ответственность за любые ее действия, какими бы странными они не казались.

Адмирал говорил спокойно и уверенно, словно объяснял маленькому гремлину, почему купаться в Белом море опасно, хотя на самом деле стоящий-у-порога выглядел гораздо старше его. Чаро продолжал, и в его голосе прорезались угрожающие нотки:

— Я взял на себя командование гремлинами с единственной целью — чтобы помочь нам всем выжить. Я уверен, что справлюсь с этим лучше тебя, стоящий-у-порога, и не намерен вносить изменения в текущую иерархию власти. Любое неподчинение и критика приказов вышестоящего по званию будет наказываться, вплоть до казни. Вы можете участвовать в обсуждениях совета, но решения принимаю я. Есть еще вопросы?

Фиолетовая гремлинша что-то промурлыкала на ухо темно-зеленому старику, и он нахмурился. Потом он сплюнул на землю и ушел, расталкивая черных, а гремлинша последовала за ним.

— Разрешите задержать и расстрелять из рогаток, — предложил Скоба.

— Не разрешаю. Зеленые могут остаться и ждать чуда, я не намерен силком тащить их за собой. Перейдем к делу. Вонг, доложи о потерях.

— Две сотни разношерстных и тридцать восемь мастеров воли.

— Что с припасами?

— Припасов хватит еще на семь ночей по старому времяисчислению.

— А если мы заберем зефир зеленых?

— На четырнадцать, — Вонг сложил ладошки.

— Раг-Баг, сколько твоему племени надо времени, чтобы изготовить лазательные побрякушки для восьми тысяч гремлинов?

Раг-Баг задумался. Он выглядел хмурым и становился еще мрачнее с каждым вздохом. На нижних этажах Железного острова я испытал похожее чувство. Не нужно было уметь считать, чтобы понять — восемь тысяч побрякушек не изготовить даже за цикл.

— Два цикла, — ответил Раг-Баг.

— Плохо. Еще варианты?

— Можем снарядить разведчиков, часть из них — на сани и на поиски пригодных островов, а часть — вверх по Мегастене, — проскрипел Скоба.

— Можно попробовать починить железную самку, которую нашли у последних прибывших, — предложил Ког. Неужели он говорил о Ежи? — Мне кажется, она сможет нам помочь.

— Я уже ковырялся в ней, — вмешался Раг-Баг. — Безнадега. Это забытая механика, никто не знает, как чинить такие штуковины.

— Есть один гремлин, который знает, — возразил Ког.

— И кто же это?

— Оникс.

— Огненный гремлин? С чего ты взял, что он разбирается в забытой механике? — удивился Раг-Баг.

— Просто знаю и все, — насупился Ког.

— Исключено, — поднял лапу адмирал. — Нам так и не удалось подчинить Оникса. Если выпустим его из клетки, опять будут жертвы. Еще варианты?

— Когда мы приплыли к Мегастене, — начал Раг-Баг. — мы нашли в ней множество трещин, уходящих далеко вглубь. Они были достаточно крупными для гремлина, но не для корабля. Возможно, эти трещины ведут на другую сторону Мегастены.

— Где эти трещины? — оживился Чаро.

— Под водой.

Повисло молчание.

— Ваш корабль точно не пройдет? — прервал тишину адмирал.

— Мы уже пробовали. Не.

— Что ж, тогда и этот вариант для нас закрыт, — резюмировал черный гремлин.

Я слушал и запоминал. Каждая мысль, каждое ненароком оброненное слово могло пригодиться. Я вслушивался в медлительную речь огромного Раг-Бага, в скрипучие замечания Скобы и в рассудительные комментарии Вонга. Изредка Чаро холодно напоминал о том, что скоро голод, что грозит смерть и нужно эту проблему решать. Только Ког молчал и поглядывал на лапы в перчатках. Но он и так уже сказал слишком много полезного. Когда он только успел дослужиться до такого высокого положения? Ког хороший боевичок.

Я слушал и понимал, что мы обречены. Только чудо сможет нас спасти, если вдруг двери Мегастены откроются, а там окажется целый остров зефира, или если вместо пепла с небес начнет падать зефирная пыль. Все мы лишь песчинки на берегу мира, а мир жесток. Достаточно было двум лишним осколкам врезаться в скайдл Борд, чтобы гремлины перестали существовать. Нам повезло.

Адмирал Чаро выглядел уверенным — какими усилиями давалась ему эта уверенность? Даже Скоба иногда нервно поправлял китель и скреб плечи пожелтевшими когтями. Раг-Баг откровенно нервничал, у Вонга дрожали губы, а Ког ушел в себя.

Мог ли я им помочь?

Я покинул совет. Мышонок с Бурошкуром играли в лапки, причем иногда Бурошкур поддавался маленькому брату и делал это так умело, что тот ничего не подозревал и ликовал после каждой победы. Я появился прямо перед ними, и Бурошкур вздрогнул от неожиданности.

— Ну ты дичь, — поскреб он нос.

— Ты придумал, что делать дальше? — спросил Мышонок.

— Да. Мы спасем всех гремлинов, — объяснил я и, заметив, как нахмурился Бурошкур, добавил: — Если вы не против, конечно.

— Здорово! — обрадовался Мышонок. — Но как мы это сделаем?

— Не знаю. Но мы можем починить Ежи, а она наверняка знает.

— Ежи — это гремлинша из железа?

— Да. Слушайте план. Я очень долго над ним думал, вот столько, — я показал пальцы на всех лапах. На самом деле я думал над ним гораздо меньше, к тому же прежде мне не доводилось составлять планы, поэтому я не был уверен в его эффективности. Но времени на обдумывания не было.

По мере того, как я рассказывал подробности, Бурошкур все больше хмурился, а Мышонок все больше радовался. Когда я рассказал особенно рискованную часть плана, брови Бурошкура стали похожи на галочку и я не выдержал и хихикнул.

— Че ржешь? Ты нас подыхать посылаешь! Я сказал, что за мной должок, а не гроб с моей тушей!

Он был прав. Его брови галочкой больше не казались смешными. Только если чуть-чуть.

— Да, — согласился я. — Прости.

— Брат, — Мышонок дернул Бурошкура за лапу. — У нас получится.

— А ежели нет? — всхрапнул большой пират.

— Тогда нас расстреляют из рогаток и заколют двузубцами, — насупился Мышонок. — Но я все равно помогу Лак-Лику, а ты делай, как хочешь.

Бурошкур поскрипел клыками, повертел хвостом, а потом грохнул кулаками о землю. Так сильно, что на ней даже осталась трещина. Я вздрогнул и отскочил, а черные гремлины неподалеку начали на нас коситься. Только Мышонок продолжал спокойно наблюдать за братом.

— Я с тобой, — смирился Бурошкур.

— Здорово, — я был действительно рад, что такой большой и сильный гремлин на моей стороне. У нас все получится.

Мы пожали лапы и разошлись. С этого момента вступал в силу мой план.

Я направился в сторону лагеря черных гремлинов, с каждым шагом теряя краски и очертания. Незаметный и тихий, я обошел дозорных и проникнул ко входу в боевые норы. Оказавшись внутри, я принюхался, пытаясь уловить знакомый запах — тщетно.

Черные должны были держать его где-то здесь, в переплетениях коридоров скайдла Борд. Вряд ли они оставили бы такого опасного гремлина снаружи, у всех на виду. Я начал спускаться, петляя по норам и время от времени останавливаясь, чтобы принюхаться, надеясь, что в этот раз я почувствую нужный запах, но в коридорах базы черных пахло только потом и раскаленным обсидианом.

Сейчас база пустовала, лишь иногда я встречал патрули гремлинов, которые настороженно морщили носы, когда проходили мимо. Неужели от меня так пахло? Некоторые боевички сторожили склады и входы в особенно важные норы, например, в кузницу, где из раскаленного обсидиана отливали двузубцы и значки черепов.