Черные гремлины

Я спускался все ниже, и меня начало преследовать навязчивое чувство тревоги, словно я вновь оказался в недрах Железного острова, среди безжизненных приборов и колб. Как мог, я гнал тревогу прочь — моя задача была важней. Страх липкими щупальцами окутывал внутренности, а я старался его игнорировать. Нельзя сдаваться только потому, что кое-кто такой пугливый.

На пятом подземном этаже вдоль правой стены шли норы-клетки с крепкими стальными прутьями. Все клетки пустовали, кроме одной, в которой, свернувшись клубочком у стены, дремал слабый и истощенный гремлин. К моему удивлению, в этом гремлине по ободранному уху и хитрой, хоть и несчастной морде я узнал пять-раз-Швепса. Его серая шерсть слиплась, на лапах и спине виднелись синяки, а сам он напоминал мокрую тряпку.

— Швепс-швепс, — позвал я, — швепс-швепс-швепс.

— А? — дернулся тряпка-Швепс на полу. — Не бейте меня.

— Швепс, ты случайно не знаешь, где держат Оникса?

— Я больше не буду хулиганить, — заскулил побитый-Швепс.

— Ты молодец, но скажи пожалуйста, где держат Оникса.

— Первого пирата? — округлил он глаза. — Они держат его в самом низу. Даже ниже самого низа!

— Ничего себе, — удивился я. — Спасибо.

— Стой, я тебя припоминаю, — зашепелявил Швепс, но я уже ушел.

Теперь я знал, что Оникс где-то на нижних этажах, а возможно даже ниже, хотя не совсем понятно, как это. Путь дальше преграждала вереница из люков, и каждый пришлось откручивать и поднимать, чтобы спуститься. Преодолев пять таких люков, я оказался на шестом этаже боевых нор и, как оказалось, на последнем.

Больше этажей не было, и вовсе не потому, что их не успели прокопать, а потому, что ниже было Белое море. Местами пол был укреплен обсидианом, и за мутной поверхностью вулканического стекла медленно шевелились потоки белесой кислоты. Похоже, Белое море замерзло только на поверхности.

Шестой этаж казался заброшенным: повсюду валялись поломанные побрякушки и мусор, а редкие полки были покрыты толстым слоем пыли. Этот бардак совсем не подходил черным гремлинам, любящим чистоту и порядок. У каждого из верхних этажей имелось ясное предназначение: госпиталь, кузницы, тренировочные коридоры и тому подобное, но зачем были нужны грязные коридоры, так близко граничащие с Белым морем?

Я принюхался и учуял едва заметный запах гари и газа — запах Оникса. Стараясь не упустить его, я побрел по шестому этажу, жадно втягивая воздух ноздрями и прислушиваясь к каждому шороху.

Наконец, я набрел на нору, откуда шел запах, и в этой норе чем-то хрустели. Приблизившись, я аккуратно заглянул внутрь и чуть ни получил побрякушкой по голове. Механическая игрушка пролетела в когте от моего уха и врезалась в стенку, разлетевшись на мелкие детали. Спустя миг тишины хруст возобновился.

Отдышавшись, я снова заглянул внутрь.

Эта комната была прозрачной. Ее стены и пол целиком состояли из чистого обсидиана, а за ними простирались мутные толщи Белого моря. Казалось, что кислота сейчас сломает, прожжет хрупкое препятствие и ворвется внутрь, затопив весь этаж вместе со мной, но обсидиан крепко сдерживал напор воды.

Посередине комнаты сидела Ниро и сосредоточенно ломала побрякушки, поочередно откусывая или отрывая от них кусочки. Рядом с ней уже высилась целая куча разбитых игрушек и одежек, которая только продолжала расти по мере того, как она разбрасывалась испорченными вещами.

Я узнал эти побрякушки, ведь они так долго окружали меня. Это были сокровища Оникса. Но где же сам чешуйчатый пират?

От Ниро исходили волны паники и безумия, ее слепые глаза бездумно смотрели в стену, а ее движения казались неестественными и припадочными. Иногда она хваталась за голову и тихо стонала, покачиваясь взад-вперед. Набравшись смелости, я шагнул внутрь, стараясь аккуратно ступать по прозрачному полу. Казалось, что в любой момент пол под лапами может треснуть и дать течь. Преодолев страх, я посмотрел вниз.

Под полом рядом с Ниро находилась хрупкая капсула, со всех сторон окруженная водой и соединенная с комнатой лишь тонким горлышком обсидиана, через которое поступал воздух. И в этой капсуле неподвижно лежал Оникс, глядя в пустоту перед собой.

Из этой тюрьмы невозможно было сбежать — любые попытки пробиться наружу повредили бы стенки, и Белое море затопило бы капсулу прежде, чем Оникс смог что-нибудь сделать. Ни огромная сила, ни умение дышать огнем не могли ему помочь. Оникс заслужил свое наказание — по его вине и из-за его жестокости погибло много гремлинов, но мне все равно было его жалко. Я знал, каково это — жить взаперти долгое время.

И сейчас я должен был освободить его, ведь только Оникс мог починить Ежи.

Неожиданно Ниро упала на четвереньки и тяжело задышала. Из ее широко раскрытых слепых глаз закапали слезы. От нее понесло жуткой вонью — словно она не умывалась целый цикл. Миг спустя Ниро начала задыхаться и скрести лапами горло. Я остолбенел, не зная, что делать. Розовая гремлинша захрипела, бессильно пытаясь втянуть воздух.

Я подбежал к Ниро и попытался ей помочь. Я дотронулся до нее — и...

... и попал в ад. В этом месте были лишь страх и боль, мое тело забилось в судорогах, а мышцы свело жуткими спазмами. Куда ни глянь, везде были или ослепляющий, выжигающий зрачки свет, либо бездонная, гасящая сознание тьма, обволакивающая невообразимым ужасом. Воздух превратился в ядовитый газ, и каждый вздох наполнял легкие пахучей и мерзостной отравой. Я начал задыхаться. Сжавшись в комочек, я и изо всех сил захотел, чтобы это место исчезло навсегда. Пускай оно пропадет, станет незаметным, невидимым, неслышимым, пусть оно уйдет.

Все исчезло. Я валялся на холодном полу и тяжело дышал. Кто-то начал ощупывать лапами мою морду.

— Неплохо мы чуть вдвоем не рехнулись, да? — весело заметила Ниро, продолжая трогать меня за морду: — Неплохо же. Слушай, я тебя уже не видела. Прошлый раз я тебя не видела, когда ты пришел со Скобой, а теперь я снова тебя не вижу.

— Угу, — я поднялся и отодвинулся от Ниро. Она выглядела совершенно здоровой и даже веселой, а пахло от нее свежим зефиром. Слепая гремлинша смотрела немного мимо меня.

— Ты очень интересный, — изрекла Ниро спустя секунду раздумий. — Понятия не имею, о чем ты думаешь, поэтому рассказывай.

— Я пришел освободить Оникса, — честно признался я.

— Какого Оникса? — нахмурилась владыка воли. Потом она указал когтем вниз и уточнила: — Вот этого, что ли?

— Угу, — согласился я и отодвинулся еще немножко на всякий случай.

— Но он же нас спалит и убьет, если я его освобожу, — задумалась Ниро.

— Вовсе нет, — постарался переубедить я, хотя сам не был в этом уверен: — Я долго жил у него в плену и он ни разу меня не убивал.

— Думаешь? — усомнилась розовая гремлинша.

— Конечно.

— Чаро расстроится, когда узнает, — вздохнула Ниро. — Но, полагаю, я у тебя в долгу.

Ниро что-то сделала с комнатой, ее очертания поплыли, искривились, и вздох спустя Оникс грохнулся на пол рядом со мной. Я пискнул и отскочил, моя шерсть поднялась дыбом. Оникс так и остался лежать, распластавшись и глядя перед собой.

— Умер, — склонила голову Ниро.

— Как же так... — начал я, но меня перебило злобное шипение:

— Три цикла я с-с-сидел в этой клетке, — первый пират попытался подняться, но лишь неловко посучил лапами: — и представлял, как буду вас-с-с убивать, когда выберус-с-сь.

Ниро нахмурилась и соединила лапы в агрессивном жесте.

— Но мы и так все скоро умрем от голода, — грустно сказал я. Меня расстроила жестокость Оникса: — Тебе даже не надо ничего делать.

Чешуйчатый гремлин внимательно на меня посмотрел. Он так долго меня разглядывал, что стало неловко. В конце концов Оникс облизал глаза и серьезно сказал:

— Я забыл свое имя и твое тоже.

— Тебя зовут Оникс, а меня — Лак-Лик.

— Ты не голоден, Лак-Лик? Я три цикла тебя не кормил.

— Все это время меня кормила Ежи, но она поломалась.

— Какого она цвета? — спросил чешуйчатый гремлин.

— Металлического. Ты починишь ее?

— Не помню, как чинить, — нахмурился Оникс.

— Вот как... — расстроился я. Мои уши непроизвольно опустились.

— Вспомню, — пообещал чешуйчатый гремлин.

— Здорово, — это вселило в меня надежду. — Тогда пошли. Ниро, ты же нас проведешь?

— С радостью, только посплю, — сообщила Ниро и заснула. Потом она проснулась и добавила: — Три дня буду спать.

На этот раз владыка воли уснула крепко.

— Пойдем, мы договорились с ребятами встретиться как можно раньше, — поторопил я Оникса.

Чешуйчатый гремлин беспомощно засучил лапами, но так и не смог подняться.

— С-с-слишком холодно, тело не с-с-слушается.

Я взял его за лапу и помог подняться. Оникс оказался легким, словно состоял из одной чешуи, в его лапах не ощущалось прежней силы, в пожелтевших клыках чернели выгнившие дырки, а покрасневшие глаза все время слезились. Едва переставляя лапы, он почти волочился по земле, целиком опираясь на меня. Оникс очень ослаб за время, что провел в плену, иногда он дрожал и беззлобно шипел, глядя в сторону.

Мы вернулись к люкам и кое-как поползли по лестнице наверх. Один раз Оникс чуть не сорвался, и тогда я у него спросил:

— А когда тебя последний раз кормили?

— Никогда, — ответил он.

Мы преодолели пять люков и оказались на этаже с тюрьмами. Еще немного — и свобода. У меня в животе забурчало — я тоже проголодался. Надо найти зефир, накормить Оникса и поесть самому.

— Тс-с-с! Ничего себе, ты освободил первого пирата, — шикнул кто-то из клетки. Это был пять-раз-Швепс: — Выпустите меня!

— У нас нет времени тебя выпускать, — сказал я и собрался идти дальше.

— Эй!.. Если вы меня не выпустите, я позову боевичков и они вас схватят, — начал угрожать коварный Швепс. — А потом знаете что с вами сделают? Побьют, заколят, поломают, зарубят...

Если бы я был один, то легко смог бы скрыться от черных гремлинов. Но мне надо было вытащить Оникса, а он выглядел слишком слабым, чтобы прятаться по углам.

— ... зарежут, затопчут, поцарапают, отлупцуют, — продолжал тем временем Швепс. Увидев, что я заколебался, он добавил: — Ну же, освободите меня! Я знаю, как выбраться отсюда незамеченным.

— Ну ладно, — сдался я. — Но как мы откроем эту клетку?

Только сейчас я обратил внимание на то, что клетка никак не открывалась, а прутья, похоже, не вынимались. Как только Швепс умудрился попасть внутрь? Пока я ломал голову над тем, как вытащить пирата из тюрьмы, Оникс вдохнул полной грудью и обрушил на железные прутья струю раскаленного пламени. Они оплавились, и в клетке образовалась большая дыра. Перепуганный и немного опаленный Швепс жался в противоположном углу.

— Вылезай, — сказал я, мгновенно вспотев от возникшего жара.

— Чуть не сжег, — пробормотал Швепс, выбираясь наружу.

— Я и хотел тебя сжечь, — прошипел Оникс, — чтобы ты не позвал черных.

— Хорошо, что все так обернулось, — встрял я, а то серый гремлин совсем сник: — Покажешь, как незаметно выбраться отсюда?

Швепс кивнул и побрел по коридору, почему-то в обратную сторону. Я послушно последовал за ним, поддерживая Оникса, который ослаб еще больше. Серый гремлин шел по закоулкам базы черных, время от времени принюхиваясь и меняя направление, пока не привел нас к складу зефира. Склад охраняла целая толпа вооруженных до клыков боевичков. Мы укрылись в отнорке за поворотом.

— Когда я крал, не было столько охраны, — начал оправдываться Швепс.

— Я принесу зефир. Побудь здесь с Ониксом, — я прислонил чешуйчатого пирата к стене. Швепс побелел и залепетал:

— А он меня не убьет?

— Оникс, ты ведь не убьешь его? Пожалуйста.

— Обещаю, — серьезно сказал первый пират.

— Спасибо, — я собрался уже идти, но Оникс схватил меня за лапу.

— Лак-Лик, — прошипел он, — какого ты цвета?

Я посмотрел на свою шерсть. Когда-то она была пушистой и коричневой, но теперь к ней примешалось множество других тонов: медный от красного зефира, черный от копоти и гари, серый от пыли и грязи. Даже если долго вылизываться, вряд ли удастся вывести весь слой впитавшихся красок. Какого же я цвета?

— Любого, — ответил я и исчез.

Это был первый раз, когда я видел Оникса удивленным. Его зрачки расширились, он оторопело облизнул глаза и отпустил мою невидимую лапу. Швепс плюхнулся на хвост и отполз к стенке, что-то бормоча.

Боевичков было действительно много, и они старательно охраняли склад с зефиром, но их бдительности не хватило, чтобы заметить меня. Зефира было очень много и самых разных цветов — огромные ряды полок и коробок были завалены им доверху, но что такое эти коробки для многих тысяч гремлинов? Скайдл Борд находился на пороге голодомора, и не пройдет и семи ночей по старому времяисчислению, как голодающие гремлины будут готовы убить за крошку сладостей. Воруя зефир, я чувствовал себя злодеем, отбирающим последний кусок у самок и детенышей. Поэтому я взял немного розового зефира, посыпанного черной крошкой — ровно столько, сколько потребовалось бы для выполнения нашей миссии.

Глотая слюни, я направился к выходу. Один из боевичков вдруг ошалело посмотрел на меня и сказал:

— Запасы улетают.

Я забыл, что зефир остался видимым. Другие боевички уже оборачивались посмотреть на летающие запасы, а я уже прокручивал в голове, как меня ловят, бьют, колят, ломают, рубят и многое другое, о чем рассказывал Швепс. Вот бы этот зефир тоже исчез, пропал, стал таким же незаметным и незначимым, как я. Пожалуйста.

И зефир исчез.

— Разговорчики на посту, — старший боевичок отвесил заметившему меня черному гремлину оплеуху.

— Но я... — забормотал он.

— Еще слово, и отправишься в морозную камеру.

Рядовой боевичок сконфуженно умолк, а я поспешил в укрытие.

Когда я вернулся в отнорок, Оникс душил Швепса, а тот хрипел и бестолково размахивал лапами, пытаясь спихнуть с себя чешуйчатого гремлина. Я с трудом оттащил Оникса от серого пирата — даже в таком состоянии его хватка была крепкой и смертельно опасной.

— Ты же обещал, — упрекнул я его.

— Он предложил сдать тебя, чтобы выпросить помилование, — прошипел Оникс. Пять-раз-Швепс отполз в противоположный конец отнорка, тяжело дыша и затравленно на нас глядя.

— Швепс, мы пытаемся спасти всех гремлинов на свете, — объяснил я. — Не надо меня сдавать, иначе у нас ничего не получится.

Серый гремлин быстро закивал. Я вздохнул и раздал всем зефир:

— Угощайтесь.

— Как так вышло, что теперь ты кормишь меня? — спросил Оникс, разглядывая зефирку в когтистой лапе.

— Ме жнау, — ответил я с набитым ртом.

Поев, мы вновь позволили Швепсу вести нас по коридорам базы черных. Один раз нас чуть не застукал патруль, но мы вовремя спрятались в ящиках со снарядами для рогаток. Пока мы шли, я не переставал удивляться, до чего здесь все правильно и опрятно. Неряшливые норы Железного острова даже рядом не стояли с аккуратными помещениями черных гремлинов. Потом я вспомнил про судьбу своего острова и загрустил.

Вскоре мы оказались у большой пустой коробки, срубленной из борда. К металлическому блоку на ее вершине была прикреплена двойная веревка, которая уходила ввысь, теряясь в темной глубине шахты. Швепс забрался наверх и с важным видом сообщил: