— Дьен, я прошу тебя понять. Ньорк — не мужик, это странное и, в какой-то мере, страшное создание древних магов. Я видела, как ты дрался, и могу сказать с уверенностью — вряд ли перед тобой устоял бы человек, будь он сколь угодно силен. Но ньорк... пойми, человек, который один на один, да еще и без оружия, смог бы справиться с ньорком, еще не рождался. И вряд ли когда родится. В этот раз он испытывал тебя, я не знаю зачем, почему — но это было не более, чем испытание. Если же он захотел бы тебя убить, не помогла бы даже моя магия. Даже в рыцарском кодексе чести не считается зазорным отступить, оказавшись с вечным воином лицом к лицу... — она усмехнулась. — Конечно, это не написано, но читается между строк.
— Ладно, ладно, не спорю. Но я о другом. Я не боялся его, поскольку видел в нем не более, чем здорового мужика. А когда я гляжу на Мерля, во мне просыпается что-то... я даже не могу сказать, что именно. Не страх, нет. И не отвращение. И не ненависть... просто что-то очень странное, но нехорошее. Может, когда-то я имел с вампирами дело, может, просто слышал о них что-то плохое. Память спит, но разум хочет защититься, — заметив ее чуть насмешливый взгляд, он вдруг виновато улыбнулся. — Ну я, правда, не знаю, в чем тут дело, Таяна. Может, меня в детстве вампирами мама пугала.
— Это вряд ли, — рассмеялась она.
— Скажи, а почему... нет, правда, почему вы, волшебники, разрешаете вампирам кусать людей?
Она задумалась. Как объяснить этому человеку, словно вышедшему в большой мир сразу из детской люльки, такие простые вещи? Объяснить так, чтобы он понял.
— Пойми, Дьен, вампир не виноват в том, что он вампир. Нельзя убить всех таргов просто потому, что иногда они режут скот. Нельзя выловить и уничтожить всех змей только за то, что одна из них ужалила мальчишку, наступившего ей на хвост. Тем более, что вампиры — разумные создания, часто более мудрые, чем люди. У них просто гораздо больше времени на постижение мудрости, чем у людей. И потом, бывают случаи, когда без вампира не обойтись. Например, Император охотно берет их в ночную стражу. Нет лучшего воина, чем способный к полету вампир, видящий в темноте не хуже, чем днем. Или вот еще, бывают случаи, когда кто-то, будучи молодым, умирает от какой-нибудь болезни. Если усилия лекарей не могут помочь, иногда зовут вампира.
— Его клыки могут исцелять? — недоверчиво хмыкнул Дьен.
— Нет, конечно, — покачала головой волшебница. — Но он может дать умирающему другую жизнь. Жизнь вампира, долгую... не многие делают этот выбор, но иногда лучше жить так, чем умереть.
— Не знаю, не знаю... я бы не стал принимать такое решение.
— А стоял ли ты на пороге смерти? Неизбежной?
— Не помню, — отчего-то раздраженно буркнул он.
Некоторое время они ехали молча. Скакуны, которым такое неспешное движение доставляло особое удовольствие, успевали на ходу дотягиваться своими длинными шеями до придорожных кустов, обрывая с них молодые листья.
Наконец, Дьен снова заговорил.
— Ладно, вампир, ньорк... а кто этот Оракул?
— Не знаю, — пожала плечами Таяна.
— Ты же говорила, что уже была у него?
— Ну да, была. И что с того? Оракул — странное создание. Я не знаю, когда он появился здесь, но еще дед моей матери, тоже волшебник, встречался с ним. Здесь же, в той же самой пещере. Мне как-то попались на глаза его записи.
— Он человек?
— Его сущность, конечно, не человеческая, иначе как бы он столько жил. Ну а внешне... Оракула ты увидишь таким, каким он захочет тебе показаться. Если ему взбредет в голову... если она, голова, вообще у него есть — увидишь человека. Или зверя. Или голос из тьмы. Или огненный шар. Изменение облика — одно из немногих, как мне кажется, развлечений, которые у него остались.
— Вы так мало о нем знаете?
Волшебница пожала плечами.
— Мы знаем о нем лишь то, что он счел нужным сообщить. Оракул никогда не уходит из этой пещеры, но никто не знает, может ли он уйти, если вдруг захочет. Оракул иногда отвечает на вопросы, а иногда нет. Он может принять просителя, может изгнать его задолго до того, как тот приблизится к пещере...
— Как?
— Способов много, и некоторые из них могут плохо закончиться для слишком настойчивого визитера. Трактирщик не так уж далек от истины, Оракул и впрямь может убить. Если захочет. Мне вообще кажется, что все его предсказания — лишь дань скуке. Оракул развлекается.
— Он может солгать?
— Разумеется. Он говорит то, что считает нужным. К нему ходят за советом потому, что обычно он оказывается совершенно прав. Я не помню случая, чтобы он прямо солгал — если ему не хочется отвечать на вопрос, он может просто промолчать. Но бывает, когда оракул не говорит всей правды. Одному из герцогов на вопрос, одержит ли он победу, если поведет войска против соседа, Оракул ответил, что победа будет одержана.
— Ну и? — в голосе Дьена сквозил неподдельный интерес.
— Вообще говоря, состоялась большая битва, и герцогская гвардия наголову разгромила противника.
— И в чем же подвох?
— Той же ночью герцога зарезала в походном шатре его наложница.
— А что может угрожать нам?
— Если он не захочет, чтобы мы пришли в его пещеру — а ты можешь не сомневаться, он знает о нашем приближении — то может случиться все, что угодно. Могут напасть тарги. На нас может рухнуть дерево. Может подняться ураган. Оракулу подвластно многое. Но он редко прогоняет посетителей, разве что тех, кто идет к нему со злыми намерениями.
Внезапно скакуны замерли на месте. Тот, на котором ехал Дьен, издал тонкий, жалобный писк. Второй промолчал, но явно попытался сдать назад, и только ласковое похлопывание по чешуйчатому боку заставило его остаться на месте.
Дорогу перегородило странное создание. Приземистое, в холке не более чем по пояс Дьену животное было сплошь покрыто пластинами костяного панциря. Отовсюду торчали короткие острые, как иглы, шипы, а приоткрывшаяся пасть позволяла увидеть могучие клыки — такие, если повезет, и чешую скакуна прорвать могут. А если и не прорвут, если просто в ногу вцепятся — глядишь, и кость размозжат, делая скакуна легкой добычей.
— Это кто? — голос Дьена звучал относительно равнодушно.
Таяна подавила брошенный было на спутника удивленный взгляд — ну, могла бы уже и привыкнуть.
— Тарг.
— Вот как... — протянул Дьен, не высказывая беспокойства. Его рука легла на рукоять небольшого топора. После того, как Таяна убедилась, что фехтовальщик из Дэна более чем никакой, она остановилась именно на топоре. В конце концов, пускаться в дальнюю дорогу вовсе без оружия глупо, хоть она и волшебница. А топором он, хоть и плохо, драться сможет, если вдруг надобность возникнет.
Тарг сделал несколько осторожных шагов вперед. По всему непохоже было, что он собирается напасть. Некоторое время зверь и два всадника стояли друг против друга, как будто бы ведя немой спор, кому уступать дорогу. Затем тарг разинул пасть — и Таяна с нескрываемым удивлением услышала вполне разборчивую речь.
— Господин говорит, что готов вас принять. Господин говорит, что вам нечего опасаться. Господин ждет, просит поспешить.
— Кто твой господин? — спокойно спросила Таяна, как будто бы ей почитай что каждый день доводится разговаривать с животными.
— Господин сказал, что вы, люди, называете его Оракулом. Господин ждет.
С этими словами тарг метнулся в лес, и почти мгновенно исчез в кустах.
Дьен и Таяна переглянулись.
— Забавно, — хмыкнула волшебница. — Похоже, мы тут желанные гости.
— А что, все тарги разговаривают?
Таяна вдруг расхохоталась, взахлеб, до слез — сказалось спавшее напряжение. Она вытирала слезинки, а на их место тут же наворачивались новые. Прошло немало времени, прежде, чем она смогла более или менее связно говорить. Дьен терпеливо ждал.
— Ох... прости... — наконец смогла выговорить она. — Ну конечно, тарги не разговаривают, они простые хищники, хитрые, злобные, но не более. Да это и не был тарг...
— Ты же сказала...
— Нет, я не о том. Я сначала не догадалась, а вот потом, когда он в кусты прыгнул, сразу увидела. Ты просто не заметил — ветки даже не шелохнулись. Это был обычный сторожевой призрак, фантом. Бесплотный, как дым. Посланный Оракулом, чтобы предупредить нас — дорога свободна, мол, поторопитесь.
— Так что, нам следует поспешить?
— Знаешь, — улыбнулась она, — просьба ли, совет или приказ Оракула, это не то, чем стоит пренебрегать.
Если кто и был огорчен этой встречей, то только скакуны. Им пришлось позабыть про медленный шаг, и перейти на рысь. Но, разумеется, их мнения как раз никто и не спрашивал.
Идущий впереди скакун вдруг фыркнул, и попятился. Теперь в его поведении сквозил не испуг, как при встрече с таргом — скорее что-то вроде отвращения. Дьен всмотрелся в полумрак леса, затем соскользнул с седла, все еще неловко — видимо, он не скоро станет более или менее опытным наездником.
— Таяна... — тихо позвал он.
Но она уже увидела, и, легко спрыгнув на землю, подошла к своему спутнику.
Они лежали здесь, сразу за поворотом, до сего момента скрытые кустами. Шестеро. Один — явно господин, богатый наряд, меч с усыпанным самоцветами эфесом, выпавший из мертвой руки... остальные же были простыми воинами, отменно вооруженными, явно телохранителями.
Здесь произошла битва — эти шестеро дрались не на жизнь, а на смерть. И не с общим врагом, не с таргами или голодным бером — они дрались друг с другом. К пятерым смерть пришла быстро — страшные раны были смертельными. Один умирал гораздо дольше — видимо, он был единственным, кому удалось выжить в схватке... выжить только для того, чтобы умереть спустя некоторое время.
Все умели владеть оружием — иззубренные клинки, иссеченные кольчуги, разбитые щиты — каждый из них вложил в эту схватку все, что мог. И никто не отступил...
— Каждый за себя... — прошептал Дьен.
— Что?
— Я говорю, что каждый из них дрался против всех. Каждый — только за себя самого.
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю... — он замялся. — Просто чувствую. Вот этот умер последним.
Это Таяна и так понимала, от страшной резаной раны живота умирают долго, мучительно. Не сразу. Воин сумел отползти под дерево, волоча за собой выпавшие внутренности... И это тоже было странно, если он настоящий воин, он должен был понимать, что подписывает этим себе смертный приговор. Вполне вероятно, что это его не волновало — вся его поза говорила о том, что он умер, прикрывая что-то своим телом, что-то неизмеримо важное и ценное. Дьен осторожно, носком сапога перевернул труп. Ничего...
— Не понимаю, — прошептала волшебница. — Что стряслось? Телохранители не нападают на хозяина, для них это та же смерть. Если узнают... только еще более мучительная и позорная. Да и хозяева не нападают на своих слуг.
Она некоторое время помолчала. Затем, вздохнув, сказала:
— Нам придется задержаться. Кто бы они ни были, это люди. И их должно похоронить.
Дьен кивнул, хотя она боялась, что он станет спорить. Он вообще не слишком уважал правила, даже те немногие, которым она просила следовать. Но сейчас, то ли не желая вступать в спор, то ли еще почему, но Дьен молча принялся рубить топором дерн. Копать могилу, последнее пристанище воинов, которым будет отказано даже в праве на гроб и саван. Что ж, пусть будет так — зато их похоронят достойно, в кольчугах и с оружием, не срезав кошельков с поясов, не вырвав золотые кольца наемников из ушей. Если правду говорят, что как человек уходит из этого мира, так и попадает в тот, лучший... тогда они уйдут в посмертие с достоинством.
Провозиться им пришлось долго — шесть тел, не шутка. Прежде, чем бросить в яму первые комья земли, Таяна вгляделась в лица покойников. Несколько мгновений она думала, затем тихо, не повышая голоса, обратилась к павшим с той речью, которую каждый уходящий навсегда имеет право получить на прощание.
— Спите. Ваш бой закончен. Вы были сильны, ваши мечи не знали промаха, а ваши сердца — страха. Спите. Вы заслужили этот мирный сон, сделав все, что в силах человеческих. Спите. Пусть никто не потревожит ваш покой. Но пусть никто не забудет ваших славных дел...
За спиной раздалось насмешливое, презрительное хихиканье. Таяна резко обернулась, пальцы уверенно сложились для удара боевым заклинанием, и девушка на мгновение удивилась тому, как естественно это получилось — а ведь она не использовала боевых заклятий уже очень много лет, считай, со времени окончания обучения в Академии... да, навыки не забываются так легко.
Впрочем, боевой жест оказался лишним. Позади нее никого не было.
Уже давно остался позади невысокий холмик, в который были воткнуты шесть кинжалов милосердия — такой кинжал носил при себе каждый воин, и каждый верил, что именно это оружие будет отмечать место его ухода в посмертие. Никто, даже будь он не в здравом уме, не посмел бы прикоснуться к кинжалу милосердия, отмечавшему могилу воина. Говорили, что тогда дух павшего найдет святотатца, и будет преследовать его до тех пор, пока тот не наложит на себя руки. Правда то была, или нет — никому не хотелось проверять на собственной шкуре. Находились подонки, что разрывали могилы, в надежде поживиться чем-то ценным — но даже и они никогда не забирали кинжалы милосердия. Из страха перед возмездием.
Дьен молчал, подавленный увиденным. Молчала и Таяна, и даже скакуны, казалось, утратили свою жизнерадостность, и молча перебирали когтистыми лапами, неся своих всадников вперед. Казалось, что эта скачка, может, и не слишком стремительная, не закончится никогда — плавно проплывали мимо деревья и кусты, старая дорога вела все дальше и дальше, извиваясь по одной ей понятным законам, то делая резкие повороты, а то превращаясь в прямой, как полет стрелы, проход меж деревьев. И не было этому ни конца, ни края.
А потом вдруг оказалось, что они добрались до места.
Лес подступал к подножью горы вплотную — высокие, старые деревья, многие настолько могучие, что и вдвоем не обхватишь древний морщинистый ствол, вдруг обрывались, открывая вид на крутой каменистый склон. Упираясь в камни, обрывалась и дорога — хотя вряд ли здесь это можно было назвать дорогой. Все заросло травой, небольшими кустами, отовсюду выпирали мощные, вырвавшиеся на свободу из земного плена корни — видно было, что здесь не так уж часто ступала нога человека.
Скакунов пришлось оставить внизу — неизвестно, была ли тропа к пещере Оракула рукотворной, или просто ветер и вода создали узкую, едва по одному пройти, дорожку — но сразу было ясно, что путь этот — не для скакунов. Они, конечно, могли бы подняться и по более сложному пути, когти, окованные металлом, легко нашли бы опору — но вот обратный путь, вполне вероятно, оказался бы животным не по силам. А упав, несчастное создание легко сломало бы свою длинную, уязвимую шею.
Послушные животные, похоже, ничуть не огорчились, что хозяева их оставили. Вокруг было много сочной зелени, грибов, вкусных корешков, которые так легко выдирать из земли мощными клыками и когтями. Ну а хозяева — куда денутся, вернутся. Скакуны подождут.
