— А уругвайский? Уругвайского шпиона нашли? — улыбнулась Миа, перемещая ко мне шампур с уже готовыми шашлыками.
— А как же? — усмехнулся я. — Куда же без уругвайского шпиона уважающей себя организации? Есть и такой. Правда он, одновременно еще и аргентинский и парагвайский... но это же такая мелочь?
— Абсолютная... — но тут улыбка исчезла с губ Миа. — Знаешь... когда я работала с волнами и ветрами... мне показалось, что варп поет. Я слышала эту песню. Она... она манит меня даже сейчас. И... и еще, мне кажется, что варп точно также пел бы, если бы мы пропустили этих тварей к детям и мирным жителям... Точно так же. И... и мне страшно... но я снова хочу...
— Желания отправится вырезать Ультрамар не возникает? — поинтересовался я.
— Не... Что? — опомнилась Миа от кровавых видений. — Какой Ультрамар? Зачем мне туда?
— Значит, все хорошо, — кивнул своим мыслям я. — Значит, ты пока что не потерялась в волнах варпа. Но ты права. Варп сам по себе не знает добра и зла. И от гибели детей и женщин он поет точно так же, как и при смерти самого отпетого убийцы. Варпу все равно. Только мы можем дать оценку своим действиям. Даже боги варпа, даже сам Изменяющий пути если и знает о самом существовании добра и зла, то это для него просто академическое знание, начисто лишенное эмоциональной окраски. Выбор сделать можем только мы. Равно как и принять его последствия...
— Из которых не менее двух будут не приятны? — уточнила девочка.
— Я бы сказал, что не меньше четырех, — вздохнул я. — Но это, — тут я улыбнулся, — поддается корректировке.
— А если ничего не делать? — очередной шампур взлетел над углями, после того, как на него само собой нанизалось мясо.
— "Ничего не делать" — это тоже выбор, — озвучил я очевидное. — И у него тоже есть свои последствия... Упс!
Я подхватил своей волей шампур, который Миа просто уронила, до того, как мясо рухнуло в угли. Так что на этом мы прекратили разговоры о высокой политике, и перешли к дегустацию мяса... и губ друг друга. А если бы нам не нужно было сегодня возвращаться в Хогвартс — я бы еще и бутылочку хорошего вина раздобыл, но увы...
Впрочем, поцелуев и обнимашек нам вполне хватило, чтобы возвращались мы в Хогвартс веселые, и "слегка пьяные". Да и будущее уже рисовалось отнюдь не в таком мрачном свете.
Варп пел. И восходивший над горизонтом марс был очень ярок сегодня.
Глава 34. Похороны павшего героя. (Гермиона)
Из Запретного леса мы с Гарри возвращались на метлах. Ну я и дура... Ведь предлагал же Мори пройти Темной тропой... или, хотя бы, полететь на наших метлах, специально для нас сделанных Аруэрисом Тигром Теней.
Признаться, когда мы в свое время обратились к нему с такой просьбой, библиарий Тысячи сынов на покое сначала долго не мог понять, о чем мы вообще говорим, а потом долго смеялся. Но в итоге сказал, что сам давно хотел провести пару экспериментов. Он даже сказал, что именно это за эксперименты, и какую именно гипотезу он хочет попробовать опровергнуть... Но, увы, в том наборе звуков, что он произнес, я не сумела даже выделить границы слов, не говоря уже о том, чтобы что-то понять. Впрочем, Мори позже сказал, что в такие глубины абстрактной онотологии он никогда не лез, а потому тоже понял только, что Ару хочет проверить результаты каких-то своих размышлений о взаимодействии локального эгрегора с глобальным континуумом.
/*Прим. автора: Онтология — учение о сущем; учение о бытии как таковом; раздел философии, изучающий фундаментальные принципы бытия, его наиболее общие сущности и категории, структуру и закономерности.*/
Когда мы еще только собирались в гости к одному из колдунов К'Сала, я спросила у Гарри, не может ли он зачаровать метлы сам. Но он ответил, что, хотя ему и доводилось обучаться артефакторике, но скорее — из соображений "получить общие представления о предмете. Если же ему нужен какой-то артефакт, то он всегда предпочитал обратиться к тому, кто это сделает хорошо, или же найти в паутине вероятного прошлого точку, где нужный ему предмет уже изготовлен. Его же собственные навыки проходят скорее по разряду "при помощи лома, кувалды и какой-то там матери собрать из отходов и палок нечто, что поможет выжить вотпрямщаз, а потом... сорок витков продержится — и пусть катится со своими нервами".
Полученные от Аруэриса предметы были качественно замаскированы под последние модели "Огненной стрелы"*, что вызвало приступы слюноотделения и неконтролируемой зависти не только у некоторых особенно рыжих.
/*Прим. автора: на языке оригинала метла Гарри называется Firebolt*/
Однако сегодня мне взбрела в голову дурацкая идея: попробовать, что ощущают люди, управляющие не уникальный артефактом, вышедшим из верфей К'Сала, на котором можно, если вдруг совсем припрет, дотянуть с Терры до Кадии, а обычной, ординарной метлой. Вот мы взяли "рядовые школьные метлы для дополнительных занятий по полетам", благо, возможность этого была предусмотрена школьным Уставом, и пользовались ею ученики не так уж редко. Правда, надо сказать, что в основном к этой статье Устава обращались парочки, которым приспичило оказаться вдали от посторонних глаз... а в последнее время — еще и от ревнителей Декрета о пресловутых 8 дюймах*.
/*Прим. автора: тут я беру кИнонную версию. "Декрет об образовании N31", регламентирующий расстояние между девочками и мальчиками, существует только в кино*/.
Вот мы и полетели. Нет. Ну как вот на этом хламе вообще можно летать? Он же деревянный! Управления почти не слушается, летит, куда ему вздумается. Пришлось мне открыть Врата в глубине своего разума, и призвать Чэмон, золотой ветер разума, анализа и познания. Он легко откликнулся на мой Зов, и подхватил меня на своих крыльях. Так что до Хогвартса мы домчали достаточно быстро. И хотя комендантский час уже наступил, мы точно знали, как пройти от места, где мы приземлились на боевую галерею замковой стены до башни Гриффиндора, не повстречавшись с дежурящими преподавателями.
А наутро состоялись похороны павшего героя. Большой зал был убран в траурные цвета. Мадам Амбридж, в своих розовых кофточке и юбке, с любимым черным бантиком, выглядела совершенно как живая. И только то, что она не вскочила с привычным "кхе-кхе" при виде толпы детей, в которой ее Декрет N31 был безбожно нарушаем, говорило о том, что Амбридж все-таки мертва.
Министр, прибывший на похороны своей бывшей помощницы, произнес речь, в которой сравнивал погибшую с героями древности, и призывал всех присутствующих видеть в погибшей негаснущий маяк, пример борьбы за все хорошее против всего плохого и следования без сомнения мудрым указам Министерства магии, которые, разумеется, направлены к достижению наибольшего блага для наибольшего числа людей.
— "А умудренный кровосос встал у изголовия", — прокомментировал эту речь Гарри, — "и очень вдохновенно произнес речь про полнокровие".
Правда, поскольку переводить стихи с одного языка на другой — это труд, вполне сравнимый с написанием новых стихов, произнес это Гарри по-русски. Так что давиться хохотом, злобно сверкая глазами в его сторону глазами, пришлось только мне.
После министра с речами выступили последний начальник Долорес Амбридж — директор Хогвартса, ее скорбящие коллеги, судя по блеску глаз — с трудом удерживающиеся от того, чтобы пуститься пляс, и товарищи по нелегкой политической деятельности.
По окончании речей, четверо сотрудников министерства подняли погибшую, и медленно и торжественно понесли к берегу Черного озера, где было предложено, в качестве вознаграждения за достижения в области педагогики и заслуги при отражении нападения Пожирателей, похоронить мадам Амбридж. Гроб и его переносчиков окружали десяток авроров, с профессионально-непроницаемыми лицами отражающие бесчисленные ватноножные, помеховы, и прочие чары, щедро сыплющиеся из толпы.
Признаться, мне неприятно было на это смотреть. Не найдя в себе сил и храбрости выступить против живой Амбридж, эти... бабуины щедро выплескивали миновавший страх, пытаясь издеваться над мертвой... и над людьми, которые не сделали им ничего плохого. Успокаивало меня только объятие Гарри... и взгляды авроров, говорившие о том, что, несмотря на их формально-торжественную поступь, на источники заклинаний они внимание очень даже обращают. Так что у многих из тех, кто сейчас восхищается собственным хитроумием, швыряясь заклятьями из толпы — завтра возникнут проблемы.
Когда траурная процессия добралась до берега озера, министр произнес еще одну речь. На этот раз о "подонках и негодяях, нарушающих гражданский мир и законный порядок, и старающихся убедить добропорядочных граждан, что воскрешон ужас недавнего прошлого — Тот-кого-нельзя-называть. Но Министерство точно знает, что это невозможно, а черный маг надежно упокоен. Так что он, министр, призывает граждан не поддаваться на провокации, и четко следовать линии министерства, что обязательно приведет к миру, счастью и всеобщему процветанию".
На этот раз министр постарался, чтобы запомнили именно его заключительную речь. Так что никакой возможности для высказывания позиции, отличной от единственно верной, то есть — министерской, никому предоставлено не было. Фадж взмахнул палочкой (а вместе с ним это же сделали с десяток помощников, разбросанных в собравшейся толпе), и стол, на который был установлен гроб мадам Амбридж, охватило пламя. Черно-багровыми всполохами оно взвилось к небесам, и быстро опало, оставив после себя гробницу из дорогого розового каррарского мрамора, удивительно неуместно выглядевшую на зеленой траве.
Глава 35. Девять негритят
Сквозь вечный шторм варпа мы с Миа медленно и осторожно подбирались к видениям спящего человека. Вообще-то, обычно даже спящую душу надежно защищает от ужасов варпа мелодия Великой Арфы ночи. Но при некоторых знаниях в пограничных областях эту мелодию можно было слегка пригасить, и вместе с потоком грез и кошмаров потихоньку просочиться в мысли спящего. Разумеется, проделывать подобные фокусы с великим магом — занятие для записного оптимиста, если не самоубийцы. Но, в данном случае, мы старательно подбирались ко снам одного из мелких сотрудников Светлого круга, имевшего неосторожность, прибыв в школу ближе к ночи, когда силы зла властвуют безраздельно, тут и заснуть.
Вихрь варпа, неторопливо вращаясь, все сильнее и сильнее затрагивал внешние сферы чужого сна. И вместе с вихрем все ближе и ближе к чужому сну подбирались мы.
Сон светлого был сладостной грезой. Волк возлежал рядом с ягненком, и лев ел сено, подобно волу, и ребенок, смеясь, протягивал руку над гнездом змеи. Но присутствие варпа, как и положено, обратило грезу кошмаром. Аспид поднялся из гнезда и обвился вокруг детской ручки. И ребенок рассмеялся, вознося змея к небесам. Молния рухнула из ясного голубого сияния, поражая и дитя и змею, но мальчик продолжал смеяться, взлетая все выше и выше. Змея же, полыхая голубыми искрами разрядов, ползла по руке, поднимаясь все выше и выше. Очередная вспышка молний, змеящихся по чешуе, сложилась в очертания кожистых крыльев, и невинное дитя, продолжая хохотать, стало сливаться со змеей. Тень его пала на землю, и там, где она накрывала междоусобица и раздоры. Варвары под кроваво-алыми знаменами врывались в мирные, живущие пасторальной жизнью, деревни, оставляя после себя дымные заводы, кошмарно-вонючие дороги и те железные ленты, которыми глупые магглы пытались сковать свободную землю Зеленого мира. Магглы множились, занимая все больше земли, и не осталось уже места для прекрасного рая. Все это было противно душе друида-сноходца...
Легкий южный ветерок взблеснул алым и синим, и постарался откланяться, как и положено для англичанина, не прощаясь. Но на его пути встал огромного роста воин. Он взмахнул алыми когтями металлической перчатки и воззвал к "силам Шторма, что естественным образом очистят мир от порождений проклятого колдовства".
Вместо ответа на защитника снов друида обрушился удар хеки — изогнутого посоха, на вершине которого было закреплено хищного вида лезвие. Оружие держал в руках боец, ничуть не уступавший ростом чемпиону друида, но закованный не в серую, а в синюю с золотом броню. Руны на серой броне полыхнули голубоватым призрачным цветом, а золотой скарабей на синей броне открыл кроваво-алые глаза. В руках у серого возникли топор, которым тот отразил второй удар, и посох, окутанный разрядами молний, и бойцы закружились в стремительном танце смерти. Было видно, что серый — сильнее своего оппонента. Итог схватки был предрешен: раз за разом обрушивался серый топор на синюю броню, и вот один из гигантов пал.
— Магнус имморталис! — прохрипел он, распадаясь черным пеплом.
— Все прах, — согласился я, просыпаясь возле кристалла Анны Гриффиндор.
— И тебе не жалко его? — поинтересовалась Анна, с удобством усевшись на кристалле, заключавшем в себе ее прОклятое тело.
— Кого? — уточнил я, когда смог более-менее адекватно воспринимать реальность.
— Того, которого ты оставил там... в этом странном сне, — ответила Анна.
— Это был рубрикатор, Десантник Рубрики, — махнул рукой я. — Примарх уже воскресил его... если он когда-нибудь существовал. Но, согласись, наш отход он прикрыл качественно.
— Качественно, — вздохнула Миа, потеснив Анну на ее насесте. Как ни странно, но душа и разум Хогвартса любила, когда Миа устраивалась рядом с ней, на том, что фактически являлось ее гробом. — Но мне вот не нравится другое. Откуда этот светлячок сумел вытащить образ Космического волка? Если он — друид, ни разу не интересовавшийся "маггловскими фантазиями"? Или... думаешь, это ловушка специально на тебя, и ему рассказали об истории с боггартом?
— Столкновение сновидцев — всегда взаимное проникновение, — отозвался я. — Наш враг — знает, как сражаться во снах, знает, как извлечь из воли противника его слабые места, знает, как узнать самого сильного противника своего врага и воплотить его в ткани снов. Это его и подвело.
— То есть? — удивилась Анна.
— Он действительно нашел того врага, с которым я... скажем так, опасаюсь сходиться в прямом бою. В конце концов, Леман Русс отправлял своих волков пятерками, в твердой уверенности, что такие пятерки превозмогут и Ангела среди его собственного легиона*, и Робаута Жиллимана в Ультрамаре*.
/*Прим. автора: "Где Ангел не решиться сделать шаг"*/
/*Прим. автора: "Отметка Калта"*/
— Серьезно, смогли бы? — удивилась Миа.
— Честно говоря — не уверен, — покачал я головой. — Примархи это... примархи. Магнус мог бы убить Айзека Аримана, одного из сильнейших, если не сильнейшего колдуна нашего Легиона "с другого конца Галактики, просто пожелав этого". И, думаю, что Айзек имел в виду прямой смысл, записывая эти слова. Но все равно в схватке один на один рунный жрец Космических волков — опасный противник для одного из Тысячи.
— В чем же тогда ошибся этот друид? — продолжили задавать заинтересовавший ее вопрос Анна.
— Почти не в чем. Почти, — криво усмехнулся, я. — В отличие от наших братьев, мы, Тысяча сынов, никогда не стремились пробивать стены собственной головой, и не считали отступление — позором. Правда, в результате "Куда пропал Леман Русс — знают разве что Магнус и его Тысяча сынов. Но они предпочитают собирать знания, а не распространять их"*
