Шаман не торопился на тот свет, откуда на него как с неба упала яростная девица. Двух десятков секунд, пока Гиза разбиралась с охраной, вполне хватило чернокожему вождю чтобы придти в себя и добраться до какой-то ямки в земле. Он успел повырвать из своего тела с дюжину палочек-косточек, высыпал их из ладони в ямку и сейчас что-то бормотал, склонившись к кучке. Подробнее Гиза не разглядела — земля тряслась под лапищами голема, и пришлось срочно применить самое необходимое из умений настоящего воина: тактическое отступление пятками в сторону противника.
'Не дай ему завершить заклинание', − раздалось в сознании девушки. − 'Я чувствую направленную в нас ярость'.
'Миландра!'
'А кого ты ждала? Давай кончай с этим уродом и берись за шамана. А то он сейчас устроит нам веселую жизнь... Я не поручусь что успею доделать твоего нгулу'.
'Помочь не судьба?'
'Я бы рада, да только этот маленький черный повелитель демонов уж очень накрепко нас повязал. Не вырвемся'.
Или Гизе показалось, или в голосе и интонациях демоницы проявлялось все больше и больше несвойственных демонице ранее человеческих ноток. Причем интонации подземного жителя были уж какие-то совсем жесткими, почти грубыми. К чему бы?
Галл, хоть теперь и безмозглый, проявлял куда больше соображалки, чем стадо телохранителей, которое минутой ранее девушка перевела на убой. Огромный человек с хрустальными глазами не старался тупо атаковать арабеску, а методично отгонял ее от шамана. Это никуда не годилось.
Гиза в очередной раз метнулась от голема в сторону, но сознательно чуть-чуть задержалась. Выскочивший из руки чудовища огромный загнутый клинок пропорол воздух буквально в полудюйме от плеча. Замах голем сделал воистину богатырский — собственный меч потянул огромное тело врага в сторону, продолжая движение.
'Резонанс!' − прокричала Гиза про себя и вцепилась в руку голема. В обратную сторону клинок пошел еще быстрее: теперь его толкал голем и тянула девушка. Гиза вовремя отцепилась и пригнулась − ужасная правая рука монстра вместе с клинком махнула разве что не за спину чудовища.
− Резонанс! − теперь уже во весь голос крикнула девушка, растягивая рот в улыбке и взвиваясь в воздух.
Вот оно — то самое мгновение 'слабость силы', о котором столько говорит боевая мудрость хашшишинов. Правая рука голема, отягощенная огромным мечом, за спиной. Левая в стороне, монстр пытается сохранить равновесие. Глаза с недоумением смотрят на прыжок противника, но тело ничего, решительно ничего уже не успевает сделать.
'Извини, Герекс... но ты ведь уже давно умер и не обидишься, правда?'
Этот прием в арсеналы хашшишинов не входил. Его Гиза изучила уже в Риме. Отвратительное, мерзкое, кровавое и мучительное убийство, родом еще из старой Империи и гладиаторских арен.
Ладонь девушки вонзилась в ямку чуть правее кадыка, прямо над ключицей. Правильно направленный удар пронзил тонкую в этом месте кожу и направил руку хашшишина вглубь шеи. Мгновение — и Гиза сжимает в кулаке непривычно жесткую трахею и еще какие-то тончайшие нити, случайно попавшие под руку. Еще доля секунды — и гортань монстра висит снаружи, разорванная и заливающая грудь черной кровью.
Оставшийся миг Гиза потратила на толчок и кувырок назад.
Голем не понимал, что же произошло. Вроде бы, ничего не случилось, только в груди не держится воздух, в голове гудит, зоркие хрустальные глаза заволакивает пелена, а микромашинный мозг тщетно пытается передать хоть какой-нибудь сигнал телу. Ничего не получается.
А Гиза стояла на коленях, баюкая разодранную в кровь руку. Указательный палец вывихнут, остальные изрезаны до костей. А в ладони до сих пор кусок сегментированной гортани чудовища и пучок тонюсеньких стальных ниток — искусственных нервов.
Семифутовое тело рухнуло в пыль. Мозг голема все еще работал, тонкая чародейская машинерия 'мозга-ежа' пыталась нащупать нужный алгоритм действий, но тщетно — все нити управления монстром в прямом и переносном смысле были в руке противника.
'Это. Очень. Впечатляет', − по словам произнесла Миландра. − 'Ты страшный противник. Теперь добей шамана, пока он не нашел к нам ключа! Я чувствую, он готов умереть, но продолжить жизнь в ком-то из нас'.
Гиза обернулась к вождю племени. Тот по-прежнему что-то шипел на кучку костей, нимало не интересуясь судьбой голема и охранников. Чародейство поглотило все его внимание.
Девушка доковыляла до Повелителя демонов − тот ничего не заметил. Опустилась на колено, подобрала копье охранника. Вождь по-прежнему не видел врага. Казалось, он вообще покинул этот мир. Только нарастающее голубоватое сияние в кучке вырванных из кожи ритуальных костей подсказывало: колдун на пути к цели.
'Чего же ты ждешь?!', − взъярилась Миландра. − 'Убей его!'
Неужели вот так все просто? − подумала арабеска. − Прикончи одного врага и все будет хорошо? Убей человека и освободи себе путь к светлому будущему. А ничего, что он тебе уже ничем не угрожает?
Гиза всей кожей чувствовала, что накапливаемая колдуном сила смертоносна, и не оставит в живых ни человека, ни нгулу, ни демона. Казалось бы, ситуация яснее некуда. Но почему-то именно сейчас у арабески не поднялась рука на беззащитного шамана. Гиза распрямилась и посмотрела на Миландру.
'Я не могу убить'.
'Тогда он убьет всех. И начнет с нас... И ты никогда... А-а, поздно уже!..'
Шаман задрал голову вверх и торжественно завыл. Голубоватое свечение костяшек сменилось на багрово-красное, колдун зачерпнул ладонями и поднял над головой.
'Ты могла закончить все разом, Гиза', − в голове девушки раздался печальный шепот Миландры из подземного мира. − 'Но обрекла себя и своего мужчину на новую работу — трудную, кровавую и смертельно опасную. Вы снова потеряете друг друга, причем не раз. Ты не будешь помнить того, что я тебе сейчас говорю — иначе ты будешь ослаблена страхом, а это нельзя. Мне жаль, что я не успела подготовить тебя к этому испытанию... До встречи, Гиза'.
И тут наваждение схлынуло. Шаман племени не мог больше раздваивать внимание и на основное колдовство, и на попытку внушения этой страшной белой женщине. Арабеска моргнула, тряхнула головой, бросила взгляд на демонов — они все трое послушно ждали своего конца, уже накрепко связанные заговором колдуна.
Гиза подняла копье. Перехватила окровавленной рукой с налипшими на ладонь стальными нитями. Яростно крикнула и замахнулось — но это уже было без надобности. Шамана опрокинул на себя багровую чашу пламени и молча рухнул наземь.
Двух из трех демонов, кроме Миландры, окутал огонь. Жители Преисподней в буквальном смысле горели адским пламенем. Оно было очень милосердно, буквально испарив напарников (а может быть, напарниц?) демоницы — и только маленькая черная фигурка под землей слышала все те вопли и стоны, которые издавали черные фигуры, сгорая в колдовском пламени.
'Как необычно', − успела подумать девушка перед тем, как Миландра тоже исчезла. Но не сгорела, а просто растворилась в ночном воздухе.
− Ты думала, ты меня убила?
Гнусавое эхо подхватило: '...била, ...била, ...била...'
− Ха-ха, ты просто ничто!
'...что, ...что, ...что...'
− Меня теперь в два раза больше!
'...ольше, ...ольше, ...ольше...'
− И я тебя убью!
'...бью, ...бью, ...бью...'
* * *
Где-то глубоко-глубоко под землей, в сотнях и тысячах миль под поверхностью и в десятках тысяч лет во времени раздался разочарованный вздох. Еще две частички восставшей против людей силы потеряли свое 'я', контроль над ними утерян. Мир еще сильнее качнулся, однажды выведенный из равновесия тщетным желанием человечества жить вечно. Маятником.
Маятник — мера инерции мира с тех пор, как люди приобрели власть над живой и неживой природой. Чудовищный, непредставимых объемов механизм, сотканный в эфире мироздания эгоистичными желаниями вида homo sapiens, нынешнего хозяина планеты. Пока планета развивается согласно своему изначальному плану, Маятник недвижим. Он наливается массой по мере взросления человечества, но стоит неподвижно.
Но достаточно человечеству захотеть невозможного — и Маятник тут же набирает ход, отстраняется в сторону, толкаемый людскими эмоциями, знаниями, желаниями... Потом он идет обратно, и больно бьет по планете. Когда-нибудь он остановится, но кто знает, сколько раз мир качнется под ударами самого могущественного артефакта?
Последнее большое движение Маятника пробудило скрытые возможности в четырех шаманах отсталого африканского племени. Один из них остался в живых. Когда-то он был обычным помощником вождя. Он получил власть подчинять демонов своей воле, вселять свою исковерканную темными силами душонку в тончайшее волокно духовной материи духов.
И он пожрал двух демонов — физических оболочек той силы, которая стояла от человечества по другую сторону Маятника. Вождь выгрыз их изнутри, как червь пожирает мякоть яблока. Вынул из демонов их личное 'я' и общее 'мы', затолкав в пустую оболочку свою мерзкую, темную душонку, жаждущую лишь бессмертия и власти. Неутоленная жажда власти и крови, получив мощнейшую подпитку демонов, разом трансформировалась. Два невидимых луча смерти ударили по планете и породили еще две червоточины, грызущие мир. И нет никакой возможности вернуть Маятник в положение равновесия, пока червоточины не уничтожены. И вот в чем беда — обе они проявятся не здесь, и не сейчас.
Безволосая черная фигура, которую решительная девушка с поверхности знала как Миландру, а знающие люди называли Гея, вздохнула. Что ж, остановка Маятника отодвигается. И поскольку колдовство шамана в полной мере проявится еще не скоро, Успокоителям нет смысла впустую тратить свою жизнь. Черная фигура переписала пространственно-временную шкалу Гизы и Флавия — и оба ее инструмента, оба Успокоителя, разом переместились во времени и в пространстве. Туда, где они нужны.
Бой продолжается.
Глава 13. Вождь
Полугодом ранее
Пробиться на прием к Папе, не затратив на это от недели до полугода ожидания могли девять человек. Пятеро из них — наместники крупнейших провинций Рима: Италийской, Германо-Галльской, Турецкой, Арабской и Египетской. Но четверо, доподлинно известно, давненько уже не покидали своих резиденций − соответственно в Паризее, Константинополе, Иерошалиме и Александрии. Наместник провинции Италийской, разумеется, ближе всех к Престолу, но даже он не считал возможным беспокоить Папу сверх необходимого.
Еще четыре человека, вхожие в резиденцию главы Престола, представляли четыре самых могущественных магистрата: Светского, Военного, Казначейского и Тайного. Каждый отвечал перед Престолом за свою область деятельности. Магистрат Светский оберегал покой граждан Рима от опасностей внутренних, будь то преступность или стихийные бедствия. Военный магистрат, как следовало из названия, защищал государство от врагов внешних, а также помогал Светскому магистрату солдатами, буде такое становилось необходимым. Казначейство ведало всеми денежными вопросами, а также курировало государственную торговлю. И наконец, Тайный магистрат координировал деятельность огромной армии собственных шпионов, а также вел борьбу со шпионами иностранными.
Был и десятый доверенный Папы. Он не имел собственного магистрата, хотя в силу своих обязанностей имел тесные отношения со всеми без исключения властными и административными учреждениями Рима. Этот человек отчитывался непосредственно перед Престолом или Собором Магистров. Но на его памяти последний Собор проводился без малого тридцать семь лет назад, то есть когда он еще был ребенком и у него было собственное имя.
Сейчас и навеки у него имени нет. Все, за исключением Папы, зовут его Вождь.
− Таким образом, Ваше Святейшество, пригретая нами змея окрепла и готова вонзить свои ядовитые зубы в тело государства.
Папа некоторое время молчал, лишь покачивая головой. Было ли это следствием тяжких раздумий, или просто сказывалась старческая немощь главы Престола — Вождь себе запрещал даже гадать.
− Благодарю тебя за работу, сын мой, − изрек Папа. − Бог видит, была она трудна и грязна, но ты поступил абсолютно правильно, не угодничая ни перед кем... даже мной.
Вождь про себя поморщился. Намек Папы был понятен: семь месяцев назад, когда до главы ордена Воздаяния дошла весть о возможном предательстве в одном из магистратов, Вождь поначалу отказался заниматься этой проблемой. Мол, на то и Тайный магистрат — интриги распутывать. Любого другого такое пренебрежение папским указом сразу бы возвело на плаху, но Вождь был в зоне особых интересов главы Престола. Тот вызвал своевольного главу ордена и провел с ним небольшую беседу. Собственно, с тех пор Вождь и получил беспрекословный доступ к Престолу — в любое время дня и ночи.
Ибо дело того стоило. И кто знает, где бы сейчас был Папа и верный слуга, если бы Вождь не запустил грандиозную машину по обнаружению и искоренению язвы предательства, засевшей глубоко внутри государства.
− Значит, все-таки Обсерватория..., − промычал вполголоса хозяин большей части обитаемого мира.
− Именно так, Ваше Святейшество, − кивнул Вождь. − На наше счастье, число посвященных крайне мало. Лаций никому не доверяет, кроме, пожалуй, Марка. Но кроме этих двух все подробности заговора, думаю, не знает никто. Поэтому если мы хотим...
− Оставь, − перебил воина клирик. − Я все понимаю, сын мой. И кем бы ни приходился Лаций моей родне, это ничего не изменит.
До того, как Папа стал главой римской католической церкви, он был обычным священником, у которого были родители, и родители родителей. И в одной из генеалогических ветвей родового дерева находилось и родовое гнездо магистра Лация. Но высший государственный муж, к тому же провозглашенный представителем Господа на земле нашей грешной, уже давно отрешился от дел мирских, тем более, связанных со своими родственными узами.
− Скажи мне напоследок, сын мой, насколько в действительности велика военная мощь Обсерватории, если дело дойдет до откровенного противостояния?
− Очень велика, Ваше Святейшество, − не моргнув, ответил Вождь. − На стороне Лация минимум два фамильных легиона, один из них расквартирован совсем недалеко от столицы. Кроме того, по числу шпионов Обсерватория может поспорить с Тайным магистратом. А значит — число прознатчиков и проглядчиков также весьма значительно. И наконец, самое неприятное... речь идет о...
− Силе Электро.
− Именно, Ваше Святейшество, − кивнул Вождь. − Несмотря на все мои старания, так и не удалось узнать, на что еще, кроме мгновенного обмена сообщениями, способны адепты этого подордена . Ходят слухи, что у Обсерватории есть свои палачи, и что пытают людей они тоже с помощью силы Электро.
− Очень плохо, сын мой...
Вождь молчал. Он понял, что речь не о том, что Папа им недоволен. Просто клирик высказал очевидное: в боевом противостоянии с Обсерваторией не обойтись без крови, и крови этой будет много.
