Внизу посчитали выживших. Из отборного полного легиона в восемь с половиной тысяч воинов плюс шесть терций тяжелых велитов (еще 180 арбалетчиков) в живых осталось сто двенадцать человек. В том числе и я, хотя понятия не имею, как мне удалось спуститься с почти отвесного утеса, не сорвавшись камнем вниз. Легат и все старшие командиры остались наверху. Из офицеров оставался только командир принципов Дикон Баск из моей же когорты и я — опций центуриона, зеленый тогда еще совсем, но вроде как из командного состава. В общем, командование нашим победоносным отступлением возложили на меня, хот командовать было некем.
Из прожженых ветеранов, которым и диавол не брат, легионеры превратились в дрожащих от страха неумех. Половина забыла с какой стороны берутся за меч, еще треть получила стойкое несварение желудка. Двое погибли в пути, наступив на отдыхающих змей, хотя впереди идущие предупредительно обходили гадин стороной. Еще десять человек подхватили лихорадку и сгорели буквально за двое суток. В Луанду вернулись ровно сто человек, две трети из которых в принципе не годились к строевой службе. А племя ангола внезапно поутихло, никто ничего не слышал о них почти год, а потом все началось сначала.
С молчаливого согласия выживших мы настрочили доклад о том, что легион погиб почти полностью, попав в горный обвал во время карательной экспедиции против племени ангола. Это донесение ушло в Рим, а дрожащие от страха легионеры начали строить самые мрачные прогнозы относительно своего будущего.
К счастью, Риму до нас дела не было. Как раз в то время капитан Атом на полусожженом 'Апокалипсисе' прибыл в Столицу, где рассказал о стычке с желтыми людьми. Вскоре три полных легиона покинули Луанду и ушли на юго-восток, откуда прибыли узкоглазые, и только через полгода до нас добралось пополнение из северных провинций. О, что это было за пополнение! Сплошная деревенщина, оборванцы-сироты и прибранные к строю нишие! Я не трибун, и обучать по науке не умею, посему честно отписал в Рим: с таким составом не обещаю никаких успехов, напади на Луанду противник. В ответ услышал, что никаких регулярных частей противника, согласно данным военной разведки, в моем регионе и не замечено.
Собственно, так я стал командиром центурия, имя которому — недоцентурий. Здесь всего три десятка отборных солдат, на остальных я уже давно махнул рукой. Это деревенские дети, годятся лишь как смазка для клинков.
− Я думаю, было что-то еще, Кельвин. Вы не все рассказали.
− Мировую Обсерваторию не обманешь, − улыбнулся старый солдат. − Да, кое-что еще. Но вы же донесете в Рим, что я окончательно сбрендил, а может быть, казните меня на месте во избежание паники. Правда, кроме меня это видела и моя личная терция... А этих ребят на плаху не загонишь...
− Рассказывайте.
Центурион подобрал со стола какой-то диковинный фрукт, взял узкий нож и взялся методично срезать кожицу с плода.
− Демоны — полбеды. Племя ангола еще и мастера оживлять мертвецов, да не просто оживлять, но что-то делать с телами, отчего те приобретают просто немыслимую жизнеспособность. Пока пополнение еще не прибыло, я и несколько моих людей в тайне от цивильных властей Луанды отправились в места обитания Луэна, хотелось побольше узнать об этих ужасных ангола. Можете это считать храбростью от трусости, − улыбнулся Стругг.
− Разумеется, все что слышали от запуганных туземцев, делили на четыре, а то и на восемь. Но все равно многому не верили, пока старейшины Луэна не показали несколько свежих трупов ангола. Почему-то их не сумели вынести с поля боя. Как только я увидел тела — меня вывернуло наизнанку. Хотя сами понимаете, со смертью я на ты, а с мертвечиной — еще ближе.
− Что же вас... удивило?
− Удивило не то слово. Меня буквально убили эти мертвые тела, простите за красивость в выражениях. Половина тел без, ног и других органов: носа или рта, многие — глаз. Погодите, не перебивайте. Дело не в том, что органов не было. Дело в том, что вместо них... не знаю как назвать. В общем, у этих тварей были железные руки с огромными ножами, убирающимися внутрь конечностей. Многие с металлическими суставчатыми ногами как у саранчи, и я клянусь вам, я узнавал инженерную школу Империи, хотя машинерия только зарождалась, когда я служил в Риме. Пружины, пневмоцилиндры, клапаны и трубочки — как будто злой Творец смешал воедино плоть и сталь. Почти все трупы пялились в небо круглыми глазами... из горного хрусталя немыслимой чистоты. Луэна клянутся, что эти нечеловеки видят в темноте как днем, а глаза у них светятся голубым.
Мы вскрыли пару трупов, и увиденное повергло нас в тихий ужас. Почти все внутренности аккуратно вырезаны, а на их месте все те же механические части: клапаны, вентили, трубочки и прочие механизмы. Я видел легкие с поршнями, сердца в виде центробежных насосов и армированные трубопроводы взамен сосудов. Я не знаю, как это сделано, и клянусь — не хочу знать. Но эти нелюди живут, и очень даже замечательно разрывают на части мирных крестьян и ремесленников соседних племен. Знаете что, Флавий?
− Да?
− Я думаю, что это племя ангола — орудие диавола в нашем мире. Вы уже поняли, я не очень поддерживаю нынешнюю религию, но это точно диавольские козни. Или как там зовется этот Антипод...
Флавий крепко задумался. Очень, очень хотелось, до зуда в зубах хотелось не поверить этому старому вояке, признать сумасшедшим и ближайшим же конвоем отправить в Рим. Пусть Обсерватория сама выслушивает этот бред.... но глаза Кельвина не горели безумием. Этот человек говорил, что видел, и лишь нежелание выглядеть в глазах такого же как он воина абсолютным безумцем и заставляло излагать невероятную правду спокойно, размеренно, выверено.
Старый вояка боялся, до смерти боялся тварей с синими глазами: как демоноподобных, так и этих невероятных существ из живой ткани и механических деталей. Но еще больше он боялся остаться никому ненужным изгоем-пенсионером, живущим от попойки до попойки. Он хорошо видел все пучину ожидающего безумия и то дно, куда он упадет, задумай подать рапорт о списании. Рим не терпит сломанных людей и судеб, а Кельвин уже сломался. Выжить он сможет только здесь, в Африке. В самом центре Черного континента. В самопровозглашенной Анголуанде. В борьбе со своими демонами.
Флавий долго обдумывал, что сейчас скажет ветерану, но неожиданно понял: какие к тому самому диаволу со всеми демонами раздумья? Он скажет то, что хочет сказать. И что ожидает центурион.
− Кельвин, не хотите присоединиться с самыми преданными вам людьми к моей экспедиции и под мое командование? Знаете ли, перед тем как лезть в Преисподню, мне потребуется пара... нет, три десятка верных легионеров. И еще — боевой товарищ, который не даст демонам превратить меня в ходячий механизм.
− Почему нет, − Кельвин был сама серьезность. − Все ждал, когда же господин старший трибун предложит мне перейти под командование. Я уже накомандовался, Флавий. А мои люди устали от безделья. Большая часть служила в том самом легионе и не сошла с ума. Думаю, они будут сражаться хоть с Ним самим, лишь бы забыться. Мы уже знаем наверняка, Рим списал нас со счетов.
Глава 5. Тонкая машинерия
Всего отряд составил тридцать три человека. Двадцать восемь легионеров, сам центурион и команда Флавия. Йон стараниями военного лекаря окончательно выздоровел, и темнокожие гарнизонные шлюхи получили нового клиента. Флавий как-то подловил бритта и пообещал ему замечательную жизнь, если окажется, что островитянин надавал девкам каких-нибудь невыполнимых обещаний. Например, заплатить за услуги золотом.
Выступили нескоро — много времени ушло на договоренности с Луэна о беспрепятственном проходе по территориям туземцев. Сначала местные наотрез отказывались пропускать белых людей через свои владения, но когда узнали о цели визита и сообразили, что столь маленький отряд странных чужеземцев, похоже, просто идет умирать во владения ангола, смилостивились.
До плоскогорья отряд добрался без приключений. Воины в очередной раз запаслись водой из ручьев, в окрестных лесах настреляна дичь, все готово к подъему на плато. Отряд вытянулся цепочкой, и гусеница из трех десятков человек неспешно поползла по скальным тропам вверх, к плоскогорью.
Ровно в середине подъема случилась первая непредвиденная остановка. Помеху заметил разведотряд, в нем по случайности оказался Йон. Он и послал за командиром, хотя легионеры хотели просто смести препятствие с пути.
Препятствием оказался старый-старый безногий человек, неизвестно каким образом попавший между плоскогорьем и низиной. Старик сидел, привалившись к скале, перегородив культями проход. Грязная тряпка закрывала глаза старика, правая рука покоилась за пазухой, а кожа хотя и черна как ночь, но лицо выдавало скорее крайне загорелого европейца, чем местного. Подоспевший Флавий протолкался сквозь легионеров и склонился над стариком. Тот медленно, с отчетливым механическим стуком дышал.
− Проводника сюда, быстро!
Приказ ушел вниз по цепочке, а Флавий аккуратно вынул руку старика из-за пазухи. Ниже локтя конечности не было, а на культе виднелись следы то ли зубов, то ли капкана. Старик не шевелился, но по-прежнему шумно дышал, и Флавий размотал из тряпья вторую руку. Он уже знал что искать и пожалел, что послал за переводчиком. Толмач не нужен. Старик должен понимать римскую речь, ведь в свое время был легионером.
Флавий продемонстрировал грязную, до черноты потемневшую от безумного африканского солнца кожу. Гиза и Кельвин уже были тут, бритт же вообще одним из первых заметил старика.
− Смотрите, − указал Флавий на руку калеки.
Кельвин нахмурил брови, кое-кто из легионеров не смог подавить изумленного вскрика. На грязном, ободранном плече мужчины виднелся змей, обвившийся вокруг гладия. Символ имперского легионера. Чуть ниже едва видимая римская цифра XXIII.
− Это же наш!
− Наш легион!
− Мы нашли своего! Ребята, это наш!
Возгласы покатились вниз по цепочке, легионеры передавали из уст в уста весть о найденном сотоварище.
− А что же он такой древний? — спросил Кельвин. — Раз наш, то должен быть ровесником.
Действительно, на первый взгляд несчастному можно было дать лет восемьдесят, не меньше.
− Не знаю, − признался Флавий. — Может быть, у этих... Может быть, эти существа стареют быстрее человека. А может быть, старость накатила еще до того, как ангола сотворили из него монстра.
Кельвин наклонился, сорвал с глаз увечного легионера тряпку. В прозрачное небо Африки взглянули два хрустальных глаза неимоверной чистоты.
Старик засмеялся и хрипло произнес, прерываясь на странный, клацающий кашель:
− Оставьте меня, я все равно не вижу неба.
− Как тебя зовут? − Кельвин присел напротив калеки и посмотрел в невероятные глаза.
− Имя? − старик то ли засмеялся, то ли закашлялся все тем же механическим звуком. − Мое имя похитили вместе с разумом. Я вопил от боли на жертвенном алтаре, а из меня вынимали имя... Хе-хе.... А потом уже не думаешь об именах и прочей ерунде... Потом хорошо и понятно... Ты смотришь на себя со стороны, и... Ха-ха! Даже восторг от себя самого! Ты велик, могуч... и убить себя нельзя, вот задачка...
Старик замолчал, и даже шум его дыхания затих. Флавий подумал было, что легионер умер, но старик поднял голову.
− Они оставили мне глаза как память о своем величии. Но они ошиблись... Они ошиблись! Думали я буду благодарить их?! Не дождутся! На том свете встречусь с тварями и... и... тогда и...
Грудь старика задергалась, ему явно не хватало воздуха. Культи беспомощно заскребли камень, Кельвин и Флавий, мешая друг другу, попытались уложить старого воина на спину, но тут в груди калеки что-то особенно громко щелкнуло, и тело ветерана обмякло.
− Выключился ваш голем, − сделала вывод Гиза, и через секунду об арабеске напоминала только ее меткая фраза про голема. В самом деле, как еще назвать настолько искусственного человека как не големом?
Старика похоронили на плоскогорье, со всеми положенными воинскими почестями. Пока легионеры копали могилу в неподатливой каменистой почве, Флавий размышлял. Из того, что он уже услышал и увидел, получалось − пока ангола контролируют голема, тот, наверное, не даже не управляет телом. Может быть, даже лучше для человека, если бы мозг уничтожали. Как сохранить разум, если сторонним зрителем наблюдаешь как измененное тело рвет на части несчастных крестьян, убивает мирных жителей?
А потом ангола бросают бывших големов, отнимая все искусственные части тела. Или не все, как в этом случае? Но почему оставили в живых? Да еще посреди горного прохода?
Ответ очевиден — для предупреждения. Мол, не суйтесь, а то с вами произойдет то же самое. Значит, за этим стоит не могучий враг, не диавол, а обычный человек — слабый и тщетный. Всемогущему знаки не нужны, он ничего не опасается.
− Тебя зовет Кельвин, − подошел Йон, прервав размышления Флавия. − Хочет посоветоваться.
Римлянин подошел к свежевырытой могиле, ее уже закапывали. Центурион подозвал Флавия поближе.
− Не удержался и... в общем, я поковырялся в этом служаке. Это несложно, почти все живые органы превратились в тлен, действовала только машинерия. И вот смотри что нашел.
Кельвин склонился над смотанной в кулем кучей тряпья, в которой узнавалась туника легионера. Развернул сверток, что-то достал, и на руки Флавию легла странная штуковина.
− Что это?
− Это занимало четверть черепа несчастного. Наверное, какой-то машинный мозг.
Флавий оглядел овальный предмет, испещренный тысячами тонких трубочек. На мозг это не походило, скорее на какого-то морского ежа, если бывают стальные морские ежи.
− А куда вели трубочки? — спросил он.
− В том то и дело, что никуда. Такое ощущение, что мозг отключили от тела, а вынуть поленились.
− Возьми эту штуку с собой, на досуге разберемся. Или хотя бы сделаем вид, что разбираемся.... и еще вот что. Забери и хрусталики. Ты ведь мимо не прошел — уж больно чистой воды минерал.
− Ну... в общем, нет. То есть да. Не прошел. − Кельвин виновато развел руками.
− Зачем тебе понадобились мозги несчастного? − спросил галл, облизывая ложку. − Из них ничего не сваришь, а разбираться в машинерии — своих мозгов не хватит.
− Если бы я слушал только тебя, Люпекс, я бы сидел дома и наедал такое же брюхо, − огрызнулся Флавий. − Даже человеческий мозг сохраняет свою работоспособность в течение шести минут после смерти. Уверен, что машинный разум сохраняет свое состояние сколь угодно долго. Выключи паровой двигатель — и он послушно остановится. Запусти — и он начнет работать ровно с того же момента. Это не человек, которого можно вырубить и привести в чувство, когда пожелаешь. Таковы все машины.
