Сингх коротко поклонился и направился к двери. Сяо Ван смотрел ему вслед и тихо бормотал про себя "Ом мани падме хум".
Выйдя из кабинета Сяо Вана и пройдя через его приемную, Сингх вытащил из кармана пластиковое ухо, тщательно стер с него засохшую кровь и выкинул ухо в ближайшую урну. Бедняга Сяо Ван, подумал Сингх, он ведь и вправду поверил, что это ухо принадлежит одной из многочисленных жертв могущественной мафии.
8.
Сингх был прав, Дзимбээ Дуо подтвердил свою репутацию толкового оперативника.
— Здравствуйте, отец, — сказал Дзимбээ, стоя на пороге купе.
— Здравствуй, консильеро, — кивнул Сингх, — рад тебя видеть живым и здоровым.
Брови Дзимбээ поползли вверх от удивления.
— Я был неправ, — сказал Сингх. — То мое решение было ошибкой. Теперь тебе больше ничего не грозит.
— Ты говоришь это, чтобы я не убил тебя на месте? — спросил Дзимбээ.
— Нет, — ответил Сингх, тщательно следя за невозмутимостью собственного голоса. — Я говорю правду. Я покидаю планету, покидаю навсегда, меня больше не волнует, что здесь происходит и какая информация куда утекает.
— Вы думаете, выступление начнется вот-вот?
— Я думаю, выступление начнется, как только мы прибудем на Деметру. Я не вижу причин тянуть дальше. Проходи, садись, не стой в дверях.
— Если я выйду из капсулы, ты не отдашь приказ уничтожить меня и моих друзей?
— Не отдам.
— Я даже знаю, почему. Потому что у нас при себе двести тонн в тротиловом эквиваленте. Одно неосторожное действие, и от терминала останется одна большая воронка.
Сингх улыбнулся.
— Я так и думал, — сказал он, — что ты захочешь поиграть в шахида. Это самый надежный способ пробраться в транспортную капсулу. Твои друзья с тобой?
— Да, все пятеро.
— Хорошо. Ты можешь выйти и привести их сюда, я не буду препятствовать.
— Слово чести?
— Слово чести.
Дзимбээ задумался. Он думал о том, как много стоит слово чести в ситуации, когда давший слово поспешно убегает с планеты. Пожалуй, слово чести в данных условиях не стоит вообще ничего. Но других гарантий от Сингха все равно не получишь.
— Я вернусь, — сказал Дзимбээ и вышел из купе.
9.
Наутро Якадзуно пришлось заказать в номер "Зеленого дракона". Вчерашние посиделки не прошли бесследно, Якадзуно так и не смог полностью вспомнить, чем они с Рональдом занимались после того, как мероприятие из общего зала переместилось в отдельный номер. Помнится, там было три гейши... или четыре... а потом Рон откуда-то приволок черепаху и стал приклеивать ей на брюхо колесики от детской машинки. Пить надо меньше.
Вкус зеленых таблеток оказался еще более гадким, чем Якадзуно мог предположить, глядя на то, как корчился Роджер в последний день межзвездной поездки. Но, несмотря на омерзительный вкус, таблетки подействовали. Якадзуно пошевелил головой и решил, что теперь способен связно соображать. Все-таки хорошая вещь этот "Зеленый дракон".
Запищала мобила. Якадзуно протянул руку и посмотрел на экранчик. Звонил Дэйн, причем по шифрованному каналу.
— Слушаю, — сказал Якадзуно. — Что случилось, Рон?
Дэйн не стал тратить время на приветствия.
— Статуи нет на складе, — сказал он.
— Как это нет?
— Вот так. Мой агент просмотрел всю базу данных, там нет ничего похожего.
— Ее могли оформить как золотой слиток или как геологическую пробу.
— Он все проверил. В базе нет ни одной записи, которая хоть как-то могла относиться к нашему объекту.
— Может, твоему агенту запрещен доступ к этой записи?
— Он пробовал делать логические выводы, у них в базе данных нет запретов на статистическую идентификацию. Статуи нет, это совершенно точно.
— Нет в базе данных или нет на таможне?
— Нет в базе данных. Со склада ее вряд ли успели вывезти, сейчас склад практически пуст, любая операция с хранящимися объектами будет привлекать внимание. Я полагаю, ее вывезут, как только с Гефеста придет первый пассажирский поезд. Приедет около сотни пассажиров, и у каждого десятого в багаже найдется что-нибудь запрещенное, и тогда со склада можно будет вывезти хоть статую Церетели, и никто ничего не заметит.
— Надо проверить, что статуя все еще на складе. Ситуация начинает меня тревожить.
— Почему?
— Зачем было удалять статую из базы данных? Зачем было ликвидировать фирму "Ифрит Плюс"? Если это просто контрабандное произведение искусства, к чему столько сложностей? Сколько эта штука может стоить, по-твоему?
— Тысяч двести, самое большее, миллион. Вряд ли больше. Да, ты прав, сложностей слишком много. Что будем делать?
— Для начала надо узнать, что это за штука. В базе данных таможни ее больше нет, если... слушай, у вас на Деметре коммерческие разведслужбы принимают заказы на ограбление?
— Это очень дорого.
— Очень — это сколько?
— Тысяч сто.
— Пойдет.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
— А если ты ошибся? Если эта статуя того не стоит?
— Тогда я отвечу за свои ошибки.
— Харакири?
Якадзуно передернулся. Во-первых, этот обряд правильно называется "сеппуку", а во-вторых, культурные люди уже давно перестали его практиковать.
— Тебе нужно письменное подтверждение? — спросил Якадзуно.
— Да, — сказал Дэйн, — нужно. Извини, Якадзуно, но это особый случай, так что...
— Хорошо, сейчас вышлю по факсу. Как ты после вчерашнего?
— Нормально. А что? Мы же совсем чуть-чуть посидели. А тебе что, поплохело?
— Нет, — покривил душой Якадзуно, — со мной все в порядке. Сейчас вышлю тебе бумажку, и сразу начинай действовать. Как что появится, держи меня в курсе. Ага, счастливо.
10.
— Приветствую вас, — сказал Сингх. — Здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
— Как же, здорово, — пробурчал Рамирес, — можно подумать, что граната в Колизее взорвалась сама собой.
— Нет, — покачал головой Сингх, — граната в Колизее взорвалась не сама собой. Я приказал провести расследование по поводу той телепередачи, первые результаты показали, что источником утечки информации, вероятнее всего, является кто-то из вас. Я принял решение и, к сожалению, это было неправильное решение. Через час после того, что случилось в Колизее, я получил точную информацию, через кого прошла утечка.
— И через кого? — заинтересовался Рамирес.
— Какая разница? Главное то, что вы здесь ни при чем. Я сожалею, что принял неверное решение. Я готов искупить свою вину.
Сингх вытащил из кармана маленькую ампулу из очень толстого стекла.
— Это цианид, — сказал он. — Если вы скажете мне, что я должен умереть, я умру. Сам.
Воцарилась тишина. Она длилась примерно минуту, но присутствующим эта минута показалась вечностью. Наконец, Рамирес открыл рот, чтобы высказать свое мнение, но его опередил Иван.
— Давай, — сказал он, — это будет справедливо. Должен же ты хоть раз принять правильное решение.
— Иван! — возмутилась Дева. — Как ты можешь? Ты что, забыл, что входишь в братство?
— Я-то помню, а вот этот тип давно все забыл. К нему больше нельзя применять нормы братства.
— Ты не прав, Иван, — сказала Дева, — ты не должен ему уподобляться. Абубакар допустил ошибку, но он признал ее. Он ошибся под влиянием момента, ведь так?
— Так, — кивнул Сингх. — Эта передача произвела большое впечатление... Да что я говорю, вы же ее видели. Мне показалось, что времени не осталось, и я решил сделать... вы знаете что. Вы знаете, я никогда не мог решить, существуют ли во вселенной боги, но сейчас я думаю, что того офицера послал Брахма. Я действительно верю, что это божий знак. И еще, я хочу, чтобы вы знали — когда я приеду на Деметру, я сложу свои полномочия.
— Какие полномочия? — спросил Рамирес. — Разве твои полномочия распространяются и на Деметру?
— Пока нет, — ответил Сингх. — И я думаю, что так и будет. У меня сильно расшатаны нервы, мне нужно отдохнуть, я не могу подвергать опасности жизни братьев и сестер из-за того, что не всегда могу принять правильное решение. Я не собираюсь участвовать в выступлении.
— Как, совсем? — удивился Рамирес. — Но нам будет не хватать вашего опыта!
— Сейчас мой опыт ничего не стоит, — сказал Сингх. — Я очень устал. Знали бы вы, как я устал...
— Догадываюсь, — пробурчал Дзимбээ. — Я голосую за.
— За что? — спросил Иван.
— За жизнь. За то, чтобы дать ему еще один шанс.
— Я против, — сказал Иван.
— За, — сказала Дева.
— За, — подтвердила Ши Хо.
Воцарилась тишина.
— Что скажешь, Джон? — спросил Дзимбээ.
— А что от меня теперь зависит? — пожал плечами Рамирес. — Допустим, за.
Сингх тяжело вздохнул и убрал ампулу обратно в карман.
— Вы не возражаете, если я напьюсь? — спросил он.
— По-моему, нам всем надо напиться, — сказал Дзимбээ.
Рамирес машинально кивнул, но он не хотел напиваться. Что-то казалось ему неправильным, как-то не так вел себя Сингх, да и Дзимбээ, Рамирес был абсолютно убежден, должен был проголосовать против. Что-то здесь было не так, за произнесенными словами явственно ощущалось что-то скрытое. Ничего, поездка будет долгой, еще будет время во всем разобраться.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
1.
Межзвездный грузовик отправился в путешествие, пассажиры начали разбредаться по купе. Вначале к Рамиресу подселилась Ши Хо, но потом оказалось, что Иван, как обычно, все протормозил, и получилось, что ему не остается другого варианта, кроме как провести ближайшую неделю в одной комнатушке с человеком, которого он только что предлагал убить. Это было нехорошо и Рамиресу пришлось, скрепя сердце, поменяться с Иваном местами. Это было тоже нехорошо, но не настолько. Неприятно, конечно, провести все время путешествия с тем, кто только вчера тебя заказал, но кто-то ведь должен разделить купе с Сингхом. В конце концов, братья должны прощать друг другу невольные ошибки, и не четыреста девяносто раз, как христиане, а без ограничений.
Сингх был мрачен. Он неподвижно сидел, глядя в одну точку, как сыч, и сосредоточенно напивался синтетической водкой. Несмотря ни на что, Рамирес ему сочувствовал, очень тяжело, наверное, когда твои нервы расшатаны настолько, что одно только подозрение, пусть даже, на первый взгляд, и обоснованное, заставляет отдать приказ на убийство собственных братьев и сестер. Пусть это братья и сестры не по крови, а по вере, но это еще тяжелее, потому что общая вера сближает людей гораздо сильнее, чем родственная кровь. Рамирес состроил мрачную гримасу и откупорил синтетическое пиво.
— Не печальтесь, — сказал Рамирес, — ваша печаль ничего не изменит. Все прошло хорошо, бог не допустил братоубийства. Все хорошо.
— Кстати, — оживился Сингх, — все время хотел тебя спросить, ты ведь христианин?
— Да, а что?
— Мне всегда было интересно, как в твоей душе уживаются вера в Христа и вера в братство.
— А в чем проблема? Наши идеи не противоречат божьим заветам. Тот, кто дал миру шанс, тоже был христианином.
— Да, я знаю. Только он отрекся от Христа.
— Эти слова нельзя считать настоящим отречением. Говоря, что не верит в Иисуса, он имел ввиду совсем не то. Это был просто кусок потока сознания, к отдельным словам поэтов нельзя относиться слишком серьезно. В другой песне он обещал убить свою девушку, если она ему изменит, но он же на самом деле не собирался это делать. Это была... не то чтобы шутка, но...
— Я понял, — кивнул Сингх, — я тоже думаю примерно так же. Но христианство не признает веротерпимости. Как ты можешь исповедовать две веры одновременно?
— Братство — не вера, — сказал Рамирес. — Это комплекс этических норм, правил поведения и нравственных ценностей. Любовь, свобода, красота, единство, разве это противоречит тому, что говорил Христос?
— По-твоему, Леннон — это Христос сегодня?
— Нет, — возмутился Рамирес, — говорить так — кощунство. Леннон — вождь и учитель, но он не сын божий. Нельзя смешивать одно и другое. Ты же не думаешь, что Леннон стоит в одном ряду с Буддой и Кришной?
— Я думаю именно так, — сказал Сингх. — Воистину удивительно, какими разными путями разные люди приходят к единой правде. Чем больше я думаю об этом, тем яснее понимаю, что единство мира, которое наступит, когда власть перейдет к народу, не означает однообразия. В едином мире каждый сможет быть собой и каждый сможет быть вместе со всеми.
— За это стоит выпить, — улыбнулся Рамирес.
Пожалуй, Сингх был прав, корень всех проблем состоит в том, что за последнее время все ужасно переутомились. Теперь, когда проблемы и беды позади, Сингх на глазах снова становился тем гуру, который четыре года назад в одночасье изменил судьбу разочаровавшегося в жизни доктора физики по имени Джон Рамирес.
Отправляясь на Гефест, Джон завербовался для работы в Новокузбасском университете. Он планировал заняться научными исследованиями, он хотел экспериментально проверить свою гипотезу, которая могла бы перевернуть мир и которая, благодаря помощи Сингха, очень скоро перевернет мир. Рамирес предположил, что обилие тория в нижних слоях коры Гефеста не может быть объяснено обычными геологическими процессами, такими же, как на любой другой земноподобной планете. Диссертация Рамиреса была посвящена тому, как, по его мнению, два-три миллиарда лет назад на Гефесте сформировались залежи тяжелых металлов. Все известные данные укладывались в разработанную теорию, метод Рамиреса позволял находить палладиевые месторождения гораздо быстрее и с гораздо меньшими затратами, чем это практиковалось до сих пор, и Рамирес был буквально переполнен мечтаниями о том, как его открытие принесет богатство и счастье... тогда он не задумывался, кому именно.
Все было замечательно, Рамиресу казалось, что еще год-два, и он станет одним из самых знаменитых ученых не только Гефеста, но и всего человечества, что у него будет все, начиная от девятизначного счета в банке и заканчивая чем-то таким, что он пока еще не мог сформулировать. Но мечты наивного молодого человека оказались страшно далеки от суровой правды жизни.
Все началось с того, что Рамирес едва не умер от прививки, которая должна была предохранить его организм от гигантского количества сернистых соединений в атмосфере чужой планеты. Вначале Рамирес думал, что так проявились индивидуальные особенности организма, но потом он узнал, что почти все переносят прививку так же тяжело.
Потом выяснилось, что руководство университета имеет свои планы на молодого ученого. Едва Рамиреса выписали из госпиталя, его пригласил к себе сам ректор, почтенный профессор Гарневич, и заявил, что если Рамирес хочет получить от своих исследований какие-то осязаемые бонусы, то ему придется делиться. И когда Рамирес ознакомился с тем, в каких масштабах ему предлагалось поделиться, в его мозгу отчетливо всплыло слово, которое характеризовало ситуацию лучше всего. Слово "рабство".
Контракт, который Рамирес подписал еще на Земле, был составлен очень грамотно. В случае конфликта работника с работодателем права работника фактически сводились к одному — выплатить все неустойки и вернуться на Землю. Но на практике поступить так не мог никто и никогда, потому что для этого нужна пятизначная сумма в кармане, а у тех ученых, кто отправляется на Гефест, таких денег никогда не бывает.
