Право на жизнь - 1

Темнота.

Первые полчаса, а может и дольше, звала, сама не зная кого. Стучала в стены, сбив руки в кровь. Но, не дождавшись ответа, прекратила глупые попытки. Нет, меня будут держать здесь столько, сколько сочтут нужным.

Я так и не поняла, где капает вода. Как бы тщательно ни искала, как бы ни ощупывала пол, так и не смогла найти ни одной лужицы. Источник звука так и остался неведом. Может, он создан специально, чтобы сводить с ума? Или я уже покинула чертоги разума?

'— Лили, постой! Лилиана! — Дирк едва сумел догнать девушку. Та, пребывая в задумчивости, не слышала, что он звал ее.

— Хорошо, что я тебя догнал... — пытаясь отдышаться выпалил парень.

На его фоне тоненькая, словно тростинка, Лили, казалась совсем юной. Хотя стоило лишь заглянуть в глаза, чтобы понять, она — иная... Не такая, как прочие в деревне. Слишком много всего давило на хрупкие плечи. И именно это не позволило юноше сидеть, сложа руки.

— Чего же ты хотел? — едва заметная улыбка коснулась губ.

— Пойдем, скорее, — он взял ее за руку и, не обращая внимания на удивленный взгляд, повел к своему дому. На деревенских улицах, Лили чувствовала себя свободно, тут некого было бояться. Люди, жившие здесь, хоть и догадывались, откуда приходит странная девочка, молчали. Да и относились к одной из Избранных с некоторым почтением. Тем более, что храм, где она жила, был совсем близко от деревни, многие знали, какими строгими, а порой и жестокими, могут быть его служители.

Они вдвоем вошли в дом, где жили Дирк и его семья.

— Мам?! — звучно позвал парень. Лили невольно отметила, что, взрослея, он все больше становится похож на своего отца — местного кузнеца. Мужчину видного, сильного и строгого. Но вместе с тем справедливого...

Мать Дирка, вышла из комнаты. Она протирала большое блюдо белой тканью, стирая с него капельки воды, видимо, мыла посуду до того, как они пришли.

— Здеся я! Ох, Лилиана, здравствуй, — едва завидев за широкой спиной сына девушку, женщина засияла улыбкой.

— Доброго дня и вам, госпожа, — девушка слегка качнула головой.

— Мама, я все решил! — он разве что не стукнул кулаком по столу.

— Что решил?

— Женюсь! — в словах его не было и капли сомнений. Мать заулыбалась еще шире.

— На ком же?

Он вывел Лили из-за спины, положив руки ей на плечи, и повернул лицом к матери.

— На ком же еще? Лилиана, ты ведь не откажешь? — он развернул ее теперь к себе лицом, пытаясь поймать ошарашенный взгляд.

Позади раздался звон разбиваемой посуды. Матушка так и села на стоявший у стены сундук.

Лили, еще секунду назад пребывающая в недоумении, теперь снова смотрела на юношу ласково. И в этом взгляде Дирк прочитал свой приговор.

Она протянула руку, коснулась его щеки. Улыбнулась, как мать улыбается своему ребенку.

И молча вышла из дома'...

* * *

Каждая проведенная здесь минута добавляла по капле в мою чашу отчаяния. Но даже если та переполнится и выплеснется через край, ничего не изменится... Я поднялась с холодного пола, уперлась лбом в стену. Сделав пару глубоких вдохов, осознала, что вся дрожу. От холода или же от страха. Обняла себя, вцепившись руками в озябшую кожу.

На мне не было одежды и это тоже, несомненно, ужасало. Ведь значит ее кто-то снял. Что если это был тот, кто приказал мне спать? Или его тени?

Развернулась, опустилась на колени, спиной сползая по стене. Я настолько замерзла, что камень уже не холодил кожу. Всю меня сотрясала сильная дрожь. Я куталась в свои длинные волосы, как могла, в тщетной попытке согреться.

— Не хочу умирать вот так! — крикнула в пустоту. Голос, на удивление, был громким и звучал уверенно.

'Вообще не хочу умирать...'

Но никто не ответил. Не появился спаситель.

Ухмыльнулась. Даже звук капающей воды куда-то пропал и теперь помимо давящей темноты, меня пригибала к полу еще и тишина.

Подтянув ноги к груди, обняла их, прижалась лбом к коленям.

Я позволила себе выпустить слезы. Посчитав, что и так продержалась достаточно. Рыдания сдавили грудь стальной хваткой.

Не помню когда, но я уснула. Хотя вернее сказать, просто провалилась в никуда. Из темноты своей камеры в темноту сознания.

'— Я не могу, Дирк, ты ведь сам знаешь... — она пыталась утешить его, хоть и осознавала всю тщетность своих слов. Этот пылкий юноша, которого она знала с малых лет, уже не первый раз предлагал ей сбежать. Не первый раз пытался уговорить на женитьбу.

Он был симпатичен ей. Да что таить, если бы все было иначе, она бы не раздумывая согласилась.

Если бы все было иначе...

Она не позволяла себе влюбляться в кого бы то ни было. Хотя и проводила много времени в компании мальчишек. В детские годы они воспринимали ее сперва как Избранную, храбрую и отчаянную. После, привыкнув, просто как равную, что неустанно льстило девочке. Ведь именно ее звали на мальчишечьи забавы. Она одна из девочек участвовала в их проказах. Другие девчонки по мнению мальчишек не годились на это. Она стала другом для них. Позже, когда все они подросли, ее стали оберегать, когда до подростковых умов уже начало доходить, кто она такая, что ждет ее впереди... Да и на их фоне, рослых, плечистых парней, выросших в любящих семьях, она казалась той, кому необходима забота и поддержка. Порой и она сама бывала опорой для них. Ее светлая душа, полная нерастраченной любви, сочувствия, сострадания, трогала их. Они нередко приходили к ней за советом. И она, эта хрупкая девочка, обреченная на смерть, порой подбирала те самые слова, что переворачивали их мир... Вынужденная проводить много времени в уединении, она прочитала уйму книг. Тем более, что и служительницы храма давали ей нагрузку для ума. Ведь Избранная должна быть Достойной. Она изучала историю, географию. Читала трактаты по философии. Даже пыталась по справочникам изучать медицину... Все эти знания расширяли ее кругозор.

— Можешь, Лилиана, пожалуйста.

— Дирк, мы ведь с тобой уже обсуждали это. Создатель придет за своей платой, в этом можно не сомневаться. Как и в том, что он невероятно силен. И что будет, если...

— Я тоже сильный! — он не желал слушать ее доводы. Он и сам знал все это.

Но сейчас, понимая, что у нее... у них остался всего один год. Он не мог молчать. Просто не мог.

— Дирк... — она попыталась взять его за руку, но парень отшатнулся. Теперь он злился.

— Ты просто не хочешь, так? Хочешь и дальше играть роль Избранной! Конечно, куда мне, простому парню, кузнецу, тягаться с самим Создателем!

— Дирк... — но его имя уже шептала в след.

И лишь к утру, когда вернулась в свою обитель, дала волю слезам. Кто бы знал, как сильно она хотела согласиться. Как сложно было ей играть эту роль — покорившейся своей судьбе. Не знал... никто не знал. И не узнает. Она не станет печалить их еще сильнее. Она была благодарна им всем за то, что смогла стать такой, как есть теперь. Что смогла узнать эту жизнь, хотя и должна была бы провести ее в изоляции от мирского... Друзьям и так придется не легко. Но пусть они думают, что она войдет в церемониальный зал с улыбкой'.

* * *

Следующее пробуждение оказалось не менее приятным. На миг показалось, что вот-вот утону. Очнувшись, судорожно ловя ртом воздух, лишь через пару мгновений осознала, что меня попросту облили водой. Отдышавшись, поняла, что нахожусь все в той же камере и по-прежнему в темноте. Волосы теперь были мокрыми, замерзшее тело покрылось мурашками. Сидя в луже, дрожа, как лист на ветру, убрала с лица намокшие пряди.

— Кто здесь? — я чувствовала, что не одна теперь.

Казалось, что темнее уже и быть не может, но пространство вокруг будто бы заполнялось еще более густой тьмой. Я ощущала это каждой клеточкой своего тела. Каждый вдох давался все тяжелее, будто бы темницу наполняли тягучим удушливым дымом. Но тут внимание переключилось — кто-то коснулся моей щеки. Я шарахнулась в сторону.

Ответом был многоголосый смех. Он раздавался одновременно со всех сторон. Я застонала, в ужасе зажимая уши ладонями. Но этот смех звучал и у меня в голове.

— Хватит, пожалуйста! — взмолилась, стоя на коленях. Но смех не прекращался. — Прошу, не надо... Пожалуйста...

Я склонилась, прижимаясь лбом к полу, хватаясь за волосы. Опрокинулась на бок, прячась в позе эмбриона. Но пытка продолжалась. Оглушительный смех одновременно тысячи созданий. И детский, и взрослый, и кашляющий старческий. И мужской, и женский. И веселый, и насмешливый, и пугающе-злой. Это было невыносимо. Я снова потеряла счет времени, просто лежала на полу, кричала от злости, позже — молила, чтобы это прекратилось. Казалось, вот еще мгновение и я сама сольюсь с этой какофонией голосов. В чем я виновата? Что такого сотворила в своей жизни, чтобы теперь проходить через все это?! Я должна была умереть там, в церемониальном зале, отдав свою душу... Быть может, я уже мертва? Но ведь не было Суда? Почему я сейчас здесь?

Внезапно снова пришла тишина, зазвеневшая в ушах, как эхо колокола. Я отдышалась, постаралась успокоиться. И тогда в мыслях моих возникло понимание... Нет, я не умерла и все еще нахожусь в собственном теле... А все, что здесь происходит ради одного — сломить, убить мой разум. За что же меня поместили сюда, будто в заключение, в комнату пыток?

'Ты — не пленница. У пленников есть права, у тебя же их нет... И тем более права кому-то указывать или задавать вопросы. Тебя продали собственные соплеменники. Это — твоя участь,' — мысль пришла из ниоткуда, будто бы отгадку кто-то шепнул прямо в мысли. — 'Поднимись!' — снова шепнул в мысли чужой голос. И теперь я уже точно была уверена, что этот приказ пришел извне. Ослушаться не посмела.

Дрожа всем телом, скованная ужасом и жгучей обидой, с трудом нашла в себе силы. Сперва, встала на четвереньки, потом на колени, а затем уже и в полный рост.

Бравада испарялась. Если какое-то время назад я была готова спорить, требовать освобождения, то теперь лишь кусала губы, пытаясь не скулить, как побитая собака. Этот страх был и естественен, и чужероден для меня одновременно. Я не хотела выглядеть напуганной. Хотела вести себя достойно. Но осязание властности того, кто сейчас был здесь, давило. Я ощущала цепкий взгляд на своем обнаженном теле. Словно тысячи паучьих лапок ощупывают меня, изучают, оценивают.

Чья-то рука легла на плечо, заставив вздрогнуть.

В груди натягивалась струна, грозившая вот-вот лопнуть от напряжения. Я понятия не имела, что будет дальше. Как далеко зайдет тот, кто решил истязать меня.

Рука, касавшаяся плеча, теплая и мягкая, обжигала. Медленно самыми кончиками пальцев этот некто провел от плеча к шее, коснулся скул, очертил линию подбородка, прикоснулся к губам. Это могло бы показаться нежным касанием, изучающим, почти невесомым. Мне не причиняли боль, но я понимала, что это — только начало.

Почувствовала, как воздух вокруг шевельнулся, а уже в следующий миг меня коснулась еще одна рука. Теперь уже сзади, легла между лопатками и заскользила вниз по позвоночнику. Одновременно с этим, я продолжала ощущать руку на своем лице. Это было невозможно для одного человека, и я поняла, что нас здесь вовсе не двое.

Я молча стояла на месте, боясь шевельнуться. Зажмурилась. И молила сейчас лишь о том, чтобы все это оказалось кошмарным сном. Быть может, я сейчас проснусь и обнаружу себя в своей комнате?

Если бы я могла рассудить здраво, то, возможно, смогла бы принять ту мысль, что ничего невероятно страшного не происходило сейчас. Конечно, и ничего приятного в чужих руках на обнаженной коже не было, но все же это были лишь прикосновения... Только вот назойливый внутренний голос буквально вопил об опасности. Об аморальности происходящего. Да и для меня, девушки не знавшей близости с мужчиной, это было просто дико и невероятно унизительно...

Вместо того, чтобы проснуться, ощутила на своем теле третью руку. Это было так неожиданно, что я шарахнулась в сторону. Но и это стало ошибкой. В темноте наткнулась на чье-то тело. Тотчас меня схватили, прижав к себе.

Я не закричала, лишь забилась в каменной хватке, не в силах уже стоять и безучастно терпеть. Впрочем, мои неистовые попытки вырваться ни к чему не привели. О, напротив, я ощутила, как меня сжимают в стальных объятиях еще крепче, до болезненного хруста в боках. Так, что дыхание перехватило. Когда сил вырываться уже не оставалось, ощутила прикосновение еще одной пары рук, которые заскользили от моих стоп вверх по правой ноге. И еще одна пара рук по левой. Одновременно добавились еще несколько, они начали блуждать по моему телу, касаясь во всех местах одновременно, не останавливаясь.

— Пожалуйста! Хватит! Не нужно! — я пыталась вывернуться, зажаться, отвернуться, ускользнуть... Но все тщетно. Они продолжали свои исследования. Я уже ревела навзрыд.

'Они стояли на коленях друг напротив друга. Посреди тропинки, что вела от лесного ручья прямиком к деревне. Лукошко с земляникой лежало между ними. Красные ягоды, рассыпанные по утоптанной тропе, уже не имели значения. Случайное и совершенно невинное прикосновение заставило их одновременно поднять взгляд. И встретить глаза другого.

Девушка, глядя с легким испугом и явным смущением, пыталась вытянуть свою руку, прижатую к земле большущей пятерней рыжеволосого парня. Но тот не отпускал, вообще, кажется не замечал ничего вокруг. Лишь то, что оказался к девушке неожиданно близко. Ее ярко-алые нежные губы, румянец щек на бархатистойй коже, дрожащие черные ресницы, в обрамлении которых яркие, серо-зеленые глаза, казались невероятно огромными.

Сам, не понимая, что делает, он медленно приблизился к ней, не в силах уже оторвать взгляда от этого лица. Девушка же, замерев, смотрела на него. И только когда он оказался недопустимо близко, нашла в себе сил вырваться и, забыв про землянику, убежала...'

Казалось, что вот сейчас уж точно сойду с ума, разум откажется дальше воспринимать происходящее, и я стану овощем, пускающим слюни. Какое-то дикое оцепенение разливалось по телу, наваливалось непреодолимой тяжестью. Наверное, я была близка к обмороку.

И тут-то все прекратилось. Я упала, освобожденная от сжимающих меня рук.

Забившись в угол, тяжело дыша, попыталась успокоиться после произошедшего.

И спустя какое-то время снова провалилась в мучительный сон.

* * *

Неприятное ощущение тяжелого взгляда разбудило на этот раз. С трудом разлепив глаза, опухшие от слез, тут же зажмурилась. Откуда-то сверху шел свет, синий и холодный, нестерпимо яркий. Осторожно открыла глаза, с трудом привыкая к такому освещению. В центре камеры стоял мужчина. Его презрительный взгляд, поджатые губы, руки, скрещенные на груди, давали понять, что это вовсе не спаситель. А спустя мгновение меня коснулась незримая волна силы. Невозможно точно описать те ощущения, словно налетел ветер, сильный, сметающий, но в то же время не качнулся ни единый волосок. Только инстинкт самосохранения в стократ громче возопил о необходимости бежать. Вместе с тем в мысли пришло понимание — он Сильнейший. Это осознание камнем осело где-то в душе, отзываясь тупой болью в моем воспаленном разуме.