— Раньше в это верили? — изумился я.
— Верили тысячелетиями. Люди знали о Бессмертных, но что они могли нам сделать? Ситуация изменилась совсем недавно — сто-двести лет назад. Оружие смертных стало по-настоящему опасным. Нам пришлось вмешаться.
— И что вы сделали? — с внутренней дрожью спросил я.
— Мы сделали Голливуд. Именно с нашей подачи стали выпускать фильмы ужасов. Теперь рассказам о вампирах уже никто не верит. Костоломные боевики люди начали создавать сами: в смертных всегда пряталось много звериной ярости.
— А в нас? Разве вампиры не мыслят, как люди?
— В нас? — Фаргел снова улыбнулся. — Только в самых молодых, пока жажда берет вверх. Позднее — все проходит. Выживают те, кто оказывается сильнее страстей. Остальных выслеживают люди.
— И — убивают?
— И убивают. Уже много сотен лет существует общество охотников за вампирами. Этих людей очень трудно найти. Чем они занимаются, не знают даже самые близкие. Охотники выслеживают нас, находят укрытия. И приходят днем.
По моей спине пробежала струйка холода. Расширилась, заледенила позвоночник. Я поежился. Будет обидно, если и меня прихлопнут за кампанию.
— А что, сами вампиры их поиском не занимаются?
Так, за кого я играю? За вампиров или за нормальных людей? Но не за охотников, это уж точно!
— Почему же? Еще как занимались. Но, должен сказать, все попытки оказались неудачными. У каждого из этих людей стоит мощный телепатический блок: мы просто не замечаем охотника: не слышим его мыслей, не чувствуем переживаний. Благодаря этой защите они могут подобраться очень близко. Зато мы можем их услышать — и уж тогда!
Фаргел резко сжал пальцы в кулак. На какую-то секунду замер — и продолжил вполне будничным тоном:
— С другой стороны, есть ли у нас право злиться на убийц? Сами давным-давно убиваем. К тому же охотниками становятся только те, чьи близкие погибли, встретившись с вампиром. Сомневаюсь, что на их месте я вел бы себя иначе.
— Ты сочувствуешь охотникам?
— Их можно понять. Они солдаты, а не палачи. Сильные, волевые люди. Противника можно не любить, но уважения они заслуживают.
— Предпочитаю уважать их на расстоянии.
Фаргел засмеялся. Смех был низким, добродушным, приятным.
— Я тоже. Поверь, они были бы рады это услышать.
— Им так важно уважение вампиров?
— Сомневаюсь. Скорее, было бы приятно, что вампиры их опасаются.
— Почему?
— Потому что они знают все о наших возможностях. Передвигаются сформированной группой, в которой понимают друг друга по взгляду. Используют современную спецодежду, вооружение. Слышал когда-нибудь про арбалет с оптическим прицелом?
— Видел... в кино.
— Встретишься воочию — будь осторожен: стрелы, да и сам арбалет, вымочены в святой воде. Оружие отсыревает, быстрее выходит из строя, но недостатка в оборудовании охотники не испытывают. Если на тебя нападут — убегай: у новичков шансов практически нет.
— А у тебя?
— У меня — есть. Были прецеденты.
Мне стало страшно. Поменяем-ка тему:
— А кто был самым первым вампиром?
— Никто точно не знает. Версий множество, но сказать, какая из них правдива, могут лишь старейшины. Да и в этом я не уверен.
— Почему?
— Потому что самых первых давно нет. Мы все-таки очень похожи. Раньше вампиры стремились к власти — будто она кому-то нужна. В глупой резне погибли самые первые: каждый хотел руководить. Тогда все они были новичками — глупыми, жадными и ограниченными.
— А потом?
— Потом мы изменились. Перестали убивать друг друга, если... — Фаргел замешкался.
— Если? — повторил я.
— Если не считать друдов.
— Вампиры стали убивать друдов?
— Сначала убивали нас. Друдами всегда становились те, кто не оценил собственной свободы, кому было мало полученной силы.
— Новички?
— Новички. Те, кто, выбирая между вкусом и мощью, предпочитал мощь. Кровь вампиров не так вкусна, как кровь смертных, но она сильнее, гораздо сильнее. Кое-кто считал, что очищает мир от скверны, то есть от нас...
Голос Фаргела прервался. На его лице вдруг отразилась такая боль, что я отшатнулся. Такого взрыва эмоций я не ожидал. Что за чёрт? Только что сам говорил, что понимает охотников, а теперь переживает из-за сравнения со скверной? Что происходит-то?
— Фельве тоже этого хотел? — спросил я, пряча за вопросом свою растерянность.
— Он так говорил. На самом деле он был истинным творением ада: зловещим, безжалостным убийцей, истребляющим всех, кто встречался на пути. Он стал для нас кошмаром. Вампиры далеки от того, чтобы называться святыми. Но и среди них есть по-настоящему милосердные существа. Такой была моя дочь.
Замолчав, он поднял взгляд к затянутому тучами небу. Местами, где их покров истончался, на землю пробивался свет ослепительно красивых звезд. Маловероятно, что Старейший вдруг решил ими полюбоваться. Может, Старейшие не так возвышаются над страстями, как декламируют?
Не зная, что сказать, я топтался на месте. Затянувшуюся паузу прервал Фаргел:
— После того, как Фельве убил ее, я начал охоту. Остальное — ты знаешь.
Он взглянул на меня печальными глазами:
— Прости, мне надо побыть одному.
Извиняюще склонил голову и, чуть присев, взмыл вверх — на крышу стоящего рядом дома.
Постояв какое-то время, я опустил голову и пошел по своим делам.
Самое интересное: Фаргел начал мне нравиться.
Глава 34
Конечно, вовремя я не поспел: праздничный стол был порядком опустошен, да и старый год уже проводили.
Папа чего-то буркнул про необязательность сына. Отметив строгое лицо супруги, примолк — и в дальнейшем признаков недовольства не выказывал.
Мама порхала вокруг меня, обращаясь с пропавшим чадом как с самым дорогим, что у нее есть. Последнее обстоятельство мало понравилось Наде: брови сестренки насупились, в глазах словно заплясали миниатюрные молнии — словом, девчонка была прелестна. Улучив момент, я продемонстрировал ей кислую мину, но прощения не дождался.
К маминым "охам"-"ахам" добавились междометья наших знакомых — супружеской пары, прибывшим в гости вместе со своим сыном. Сам пацан лишних звуков не производил, зато разглядывал меня самым наглым образом. Еще бы табличку повесили на грудь: "Клоун сезона"! Даже Надя сидела далеко — у самого телевизора. Праздник грозил сделаться ярким и невыносимым.
Под скрестившимися на мне взорами — словно агнец на закланье — я опустился на принесенный мамой стул. Обреченно вооружившись ложкой, потянулся к салату. Мама расценила мою робость как тактическую ошибку, отобрала орудие труда и за несколько секунд организовала на поверхности тарелки гигантское количество съестного. То есть для нее съестного, конечно.
— Картошечки положить? — на всякий случай осведомилась мама, хотя и так было ясно, что указанный корнеплод там просто не поместится.
— Нет, мам, спасибо. Мне пока хватит.
— Ну, потом добавишь, — произнесла она голосом заботливой наседки и вернулась на свой стул. Наблюдая, чем я занят, вступила в разговор с гостями.
Уфф. Та-ак, надо как-то выкручиваться. Поковыряв в салате вилкой, я взял бокал и потянулся за компотом.
— Тебе налить? — не дожидаясь ответа, мама вскочила с места и, выхватив из моих рук кувшин, наполнила бокал доверху.
— Мам, — позвала Надя.
Молодец, сестренка! Настоящий друг! Давай, отвлеки ее. Уведи в другую комнату.
Держа кувшин в руке, мама развернулась в нужную сторону:
— Чего?
— Он в прошлый раз говорил, что хочет поесть твоих котлеток, — злорадно сообщила сестра.
Чего?!! Ах ты! Убью! Нет, но руки-ноги узлом завяжу! Будешь у меня изображать качели! — мрачно постановил я, одарив "помощницу" многообещающим взглядом.
— Ничего. Он сейчас салат доест, потом котлет покушает. Кеша, ты совсем не ешь!
Я снова начал ковыряться в салате. Если его как следует перемешать, капусту отложить в одну сторону, а морковь в другую — будет гораздо вкуснее. Вы разве не знали?
Нужно ли говорить, что мои манипуляции были замечены?
— Кеша, если ты будешь так плохо кушать, я сама тебя кормить начну!
В ожидании представления гости отложили вилки и, откинувшись на спинку дивана, замерли.
Чего уставились? В цирке, что ли? Подцепив вилкой салат, я неторопливо отправил его в рот и столь же медлительно, сохраняя умное выражение лица, начал пережевывать безвкусную массу.
Убедившись, что ситуация под контролем, мама вернулась к прерванной беседе. Гости разговор поддержали охотно, за исключением самого младшего. Сожаление на лице мальчугана читалось так ясно, что я даже посочувствовал.
На экране телевизора сменяли друг друга звезды эстрады, по очереди поздравляя телезрителей с праздником. Выждав, когда внимание присутствующих отвлеклось на зазвучавшую песню, я отправил в рот очередную порцию салата. Мм, удовольствие ниже среднего.
Раз уж глотать сие у меня никак не получалось, я стал похож на хомячка, готового к зимовке. Щеки раздулись, губы, напротив, как-то усохли, в глазах — появилось страдальческое выражение. Уточнить последнее было трудно, но я и так представил.
Перемены в моем лице здорово развеселили Надю. Бросив в мою сторону мимолетный взгляд, она тут же прыснула.
Потом ей стало не до смеха. А нечего правила поведения за столом забывать: пока не проглотила — смеяться вредно! Надя эту мудрость забыла, так что смех ее неожиданно сменился хрюканьем, плавно переходящим в надсадный кашель.
Конечно, она вмиг собрала массу зрителей.
Под общий шумок я схватил тарелку с "дорогим" моему сердцем салатом и быстренько побежал на кухню. Здесь я тарелку ополовинил, щедро поделившись ее содержимым с мусорным ведром.
Оставив посуду на холодильнике, наполнил стакан водой и спешно вернулся к людям. Похоже, сделал это своевременно: угроза для жизни Надюши миновала, но дискомфортные ощущения в горле остались, судя по возобновляющемуся каждые несколько секунд кашлю.
Дождавшись момента, когда буханье и перханье сменилось глотанием воды, мама принялась отчитывать перепугавшую всех дочку. Надя отстранилась от стакана, как бы прислушиваясь. Перевела дух. И снова вернулась к прерванному занятию.
Тем временем я заглянул на кухню. Взял тарелку. Подумал и снова развернулся к ведру. В комнату я вошел с крайне незначительным, по маминым меркам, количеством пищи.
Народ, может, и заметил, что я вернулся с тарелкой, но сейчас это никого не интересовало: девчушка все еще сидела красная, вытирала слезы. В итоге, когда мама решила сделать ревизию, сынок сидел перед остатками салата и меланхолично потягивал компот.
Оценив ситуацию, мамуля ограничилась тем, что наложила своему сокровищу большое количество картошки, да котлеточку выбрала поупитаннее. Оно и верно: что это за картошка без котлетки?
Мама всегда накормит. Раньше мне это даже нравилось. Особенно, когда весь день на учебу потратишь. Кинешь тетради на диван — и ну шарить в кастрюлях! Теперь важен другой вопрос: как мне все это уничтожить?
Обведя тоскливыми глазами праздничный стол, я обреченно вздохнул: продуктов оставалось много. И то сказать, русские люди всегда отмечали праздники так, чтобы было чем питаться следующие два дня!
Я снова поднес бокал к губам, делая вид, что неторопливо смакую компот. Для полноты эффекта уставился в телевизор: мол, очень интересуюсь происходящим на экране.
— Ну что, — сказал папа, поднимаясь, — еще по одной?
И, щедрой рукой наполнив рюмки, одну из них подвинул ко мне.
— Не-е, я не буду. Мне нельзя.
— Да ну, Кеш, чё тебе от рюмашечки будет? — немедленно начал агитировать дядя Гриша, один из гостей.
— Нельзя ему! — неожиданно вступилась мама. — Он там на особой диете.
Странно: совсем недавно ни о какой диете она не вспоминала. Да ладно, спасибо, сейчас подсуетилась.
— Спортсмен, что ли? — осклабился дядя Гриша.
— Да я ж тебе рассказывал! — вмешался папа.
Как и гость, он уже был в порядочном подпитии и потому приказал:
— Кешка, подыми шкаф!
Это мы запросто. Лишь бы картошкой не пичкали. Я начал подниматься из-за стола.
— Сиди! — рявкнула мама. — Никаких шкафов здесь поднимать не надо: у себя будешь тренироваться, в этом...
— Спортзале, — подсказал я.
— Вот-вот! А здесь — нечего!
Я послушно сел на место.
— Да чего ты, Вер, пусть покажет! — завелся дядя Гриша.
— Перебьетесь, — отрезала мама. — Будто его там мало истязают. Он дома уже месяц не появлялся, а ты его тяжести поднимать заставляешь!
Насчет месяца она, конечно, переборщила, но что давненько был — это да. Сейчас мама меня пытать будет. Ой! Встревоженный, я попытался взять ее под контроль — и не успел.
— Он нам лучше расскажет, чем там занимается! — объявила мама.
Конечно же, общество встретило мамины слова с неподдельным энтузиазмом. Особенно самый младший из гостей — надо было видеть, каким интересом зажглись глаза мальчишки.
— Да что там особо рассказывать... — промямлил я.
— Выкладывай как есть! — приказал папа.
— Можешь не стесняться, — добавил дядя Гриша. — Лешка, телик смотри.
Последние слова были адресованы сыну. Хлопец встретил их без особого восторга. Нехотя отвернулся, но глаза паренька так стремились вернуть голову назад, что было ясно: это — вопрос времени.
Затаив дыхание, присутствующие ждали начала рассказа. Наверное, думают, что это просто: раз — и выдумал!
Пришлось встать в позу:
— Не буду я ничего рассказывать! Все это — военная тайна. И вообще, у меня подписка на десять лет!
Немая сцена. Секунды на три.
— ...Н-не понял, — сказал папа.
Глава 35
— Ну, нам-то ты можешь сказать? — поинтересовалась мама.
Ее вопрос, равно как и папина реплика, звучали угрожающе. Наверное, обиделись, что подписку дал без родительского разрешения.
— Нет, не могу, — твердо ответил я и столь же уверенно выдержал осуждающие взгляды.
Мальчуган на диване разочаровано опустил ресницы и перевел взор на экран телевизора. Но — прислушивается постреленок к разговору — как пить дать!
— Та-ак, — глубокомысленно протянул папа.
— Почему?! — поинтересовалась мама, не дожидаясь, пока супруг соберется с мыслями.
— Что "почему"? — не понял я.
— Почему ты не хочешь нам рассказать?!
Пацан на диване замер. Вроде бы и телевизор смотрит, но взгляд остекленевший. Котов поклясться, ловит каждое слово. Ох, и любопытный же фунтик! Спасибо, вопросы при себе держит. Интерес к событиям оказался у парнишки настолько сильным, что тому пришлось задействовать оба локатора для полноценной ловли информации.
Выглядело это так: удаленное от звуковых волн ухо мальчишки потянулось вперед, потом шевельнулось сильнее и двинулось по дуге в поисках максимально удобной позиции. А раз уж ухо тесно связано с другими элементами тела, то повернулась вся голова. Как-то само самой получилось. В итоге, когда на мне сфокусировался прицел карих глазок, я ничуть не удивился. Его родители тоже — потому что в данный момент их занимал исключительно мой ответ.
