Горошина для принцессы

— Не надо, дедушка! — торопливо сказала Снежка. — Отдыхайте! Мы уж сами как-нибудь!

— Ну, как хотите, — сторож открыл двери и впустил их во дворец.

Они бродили по залам, держась за руки, и восхищались их убранством.

Врываясь внутрь сквозь высокие окна, яркое июльское солнце пронизывало всё вокруг своими лучами, отражаясь в огромных зеркалах, хрустальных люстрах и золотых канделябрах.

Снежка болтала без умолку, а Владимир смотрел на неё, слушал и улыбался.

— Это Чесменский зал морской славы. Все картины, на которых изображены сражения русского флота с турками, выполнены на основе рассказов очевидцев, — Снежка повернулась к нему. — Между прочим, для того чтобы художник мог правильно нарисовать пожары и взрывы на кораблях, по приказу графа Орлова начинили порохом и взорвали настоящий фрегат.

— И откуда ты всё знаешь? — спросил Владимир, привлекая её к себе.

— Папа рассказывал, — сказала Снежка, нетерпеливо высвобождаясь из его объятий. — Идём скорее! Это ещё не всё!

О том, что следующий зал — тронный, он и без Снежки догадался. Потому что у восточной стены огромного помещения под живописным панно, изображающим какой-то парад, на возвышении стоял самый настоящий трон. На который, пока Владимир озирался по сторонам, не долго думая, уселась Снежка.

— Что ты! — ахнул Владимир. — Нельзя же!

— Да ничего ему не сделается! — засмеялась она и повернула руки ладошками вверх, словно держала скипетр и державу. — Ну, как? Подходит мне это кресло?

Она вздёрнула подбородок и кинула на него такой ясновельможный величественный взгляд, что поражённый Владимир не удержался и преклонил перед ней колено:

— Да, ваше высочество!

— Ну, какое ещё высочество! — смутилась Снежка, спрыгнула с трона и опустилась рядом с ним. — Я же не принцесса!

— Самая настоящая принцесса... — прошептал Владимир, поднимаясь и протягивая ей руку, и она робко улыбнулась в ответ.

И они двинулись дальше по безконечной анфиладе залов...

В одном стоял огромный стол, покрытый белой скатертью и сервированный роскошным фаянсовым сервизом на несколько десятков персон. В другом все стены были увешаны портретами прекрасных молодых девушек в национальных костюмах, наверное, тех самых влюблённых фрейлин. В третьем, со стенами, обитыми алым шёлком, под тёмно-красным бархатным балдахином с золотыми кистями стояла большая-пребольшая кровать.

Царская опочивальня...

— Сне-жка! — предупреждающе сказал Владимир, заметив, как сладко она потянулась, увидев кровать, укрытую атласным золотистым покрывалом. Словно специально откинутым в ожидании влюблённой пары. — Не-льзя!

Ага! Так она его и послушалась!

Подкравшись к замершему в нерешительности Владимиру, Снежка нежно обвила его шею руками и мягко потянула на себя, увлекая к этой необъятной кровати.

— Снежка, — шептал он, не в силах сопротивляться. — Что ты делаешь!

А она молча смотрела ему в глаза, шаг за шагом отступая к балдахину, пока не упёрлась в край кровати... И тогда её колени, неожиданно ослабев, вдруг подогнулись.

Будь, что будет, только и успел подумать Владимир, падая вместе с ней на белоснежную простыню! И утонул в урагане страсти...

Когда он успел её раздеть и раздеться сам, Снежка не помнила. Она лежала, обнажённая и умиротворённая, нежась на пышной пуховой перине, и ни о чём не думала. Просто смотрела на облака за окном и слушала тишину...

Поэтому первой услышала далёкие шаркающие шаги и покашливание сторожа. Старичок совсем извёлся от безпокойства и, решив, что товарищ депутат с супругой заблудились, отправился на их поиски.

Быстро одеваться и заправлять постель Владимир научился ещё в военной школе. Поэтому, когда сторож заглянул в спальню, кровать была в полном порядке, Снежка стояла у окна, а Владимир сидел рядом с ней на стуле.

— Что, притомились немного, товарищ депутат майор Герой Советского Союза? — участливо спросил старичок.

— Есть такое дело! — кивнул Владимир абсолютно искренне.

Он посмотрел на Снежку и улыбнулся, заметив, как на её щеках после этих слов расцвёл румянец.

— Ну, как? — поинтересовался у неё сторож. — Всё успели?

— Да, пожалуй, — сказала Снежка, пряча свои хитрющие глаза от старика. — А теперь пойдём, погуляем в парке... На фонтаны посмотрим.

Владимир поднялся.

— Спасибо вам, дедушка, — сказала Снежка, подхватила Владимира под руку и повела к выходу...

Глава десятая

Регулярные французские парки XVIII века, к которым относятся и Верхний сад, и Нижний парк Петергофского дворца, характеризуются строгой геометрической планировкой и симметричным расположением всех элементов. Аллеи в таких парках обычно расходятся веером из нескольких точек. При этом центральные в обязательном порядке пересекаются под прямым углом, деревья и кустарники аккуратно подстрижены, а на перекрестках, в зависимости финансовых возможностей устроителя, разбиваются или огромные клумбы, или бассейны с фонтанами.

Снежка привела Владимира в самый центр Нижнего парка. Туда, где Аллея фонтанов, ведущая от дворца к морю, рассекается Марлинской аллеей, протянувшейся с запада на восток более чем на два километра. Они стояли на перекинутом через Морской канал ажурном мосту, откуда открывался замечательный вид на все стороны света.

На юге, на холме, величественно возвышался Большой дворец, и сверкал гигантский хрустальный столб 'Самсона', как, по словам Снежки, назывался главный фонтан Петергофа. На севере, в туманной дали Финского залива, виднелись бастионы Кронштадта. А на западе и на востоке серебрились струи 'Адама' и 'Евы', двух больших фонтанов, устроенных там, где Марлинская аллея пересекала лучи двойных аллей, расходящихся направо и налево от дворца.

Эти, построенные по одному и тому же проекту, фонтаны отличались друг от друга лишь центральными статуями, установленными в окружении шестнадцати веерообразно вырывающихся из груды туфа струй.

В западном, посредине восьмигранного гранитного бассейна стояла мраморная Ева, а в восточном — Адам.

Любуясь красотами Петергофа, Снежка не забывала и об истинной цели предпринятого путешествия — поисках таинственного клада, странной посылки, оставленной папой для неё в самом глухом углу запущенного и дикого, в отличие от остальных тутошних насаждений, Александрийского парка. Поэтому, когда Владимир насмотрелся с моста на все четыре стороны, она увлекла, точнее, уволокла его, именно, на восток.

Не задерживаясь возле 'Адама', Снежка вывела Владимира к дворцу 'Монплезир' и, только оказавшись на Морской террасе, позволила ему, наконец, перевести дух, постоять и осмотреться.

Невысокая каменная балюстрада ограждала террасу и весь Монплезирский мыс.

— Стоя на этом месте, Пётр Первый наблюдал, как его фрегаты под грохот орудийного салюта входят в Кронштадтскую гавань, — сказала Снежка. — А вон та статуя, — она кивнула влево, туда, где у самого берега виднелась позеленевшая от времени фигура владыки морей Нептуна. — Была отлита из меди по рисунку самого Петра! Как символ того, что Россия сумела победить всех своих врагов и пробиться к морю!

Снежка стояла, вся подавшись вперёд, словно птица, готовая взметнуться в небо. Гордая осанка, высоко поднятый подбородок, устремлённый в даль взгляд...

Она повернулась к Владимиру, взяла его за руки и посмотрела прямо в глаза.

И мир вокруг исчез, внезапно растворившись в необыкновенной тишине. Стих шёпот листьев, смолкли птицы и кузнечики. И даже волны сохраняли молчание, беззвучно накатываясь на берег...

Сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза и держась за руки, ни Владимир, ни Снежка, не помнили. А когда очнулись, медленно двинулись вдоль берега по извилистой Приморской аллее.

Да так и шли до самой Александрии.

— Володя, — виновато подняла на него свои прекрасные глаза Снежка, — Прости, что я не сказала тебе сразу, — она взмахнула густыми чёрными ресницами и вздохнула. — Мы сюда не просто так приехали... Не только на фонтаны поглядеть.

— Та-а-ак... — не особенно удивился Владимир. — Рассказывай.

— Понимаешь, Володя, — опустила взгляд Снежка. — Перед тем, как за папой пришли, он успел сказать, что оставил здесь для меня что-то. В дупле одного старого-престарого дуба. Которое показывал мне когда-то очень давно.

— Ну, и, — наклонил голову Владимир.

— Мы почти пришли уже, — тихо сказала Снежка.

— Та-а-ак... — сдвинув пилотку на затылок, потёр он лоб.

Что же теперь делать? Пойти и посмотреть, что спрятал комдив в своем тайнике? Или уйти и навсегда позабыть об этом?

Снежка молча ждала его решения. Конечно, ей очень хотелось узнать, что там лежит, в дупле... Но, если Владимир скажет, что делать этого не стоит, она подчинится.

Он огляделся. Вокруг не было ни души.

А, может, рискнуть?

Владимир посмотрел на Снежку. Она стояла, опустив глаза, и теребила поясок своего платья. Если они сейчас уйдут, так и не узнав, что оставил ей отец, девчонка потом попросту изведётся от любопытства, подумал он. Но с другой стороны... Меньше знаешь, крепче спишь! Вдруг там лежит что-то опасное? Не зря же комдив это что-то так надёжно спрятал!

А, впрочем, семь бед — один ответ!

— Была, не была! — махнул он рукой. — Бог не выдаст, свинья не съест!

— Ура! — захлопала в ладоши Снежка, а потом кинулась на шею Владимиру. — Я знала, я знала, — повторяла она, целуя его. — Я знала, что ты разрешишь!

Вот так женщины и вьют из мужчин верёвки, вздохнул он. Своими нежными пальчиками. При поддержке тяжёлой осадной артиллерии серых глаз и алых губ. И прочего арсенала... Это только считается, что мужчины изобрели тактику и стратегию! На самом деле они научились этому искусству у женщин! И наступлению, и обороне, и правильной осаде, и решительному штурму, и засадам, и обходным манёврам! И искусству дипломатии они тоже у женщин выучились! И актёрскому мастерству! Да, что там говорить! Всему на свете, и хорошему, и плохому, мужчин научили женщины!

— Ну, что же, — сказал Владимир. — Показывай что ли... Где этот твой старый-престарый дуб.

— Тут, — Снежка схватила его за руку и потащила в чащу. — Совсем близко!

И, действительно, вскоре они вышли на небольшую поляну, на краю которой стоял огромный раскидистый дуб. Лет трёхсот от роду на неискушенный взгляд.

— Вот он, — почему-то перешла на шёпот Снежка. — Дупло должно быть с другой стороны... Только ты сам посмотри, что там! Ладно? Я, всё равно, не достану.

Владимир неторопливо обошёл вокруг дерева. Всё правильно. Искомое дупло было на месте. Причём, весьма солидное...

И, в самом деле, немного высоковато. С земли не заглянешь... Авось, комдив капканов не наставил на родную дочку, подумал он. Поплевал на ладони, уцепился за край и, подтянувшись, сунул руку внутрь.

Снежка следила за ним, затаив дыхание.

Нащупав на дне какой-то предмет, Владимир дёрнул его наружу и спрыгнул вниз. В руках у него был небольшой коричневый саквояж из толстой свиной кожи. Он поставил его на торчащий неподалеку широкий чёрный пень и отошёл.

— Володя, ты куда? — спросила Снежка. — Мы же хотели поглядеть, что тут лежит...

— Потом погляжу, — сказал Владимир, доставая из бриджей коробку 'Герцеговины Флор' и спички. — Ты давай сама... А я подымлю пока.

Пускай сначала сама посмотрит что там такое, подумал он. Мало ли что ей отец оставил! А вдруг это что-то очень личное? Пускай посмотрит и сама решит что ему стоит видеть, а что нет. Он отвернулся и закурил.

А Снежка устроилась на пне и с трепетом раскрыла саквояж.

Первое, что она заметила, это знакомая с детских лет жёлтая деревянная кобура отцовского наградного маузера и коробка патронов к нему. Она расстегнула кобуру и вынула пистолет.

К воронёной стали магазина было прикреплено два серебряных шильдика. Один побольше, другой поменьше. Надпись на первом гласила: 'За безпощадную борьбу с контрреволюцией от РВС'. На втором было выгравировано: 'Добричу Георгию Александровичу 1921'.

Знакомая тяжесть приятно оттягивала руку. Маузер был смазан, но не заряжен. Она поднесла его к лицу и с наслаждением вдохнула знакомый запах металла, пороха и оружейного масла.

И словно перенеслась на мгновение далеко в прошлое...

Когда-то Снежка немало времени провела с отцом на стрельбище, пока научилась стрелять, как следует. Она даже сдала норматив на 'Ворошиловского стрелка' и с гордостью таскала значок, пока он не задевался куда-то...

Снежка сунула маузер обратно в кобуру и положила её рядом.

Кроме маузера в саквояже лежали несколько толстых денежных пачек, резная шкатулка из красного дерева, какое-то удостоверение в синей обложке, стопка писем, перевязанная выцветшей голубой ленточкой и картонный конверт с фотографиями и документами.

А ещё — сложенный вчетверо листок. Снежка развернула его, но не смогла ничего разобрать...

Потому что строчки тут же расплылись у неё перед глазами от слёз. Потому что это было папино письмо...

Наконец, ей удалось взять себя в руки и она стала читать.

'Здравствуй, дочка! Раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже арестовали. Держись! И не верь ничему, что обо мне будут говорить! Никакой я не враг народа, не троцкист и не шпион! Всё это неправда!'.

Снежка всхлипнула... Он знал! Он всё знал! И ждал ареста! Вот, почему он так с ней тогда разговаривал!

'Возникает закономерный вопрос, почему же меня арестовали? Во-первых, полагаю, что следователи могли добиться показаний от некоторых моих сослуживцев, которые уже арестованы. Есть такие методы воздействия, которым невозможно противостоять. Не говоря уже о том, что люди — существа слабые. И ради спасения собственной жизни способны совершить даже подлость. Во-вторых, меня могли оболгать люди, недовольные моей требовательностью в служебных делах. Так или иначе, обвинения, которые, скорее всего, будут мне предъявлены, не имеют ничего общего с реальностью! Помни это!

Теперь о том, что лежит в саквояже. Я сохранил эти документы, письма и фотографии лишь для того, чтобы однажды ты узнала, кем были твои отец и мать на самом деле. И кто, на самом деле, ты сама.

Только не пугайся и держи в тайне всё, что сейчас узнаешь!

Вступая в Красную Армию, я скрыл свой княжеский титул'.

Снежка уронила руки на колени... Сказать, что она была ошарашена, недостаточно. Нет!! Она была совершенно ошеломлена! Но, в то же время, не очень удивилась, потому что подсознательно ожидала чего-то, именно, такого... Ужасного... И непоправимо фатального.

Вот и дождалась. Её отец, красный командир, Герой Гражданской войны и член ВКП(б), оказывается, на самом деле был князем!

Господи, что ещё она узнает из этого письма, подумала Снежка?! И принялась читать дальше...

'Твоя мама, в девичестве княжна Лобанова, принадлежала к старинному дворянскому роду. Её предки верой и правдой служили России со времён Ивана Грозного. Били татар и поляков, шведов и турок, французов и англичан. Мой отец и твой дедушка Александр Георгиевич принял Российское подданство в середине восьмидесятых годов прошлого века. Вместе с ним переехала из Черногории в Россию и твоя бабушка Ольга Даниловна, в девичестве княжна Гнедич. В девятьсот седьмом я окончил Пажеский корпус по первому разряду и был зачислен корнетом в лейб-гвардии Кирасирский полк'.