Горошина для принцессы

Владимир опустился на пол перед тумбой и открыл дверки.

Вот она! Он достал стеклянную фляжку, скрутил ей голову и плеснул чуть-чуть в гранёный стакан.

Теперь налить в другой стакан воды. Чтобы запить... Потому что в этой фляжке он держал медицинский спирт.

Владимир посмотрел на стакан со спиртом и его передёрнуло. Это всего лишь лекарство, сказал он себе. Просто лекарство... Он выдохнул, выпил его залпом и опрокинул в горло стакан воды. И замер, не дыша.

Головная боль чуть-чуть отошла. Сдала свои позиции и с барабанным боем отступила... Надолго ли? А, впрочем, хоть насколько. Лишь бы сейчас полегчало!

Владимир кое-как добрался до тахты, упал и снова отключился...

Снежка сидела у распахнутого окна и смотрела на улицу, поставив локти на подоконник и подперев ладонями голову.

В час за Владимиром пришла машина. Он второпях побрился, надел френч с орденами и ушёл, так и не подняв на Снежку своих виноватых глаз и не сказав ей ни слова. Хотя она достаточно красноречиво стояла на пороге...

День понемногу близился к вечеру. Яркий солнечный диск повис почти над самой крышей дома напротив. На небе не было ни облачка, только где-то очень-очень высоко, на голубом фоне тонким, прозрачным пологом развернулись белёсые перья. Слегка покачивая зелёными ветвями, шелестели стройные тополя. По улице ездили машины, шли люди. Шла какая-то жизнь.

А она просто сидела и смотрела.

Столько событий, хором навалившись на неё за эти несколько дней, полностью её вымотали. Арест отца, исключение из института и комсомола, фиктивный брак, ссора с любимым. И слёзы, слёзы, слёзы... Похоже, она выплакалась на целую жизнь вперёд. Все нормы перевыполнила. Стахановка.

Слава Богу, хоть смеяться и радоваться ещё не разучилась!

Однако правильно говорят, не смейся слишком много — долго плакать будешь.

Ей так хорошо, так радостно было наряжаться и крутиться, и прохаживаться в новых платьях перед восхищённым Владимиром, что она не могла удержаться и смеялась, абсолютно счастливая. А потом проревела всю ночь, несчастная, оскорблённая и униженная. И этот шок от вида пьяного Володьки, раздавленного, растерзанного ею же самой! Они так измучили друг друга за эти дни...

И, вот, теперь она сидит у окна, совершенно опустошённая.

Снежка вздохнула. Пьяный вдребезги Владимир столько наговорил ей слов любви, что она до сих пор ещё не пришла в себя.

Он не мог врать. Он был слишком пьян.

Оказывается, он её любит. Если бы у неё ещё оставались хоть какие-то силы, она кружилась бы по комнате и пела. Но она была так измучена, что даже обрадоваться толком не могла.

А, может, он всё врал?

Нет. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Почему же он решил, что она его не любит? Глупый! Какой же он всё-таки глупый! Выдумал себе какую-то ерунду... Только слепо-глухо-немой не догадался бы, что она влюблена в него без памяти... Похоже, он сам этот слепо-глухо-немой и есть!

И нет у него никакой другой женщины! Нет и не было... Снежка тихо улыбнулась... Она сама, как дура, понавыдумывала себе что попало.

Но, ведь, он целовался с этой рыжей продавщицей!

Ну, и ладно, сказала себе Снежка. Подумаешь, разочек поцеловался! Вот, она возьмёт и сама его поцелует! И посмотрим тогда, захочет ли он ещё с кем-то после этого целоваться!

Снежка зажмурилась. Она его обязательно поцелует... Сама.

Тёплая волна прокатилась по её телу от груди до самых пяток.

Она — его жена. Его любимая жена, сказал он и твердил это без перерыва, пока не уснул!

Неужели, это правда?..

Владимир вернулся домой на закате.

Похоже, это становится традицией, подумала Снежка.

— Снежана, — сказал он, заглядывая в её комнату, но, не решаясь войти.

По его озабоченному виду Снежка сразу поняла, что что-то случилось.

— Да, — ответила она.

— Я зашёл попросить прощения и попрощаться, — виновато смотрел он на неё.

— Попрощаться? Ты уезжаешь? — спросила Снежка безразличным тоном, хотя от его слов всё сжалось у неё внутри. — Когда? — она едва нашла в себе силы, чтобы не показать виду, насколько расстроена.

— Я должен ехать. Сейчас... Это приказ. В Киев. Командно-штабная игра, разбор полётов, а потом совещание командного и начальствующего состава.

У Снежки немного отлегло от сердца, и она отпустила спинку кровати, за которую инстинктивно ухватилась, чтобы не пошатнуться, когда он сообщил ей о своем отъезде. Ухватилась так, что побелели пальцы!

— Когда ты вернёшься?

— Через полторы недели. Вот — деньги, — Владимир положил на табурет несколько денежных пачек. — Этого должно хватить, если что... Я привез паёк. Но, может, ты захочешь что-нибудь купить... Только я очень тебя прошу, не ходи никуда. Вообще, не выходи из дома! Пожалуйста!! — взмолился он. — Будет лучше, если ты запрёшься и не будешь никому открывать. Даже к дверям не подходи! И на телефонные звонки не отвечай! — он заторопился и зачастил, увидев, как сверкнули её глаза. — Это необходимо для твоей безопасности! И только на время моего отсутствия! Я вернусь и всё устроится, всё будет хорошо, мы обо всём поговорим и всё наладится!

Снежка опустила глаза. Он так безпокоится о ней, потому что любит её, подумала она! И на сердце у неё потеплело...

Он так неуверенно просит её. Не заставляет, не настаивает на своём, а почти умоляет!

Потому что больше не собирается держать её взаперти насильно.

— Хорошо, — сказала она.

— И ещё... — он посмотрел ей прямо в глаза. — Ради Бога, ни за что не езди в Ленинград! Я вернусь и сам, через своих ребят, аккуратно выясню всё, что только будет возможно о твоём отце. Ему будет в тысячу раз легче, если ты будешь в безопасности! Если ты будешь недосягаема! Поверь, Снежана! — Владимир крутил и мял в руках свою фуражку, почти выворачивая её на изнанку. — Будет лучше, если никто не будет знать, где ты сейчас!

— Хорошо, — повторила Снежка. И подумала, что разбойник-то её, оказывается, сам боится, что её у него украдут!.. Это ничего! Пусть боится! Но мучить его сейчас Снежке не хотелось. Пускай сначала вернётся, а то ещё наделает каких-нибудь глупостей. А когда вернётся, она с ним, наконец, поговорит всерьёз! Почему он так за неё боится? Неужели так сильно любит?!

— Снежана... — Владимир замялся, и у неё вдруг мелькнула надежда, что вот сейчас он, наконец, скажет ей трезвый то, о чём твердил пьяный. Этим, уже теперь таким далёким, утром. Что она — его любимая жена. Что он её очень-очень любит.

— Ты меня прости за вчерашнее, — сказал он. — За это... За то, что... Я — просто идиот. Я не подумал... Я не хотел.

— До свиданья, — сказала Снежка. И вздохнула. Потому что ждала совсем других слов. — Не будем об этом сейчас... Приезжай скорее. Я буду тебя ждать.

Его глаза так вспыхнули после её слов, что она едва удержалась, чтобы не отпрыгнуть от него! Или нет. Наоборот. Кинуться к нему!

Она будет ждать его! Владимиру вдруг безумно захотелось схватить её, стиснуть в объятиях и поцеловать! Но он заметил, как Снежка вздрогнула, когда его мотнуло к ней. И сдержался... Она испугалась! Она его боится. Потому что...

Владимир стиснул зубы, яростно нахлобучил на голову фуражку и повернулся, чтобы уйти.

— А вещи? — воскликнула Снежана неожиданно для самой себя. — Ты едешь совсем без вещей?

— Тревожный чемодан в машине, — хмуро сказал Владимир, не решаясь поднять на неё глаза.

И только в дверях обернулся.

Снежка стояла на пороге своей комнаты. Вечернее солнце превратило её волосы в облако червонного золота. В серых глазах сверкали ослепительно яркие льдинки. Нежные губы были чуть-чуть приоткрыты. Она сложила ладошки у груди...

На ней было её старенькое ситцевое платье.

Владимир закрыл глаза и застонал от боли, внезапно пронзившей его сердце. Она так и не захотела принять его подарки... И он ушёл.

Снежка подбежала к окну, и дождалась, когда Владимир выйдет из подъезда. И долго-долго смотрела вслед машине, увезшей её любимого. Надолго-надолго... На целую вечность...

Она за эти дни так привыкла, что он всё время рядом, за стенкой, только руку протяни. Она так привыкла к его слегка хрипловатому голосу, так привыкла к его тёмным карим глазам, то восхищённым, то печальным.

Ей вдруг стало безумно одиноко в этой гулкой и пустой квартире. Настолько одиноко, что она еле-еле удержалась, чтобы не кинуться вслед за исчезающей вдали машиной...

Снежка долго ещё смотрела на опустевшую улицу. И хотя по ней по-прежнему ездили автомобили и ходили люди, она никого не видела...

Он уехал. И эта улица опустела. И этот город. И эта Вселенная...

Снежка подошла и закрыла входную дверь на замок. А потом отключила телефоны. Это было нетрудно. Просто вынуть в одном проводок из зажима, а другой выдернуть из розетки. Она никуда не будет выходить. Она сядет у окна и будет ждать Владимира. Своего любимого. Который обязательно к ней вернётся. Надо только немного подождать.

А впредь она никуда и никогда его одного уже не отпустит! Она заставит его брать её с собой повсюду, куда бы его ни послали! Хоть на Юг, хоть на Север! Хоть в Киев, хоть в Тмутаракань! Она его заставит! Она ему покажет! Она его... Любит.

Снежка выбежала в большую комнату и схватила его гимнастёрку, висевшую на стуле. И прижала к лицу. Она пахла Владимиром...

Снежка вернулась к себе, упала на кровать. И долго так лежала, пока не заснула, наконец. В обнимку с его гимнастёркой...

Владимир смотрел в окошко и с тоской наблюдал, как мимо один за другим проносятся верстовые столбы, километр за километром отдаляя его от Снежки. Петро, его штатный водитель, без умолку болтал о чём-то, но Владимир ничего не слышал...

Он оставил Снежку одну. Без присмотра. И без защиты.

Послушается ли она, усидит ли дома? Она такая поперечливая...

Владимир скрипнул зубами и помотал головой. Лишь бы только не поехала в Ленинград узнавать о судьбе отца! Этого он боялся больше всего! Ему она помочь всё равно ничем не сможет. Но, если сама объявится в Управлении НКВД, те, кто сообщил в мединститут об аресте комдива Добрича, смогут добраться и до его дочери! Владимир чувствовал, что и арест комдива, и исключение Снежки из института — это звенья одной цепи.

Чёрная тьма грозовым облаком клубилась над её золотоволосой головой...

Она стояла такая красивая в лучах заходящего солнца, когда он обернулся, чтобы посмотреть на неё и полюбоваться ещё хотя бы мгновение! Владимир зажмурился и неожиданной ясностью снова увидел её, нежную и сероокую. Так трогательно и беззащитно прижавшую свои маленькие ладошки к груди...

Он должен её защитить! Он должен что-то придумать!

А может, написать рапорт о переводе на Дальний Восток, в ОКДВА? Пока ещё не поздно и никто не знает, что Снежана Добрич стала Анной Иволгиной.

На самом деле, имя Аня ему вовсе не нравилось, но Снежана — такое редкое имя! Наверное, самое редкое в мире! А девушка, которая его носит, вообще, единственная такая на целом свете!

Решено! Он напишет рапорт, и они уедут! Он готов перевестись даже с понижением! Хоть комполка, хоть комэска! Лишь бы увезти её, как можно дальше от этой страшной ползучей темени, что распростёрлась над ней!

Он вернётся всего через полторы недели, повторял про себя Владимир снова и снова! Всего через полторы недели! Она будет сидеть дома и никуда не выйдет, и никому не откроет, и не ответит ни на один звонок, повторял он, как молитву!

В бригаде знают о его командировке и звонить не будут. И сам он, само собой, звонить домой не станет! Значит, позвонить может только Снежкин враг!

Ну, почему он не объяснил ей ничего, почему не рассказал о своих подозрениях?!

Чтобы её не тревожить, сказал себе Владимир! Она и так пережила столько бед за эти дни! Внезапный арест отца. Холодное жестокое исключение из комсомола и института. Этот скоропалительный, несчастный брак. И его собственная, непроходимая тупость!.. Он унизил и оскорбил её, а потом не придумал ничего лучше, как напиться в стельку! Он должен был её любить, беречь и защищать! А он...

Он вернётся из командировки и всё исправит! И тогда она поверит ему! Может быть, и не полюбит уже никогда, но хотя бы перестанет ненавидеть!

Глава пятая

Вообще-то так не бывает...

Владимир вернулся в своё купе и увидел незнакомую красивую женщину. Лет тридцати на вид. Она сидела, нога на ногу, слегка облокотившись на столик. Пушистые рыжие волосы были искусно уложены. Шёлковая голубая блузка со спущенными рукавами открывала нескромному взгляду белоснежные плечи и глубокую ложбинку между грудями. Ничем не стеснёнными. Собственно говоря, эта блузка, вообще, мало что скрывала. Так же, как и чёрная юбка, обтягивающая длинные стройные ноги.

Владимир судорожно сглотнул. Пока он ходил на вокзал, чтобы позвонить в штаб бригады от военного коменданта, ему подсадили такую очаровательную соседку!

Но, ведь, так нельзя!

Нет, может быть, и существуют какие-то инструкции на тот счет, чтобы в мягком вагоне не селить в одно купе незнакомых мужчину и женщину. Но он никогда об этом не задумывался. Потому что никогда ещё не оказывался в таком соседстве! А, может, это неписанные инструкции? И поэтому не все проводники их знают? Так или иначе, но до сих пор Владимиру ездить наедине с прекрасными незнакомками ещё не доводилось. Впрочем, учинять скандал по этому поводу он не собирался. Потому что незнакомка действительно была хороша.

И, похоже, была прекрасно осведомлена об этом.

Она махнула густыми чёрными ресницами, улыбнулась и слегка наклонила голову.

Рыжие локоны, тихо соскользнув с обнажённого плеча, обласкали её грудь. Прозрачные синие глаза всмотрелись во Владимира...

Именно то, что ей нужно! Среднего роста, но очень крепкий. Грудь как у атлета, ноги как у борца. Тёмно-синий френч сшит по заказу, иначе не смог бы вместить эти бицепсы и трицепсы. Его ладони могли бы накрыть её грудь всю. Целиком... Она даже зажмурилась от удовольствия. Ещё не испытанного, но неминуемого...

Нет! Не зря она заплатила проводнику за то, чтобы он переселил её в купе к этому мужчине! С холодным карим взглядом, двумя рубиновыми шпалами на синих петлицах, тремя орденами и медалью на широкой груди. Когда она увидела его на перроне, то поняла, что должна ему принадлежать. Вся! И сегодня же! Её путешествие, начавшееся так скучно, обещало превратиться в настоящую сказку!

Владимир закрыл дверь, лязгнув ей, наверное, немного сильнее, чем надо бы. И замер на пороге...

— Меня зовут Тина, — произнесла красавица низким, завораживающим голосом. — А вас?

— К-как... — с трудом выдавил из себя, наконец, Владимир. — Как вы здесь оказались?

— Так вышло, — сказала она, удовлетворённо отметив, как осип его голос, когда он увидел её. — Я еду в Киев. У меня есть билет... И, всё-таки. Может быть, вы представитесь?

— Майор Иволгин, — Владимир помотал головой. — То есть, Владимир.

— Владимир... — упоительным шёпотом проворковала Тина, пробуя на вкус его имя.

Он овладеет ей сегодня же, решила она. Она сделает для этого всё возможное... И невозможное.