Опять съехал с гребня вниз. Бегом, перепрыгивая через трупы, пересек дорогу, добрался до болота. Под ногами зачавкала рыжая жижа. Туробой и Хегни молча, пристроились по бокам. Сзади пыхтела Валька. Добрался до ближайшего очага сражения. Здесь пара сотен увязших легионеров отбивались от четырех-пяти сотен славских воинов. Последние, так же основательно увязнув, окружили румийцев полукольцом. Между противоборствующими сторонами оставался промежуток свободного пространства метра в три. Румийцы, все же, сумели сбить щиты. Видимо и это так же ослабило натиск. Попытки славов атаковать были какими-то неуверенными. Они увязали в болоте и не могли толком разогнаться, чтобы ударом щита о щит столкнуть легионеров с занятой позиции и разбить строй. Румийцы ловко кололи из-за щитов своими короткими мечами давящих на них славов и те, потеряв с десяток человек, не выдерживали и откатывались на исходную позицию. Враги при этом потерь почти не несли.
Славы перемешались: мечники, копейщики атаковали разрозненно, беспорядочно и бестолково. Решение созрело быстро. Может я военный гений? Хотя, вроде бы все вполне очевидно — я обратил внимание, что румийские копейщики практически все потеряли свои копья. Добрался до задних рядов месящих грязь воинов и рявкнул:
— Все, кто с копьями и рогатинами! Ко мне!
Хегни продублировал команду. Несколько голосов подхватили, и из топчущейся толпы, начали проталкиваться воины с названным вооружением.
Приказал им строиться в четыре ряда. Минут через пять получил этакую минифалангу длиной метров в пятьдесят из двух с лишним сотен копейщиков. В первые два ряда поставил воинов с рогатинами — рогатины короче копий, в задние — с копьями, рассчитывая, что два задних ряда дотянуться до врага и из глубины строя. Некоторый опыт большинство славов имело — тренировки под Кийградом прошли не зря, потому быстро просекли мой замысел.
Чуть не сорвав голос, заставил попятиться и отступить мечников, все еще пытавшихся разбить строй румийцев. Как только те, недовольно ворча, расступились, вперед на увязших легионеров двинулась стена копейщиков.
Вообще здешние румийцы копейный бой, как таковой, в сражениях применяли как-то ограниченно. Это мне объяснили местные учителя военного дела. Не помню, так ли было с нашими римлянами. Строилась манипула следующим образом: первый ряд, вообще, копий не имел, только мечи. У второго и третьего ряда копья имелись. Причем, у третьего копья были длиннее, чтобы и со своего места доставать до врага. Так вот, если местные легионеры сталкивались с копейным строем, вроде фаланги, они сближались на уверенный бросок метательного копья и делали несколько залпов пилумами. Как правило, передние ряды противника приходили в расстройство. Пользуясь этим, румийцы стремительным броском сокращали дистанцию до сверхмалой. Длинные копья противника становились, при этом, практически, бесполезными. Легионеры же, уперев свои щиты в щиты противников, сноровисто кололи тех своими короткими мечами, постоянно напирая и не давая разорвать дистанцию. Следующие два ряда с копьями, по мере сил, помогали бойцам из первого ряда. При гибели, или ранении впередистоящего соратника, легионер из второго ряда бросал копье под ноги, вынимал меч, выдвигался в первый ряд и действовал, как мечник. Брошенное копье подбирал воин из четвертого ряда, ставшего третьим, и действовал, как копейщик. Сложно? Наверное, но у румийцев получалось.
Ну и, естественно, копейщики активно использовались при атаках вражеской кавалерии. В этом случае копьями вооружались первые две шеренги воинов и по два воина на флангах в каждом ряду, на случай, если конница проникнет между манипулами и нападет с боков. При фронтальной атаке первая шеренга становилась на колено, утыкая древки копий в землю и направляя острия в сторону атакующих. Вторая шеренга оставалась стоять, но с копьями производила точно такие же манипуляции. В итоге всадников встречала смертоносная изгородь, пробить которую тяжелой кавалерии, если и удавалось, то ценой больших потерь, потерей скорости и пробивной мощи. А потерявшую скорость конницу румийцы довольно уверенно разили своими гладиусами (в основном лошадей), закрываясь от рубящих ударов сверху, щитами.
Сейчас пилумов у румийцев не было. Быстро и одновременно броситься вперед, сидя почти по пояс в болоте, они не могли, так что все преимущества оказались на стороне копейщиков. Сблизившись с легионерами до полутора-двух метров, они заработали копьями. Все четыре ряда — благо длина древков это позволяла. В итоге против одного румийца, стоящего в первом ряду, действовали четверо копейщиков из всей глубины строя. Те из легионеров, кто пытался рвануться вперед, неизбежно открывались и хоть одно копье, да находило цель. Кто-то пытался рубить древки, но для хорошего замаха, способного перерубить толстое, выдержанное дерево, опять нужно было приоткрыться. Последствия для таких вот дровосеков так же были печальными. Ушедших вглухую защиту, пытающихся укрыться за щитами, копья тоже рано или поздно доставали.
Не выдержав, передние ряды румийцев подались назад. Задние, не удержав массы отступающих, попятились еще на несколько метров вглубь болота, в итоге, погрузившись в ржавую жижу по грудь. Нормально действовать щитами они уже не могли и стали гибнуть один за другим. Пытаясь уйти от гибельных стальных наконечников, румийцы продолжали пятиться, и через пару минут основная их масса погрузилась в болото почти по горло. Теперь щитами действовать стало совсем невозможно, и ставших практически беззащитными легионеров перекололи буквально в минуту. Посетившую меня идею предложить румийцам сдаться, я реализовать не успел. Да, подозреваю, и не смог бы. Сами они о пощаде так и не попросили. Ни один.
Копейщики выбрались на сушу и восторженно заорали. К ним присоединились уже отдышавшиеся мечники. Ну правильно — победили непобедимых румийцев. Только рановато радоваться. Даже здесь, в середине колонны, где дела идут в общем неплохо, еще далеко не все закончилось. Справа и слева от нас разворачивались два мини сражения точно по тому же сценарию: отступившие в болото легионеры сумели сомкнуть ряды и успешно отбивали все наскоки славов. И, главное, никому из командиров не приходило в голову применить только что использованную мной тактику. А ведь, среди сражающихся, наверняка были и сотники, и даже тысяцкие, которые должны были быть вполне себе опытными вояками. Выяснил у продолжающих восторженно орать воинов, кто у них командир. Из толпы выбрались трое сотников. Выбрал двоих, показавшихся более сообразительными. Спросил:
— Поняли, что делать?
Оба синхронно кивнули.
— Действуйте моим именем. Ты — направо, ты — налево.
Сотники разбежались в указанные стороны. Так, что дальше? Повернулся, к стоящему рядом, варангу.
— Хегни, тебе придется двигать направо, к хвосту колонны. Берешь с собой вот этих, — кивнул на торжествующих славов. — И помогаешь добивать по дороге остатки румийцев. Освободившихся воинов забираешь с собой. Потом с ними атакуешь румийцев на правом фланге: они сумели выстроиться в манипулы. И там еще готская пехота. С ней тоже справиться не могут. В общем, дальше действуй по обстановке.
Варанг попытался заартачиться — мол, не может меня оставить без охраны. Я рявкнул, обрывая все возражения. Потом уже более мягко пояснил, что со мной остается Туробой и остатки ближней дружины, участвующей в победоносной схватке. Кстати, надо их отсортировать из общей кучи, пока Хегни не увел ее с собой.
Наконец варанг нехотя согласился. Выкрикнул команду, и вскоре ближняя дружина собралась рядом с нами. Из пятидесяти двух человек осталось сорок четыре. Хегни провел с ними кратенький инструктаж. Потом, перекрикивая все еще радостно галдящую толпу, в двух словах объяснил задачу и побежал направо к ближней группе сражающихся. Притихнувшие воины, порысили за ним.
Я, Туробой, Валька и сорок четыре воина, двинули налево. В хвост к нам пристроился десяток приданных мне Хитрованом казаков, несущих 'насест'.
Схватка, первая, до которой мы добрались, уже заканчивалась в нашу пользу — посланный сотник воспользовался, подсказанной мной тактикой. Через пару минут измазанные в грязи и крови, но жутко довольные воины выбрались из болота. Времени на торжество им не дал. Быстренько привел в чувство, построил и уже во главе пяти сотен побежал дальше.
Километр до головы колонны мы преодолели примерно за полчаса, добивая оставшиеся разрозненные очаги сопротивления. Периодически навстречу попадались конные герулы, удиравшие в одиночку и небольшими группами. С ними разбирались быстро, принимая на копья, благо деваться всадникам было некуда — бегущие со мной воины перегородили все пространство между грядой и берегом болота. К этому моменту под моей командой находилось около четырех тысяч славов воодушевленных победой над непобедимыми румийцами.
В сотне метров от сражения, развернувшегося на левом фланге приказал командирам остановить и построить воинов в боевой порядок. Казаков попросил установить 'насест' — отсюда, с дороги сложившуюся ситуацию видно было плохо, а лезть на гребень долго и командовать оттуда неудобно. Трехногий наблюдательный пункт поставили быстро. Забравшись наверх, обозрел открывшуюся панораму.
Ситуация оказалась не так плоха, как я боялся. Герулов наша конница смяла и обратила в бегство. При этом они расстроили ряды построившейся за ними тяжелой румийской кавалерии и сейчас славские всадники рассекли ее в нескольких местах и теснили на румийскую пехоту, занятую боем с нашей пехотой. Вот с этой самой румийской пехотой дело обстояло гораздо хуже. Румийцы сумели выстроить коробки семнадцати манипул. Семь в первой линии, шесть во второй и четыре в третьей. В третьей линии в настоящий момент формировалась еще одна. Центральные манипулы были развернуты фронтом к холмам, откуда продолжали атаку наши. Правый фланг развернулся к своей отступающей коннице и ощетинился копьями, готовясь отразить конницу нашу. Левый фланг повернулся фронтом к нам, вновь прибывшим.
Так, двести человек в манипуле, пусть чуть меньше — потери, все же легионеры несли. Умножаем на семнадцать, вернее уже на восемнадцать — последняя манипула почти построилась. Итого — три тысячи шестьсот тяжелой пехоты. Между прямоугольниками манипул, построившихся в классическом шахматном порядке, организованно перемещались несколько отрядов велитов. Навскидку под тысячу человек. Еще за последней третьей линией, у самого края болота кучковались герульские всадники, те, у которых хватило ума не удирать, сломя голову, напарываясь по пути на наши копья. Этих я насчитал около двух сотен. Полоска земли между холмами и болотом в этом месте расширялась почти до трехсот метров, так, что места хватало всем.
Атаковало голову колонны два пехотных полка из бывших крестьян и полк варангов. Изначально тринадцать тысяч. Какие-то потери наши, естественно, понесли. Присмотрелся. Трупов на поле боя было накидано изрядно. Хоть по ним и успели хорошо потоптаться, наши от легионеров заметно отличались — доспехами, а главное, шлемами. Мертвых румийцев валялось, вроде бы, больше. Все же и здесь урожай жизней, благодаря внезапному нападению, славы собрали приличный.
В атаке славской и варангской пехоты к моменту нашего прибытия наметилась пауза. Загнанные в угол легионеры, отбивались яростно и наши, не выдержав резни грудь в грудь, отхлынули, оставив между собой и противником участок нейтральной земли заваленной трупами шириной метров двадцать. Сразу отправил посыльных к их начальству для согласования действий.
Два казачьих полка, один из которых сюда послал я, скопившись на гребне, засыпали стрелами отступающую румийскую кавалерию. Доставалось от них всадникам крепко — обращенные к стреляющим казакам спинами, они буквально пачками валились с седел. Лошадям приходилось еще хуже — ржание раненых животных заглушало все остальные звуки битвы.
Тем временем пришедшие со мной воины выстроились в боевой порядок. Под рукой у меня оказался полк городского ополчения. В основном. Можно сказать, повезло — и вооружены довольно качественно и подготовка на высоте. Хегни, ушедшему на правый фланг, соответственно, достался в основном крестьянский полк. В городском полку в строю осталось тысячи четыре из изначальных четырех с половиной тысяч человек. Тоже неплохо. Потери, можно сказать, минимальные. Построились 'стеной' — четыреста человек по фронту, десять рядов в глубину. Перегородили всю ширину участка от гряды холмов до берега болота. В четыре первых ряда тысяцкие поставили воинов, вооруженных копьями — вполне логично после таких успешных действий за последний час. Правда здесь на суше они вряд ли покажут себя столь же эффективно. Но ничего лучшего у нас против румийцев все равно нет.
Обратил внимание, что около меня в опасной близости начали посвистывать стрелы. Румийские велиты по отзывам специалистов лучники никакие. Скорее, это герулы достать пытаются. Вон несколько группок подъехали к задним рядам обращенных к нам манипул. Точно, они — луки натягивают. Один из герулов оказался особо метким — стрела со звоном отскочила от кирасы. Не пробила — далековато. Однако могут в лицо угодить, или в сочленение доспехов. Надо слезать с 'насеста' — слишком заманчивую мишень я из себя представляю. Придется, все же, перебраться на гребень гряды. К казачкам поближе. Не так удобно, но словить стрелу в тушку не хочется категорически. Исцеляйся потом, если раньше не помрешь. Кстати, по поводу исцеления. Порез над бровью опять начал кровить — напрягся, когда лез наверх. Попробовать полечиться, так сказать, в полевых условиях. Я уже говорил, что для этого надо войти в определенное состояние? Не скажу, что это в полном смысле медитация, но определенного сосредоточения процесс требует. Здесь наверху сосредоточиться не получилось — отвлекали все чаще летящие стрелы. Съехал по канату вниз. Здесь меня подхватил Туробой и погрозил пальцем. Понятно — ругается, что так долго сидел под герульскими стрелами.
— Прости, так нужно было, — покаянно развел руками.
Неудачная попытка излечения беспокоила. Похлопал телохранителя по плечу, отошел в сторонку и, упершись головой в одну их опор своего наблюдательного пункта, снова попытался ввести себя в нужное состояние. Опять мимо. Стресс, что ли виноват? Будем считать, что так. Ладно, после разберемся. А теперь двигаем на гряду.
Добрались до гребня гряды быстро — почти бежали. Я, Туробой, Волеслава и ближняя дружина. Здесь к нам присоединился Хитрован.
— Что будем с этим делать, Посланник? — встретил он меня вопросом и кивнул в сторону румийцев.
— Разберемся, — буркнул в ответ.
Найдя местечко повыше, присел на подходящий камень и приготовился наблюдать за дальнейшим развитием событий. Командовать атаку не спешил: имелась надежда на то, что отступающая румийская конница смешает строй своей пехоты и наши конники прорвутся в глубину вражеского боевого порядка.
Увы! Когда наши додавили румийских всадников до передних манипул, задние развернули лошадей и галопом ринулись в промежутки между манипулами, в глубину румийского строя. Минуту спустя за ними последовала остальная масса румийской кавалерии. Манипулы второй линии, не дожидаясь, когда проскачут последние всадники, двинулись в промежутки между манипулами первой линии, встречая нашу конницу, кинувшуюся следом, сплошной стеной щитов, с торчащими из-за них копьями. Толком не разогнавшаяся конная лава разбилась об эту стену и отхлынула.
