Другая ветвь

-52-

В начале апреля столицы достигла новость, сама по себе малозначительная, но символическая. Если бы не человек, которого она касалась, вряд ли бы рапорт о событии лег на стол военному министру Миттельмайеру — и вряд ли бы он поспешил доложить об этом его величеству кайзеру.

На окраинной планете Новых земель, некоей Сиринелле, в рамках повсеместной кампании против культа Земли произошел инцидент местного значения. Полиция накрыла тайное убежище терраистов, не обошлось без перестрелки и массовой гибели членов боевого ордена, которые, как обычно, не желали сдаваться в плен, а затем те, кого все же взяли, не желали говорить — рутинная ситуация, хотя каждый раз, когда это случается, становится тошно, и остается противный привкус бессилия. Даже в случае относительной удачи.

В результате расследования вокруг этой заварухи арестовали для допроса всех, кого подозревали в малейших связях с орденом. Допросив же, некоторых отпустили — не было законных причин удерживать их дальше. Но прежде чем это случилось, местный начальник полиции похвастал местной прессе, что взяты ценные информаторы и что они просто соловьями разливаются. Это не вполне соответствовало истине, но начальнику хотелось немного славы, и его можно понять.

По-видимому, единоверцы погибших терраистов приняли его слова близко к сердцу.

Освобождены после допросов были восемь человек — и в течение ближайшей недели после выхода на волю все они оказались убиты. Троих удушили терраистскими шарфиками, двоих зарезали, двоих застрелили, одного утопили в его собственной ванне. Везде оставлены были ясные указания на то, что покойные понесли кару за предательство матери Земли и братьев по вере.

Одним из троих удушенных был, однако, не кто иной, как небезызвестный господин Трунихт, бывший глава Альянса свободных планет, предатель и погубитель своей страны, политик с богатым, хотя и неприглядным прошлым.

— Когда-нибудь это должно было случиться, — констатировал Миттельмайер, проглядев рапорт.

Его величество выслушал сообщение и только хмыкнул:

— Судьба его догнала.

До Баалатской автономии информация добралась к вечеру того же дня. Назавтра о ней пронюхали газеты. На короткое время новость вытеснила с первой полосы даже судьбы родины и пагубную роль адмирала Яна для отечественной демократии.

— Бесславно-то как, — сказал адмирал, откладывая "Хайнессен дейли ньюс". Встал из-за стола, подошел к окну, сунул руки в карманы. — Знаешь, Фредерика... вот пример плохой коммерции.

— Коммерции? — переспросила Фредерика.

— Ну да. Покойный всегда путал политику с коммерцией. А торговать так и не научился.

Помолчал и добавил:

— Продавать безопасно только приличных людей.

Например, тебя, — подумала Фредерика. — Тебе принципы не позволят ответить на подлость подлостью. Ты не можешь.

Подошла, взяла за локоть, прижалась.

Как я люблю тебя за то, что ты такой.

— Знаешь, — сказал адмирал, — я ужасно рад, что я в отставке.

-013-

Апрель

Брату она была не нужна, это было ясно еще с января. Он любил ее, но, в сущности, в ней не нуждался — он привык обходиться без нее. Если бы вдруг она собралась вернуться на Один, на свою лесную виллу, он возражал бы, и просил бы остаться — но сейчас, пока она никуда не собиралась, не вспоминал о ней неделями. У него было полно государственных забот, и семейные дела тоже занимали его в немалой степени, хотя он и тратил на них совсем немного времени. Впрочем, и в дальнейшем он вряд ли будет сколько-нибудь хорошим семьянином. Изменять супруге не станет, это ему неинтересно, но сомнительно, чтобы в нем нашлось сколько-то настоящего внимания к его кайзерин — как к жене, а не как к императрице. Небрежный поцелуй да общая постель... в которой эти двое наверняка разговаривают о политике, даже сейчас, когда другие говорили бы, вероятно, в основном о будущем ребенке. Но Хильду это устраивает. Она сама такая.

Гармоничная пара — наша императорская чета.

На Феззане ее удерживало беспокойство за здоровье брата — хотя сейчас он чувствовал себя совсем неплохо. Ситуация могла измениться в любой момент, и это все понимали — и он тоже. А Хильда уже на восьмом месяце, ей одной уже не управиться, скорее всего, ей понадобится помощь, а потом ведь родится наследник. Нянек и мамок при дворе найдут, не вопрос, и все-таки — тетка лучше, чем прислуга.

Во всяком случае, она так считала.

И она же не изнеженная придворная дама, хоть и играла эту роль годами. Она же девчонка из бедной семьи, с десяти лет в одиночку тянувшая домашнее хозяйство. Она умеет многое, уж брат-то должен помнить... а Хильда — знать.

Словом, уезжать на Один пока рано. Она еще может пригодиться здесь.

А раз уезжать рано, но делать сейчас нечего — она будет занимать себя тем, что ей нравится. И совершенно никого не касается, что ей нравится господин Сильверберг.

-53-

В середине апреля на окраинах Новых земель снова зашевелились недовольные. Не так бурно, как это было зимой, при Ройентале, но все же. Миттельмайер не сомневался, что волнения вызваны — среди прочего — и жесткой политикой властей в отношении терраистов. Чисто экономические проблемы, конечно, лежали в основе всех непорядков и нестроений, но в этой области предпринимались немалые усилия, и, вероятно, новоиспеченные граждане Империи согласились бы пока подтянуть пояса и потерпеть, тем более что им многое было обещано, и обещания постепенно исполнялись. Система социальной защиты, совсем юная, опиралась на остатки старой, демократической. Получился пока неуклюжий, но жизнеспособный монстрик, нетвердо стоящий на мягких детских ножках — однако с каждым днем обретающий уверенность и силу. Пособия выплачивались, профсоюзы поставили в новые рамки, но не запретили, государство размещало на предприятиях заказы, чем обеспечивало граждан работой и зарплатой. В наиболее проблемные районы доставлялась продовольственная помощь. Жизнь не была сладкой, и даже хорошей пока не была, но жить было можно, а уж надеяться — наверняка. Понемногу становилось лучше.

С материальным Империя постепенно справлялась. Вот с духовным было куда тяжелее.

Жителей Новых земель лишили демократии, которую они привыкли крыть последними словами по каждому поводу — и в которой привыкли жить, не замечая мелочей. Многое казалось естественным и изначально присущим миру — ан нет, когда отменили демократию, внезапно выяснилось, что некоторые черты были присущи именно государственному устройству. Она была плохая, кривая и коррумпированная, но она была. С правом выбирать управленцев. С правом высказывать свое мнение, не оглядываясь. С правом собираться вместе и громко осуждать те самые власти, которые сами же и выбрали. С равенством возможностей независимо от происхождения. Ну и еще много с чем. Работало это все криво, разумеется. Но было провозглашено официально — и поэтому, когда права нарушались, граждане шумели и требовали соблюдать законы. Для этого у них была пресса.

И еще у них была провозглашена свобода совести — которая прежде мало кого интересовала, вопросы религиозной принадлежности традиционно почти ничего не значили... до того момента, пока Империя не взялась вплотную за культ Земли. Да, рядовые верующие сами по себе никого не занимали — поскольку от них не было никакого вреда, а от общины даже проистекала некоторая польза. Но когда искали боевиков, которые единственные и представляли опасность и с которыми, собственно, и боролись власти, — шерстили всех. Принадлежать к Земной церкви для простых граждан теперь означало — то и дело оказываться под пристальным взглядом полиции. А не занимаешься ли ты еще кое-чем, кроме чтения священных книг и пения священных гимнов? а? и анализ крови будьте добры, всей семьей, включая детей от десяти лет. Сдавали в прошлом месяце? ну и что. Может, кто из вас за это время подсел... Противно. Унизительно.

И раньше-то не особо делились с окружающими своими религиозными взглядами — а теперь старались скрывать. Полиция ответно усилила бдительность. А что это за песенку поют детишки, прыгая в парке через веревочку? что там такое про голубую планету... деточка, а где ты живешь? а у твоего папы есть белый шарфик? пойдем, мы сами поищем...

Ну и кроме того — губернатором после гибели флот-адмирала Ройенталя назначили Валена, тоже повышенного до флот-адмирала.

Вален, палач Земли.

Вален, уничтоживший священное убежище в Гималайских горах вместе с тысячами ни в чем не повинных паломников. Люди летели через всю галактику поклониться святыням, помолиться на священной земле, послушать проповедь Великого епископа. Такие же люди, как и мы. На каждой планете находились люди, говорившие: я знал нескольких паломников, они годами копили на этот перелет. Наконец смогли его себе позволить. Долетели. И погибли, потому что на Землю пришел Вален со своим флотом. Или же — иначе: я знаю паломников, летавших на Землю. Вернулись, исполненные благодати. Чудесные люди, всем бы такими быть. Им повезло: они успели до того, как на Землю пришел Вален со своим флотом. Или еще — я знаю людей, годами копивших деньги, чтобы слетать на Землю и прикоснуться к святыням. Теперь им некуда лететь, потому что на Земле побывал Вален.

И этот человек теперь правит половиной мира.

Они привыкли выражать свое мнение демонстрациями и митингами, они привыкли скандалить вслух — и они привыкли, что имеют право верить в прекрасную голубую Землю, на которую возвращаются, завершив жизненный круг, усталые души.

И над ними поставили править адмирала Валена.

Счастье для галактики, что среди ее населения последователей культа все-таки было меньшинство.

Новый губернатор, таким образом, сам, своей собственной персоной, послужил выявлению неблагонадежных по всей территории Новых земель. Потому что они зашумели, и их стало видно.

Полиция работала не покладая рук, и армия вовсю принимала участие.

Большинство схваченных отпускали, но многие никогда не возвращались домой.

Рассказывали, что единоверцы в лапах властей мрут, как мухи, и что на тюремных кладбищах устраивают массовые захоронения.

И это было правдой. Поскольку побочные свойства тиоксина никуда не делись. Но мало кто знал о тиоксине вообще, о его роли в устройстве боевого ордена... да и о самом боевом ордене.

Валена, палача Земли, все чаще называли просто палачом.

Он хмурился и стискивал зубы — и жалел, что привез с собой на Урваши сынишку. Думал — теперь, когда я осел на одном месте и не улетаю неизвестно куда неизвестно насколько... наконец-то мы будем семьей. Я и мой Отто.

Здесь, на территории отеля "Мьянма", выбранного для губернаторской резиденции покойным Ройенталем, мальчику вроде бы неоткуда было услышать, как Новые земли прозвали его отца — но он знал. Прислуга судачила между собой, шофер разговаривал с дворником, и солдаты, возвращаясь из увольнительной, бранились. При ребенке замолкали, но, как водится, слишком поздно.

Отто Вален побаивался задавать об этом вопросы отцу — не потому, что папа рассердится, он знал, что папа добрый и его любит, — а потому, что не хотелось папу расстраивать. Август Самуэль Вален сильно удивился бы, если бы узнал, что важные разговоры о наболевшем его восьмилетний сын ведет с Антоном Фернером. Но, в отличие от взрослых, Отто умел хранить секреты.

Дядя Антон тоже умел.

Большая, вообще-то, редкость.

-014-

Апрель

Они вместе возились с макетом Рубенбурга. Господин министр забывал обо всем на свете, стоило спросить его об инженерных решениях и стилистических направлениях — и неважно, что она переставала понимать его ответы после пятого слова. Он так воодушевлялся и так был красив, когда рассказывал о своих архитектурных идеях, — просто любоваться, и все. Она слушала его, как слушают песню на иностранном языке. Ну и любовалась, да. Решительно, брат был неправ с этим дворцом. Нельзя оставлять неосуществленными такие проекты. Конечно, средств потребуется немало, и сейчас такая постройка будет выглядеть ненужным роскошеством, но... но Бруно должен иметь возможность создать эту красоту.

Именно здесь, над этим макетом, она неожиданно для самой себя назвала его по имени — и он остановился на полуслове.

— Извините, — сказала она, неверно истолковав эту паузу.

— Что вы, — тихо ответил он. — Я польщен и счастлив, мадам.

Она смутилась. Всего одно слово — и расстояние сократилось неимоверно, так что... неловко? почему это неловко, когда они друзья? ведь они же друзья?

А если они друзья, почему он продолжает говорить ей "мадам" и "сударыня"?

— Бруно, — повторила она нарочно, и у него глаза сверкнули, а у нее екнуло внутри. — У меня тоже есть имя, а обращение "мадам" мне не нравится.

Он пошевелил губами, хмыкнул.

— Попытаюсь, мадам... госпожа Аннерозе.

Ох, как она опустила ресницы, услышав это!

— Так гораздо лучше... Бруно. — И, стряхивая подспудную важность момента, как стряхивают капли воды: — Я могла бы разбить вокруг этого дворца цветники.

Трава вокруг зданий на макете была обозначена условной зеленью, расчерченной на геометрически правильные фигуры подъездными дорожками, аллеями и пешеходными тропами, мощеными цветной плиткой.

— Если я когда-нибудь все же возведу его, — сказал господин Сильверберг, — я позову вас благоустраивать парк... госпожа Аннерозе.

— Буду счастлива, — сказала она.

Собственно, она и сейчас уже чувствовала себя счастливой. Была ли я когда-нибудь раньше счастлива — так?

-54-

Его величеству кайзеру не сиделось на месте. Он снова был здоров, а значит, деятелен и предприимчив. В столице же не происходило ничего экстраординарного. Реформировалось законодательство — но спокойно и рутинно. Перестраивалась промышленность — но методично и штатно. Быстро для строительства — но безнадежно медленно для человека, привыкшего к стремительности и натиску. Единственное, что было, пожалуй, действительно интересно — охота на терраистов, но и она шла упорно и неуклонно. Вот у Валена на Новых землях дела обстояли веселее. У него там все-таки бурлило по краям, и обстановка менялась ежедневно. Лучше бы ежечасно... да где взять?

Когда император объявил, что отправляется на Новые земли — посмотреть поближе на происходящее — никто не удивился. Его величество не может долго сидеть на месте, не выдерживает. А после того, как столько времени и вовсе пролежал, только и занимаясь, что текущей рутиной, не вставая с постели...

Он явно искал приключений себе на голову, и разве подданные могли ему в этом воспрепятствовать?

В первых числах мая "Брунгильда" вылетела на Урваши в сопровождении пяти десятков крейсеров. Кайзер считал, что и пяти штук было бы много — в мирное-то время, но позволил своим адмиралам себя уговорить. Разумеется, это всего лишь увеселительная прогулка, по совместительству — инспекционная поездка. Ну и немножко — визит вежливости. Его величество подумывал, не посетить ли заодно и Баалатскую автономию, хотя бы из чистого любопытства, но поводов к полету на Хайнессен не было. Ну, может быть, появятся по ходу дела...