Когда колонна ладей поравнялась с этим неподвижным облаком, послышалось пение, а туман пропал, словно это была занавеска, которую убрали резким движением. Пение стало громче, и люди увидели тех, кто пел. Пели прекрасные девы, вся одежда которых состояла из их роскошных светлых волос. Девы сидели на уступах скал невысокого острова и на больших камнях у берега, сидели в соблазнительных позах, соблазнительных, потому что волосы не могли даже частично прикрыть их наготу (хотя кое-что всё-таки скрывали), и пели. Что это было за пение! Оно манило больше чем нагота дев, манило с такой силой, что на ладьях стали опускать паруса, намереваясь взяться за вёсла, чтобы идти к острову.
Наваждение, туманившее голову, спало от дикого рёва. Очнувшийся Могута увидел драккар Вейрин, застывший между сбившимися в кучу ладьями и островом с прекрасными девами. Замолчавшие девы попытались снова запеть, но тут запела Вейрин. Её голос был подобен трубе, от звука которой падают стены городов (о ней рассказывали служители распятого бога), настолько он сильным. Её песня была непонятна в отличие от пения дев, но если их мелодичная, плавно льющаяся песня была подобна мёду, затягивающему попавшихся в него мух, то Вейрин словно призывала к бою. Ритмичная и сильная песня звала не просто в поход, а в такой, где героев ждут славные подвиги! Девы на берегу опомнились и попытались снова запеть, но с драккара Вейрин ударил греческий огонь, на это раз этот огонь бил не узким лучом, а широким конусом накрывая весь берег. Он не сжёг прекрасных дев, но было видно, что он им неприятен, некоторых даже сбил с камней, или они сами за них спрятались. Остров снова окутался туманом, песня Вейрин стихла, драккар Вейрин пошёл вдоль нарушенного строя ладей. Олаф, несколько серый лицом, зычным, хотя и немного дрожащим голосом орал, приказывая ставить паруса тем, кто уже успел их убрать, и идти дальше. Порядок был быстро восстановлен, и караван продолжил движение, быстро удаляясь от скрывшегося в тумане острова, с коварными, но такими прекрасными и сладкоголосыми девами. Коварными, потому что ладьи вряд ли смогли бы добраться до берега. Могута, и не только он, когда спало наваждение, увидел буруны у берега острова. Такие большие белые буруны возникают только тогда, когда волны или сильное течение бьёт о камни. Но какие могут быть волны, когда море было совершенно спокойно, и откуда тут может быть сильное течение?
Вейрин, ушастая ведьма
Когда начало темнеть, Олаф стал проявлять беспокойство и собрался было что-то скомандовать, но сразу же успокоился, когда Вейрин подняла штангу с прожектором. Может, он хотел именно об этом попросить девушку, может, ещё что хотел, но ничего об этом не сказал. Видя, что караван продолжает движение в прежнем темпе, чудесный огонь дварфов позволял это делать, Олаф, зевнув, ушёл спать в "каюту" на палубе. Так Вейрин теперь называла эту часть истребителя, оставшуюся пустой после потери направляющих ракетоторпед, где построили халабуду Малк с Угримом (строил он, Малк только смотрел). Фрей снова уступила место ярлу (теперь уже в той "каюте"), а сама, забрав с собой Забаву, ушла спать в настоящую каюту. В рубке остались Вейрин, Хельга и Ингрид, которую невозможно было оторвать от управления Змеем. Вейрин позволила подруге порулить, тем более что Олаф уже не нависал над душой, командуя ходить вдоль колонны ладей, поэтому движение было только по прямой. Но под утро Ингрид устала и, разбудив спящих Вейрин и Хельгу, уснула сама. Тут проснулись остальные, в том числе и Олаф, а вот Фрей и Забава продолжали спать, оставшись в каюте, наверх-то они не поднялись. Олаф, сев в кресло матроса, сразу же вскочил, увидев впереди облако тумана. Оглянувшись назад на колонну идущих под парусами ладей, он решительно приказал двигаться сквозь туман, мотивировав своё решение тем, что лишние манёвры могут нарушить походный строй. Вейрин, глянув на экранчик радара, ехидно заметила:
— Разве тот остров, что впереди, — конечная цель нашего похода? Он слишком маленький, чтоб быть местом проведения ярмарки, к тому же там нет ни одного корабля.
— Кого нет? — переспросил Олаф и удивлённо продолжил: — Какой остров? Откуда здесь может быть остров? Здесь никогда не было островов!
— В том тумане остров, хоть и небольшой, но довольно скалистый. Если мы пойдём прямо, то об эти скалы разобьёмся, — спокойно ответила Вейрин, показав на радаре большую и мелкие отметины. Олаф ничего не понял и попытался что-то возразить, но Вейрин его не слушала, направив Змей в обход неподвижного облака тумана по большой дуге, этот манёвр повторили все идущие следом. Олаф насупился, ему не понравилось это самоуправство девушки, но ничего не сказал. Глядя на это облако, Вейрин сказала, ни к кому не обращаясь: — Не нравится мне это облачко, ну совсем не нравится! Ветерок свежеет, а туман не рассевается, словно его что-то там держит.
Колонна ладей уже почти поравнялась с этим туманным облаком, когда послышалось пение, сначала тихое, а потом более громкое. Туман внезапно рассеялся, открыв небольшой скалистый островок, на скалах которого и больших камнях у воды сидели красивые обнажённые девушки, не совсем обнажённые, а частично прикрыты своими роскошными волосами. Вейрин хмыкнула и начала что-то говорить по этому поводу, но увидев широко раскрытые глаза Ингрид, которая проснулась, как только девы на острове начали петь, стекленеющие глаза Олафа, включила ревун и направила Змея так, чтобы оказаться между ладьями, собирающимися в кучу, и островом. Управлять Змеем мешала дрожащая Хельга, прижимающаяся всем телом к Вейрин. Ревун внезапно замолчал, Вейрин увидела, что девы на острове, умолкнувшие при звуке сирены, собираются снова запеть свою колдовскую песню. Тогда она, повинуясь какому-то шестому чувству, запела сама, запела, в отличие от медленной и тягучей песни дев, марш десантников.
Её друзья из десанта и спецназа часто пели этот марш в питейных заведениях, вернее, не пели, а орали (чем очень терзали музыкальный слух Вейрин), так как эти песнопения начинались после того, как было уже немало выпито. Вообще-то, этот марш нравился Вейрин, но не в исполнении своих друзей. Он начал ей нравиться после того, как она услышала его в исполнении профессионального военного хора. Этот марш нравился не только ей, но и большинству экипажей её отряда. Вот ребята и девчонки решили его исполнить на ближайшем смотре самодеятельности (такие тоже бывали, хотя и не очень часто, надо всё-таки чем-то занимать личный состав во время затишья в боевых действиях, а то ведь молодёжь сопьётся, не вылезая из баров). Для репетиции притащили соответствующую аппаратуру, репетировать решили подальше от начальства — в ангаре, где стоят истребители. А большие плоские динамики и усилитель к ним (через эту аппаратуру собирались проигрывать музыку, какое же пение без музыкального сопровождения?) смонтировали на истребителе Вейрин, динамики на передней броневой плите рубки управления. Это изменение в конструкции (хоть и не очень заметное, ведь динамики плоские) и внешнем виде истребителя непременно должно было вызвать недовольство начальства. Но Вейрин уже и так это сделала и все наряды за художественную раскраску днища своего истребителя ещё не отбыла, ей уже как бы нечего было терять. Естественно, если есть возможность громко спеть, а Вейрин любила петь, и говорили, что это у неё очень хорошо получается, то почему бы не попробовать, вот она и подключила к музыкальной аппаратуре микрофон, но спеть не успела, отряд послали на то самое задание, с которого она не вернулась.
И вот теперь представилась такая возможность — спеть, используя всю мощь музыкальной аппаратуры. Но эта мощь не смутила дев на острове, очень похоже, они громкостью своих голосов решили посоревноваться с техническим устройством и попытались снова запеть. Вейрин не приняла вызов, а применила ещё один технический аргумент, намного действеннее чем музыкальный, — ударила по острову из штатного оружия истребителя, максимально расфокусировав лучи излучателей. Такой луч не мог пробить даже индивидуальную броню. Это была стрельба не на поражение, а, скорее, для того чтобы напугать, временно ослепить (если солдаты противника не успевали опустить светофильтры). Может, этот удар и не причинил девам на острове особого вреда, но был весьма болезненным, ведь на них не было брони и шлемов со светофильтрами. Остров снова накрыло неизвестно откуда взявшимся туманом, и никто больше не пытался там запеть. Опомнившийся Олаф стал командовать, хотя и делал это слегка дрожащим голосом, Вейрин несколько раз провела Змея вдоль выравнивавшегося строя ладей, стараясь держать истребитель между ладьями и островом. Змей уходил от острова последним и замыкал колонну, пока облако так и нерассеявшегося тумана не скрылось за горизонтом.
Змей, пройдя вдоль колонны ладей, занял своё уже привычное место, Вейрин передоверила управление истребителем Хельге, а сама, отхлёбывая теплый чай (хотя это назвать чаем можно было только в большом приближении, это был напиток из сушёных ягод, взятых из запаса хозяйственной Фрей, она его и принесла), поинтересовалась у старшей воительницы:
— Фрей, ты когда готовила этот напиток, ничего не почувствовала? Такого странного, тебе никуда идти не хотелось? Или что другое сделать?
— А что я должна была почувствовать такого странного? — ответила вопросом воительница. Увидев, как напряглась Ингрид (Хельга не отвлекалась, она была занята управлением), а Вейрин ждёт ответа, Фрей с некоторой обидой, вроде как девушки решили над ней подшутить, рассказала подробнее: — Ничего такого не чувствовала, вот эти бутерброды (ещё одно непонятное для Олафа словечко из языка Вейрин) вам делала, воду грела, чтоб ягоды залить. А хотела, чтоб вода быстрее закипела, чтоб заварить и вам всё отнести. Вы же, наверное, ждали чего-нибудь такого, а сейчас вот даже не притронулись. Вот только Вейрин пьёт. Какие-то вы все перепуганные, что ли, вон там в каюте купец, его люди и твои, Вейрин, скоморохи даже дрожат, стук их зубов аж сюда слышно. Что вы такое им сказали или сделали, что так напугали?
— А Забава? Чего она не поднялась с тобой? — продолжила задавать вопросы Вейрин.
— Забава сказала, что поднимется, когда поест и узвар выпьет. Чего ей с горячей кружкой здесь по этой крутой лестнице подниматься, всё-таки она девочка нежная, упасть и обжечься боится, — начала подробно объяснять Фрей. Увидев, как напряжён Олаф, теперь спросила у него: — А ты чего такой, словно тебя холодной водой облили? Вроде ж сухой, а тоже как те... — Фрей махнула рукой в сторону "каюты" и, не сказав, что хотела, просто окончила начатую фразу: — Разве что не дрожишь.
— Ты действительно ничего не слышала? — в свою очередь спросил Олаф. Фрей отрицательно помотала головой, Олаф, вздохнув, немного нервно стал рассказывать: — Сирены, мы наткнулись на их остров. Спросишь — откуда он здесь взялся? Не знаю! Мы тут много раз ходили и видели: ничего тут нет, но вот откуда-то появилось! Из тумана появилось. Такого странного тумана, ветром не сдуваемого, появилось! Остров, а на нём сирены, и они начали петь, мы обо всём забыли и хотели... — Олаф замолчал и махнул рукой, словно хотел что-то с неё стряхнуть. Фрей положила Олафу руку на плечо, пытаясь его успокоить:
— Да не волнуйся ты так, все же ладьи целы и вон, видишь, идут за нами. А сирены... не привиделось ли тебе, ведь никто не пропал и не пострадал.
— Вот у своих подруг спроси, вот у неё, — кивнул Олаф в сторону Вейрин и воительниц, повернувшись в сторону "каюты" с перепуганными пассажирами, добавил: — Или у них.
Вообще-то он хотел разговорить Вейрин, но девушка, отхлёбывая горячий ягодный чай, делала вид, что помогает Хельге и никак не может отвлечься, чтоб поговорить на интересующую Олафа тему. Фрей это поняла и, подсев к Ингрид, стала расспрашивать её, заговорив на языке дварфов (так девушки теперь называли язык Вейрин). А насупившаяся Хельга делала вид, что поглощена управлением и не может отвлекаться на какие-то разговоры. Олаф вздохнул и погрузился в свои мысли, видно решив оставить этот разговор на потом.
Вейрин, прикрыв глаза, пыталась проанализировать те события, что произошли после того, как она запустила ракеты по большой ракетно-артиллерийской платформе сухов. Вообще-то её ракеты не могли уничтожить эту хорошо защищённую крепость, но та яркая вспышка, которую она увидела перед тем, как провалилась во тьму, не оставляла сомнений, что платформа уничтожена. Может, ещё кто-то попал, ведь атаковали платформу не только истребители и штурмовики. Может, попали из-под воды, а может — из космоса. Впрочем, сейчас это уже не важно, как неважно и то, как она здесь оказалась, на этой совершенно дикой планете, о которой никому не известно. Где она находится, Вейрин определить так и не смогла, здесь совершенно другое звёздное небо. Тяготение на этой планете меньше привычного почти в два раза (нужных приборов для измерения этого у Вейрин не было). В остальном здесь всё почти такое же, как дома (хотя можно ли назвать домом то место, где жила Вейрин), такие же магнитные полюса, длительность суток такая же, конечно, есть отличия, но незначительные. Природа здесь гораздо богаче, чем там, откуда Вейрин (это девушка точно знала, хотя и всю короткую жизнь провела в помещениях базы, но ведь голопередачи никто смотреть не запрещал), но с этим всё ясно — дикая же планета. Да и человеческие отношения тут такие же, как дома. Вейрин усмехнулась при этом определении — дома, вряд ли она туда когда-нибудь вернётся, да и не хочется. Но здесь есть совершенно необычные явления, тот же Волчий Пастырь со своими зверюгами. Да, волки огромные, но не это удивительно, а то, как они шли по воде, вернее, по той дорожке, что была под водой. В принципе такую дорожку можно сделать, но для этого требуется оборудование и время на подготовку. А этого не было! Ведь там, где возникла дорожка, истребитель проходил дважды, последний раз за несколько минут до появления этой дорожки! А эти голосистые тётки, которые сиренами называются, на неизвестно как возникшем посреди моря острове, ведь и Олаф, и девчонки говорят, что они тут проходили много раз и никаких островов или скал раньше не видели. А эта песня сирен? Да, красивая, мелодичная, но не до такой же степени, чтоб оказать гипнотическое воздействие на людей. В другое время Вейрин бы послушала это пение, просто послушала без всяких последствий для себя, ведь это просто пение и ничего больше, а остальных это пение как-то загипнотизировало. Может, это произошло потому, что они местные, а Вейрин нет? Ведь даже когда был включён ревун (кстати, надо бы проверить, почему он выключился), а потом Вейрин заглушила песнопения сирен своим голосом, гипнотическое воздействие не исчезло. Кстати, на Фрей не подействовало, может, потому что она не слышала, а может, потому что она находилась внутри истребителя? Да и на Ингрид почти, а на Хельгу вообще не подействовало! Да, они находились в рубке, тут вроде стенки должны защитить. Но ведь на Деяна, его людей, на Малка с Угримом пение сирен оказало воздействие, а ведь у этого "кузова", где "каюта", стенки выше и толще. А здесь ещё и окна стеклянные, хотя, может, бронестекло как-то задерживает те излучения, что испускали сирены? Ведь не пение же так действует? Вейрин покачала головой — вопросы, вопросы и нет на них ответа, хотя... может, пение (или излучение сирен) слабо подействовало на девчонок, потому что они сидели рядом, а Хельга так вообще прижалась к Вейрин, так прижалась, что бок болит.
