— Думаешь, там был феназин?
— Но уж точно не цианид. Сингх не такой человек, чтобы совершить самоубийство из-за мук совести. А вот прикончить всех нас, чтобы самому остаться в живых, для него раз плюнуть.
— Но у него же не было респиратора!
— Существует универсальный антидот против всех ядов семейства YS. Если заблаговременно съесть десяток таблеток, можно принять внутрь до грамма яда и не ощутить никаких неприятных симптомов. Как раз наоборот, — Дзимбээ хихикнул, — будет приятно, феназин в малых дозах оказывает наркотический эффект, вроде как от героина, но с меньшим привыканием.
— Ты уверен? Там действительно был феназин?
— Скорее всего. Знаешь, Джон, мне проще поверить в это, чем в то, что в старом душителе проснулась совесть.
— Ты уже второй раз называешь его душителем. Почему?
— Это у него погоняло такое. Прозвище. Нет, сам он никого не задушил, просто в его народе бандитов называют душителями. Традиция такая.
— Но почему ты ничего не сказал?
— Я тебе говорю.
— Я имею ввиду, почему ты тогда ничего не сказал?
— Если бы я сказал, он бы вскрыл ампулу.
— А потом? Если ты уверен в своей правоте... такие вещи нельзя оставлять безнаказанными!
— Тогда это было невозможно, он бы всех отравил, не моргнув глазом. А сейчас я не вижу смысла наказывать Сингха. Да, он поступил нехорошо, но жизнь вообще нехорошая штука. Теперь у него больше нет причин желать нам зла. Наоборот, если он доставит на Деметру всю свою ячейку в целости и сохранности, это поможет ему, когда ему предъявят обвинение за неаккуратное проведение операции.
— Это не его ячейка, это моя ячейка!
— Ты все еще так думаешь? Ну-ну. Вот приедем на Деметру, увидишь, кому поручат нами руководить.
— Но это неправильно! Если все так, как ты говоришь, Сингх — законченный мерзавец, ему не место в наших рядах!
— А кому место в наших рядах? Думаешь, я делал меньше подлостей, чем он?
— Я думаю, ты не предавал своих.
— Своих не предавал, а чужих...
— Чужих невозможно предать!
Дзимбээ печально улыбнулся и отпил еще один глоток.
— Хорошо тебе, Джон, — сказал он, — у тебя всегда есть ответ на все вопросы. Ты замечательный проповедник...
— Я не проповедник!
— Дослушай до конца, Джон, не перебивай меня. Ты замечательно говоришь об идеях братства, у тебя твердая вера, ты умеешь зажигать других своей верой. Ты прекрасно проявил себя в роли номинального руководителя ячейки. Да-да, именно номинального, всеми серьезными мероприятиями руководил Сингх, ведь так?
Рамирес задумался. Получалось именно так.
— Вот видишь, — продолжал Дзимбээ. — Люди созданы разными, у тебя хорошо получается делать научные открытия и говорить о хороших вещах, а у Сингха хорошо получается делать грязную работу. Понимаешь, Джон, всегда кто-то должен делать грязную работу, такие люди, как мы с Сингхом, нужны всегда. Другие люди говорят, что мы мерзавцы, и они правы, но чаще всего они не понимают того, что обществу нужны и мерзавцы тоже. Когда-нибудь мир станет един и мы с Сингхом перестанем быть нужными, но это произойдет нескоро, на наш век хватит.
— Но ты же сам говорил, выступление начнется в ближайшие недели!
— Да, ну и что? Но что будет дальше? Анархия, хаос, затем диктатура, затем переходный режим. Думаешь, переходный режим пройдет быстро? Мирабо, Гитлер и Мао Цзэдун тоже так думали.
— Какой еще Мирабо?
— Был такой граф, стоял у истоков Французской революции.
— Разве главным был не Робеспьер?
— Робеспьер поднялся потом. Так вот, все революционеры страдают одним и тем же заблуждением, они думают, что светлое будущее наступит если не завтра, то хотя бы послезавтра. Но так никогда не бывает, всегда появляются проблемы, революция затягивается, она переходит из одной фазы в другую, но светлое будущее остается все таким же недостижимым. Если повезет, его может увидеть следующее поколение, но пока еще никому не повезло.
— Нам повезет. У нас есть то, чего не было у других.
— Да, я знаю, у нас есть реальный шанс на победу. Но я думаю, что для победы потребуется не меньше двадцати лет. Может быть, я неправ, я буду очень рад, если я неправ, но, ты знаешь, я очень редко оказываюсь неправ.
— Так, по-твоему, все бессмысленно?
— Почему бессмысленно? Все осмысленно, светлое будущее наступит, но не сразу. Никто ведь не обещал, что это случится уже завтра. Всему свое время.
— Ладно, я понял, что ты имеешь ввиду. Но что делать с Сингхом?
— Ничего. Ты знаешь кого-нибудь на Деметре, с кем можно выйти на связь?
— Нет.
— Я тоже не знаю, а Сингх знает. Если мы прибудем на Деметру без него, у нас будут проблемы.
— Какие проблемы? Наши документы в порядке.
— А как ты объяснишь цель поездки?
— Там же написано — командировка.
— С какой целью?
— С секретной.
— Ага, Иван Мастерков направлен в секретную командировку. Да у него допуск нулевой!
— Но не оставлять же его было!
— Не оставлять. Кстати, я никак не пойму, зачем ты его завербовал?
— Он хороший человек, он принял идеи братства...
— Если вербовать всех хороших людей, в братство войдет каждый десятый.
— Иван много сделал для нас.
— Не спорю. Но он мог сделать то же самое, не будучи членом братства.
— Могла быть утечка информации...
— Ты бы взял с него подписку. Иногда случается, что простые рабочие оказываются посвящены в самые сокровенные тайны компании.
— Я знаю. Но все равно... всегда могут быть случайности... нет, по-моему, по-настоящему преданным может быть только тот, кому доверяют.
— Согласен. Но зачем нам преданность Ивана? Что от него требовалось? Изваять статую? Ты мог и сам это сделать. Да, это заняло бы больше времени, но число посвященных стало бы меньше на одного человека. Либо ты мог взять с Ивана подписку и приказать ему изваять эту статую на правах начальника.
— Я не его начальник.
— Ах, да... Ну тогда взял бы за хобот кого-нибудь из своих оболтусов.
— Их не так просто взять за хобот.
— Попросил бы меня.
— Я же не знал, кто ты такой.
— Да, действительно. Ну да ладно, что сделано, того не воротишь. Давай лучше выпьем.
— Подожди! Ты действительно хочешь оставить Сингха безнаказанным?
— Да.
— После всего, что он сделал?
— Да.
— Но почему? Если ты сказал про него правду, он не должен входить в братство! Это все равно что чистокровный еврей в правительстве Гитлера.
— Оригинальное сравнение, — хихикнул Дзимбээ. — Но что делать, если единственный, кто способен справиться с делами, оказался евреем? По-моему, одна из причин, по которым Гитлер проиграл, была в том, что он никогда не мог посмеяться над своей верой. Если ты относишься к своим убеждениям слишком серьезно, в этом твоя слабость.
— Но нельзя же относиться к своим убеждениям настолько несерьезно!
— Почему нельзя? По-моему, очень даже можно. Да, в братство затесался самый отъявленный негодяй, мерзавец, гад и кандидат на истребление. Ну и что? Он выполняет свои функции, он делает то, что лучше него никто не сделает. Зачем отказываться от его услуг?
— Затем, что если мы не откажемся от его услуг, мы тем самым откажемся от наших идеалов.
— Мы не откажемся от наших идеалов, мы просто отступим от буквального следования правилам во имя великой цели. Ты ведь христианин? Помнишь, Христос говорил: не ругайтесь, порождения ехиднины!
Рамирес поморщился. Хоть он и не считал себя ортодоксальным христианином, богохульства он не терпел.
— Христос говорил совсем не то, — сказал он. — Христос говорил "не ругайтесь" один раз, а обзывал апостолов в другой раз. Он был человеком, ему не были чужды человеческие слабости.
— А ты не человек? Или, может быть, Сингх не человек?
— Нет, но... должны же быть какие-то пределы человеческой подлости!
— Должны. Я даже скажу, какие пределы. Подлость допустима в тех пределах, в каких она не мешает общему делу. Не согласен?
— Не согласен. Это получается прагматизм какой-то.
— Это и есть прагматизм. А что в нем плохого? Наша революция насквозь прагматична и это дает нам шанс. Революцию нельзя делать в упоении от собственной чистоты, рано или поздно тебе придется запачкать руки, и тогда ты начнешь колебаться и упустишь момент. С чистыми руками революцию не делают.
— Значит, по-твоему, Сингх все-таки должен остаться безнаказанным.
— По-моему, да. По крайней мере, до тех пор, пока поезд не прибудет на Деметру и мы не установим контакт с руководством братства. До этого момента расправляться с Сингхом просто глупо. А после этого... если ты его пристрелишь, я не буду тебе мешать. Только лучше сам с этим делом не связывайся, предоставь это Ивану.
— Думаешь, у него получится лучше?
— Думаю, да. Он уверен в своей правоте, а это очень помогает в таких делах. А пока давай больше не будем грузиться. Лучше выпей, расслабься, приди в себя. Начинается война, а на войне надо использовать любую свободную минуту.
— Разве ты воевал?
— Мне приходилось лежать на тюфяках, это примерно то же самое. Успокойся, Джон, если ты хочешь что-нибудь обсудить, давай лучше обсудим, что творится с подпространством.
— А что с ним творится?
— Разве ты не слышал? Скорость движения поездов увеличилась в среднем в два раза, говорят, это какая-то буря. Непохоже на божий знак?
— Какой же здесь знак?
— Когда мы взорвем терминалы, все подумают, что межзвездное сообщение прервалось из-за бури.
— Да, действительно. Ты прав, за это стоит выпить.
— Наливай. Может, пойдем к девчонкам? Знаешь, Джон, я иногда жалею, что ты насквозь гетеросексуален.
Джон еще раз поморщился. Этого он тоже не любил.
7.
Даниэль Кришнамурти налил себе полстакана синтетического джина и долил стакан доверху синтетическим тоником. На Земле это пойло показалось бы гадким, но сейчас Даниэль опустошил стакан, даже не поморщившись. Ему очень хотелось напиться, потому что ему было очень страшно.
Нашествие цвергов, о котором предупреждала Ким Джонс, так и не состоялось. Непонятно почему, цверги никак не отреагировали на то, что люди поглумились над их священной статуей. Даниэль не понимал, как такое могло произойти, это должно быть совершенно неправдоподобным стечением обстоятельств, наверное, человеческие боги не оставили любимую расу в беде, случилось чудо и цверги ничего не заметили.
Даниэль боялся по совсем другой причине — по телевизору передали об исчезновении Ким Джонс. Она исчезла не бесследно, несколько человек видели, как в электричке к ней подошли два человека, индус и европеец, выстрелили из пневматического пистолета, забрали бесчувственное тело и вынесли его из вагона на ближайшей станции. Полицейское расследование показало, что похитители немедленно погрузились в дрезину, арендованную по поддельным документам, и уехали в неизвестном направлении. Это направление оставалось неизвестным в течение двух часов, потому что кто-то воспользовался несанкционированным доступом к компьютерам транспортной сети Нового Кузбасса, и когда дрезину удалось отследить, она была уже в западной промышленной зоне, в одном из боковых тоннелей, окруженных со всех сторон складами, почти все из которых по документам принадлежали фирмам-однодневкам, а каждый второй склад вообще пустовал. Полицейские до сих пор не смогли обнаружить никаких следов телеведущей. Генерал Комбс вещал по телевизору, что полиция оцепила всю зону, что сейчас там проходит прочесывание местности, а еще полиция проверяет весь транспорт, побывавший в том районе, но, несмотря на уверенность, звучавшую в словах генерала, Даниэль понимал, что Ким Джонс пропала навсегда. В промышленных районах Гефеста хватает укромных уголков, где можно спрятать не только одно мертвое тело, но еще и сотню тонн контрабандной платины.
Журналисты много говорили о предполагаемых причинах похищения. Большинство сходились на том, что заказчиком преступления является компания "Сан энд Стил", одного из менеджеров которой Ким Джонс позавчера обвинила в налоговых махинациях. Про передачу, материал для которой предоставил Даниэль, все давно забыли, все подумали, что история про цвергскую статую — обычная газетная утка, высосанная из пальца. Но Даниэль знал правду, он знал, за что убили Ким Джонс, и поэтому ему было страшно. И еще ему было страшно оттого, что он догадывался, кто будет следующей жертвой.
8.
Ибрагим встретил Якадзуно и Рональда неподалеку от одного из боковых корпусов университета Вернадского.
— Все прошло успешно, — сообщил Ибрагим, — статуя у меня в багажнике. Хотите взглянуть?
— Почему бы и нет? — оживился Дэйн. — Давайте посмотрим.
— Но не здесь же, — Якадзуно недовольно поморщился, — давайте хотя бы въедем внутрь. Я так понимаю, вы хотите провести экспертизу немедленно?
— Да, — кивнул Ибрагим, — я думаю, тянуть не стоит. У нас есть свой человек в одной лаборатории, он готов все проделать прямо сейчас. Кстати, в нашу прошлую встречу мы не оговорили вопрос о расходах. Думаю, будет справедливо, если все расходы мы будем делить пополам.
— Согласен, — кивнул Якадзуно. — Пришлите нам счет.
— Обязательно пришлю. Ну что, поехали?
Ибрагим нажал несколько кнопок на приборной панели автомобиля и ворота в бетонной стене напротив распахнулись с оглушительным скрипом. На Деметре воздух очень влажен, в нем много летучей грязи, которая так и стремится набиться во все щели, поэтому двери и ворота, расположенные на открытом воздухе, здесь всегда скрипят, как их ни смазывай. Электромотор машины завыл, пропеллеры завертелись, машина покачнулась, с мягким чмоканьем выбралась из густой грязи, приподнялась на полметра над поверхностью болота и медленно влетела во внутренний дворик, сопровождаемая монотонным мяуканьем местных лягушек, которых почти не было слышно из-за стрекота пропеллеров.
Их уже ждали. На крыльце стоял невысокий юноша еврейской внешности, он неуловимо напоминал юного волшебника Гаврика Пупкина из детского мультсериала.
— Добрый день, — поприветствовал его Ибрагим. — Познакомьтесь, это Дэвид, это Якадзуно, это Рональд. Рональд, вы поможете вытащить коробку из багажника?
Рональд помог, и вместе с Ибрагимом они поволокли маленькую, но тяжеленную коробку по нескончаемым коридорам университета. Дэйн регулярно ругался, не столько из-за тяжести коробки, сколько из-за того, что пластиковые стенки были скользкими, а никаких ручек на них не было. Один раз коробка чуть было не выпала у него из рук, Якадзуно предложил его подменить, но Дэвид сообщил, что идти осталось недолго, и Дэйн с Ибрагимом кое-как доволокли увесистый груз до лаборатории, являвшейся конечной целью путешествия.
— Уффф... — тяжело выдохнул Дэйн, поставив коробку на стол. — Неужели трудно было подкатить тележку?
— Это я виноват, — сказал Ибрагим, — я забыл предупредить, что она такая тяжелая.
Ибрагим выглядел совершенно не уставшим, у него даже дыхание не сбилось, только пальцы на руках покраснели до свекольного оттенка.
