— Не спеши хвастаться, — промурлыкала красивая женщина в одной рубашке, обнимая юнца за плечи. — Ты умер, отведав вина, которое преподнесла тебе я, дорогой, и не успело настать утро, как ты лишился жизни, а твои наследники — накопленных тобой богатств...
— За это и другие шалости, красотка, я повесил тебя на городской площади, — рассмеялся грубый детина, отпихнув женщину вместе с отравленным ею юнцом. — В городе травили моих детей, моя жена не выходила на улицу в одиночку, чтобы её не закидали камнями, но каждый мужчина и каждая женщина в городе знали, что могут встретить рассвет с петлёй на шее или с мечом у горло по приказу нашего достойного правителя!
— Молчи, дурак! — властно перебил его низкий голос, и вперёд вышел тщедушный мужчина, поверх простой одежды которого на плечах был накинут подбитый мехом плащ. Голову этого человека украшала золотая корона, и смотрел он презрительно и гордо. — Вы все были пешками в моей игре, я мог убить любого из вас одним росчерком пера или просто нахмурив брови! Во всех городах горели костры, на которые восходили непокорные, и стоны их возносились к небесам. Леса вырубались под виселицы, но пуще того — для постройки военных кораблей и орудий для штурма вражеских крепостей. Моё слово решало, жить или умереть, и немало врагов сдавались без боя, едва услышав о приближении моей армии!
— Не так говорил ты, — потеснила правителя женщина в роскошном платье. Её шею обвивало сверкающее ожерелье, драгоценные камни украшали каждый палец холёных рук, а на запястьях поблёскивало золото. — Не так говорил ты, когда добивался моей любви. Ты называл себя жалким червём, ты обещал мне золотые горы и клялся уложить к моим ногам весь мир. Так кто же сильнее, ответь мне, мой король?
— Мразь! — жестоко оттолкнул её мужчина в лохмотьях. — Ты пировала со своим любовником, ты тянула соки из страны, словно ненасытная пиявка! Люди голодали, дети умирали от тяжких болезней, а тебе бы только разукрасить себя разноцветными камушками! Злобное, порочное существо, чудовище в женском обличье! Я своей рукой пресёк ваши жизни, и бедняки, которых вы угнетали, наконец-то смогли вздохнуть спокойно.
— Но всё же ты попал в руки ко мне, — засмеялся палач.
Его оттолкнули, и все заговорили разом, перебивая друг друга, крича, смеясь и плача. Я услышала об убийствах, о ночных грабежах, о дерзких кражах, о том, как кого-то утопили во время катания на лодке, полураздетая женщина объясняла что-то малопонятное о том, как продавала свою любовь каждому, кто только выказывал желание её купить — как будто любовь можно продать! — а затем какой-то мужчина с гадкой улыбкой вспоминал, как наслаждался юными девушками против их воли.
Убийства, предательства, обман, стремление к богатству или к власти, жажда мести или страх смерти — всё это столпившиеся вокруг меня люди торопились выразить, высказать, выплеснуть, словно вознаграждая себя за тысячелетнее молчание. Они подступали всё ближе и ближе, пока не встали так близко, что при каждом движении их мне приходилось уворачиваться от удара. И, не умолкая, говорили, говорили и говорили, рассказывая об ужасах и мерзостях, по прихоти фей навсегда покинувших мир людей. Я начала задыхаться; меня не держали ноги и, зажав уши руками, я упала на колени.
— Хватит! Довольно! — Мой слабый голос, как ни удивительно, прервал все эти жуткие речи, и в башне тьмы воцарилась тишина.
Потерянные души отпрянули, расступаясь, и рядом со мной остался только палач.
— Да, девочка, довольно, — с жуткой ласковостью проговорил он, доставая откуда-то из воздуха кошмарного вида топор — ржавый, с огромным топорищем и с тёмными пятнами на рукояти. Всмотревшись, я внезапно поняла: то, что мне показалось ржавчиной на лезвии — на самом деле подтёки крови... — Ты узнала достаточно, и должна разделить с нами нашу участь.
— Нет, — прошептала я, силясь подняться с колен. — Вы не можете этого сделать, Лдокл...
Палач только усмехнулся и поудобнее перехватил топор.
— Демон только держит нас взаперти, крошка, — зло сообщил он. — Что ещё он может сделать нам, мёртвым? Ты готова умереть, малютка?
— Нет...
— Постой, — остановил палача мужчина в просторной чёрной мантии — судья, осуждавший при жизни невиновных и отпускавший на свободу преступников. — Не спеши так. Перед казнью должен быть приговор и последнее слово.
— Как скажете, ваша честь, — усмехнулся палач и отступил назад. Судья, напротив, шагнул ко мне и приосанился.
— Женщина! — торжественно начал он. — Ты повинна в гордыне, безразличии к близким, неуважении к тем, кто старше и лучше тебя. Ты дерзка, безответственна и порочна, твою душу захватила тьма, но ты не признаёшь её владычества. Ты нарушила все запреты и явилась сюда — незваная, непрошеная, ты принесла солнечный свет туда, где его не видели тысячи лет! Да примешь ты справедливое наказание за свою вину. Умри.
Судья уступил место палачу, словно позабыв, что говорил о праве на последнее слово. Я попыталась отползти, но от ужаса не смогла сдвинуться с места, а вокруг стояла тишина, ещё более давящая, чем смех и проклятья, которыми меня встретили потерянные души.
— Нет, — шептала я, в бессмысленной попытке защититься закрывая голову руками. — Нет, вы не можете так поступить!
Палач издевательски усмехнулся, снова перехватил свой топор поудобнее и шагнул ко мне, занося его над головой. Я закричала, и в этот момент что-то ткнулось в мою руку. Непроизвольно сжав пальцы, я узнала на ощупь волшебную палочку.
— Не прощаюсь, — осклабился палач, — ведь теперь ты нас никогда не покинешь.
Я взмахнула рукой вместе с зажатой в неё волшебной палочкой и отчаянно закричала:
— Нет! Я не хочу! Отпустите! Я...
В моей руке вспыхнул яркий свет, и в то же мгновение пол, на котором я стояла, исчез, и я провалилась вниз, оставляя наверху разочарованный рёв упустившего добычу палача.
— Глава девятнадцатая. Судьбы мира
Вопреки ожиданиям, я не упала на пол библиотеки на третьем этаже, а мягко опустилась на кровать в своей комнате. Ключи от башен я по-прежнему сжимала в кулаке левой руки, что касается палочки, то она рассыпалась у меня в руках золотой пылью. При мысли о том, что нужно сейчас заставить себя встать, подняться на третий этаж и там в темноте искать спальню демона, чтобы подбросить ключи на место, мне сделалось дурно.
Нет уж. Будь что будет и, если мне не удастся незаметно вернуть Лдоклу ключи, я лучше смирюсь с его наказанием, чем сейчас соглашусь остаться одна в темноте. В конце концов, после всего пережитого меня не слишком расстроит, если демон запрёт меня в моей комнате и даже свяжет по рукам и ногам: я и сама была бы рада никуда не ходить, и ничего нового больше не видеть.
Мои мысли приняли новое направление: как долго я пробыла в пяти башнях замка тьмы и не вернулся ли его хозяин? Там, наверху, я начисто потеряла счёт времени, и теперь могу судить лишь по тому, что свет в комнате ещё не зажжён, а я прекрасно всё вижу... Тут я с испугом обнаружила, что в комнате царит темнота, и свет не льётся ни с потолка, ни из окна, а, между тем, для меня не составляет труда разглядеть свою руку вплоть до лунок ногтей на пальцах.
— Это тьма, — прошептала я по уже приобретённой привычке говорить сама с собой. — Влияние тьмы, она оставила на мне свой отпечаток, как говорилось в книге книг... Я ведь... я ведь вошла в башню и вернулась, теперь я могу изменять реальность, покинув, в любой момент вернуться в замок, прочесть волшебные книги в Фароге и вылечить нанесённые миру раны?!
На мгновение меня обожгла радость, пьянящее, как вино демона, чувство триумфа, но сразу же за этим снова накатили страх и уныние. Мир оказался чудовищно жесток, а люди — просто кошмарными созданиями, если могут превращаться в такое... такое...
Стараясь не вспоминать увиденное и услышанное в башне тьмы, я поспешно переоделась ко сну и легла в постель, но, стоило мне закрыть глаза, как снова накатил ужас. Вокруг меня будто снова столпились потерянные души, они рассказывали свои истории, а самые ужасные подробности их жизни вставали передо мной с такой ясностью, как будто я сама была свидетельницей творимого ими зла и насилия. Тьма, порождаемая этими людьми и породившая их, медленно наползала на меня, и с каждым мгновением всё явственнее были ужасные картины, всё громче слышались крики несчастных, которых убивали, били и мучили эти люди, и ужас всё сильнее и сильнее охватывал мою душу.
Я поспешила открыть глаза. Нет уж, лучше тогда и не пытаться уснуть, кто знает, что будет, когда кольцо тьмы окончательно сомкнётся? Поднявшись, прошлась по комнате, а после раздражённо потребовала, чтобы в комнате стало светло. Свет загорелся неохотно, тускло и как-то даже безжизненно, словно у него не хватало сил выполнять свои обязанности. Вместо того, чтобы окрепнуть или хотя бы продолжать в том же духе, он замигал и начал гаснуть, а изо всех углов послышалось угрожающее шипение, быстро сменившееся воплями потерянных душ:
— Не думай избежать кары, женщина! — это судья.
— Вернись к нам, крошка! — палач.
— Мы ждём тебя, сестра! — кажется, голос отравительницы.
— Сюда, сюда! Скорее! К нам! Присоединяйся! Добро пожаловать! — голосили потерянные души, перебивая друг друга. Моё сознание словно раздвоилось: я понимала, что стою у себя в спальне на первом этаже, где свет уже совсем угас, но одновременно как будто снова перенеслась во тьму в пятой башне, и меня окружают люди в старинных одеждах: мужчины и женщины, молодые и старые, красивые и уродливые, богатые и бедные...
— Вернись во тьму! — звали они. — Ты принадлежишь нам, ты наша, ты должна быть с нами! Вернись, вернись, вернись!
Зажав уши руками, я бросилась к двери и буквально выпала в холл, где демон с утра разговаривал со слугами.
— Тьма! — закричала я. — Тьма, она повсюду! Помогите мне! Кто-нибудь! Тьма!
— Ристиль? — совсем рядом раздался удивлённый голос демона. — Дорогая моя, что всё это значит?
Он наклонился ко мне и поднял меня с пола, на который я упала перед этим. Я запрокинула голову, вглядываясь в чёрные, чернее самой чёрной ночи глаза демона и увидела, как из них выползает, растекаясь, сама тьма, та стихия, которая в считанные дни разрушает душу самого сильного человека.
— Нет! — закричала я, отшатнувшись. — Пусти, не трогай меня! Тьма, тут везде тьма! Помогите мне, кто-нибудь, помогите! Тьма, тьма повсюду!
— Даже так? — мягко произнёс Лдокл и, вглядевшись в его лицо, я увидела обуревавшую демона ярость. — Добро же...
Я испуганно отшатнулась, но Лдокл подхватил меня на руки и, даже не пытаясь привычным уже покачиванием успокоить моё волнение, куда-то понёс. Он не обращал ни малейшего внимания на мои яростные попытки вырваться, на мои крики и мольбы о помощи, но, полагаю, был весьма доволен, что ещё утром усыпил экономку, а днём отослал гостей.
— Куда ты меня несёшь? — бессильно простонала я, охрипнув от бесполезных криков и протестов.
— Скоро узнаешь, — со всё той же скрытой в мягкости голоса угрозой произнёс демон и добавил: — сумела ослушаться, сумей и потерпеть немного.
— Что?! — в ужасе воскликнула я и так резко дёрнулась, что Лдокл чуть не уронил меня на пол.
— Тише, моя дорогая, тише, — уже добрее произнёс демон, локтем толкнул какую-то дверь, и я оказалась в той самой комнате, в которой Руанна разговаривала со мной в тот самый первый вечер. Мягко опустив меня в кресло, он щёлкнул пальцами, и дверь за письменным столом исчезла, слившись со стеной. Лдокл, как ни в чём ни бывало, вытащил из ящика письменного стола спички и принялся возиться со старой керосиновой лампой. Я наблюдала за ним, судорожно вжавшись в кресло и с трудом справляясь с овладевшей мною дрожью.
— Потерпи, — ласково проговорил Лдокл, — сейчас всё закончится.
Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть и ждать, тщетно пытаясь понять смыл его действий. Говорить не было сил, да и не хотелось.
— Ну, вот, — весело произнёс демон, зажигая лампу и подкручивая фитиль. — Живой огонь — лучшее средство против тьмы и её порождений.
Свет, рождённый лампой, ничем не напоминал ни ласково-золотой свет солнечных лучей, ни безжизненное освещение комнат в замке тьмы. Красноватый из-за цвета абажура, он казался чем-то родным и близким, как будто в темноте друг протянул и пожал руку. Тёмное кольцо, сжимающее моё сердце, распалось, отступив перед обычной керосиновой лампой.
— Возьми лампу, моя дорогая, — приказал мне демон, — и идём, я провожу тебя в твою комнату.
— Но я и сама могу найти туда дорогу! — вяло возмутилась я.
— Сомневаюсь, — покачал головой демон. — Ты в любую минуту можешь оказаться в пятой башне, а там тебе ненадолго хватит даже живого огня, ведь лампу так легко выхватить из твоих рук и погасить...
Подобная перспектива настолько меня напугала, что я послушно взяла лампу, вышла в коридор и пошла в свою комнату, подталкиваемая в спину Лдоклом. Видимо, для того, чтобы случайно нам не очутиться в башне тьмы, мы не пытались, как обычно, сокращать расстояние и я только сейчас поняла, насколько велик первый этаж и как далеко моя комната от кабинета экономки. Пока мы шли, я смогла, наконец, успокоиться настолько, чтобы обдумать слова и поведение демона тьмы, и понять, что ему всё известно — или почти всё.
— Лдокл... — растерянно произнесла я, только сейчас осознав всю бесцеремонность своих поступков. Ведь я обыскивала его комнаты, взяла без спросу — да что там, попросту украла! — у него ключи, лазила там, где меня просили не появляться, и в довершение всего закатила перед ним безобразнейшую истерику. — Послушай, я хочу сказать...
— Тш-ш! — прошептал демон, проведя рукой по моим волосам. От него по-прежнему исходило тепло, и я с особенной силой ощутила, что одета слишком легко для прохладных коридоров замка. — Не сейчас, моё сокровище, не сейчас. Пока я должен не отдать тебя тьме, а о том, что ты натворила, поговорим, когда опасность будет позади.
— Но как...
— Не сейчас, — с нажимом произнёс Лдокл. — Завтра, когда будет светить солнце, я посмотрю, готова ли ты к серьёзному разговору, а пока...
Он отворил дверь и втолкнул меня в мою комнату. Огляделся, хмыкнул, отобрал лампу и поставил на стол поближе к кровати прямо на воздух. После велел мне ложиться, мимоходом сгрёб забытые на столе ключи и сунул в карман.
— Спать, Ристиль, спать, — настойчиво проговорил демон, видя, что я замешкалась. — Ложись спать, а я и живой огонь будем охранять тебя столько, сколько понадобится. Живо!
Видя, что демон неумолим и не собирается менять своего решения, я послушно улеглась в постель и под строгим взглядом Лдокла закрыла глаза. Послышался скрип кресла по полу, а после демон уселся у изголовья кровати.
— Спи, сокровище моё, — ласково шепнул Лдокл, подоткнул одеяло и положил горячую руку на мой лоб. — Ничего не бойся.
Мне снились чёрные глаза демона. Они больше не пугали меня, и из них не выползала мертвящая тьма, напротив, глаза притягивали, обжигали и подчиняли, вызывали во мне какие-то новые, прежде неведомые чувства и заставляли сладко замирать от предчувствия чего-то необыкновенного, страшного и манящего одновременно. Потом они то ли уменьшились, то ли отдалились, и я увидела всего Лдокла, он стоял, опустив голову, как будто прислушивался к чему-то далёкому. За спиной демона развевался чёрный плащ, переходящий в клубящуюся тьму, которая затопляла всё пространство позади него. Оттуда, из тьмы, доносились неясные голоса, угрозы, мольбы, даже стоны. А Лдокл стоял, словно не замечал всего этого или, вернее, ни капли не боялся. Но вот он шевельнулся, и я заметила в руках демона чёрный меч, на который он опирался, будто это не оружие, а удобный посох или даже костыль. Лдокл улыбнулся, и я даже во сне почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
