Чаганов: Война

— Нет...— растерянно протягивает Оля,— тихо сидел, на меня часто смотрел и бегал в Вавиловский кабинет звонить.

— Теперь хотя бы понятно откуда ветер дует...

Долго бредём по асфальтовой дорожке опустив головы.

— Что говорить-то будем?— решается нарушить молчание подруга.

— Придётся кому-то из нас двоих, догадайся кому?— шутливо прихватываю подругу за талию,— обещать вождю в лысенковском стиле создать новый сорт пшеницы не за два, а за один год. Ты же моложе, тебе доверия больше.

— Легко,— веселится она,— беру перспективного реципиента из однодольных растений, его каллусную ткань, а ещё лучше незрелый зародыш ... в однодольные, кстати, все пшеницы входят... из донора, Вавилов подскажет какого, хлоридом кальция осаждаю его ДНК, сразу на мелкие золотые частицы. Закладываю эту 'дробь' в ДНК-пушку и стреляю в реципиента...

— Что правда?— пытаюсь по лицу подруги понять шутит она или нет.

— ... частицы золота разгоняются до шестисот метров в секунду, пробивают мембраны растительной клетки и ДНК донора встраиваются в хромосому реципиента, не все, конечно, а те которые останутся в живых после удара...

— Да ладно...

— Не совсем так,— смеётся Оля, глядя на меня,— в качестве донора выступают не хромосомы, они слишком большие и хрупкие, а плазмиды, небольшие кольцевые или линейные ДНК, а так всё близко к правде жизни. Ну и мелочь ещё: надо научиться выделять и подсаживать нужный ген в эту плазмиду, но потом будет десять тысяч лет счастья. Однозначно!

'Шутим, значит, ну-ну'...

— Дорога в тысячу ли начинается с первого шага...— менторским тоном начинаю я, закатывая глаза к небу,— ничего, создадим для начала под тебя лабораторию в Курчатовском институте, чтоб никто не догадался...

— Эй-эй, ты чего? Какую ещё лабораторию?— трясёт меня за руку подруга,— там ещё полимеразы, лигазы, нуклеазы, рестриктазы нужны...

— Генной инженерии лабораторию,— мстительно улыбаюсь я,— а ферменты с полимерами подтянем, ПЦР-машину наладим: а что, элементы Пельтье есть, операционные усилители тоже, контроллер на феррит-диодной логике сообразим, будет не хуже, чем... Вот тебе и счастье.

'Лет через, эдак, двадцать, а что Сталину сейчас говорить? Купить лучшие сорта в Америке? Только это ведь не завод по производству электронных ламп, лампе всё равно где работать в России или Америке, а пшеница на новом месте может вообще не родить, их районировать надо. Да и не факт, что продадут их нам... хотя если глава 'Дженерал Фудс' каблучком притопнет, то продадут, но нужно что-то дать взамен... упаковочный полиэтилен... Вот о чём надо говорить с Хозяином! А Лысенко? Лысенко и Презент с их классовым подходом к селекции, особенно если бы они пришли к власти в ВАСХНИЛ, могли помешать потенциальной сделке... Звучит логично: ничего личного, только бизнес... Остаётся самоуправство'...

* * *

— Ну вот, а ты боялся,— беззаботно хохочет Оля,— Сталин о Лысенко даже и не вспомнил!

Ноги сами понесли нас на круговую дорожку вдоль забора, после того как 'броневик' вождя по пути из Ближней дачи в Кремль высадил нас у проходной СКБ.

— Или ему никто об этом не докладывал... пока,— вдыхаем полной грудью свежий морозный воздух после многочасового сидения в прокуренной комнате.

— А ты не допускаешь мысли, что и Маленков, и Берия уже побаиваются с тобой связываться. Видят же как к тебе Хозяин благоволит.

— И ты туда же, как прилепилось это: 'хозяин', 'хозяин'... А мы что холопы?

— Для холопа антипод— барин, а для хозяина— гость, временщик...— поджимает губы Оля.

— Кхм, а ведь и правда, солженицынское НЛП до сих пор вылазит... Ладно, а насчёт 'побаиваются', не допускаю, борьба за власть у них в крови, иначе пошли бы в инженеры или архитекторы... Травоядные в Кремле не выживают.

-Тут ты, пожалуй, прав... значит будут ждать другой возможности.

Глава 9.

Штутгарт, Германия.

Пивная неподалёку от Замковой площади.

15 октября 1938 года, 18:30.

— Разрешите присесть за ваш столик?— молодой, плотно сбитый и модно одетый мужчина в чёрном костюме останавливается рядом.

Сидящий в одиночестве у окна рабочий лет тридцати пяти, сжимающий в мозолистой рукой большую пивную кружку, в потёртом, но тщательно отглаженном костюме, поднимает голову.

— Да, пожалуйста садитесь,— его неподвижное лицо, мгновенно оживает при виде улыбающегося голубоглазого блондина.

Ажурный венский стул легонько скрипнул под тяжестью молодого мускулистого тела.

— То же самое,— щёлкает он длинными пальцами, кивая на немудрёный ужин соседа (сосиски с кислой капустой), дородная полногрудая официантка, несущая в двух руках шесть кружек пива, весело кивает в ответ.

— Давайте знакомиться,— протягивает руку парень,— Николас Шмидт, художник. Я из Голландии, в вашем городе проездом, хочу побродить по окрестностям поискать подходящую натуру.

— Иоганн Эльзер, столяр,— в тон собеседнику отвечает рабочий,— работаю здесь в пригороде в мастерской.

— Столяр!— Шмидт принимает тарелку из рук официантки и бросает взгляд на пустую кружку соседа,— ещё пиво моему другу Иоганну за мой счёт. Так мне вас сам бог послал, я в гостинице обнаружил, что одна ножка моего мольберта сломалась. Не почините? Я хорошо заплачу.

— Кто ж отказывается от денег?— пивная кружка Эльзера стучит по столешнице,— прозит!

* * *

— Э-э, да тут всё просто,— разочарованно протягивает столяр, закручивая гайку на мольберте,— винт раскрутился...

— Иоганн,— голубые глаза Шмидта становятся ледяными,— мне тебя рекомендовал один человек, который раньше сражался вместе с тобой в организации 'Рот Фронт'... рекомендовал как надёжного бойца, идейного антифашиста. Сам я служу в Секретной Службе Британии. После подписания позорного Мюнхенского сговора, стало понятно, что моё правительство ничего не собирается делать для того, чтобы остановить Гитлера....

— Это точно самое, что чувствую я!— вырывается у Иоганна.

— Честные люди есть и в нашей Службе,— Шмидт подходит ближе и напряжённо глядит в глаза столяра,— их правда немного, но они разделяют мои взгляды. Мы решили уничтожить Гитлера, он толкает Европу к краю пропасти, к миллионам жертв. Можем ли мы рассчитывать на твою помощь?

— Не сомневайся во мне, Николас,— слеза покатилась по гладко выбритой щеке Эльзера,— я сделаю всё что потребуется. Эта мысль, казнь Гитлера, давно уже не даёт мне спокойно спать... только не знаю, как подступиться к этому делу... я— простой столяр...

— Я почему-то был уверен в тебе,— художник с облегчением вздыхает и чувством пожимает руку товарищу,— не беспокойся, Иоганн, всё необходимое ты получишь...

— ... как это ужасно видеть, как твой сын,— всхлипывает столяр, не слушая собеседника,— вступив в 'гитлерюгенд' становится чужим тебе,... не человеком, а послушным инструментом в руках нацистов...

— Сын живёт с тобой?

-... нет со своей матерью, мы в разводе...

— Так тебя ничего не держит здесь?

— Я совершенно свободен,— Эльзер смахивает слезу мозолистой рукой,— сегодня в мастерской получил оплату за две недели, если в понедельник не приду на работу, то никто не расстроится...

— Отлично, тогда завтра утром выезжаем в Мюнхен...

— ... А-а-а, понимаю... пивной зал 'Бюргербройкеллер',— на губах столяра заиграла пьяная улыбка,— место начала 'пивного путча', где Гитлер ежегодно выступает перед старыми нацистами... 8 ноября!

Амстердам, Голландия.

'Амстель— Отель'.

4 ноября 1938 года, 19:00.

— Слово предоставляется президенту радиокомпании 'АВРО' господину Клерку,— от группы почётных гостей, стоящих у подножия мраморной лестницы, отделяется высокий худой господин во фраке, поднимается вверх на несколько ступенек, поворачивается и с импровизированной сцены обводит взглядом просторное прямоугольное лобби гостиницы, превращённое в зал.

— Что он говорит?— шепчет Оля на ухо Гаянэ.

— Не знаю, по-голландски я не понимаю...— морщится балерина, досадливо хлопнув по каменной балюстраде 'галёрки', на которой собрались постояльцы отеля, не получившие мест в 'партере',— ну и что я буду передавать в редакцию?

— Не волнуйся, предоставим в лучшем виде,— беззаботно взмахивает та крашеными в чёрный цвет волосами, но её глаза при внимательно сканируют лица гостей, расположившихся внизу на стульях,— записывай: 'господин Клерк пожелал гроссмейстерам участникам турнира творческих успехов и удачи'.

— Неплохо, не зря ешь хлеб переводчика нашей делегации...— ,— фыркает Гаянэ повернувшись к подруге, но той уже и след простыл.

* * *

— Иди за мной.— шепчет не разжимая губ Оля вздрогнувшему Кузнецову, неожиданно появившись из-за колонны.

Девушка уверенно открыла какую-то неприметную дверь, они спустились по служебной лестнице и оказались в помещении, заставленном швабрами, оцинкованными вёдрами и мешками.

— Что случилось?

— Григулевич проследил за моим англичанином... похоже, он клюнул... сегодня первым поездом выехал в Арнем, городок в ста километрах от Амстердама, рядом с германской границей... встретился там в кафе с солидным мужчиной, лет сорока... по тому, как мой перед ним шапку гнул— его начальник... оба быстро собрались и выехали обратно на автомобиле 'Бьюик'... Тут— не Америка, снять автомобиль невозможно. Григулевич позвонил мне, я вас не нашёл, решил ждать их здесь у отеля... Через два часа подъехали, сразу в бар, крепко так выпили, но по ним незаметно... у портье узнал, двадцать пять центов потребовал, гад, что старший тоже поселился здесь— номер 32.

— Младший точно установлен— это капитан Бэст, сотрудник СИС. Старший... опиши его...

— Рост примерно метр семьдесят пять, тёмные с сединой редкие волосы, высокий лоб, крупный мясистый нос, усы тонкие губы, тяжёлый подбородок...

— Да, это майор Стивенс, резидент СИС в Голландии,— перебивает его Оля,— что слышно из Мюнхена?

— 'Столяр' вчера должен был выпилить деревянный декор на столбе и поставить его на петли в виде дверцы, закладка бомбы в тайник будет проходить сегодня ночью. Запасной день завтра, дальше он садится на поезд и едет в Дюссельдорф, где я его встречаю на вокзале восьмого утром...

— Хорошо, радиоприём в пивной проверил?

— Прямо за столиком у столба, лампочка загорелась...— хмурится Кузнецов,— Альта с передатчиком была от пивной 'Бюргербройкеллер' в полукилометре, Эльзер о радиовзрывателе не знает, думает, что механизм часовой... да вы не беспокойтесь, зал был полон, внимания к себе я не привлекал.

— Повтори, что будешь говорить на встрече с Бэстом...— кивает Оля.

— Я представился Франком, племянником статс-секретаря Министерства юстиции Фрейслера,— Кузнецов в такт словам чуть покачивает головой,— сообщаю, что дядя участвует в допросах арестованных генералов— заговорщиков...

— Где содержатся арестованные?— прерывает его девушка.

— В Берлине, в тюрьме Моабит...— быстро отвечает тот.

— В каком корпусе?

— В первом...

— Лучше не ври,— расстраивается Оля,— если не знаешь, так и говори... хотя какой из тебя берлинец... знаешь где клиника Шарите?... в двух шагах от тюрьмы! Эх, расколют тебя англичане, как пить дать расколют... С настоящими немцами был знаком?

— Был, со многими,— морщится как от боли Кузнецов,— с инженером из Целле...

— Вот... саксонец ты, не думаю, что англы вообще знают где это... Дальше.

— Предложу хм,... англам купить за сто фунтов список арестованных...

— Они их имена в газетах могут прочесть,— шипит Оля.

— Так я и не строю из себя ценного кадра: мелкий коммерсант, одинокий, эмигрировал в Голландию, оказался на мели— хочу подзаработать...

— Это хорошо...

— ... Рассчитываю, что... англы клюнут на дядю, да клюнули уже... значит будут просить сведения о ком-то из генералов...

— Или просто заполучить ценного агента в министерстве юстиции,— веселеет девушка,— а племянник будет служить связником. Так и продолжай изображать простого парня: недалёкого, с плохой памятью. Пускай дают тебе инструкции письменно... Кстати, в их компании может появится офицер Голландского генштаба Клоп, который давно завербован СИС, так он может натравить на тебя с целью проверки местную полицию и пограничную стражу.

— Документы у меня подлинные, фото переклеено на высшем уровне, сам Франк уже ничего не скажет... кроме того, что уже успел рассказать о своей работе на СД... на несколько дней легенда выдержит.

— Значит так,— решительно выдыхает Оля,— если встреча пройдёт как задумали, сразу звонишь связнику Франка и просишь о срочной встрече, вечером ко мне— будем шлифовать план операции. Сразу за мной не выходи, выжди минут десять.

* * *

— Чемпион мира...— бледный Алехин в отутюженном смокинге хмурым взглядом обводит собравшуюся публику,— имеет не только обязанности, но и права... Я, не отказываясь играть с победителем этого турнира, вместе с тем не считаю себя связанным обязательством играть матч в первую очередь только с ним... Оставляю за собой право выбора места и времени встречи...

Оля, сидящая рядом с Ботвинником, едва заметно хмыкает, тот боится пропустить хоть слово.

— ... с кандидатом, обеспечившим лучшее финансирование.

Зал недовольно загудел и осветился многочисленными фотовспышками.

— Именно так,— чемпион мира повышает голос, пытаясь перекричать публику,— достаточно внимательно прочитать контракт, заключённый участниками турнира с компанией 'АВРО'!

— А теперь — жеребьёвка!— кричит президент радиокомпании, поднимает руку и пытается сгладить возникший инцидент.

В тот же миг за лестницей что зашевелилось и под одобрительные возгласы собравшихся, по двум широким проходам между рядами стульев двинулась кавалькада ряженых 'коней', 'слонов', 'королей' и 'королев'. Высокие белокурые широкоплечие девушки в национальных костюмах стран, представители которых играют на турнире, замерли с букетами цветов наперевес, каждая перед своим гроссмейстером.

— Это точно наша?— неуверенно шепчет Ботвинник на ухо Оле.

— По крайней мере кокошник узнаю,— пожимает плечами она,— а наш сарафан, похоже, достался девушке Капабланки.

— Что-то его не видно...

— Капабланка в Амстердаме, он не хочет встречаться с Алехиным... нигде кроме как за доской,— также шёпотом отвечает девушка.

— Что ещё слышно из около турнирных новостей?

— Эйве с Файном продолжают сотрудничество, которое началось с матча за первенство мира с Алёхиным. Последний месяц американец живёт в Голландии, каждый день встречаются, анализируют партии и играют блиц. Сало Флор после оккупации Судетской области окончательно отказался от мысли играть матч с Алёхиным— его кредитор окончательно разорён, денег на приз собрать не удаётся...

— Прашю вас, гаспадинн Ботвинник,— заговорила 'русская' девушка, протягивая букет гроссмейстеру,— ваш черёд тянуть жребий.

Чёрные глаза Гаянэ, стоящей на галёрке, вспыхивают мстительным огнём, когда муж передаёт цветы 'переводчице'.

Северное море, район Амстердама.

Пароход 'Красный Дон'.

6 ноября 1938 года, 12:00.

'Вот она моя бумажная могила... зарыли, закопали славного бойца кавалериста... ну пусть не славного и не совсем кавалериста, памятуя мой последний опыт передвижения: мешком на крупе лошади,... но ведь действительно закопали'...