Чаганов: Война

— На этот счёт, Алексей Сергеевич,— глаза академика по-детски вспыхивают,— у учёных нет определённого мнения, но большинство из них считают, что наследственность сохраняется в ядре клетки в так называемых хромосомах, состоящих из дезоксирибонуклеиновой кислоты, сокращённо ДНК. Хромосомы с трудом видны в микроскоп, но их более тонкую природу рассмотреть не удаётся. Есть много гипотез как выглядят гены, мне лично более близка та, что представляет их как нанизанные на тонкую нить бусинки.

— Интересно,— в голове мелькает отличная мысль,— а что, кроме микроскопа генетики других инструментов не знают? Вот, например, рядом с вами сидит ваш брат— физик, насколько я знаю, один из специалистов в области рентгеноструктурного анализа...

— Ну я бы не стал так о себе говорить,— улыбается младший брат,— но немного занимался этим вопросом.

— Пусть так, так почему же вы не объяснили Николаю Ивановичу: чтобы рассмотреть объект неразличимый в видимых лучах надо переходить на лучи с меньшей длиной волны, рентгеновские— наилучший кандидат. Хотя, с другой стороны, у вас в ВАСХНИЛ десятки институтов, в которых работают тысячи учёных, не только ботаники. Неужели никому такая простая мысль в голову не пришла?

— Насколько я знаю нет,— смущается академик,— была у нас раньше идея применить лучи Рентгена для облучения живой клетки, чтобы воздействовать на гены, но чтобы получить их рентгеновскую фотографию-нет... Серёжа, это вообще возможно?

— Кхм,— пожевал губами физик,— теоретически, думаю, вполне возможно... правда до сих пор этот метод применяется только для определения структуры кристаллов или кристаллитов, используется дифракция рентгеновских лучей. Однако не исключаю, что с практической реализацией могут возникнуть трудности...

Вавилов-старший, как ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, обиженно поворачивает голову от брата ко мне.

— Такой аппарат уже существует,— добавляю загадочности в свой голос и делаю эффектную паузу,— этот аппарат работает... и, более того, работает сейчас в полусотне метров от нас... в этом самом здании.

— Что за аппарат? Покажите пожалуйста, Алексей Сергеевич,— братья оказываются на ногах, готовые тут же бежать по указанному направлению.

— Покажу, не вопрос,— тянусь к телефонной трубке,— товарищ Коломиец, зайдите ко мне пожалуйста на минутку и товарища Цукермана захватите с собой.

— Мы сейчас увидим ген?— хриплым голосом прошептал академик.

— Пока только двух людей, построивших прибор, который позволит заглянуть в клетку... и не только. В теории он может стать в десять тысяч раз зорче, чем лучший световой микроскоп.

* * *

— Товарищ Бланк,— провожая гостей, выхожу в приёмную и передаю 'Грымзе' листок бумаги,— разузнайте мне, пожалуйста, всё об этом персонаже...

Бывших чекистов не бывает, мой секретарь продолжает снабжать меня информацией из святая святых НКВД, сегодня об Исае Презенте.

'Надеюсь, что в обратную сторону: из Спецкомитета в ГУГБ поток информации всё же меньше'.

— ... и разыщите мне Мальцеву.

В ту же секунду её стройная фигурка в белом платье, проявляется на чёрном фоне двери, 'Грымза', не удержавшись прыскает в кулак. Оля недовольно передёргивает плечами и первая проходит в кабинет.

— Зачем это я тебе понадобилась?— подруга усаживается на кожаный диванчик в углу, грациозно закидывает нога на ногу, вызывающе поднимая подбородок.

'Хороша чертовка! Нет, сейчас не успеть— столько дел'...

Подхожу к столу, включаю 'белый шум', затем к окну— открываю форточку и, старательно отводя глаза от девушки, описываю сложившуюся ситуацию в ВАСХНИЛ со слов академика Вавилова.

— Что скажешь?— завороженно гляжу на кожаную туфельку, пляшущую на оттянутом, как у балерины, носке.

— Ты, конечно, прав что Вавилова надо убирать из президентов,— Оля прерывает молчание, легко поднимается и в одно мгновение оказывается рядом со мной у подоконника, легко толкнув плечом,— вот только оставлять за ним кроме ВИРа ещё и Институт Генетики... Сам посуди, какой из него генетик? Ботаник-да, путешественник— определённо, но не физик и не химик; организатор— посредственный, наплодил институтов, а чем они занимаются толком не знает; в людях плохо разбирается, в общем по-моему мнению— ВИРа с него вполне достаточно. Пусть развивает свою коллекцию семян— при деле будет и голову сохранит.

— Я свёл его с Коломийцем и Цукерманом...

— Нет, для изучения строения ДНК и смежных вопросов нужен другой человек, серьёзный учёный.

— Так Сергей Иванович— физик, поможет брату...

— Не уверена я,— жёстко прерывает меня Оля,— руководить и возглавлять, по-моему, привыкли, а так чтоб самим работать... рассказывал мне о них один дедушка, который занимался реабилитацией старшего Вавилова.

'Ну как можно на тебя обижаться'?

— Кто тогда смог бы?— покладисто притупляю взгляд.

— Нужен биохимик, величина типа академика Баха, директора Института Биохимии Академии Наук... но старенький он уже. Из его учеников, пожалуй, лучший— профессор Владимир Энгельгардт. Его, кстати, неплохо бы также привлечь для работы в Спецкомитете— по радиационной биологии.

— А что делать с Лысенко? Считаешь, что пусть становится президентом?

— Ни в коем случае,— поджимает губы подруга,— лучшая кандидатура на пост президента ВАСХНИЛ— какой-нибудь механизатор или экономист... Лысенко же пусть продолжает заниматься в Одессе селекцией. Это ремесло сейчас идёт бок о бок с шаманством, требует интуиции и большой удачи: всего этого у Лысенко— с избытком.

— Хорошо предположим даже, что он с этим согласится, но с чего ты взяла, что команда Лысенко примет такой расклад? За ним стоит Презент, который имеет на него большое влияние, да и другие, небось, спят и видят себя в столичных кабинетах ВАСХНИЛ.

— Презента я беру на себя,— досадливо машет рукой Оля,— я вот что подумала, не лучше ли будет развернуть основные работы по генетике у нас в Спецкомитете?

— Это ещё зачем? Что общего с нашей тематикой? Своих забот у нас мало?

— Не так уж мало,— подруга порывисто оборачивается ко мне и обидчиво закусывает губу,— слыхал о 'меченых атомах'?

— Ты имеешь ввиду радиоактивные изотопы?— примирительно кладу руки Оле на плечи.

— Да, фосфора и серы...

'Их десятки, хотя если говорить о 'меченых атомах' с большим периодом полураспада, то для лаборатории лучше всего подойдёт фосфор-32, а для серы— 35-й'.

— Слыхал о таких и зачем они тебе?

— Сможешь их получить?

'Как мне нравится, когда она так застывает с широко раскрытыми глазами'.

— Смотря чем будешь расплачиваться,— тонкие брови девушки взлетают вверх, я на всякий случай разрываю дистанцию,— найдём, я думаю, подходящую форму оплаты...

— Я серьёзно!— наступает на меня она со сжатыми кулаками.

— Если серьёзно,— поднимаю руки сдаваясь ,— то в нашем котле запросто получим, просто бомбардировкой нейтронами: фосфор-32 из серы-32, а серы-35 из хлора-35-го. Но зачем они тебе?

— Серьёзно?— я попадаю в жаркие девичьи объятия.

— Абсолютно, так зачем?

— Будем проводить классический эксперимент Херши-Чейза...— объятия размыкаются, передо мной теперь учёный-фанатик с горящими глазами,— по доказательству, что генетическая информация находится в ДНК! Понимаешь, сейчас у генетиков идут большие споры, где находятся эти самые гены: в белках или ДНК. Так их эксперимент позволит разрешить этот спор...

'Люблю я слушать о генах, в изложении для чайников'.

— ... Опыт проводим на бактериофаге Т2, он состоит из белковой оболочки и ДНК и ещё он любит кишечные палочки...

'Без натурализма, пожалуйста'...

— ... берём две группы палочек: одна питается... средой с добавлением фосфора-32, другая— серы-35. К обеим группам добавляем бактериофагов, они заражают палочки, вводя в них свой ДНК. Кишечные палочки, используя изотопы в пище, строят новое поколение фагов. Да забыла сказать, что фосфор содержится в ДНК, но отсутствует в белках, а сера— наоборот. Таким образом, в одной группе мы получаем фаги с мечеными серой белки, в другой— с мечеными фосфором ДНК.

— А-а, понял, затем надо взять свежие бактерии и 'меченные' фаги, позволить фагам инфицировать палочки своей ДНК и разделить фаги и палочки: в одной группе с фосфором будут радиоактивные палочки, а в другой— нерадиоактивные. То есть, получается ДНК передаёт наследственность.

— Точно!— получаю поцелуй в награду.

— Так может быть тебе самой этим и заняться?— прижимаю подругу к себе,— Бах и Энгельгардт, конечно, большие учёные, но прав на это открытие у них не больше, чем у тебя.

— Не хочу закончить жизнь как Розалинд Фрэнклин,— отстраняется Оля,— положила свою жизнь на алтарь науки, а её конкуренты присвоили себе плоды её труда, распилив Нобелевскую премию.

'Это да, не повезло женщине: работать с рентгеновским излучением сейчас очень опасно'.

— Сделаю для тебя полностью автоматический рефлектометр, выставишь рабочую скорость образца, максимальный угол поворота и свободна... а ещё лучше: аппарат к РВМ присоединить, поставлю тебе удалённый терминал в кабинет, ни один луч к тебе не прикоснётся! Будешь результаты на плоттер получать, межплоскостные расстояния на АВМ за минуту получать и всё это без отрыва от разоблачения шпионов. А если здраво рассуждать, то хватит тебе по стенам лазать, пора остепеняться... в обоих смыслах.

— Серьёзно? Мне двадцати ещё нет...— расправляет плечи Оля,— и вообще на себя посмотри, тебе учёную степень давно надо было присвоить, по совокупности заслуг.

'Заслуг, блин, по компиляции и плагиату... Не хочет подруга заниматься наукой. Я бы сам может быть и подумал о научной карьере, если бы не было нужды карабкаться наверх по лестнице исполнительской власти'.

Заглянувшая без стука в кабинет 'Грымза' краснеет и отводит глаза, а я с сожалением снимаю руку с Олиной талии...

— Тут объективка на Презента...

Москва, Фрунзенская набережная.

9 октября 1938 года, 19:00.

— Ты опоздал...— капризно закусывает стройная девушка в строгом чёрном пальто подхватывает под руку высокого плотного мужчину,— я тебя уже десять минут жду.

— Извините...— тот безуспешно пытается высвободить руку из неожиданно крепкого захвата.

— Да прекратите вы вырываться на нас уже внимание обращают...— зло зашептала она,— я от Петрова. Павел Иванович в командировке, теперь будете держать связь со мной. Он же вас предупреждал позавчера.

— Да-да, конечно, но я не ожидал встретить девушку... так всё стремительно.

— А вы, Герхард, хорошо говорите по-русски, акцент какой-то странный, не немецкий...

— Китайский...— смеётся мужчина, с удовольствием поглядывая голубыми глазами на энергично вышагивающую рядом спутницу.

— Открывайте зонт скорее, кажется, начинается дождь. Да, на китайский немного похоже...

— Мой отец работал инженером на КВЖД, сам я родился в Харбине и моими первыми языками были русский, китайский и немецкий, да-да, именно в таком порядке... Над моим немецким долго ещё смеялись одноклассники в Бреслау, когда мы после революции из Маньчжурии. Но я понимаю, вы...

— Ольга, зовите меня Ольга, товарищ Кёгель.

— ... не для того, камрад Ольга, позвали, чтобы выслушивать мои мемуары.

— Вы правы, Герхард,— не доходя до недавно открытого нового полного машин и пешеходов Крымского моста, Оля тянет спутника на пустынный, стоящий рядом на деревянных опорах в пятидесяти метрах старый мост, с разобранными трамвайными путями,— есть новости из Берлина?

— Правильнее будет сказать слухи,— порыв ветра едва не вырывает тяжёлый брезентовый зонт из рук мужчины,— как я уже сообщал, неделю назад наше посольство посетил личный эмиссар Гейдриха гауптштурмфюрер Шеленберг... Камрад Ольга, вам не кажется подозрительным мужчина, уже долго идущий за нами?

— Это мой человек, не беспокойтесь, Герхард.

— Это был короткий визит, в тот же день мы провожали Шеленберга на Белорусском вокзале в Берлин. Говорят, что он привёз в посольство два чемодана с золотом... Чемоданы я сам помогал нести, никому из обслуживающего персонала к ним не подпускали, очень тяжелые...

— А с послом Шуленбургом этот гауптштурмфюрер встречался?

— Вы знаете, Ольга, нет. Даже как-то демонстративно нет, ни с военным атташе, ни с представителем абвера. Из всех работников посольства он выбрал почему-то моего начальника советника Хильгера. С ним он крепко выпил тем вечером, отмечая 'удачную покупку'... А сегодня утром Хильгер, он очень выделяет меня из остальных работников торгово-промышленного отдела, сообщил по секрету, что в верхушке Вермахта раскрыт заговор, почище, чем фронда Фрича— Бломберга: он назвал имена генералов Бека, Гальдера, фон Браухича, фон Трескова. Это всё известные в армии генералы. Сейчас в Берлине идут повальные аресты. Отзывают в Германию посла Шуленбурга, говорят он тоже участник заговора, да— арестован помощник Канариса— Остер. В столице такая неразбериха, что на неделю задержался ввод войск в Судеты.

Девушка с непроницаемым лицом увлекает немца под арку с подсвеченной электрическим светом надписью: 'ЦПКО им. М. Горького'.

— Я вижу, что моё сообщение не явилось для вас неожиданным, камрад Ольга?— разочарованно протягивает он, заметив отсутствие интереса у девушки.

— Нет-нет, товарищ Кёгель, ваши данные очень важны для нас,— улыбается она, направляясь к едва различимой в темноте чёрной 'эмке', припаркованной на боковой аллее,— а я такая серьёзная, потому что пытаюсь запомнить ваши слова точь— в точь. Сюда!

* * *

— Костя,— хлопает меня по плечу Оля, плюхаясь на заднее сидение,— включи печку, мы продрогли.

'Щас, только за дровишками сбегаю. Откуда в 'эмке' печка?— поворачиваю ключ и жму на педаль зажигания до тех пор, пока не затарахтел мотор,— привыкла, понимаешь, смотреть на мир из окна моего персонального автомобиля ЗИС-101'.

Ввиду особой секретности предстоящей операции, мы решили ограничиться только своими: ты да я и 'Гвоздь', который неделю назад перешёл из 'наружки' НКВД в Спецкомитет в Олино подчинение.

— Вечер в хату,— давний друг, полностью амнистированный (в числе ряда других раскаявшихся уголовников) Прокуратурой по моему ходатайству год назад, садится рядом на пассажирское сидение и аккуратно без стука прикрывает за собой дверцу.

— Итак, товарищи,— Оля не замечает вопросительного взгляда немца,— сегодня вечером мы проводим операцию в германском посольстве. Цель операции— установка прослушивающего устройства. Герхард, твоя задача— пройти в свою комнату на втором этаже главного здания посольства и открыть в ней окно, в конце операции, соответственно, закрыть его за мной. Гвоздь, ты отвлекаешь охрану у входа и страхуешь меня снаружи. Костя, ты ожидаешь нас на улице Герцена...

'Ну не совсем так... Гвоздю с немцем об эндовибраторе знать не обязательно... прослушка и прослушка'...

Первоначальное его устройство, что было опробовано на ежовской даче, подверглось кардинальной ревизии: во-первых, место тончайшей мембраны из золота, занял тонкий кружок из пьезокерамики, который заметно лучше справляется со своей задачей быть подвижной стенкой акустического резонатора микрофона; во-вторых, благодаря радикальному повышению задающей частоты генератора, размер стержня-антенны уменьшился до трёх сантиметров и стал 'гвоздь' больше походить не на гвоздь, а на портновскую булавку с крупной головкой.