Чаганов: Война

— Алексей, отменяется наша встреча,— у Кирова как всегда хорошее настроение,— встретимся завтра на Телецентре.

'Отлично, остаётся время обсудить с Ипатьевым вопрос о переходе его сына под моё крыло да и набросать вчерне список потребного оборудования будет нелишним'.

Москва, ул. Шаболовка 37,

Телевизионный центр.

12 октября 1938 года, 11:30.

Директор МТЦ, обливающийся потом невысокий плотный мужчина запутался в дверях многочисленных комнат, таблички к ним ещё не были прикручены, и беспомощно замолчал, просительно глядя на меня.

'Товарища надо убирать, не булочной заведует'...

— Сюда, товарищ Киров,— прихожу ему на помощь,— здесь ничего интересного, гримёрные для артистов и дикторов, кабинет режиссёра, а вот тут у нас — студия. Она полностью изолирована от внешних звуков: имеет двойной потолок, причём внутренний подвешен на пружинах, плотно закрывающиеся акустические двери. Это— звукопоглощающие щиты, открывая и закрывая которые можно регулировать характер звучания. Прямо под нами комната эхо-эффектов, она позволяет создавать у слушателей впечатление приближающего или удаляющегося голоса. Вид микрофонов вам, конечно, знаком, а эти два железных яшика на колёсах с объективами называются телекамерами...

— Почему их две?— живо интересуется Киров.

— ... Как вам известно, оборудование для телевизионных центров было нами закуплено в Америке в компании 'Радиокорпорейшн'. Договор был заключён в 1934 году, но его исполнение несколько затянулось, оборудование несколько устарело, в том числе и сердцевина этих видеокамер— иконоскоп, разработанный знаменитым инженером Зворыкиным. Именно этот прибор преобразует изображение в электрический сигнал, который передается на ультракоротковолновый передатчик, что мы видели в соседнем здании, и излучается в эфир при помощи Шуховской башни на расстояние до 30 километров. Так вот, почему телекамер две? Вторая камера— это полностью разработка нашего завода телевизоров 'Темп', включая совершенно новый иконоскоп, который мы назвали видикон... Киров одобрительно подмигивает мне.

— ... В видиконе устранён главный недостаток иконоскопа— низкая световая чувствительность. Товарищи телевизионщики хорошо знают, чтобы получить хорошую картинку на иконоскопе нужно иметь в студии множество осветительных ламп, создавая освещённость в десятки тысяч люкс, с видиконом— достаточно лишь десятков люкс, то есть в тысячу раз меньше. Также в десять раз улучшилась чёткость изображения. Без преувеличения можно сказать, что такого замечательной телевизионной картинки нет нигде в мире! Пройдёмте в аппаратную, вы сами сможете сравнить советскую и американскую картинки.

'Если бы только это... уже сейчас камера способна различать лучи ближнего инфракрасного диапазона: от трёхсот градусов и выше (на трёхсернистой сурьме), а если удастся подобрать для мишени, на которой в видиконе формируется потенциальный 'рельеф', подходящий пироэлектрик, то наши громоздкие тепловизоры на диске Нипкова можно сдавать в утиль. Их заменит маленькая трубка с электронной развёрткой. А если мишень покрыть фотодиодным слоем, то... но это другая история'.

* * *

— Порадовал ты меня сегодня, Алексей,— садимся с Сергеем Мироновичем на 'нашу' скамейку в Кремле с видом на Москва-реку,— утёр нос американцам, подковал блоху. А вот если поставить твою антенну на Дворец Советов, то как далеко можно будет телевидение смотреть?

— Километров на девяносто,— быстро прикидываю в в уме,-...

' Вот только куда ж её поставить, там же на крыше будет статуя Ленина... Спрятать в протянутой руке'?

Киров повернулся в сторону стройки, на которой после почти годичного перерыва, связанного с обнаружением бракованных металлоконструкций, снова царит оживление— идет разгрузка железных балок стального каркаса здания.

-... я вот что думаю, Сергей Миронович, люди ведь будут смотреть на дворец снизу вверх, тогда получается, особенно если смотреть вблизи, что пропорции статуи Ленина будут нарушены: большая нижняя часть тела и маленькая верхняя. Тут, мне кажется, надо всё посчитать. По-моему, статую надо перенести вниз к подножию дворца и сильно уменьшить её размер, не девяносто метров, а скажем до двадцати, тогда она будет выглядеть пропорционально хоть с земли, хоть с неба. Кроме того, в этом случае значительно уменьшится нагрузка на стены и здание можно сделать выше. На крыше можно установить шпиль, на который легко поместить антенны любого размера: телевизионную, для радиообнаружения, связи.

Киров нахмурился и надолго замолчал.

'Хорошо если удалось заронить зерно сомнения в душу 'хозяина Москвы', тогда начнётся корректировка проекта, на которую нужно не малое время... не время сейчас перед войной тратить огромные средства на Дворец Советов'.

— Сергей Миронович,— решаю сменить тему,— вчера я встречался с гроссмейстером Ботвинником и он попросил меня передать правительству свою просьбу по организации матча на звание чемпиона мира по шахматам между ним и Алехиным. Что вы думаете по этому поводу?

— С Алехиным?— морщится Киров,— скользкий он тип, семь пятниц на неделе, по пьяной лавочке может любое сболтнуть. Не хотелось бы предоставлять ему нашу трибуну...

'Значит вопрос уже обсуждался наверху'.

— Матч можно провести за границей, например, в Нью-Йорке. Уверен, что Ботвинник сможет кроме нашей поддержки получить поддержку многочисленной еврейской общины. Что касается финансовой стороны, то думаю, что обеспечить призовой фонд десять-двенадцать тысяч долларов будет легко: в начале следующего года стартуют продажи тубазида по всему миру, миссис Пост с 'Дженерал Фуд' также захочет, чтобы её напитки в алюминиевых банках стояли на шахматном столике под плакатом, рекламирующим наше лекарство...

— Интересное предложение,— оживляется Киров, всем корпусом поворачиваясь ко мне,— но ты уверен, Алексей, что Ботвинник победит Алехина? Вопрос же не столько финансовый, но в первую голову— идеологический: за шахматной доской сойдутся старая и новая Россия и нам совсем не безразлично кто победит.

— Нет, никаких гарантий я, Сергей Миронович, дать не могу. Соперники достойны друг друга: Ботвинник один из самых молодых и талантливых претендентов, за Алехиным огромный опыт матчей на самом высшем уровне... Мне тоже не безразлично кто победит, но, с другой стороны, мы не обязаны подпевать эмигрантской прессе или комментировать её выпады. Мы можем в наших газетах ограничиваться чисто шахматной стороной дела: разыграли такой-то дебют, Ботвинник применил новинку, Алехин удачно защитился. Никакой политики и идеологии, а зарубежным обывателям, которые не читают по-русски, вообще будет казаться, что двое русских просто разыгрывают между собой шахматную корону.

— Да, с такого угла мы этот вопрос точно не рассматривали,— Киров заразительно хохочет,— попробую поговорить с Кобой. Крыленко, правда, будет возражать, для него 'Алехин больше не существует'.

— Кхм, у Крыленко в шахматно-шашечной секции 'заговор' созрел. Уволить его хотят за прогулы, вот Ботвинник и предлагает мне занять место председателя. Вы не против?

— Быстро у тебя, Алексей, всё делается... Вчера только встретился с гроссмейстером, а сегодня уже план готов по завоеванию шахматной короны,— Киров делает небольшую паузу,— а ты знаешь, я, пожалуй, поддержу тебя... Быстро— не всегда плохо, чувствую, будет из тебя толк и тут.

'Пора, удобный случай'.

— Сергей Миронович, а можно задать 'нахальный' вопрос?

— Задавай, если не трус,— насмешливо щурится мой собеседник.

— Вот вы возитесь со мной, индивидуальные политзанятия проводите при вашей-то занятости, не просто же так?...

Киров согласно кивает головой.

— ... Готовите смену себе?...

Нет ответа.

— ... Отсюда вопрос: не кажется ли вам, что вот так передать власть человеку, которого вы выбрали у вас не получится. Допустим даже, что удастся вам перед уходом поставить меня на высокий пост, но мне почему-то кажется, что назавтра мои товарищи простым поднятием рук отправят меня послом в Монголию или директором электростанции... это в лучшем случае.

Крякнув, Сергей Миронович лезет в карман поношенного полувоенного бушлата за коробкой папирос, вытащил 'беломорину', ловко одной рукой зажёг спичку и прикурил.

'Балуется всё-таки, хотя обещал бросить... Вряд ли это возможно в компании, где все курят'.

— А как ты думал, Алексей, власть она— такая штука: тяжело получить, ещё труднее удержать,— Киров выдыхает дым в сторону, но ветерок всё равно бросает его мне в лицо,— нам, думаешь, было легко? Но уже то неплохо, что понимаешь какие опасности тебя подстерегают на этом пути. Что касается твоего вопроса, то я понимаю такую опасность, потому и подводить тебя к власти начал заблаговременно.

— Понимаю, Сергей Миронович, вы и товарищ Сталин продвигаете меня по лестнице исполнительной власти, но она имеет по новой Конституции подчинённое значение. С другой стороны, партийная власть, хоть она и не отражена в ней фактически остаётся главной, так?

— Пока так.— Киров поднимается с места,— Пойдём пройдемся, зябко что-то сидеть стало,— нельзя так разом скомандовать в государстве: 'Направо, ать-два'. Ты успел уже прочесть 'Краткий курс истории ВКП(б)'?...

— Сразу же ещё в сентябре в 'Правде'.

— ... А обратил внимание чем он заканчивается?...

— Да, необычно так, как в конце фильма: 'Конец'.

— ...Вот! Но значит это не конец книги, а конец истории партии. Она уже выполнила свою историческую роль и должна занять своё место в истории. Точнее, в перспективе партия должна превратиться из инструмента завоевания и удержания власти в клуб мыслителей: экономистов, философов... Должна со временем, Конституция принимается на десятки лет вперёд, а пока ещё послужит для контроля за исполнительной властью и для пропаганды, и для подбора кадров...

'А тут война и послевоенное восстановление, а потом смерть Сталина... так и осталась партия у власти'.

Мелкая ледяная крупа с лёгким шуршанием посыпалась с неба.

— Так что, Алексей, создавай себе авторитет в исполнительной власти, подбирай соратников... а мы уж подстрахуем тебя по партийной линии.

В гардеробе Сенатского дворца сталкиваемся с заведующим отдела руководящих партийных органов ЦК Маленковым, успевшим погасить огонь своего ревнивого взгляда сильным прищуром.

— Здравствуйте, товарищи,— его голова без шеи чуть качнулась вперёд в приветствии,— никак снег на дворе?

'Только не это,... на завтра запланирован первый полёт ЛаГа, как я его про себя называю, а в миру— И-289'.

* * *

Повезло с погодой, с утра выглянуло солнце. В десять часов позвонил Лавочкину на Центральный аэродром и сказал, что буду задерживаться и пусть меня не ждут. А сам уже без четверти двенадцать был у входа в здание аэропорта, тихонько прошёл на смотровую площадку и встал позади группы 'болельщиков' из числа работников аэродрома.

'Не хочу вносить своим присутствием дополнительную нервозность и в без того напряжённую предполётную обстановку'.

Напрягаю зрение: нашего блестящего на солнце 'красавца' облепили механики, в последний раз проверяя каждую мелочь, долговязый ведущий механик с трудом втискивается в кабину и запускает мотор, рыкающие звуки двигателя разносятся по аэродрому.

'Долго он ... неужели нашёл что-то в моторе? Выключает его и подходит к невысокому лётчику в кожаной куртке и Лавочкину, стоящему рядом в длинном зимнем пальто с каракулевым воротником... Нет, всё в порядке, лётчик лезет в кабину, снова слышен шум мотора, машет рукой чтобы вынули из под колёс колодки. Самолёт плавно трогается с места и, плавно покачиваясь, катится ко взлётной полосе'.

Начинаются обычные при испытании пробежки по земле, чтобы проверить послушность тормозов, колёс и рулей, всё больше смещаясь к дальнему концу аэродрома. Срываюсь с места и со всех ног несусь вниз по лестнице, чтобы до взлёта самолёта встать рядом с моими подчинёнными: подумают ещё, что начальник струхнул. Бегу по асфальтовой дорожке и вижу, как лопасти вращающегося пропеллера сливаются в сплошной серый диск, за машиной поднимается облачко пыли: лётчик даёт полный газ. Между крылатой машиной и землёй появляется узкий просвет, увеличивающийся с каждой секундой, самолёт всё ближе и ближе, наконец он с оглушительным рёвом проносится над нами, круто набирая высоту. Люди как по команде вдруг заговорили все разом, толкаясь и крутя головами в поисках красной винтокрылой машины.

'Во даёт! Это кто ж такой лихач?'— в голове проносятся обрывки мыслей. Самолёт, не доходя до Ленинградского шоссе делает боевой разворот и вновь проносится над нами уже в другую сторону. Лица Люшина и Лавочкина спокойны, ничего не выражают, остальных— восторженно возбуждены, меня тоже немного потряхивает.

'Чёрт его знает, может быть так и надо? В любом случае, на мой дилетантский взгляд, машина— зверь! Уверен, не поздоровится мессеру если сойдутся они на узкой дорожке'! 'Красавец' тем временем как-то незаметно уже завершает второй круг над аэродромом, лётчик, будто устыдившись своей удали, аккуратно 'блинчиком' доворачивает самолёт на полосу и начинает плавное снижение.

'Самый ответственный момент, у Чкалова тоже всё было хорошо до посадки'.

С силой сжимаю кулаки в карманах и прищуриваю глаза... самолёт легко касается земли и после короткой пробежки останавливается в центре аэродрома.

— А-а-а!— нас охватывает дикий восторг, все мы, невзирая на чины и возраст, бросаемся навстречу начавшей двигаться в нашу сторону машины. Лётчик, быстро сориентировавшись, выключает двигатель.

— Качать Никашина!— руки конструкторов тянутся к лётчику, мне достаются его ноги в хромовых сапогах,— ура-а!

* * *

На крыльях лечу наверх по лестнице к себе в кабинет и наталкиваюсь на грустно спускающуюся вниз Олю.

— 'Красавец', чёрт возьми, летает!— воровато оглянувшись, поднимаю в воздух упругое девичье тело.

— Поставь на место,— кривится она,— нас на четырнадцать ноль-ноль хозяин вызывает...

— Так может он поздравить хочет с первым полётом.— неуверенно предлагаю я версию.

— ...на Ближнюю дачу.

'Мимо... значит хочет поговорить без свидетелей, а в Кремле у него всегда кто-нибудь в кабинете или Молотов, или Киров... обычно они там вместе'.

— ... думаю настучали ему насчёт выборов в ВАСХНИЛ... скорее всего Берия.

— Пошли подышим воздухом,— тяжело вздыхаю я, разворачиваясь я на сто восемьдесят градусов.

'А что, этого и следовало ожидать, не в безвоздушном пространстве живём, следят за нами'.

* * *

— Понимаешь, Хозяину импонирует, что Лысенко из молодого поколения,— от лёгкого холодного ветерка щёчки Оли раскраснелись,— надоели ему старые академики, которые десятилетиями без толку топчутся на одном месте, денег угрохали уйму, а толку— чуть...

— Слушай, а кто из аппарата ЦК был на сессии?— бесцеремонно перебиваю я её.

— Суханов, завсектором какого-то отдела...

— Дмитрий Николаевич?

— Да.

— Это же помощник Маленкова!— хватаю подругу за локоть,— он не возмущался?