Чаганов: Война

— Нельзя превращать завод в исследовательскую лабораторию!— почти кричит оппонент.

— А без этого завода нет!— не сдаётся тех директор.

— Позвольте мне,— вступает в разговор, молчавший до сих пор нарком машиностроения Брускин, грузный лысоватый человек лет сорока,— я внимательно изучил технологию, предложенную товарищем Гудовым. Придумано вё просто отлично, но это не для них... Это вот, например, для Харьковского тракторного хорошо бы подошло. Затраты на такие приспособления могут быть оправданы при массовом производстве, но не в станкостроении.

— Я смотрю вы, Александр Давидович,— лицо Вознесенского темнеет,— себя от завода своего наркомата отделять начали, 'не для них'... Так и остались директором ХТЗ? А известно ли вам сколько металлорежущих станков выпускается в СССР в год?

— Пятьдесят пять тысяч триста станков,— быстро с вызовом отвечает Брускин,— могу привести данные по каждому типу, а их более двухсот, а...

'Похвально, хорошая память, но... начальство не любит таких дерзких'.

— Продолжайте, товарищ Гудов,— Вознесенский перебивает наркома.

— Мы в нашем цеху создали бригаду из инженерно-технических работников и стахановцев. Руководство завода поставило перед нами задачу добиться стахановской производительности всем цехом, а не отдельными работниками. Самым главным в плане нашей бригады было: пересмотр техпроцессов изготовления деталей, совмещение операций, установление наиболее оптимальных режимов резания, перенесение обработки отдельных деталей на полуавтоматы и автоматы...

— Ну и что же?— подбадривает его зампред Совнаркома.

— ... в прошлом месяце наш цех выдал сто шестьдесят процентов плана.

— Вот!— Вознесенский испепеляет взглядом своего оппонента,— простой рабочий понимает больше своего наркома. Стыдитесь, Брускин.

Нарком вспыхивает, его массивный раздвоённый подбородок затрясся от возмущения.

— Разрешите мне задать вопрос?— разряжаю я взрывоопасную обстановку,— так как показали себя наши фрезы?

— Отлично показали!— поднимает большой палец Иван,— с ними мне удалось отработать всю смену на наивысшей для моего станка скорости резания сто метров в минуту. И это при нормальной скорости двадцать метров в минуту! Жаль только, что мало их.

— Надо скорее наладить их производство, товарищ Чаганов!— Вознесенский переключается на меня,— легко сказать, пятикратный рост производительности! Что для этого нужно?

'Отличный вопрос'.

— А мы, Николай Алексеевич, уже направили наши предложения по этому поводу на имя Председателя Совнаркома...

— Разыщите немедленно,— командует он референту,— не могли бы вы, товарищ Чаганов, вкратце описать основные пункты?

'Легко, тем более что я сам принимал непосредственное участие в его составлении, под руководством профессора Сажина'.

— Если кратко, то для того чтобы насытить наши заводы, этими чудо-резцами и чудо-фрезами, а также снабдить артиллерийские снаряды чудо— бронебойными сердечниками, способными пробивать любую сталь,— поджарый комдив, сидящий неподалёку, навострил уши,— необходимо в кратчайшие сроки расширить производство двух существующих магниевых заводов в Запорожье и Соликамске, а также построить третий— в Березниках. В Березниках также надо построить тепловую электростанцию. В каждом из этих заводов будут построены цеха по переработке ильменита, сырья для производства титана. Это всё.

— Постойте-ка,— на лице Вознесенского отражается непонимание,— магний мы используем для авиадвигателей... он что теперь и на резцы пойдёт?

— Нет-нет,— успокаиваю я его,— магний для этого не нужен, им восстанавливается титан, а вот он уже пойдёт на резцы.

'Ну и для того, чтобы сразу создавать инфраструктуру для будущих титано-магниевых комбинатов'.

— А чем мы будем резать этот ваш сверхпрочный сплав?— ядовито улыбается мой сосед.

— Резцы, наконечники и бронебойные сердечники можно будет отливать в формах в любой кустарной мастерской, технология проверена, потребуется лишь окончательная заточка, как для любого инструмента.

— В кустарной мастерской? Плавить сталь? Это несерьёзно...

— У вас есть основания не доверять мнению профессора Сажина?— сурово суплю брови. Сосед смущённо отводит взгляд.

— Заманчиво,— ерошит густые чёрные волосы Вознесенский,— только не быстрое это дело заводы строить. А до тех пор придётся титан за границей закупать за золото.

Гудов с надеждой смотрит на меня.

— Так мы и сейчас им золотом платим,— неожиданно приходит мне на помощь Брускин,— до четверти металлорежущего инструмента за границей покупаем, а тут будем покупать сырьё, может быть дешевле выйдет.

На выходе из кабинета зампредсовнаркома меня останавливает тот самый комдив.

— Товарищ Чаганов, разрешите представится, помощник начальника Генерального штаба Захаров...

— Очень приятно.

— ... Вы говорили на совещании о бронебойных сердечниках,— комдив машинально поправляет новенький орден Красного Знамени на груди,— хотелось бы иметь более точные данные о них, а лучше получить образец для испытаний.

'Это я удачно зашёл'.

* * *

'Значит, Спецкомитет ?3 по вопросам цветной металлургии,— гляжу на хитро прищурившегося вождя,— быстро, однако, Вознесенский и Захаров перевели мои предложения о производстве 'сплава' в разряд Постановления ЦК и СНК. Чего ждём? Ах да, ответа на предложение возглавить Спецкомитет по Дешифровке, Атомной бомбе и'...

— Товарищ Сталин, прошу оставить за мной КБ Григоровича-Лавочкина,— по лицу вождя пробегает едва заметная тень, он отворачивается, открывает табачную шкатулку и начинает набивать трубку,— хотя бы ещё на год, хочу закончить начатый проект пушечного истребителя...

'Опять пошлёт, как с пушкой... в поездку по стране? Долго молчит, сдерживается, если перед ответом закурит, то быть может ещё не всё потеряно'.

— Ну хорошо,— хозяин поднимает голову и чиркает спичкой,— год у вас есть, но после этого срока КБ переходит в наркомат авиационной промышленности. Ещё раз предупреждаю, вы поставите на самолёт ту пушку, на которую вам укажут в Артиллерийском Управлении. А укажут они вам на пушку ШВАК.

'Лучшее враг хорошего? Можно понять логику вождя: изделие Шпитального уже в валовом производстве, испытано на всех типах самолётов... а что если ДШАК с его более мощным патроном начнёт ломать двигатели и повреждать крылья? 'На самолёт'..., пожалуй, это ключевое слово. На использование пушки Дегтярёва-Шпагина в качестве зенитки запрета нет'.

— Товарищ Сталин, если уж мы заговорили о пушках... В нашем НИИ-20 под руководством доцента Костенко разработан универсальный привод для малокалиберной зенитной артиллерии, достаточно лёгкий и небольшой по размерам чтобы вместе с радиоуловителем, дизель-генератором и четырьмя авиапушками его можно было установить на железнодорожную платформу. Получится своего рода зенитный мото-броневагон, который можно цеплять к любому составу для обороны от самолётов противника...

— Что за авиапушки, какой дизель-генератор?— вождь останавливается напротив меня.

— Четыре 20-ти миллиметровых ДШАКа, товарищ Дегтярёв предоставил, а дизель мы получили от наших испанских товарищей из 'Испано-Сюизы'.

— А это которые в Рыбинск переезжают,— понимающе кивает он,— имейте в виду, товарищ Чаганов, сейчас в нескольких КБ ведутся работы по 23-х миллиметровым авиационным пушкам, я скажу Кулику, как только их передадут на испытания, чтоб провёл проверку на этом вашем броневагоне.

— Товарищ Сталин,— чувствую, что настроение вождя немного улучшилось,— ещё прошу оставить мне бригаду ракетчиков.

— Товарищ Чаганов,— вождь чуть повышает голос,— вы пытаетесь объять необъятное, вы... постойте, это те деятели из Ракетного института, что на испытаниях своей 'воздушной торпеды' чуть не погубили начальника Генерального штаба?

-Да, это они,— виновато киваю,— с новой техникой аварии, к сожалению, происходят. Инженеры были осуждены, ударно работали у меня в КБ, досрочно освобождены. Создали новую торпеду, новый пульсирующий реактивный двигатель, новую систему управления. В августе приступили к испытаниям пилотируемого варианта воздушной торпеды: ТБ-3 поднимал её в воздух и сбрасывал на высоте трёх тысяч метров, лётчик-испытатель разгонял торпеду до скорости 750 километров в час, трижды успешно сажал её на взлётное поле, один раз неудачно— отделался лёгкими ушибами (самого Марка Галлая, лётчика-испытателя ЦАГИ с годичным стажем, удалось сманить полётами на реактивном самолёте). Вскоре приступаем к испытаниям в автоматическом режиме, пилот будет только наблюдать за работой всех систем и выполнять посадку.

— Какая дальность, вес взрывчатки, топливо?— живо интересуется вождь.

— Планируем довести вес боевой части до одной тонны, а дальность— до трёхсот километров на шестистах литрах бензина.

— Что тоже неожиданное озарение?— седые усы Сталина растягиваются в улыбке, но глаза остаются серьёзными.

'Похоже, что наш разговор об 'озарениях' ещё не окончен'...

— Вовсе нет,— отвечаю спокойно,— это предложение Роберта Луссера, того немецкого конструктора, (вождь понимающе кивает). Он подсказал какой взять тип двигателя, указал на германский патент, уточнить расчет аэродинамики, а с остальным наши 'деятели' сами справились.

— Хорошо, пусть остаются пока у вас,— вождь делает шаг в сторону и останавливается напротив Оли,— поговорим о вас, товарищ Мальцева. Сидите-сидите. Насколько я понял из характеристик на вас и других документов, предоставленных нашими органами, медицина для вас не является главным делом жизни. Это так?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Почему такое? Отважных людей, владеющих боевыми приёмами и оружием у нас всяко больше, чем талантливых учёных-медиков...

'А талантливых разведчиков, владеющих боевыми искусствами, еще меньше'.

— ... лекарства, создаваемые ими, часто важнее пойманного шпиона или секрета, добытого в логове врага.

— Это так, товарищ Сталин,— щёчки подруги раскраснелись от волнения,— но кроме таланта учёному требуется много чего другого: трудолюбие, усидчивость, упорство. Учёный— фармаколог, чтобы достичь результата, должен себя буквально приковать к лабораторному столу. Хорошая идея— это даже не десятая часть дела, за ней идут годы монотонного труда большого коллектива по отработке технологий, проведению испытаний. Боюсь, не получится из меня учёного, я— бегунья на короткие дистанции. После того случая я почувствовала, что как будто в меня вдруг вдохнули вторую душу и они соревнуются внутри, пытаются одолеть друг друга: одна стремится погрузить меня в тишину науки, другая наоборот затягивает в шумный водоворот жизни и... последняя определённо побеждает. Чаганову повезло, его души оказались единомышленниками, а у Любы— чуть не задушили друг друга. Я говорю о душе не в поповском её понимании...

''Тишина науки', 'жизненный водоворот'... не похоже на неё, меня что ли цитирует'?

— Вы это о переселении душ, товарищ Мальцева?— вождь удивлённо смотрит на Олю,— признаюсь, в молодости я запоем читал об этом в книгах о восточных религиях и о римской философии. Вот только не припомню, чтобы где-то было написано, как две души за одно тело воевали: слышал о таком от профессора Бехтерева, но это болезнь— шизофрения... и её симптомов у вас не наблюдается...

'Слыхал от кого-то что Надежда Аллилуева была больна этой болезнью'.

— ... ну и ещё прочёл в показаниях гражданина Барченко из вашего НИИ ЧаВо.

— Товарищ Сталин,— глаза Оли загораются огнём,— по поводу НИИ ЧаВо, что будет с ним, если мы с Чагановым уйдём из НКВД? Само существование института связано с его именем, я подбирала туда людей, планировали связаться с ведущими астрологами и оккультистами Германии, раскинуть там разведывательную сеть. Столько усилий и всё пойдёт прахом?

— Погодите, вы не ответили. Вы решительно отказываетесь от работы в области медицины?

— Решительно, товарищ Сталин.

— И хотите работать в разведке?

— Так точно.

— Что ж, неволить не станем,— вождь опускается в плетёное кресло по другую сторону столика,— не забывайте только регулярно общаться со второй половинкой своей души и отправлять в мой адрес отчёты об этих беседах. Вас это тоже касается, товарищ Чаганов. А что касается разведки, то ей можно заниматься не только в НКВД и Разведупре. Вы слышали что-нибудь о разведке Коминтерна?

— Немного,— прерываю возникшее молчание,— Фриновский как-то говорил, что существует такая, во главе её товарищ Пятницкий и денег на неё идёт больше, чем на всё НКВД.

— И такое бывало в середине двадцатых,— кивает Сталин,— но несколько лет назад мы им бюджет сильно урезали, заодно и хорошо почистили от предателей и мошенников. Частью агентов пополнили Ино, частью Разведупр, а из небольшой группы особо доверенных и ценных кадров и некоторых других людей был сформирован в Особом секторе ЦК международный отдел, в который, товарищ Мальцева, я вам предлагаю перейти на работу.

— Я согласна, — расцветает Оля, но вдруг, спохватившись, переводит растерянный взгляд со Сталина на меня,— а как же...

— Не беспокойтесь,— улыбнулся Сталин,— на Старую площадь вам переезжать не надо, товарищ Чаганов, надеюсь, обеспечит вас кабинетом у себя на Садово-Черногрязской, оттуда и до НИИ ЧаВо недалеко.

По окну веранды скользнул свет автомобильных фар и послышался шум затормозившей у дома машины.

— Ну вот и Алексей Алексеевич приехал,— легко поднимается на ноги вождь, увидев входящего в гостиную высокого седого человека лет шестидесяти в белом летнем костюме,— знакомьтесь, это товарищ Игнатьев...

— Анна Мальцева,— протягивает руку подруга, гость быстрым лёгким шагом подходит к ней.

— Рад встретиться, слышал много хорошего о вас, но не ожидал увидеть столь прекрасную юную девушку,— учтиво наклоняет голову Игнатьев.

— Я тоже рада, Алексей Алексеевич.

'Покраснела или мне показалось? Знает что-то о нём? Сразу видно военную косточку, бывший генерал'?

— Алексей Чаганов,— спохватываюсь я, чуть опоздав с рукопожатием. 'Моя персона его сильно не заинтересовала'...

— Прошу всех садиться,— сам Сталин остаётся на ногах,— товарищ Игнатьев— бывший военный дипломат, в настоящее время руководит Международным отделом. Вы, товарищ Мальцева, будете работать под его началом. Докладывайте, Алексей Алексеевич,... (замечает нерешительность гостя)... При товарище Чаганове можете говорить обо всём, он у нас отвечает за радиоразведку, теперь вы будете напрямую получать от него дешифровки перехваченных радиограмм наших противников.

— Позвольте начать с последних событий,— Игнатьев разглаживает седые усы,— наш источник в Праге сообщил, что британский лорд Ренсимен, который выступает посредником на переговорах между правительством Чехословакии и судетско-немецкой партией Генлейна, окончательно встал на сторону гитлеровцев...

'Он что, это для нас с Олей разжёвывает'?

— Вы были знакомы с лордом?— Сталин отрывается от набивки новой трубки.

— ... Лично нет, но, служа за границей много лет и встречаясь со множеством людей, знавший его, составил о нём определённое представление. Ренсимен принадлежит к той категории британский сановников, которые царствуют, а не управляют. Работать он не любит, вот и в Праге на переговорах практически не появляется: на чехов смотрит свысока, общение с ними ограничивает официальными рамками, зато постоянно гостит в замках Судетских баронов, где в поездках его охраняют гейнлейновские штурмовики. Весь дух миссии лорда Ренсимена, который проводит линию премьер— министра Чемберлена, по отношению к правительству Чехословакии гласит: 'Вы должны у ступать ещё больше'. В общем, этот источник утверждает, что лорд в ближайшее время объявит, что 'в интересах сохранения мира' Судетскую область надо изъять из Чехословакии и передать в Германию. Сейчас же, как он говорит, идёт работа над планом по созданию на территории страны венгерских и немецких автономных районов.