— Остатков 'восьмого молниеносного', — поправил этого достойного представителя народа, повелевающего местным миром. — От которого вскоре, вообще, останется только название.
Гай Луций дернул углом рта. И ответил:
— Ты вызвал меня на переговоры только затем, чтобы сообщить это? Если боги отвернулись от нас, мы сумеем умереть с честью, как подобает румийским воинам.
С чувством сказал. Так сказал, что я поверил — умрут с честью. И еще утащат за собой кучу наших воинов. А вот этого не хотелось бы. Помолчали. Потом румиец спросил:
— Так все же, с кем я говорю?
— С Посланником Богов, — скромно так, представился я.
В глазах легата загорелся интерес. Нехороший, надо сказать интерес.
— Тот самый? — уточнил он.
— А что, они здесь стадами пасутся? — добавил в голос раздражения.
— Ну да, действительно, а какой же еще, — констатировал румиец и вроде бы случайно поправил меч.
— Не советую, — предостерег я. — Убить меня не просто. Опять же — мы парламентеры, а румийцы люди чести. Так, кажется?
— Это так... — разочарованно обронил Гай Луций.
Воцарилось недолгое молчание. За это время легат взял себя в руки, видимо, отказавшись от попытки меня убить. Лицо его вновь стало бесстрастным. Он снова заговорил. На этот раз презрения в голосе румийца не было слышно. Только легкий сарказм.
— Так что же Посланник Богов хочет от нас, смертных?
— Хочет прекратить кровопролитие и предложить вам почетную капитуляцию.
— Почетную? — сарказма в голосе моего собеседника прибавилось. — И в чем будет заключаться почет?
Я как-то, сразу понял, что дальнейший разговор бесполезен, но по инерции продолжал говорить.
— Вам оставят знамена. Командному составу — личное оружие. На все время войны вы и ваши люди разместятся в глубине славской земли и будут снабжаться всем необходимым. После нашей победы всех отпустят восвояси.
— Вашей победы? Ты бредишь, Посланник. Эта ваша случайная победа, одержанная нечестно, исподтишка, ничего не значит. Не смотря на твое возможное отношение к богам, ты, похоже, не представляешь мощь Империи. Вы будете раздавлены. Рано, или поздно. И никакие боги тебе здесь не помогут.
Легат даже слегка зарумянился в процессе своей эмоциональной речи. Сделав небольшую передышку, он продолжил:
— Я сделаю тебе встречное предложение. Эту битву мы, конечно, проиграли. Но теперь, когда мы готовы к последней для нас схватке, за каждую свою жизнь мои воины возьмут по три жизни твоих воинов. И если ты хочешь избежать этих потерь пропусти нас обратно в Лютецию. И дай слово, что не нападешь во время марша. Почему-то я верю, что ты сдержишь слово. — Румиец криво усмехнулся. — Что скажешь на это?
— Ну да, в Лютеции, обороняясь за стенами, твои люди точно возьмут по три жизни моих воинов каждый. А может и больше. Потому, или вы сейчас отправитесь, сложив оружие, в почетный плен, или все останетесь здесь, в виде трупов.
— Не договорились, — опять усмехнулся Гай Луций. Но мне показалось, что в глубине глаз его мелькнула смертная тоска. — Прощай, Посланник. Встретимся в Ирии.
Легат повернулся кругом, четко, через левое плечо и зашагал к строю легионеров. Два сопровождающих его офицера двинулись следом. Румийские воины опять сдвоили ряды, пропуская командира, затем сомкнулись. М-да, не вышло. Хегни дернул меня за кольчужный рукав.
— Нам пора, господин.
Да, действительно — пора. Не стоит искушать румийцев своей персоной в такой доступной близости. Мы развернулись и, стараясь не спешить, направились к своим.
Добравшись до гребня откоса, еще на подходе, махнул Велимиру окруженному свитой и командирами подразделений, подтянувшимися к нашему НП.
— Командуй атаку, Великий князь!
Взревела сигнальная труба, и масса войск внизу пришла в движение. К этому времени я занял удобное для наблюдения место. Командиры полков разбежались по своим подразделениям и рядом со мной остались Велимир со свитой, Хитрован, ну и, естественно, троица в лице Хегни, Туробоя и Вальки. Сзади толпились воины ближней дружины. Велимир, тоже испросив разрешения, убыл на правый фланг, чтобы возглавить находящиеся там войска.
Низменность, по которой шла дорога, оказалась сыроватой, поросшей сочной высокой травой. Траву, конечно, вытоптали, но пыли сражающиеся не поднимали. Потому панорама битвы просматривалась, как на ладони.
Два крестьянских полка, стоящих против фронта румийского каре, издали воинственный вопль, бегом преодолели полсотни метров, отделяющие их от врагов, и с грохотом врезались в строй легионеров. Клинья варангов и новуградцев на румийских флангах начали разбег. Перед самым каре скорость достигла максимума. Мощные воины, находящиеся на острие клиньев своими щитами, ударили в щиты, противостоящих им в первых рядах легионеров, вкладывая в удар всю свою массу, помноженную на массу давящих им в спину соратников. К счастью, метательные копья у легионеров кончились, и сбить напор атаки им было нечем. Румийцы встретили удар, уплотнив ряды, уперевшись щитами в спины впереди стоящих. Удар клиньев оказался страшным. Грохот, лязг металла, предсмертный вой. По-моему, воины, находящиеся в месте первого столкновения погибли мгновенно. И наши и румийские. Строй легионеров в местах удара клиньев прогнулся — все же глубина строя в клиньях была больше, соответственно, больше была и масса наших воинов, давящих на румийцев. Но те удержались. Отступив на несколько шагов, они спрямили строй и заработали своими короткими мечами.
В общем, клинья увязли. Они продолжали давить, румийцы гибли под их мечами, но гибли и наши. Острые углы клиньев, затупились, размазались по строю легионеров. Похоже, самых крутых бойцов румийцам удалось выбить. Атака с фронта развивалась еще менее успешно. Два крестьянских полка, понесшие ощутимые потери в предыдущей стычке, похоже психологически надломились. Получив жесткий отпор, они отхлынули назад, разорвав дистанцию между собой и противником до десяти метров. Ряды их расстроились. Если бы румийцы сейчас предприняли контратаку, наши, пожалуй, дрогнули бы и побежали. Сотники и тысяцкие пытались привести воинов в чувство и выровнять ряды. Получалось пока плохо.
Командир одного из полков, приведенных Велимиром, находящийся пока в резерве, вдруг решил проявить инициативу и начал движение, пытаясь обойти каре болотом. Хотел остановить эту авантюру, но потом подумалось, а вдруг получится? Не получилось. С трудом передвигающихся в вязкой жиже славов, прямо в болоте встретила тяжелая румийская кавалерия, которую поддержали стрелами герулы. Наши брели, погрузившись до пояса, лошадям же ржавая грязь не доходила и до брюха. Потому передвигались они в болоте довольно свободно, и всадники буквально вырубали нашу, расстроившую боевые порядки, пехоту. Славы не выдержали и побежали, пытаясь выбраться на берег. Бежать не получалось — увязали. Румийская кавалерия тоже повернула направо, к берегу, настигала бегущих, и рубила, рубила...
Спас остатки разбитого полка конный полк, тоже, стоящий в резерве. Командир молодец — сориентировался. Загнал своих людей в болото подальше от берега и ударил увлекшимся преследованием румийцам в левый фланг. Наших было намного больше, и они легко их смяли. Враги развернули коней и попытались добраться до берега, отгороженного румийским каре. Удалось это не более чем сотне. Наша конница попыталась на плечах отступающих ворваться в середину легионного строя, но на берегу их уже ждала стена воинов из трех резервных манипул. Они, сдвоив ряды, пропустили своих всадников, а затем встретили наших в копья. Славы несли потери, но не отступали, продолжая давить на железный строй. Опять над полем битвы, заглушая грохот, крики и лязг, разнеслось ржание и визг смертельно раненых коней.
Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Наши давили, румийцы стояли. Стояли непоколебимо. Во всяком случае, отсюда, с гребня так казалось. И что делать? Вводить в бой резерв? Ему просто некуда ударить — бой шел по всему периметру каре, новые отряды будут просто топтаться за спинами уже сражающихся подразделений. Попробовать спровоцировать легионеров нарушить строй? Ложным отступлением, например. Только вот такой сложный маневр готовится заранее, причем тщательно.
А почему отступление обязательно должно быть ложным? Осенила меня внезапная мысль. Крестьянские полки, отогнанные румийцами, командиры кое-как привели в порядок, но на следующую атаку пока не решались. А что если.... Ну да — если сейчас их, деморализованных неудачами, опять погнать вперед на строй легионеров, то они неизбежно снова отступят. А если кто-то в их рядах поднимет панику, то и побегут. Бегущий противник — большой соблазн. Может румийцы не удержатся? Начнут преследование? Значит, надо заслать в ряды атакующих паникеров. Ну, это просто.
Выбрал из толпящейся за спиной ближней дружины десяток воинов, показавшихся наиболее сообразительными, и объяснил задачу. Те понятливо кивнули и, съехав вниз по склону, побежали к переминающимся в нерешительности полкам. Я повернулся к Хитровану.
— Как, твоим ребятам не хочется размяться?
— Еще бы не хотелось! Стрелы истратили. Застоялись уже.
Быстренько объяснил атаману диспозицию.
— Все понял, — кивнул Хитрован и бегом бросился к своим людям, на ходу раздавая приказы.
К этому времени, к двум казачьим полкам, находящимся на гребне, уже присоединился третий, действовавший до того в хвосте колонны. Казаки разобрали сложенные в кучи щиты положили на их место колчаны с луками и, разделившись на две примерно равные группы, посыпались вниз. Там они обогнули крестьянские полки и начали выстраиваться справа и слева от них, на некотором удалении. Увидев, что казаки заняли свои места, я отправил посыльного к командирам с приказом начинать атаку.
Через пару минут крестьянские полки двинулись вперед. Без всякого энтузиазма. Ну, в данном случае, этого и не требовалось. Короткое столкновение и славы опять отхлынули. Панических криков в шуме сражения я не услышал, но видимо таковые имели место быть, поскольку относительно организованное подразделение вдруг расстроило ряды, и народ в нем заметался. Некоторые покинули строй и побежали. И тут румийцы не выдержали — все же они были людьми, а не неодушевленными механизмами. Они ударили по заколебавшемуся противнику. Правда, даже здесь у них был сплошной 'ordnung und disziplin'. Вперед бросились три манипулы из шести, обороняющих фронт легионного каре. Через одну, согласно римско-румийской тактике. Эффект удара этих манипул по колеблющемуся славскому строю оказался сокрушительным — началось повальное бегство. Легионеры преследовали, разя славов в спины. Вот здесь их до того безукоризненный строй начал рассыпаться. А иначе бегущего в беспорядке противника преследовать, в принципе, невозможно.
Отступающие славы добежали до откоса, на гребне которого мы стояли и, не решившись карабкаться на него, порскнули, кто вправо, кто влево. На этом румийцы решили прекратить преследование и начали сбиваться в коробки манипул. Вот тут-то им во фланг и ударили спешенные казачьи полки. Бились они безо всякого строя исключительно на индивидуальном мастерстве. Румийцы до казачьей атаки выстроиться толком не успели, а теперь казачки им этого старались не позволить. Имея подавляющее численное преимущество, они отрезали три, покинувшие румийский строй, манипулы и прижали их к откосу. Правда при этом казачки неосторожно повернулись тылом к легионному каре. Этим не преминули воспользоваться, оставшиеся три, стоящие во фронте каре, манипулы. Сомкнувшись в сплошную фалангу, они совершили стремительный бросок и ударили казакам в спину. Но казачки — это не крестьянская пехота: задние ряды развернулись и достойно встретили атакующих румийцев. Кстати, эти степные разбойники не взяли в сражение сабель и дрались длиннющими кинжалами, очень похожими на кавказские кинжалы из моего мира. Против румийских гладиусов в ближнем бою — самое то.
Все эти события происходили практически прямо под нами, у подножия гребня, с которого мы наблюдали за ходом битвы. В настоящее время расстроенные манипулы, покинувшие каре первыми, были обращены к нам тылом. Что ж, грех не воспользоваться моментом. У меня под рукой все еще находилось человек тридцать ближней дружины, плюс Хегни, Туробой, ну и сам я, без ложной скромности, боец не из последних. Вот только, что медлят Велимир с Дубыней — сейчас коннице самое время ударить во фланг и тыл, атаковавшим казаков легионерам. Что, отправлять к ним посыльных с соответствующим приказом? Но нет, князь и воевода свое дело знают. Два конных полка, по одному с каждого фланга, начали разворачиваться для атаки. Надо поторопиться — отвлечь румийцев от готовящихся к удару конников. Подхватил, лежащий в общей куче щит и, не давая Хегни опомниться,и начать отговаривать меня, прыгнул вниз, командуя уже на лету:
— Все за мной!
Прижатые к откосу румийцы успели среагировать. Задние развернулись к нам и закрылись щитами. Подъезжая на заднице к подошве откоса, вскочил на ноги и, выставив щит, со всего разгона врезался в толпу легионеров. Опрокинул первого, ткнул острием меча в лицо второго. Третий встретил жестко встречным ударом щита в щит, затормозив мое продвижение в толпе врагов. Но тут до румийцев добрались воины ближней дружины, ну и, естественно, Хегни с Туробоем. Последние тут же пристроились справа и слева, прикрывая мне бока. Остановивший меня легионер, оказался тертым калачом. Зацепив умбоном правый край моего щита и сдвинув его влево, он хитро над верхним краем своего щита попытался уколоть меня в открывшееся горло. С трудом отбил выпад крестовиной меча и тут же провел контратаку, рубанув противника в открывшийся левый бок. Чешуйчатый панцирь не пробил, но удар, судя по всему, оказался весьма болезненным. Румиец дернул щит влево, рефлекторно пытаясь прикрыть пострадавший бок и открывая правую сторону груди. Я тут же нанес ему диагональный рубящий удар между правым плечом и шеей. Легионер глухо вскрикнул и завалился навзничь. Следующего противника убили в спину казаки, громящие румийцев с фронта. Глянул вправо, влево — больше в поле зрения живых противников не наблюдалось, сплошь казаки и мои дружинники. Видимо, наш удар стал той последней соломинкой, сломавшей хребет верблюда. С этими тремя манипулами было покончено. Оставались еще три, атаковавшие казаков, и в тыл, которым сейчас должны были ударить всадники Дубыни и Велимира. Попытался было протиснуться вперед, но меня притормозил Хегни, ухватив за рукав и сказав:
— Хватит на сегодня испытывать судьбу, господин. Теперь справятся и без тебя.
В другой рукав вцепился Туробой, давая понять, что целиком поддерживает мнение варанга.
— Они правы, посланник.
Это уже голос Волеславы, раздавшийся откуда-то из-за спины. Чертова девка все же полезла вместе с нами в гущу схватки. Обернулся посмотреть, как у нее дела. Слава богам — вроде не ранена.
Впереди справа и слева нарастал грохот копыт — пошла в атаку наша конница. Отсюда снизу разглядеть, что либо, было сложно, а лезть опять на гребень гряды не хотелось. Решил забраться вверх метров на семь. Там из склона выпирала известняковая глыба, на которой вполне могли устроиться несколько человек. Залезли туда вчетвером. Бойцы ближней дружины остались внизу.
