— ...я вообще удивлюсь, если он еще здесь, — говорил генерал. — Приказ по армаде прошел, если не ошибаюсь, четыре часа назад...
Я понял: он включил связь, чтобы я это услышал.
— ...так что, рад бы вам помочь, но вы сами временно переподчинили всех капитанов эмок непосредственно командующему южным крылом. Я, как вы знаете, пытался возражать...
Связь пропала.
Я догадался, что Мерис просто елозит рукой по столу, то включая, то выключая браслет. Или связь вообще идет не через браслет, но по тому же принципу.
Дело плохо. Генерал давал понять, что лучше бы нам стартовать четыре часа назад. И вообще мы подчиняемся сейчас якобы не ему, а комкрыла генералу Абэлису. А Абэлис не подотчетен военному министерству Аннхелла. И вправе пересылать запросы обо мне как угодно далеко. Учитывая темперамент комкрыла, я примерно представлял, что будет с подобными запросами — на Абэлиса где сядешь, там же и конечная станция.
Ну что ж... Я ведь и обещал ребятам экстренный старт.
Надо сказать, только я не был до конца уверен, что подниматься нам придется ночью. Остальной экипаж принял мои распоряжения гораздо ближе, чем я приказывал.
Полетная карта оказалась активированной, на ночном дежурстве вместо одного техника болталось четыре. Келли, понятно почему, не спал, но не спали и навигатор, и старший техник. Стоило мне объявить по связи аварийный старт, как волна вибрации возвестила, что в ту же секунду дежурный включил боковые двигатели. Это означало, что до конца их и не отключали. И стартовать можно было не в аварийном режиме, а вполне полноценно. Будь мы командой копуш, то как раз и приготовились бы сейчас, получив приказ пару-тройку часов назад. Вышло же, что после вызова Мериса прошло не больше десяти минут, а мы уже вылетели, как пробка из бутылки.
Теперь можно было разбираться, почему мы не получили приказ по армаде, кто такой Джа Адам и далее по списку.
Я вызвал из навигаторской дежурного.
Дежурил Ален Ремьен, и все вопросы у меня тут же отпали. Он не мог проспать сигнал, не мог не доложить мне. Значит, приказа просто не было.
Глядя в удивленные глаза сержанта, я соображал, как же могло случиться, что приказ по армаде прошел, но мы его не получили?
— Я собрал вас, потому что на корабле предатель. И в любой момент мы можем отправиться к Хэду, к Беспамятным или кто там в кого верит — по желанию. Это не планета, где выстрел в спину убьет одного. Это корабль. Меня кто-нибудь не понимает? — я обвел глазами участников импровизированного собрания. Судя по гробовой тишине при таком скоплении народа, возражать мне не собирались.
Я был зол. Умом понимал, что разговор с экипажем не даст ничего, это возможность выговориться, не более, но сдержаться не мог. И ощущал, как поток негативной энергии растекается от меня, буквально, затягивая общий зал эмки плотной туманной массой.
В общем зале собрались все, кроме дежурных по разным системам и вахтенных. Что ж, с теми, кто сейчас на вахте, я в том же тоне поговорю через шесть часов, когда закончится смена.
— Я хочу, чтобы этот человек признался сам, если он осознает, что делает. Кому-то из вас могли наговорить в городе, будто я — монстр или что-нибудь в этом роде. Я прощу. Я не стою целого корабля. Но знать об этом хочу сейчас. Пока мы просто болтаемся в пространстве, а не выполняем боевую задачу. Можно не перед всеми. В течение восьми часов у вас есть возможность доложить мне лично.
Я развернулся и вышел. Хорошо хоть раздвижной автоматической дверью хлопнуть невозможно.
Перед этим я провел совещание с Вланой и Келли. Мы пришли к одному и тому же выводу: даже если Ремьен 'проспал' приказ, что было совершенно не в его натуре, то не признаться в этом он не мог. Я его вынес из-под обстрела на собственной спине.
Значит приказ 'не прошел' по каким-то другим причинам. И я хотел их знать.
Влана полагала, что не стоит собирать всю команду. Это лишняя деморализация, не больше. Предателем на корабле стать не так-то просто. Бойцы проходят психологическую подготовку, ограждающую их психику от возможного влияния. А остальные члены экипажа с посторонними контактируют по минимуму. Конечно, сила личности — понятие индивидуальное. На кого-то из молодых вполне мог воздействовать опытный психотехник. Но в таком случае мы получали мнимого предателя, человека, который сам не помнит, что именно сделал и когда.
Но я не послушал доводов Вланы, хотя потом и жалел об этом.
У себя в каюте я разложил по стопкам кластеры с личными делами.
Сначала отложил тех, кого знал максимально хорошо. Семеро служили со мной с момента прибытия в Ледяной пояс. Все они были набраны Мерисом в северном крыле. Джоб Холос (Обезьяна), Ален Ремьен, Хьюмо Рос, Ано Неджел, Исти Сайл, Дияр Ашим, ну и Келли. Тъяро Келли, единственный среди набранных тогда 'малолеток', мужик взрослый и семейный. Что его стронуло с места? Все парни — пилоты, кроме Джоба. Джоб, как ни странно, связист. А ведь именно он легче прочих надел шкуру спецоновца.
Айима я подобрал уже здесь. Перекупил на маленьком мирке, луне Аннхелла. Парень был контрактником, но приходилось ему несладко. Капитан местного гарнизона совсем не ценил того, что Айим умел делать хорошо. Требовал от бойца аналитики и самостоятельных решений. Довел эту тушку до нервного срыва. Я пытался объяснить ему, что такие, как Айим, работают только с приказом и от приказа не отступают ни при каких обстоятельствах. Не смог. Пришлось выкупить контракт. Просто пожалел бойца. О чем теперь не жалею. Такой вот каламбур. Айим подчиняется мне как тень и по-своему крепко благодарен за эту историю.
Так... Сержанты. Гарман. Подозревать Гармана с его лезущей во все дыры честностью?
Я взглянул на оставшуюся пачку и выругался. Нет, так я ничего не смогу решить. У меня только бойцов двести два человека. А еще техники, стюарды. Повар. Беспамятные боги, и повар тоже!
Это было похоже на сумасшествие. Если бойцов своих я знал достаточно хорошо, то помощников повара...
В такой ситуации существовало только одно разумное решение — напиться. Учитывая, что я почти не пил, выхода не просматривалось совсем.
Отложил характеристики. На эмке двести сорок человек, всех не перепроверишь.
Мы готовились к проколу, намереваясь выйти в расположении южного крыла армады, в окрестностях Граны.
Грана, напомню, планета такая. К ее населению даже сами экзотианцы относятся с некоторой брезгливой иронией. На Гране ничего, кроме полезных ископаемых, нет. С основания времен здесь только торгуют. Отсюда и полное отсутствие моральных устоев, хоть сколько-то похожих на общераспространенные.
Зато на Гране есть свои законы. Их можно презирать, но не считаться с ними трудно. Да и сражаться грантсы умеют. И на военном фронте, и на политическом. Мы слопали полсистемы и намертво встали в окрестностях этого не самого гостеприимного из миров Абэсверта.
Причина, правда, была не только в Гране. Следом за ней в пространстве вращается идеологическое сердце Экзотики — планета-Дом, откуда родом все эрцоги.
Планета эта уже многие сотни лет не политический центр, а реликвия, место поклонения и истоков. И все-таки она остается некой святыней доминантов — правящей экзотианской верхушки.
Я уже не хотел ничего решать. Просто в бой, и гори все белым пламенем Саа, солнца Аннхелла. Кто выживет, тот и будет прав. Если вообще кто-то может быть прав. Хоть в чем-то.
На меня навалились усталость и отупение. Я не мог летать с предателем на корабле.
Однако время шло. До прокола оставалось около двух часов, а мы все так же ничего не знали.
Я отдал команду готовиться к погружению в зону Метью. Решил играть в 'получивших приказ и движущихся на воссоединение с кораблями армады'. А там начну соображать по ходу. Мне не привыкать.
Что-то внутри сопротивлялось этим простым и логичным действиям. Распоряжения отдавал на автомате. Сам думал, думал...
Влана явилась ровно за два часа до прокола. Она тоже была взвинчена.
— У меня есть соображения, — сказала она. — Вернее у нас с Келли есть соображения, но он не пошел. Говорит, что ты и так не в себе. И смотреть на тебя — страшно, и говорить с тобой — трудно. Кстати, ты и сам мог бы до этого додуматься.
— Ни до чего я не смог додуматься, — отозвался я сердито.— Не могу подозревать своих. Лучше сдохнуть.
— А мы с Келли составили одну простую схему. На тему: кто вообще мог находиться рядом с аппаратурой, чтобы...
— Да знаю я! Но это, во-первых, восемь человек, во-вторых, любой техник, так или иначе, все равно найдет доступ в систему. Это еще человек двадцать. В-третьих, любой 'старичок' тоже осведомлен гораздо больше, чем положено по уставу...
— Да, — перебила Влана. — Но давай все-таки попробуем мыслить примитивно? И просто остановимся на этих восьми?
— Двое — с северного крыла, их подозревать смешно, четыре техника — в город на Аннхелле ни разу не выходили...— я задумался.
— Из оставшихся двоих один нанят непосредственно в столице, — подсказала Влана.
— Слишком просто. Даже если так, то парень, скорее всего, ничего не знает. Это кого-нибудь из 'старичков' надо 'ломать' или вербовать, а в недозрелую 'мелочь' загнали информацию под гипнозом. И психотехника у нас нет. Что его, пытать теперь, что ли, авось 'программа' слетит? А если — не он?
— Психотехник есть при госпитале. Но если мы пойдем на такую меру, исходя исключительно из подозрений, для остальной команды это будет очень плохим примером. Можно под каким-то предлогом изолировать парня или сменять на другом корабле, но я бы предложила маленькую провокацию...
Влана дернула головой. Волосы у нее короткие, но спереди уже немного отросли и падают теперь на глаза. Она их, наверное, тонировала раньше, потому что у корней стала пробиваться сталь. В цвет глаз. Черты у Вланы тонкие, но твердые. И на мальчишку она все-таки здорово похожа. Но и этим она мне тоже нравится.
Надо же, Келли побоялся ко мне идти... Неужели я такой злой и страшный?
Влана поймала мой напряженный взгляд и фыркнула.
— Страшный ты, страшный. В зеркало почаще смотри. И улыбайся сам себе, для профилактики. А сейчас давай подумаем, на какой твой приказ может отреагировать предатель?
И тут меня в пот бросило. На меня покушались три раза. Но в космосе от меня избавиться проще простого — заминировал корабль перед проколом, и никто, никогда...
— Влана, — сказал я жестко. — Тащи сюда своего кандидата. Если у меня психоз — это полбеды...
Встреча, разумеется, не дала ничего. Только бойца напугали. Если он и скрыл от меня получение приказа по армаде, то и сам об этом не знал.
В оставшееся до прокола время мы проверяли корабль. Безрезультатно. И перед погружением в искусственный сон меня мучили сомненья, выйдет ли наша эмка из зоны Метью?
Но из прокола не вышел только я.
С проколами история такая.
Когда-то существовала релятивистская картина Вселенной, согласно которой масса корабля, разгоняющегося до скорости света, тянется за ним, как резиновая.
Но проблему с массой удалось решить быстрее, чем мы научились летать со сверхсветовыми скоростями. Она лежала в той же области, что и асимметрия магнитных полей, искусственная гравитация и темная материя. Однако дальше разработчиков ждал неприятный сюрприз. Преодолевая фотонный барьер, корабль оказывался в пространстве с совершенно иными характеристиками, чем расчетное четырехмерное Минковского. В довольно опасном для передвижения пространстве, потому что его отдельные участки были связаны некими 'коридорами' с разной силой домагнитного напряжения.
Если корабль двигался со скоростью значительно меньше световой, таких коридоров для него просто не существовало, но стоило приблизиться к фотонному барьеру и случайное, неподготовленное вхождение в зону гравитационной аномалии, позднее названную зоной Метью по фамилии математика рассчитавшего ее, — и корабль проваливался в никуда.
Модули, зонды, корабли — разгонялись и исчезали. Или не исчезали, но в этом тоже не находили закономерностей. Потому что проваливались корабли неожиданно и на тех же трассах, которые считались уже опробованными и безопасными. Кто же мог тогда знать, что зоны Метью стабильны относительно вращающейся массы, но не торчат в пространстве на одном и том же месте. Потому любой полет со сверхсветовой скоростью долгое время был сопряжен с запредельным риском, хотя теоретически пилоты уже способны были рассчитать, куда они попадают и как оттуда выбраться. Но никто так и не рассчитал.
Как выяснилось позже, человек вообще не способен пилотировать корабль после вхождения в прокол. Сознание в этот момент просто не существует в одном месте. Оно разорвано между точками входа и выхода.
Только автоматика, запрограммированная на определенный путь, могла ввести судно в прокол из зоны гравитационной аномалии, возникающей вблизи массивных космических тел, и вернуть его в другую такую же математически рассчитанную зону.
Если описывать собственные ощущения, то мозги во время прохождения кораблем домагнитного коридора становятся ватными, время виснет. У некоторых, кроме ступора или беспамятства, возникают боли в разных частях тела, тут уж как повезет. У меня, например, болят мышцы.
Но, так или иначе, математики справились и с этим парадоксом. И теперь мы можем не только безопасно передвигаться на скоростях, выше световой, но и перемещаться в считанные секунды аномальными коридорами в том странном пространстве, в которое превращается на запредельных скоростях наше, трехмерное. Математики называют его дезометрическим, а расчеты, связанные с фазовой непостоянностью зон Мэтью — самое страшное испытание на экзаменах в академии пилотов. И хотя все знают, что вычисления будет делать автомат, считается, что пилот способен провести подобный расчет прямо на коленке. Впрочем, кто учился, тот поверит, что пилоты сдают экзамен и забывают о нем, покинув экзаменационную комнату.
А вот привыкнуть к проколам трудно, часто они очень болезненно переносятся человеческим сознанием. Но выгода от такого способа перемещения в пространстве слишком велика. Единственное, что нас ограничивает — зоны Метью расположены там, где это нужно им, и нас они не спрашивают. Впрочем, скорее всего, мы просто пока не достаточно понимаем физическую природу дезометрического пространства, потому и ограниченны зонами естественного завихрения сил на стыке гравитационных полей и линий домагнитного напряжения.
Не спят при проколе, обычно, только дежурные пилоты и обслуга двигателей, хотя в боевой обстановке бывает всякое. Иной раз — полкоманды не спит, кто более-менее переносит проколы.
Процедура пробуждения после обратного вхождения в зону Метью такая. Сначала автомат будит дежурных сержантов и медика. Потом они контролируют процесс пробуждения всей команды.
Когда дежурный сержант увидел, что я не просыпаюсь, он решил, что это просто сбой в программе. И, хотя сигнал на пульте горел, продублировал включение. Подождал пару минут. Доложил медику. Тот не стал проверять автоматы, а просто зашел ко мне. Еще через минуту выяснилось, что температура тела +42 градуса по Цельсию, а сам его обладатель в коме.
