Другая ветвь

— Спасибо, милая.

С каждым глотком бодрости прибавлялось.

Солнце, уже высокое, заглядывало в распахнутое окно, и слабый ветер шевелил отдернутую занавеску. Покачивая ветвями, шелестела липа. В листве шуршало, в траве под окном цвиркало и гудело.

Лето.

Сейчас так хотелось верить, что везде в столице тишина, только насекомые жужжат да птицы щебечут.

Карин потянулась к пульту, щелкнула кнопкой.

— ...беспорядки на улицах...

— Выключи, а? — попросила Фредерика.

Из телевизора, перекрывая голос корреспондента, неслись выкрики толпы и протяжные вопли клаксонов.

— Конечно, — сказала Карин. Экран погас.

Где-то вдали завыл клаксон.

Ближе.

-021-

Июль

Доктора хмурились, говорили непонятное и качали головами, но какие бы умные слова они ни выискали, толку от них не было никакого. Смысл не менялся от перемены терминологии: теперь они знали, как это назвать — но так же, как и год назад, они не знали, как это лечить.

Брату то становилось немного лучше, то совсем худо — но нынешнее "немного лучше" всего лишь означало, что он может приподняться, опираясь на подушки, и поддерживать разговор какое-то время.

Потом стало вовсе плохо.

Потом еще хуже.

— Ну что же, — сказал брат и улыбнулся серыми губами, — кажется, пора. Фройляйн... то есть кайзерин. Пусть они заходят. Пока я еще могу с ними говорить.

-61-

Шум толпы.

Ян встал, выглянул в окно. Присвистнул. Потянул на себя створку, и шпингалет опустил.

— Что там? — встревоженно спросила Фредерика.

— Не пойму, — ответил он.

Неподалеку бухнуло, стекла вздрогнули. На улице взревели голоса.

Потом толпу стало видно.

Адмирал подобрался, и голос зазвучал совершенно иначе.

— Фредерика, Карин. Уходите.

— Что за... — начала Фредерика.

— Не спорь, — бросил Ян. — Уходите немедленно. Через заднюю дверь и сад. Карин, там калитка к соседям, Коупман проведет вас на Эйген-стрит, возьмите машину и в пригород к Кассельнам. У них встретимся. Идите же.

Снаружи хлопнуло. Из-за забора напротив повалил дым.

— Я никуда не пойду без тебя, — запротестовала Фредерика. Он обернулся и посмотрел на нее — и она замолчала.

Замешкалась посреди кухни. Дурацкое домашнее платье, переодеться...

— Быстро, — сказал он. — Не стой. Ну? — и, после паузы, как отрезал:

— Это приказ.

Подействовало. Наконец-то. Обе повиновались, даже не вспомнив, что он давно в отставке.

Прислушался к их шагам, к щелчку замка там, сзади. Вздохнул и потянул на себя дверь.

Вышел.

Толпа взревела.

— Здравствуйте, — сказал он, щурясь от света, и чихнул от дыма. — Я — Ян Вэньли.

В реве вычленились отдельные голоса. Даже можно было разобрать слова. Предатель. Сволочь. Продажная шкура. Продал родину.

Он пожал плечами и заговорил. Смешно объяснять им, в чем они ошибаются. Но он говорил, а они слушали... они не желали слушать, они перебивали и кричали, но они реагировали на голос — и пока что не двигались с места. Пока.

Еще десять минут, и все будет хорошо.

Потом им надоело.

От первого камня он увернулся. Толпа завыла, второй камень не заставил себя ждать, а там и третий... человек с лицом, перемазанным сажей, в разорванной майке, вытащил из-за пояса бластер. Зашипели беспорядочные выстрелы. Он тут не один такой... как неудачно попал... ну ладно... который час? не десять минут, все двадцать... я выиграл.

Не жди меня, я, наверно, не приду.

Извини.

-022-

Июль

Просто сидеть рядом. Слушать. Отвечать.

Звать тех, кого он хочет увидеть.

Они входят, стоят, понурившись. Слушают. Отвечают.

— Сестра?

Подойти, наклониться. Взять из его рук медальон, с которым он не расставался все эти годы. Там детская фотография и прядь темно-рыжих волос.

Зиг...

— Возьми, сестра. Я возвращаю его тебе.

Не плакать.

-62-

Боль ушла. Или он перестал ее чувствовать. Просто — усталость. Закрыть глаза и уснуть.

Удержал тяжелые веки еще на мгновение.

— Ян Вэньли?

Растерялись.

Конечно, его здесь нет и не может быть. Но если его величество хочет видеть его в последние минуты... лично — это невозможно, может быть, по комму?.. Там, на краю поля зрения, где темно и уже ничего не видно, движение — куда-то бежать, что-то делать...

Он слабо улыбнулся.

— Не надо, что вы.

И внезапно неизвестно откуда — даже не уверенность, точное знание.

— Я увижусь с ним... сейчас.

Поговорим...

-023-

Июль

Сжимала в руке медальон, слушала, не плакала.

Хильда права — он не умер от болезни, он пал в бою.

А время — остановилось.

-63-

Паэта рявкнул на правительство так, что оно испуганно замолчало, и отдал приказ. В столицу вошли танки.

Сильное средство, и, может быть, слишком сильное — зато быстродействующее. В три дня стало тихо, дальше полиция справилась.

Карьера мистера Морелли бесславно завершилась арестом и следствием — хотя кто знает, каковы будут возможные перспективы этого джентльмена, когда он наконец выйдет из тюрьмы. В любом случае, это произойдет не скоро.

Юлиан не то что не ночевал дома — некогда было из управления выйти. Как там, в городе, он знал. Что с его близкими — старался не думать. Потому что если все хорошо, и думать незачем. А если все плохо... потом. Свое — потом.

Когда все кончилось, узнал, конечно.

Хотелось забиться в угол и завыть. И совершенно не хотелось жить... но Карин. И Фредерика. И — тот маленький, который родится в сентябре... или в октябре? который обязательно родится, и будет жить всем назло.

В доме у адмирала... в том доме выбиты стекла, и какая-то сволочь кинула бутылку с зажигательной смесью, но пострадало крыльцо, прихожая и немного кухня, привести все это в порядок недолго. Юлиан предлагал Фредерике переехать куда-нибудь совсем — она и слышать не хотела.

— Мы этот дом вместе выбирали, — только и сказала.

Ремонтная бригада запросила много. По прежним временам сказал бы — чересчур... но после недавних событий спрос на ремонт вырос, соответственно подскочили и расценки. Починили дверь, вставили стекла, переклеили обои, переложили закопченный пол, покрасили потолки. Фредерика пришла принимать работу вместе с Карин — та старалась не отходить от нее.

Долго стояла на крыльце, не в силах отвести взгляда от ступеней. Вот здесь?..

— Миссис Ян, — тихо позвала Карин.

Бригадир вздрогнул и сдернул с головы кепку.

— В лучшем виде, — сказал он. — Денег не надо.

— Как это не надо, — устало ответила Фредерика. — Надо.

— Не поймите превратно. Не возьмем, правда, парни?

Как глупо торговаться, уговаривая работников принять плату. Сошлись на половине того, что они запросили сначала — упираться дольше не было сил.

Ушли наконец.

Опустилась на ступеньку, погладила рукой доски.

Твое последнее чудо, милый.

Кто, где, когда сказал, и почему она запомнила эту чушь... и почему сейчас вдруг всплыло... волшебники бесплодны — в обычном человеческом смысле. Волшебники бесплодны, их дети — это их слова, их чудеса, их ученики.

— Ну уж нет, — шепчет Фредерика, кладя ладонь на тяжелый круглый живот. — Не позволю. Ни один пустослов не посмеет сказать, что ты волшебник. Ни за что.

-0-

Безвременье. Вечер

Наконец они оба вернулись к ней.

День клонится к закату, тени медленно скользят к югу, удлиняясь и выцветая — на синее стекло наползают серые облака, чем дальше, тем серее. Будет дождь... В высокой траве звенят насекомые, пока еще громко, но постепенно звук редеет и ослабевает, и слышнее становится шелест — это ветер набегает, треплет зеленые пряди, нагибает тонкие стебли, и они ложатся волнами и волнами выпрямляются, и шуршат все вместе, в едином ритме.

Она поднимается к вершине холма, туда, где стоят рядом два каменных памятника — похожие, как братья. Каменная резьба нового повторяет, не копируя, резьбу старого, и рельефный портрет выполнен в том же стиле, — может быть, даже той же рукой. Они даже похожи друг на друга лицами... хотя на самом деле совсем разные, стоит взглянуть второй раз — и это становится очевидным, и странно кажется — как могло поначалу померещиться сходство?..

Она опускается на колени и кладет на плиту цветы. Белые и огненные лилии, много. Букет ничем не стеснен — ни ленточек, ни оберток, — и рассыпается.

Она смотрит в их лица и улыбается им.

Мы снова вместе, как когда-то. И снова мне приглядывать за вами.

Даты на камне — одним и тем же шрифтом. На одном — "468 — 488". На другом — "468 — 3". Третий год Новой империи — это по-старому было бы 492. Четыре года.

Что такое четыре года по сравнению с вечностью... но они были долгими.

Мальчики, сдержавшие свои обещания. Одному двадцать, другому двадцать пять — и так отныне будет всегда.

На ее острове они будут молоды вечно.

Ветер налетает, подхватывает золотые пряди, бросает их в лицо. Небо потемнело. На белый мрамор падают редкие капли. Одна, вторая...

Она встает, кивает своим спящим мальчикам и спускается с холма.