Свобода выбора.

— Сколько? — коротко бросила Тоша. Когда Атиша протянула начальнику поезда ассигнацию, Тоша так же коротко приказала: — На сдачу заказать нам завтрак, на троих! И побыстрее!

Когда кланяющиеся железнодорожные работники собрались удалиться, стоявший в коридоре Каращенко, чуть заметно улыбаясь, обращаясь к Тоше, сказал:

— Мадемуазель Атоша, я хотел бы пригласить вас и вашу сестру в ресторан. Я, моя жена и Ласочка очень вам благодарны...

— Спасибо за приглашение, но мы вынуждены отказаться, Тоше нездоровится и она не хочет куда-то идти, — поблагодарила Каращенко Атиша, задвинув сестру внутрь купе. Глянув на тоже выглянувших в коридор жену и дочь миллионера, покачала головой: — А вот вашу дочь я хочу посмотреть, если вы не возражаете.

— О чём речь! Мадемуазель Атиша, буду вам чрезмерно благодарен и... — начал Каращенко. Но Атиша его оборвала:

— А вот этого не надо, я не практикующий врач и если что-то делаю, то не за плату. Ласочка, иди сюда. Вы тоже можете.

Пугливо озирающаяся девочка улыбнулась и, вывернувшись из под руки матери, почти побежала к Атише, за ней пошли родители. Семья Каращенко вошла в купе, занимаемое сёстрами Диа, два охранника с начальником охраны разместились вдоль коридора, чтоб держать оба купе под наблюдением, кроме этого двери двух купе, где находились другие охранники, были открыты, позволяя тем прийти на помощь своим товарищам в любую минуту. А из купе сестёр вышла Глуша, сообщив начальнику охраны:

— Тиша попросила не беспокоить, а когда принесут завтрак, то я им скажу, чтоб в коридоре подождали. Вот так! Тоша Тише мешать не будет.

— Тиша, Тоша?! — удивился начальник охраны Каращенко и спросил у Глуши: — А вы, извиняюсь, кем им будете?

— Тоша сказала, что я буду у них в услужении, — ответила Глуша и, увидев, что её не совсем поняли, пояснила:

— Кушать готовить, стирать, если надо. Ну и по хозяйству, когда оно появится.

— И ты так просто говоришь о своих хозяйках — Тиша, Тоша? — удивился-спросил один из охранников, Глуша ответила:

— Тоша так сказала, и чтоб к ним на "ты", а то рассердится. Она очень хорошая и добрая девушка, а её сестра Тиша, вообще, ангел небесный!

— Добрая девушка, — повторил охранник и покачал головой: — От этой доброй и хорошей девушки железнодорожники улепётывали, как от демона! Да и официанты в купе этих девушек заходить боятся, вчера вечером старались как можно быстрее мимо пройти, да так, чтоб не шуметь! А ты говоришь — добрая, да и то, что про эту смуглянку рассказывают... Так без жалости расправиться с такой кучей народу... Всех порешила...

— Ты такое говоришь! — всплеснула руками Глуша и, осуждающе глядя на охранника, начала тому выговаривать: — Говоришь такое, словно Тоша душегуб какой! Она хорошая и добрая девушка, зазря никого не обидит! А Тиша — ангел небесный, и не может быть у неё сестры, которая такое сделала, как ты тут рассказываешь! Ишь чё придумал!

Не на шутку разгневанная женщина (надо сказать — немаленьких габаритов) наступала на пятящегося охранника. Молча наблюдавший за этим начальник охраны уже было собирался вмешаться, как дверь купе открылась и вышли жена и дочь Каращенко. Если раньше Ласочка испуганно прижималась к маме (только к Атише пошла без страха), то сейчас девочка вприпрыжку побежала в свое купе и оттуда послышался её смех, она сразу оттуда выглянула, показывая маме куклу, радостно при этом смеясь. Выглянувший из купе девушек, Каращенко скомандовал начальнику своей охраны:

— Двоих к дверям моего купе и никого туда не пускать! Смотреть в оба! А ты зайди!

Отдав необходимые распоряжения, начальник охраны зашёл в купе к девушкам, мельком отметив, что оно не уступает размерами и отделкой купе его хозяина. Каращенко молчал, а начала говорить Атиша:

— После похищения Ласочка была очень напугана, я устранила все последствия, но... — Атиша сделала многозначительную паузу и продолжила: — Девочку кто-то снова напугал, очень напугал! Мне пришлось в этот раз тяжелее, чем в прошлый!

— Что скажешь? — спросил Каращенко у своего служащего, тот начал оправдываться:

— Как вы и приказали, двое всегда находились рядом, ещё трое не спускали глаз! За Ласочкой смотрели...

— Плохо смотрели! — перебила начальника охраны Тоша, девушка снова стала той собранной и готовой к любым неожиданностям, какой была всегда. Тиша чуть заметно кивнула — если Тоша и не избавилась от своих ночных страхов, то загнала их очень глубоко, не давая им выглянуть даже чуть-чуть. Смуглая девушка продолжила отчитывать смутившегося мужчину: — Плохо смотрели! Или среди этих смотрящих есть кто-то, кто связался с тем, кого не испугала судьба Красавчика и кто хочет заработать, похитив Ласочку. Девочка почувствовала угрозу, и это её напугало. Очень напугало! Ведь она не отходила от мамы... Сколько дней? Две недели? Напугали через несколько дней после, ну вы знаете, после чего. И скажите своим людям, чтоб держали язык за зубами, не распускали обо мне слухов, понятно? А пока будете делать то, что я вам скажу.

Начальник охраны, глянув на своего нанимателя и получив подтверждающий кивок, закивал сам — часто и энергично. Тоша, удовлетворённо кивнув в ответ, спросила у Каращенко:

— Вы в Черноморске в какой гостинице остановитесь?

— Вообще-то у меня там дом, недалеко от Приморского бульвара, я родился в Черноморске, — улыбнулся Каращенко и предложил: — Останавливайтесь у меня! Зачем вам гостиница? Дом у меня большой, вы нас не стесните, а жена и дочь будут только рады!

Тиша и Тоша переглянулись, и смуглая девушка сказала:

— Мы согласны, только, как вы видели нас — трое. Я не хотела бы чтоб Глуша от нас далеко была.

— Рядом с гостевыми комнатами есть и помещения для слуг гостей, а хотите — можете жить во флигеле в саду, он будет в полном вашем распоряжении.

Поезд прибыл в Черноморск около полудня. К удовлетворению Глуши, у сестёр оказался солидный багаж — восемь больших чемоданов. Видя с какой гордостью Глуша смотрит на эти чемоданы, Тоша, хихикнув, тихо сказала сестре, мол, видела бы Глуша, сколько багажа было у них, когда они сошли с поезда в северной столице, не зря же их не хотели пускать в гостиницу, приняв за голодранок, а вот сейчас — все швейцары и лакеи сбежались бы. Но такое обилие вещей вызывало и некоторые неудобства — чтоб увезти этот груз, пришлось нанимать ещё один экипаж — грузовую пролётку.

У особняка Каращенко был не сад и не парк, скорее, большой двор, заросший деревьями и кустарниками, напоминающий заброшенный сквер. Заброшенный, потому что окружён забором, а в отсутствие хозяина об этом скверике-парке никто не заботился, вот и получился такой маленький кусочек дремучего леса. Сам Каращенко не так часто бывал в этом южном городе у моря, может, месяц, иногда — два жила его семья. А последнее время здесь редко кто бывал, в особняке жили управляющий и его семья — жена и дочь, они же служанки. Был ещё сторож (дальний родственник управляющего). Вот до этих зарослей никому и не было дела.

Атиша в доме жить не захотела, ей понравился маленький, на три комнаты, флигель. А Тоше понравился парк, понравился своей дремучестью. Она туда сразу и подалась. Пока распаковывали чемоданы и раскладывали вещи, смуглая девушка исчезла в зелёных зарослях. Когда же хлопоты, связанные с приездом, были закончены, Глуша забеспокоилась — куда Тоша делась? Атиша, улыбнувшись, показала на большое дерево:

— А вон она, почти на самой верхушке, видишь? Спит. Ночью не спала, так сейчас навёрстывает.

— А она не упадёт? — забеспокоилась Глуша, с трудом разглядевшая, где же устроилась Атоша. Атиша, улыбнувшись, ответила, что если даже будет сильный ветер, Тоша не упадёт и не проснётся. Атиша с Глушей ушли в дом, на поздний обед, плавно перетёкший в ужин. За ужином разговор зашёл о театре, Атиша рассказала о том, как они с сестрой в северной столице посетили Нариинский театр и как ей понравился и сам театр, и то представление, что там было.

— Балет? Нариинка славится своей балетной труппой, — спросил, а потом согласно кивнул Каращенко и сообщил: — Наш театр не хуже. Так говорят. Здание одно из красивейших не только в Империи, но и на всём старом континенте. Ну а спектакль... Думаю, опера в исполнении местных артистов, вам, мадемуазель Атиша, понравится не меньше. Если хотите, я могу заказать места для вас и вашей сестры. А можете разместиться в заказанной мною ложе, там места всем хватит.

Атиша поблагодарила от себя и от Тоши, посидев ещё совсем немного — почти до полуночи, как раз перешли к десерту (поэтому дегустация всех поданных сладостей затянулась дотемна), девушка отправилась к себе — в выделенный ей с сестрой флигель. Тоши ещё не было, но и на дереве, где она раньше устроилась, было пусто. Атише не спалось, уснуть ей мешало не только беспокойство о сестре, но и ещё что-то. Словно кто-то куда-то её звал, при этом обещая... Очень заманчивые были обещания! Эти обещания не то что действовали усыпляющее, но погружали в какое-то странное состояние, где на реальность накладывались чудесные видения, обещавшие счастье и покой. Необъяснимое счастье, но для этого надо было сделать какую-то незначительную малость, что-то такое — совсем ничтожное, по сравнению с тем, что обещалось. Но эта малость вызывала у девушки, метавшейся в забытье по постели, какой-то внутренний протест, словно у неё хотели забрать что-то очень дорогое. Эти муки прекратились, когда Атишу кто-то обнял. Обнял и словно из какого-то волшебного сосуда перелил в измученную девушку силу и уверенность в том, что все невзгоды будут легко преодолены. Но почему кто-то? Открывшая глаза Атиша увидела большие зелёные, такие родные глаза на смуглом лице. Увидела и облегчённо прошептала:

— Тоша! Тошенька!

— Не отдам, никому не отдам! — ответила смуглая девушка, а беленькая лукаво спросила:

— А Лёше? Ему тоже не отдашь?

Смуглая крепче прижала к себе белокожую и серьёзно ответила:

— Ему тоже не отдам! Его к тебе заберу! Будете оба у меня под присмотром! Вот так!

Девушки засмеялись, страхов Атиши как не бывало. Тоша поняла, что происходило с сестрой, и постаралась её приободрить, а не просто утешить. Да и не просто обняла, показывая свою поддержку, Тоша перелила в сестру часть своей жизненной энергии, можно сказать, отдала часть своей жизненной сущности, не маленькую такую свою часть!

Белобородый, улыбнулся, он бы и руки потёр, но посчитал этот жест излишним — его фигура выполнила то, что обязана была сделать, и получила то, что должна была получить! Осталось дело за малым — это что-то его фигура должна передать своему (нет, не хозяину и не господину, белобородый предпочитал употреблять понятие — покровитель) покровителю, то, что заполучила. Но этого не происходило! А фигура того, кто олицетворяет светлое начало, начала возвращать ранее полученное той, от кого получила, не просто возвращать, а добавляя от себя! Белобородый растерянно, совсем как его вечный соперник, потеребил бороду. От этого занятия его отвлёк хмык, раздавшийся за спиной:

— Я же говорю — вытворяют чёрт знает что!

— На себя намекаешь? — развернулся белобородый к кинувшему реплику. И с некоторым ехидством спросил у того: — Ты ведь тоже пробовал? Вчера пробовал, разве не так? Но и у тебя даже так не получилось.

— А подглядывать нехорошо! — не менее ехидно ответил обладатель козлиной бородки и изогнутых рожек. — Очень нехорошо! Тем более что ты проделал то же самое, что и я.

— Как ответный ход, ты ведь первый начал, — не остался в долгу белобородый и укоризненно добавил: — Вообще-то здесь, как некоторые говорят, райские кущи — место, где благодатный свет разливается и покровительствует! Ну, и ещё что-то там делает, очень хорошее делает. Представителям тьмы тут совсем не мес...

— Ай брось, — небрежно махнул рукой мужчина, с внешностью соблазнителя, рожками и хвостом, — можно подумать, мне здесь не рады. А если и не рады, то меня это как-то, ну, совершенно не волнует! Ну и не будешь же ты меня изгонять?

— Изгонишь тебя, разве что — дустом, — проворчал белобородый, его собеседник в притворном ужасе всплеснул руками:

— Вот! Вот ваша суть! Представители света, добра и ещё чего-то там, что тут благодатно разливается, готовы ради достижения своей цели насыпать вместо сахара дусту в кофе несчастной жертве!

— А что? Поможет? — заинтересовался благообразный старец с белой бородой, продолжая улыбаться.

— И не мечтай! — погрозил пальцем мужчина с рожками и, став серьёзным, спросил, кивнув куда-то в сторону: — Так что с ними теперь делать будем? Ведь чем дальше, тем больше они смешивают души, избавляясь от тех крох контроля, что у нас оставались!

— Ну, это тебе лучше знать, ведь они вытворяют чёрт знает что! — уже не улыбаясь, а рассмеявшись, ответил белобородый. Его вечный оппонент покачал рожками, но видно ему показалось этого мало, он ещё и хвостом щёлкнул, показывая своё раздражение, после чего повторил вопрос — что же делать с непокорными игровыми фигурами? Белобородый, став серьёзным, предложил — ничего не делать.

— Это как? — очередной щелчок хвоста выдал крайнее раздражение.

— А никак! — снова улыбнулся белобородый. — Активно вмешаться — значит нарушить условие нашего пари. А сторона, нарушившая условия спора, автоматически проигрывает. Согласен? Поэтому будем просто наблюдать, интересно же куда их заведёт возможность самим выбирать — что делать и как. Вот эти что и как, мне кажется, и определят победителя нашего спора. Пока будем считать — твёрдая ничья, но не пат! Возможности продолжения игры есть. Фигуры, получившие свободу, сами сделают ходы!

Последние слова белобородый добавил, снова начав улыбаться — его соперник, услышав о твёрдой ничьей, встрепенулся и хотел что-то сказать, но промолчал. Это, сказанное в конце замечание о том, что ходы ещё возможны, и пресекло возражения, что он готов был высказать.

А игровые фигуры, проявившие своеволие, пили кофе в небольшом кафе на Приморском бульваре. И если Атиша просто любовалась морем, то Тоша с интересом наблюдала за суетой в порту. Отсюда, почти с высоты птичьего полёта, человеческий глаз вряд ли мог разглядеть, что там происходит, но Тоша всё прекрасно видела и комментировала действия грузчиков, разгружавших большие грузовые телеги и носивших мешки на небольшой парусный кораблик. Увидев особо неуклюжие действия одного из грузчиков, Тоша не удержалась:

— Эх! Неловкий и косорукий какой! Кто ж так мешок берёт! Уронит же! Задержит погрузку, как только его возница этой большой телеги кнутом не приласкал! Вон смотри! Вон там тоже такие телеги разгружают и на пароход мешки носят, можно сказать, профессионально носят!

— Биндюжник, возницы таких телег называются биндюжники, — невозмутимо заметила Атиша, которая тоже прекрасно видела происходящее на таком расстоянии, и пояснила неуклюжесть грузчиков: — А это не профессиональные грузчики, так, подрабатывающие в порту, бичами их кличут. Обычно нанимают их, чтоб деньги сэкономить. Услуги настоящих грузчиков дороже стоят, а хозяин этой шаланды или скупой, или бедный.