Свобода выбора.

Свобода выбора

Пролог

Эту игру изобрели мудрецы, так говорят, на самом-то деле её придумали гораздо раньше — когда мир только-только появился. Если бы игра появилась ранее, то её изобретателям было бы не до создания мира. Две сущности, традиционно олицетворявшие свет и тьму, застыли в раздумье у доски, свободно парящей между ними. Впрочем, игроки, тоже ни на что не опираясь, задумались над очередным ходом. Благообразный старец с белой (именно белой, а не седой) бородой, в таком же белом хитоне и сиянием над головой, пошевелил пальцами, и одна из белых фигур передвинулась, заняв место чёрной, та исчезла. Второй игрок с кожей, чёрной как уголь, и в такой же одежде, но с ярко-красными вставками, потёр подбородок, украшенный козлиной бородкой. Недовольно глянув в сторону, там существа, похожие на первого игрока, но с белоснежными крыльями, играли на арфах и что-то мелодично пели, игрок в чёрно-красной одежде брюзгливо, сказал:

— Убери их, они своим сладкозвучным воем меня раздражают, думать мешают!

— Плохому танцору... Музыка всегда мешает, — улыбнулся белобородый, но махнул рукой, и поющие исчезли вместе со своими инструментами. Продолжая улыбаться, игрок в белом хитоне снисходительно добавил: — Потом будешь утверждать, что проиграл, потому что на тебя оказывали музыкально-ментальное воздействие.

— Когда это я поигрывал?! — раздражённо спросил второй игрок и щёлкнул хвостом. Чёрная фигура двинулась по доске и остановилась заняв место исчезнувшей белой. Белобородый улыбнулся и теперь ещё одна его фигура сделала ход.

— Шах! — объявил игрок в белоснежном хитоне. Его соперник снова потёр подбородок, дёрнув себя за бородку, сделал ответный ход и ехидно посмотрел на соперника. Тот с победной улыбкой снова двинул фигуру и замер, увидев, что наделал. Словно объявляя свою победу, хвостатый игрок произнёс:

— Пат! Ничья!

— М-да, — задумчиво произнёс первый игрок, — почти победил. И в этот раз пат, но согласись, что хоть и ничья, именно ты загнан в безвыходное положение. И это в который раз, что может говорить только об одном — оказавшийся в такой ситуации слабее!

— Это с какой стороны посмотреть. Не загнан, а ушёл от поражения, показав, что не слабее соперника. Вывернуться из безвыходного положения тоже надо уметь, так что неизвестно, кто сильнее. Повернуть ситуацию в свою пользу — не в этом ли сила и уменье? — улыбнулся второй игрок, и так улыбнулся, словно это он выиграл партию, а не был в шаге от поражения. И, видно, решив сильнее уязвить своего противника, добавил: — Если бы твоя фигура могла соображать, то не сделала бы этот ход, поспешил ты.

Первый игрок посмотрел на доску и пожал плечами:

— Спорное утверждение. Если бы и твои фигуры могли сами выбирать ход, они бы не попали в такое безвыходное положение.

— А почему бы нам не попробовать? Не будем разыгрывать всю партию, возьмём по фигуре. Моя против твоей, а? Посмотрим, как будут ходить наши фигуры, обладающие свободой выбора, начнём с пешек — кто из них станет ферзём? Чья фигура достигнет большего успеха?

Первый игрок посмотрел на лукаво улыбающегося соперника и согласно кивнул, их спор был давним и постоянным и каждый раз приводил к одному и тому же результату — ничьей. И каждый раз второй игрок выворачивался от поражения в самый последний момент.

— Так согласен? — спросил второй игрок и увидев ещё один кивок, задал ещё один вопрос: — Где играть будем? Как оценим — кто победил? Смерть фигуры?

— Да хоть там, — первый игрок указал на голубой шарик планеты, в этот момент проплывающий невдалеке. И отвечая на второй вопрос своего оппонента, улыбнулся: — Смерть слишком тривиально. Я бы даже сказал — пошло. Победивший заберёт сущность проигравшего. Вместе со свободой выбора дадим нашим игрокам душу. Кстати, она и определяет это свойство — свободу выбора.

— Играем на душу? Интересно, — кивнул второй игрок и поинтересовался: — И как же это будет сделано?

— А это пусть они решают, а возможность это сделать мы им дадим.

Призрачные стены, словно состоявшие из огня и дыма, ограничивали небольшой кусочек пространства владений второго игрока. Хотя он и считался Владыкой тьмы, вокруг не было темно, скорее, наоборот, но и светом багровые отблески нельзя было назвать. Тьма была какой-то уж очень яркой, хотя и с преобладанием красного цвета. Такая же была и одежда Владыки тьмы — тёмная, но с красными и бордовыми вставками. Посмотрев на выпущенные когти своего слуги, игрок, олицетворявший тьму, покачал головой:

— Это, да и всё остальное, не поможет против воина света. Так уж сложилось — они сильнее. Тут надо что-то другое, тем более что свою силу ты ход пустить не сможешь, к тому же — вряд ли решишься, свобода воли, а это непременное условие твоего участия в игре, подразумевает и чувство самосохранения.

Стоящее напротив своего повелителя существо ничего не ответило. Темнокожее, с маленькими изогнутыми рожками и хвостом, украшенным, можно сказать, щегольской кисточкой, существо, в отличие от своего повелителя, одежды не имело, да и не нуждалось в ней, мягкая шёрстка её вполне заменяла. Глянув на кисточку на конце хвоста создания и на свой хвост, заканчивающийся изогнутым когтем, второй игрок потёр в раздумье подбородок и улыбнулся:

— А это мысль! Там, где нельзя взять силой, возьмём хитростью! Пусть моя фигура и заведомо слабее, но ведь сила — это не главное! А победить — не значит сломать, достаточно покорить — а как это сделать? Того, кто обладает свободой выбора, покорить можно, соблазнив! Вот и будешь соблазнять!

Существо ничего не ответило, вернее, не ответил, только всем своим видом выразил сомнение, пошевелив хвостом и покачав рожками, при этом с удивлением глянув на своего повелителя.

— Будешь соблазнять! — повторил повелитель покрытого шёрсткой существа, и шерсть у того исчезла, явив тёмную, почти чёрную кожу, но на этом изменения не закончились — исчез хвост и рожки. Существо ойкнуло — его фигура и внешний вид тоже изменились, теперь это была девушка! Очень красивая девушка. Удовлетворённый повелитель дёрнул себя за бородку и продолжил изменения своего слуги. Кожа посветлела, оставшись чуть смуглой, словно это был лёгкий загар. Тёмные глаза стали ярко-голубыми, а волосы рыжими. Владыка тьмы покачал головой:

— Как то слишком вызывающе получилось, привлекает к себе внимание, скромнее надо быть!

Слуга Владыки тьмы промолчала (так это уже была девушка), укоризненные слова были сказаны ей, но она же ничего не делала — изменения её внешности проводил повелитель. А он, неодобрительно качая головой, продолжил — девушка стала блондинкой, но, видно, и это не понравилось владыке — волосы девушки стали светло-русыми, а глаза — зелёными. Чуть изменились пропорции лица и тела, перестав быть абсолютно правильными, появилась та изюминка, что отличает холодную красоту статуи от чувственности живого существа. Девушка стала не просто красивой, а обворожительно красивой!

— Вот, — удовлетворённо сказал второй игрок, — совсем другое дело! Настоящая соблазнительница! Сама невинность, но в то же время...

Владыка тьмы потёр руки и, глянув на свои когти, сказал:

— Это, пожалуй, оставим. Лишний козырь не помешает.

Аккуратные ноготки девушки превратились во внушительные когти. Она с удивлением посмотрела на свои пальчики, и когти исчезли, сменившись ноготками. Девушка подняла руку до уровня глаз, и когти появились снова. Её повелитель остался доволен, пробормотав, что-то вроде и это не помешает, дунул в сторону девушки и снова потерев руки, спросил:

— Твоё имя?

— Атошалар, — ответила девушка мелодичным голосом.

— Имя демона, но никак не человека, тем более девушки, будешь Тоша, полное имя подберёшь себе сама. А теперь — иди!

Девушка исчезла, а Владыка тьмы пробормотал:

— Чем раньше начнём, тем больше шансов.

Благообразный старец полулёжа на чём-то пушистом, очень напоминающим облако, слушал пение и игру на арфах. Исполнителей было больше, чем во время игры с Владыкой тьмы. Благосклонно кивнув, старец произнёс, размышляя вслух:

— Хорошо, даже великолепно, пение и звуки арфы тешат слух и доставляют удовольствие, не понимаю, чем это может раздражать... Ах да, наша новая игра. Что-то я отвлёкся, надо бы выставить свою фигуру. Послать паладина — воина света? В другой ситуации он победил бы без вариантов, но свобода выбора... В данном случае, это скорее минус, а не плюс. Свобода выбора приводит к необдуманным поступкам, к ненужным проявлениям эмоций. Владыка тьмы не дурак, обязательно это учтёт. То, что его фигура не сможет одолеть мою в открытом противостоянии, он вполне понимает, скорее всего, он... Ай да хитрец, не силой так... Хотя чего от него ещё ожидать — только соблазнять и может, чем же на этот раз? Властью? Вряд ли, это только поможет выполнению основной задачи. Богатством? Тоже вроде как ни к чему. Всем этим я могу и так наделить свою фигуру, тем более что это там — переходящее, сегодня есть, а завтра — ушло, так чем же? Чем можно соблазнить воина, так чтоб он забыл о...

Старец совсем по-человечески хлопнул себя по лбу, заулыбавшись при этом:

— Женщина! Только она может лишить свободы воли! Завладев мыслями самого могучего воина, она победит его, не сражаясь, и он сам отдаст ей всё, что она попросит. Добровольно отдаст и будет при этом счастлив. Ну что ж... Как там говорят — клин клином, женщина может и женщину соблазнить, а его фигура к этому будет не готова — противостоять себе подобной. Поэтому...

Белобородый поманил одного из поющих, тот послушно подлетел. Старец только посмотрел — и белоснежное одеяние, такие же крылья и свечение вокруг головы у подлетевшего исчезли. Да и сам он стал девушкой, очень красивой. Правильные черты лица, белокурые волосы, большие синие глаза, алые чувственные губы, всё было прекрасно, но это и не понравилось белобородому:

— Даже самая прекрасная статуя не сможет соблазнить, доставить эстетическое удовольствие своей безупречной красотой — это да. Но полюбить такую... Тут надо...

Пока он это говорил, девушка менялась — глаза стали зелёными, белоснежная кожа, словно покрылась лёгким загаром, носик стал чуть курносым и овал лица не таким правильным — немного скуластым. Но это всё только прибавило девушке привлекательности. Белобородый остался доволен результатом:

— Ну вот, совсем другое дело! Хочется не только любоваться, но и обнять, поцеловать самому и чтоб она поцеловала. Но чтоб не всякий мог это сделать, кое-что добавим, внешне обнаружить нельзя, но весьма действенно, да и если дело дойдёт до банальной драки, поможет и очень поможет! Вот так будет то, что надо. Да, как тебя зовут? Если не ошибаюсь — Атишалвий? Имя ангела, но никак не девушки. У красивой девушки должно и имя быть красивым. Атиша, как тебе? Впрочем, тебе должно быть всё равно, мне нравится, и этого достаточно. Быть по сему! А теперь, ступай!

Девушка исчезла, а белобородый продолжил слушать музыку, чему-то улыбаясь.

Глава первая. Арбузы и моторы.

Неожиданно оказавшаяся в густых кустах, девушка виртуозно выругалась, помянув лес, колючки, небо и ещё много чего. Немного смуглая с светло-русыми волосами, высокими скулами, чуть вздёрнутым носиком и большими зелёными глазами девушка была необычайно красива. Вытащив несколько впившихся в тело колючек, девушка недовольно пробурчала:

— Хорошо, хоть не в городе, но и выходящая из лесу голая девица вызовет удивление, нельзя, что ли, было позаботиться о хоть какой-нибудь одежде? Ладно, раздобуду сама.

Лес был не то что густой и дикий, но тропинок, даже звериных, не было видно. Но девушка решительно направилась в известном только ей направлении. Несколько часов быстрой ходьбы вывели её на берег речки. Там, на песчаной отмели, несколько парней купали лошадей. К аккуратно сложенной на берегу одежде и направилась девушка, очень быстро собрала её и незамеченной скрылась в зарослях. Пройдя вдоль берега речки довольно большое расстояние, похитительница занялась своей добычей. Отобрав часть вещей, остальные, связав в узел, забросила далеко в реку. Посмотрев на уплывающий и быстро погружающийся ком одежды, спросила сама себя:

— А зачем я это сделала? Надо избавляться от привычки делать пакости, как и от привычки сама с собой разговаривать, так порядочные девушки не поступают. Впрочем. Порядочная ли я? Вроде бы да. Но мне кажется, что парнем здесь быть проще. Откуда знаю? Вот знаю и всё, и ещё много чего знаю! А вот почему меня пакости делать тянет — не знаю, но почему-то тянет!

Пока девушка это говорила, она быстро оделась. Но перед этим выдвинувшимся когтем укоротила свои длинные волосы, теперь её можно было бы принять за парня со слишком миловидным лицом. Девушка глянула на своё отражение в реке и пожала плечами:

— Если кому и не понравится, то я не виновата. Пошли, Тоша!

Оставшаяся довольной своим внешним видом, девушка, что-то насвистывая, пошла вдоль берега.

Время приближалось к полудню, и у девушки забурчало в животе. Она прислушалась к своим ощущениям — очень хотелось есть! Покачав головой девушка быстрым шагом направилась к приткнувшейся к берегу большой барже, там остановившись, так чтоб кусты скрывали её от находящихся на судне, девушка стала слушать их разговор, острый слух позволял ей это сделать.

— Вот, не хочет работать! Этот хвалёный движиматель внутрешнего горения! Если бы снаружи горело, то сразу стало бы видно, отчего не горит! — говорил молодой парень мужику в летах, при этом презрительно кривясь, выражая своё недовольство, — лучше бы паровик был! Там всё понятно — подбросили бы дров или уголька и поплыли бы!

— Хозяину лучше знать, что ставить. Сам говоришь — уголька бы подбросили или дров. А сколько того угля надо? Полбаржи заняли бы, взять-то его здесь негде...

— А дрова? — перебил молодой старшего.

— А дрова! — передразнил старший. — Они денег стоят, а местные давно поняли — где можно заработать, да и спалить их надо поболе уголька! Нет, эта машина лучше! Вона, мы всех конкурентов обогнали-то!

— Обогнать-то, обогнали, только вот тепереча загораем, у энтого движимателя внутрешнего горения, всё горение-то и пропало. Обойдут нас семёновские, хозяин в убытке останется, да и мы ничего не получим, ещё и штраф положат...

— Двигатель внутреннего сгорания, балда! — ответил старший, чтоб хоть что-то сказать, и чтоб последнее слово осталось за ним. Парень был прав — если вначале баржа их хозяина обошла всех конкурентов, то сейчас... Арбузы не испортятся, но вот в цене упадут, хозяин поставил на своё судно такой двигатель для того, чтоб выбросить свой товар на рынок первым, а вышло совсем наоборот, возможно, это просчёт хозяина, но крайними он сделает своих работников. Старший тяжело вздохнул, вздохнул и младший, затем поинтересовался:

— Так что будем делать, Гнатыч?

Девушка решила, что пора вмешаться — плыть на барже лучше, чем топать по берегу на своих двоих, тем более судно с арбузами плыло в нужном направлении — в большой город. Почему ей надо туда девушка не знала, но знала, что надо именно туда. Выйдя из зарослей, девушка закричала:

— Ей! На барже! Пассажира не возьмёте?

— Откуда ты знаешь, куда мы идём? Может нам не в ту сторону, что тебе, — ответил старший.

— В ту, в ту! — усмехнулась девушка.

— А откель это тебе известно? — поинтересовался младший.

— А оттель, — ещё шире улыбнулась девушка, — если бы вниз по течению, то уже и плыли бы. Река сама несёт, только рулём направление подправляй. А вы загораете и неизвестно чего ждёте.

Девушка могла бы сказать, чего ждёт незадачливый экипаж баржи, но решила не торопить события — пусть сами расскажут. А как запустить двигатель, она знала, но откуда это знание, она сказать не могла, словно обрывки чего-то забытого всплывали в памяти, подсказывая, что нужно сделать. Вот и сейчас девушка поняла, что случилось с мотором баржи, мало того, она вспомнила — как называется этот мотор. Это был один из первых, довольно примитивных тринклеров — для начала работы его надо было разогреть специальным устройством — паяльной лампой, всплыло в памяти. Хозяин баржи, хоть и купил современную технику, но явно сэкономил, приобретя устаревшую модель. А тринклер она опознала по большому кожуху выхлопной трубы, служившему примитивным глушителем и торчавшему над кормовой надстройкой.

— Если ты такой умный, может, ты знаешь, почему у нас движиматель не работает? — насупившись, спросил парень, уязвлённый тем, что этот, судя по одежде, селянин его передразнил.

— Конечно знаю, почему ваш двигатель не работает, — произнесла девушка, улыбаясь, парень насупился ещё больше, а вот старший, всерьёз опасавшийся разборок с хозяином (как говорят — утопающий хватается за соломинку), кивнул в сторону кормы:

— А ну-ка, посмотри, чего там?

Девушка забралась на баржу и быстро прошла к двигателю — всё оказалось, как она и думала: горючее подавалось в цилиндры самотёком (у этого двигателя их было всего два) из закрытой емкости над мотором, а вот туда закачивалось ручным насосом. Здоровый парень, видно, от чрезмерного усердия закачал туда слишком много горючего масла, создав в ёмкости избыточное давление, вот дозатор и захлебнулся.

— Перенасыщенная смесь, — сообщила девушка, сливая избыток топлива в подставленную ёмкость. Зажёгши лампу, девушка скомандовала парню: — Крути!

— Давай, Онька, крути! — продублировал команду старший. Парень с натугой закрутил ручку запуска, двигатель заработал, несколько раз чихнув.

— Ну ты, парень, голова! — с некоторым уважением сказал старший и, представившись сам, спросил: — Меня Тепаном Гнатычем кличут, его вон, Онькой, Онимом, значит. А тебя?

— Тошей, — ответила девушка, двигая рычаг сцепления, так чтоб винт завертелся в реверсном режиме, отводя баржу от берега. Поймав удивлённый взгляд старшего, пояснила: Тошей, Антоном.

Старший ничего не сказал, только кивнул, он уже стоял у руля, выводя баржу ближе к стремнине, но так, чтоб в неё не попасть.

Отрегулированный Тошей тринклер трудолюбиво толкал баржу, Тепан Гнатыч, наверстывая время, воспользовавшись тем, что на руль можно было поставить этого смышлёного паренька, гнал баржу и ночью. А вот Оним Тошу невзлюбил, возможно потому, что она быстро разобралась с тринклером, заставив его исправно работать, у Оньки-то это не получилось. Тепан Гнатыч, как капитан и доверенное лицо хозяина, до таких мелочей не опускался, даже управление баржей днём он передоверил Тоше. Река была полноводная, с хорошо обозначенным судоходным фарватером, и управлять баржей не составляло трудности. Хотя как сказать... Онька умудрился посадить баржу на мель, и потом полдня таскали арбузы с одного конца баржи на другой, чтоб облегчить ту часть большого плоскодонного судна, что села на мель. А потом остаток дня таскали арбузы обратно, чтоб равномерно загрузить баржу, уже после того как Тоша, выжимая все силы из тринклера, стаскивала баржу с мели. Во время этих авральных работ десяток арбузов упал в воду, скатившись с высокой горки, в которую их сложили. Понятно, что после этого случая Гнатыч не подпускал Оньку к управлению баржей, так же как и к двигателю, доверив очень высокоинтеллектуальную работу по приборке вверенного судна, в том числе и по мытью отхожих мест. Всё это самолюбивого парня озлобляло, так как он считал, что Гнатыч его обижает, отдавая предпочтение Тоше. Ещё больше расстроило Онима обещание Гнатыча похлопотать перед хозяином, чтоб тот взял Тошу в работники, при этом девушке было обещана плата раза в полтора больше, чем у Оньки. Сама Тоша наниматься к купцу, хозяину баржи, не собиралась, она просто хотела добраться до города, и такой способ путешествия ей показался более чем удобным — не идёт, а едет с комфортом, вернее плывёт, при этом ещё и кормят. Ну а работа... Ей самой было интересно управлять баржей, а подкачать топливо в бак над тринклером не такая уж и трудная работа (эту процедуру Гнатыч тоже Оньке не доверял, что вызывало ещё большую злость того), а все тяжёлые и грязные работы выполнял Онька.

Тоша подкачивала в бак вонючую жидкость, служивую тринклеру горючим, когда услышала у себя над головой шаги — в каморку рулевого, носящую гордое название — рулевая рубка, крался Онька. Ему так казалось, что крался, на самом деле довольно громко топал. Тоша закончила работу и стала слушать (её возможности позволяли это сделать, несмотря на шум двигателя).

— Девка это! Вот вам, Гнатыч, истинный крест, девка! Я за ней подсмотрел — она, когда в сортир ходит, садится! — в полный голос шептал Онька, Тепан Гнатыч хмыкнул:

— А может, упасть боится, баржу-то пускай не сильно, но качает. С непривычки-то и упасть можно. Да и где это видано, чтоб девка в моторах так разбиралась. Не-е, паря, завидуешь ты, вот и придумываешь чёрт-те что. Иди-ка лучше делом займись, вон якорную цепь почисть.

— Так у нас же не цепь, а верёвка!

— Канат называется, а не верёвка, салага ты, Онька, ещё, вот тебе бабы везде и мерещатся. Якорь тогда надрай!

Тоша усмехнулась — Гнатыч хоть и недолго, но плавал на настоящем морском корабле (малом каботажнике), теперь же изображал бывалого морского волка и заставлял Онима чистить до блеска все медные детали и не только медные. Это бесполезное занятие, с точки зрения деревенского парня, очень раздражало Оньку, тем более что такой работы прибавилось с появлением Тоши, уход за двигателем, да и обязанности второго рулевого она взяла на себя, вот Гнатыч и придумывал работу, чтоб занять парня. Послушав ещё некоторое время — Онька всё же пытался убедить Гнатыча в своей правоте, а тот сначала лениво отмахивался, но потом, видно не выдержав, рявкнул, заставляя парня заняться делом, девушка пошла сменить капитана баржи на руле. Проходя мимо чистящего якорь Оньки, Тоша ехидно улыбнулась, парень побагровел и, насупившись, пробормотал:

— Докажу, я докажу! Сегодня же и докажу! Все девки одинаковы, и эта никуда не денется! Слабы они, когда настоящего мужика чувствуют!

Но на слова обиженного парня девушка внимания не обратила. Поднявшись в будочку с рулём, она сменила Гнатыча и вела баржу до темноты, уступив тому место у руля, когда уже совсем стемнело.

Спустившись в свою каюту — небольшую каморку под палубой на корме, девушка улеглась спать. Её каморка была рядом с такими же маленькими помещениями остальных членов экипажа, рядом пустовали ещё две. Из чего можно было сделать вывод, что хозяин баржи и тут сэкономил — команда должна была состоять из пяти человек. Ложась спать, Тоша разделась. Размотав кусок ткани на груди (девушка таким образом спрятала свою грудь, ещё тогда, когда решила притвориться парнем), она надела рубаху, спать совсем раздетой не решалась. Ночью, часа в два, девушку разбудил скрип ножа, елозившего по отодвигаемой щеколде на двери. Чуть приоткрыв глаза, она увидела Онима. На парне ничего не было надето, так что его намерения сразу стали понятны притворяющейся спящей наблюдательнице. Резким движением парень сорвал со спящей (как он думал) одеяло и удовлетворённо хмыкнув, навалился на Тошу, разрывая её рубаху и зажимая ей рот ладонью. Оним был, что называется — добрым молодцем: косая сажень в плечах, ростом под два метра, с хорошо развитой мускулатурой. У любой другой девушки противостоять парню не было бы никаких шансов, но не у Тоши. Резким движением она приподняла навалившееся на неё тело, одновременно нанося удар в болевую точку. Оним взвыл и непроизвольно отпрянул, тут же последовал ещё более болезненный, чем первый, удар ногой. Парень отлетел к двери, не давая ему опомниться, девушка наносила всё новые и новые удары, стараясь бить так, чтоб оставлять видимые следы побоев. Избиваемый Онька старался убежать, но Тоша не отставала и била, не переставая, в основном ногами.

До города Кинева оставалось плыть всего-ничего: эта ночь и пол завтрашнего дня. Тепан Гнатыч если бы не держал колесо штурвала, удовлетворённо потёр бы руки — баржа дошла до города назначения на два дня раньше. Тошу послал сам Бог! Если бы капитан баржи знал, кто послал этого паренька, то перекрестился и, вопреки морскому обычаю, плюнул бы за борт! То, что парень больно смазлив и похож на девку — так это ерунда, видно, что ещё совсем дитя — щёк бритва не касалась. Немного странным было — почему такой малец так в двигателях разбирается, может, и не во всех, но в их судовом тринклере точно! Откуда у такого молодого пацана такие знания? Надо будет расспросить, когда в город придут... Неспешно текущие мысли Гнатыча, прервал дикий крик из-под палубы (палуба на барже была только на корме, да и была это не полноценная палуба, а крыша жилого блока). Кричал не Тоша, а Онька! Его бас трудно было не узнать, но сейчас бас был какой-то визгливый. Вслед за криками на палубу выбрался бегущий на четвереньках, голый Оним, за ним прикрытый только порванной рубахой Тоша. Прикрытый?! Это была девушка, даже при свете фонаря это можно было разглядеть! Девушка без замаха ударила Оньку ногой, видно, сильно ударила, а может, очень болезненно, потому что парень завизжал и уже не басом, видно, удар пришёлся в такое место, что способствует повышению тона голоса. Девушка ударила ещё раз, и визг прекратился. Парень ткнулся лбом в палубу и затих. А девушка пнула ещё раз уже бесчувственное тело, целясь в то же место, что и раньше. Опомнившийся Тепан Гнатыч закричал:

— Хватит! Ты его совсем убьёшь! Ты это... Девка, чего его так?

— А чтоб он больше так не делал, чтоб у него в мыслях больше такого не было!

— Так он чего это? Снасильничать тебя хотел? — догадался капитан баржи, хотя по внешнему виду Тоши и Онима это и так было видно.

— Хотел, — подтвердила девушка и ехидно добавила: — Больше так делать не будет, не сможет.

Тело лежащее на палубе застонало, а Гнатыч опасливо спросил:

— Так ты, что? Ему всё отбила?

— Отбила, — подтвердила девушка, совсем не стесняясь своего вида, — совсем отбила. Теперь сможет только любоваться.

— Так это... Того... Нехорошо! — нашёлся что сказать Тепан Гнатыч. Поведение этой девушки было совсем непохоже на то, каким оно должно было быть. Тоша совсем не пыталась прикрыться, хотя видно было не только грудь, вела себя очень самоуверенно, даже нагло. А девушка сообщила:

— Дальше поплывёте без меня. А то я этого совсем прибью, — Тоша ещё раз пнула начавшего подавать признаки жизни Оньку. Тот снова затих. А девушка заявила:

— Рассчитываться как со мной будете? Мало того, что я на вас работала, так вы ещё мне рубаху порвали! Совсем новую, а она у меня одна!

— О плате мы не договаривались, — быстро сказал Гнатыч, — ты эта... Просила тебя до города довезти, а рубаху я тебе не рвал...

— Ну что ж, он порвал, он и заплатит, — недослушав капитана, Тоша кивнула в сторону лежащего на палубе парня, после чего спустилась вниз. Поднялась она уже одетая в свои штаны и одну из запасных рубах Оньки (всего их было у него две, девушка выбрала лучшую — более новую).

— Правь к берегу, — сказала Тоша, обращаясь к Гнатычу. Он попытался было возразить, но поймав взгляд девушки, молча повернул руль. Баржа уткнулась носом в дно, не дойдя до берега сажень пять. Девушка легко, с места перепрыгнула на берег, причём с большим запасом. Помахав рукой оставшимся на барже, зашагала в сторону нескольких огоньков ближайшего селения. В предрассветных сумерках было видно, что деревня не маленькая. То, что двигатель заглох, Тошу не беспокоило, накануне, девушка его отрегулировала, и теперь его легко можно было запустить. К тому же до города уже было совсем недалеко, в крайнем случае — хозяин свои арбузы перегрузит на телеги и так довезёт. Девушка, оглянувшись, усмехнулась — с одной стороны мелкая пакость грела душу, а с другой — она не держала зла на Тепана Гнатыча, а Оньку она и так хорошо наказала, не только тем что побила.

Гнатыч проводил удаляющуюся девушку взглядом, после чего скомандовал вставшему на четвереньки, Оньке:

— Чего разлёгся, сам виноват! А из-за тебя и мне страдать! Иди заводи тринклер, видел же как Тоша это делал... Делала... А красивая девка!

Уже ближе к полудню, когда баржа отошла от берега (пришлось повозиться и со сносом неповоротливого судна, и с капризным двигателем), Онька пришёл жаловаться:

— Рубаху забрала! А ту, что вторая, в клочки порвала! Деньги все унесла! Воровка!

— Поделом тебе, — не стал жалеть своего помощника или матроса капитан, — не полез бы к ней уже в городе были бы, а так... Снова задержка, хозяин по головке не погладит.

Гнатыч хоть и напускал грозный вид, но был доволен — благодаря этой странной девушке пришли в срок, даже немного с опережением, хозяин не оштрафует. Да и платить Тоше не пришлось, а то, что Онима обобрала, то так ему и надо, за свои поступки надо отвечать. А у парня не так уже и мало было — три целковых с мелочью, примерно на полтину, так что эта девица в накладе не осталась.

— Болит и распухло, — пожаловался Онька, Гнатыч только покачал головой — девушка вроде и не сильно била, но оба глаза парня заплыли так, что остались только узкие щёлочки. Вряд ли девушка била по лицу ногами, а вот то место... Туда-то она так и била, причём делала это очень умело и без жалости.

Гликерия была не купчихой, а всего-навсего лавочницей, поэтому приказчиков у неё не было, одна наёмная работница не в счёт, вот и приходилось всё делать самой. Встав с рассветом, Гликерия похлопотала по хозяйству и пошла открывать лавку. Так рано вряд ли зайдут покупатели, но товар надо разложить, да и вообще... Кто рано встаёт, тому, как известно, Бог подаёт. Гликерия только собиралась заняться делами, как вошёл первый покупатель. Парень, непохожий на оборванца, хотя и босой, одежда поношенная, но чистая и в хорошем состоянии (на это Гликерия сразу обратила внимание — хороший лавочник должен определять платёжеспособность покупателя с первого взгляда). Вошедший был не местный, большой выгоды с него не получишь, но и на вора этот смазливый парень не был похож, хоть держался уверенно, даже немного нагло, но не суетливо. Ранний покупатель огляделся и даже не попросил, а скорее приказал:

— Мне нужна одежда: штаны, рубаха, пиджак, ну и исподнее.

Разглядывая ряд выставленных сапог и ботинок, туфли у деревенских спросом не пользовались, парень, словно выбирая, что лучше — сапоги или ботинки, определился:

— И вот те ботинки, соответственно, носки к ним.

Заказанное стоило немало, и Гликерия поинтересовалась:

— А деньги у тебя есть? Это всё стоит целковый с полтинником.

Парень молча выложил на прилавок требуемую сумму и сказал:

— Добавлю, если будет где помыться.

Сумма и так была большая, а если заплатит за баню, то... Гликерия, вздохнув (кто ж откажется подзаработать, если есть возможность, а её-то давно и не было), пояснила:

— Общая баня будет дешевле, но мужики её топят раз в неделю. Есть ещё бани при хозяйствах, но их тоже топить надо, ну там разогреть, — добавила лавочница, увидев, что парень немного удивился. Сделав это пояснение, Гликерия продолжила: — Натоплено только к вечеру будет, да и побанить тебя надо, сам-то толком помыться не сможешь, а у меня в хозяйстве мужиков нет, я да вон она. — Лавочница кивнула в сторону своей помощницы, парень тоже кивнул и сказал, выкладывая ещё один целковый:

— Вот она пускай и поможет, побанит. Я заплачу. Если надо до вечера подождать, я подожду, но с условием — если на ночлег пустите и накормите. Да, ещё буду благодарен, если посоветуете кого, кто в город завтра едет.

Лавочница и её помощница, как завороженные смотрели на деньги, потом обе согласно закивали. Гликерия посмотрела на свою помощницу и сказала:

— Вон, Глуша тебе и поможет, баньку протопит и за банщика будет. Но смотри мне, парень, без баловства! Если что удумаешь, то Глуша тебя враз скрутит, и пикнуть не успеешь!

Тоша, взглянув на девушку, усмехнулась, та была не просто большая, а очень большая, и если бы паренёк, которого Тоша изображала, чего такого бы удумал, то его, действительно, Глуша скрутила бы моментально. Но та не отрываясь смотрела на деньги, и Тоша усмехнулась — если бы паренёк предложил, ну, пусть не целковый, а полтинник, то Глуша согласилась бы на любое баловство, видно, такая же мысль пришла в голову и лавочнице, та показала своей помощнице кулак:

— Но, но! Если он тебя обрюхатит, выгоню без жалости!

— Честное благородное, не буду даже и пытаться, — продолжая усмехаться, произнесла Тоша и спросила: — Кормить меня когда будете?

— Вот обед Глуша приготовит, тогда и покормим и сами поедим, но уж извини, разносолов у нас нет! Что Бог послал, то и едим.

Обеда было ещё долго ждать, и Тоша не спеша выбирала себе одежду, она её не примеряла, так как её размера всё равно не было и то, что она отложила, было великовато. Решив попросить помощницу лавочницы ушить то, что можно (а если не получится — просто это подвернуть), девушка стала просто рассматривать лавку. Довольно большое помещение освещалось коптящими керосиновыми лампами, окна были слишком маленькие и не пропускали достаточно света. Тоша удивилась и спросила у скучающей хозяйки (посетителей не было, а сама Тоша уже сделала покупки) — почему так?

— В окно влезть можно, всякий тать, кто сможет, так и сделает, — пояснила хозяйка, Тоша хотела возразить, что и в дверь этот всякий тать, если захочет — войдёт, но глянув на запоры, решила — в чём-то хозяйка права. Лавка и склад при ней были продолжением дома Гликерии, а дверь запиралась изнутри на три больших засова. Видно, вход в дом был в другом, более надёжном, месте. Теперь внимание девушки привлекли четыре нещадно коптящих, керосиновых лампы. Подойдя к одной, Тоша отрегулировала длину фитиля и подачу горючей жидкости — лампа стала ярче светить.

— Вот, — удовлетворённо сказала девушка, — и свет ярче, и расход керосина меньше.

Хозяйка поцокала языком и попросила так сделать и с остальными лампами. В итоге оказалось, что достаточно всего трёх.

— Парень, откуда ты, такой молодой, знаешь такие хитрости? — спросила хозяйка. Тоша пожала плечами, что она могла ответить? Подобные знания и умения, как было с тринклером на барже, в нужный момент сами всплывали в её памяти. Тоша вышла на улицу, пока она прогуливалась, незаметно пролетело время, и девушку позвали на обед. Можно было сказать, что Бог весьма неплохо посылает продукты Гликерии и Глуше. Как выяснилось, Глуша была не только помощницей Гликерии в торговле, в хозяйстве — тоже. Да и жила эта рослая девица тут же.

Разносолов, как и обещала Гликерия, не было, да и можно ли назвать разносолами — наваристый борщ с пампушками на первое, а на второе — жареную картошку, с отбивными, копчёную колбасу, солёные огурчики и грибочки. Всё это дополнял штоф холодной и прозрачной, как слеза, водки. Тоша отказалась, а лавочница с помощницей опрокинули несколько рюмок. После стряпни Оньки на барже обед показался Тоше более чем изысканным. Умение готовить в таланты девушки, всплывающие неизвестно откуда, не входило, а Оним готовил только макароны по-флотски, причём то недоваривал, и они хрустели на зубах, то так переваривал, что однородную клейкую массу приходилось резать ножом. Да и вместо мяса в макароны добавлял мелко порезанное сало, зажаренное до состояния хрустящих угольков. А Гнатыч, видно, чтоб еда не казалось такой противной, перед каждой трапезой разливал по гранённым стаканчикам мутную жидкость (как он говорил: флотская норма), и эта норма была намного меньше выпитого двумя женщинами. Тоша, и на барже, от спиртного отказывалась.

После обеда Глуша сообщила, что баня готова и можно идти мыться. Гликерия махнула рукой, мол, идите, но при этом не забыла напомнить:

— Чтоб без баловства!

Баня, действительно, была уже натоплена, по крайней мере — в этом помещении было жарко. Но это оказалась не баня, а только предбанник. Здесь стоял большой стол с самоваром (Тоша вспомнила, что этот пузатый агрегат так и называется — самовар, в нём кипятят воду для чая, и что обязательное чаепитие входит в банные процедуры). Пока Тоша рассматривала самовар, Глуша разделась и теперь внимательно смотрела на девушку, которую считала парнем, нисколько не стесняясь своей наготы. А та, усмехнувшись, сняла рубаху и стала разматывать кусок ткани, стягивающий грудь. А когда сняла штаны, то не смогла скрыть ехидного смешка, глядя на раскрытый рот могучей девахи.

— Так ты?.. Это... Стало быть, девка? — закрыла рот Глуша.

— Это я, и не девка, а девушка! — ответила Тоша и спросила: — Чего ждём? Пошли мыться, хотя я не понимаю, зачем мне помогать в этом деле.

— Ага, счас, — ответила Глуша и зачерпнула что-то ковшиком из стоящего в углу бочонка. Во второй комнате, где было очень жарко (так Тоше показалось), под стеной лесенкой стояли лавки. Показав на самую высокую, мол, туда надо забраться и лечь, помощница лавочницы плеснула на камни, от которых и исходил жар, то, что набрала в ковшик. Жаркий ароматный пар забил дыхание, Тоше показалось, что она теряет сознание, а Глуша стала хлестать её чем-то вроде пучка розг с листьями. Девушка хотела возмутиться, но это избиение оказалось неожиданно приятным, видно, входящим в помывочную процедуру. Тоша даже не представляла, что мытьё в бане может принести такое удовольствие, это для неё явилось открытием, так как в её воспоминаниях ничего такого не было. Уже сидя в первой комнате за самоваром, девушки не спеша пили чай, беседуя обо всё и в тоже время ни о чём. Дверь открылась и в комнату вошла Гликерия, видно, не надеясь на то, что подействуют её предостережения — не заниматься баловством, она сама решила убедиться, что ничего такого не происходит, а может, удостовериться, что именно такое и происходит. Гликерия застыла на пороге — хоть Тоша и завернулась в простыню, но правая рука, держащая чашку, не давала куску ткани полностью прикрыть грудь.

— Эт-то что? — произнесла Гликерия, уперевшись взглядом в неприкрытую часть тела. Тоша туда же скосила глаза и сообщила:

— Грудь, правая.

— Эт-то как? Почему? Откуда?! — не могла опомниться Гликерия.

— Откуда? Наверное, отсюда, — Тоша показал в сторону приспущенной простыни, образовавшей большое декольте, после чего продолжила пояснения: — Почему правая? А потому, что не левая.

— А? — невпопад произнесла лавочница, но быстро опомнившись, протянула руку и сдёрнула с Тоши простыню, при этом девушка обратила внимание, какие маслянистые стали у Гликерии глазки. Лавочница протянула руку, постаравшись ухватить Тошу за грудь, та, отстранившись, покачала головой:

— А вот этого не надо! Вы же сами говорили — без баловства!

— С мужчиной — да, а с тобой... Почему и не побаловаться? Что мне помешает? — усмехнулась Гикерия, снова протягивая руку. Тоша, ещё больше отстранившись, предупредила:

— Сломаю!

— Ты? — удивилась лавочница и продолжая улыбаться, кивнула в сторону молчавшей Глуши: — А если я ей прикажу тебя подержать? Сладенькая ты моя!

Тоша сдвинула чашки в сторону и поставила руку локтем на стол. Предлагая Глуше помериться силой, той, видно, была знакома эта мужская забава, и она приняла вызов. Ладошка девушки утонула в огромной лапище помощницы лавочницы, а та даже не поняла, как её рука оказалась прижатой к столу.

— Я приготовиться не успела, — прогудела Глуша и поставила руку, теперь сама приглашая Тошу. Снова сцепились руки, стоящие локтями на столе, Глуша не только надавила, стараясь прижать руку соперницы к столу, но еще сжала ладонь девушки. Тоша с улыбкой наблюдала за потугами противницы, потом снова положила её руку на стол, ещё и стиснув её ладонь.

— Ай! — Глуша замахала рукой, словно та была ошпарена кипятком и теперь деваха старалась её остудить.

— Могу не только руку сломать, но и шею свернуть, — с улыбкой сообщила Тоша, после чего взяла со стола металлическую тарелочку и без видимого усилия свернула её в трубочку. Обе женщины — лавочница и её помощница — опасливо посмотрели на красивую девушку, такую хрупкую на вид. Демонстрация возможностей была более чем убедительна. Глуша, уважительно глянув на то, чем стала тарелка, спросила:

— А от кого же ты прячешься, если можешь вот так... Тебя обидеть — себе дороже. Ты ведь не просто так переоделась?

Тоша вздохнула и стала рассказывать, сочиняя на ходу. Это был рассказ о несчастной любви и о том, как её хотели выдать насильно замуж. И таки выдали, а её несчастного возлюбленного коварный и старый кандидат в мужья, заполучивший в итоге молодую и красивую девушку в жёны, велел своим слугам отравить. Любимый умер в страшных мучениях (на этом моменте рассказчица, вдохновлённая столь благодарными слушателями, остановилась особо, красочно описывая мучения). Обезумевшая от горя Тоша свернула шею своему старому нелюбимому мужу, всем его слугам, собакам во дворе (чтоб не гавкали — пояснила девушка) и ушла в том, что успела надеть. Может, это и к лучшему, наверное, слуги (продолжая рассказ, Тоша упустила из виду, что уже успела свернуть им шеи) того старого графа её ищут (Тоша, решив, что титул убиенному мужу добавит авторитета, поэтому и возвела его в графское достоинство, а слуги, очевидно, гонялись за девушкой уже со свёрнутыми шеями). История была душещипательная и, несмотря на то, что в ней было множество нестыковок, женщины слушали девушку, затаив дыхание. Тоша оказалась хорошей рассказчицей, да и, видно, подобных страстей в этой провинции не было, всё было по-простому, Глуша так и сказала:

— Какая любовь! Не то что у нас, вон Емелька ухажёра Танянки топором зарубил, да и то по-пьяни, трезвым на такое никогда не решился бы, никакой романтичности!

— Да уж, какая тут романтичность, когда топором. Он бы ещё телегой переехал, — согласилась Тоша, обе женщины замолчали, наморщив лбы, видно пытались представить, как один ухажёр гоняется на телеге за другим, пытаясь того задавить этим неповоротливым транспортным средством.

В общем, вечер прошёл хорошо, Тоша поела сладкого печенья и напилась чая, а её слушательницы, впечатлённые страстями в столь романтическом рассказе, не спали почти до утра — из-за стены комнаты рядом с той, где ночевала девушка, раздавались страстные вскрики, да и стоны были не менее громкие. Лавочница и её помощница не только вместе жили в одном доме, а были ещё и любовницами, и если молодой парень мог заинтересовать только Глушу, то девушка — обеих.

Несмотря на шум за стеной, Тоша отлично выспалась, хоть кровать, выделенная ей, была узкой и жёсткой, но это была кровать, а не лавка на барже, именуемая Гнатычем — койкой. Девушка усмехнулась, вспоминая капитана речного судна и его незадачливого матроса, судя по тем маневрам, что баржа делала до обеда — им никак не удавалось запустить двигатель (Тоша специально вышла глянуть на реку — не собирается ли Гнатыч предпринять какие-нибудь действия по возвращению денег Оньки). Но, видно, капитан решил не терять времени и двигаться в город, деньги-то были не его, а вот за опоздание мог пострадать именно он! Тоша, с удовлетворением понаблюдав за отплывающей баржей, отправилась к Гликерии обедать и мыться в бане (на барже это сделать не удавалось).

Утром, позавтракав, Тоша отправилась в город, напросившись в попутчики лохматому мужичку. Лохматый владелец телеги мало того, что взял с девушки пятачок, так всю дорогу донимал расспросами. То, что она ночевала у Гликерии, мужичок уже знал и теперь жаждал пикантных подробностей:

— Так ты, паря, даже в бане мылся, неужто сам? А, с Лушей, и как? Как ничего не было! Такая баба! А Гликерия не приставала? Ну это понятно. Говоришь, им не до тебя было. Бесстыдницы! А ты, паря, ничего — симпатичный. Даже очень. Странно, как это они на тебя внимания не обратили, Глишка — ладно, она, как мужик, по бабам. Но Луша нормальная-то была, пока с Глишкой не сошлась.

Разговор мужичка и его нездоровый интерес несколько утомили Тошу, снова одетую как парень, и когда вдали показался город, она с облегчением вздохнула — терпеть назойливость лохматого возницы осталось недолго. При въезде в город, в стороне от дороги, стояли длинные сараи, видны были только их крыши. Эти строения закрывал большой забор. Из-за него донёсся громкий треск, который трудно было с чем-то спутать, Тоша поинтересовалась у мужичка:

— Что это там?

— Дык, поле для еропланов. Там они стоят. Иногда даже видать, как взлетают, жуткое зрелище — трещит и летит! Разве ж это дело — по небу людям летать?

— Что же здесь жуткого? — удивилась Тоша. — Летят-то они в аэроплане, а не сами по себе.

Мужичок неодобрительно посмотрел на девушку — какой-то странный парень ему в попутчики попался — бабами не интересуется (такой интересный разговор не поддерживал!), совсем не возмущён тем, что люди по небу, как птицы, летают. А Тоша ещё больше удивила селянина — спрыгнула с телеги и со словами "Пойду посмотрю" направилась к забору. Чуть отъехав, мужичок оглянулся — его странный попутчик легко взобрался на высокий забор.

Глава вторая. Ограбление по...

Викентий Палыч Шиморский, раздражённо закусив губу, смотрел на большой четырёхмоторный аэроплан. Если три мотора весело трещали, то четвёртый никак не хотел заводиться! Потап очередной раз крутанул пропеллер и отскочил, двигатель, будто насмехаясь над усилиями людей, громко чихнул, выпустив из выхлопной трубы клуб дыма, издал громкий двойной щелчок. На этом всё и закончилось.

— Глуши! — закричал Тёмий Зиновьич Гамов, помощник Шиморского, и, когда стих треск моторов, нормальным голосом добавил: — Похоже, сегодня нам "Витязя" в небо не поднять.

— Это точно! — согласился Потап. А выбравшийся из кабины аэроплана мужчина, в кожаном реглане, в сердцах сплюнул:

— Надо было алеманские моторы покупать, а то эти гальские — барахло!

— О "гномах" самые положительные отзывы были, да и мощнее они алеманских, — возразил Тёмий Зиновьич.

— "Гном", почему такое название? — спросил Потап.

— Гномы, по легендам, был такой народ искусных мастеров в древности. Очень трудолюбивый.

— Если судить по нашему мотору, Тёмий Зиновьич, то эти гномы были отъявленными бездельниками! — сделал неожиданный вывод Потап, ему возразил помощник Шиморского:

— Но остальные-то нормально работают!

— В семье не без урода!

— Потап, ты хочешь сказать, что тот, кто работает — урод? — усмехнулся мужчина в реглане.

— Да нет, Сашко, я хочу сказать, что эти гномы уроды и бездельники! — не мог успокоиться механик. Человек в реглане усмехнулся и снял большие очки, а главный конструктор аэроплана Викентий Палыч Шиморский, досадливо хмыкнув, сказал:

— Надо разобраться, почему второй мотор не запускается. Тёма, ты покупал этих легендарных трудяг, тебе и выяснять — почему один из них не хочет работать.

Второй инженер вздохнул и снял сюртук, закатывая рукава рубашки, а Потап подал ему синий халат. Шиморский последовал примеру своего помощника. Но надеть не успел, сзади, со стороны забора, послышался насмешливый голос:

— А чего ему запускаться? Вы его перекосили, затягивая головки цилиндров, четвёртого и пятого, к тому же зажигание запаздывает. Кстати, не только у этого у вон того тоже, меньше, но запаздывает, неужели не слышите?

Оба инженера и механик обернулись: на заборе сидел паренёк, скорее мальчик, уж очень юным у него было лицо, такое бывает только у маленьких детей или красивых девушек. Но судя по одежде, это был именно парень, к тому же девушка вряд ли забралась бы на забор. Да и ребёнком этот юноша не был, хотя и был невелик ростом, слишком серьёзно он смотрел и говорил. А то, что он говорил, вряд ли мог знать ребёнок. Викентий Палыч, застывший с халатом в руках, глядя на этого юношу, быстро произнёс:

— Показать можешь?

Шиморский был не только хорошим инженером, он ещё был, можно сказать, талантливым руководителем и умел подбирать исполнителей для своих проектов. Что-то в этом пареньке было такое, что Викентий Палыч доверился своему чутью, надеясь — оно не подведёт и в этот раз. Парень легко спрыгнул с довольно высокого забора, как он на него забрался, было интересно не только Шиморскому — забор был гладкий и высокий, такой, чтоб оградить лётное поле, а особенно мастерские, от любопытных глаз. Юноша подошёл к мотору и, улыбнувшись, показал на цилиндры звездообразного мотора:

— Вот у этих вы перетянули вот эти болты. Снимайте винт, будем чинить.

Под руководством этого молодого паренька быстро устранили неполадки и отрегулировали зажигание. Викентий Палыч и Тёмий Зиновьич сначала удивлённо, а потом многозначительно переглядывались: парень очень толково распоряжался, показывая, что и где надо делать.

— Как вас величать? — спросил Гамов, вроде парень молодой и к нему можно обращаться на ты. Но его знания и умения невольно, вызывали уважение.

— Тоша, — улыбнулся парень, его улыбка была очень располагающей, и все вокруг невольно тоже заулыбались. А паренёк поправился: — Антоном, но можно звать Тошей, я не обижусь.

Когда все неполадки были устранены, Шиморский, достав из жилетного кармана часы, откинул их крышку и сообщил:

— Пять часов, господа, думаю, сегодня успеем провести испытание. Асаш Гаврилыч, как считаете? Взлёт, круг над лётным полем и посадка — этого будет достаточно.

Пилот — мужчина в реглане солидно кивнул и, поддавшись секундному порыву, предложил Тоше:

— А хочешь полететь вместе со мной?

Тоша посмотрела на аэроплан, большой, четырёх моторный "Витязь" был совсем не похож на стоящие недалеко галльские "Фатраны" и алеманские "Шорхи", то были одномоторные самолёты с открытой кабиной, расположенной за мотором. У "Витязя" же два места для пилотов, расположенные рядом на самом носу и защищённые от потоков воздуха специальным остекленением. Второй пилот улыбнулся и широким жестом предложил девушке занять своё место, сам же сел в кресло во втором ряду.

— Это не опасно? Аэроплан ещё ни разу не подымался в воздух, — забеспокоился Гамов, Шиманский его успокоил:

— "Витязь" не совсем новый аэроплан, его прототип, двухмоторный "Богатырь" показал отличные лётные качества и управляемость. Мы же применили в этом аэроплане многие наработки предыдущей модели. Или вы, Тёмий Зиновьич, сомневаетесь в работоспособности нашего детища?

Гамов смущённо замолчал, а у "Витязя" уже работали оба мотора, аэроплан вздрогнул и побежал по взлётной полосе. Разбег был больше, чем у одномоторных аэропланов, да и оторвался от земли "Витязь" как-то нехотя, но высоту набирать начал быстро. Оба инженера, механик и ещё трое рабочих, участвовавших к подготовке аэроплана к первому испытательному полёту, дружно закричали "ура"! А "Витязь", согласно плана первого полёта, долетел до ближайшего леса в нескольких верстах от аэродрома, развернулся и направился обратно. Но вдруг аэроплан снова развернулся, сделал круг, задрал нос и полетел вверх, потом резко пошёл вниз, люди, наблюдавшие за этими манёврами, ахнули. Им показалось, что "Витязь" сейчас врежется в землю и разобьётся, но аэроплан прекратил снижение и полетел обратно. Аэроплан снизился и как-то очень осторожно коснулся взлётной полосы, пробежав по утрамбованной земле, остановился недалеко от зрителей, снова закричавших "ура"! К выбравшемуся из кабины последним первому пилоту обратился Шиморский:

— Ну, Асаш Гаврилыч, и напугали вы нас! Аэроплан-то совсем новый, неизвестно ещё, как он будет выполнять подобные манёвры, к их выполнению надо подходить с осторожностью, а вы... Нет, так рисковать нельзя!

— Риска никакого не было, аэроплан отличный! Управляемость на высшем уровне, не ругайте Сашка, — вмешался паренёк. Пилот улыбнулся:

— Он так смотрел на штурвал, что я решил дать ему немного подержаться. А Антон как добрался до управления, так и... Вы видели, он вполне может управлять самолётом, по крайней мере, он действовал очень грамотно!

— Асаш Гаврилыч! Вы доверили управление "Витязем"... — начал Шиморский, но Тоша его перебила:

— Он только подержать штурвал дал, вернее, переключил управление на второго пилота, а дальше я сам... Извините, не мог удержаться.

Тоша покаянно опустила голову, а Викентий Палыч внимательно на неё посмотрел и спросил:

— Антон, вы умеете пилотировать?

Тоша развела руками, показывая — зачем это скрывать, если все и так видели. Знания, умения и опыт сами всплывали в её памяти в нужный момент и это при том, что она не помнила о себе ничего. Её воспоминания начинались с появления в лесу. Всё, что она вспоминала, было для неё само собой разумеющимся, как и то, что она знала о каком-то важном деле, ей предстоящем. Что это за дело, девушка даже не догадывалась, но была уверенна, что нужные знания придут вовремя.

Шиморский смотрел на о чём-то задумавшегося паренька, опытный инженер-конструктор был удивлён, нет, просто поражён тем, что продемонстрировал этот юноша. Чтоб иметь такие знания и умения, надо было учиться не один год, даже курс политеха не давал такого уровня, а там учили четыре года, а этому юноше, почти мальчику, и шестнадцати дать нельзя. Даже если допустить, что Антон (то, что он сначала представился именем — Тоша, ласкательным и уменьшительным, тоже говорило о его малом возрасте) учился в институте, то поступил он туда лет в десять-одиннадцать. В таком возрасте в студенты не брали, будь ты хоть семи пядей во лбу. Размышления Шиморского прервал Потап:

— А не отметить ли первый и такой успешный полёт нашей птички! — предложил механик и, увидев нахмуренные брови своего начальника, быстро добавил: — Чисто символически! А вот перекусить и сделать это основательно не мешало бы, обед-то мы пропустили!

К удивлению Викентия Палыча, тормозки с продуктами были у всех, его подчинённые словно сговорились, да и спиртного было не на один шкалик. С одной стороны, это было нарушением дисциплины, а с другой — уверенность подчинённых и соратников в успехе проекта "Витязь" радовала Шиморского как руководителя и конструктора. В конце концов, сегодня, можно сказать, праздник и успех можно отметить. Шиморский сам не пил, только пригубил, наблюдая за остальными, особенно за Антоном, тот тоже не пил, и даже не пробовал пригубить. Но вот съел он много, видно, парень был голодным (время-то было далеко послеобеденное, а завтрак у Гликерии был не в пример беднее, чем обед накануне, да и ужин был очень скромным). Конструктор "Витязя" задумчиво поглядел на юношу, парень был никому не известным, понятно, что рекомендации у него вряд ли были. Но и упускать специалиста не хотелось, а то, что продемонстрировал сегодня Антон, было весомее нескольких рекомендаций. Викентий Палыч принял решение — пригласить парня к себе на ночлег, присмотреться, одет этот юноша, хоть и по-деревенски, но в чистое и новое, на опустившегося механика не похож, да и молод он, к тому же не пьёт.

— Антон, не знаю как вас по отчеству, у вас есть, где переночевать? — спросил Шиморский.

— Я ж говорил, можно просто Тоша, молод я ещё, чтоб ко мне по отчеству, — улыбнувшись, ответил парень на первый как бы вопрос и, пожав плечами, сообщил: — Негде, я вот думал этим с утра и заняться, да вот...

— Провозились с нами весь день, — улыбнулся в ответ Викентий Палыч, уж очень у парня была открытая и заразительная улыбка. И осуществляя свой замысел, предложил: — А давайте-ка ко мне, дом у меня большой, живу с женой и дочкой, она, хотя и не замужем, но старше вас, так что никаких таких планов я на этот счёт не строю. А вот поговорить о вашем дальнейшем трудоустройстве... Как вы на это смотрите?

Тоша не стала отказываться, как-то в городе надо было устраиваться, так почему бы не в мастерской по изготовлению аэропланов? Тем более что к этому у Тоши лежала душа, да и знания были именно по этим направлениям — моторы, пилотирование. Почему так и откуда девушка не знала, знания и умения были не только технические, но и возникли какие-то весьма специфические, а также стали появляться новые, ещё пока смутные воспоминания, заполняющие провалы в памяти.

Викентий Палыч приглядывался к шагающему рядом пареньку, то, что он не сельский, а городской житель было заметно — его не удивляли большие здания, прогрохотавший трамвай и изредка проносящиеся (по сравнению с неспешно ехавшими пролётками) автомобили. Антон был слишком молод, и будь он сельским жителем, привыкнуть ко всему этому просто бы не успел, да и то, что он умеет управлять аэропланом, говорило о городском происхождении. Вообще-то можно было нанять пролётку (у Викентия Палыча был и автомобиль, но он сломался), но Шиморский решил просто прогуляться. Проходя через центр города — инженер ещё раз убедился в правильности своих выводов — сверкающие витрины и электрическое освещение улицы не произвели на парня никакого впечатления, словно такое он видел много раз и окружающее ему совсем не интересно. Но вдруг Антон остановился и задал неожиданный вопрос:

— Викентий Палыч, у вас деньги есть? Не могли бы вы мне одолжить на пару часов двадцать целковых?

Первый вопрос был более чем странным, да и второй вопрос вызывал удивление — зачем парню двадцать целковых на несколько часов? Шиморский растерялся и, утвердительно ответив, дал юноше требуемую сумму, надо сказать — не маленькую! Дальнейшие действия Антона заставили задуматься Шиморского — правильно ли он поступил, дав парню деньги? Юноша подобрал с земли уголёк и нарисовал себе щегольские усики и такую же бородку, подправив брови, изменил свою внешность до неузнаваемости. Растерев уголёк ладонями, провел ими себе по щекам, создавая видимость той черноты, что даёт лёгкая небритость. Проделав всё это, Антон решительно направился к "Золотой Ривьере" — самому фешенебельному и большому игорному заведению города, инженеру не оставалось ничего другого, как последовать за парнем. Небольшая заминка вышла у входа — швейцар-охранник преградил Антону путь, но тот шёл так решительно, к тому же продемонстрировал два червонца, и швейцар отступил в сторону, Шиморский прошёл без проблем — его внешний вид вопросов у охранника не вызвал. Пока он осматривался, Антон успел поменять деньги на жетоны и устремился к игральным столам, тем, что были с рулеткой. Викентий Палыч осуждающе покачал головой — оказывается, у этого милого юноши был порок, и не маленький порок — страсть к азартным играм, а Антон постоял у одного из игральных столов, у другого и решительно сел за третий.

Парень не стал сразу делать ставку, а некоторое время наблюдал за игрой. Неожиданно он сделал ставку, поставив все фишки на двойной ноль. В случае если шарик остановится там, то выигрыш был почти в сотню раз выше поставленной суммы. Шарик остановился именно, в той ячейке.

— Двойное зеро! Ваш выигрыш! — объявил крупье, подвигая к Антону горку фишек. Дальше игра шла с переменным успехом, Антон делал небольшие ставки и то выигрывал, то проигрывал. Больше проигрывал. Привлечённые крупным выигрышем игроки из-за других столов пытались подражать счастливчику, надеясь, что фортуна от него не отвернется, и они сумеют отхватить свою долю удачи. Но делая ставки, по мелочам (а вот другие игроки рисковали больше и проиграли больше, так как общий итог был в пользу заведения), Антон тоже проиграл, спустив треть своего выигрыша. Разочарованные игроки из-за других столов вернулись обратно, и тут молодой селянин, старающийся выглядеть франтом, снова поставил все свои фишки на двойной ноль!

— Двойное зеро! Ваш выигрыш! — крупье старался быть беспристрастным, но его голос непроизвольно дрожал — это сельский щёголь выиграл очень большую сумму, видно, этот парень не тот, за кого пытается выдать. Фишек, чтоб её покрыть, не хватило, и крупье стал выписывать игровой вексель.

— Выписывайте на всю сумму, я выхожу из игры, — спокойно сказал Антон, стоящий чуть в стороне Шиморский отметил, что голос парня изменился и стал более низким, с какой-то хрипотцой.

— Э-э-э-э... Вы не желаете отыграться? — невпопад спросил крупье, выписывая вексель. Парень усмехнулся и ответил:

— Отыграться? Извольте, но должен вам заметить, это вы сами предложили.

Крупье бросил шарик и Антон поставил на цифру, всего лишь утраивающую изначальную ставку. Антон поставил не фишки, а свой игровой вексель. Примеру Антона последовали и другие игроки, вновь сбежавшиеся к столу. Шарик остановился напротив цифры со ставкой Антона и не только его.

— Замените вексель, — спокойно сказал парень, крупье уже был уверен, что это профессиональный шулер, только непонятно было, почему он играет за столом с рулеткой, а не за картёжным, и ещё непонятнее было, как ему удаётся выигрывать! А молодой человек, поддержанный другими игроками, у крупье не хватало фишек, чтоб обеспечить не только выигрыш Антона, а и все остальные, спокойно ждал, пока крупье заполнит необходимый бланк, применяющийся именно в таких случаях. Счастливые обладатели векселей во главе с Антоном и неотступно за ним следовавшим Шиморским направились к стойке дежурного администратора казино. Тот растерянно повертел вексель, поданный Антоном, и сообщил:

— Это слишком большая сумма, в кассе её нет. Если вы будете любезны, прийти завтра...

— Выписывайте банковский вексель, — с улыбкой ответил парень, кивнув в сторону стойки банковского отделения "Вионского кредита". Этот весьма почтенный банк имел круглосуточно работающее отделение в не менее почтенном казино "Золотая Ривьера". Игорный дом работал круглые сутки, но основная игра шла-то ночью. Если клиент хотел проиграть крупную сумму, то не ждать же казино целые сутки, клиент может и передумать! Конечно, это отделение не оперировало наличными, только векселями, но курьерская связь с центральной городской конторой (тоже работающей круглосуточно, ведь деловая жизнь города не замирала ни на мгновение) осуществлялась каждые полчаса, и игрок, выписавший вексель, уже не имел возможности отозвать его обратно. Возможно, если бы этот юный селянин был бы один, администратор смог бы как-то отвертеться и затянуть с выплатой, вернее, выпиской, но парня подпирала толпа тоже желающих немедленно получить свой выигрыш. Вексель казино перекочевал за конторку служащего "Вионского кредита", и уже банковский чек с соответствующей отметкой вручён ожидавшему курьеру.

— Оформить счёт или получить деньги наличными вы сможете завтра утром или в любое время дня, — с улыбкой сказал банковский клерк и пояснил: — Службы нашего банка, этим занимающиеся, работают только днём.

Теперь Антону был вручён уже чек "Вионского кредита". От парня не укрылось, как перемигнулись администратор казино и банковский служащий, забрав банковский чек, парень поблагодарил и направился к выходу, инженер, молча, последовал следом в некотором отдалении. Антон взял не только вексель, порядка пятидесяти целковых взял наличными.

— И много вы выиграли? — поинтересовался Шиморский у Антона на улице, когда тот отдавал свой долг. Парень ответил:

— Около четырёхсот тысяч целковых, можно было и больше, но тогда служащие казино сразу приняли бы радикальные меры. А так — не успели. Теперь, конечно, примут, но что можно предпринять, когда вексель, вернее, банковский чек выписан? Банальное ограбление, мне чек выписан на предъявителя, банковский служащий моего имени не спросил, хотя должен был это сделать. Но это и к лучшему.

— Почему? — спросил Шиморский, обративший внимание на то, что Антон завёл его в довольно тёмное место.

— Потому что будут искать шулера, выдававшего себя за селянина. Он хоть и оделся по-простому, но щеголеватый вид его выдал. Людям свойственно некоторое самомнение — они считают, что умнее других, а другие это замечают и думают, что они умнее... Ну, и так далее. Вы сейчас поймаете извозчика и отъедете в ту сторону, а на выходе этого переулка меня подождёте, я там пройду...

— Но зачем? — удивился Викентий Палыч. — Там же темно! Вас там могут...

— Именно это и постараются сделать — ограбить и, скорее всего, убить, но не волнуйтесь, я знаю, что делаю. А вам сейчас надо показать, что в казино вы оказались совершенно случайно, просто зашли полюбопытствовать.

Антон решительным шагом направился в тёмный переулок, а Шиморский, вопреки рекомендациям парня, тихонько пошёл за ним. Антон совершенно беззаботно шёл, насвистывая что-то весёлое, когда дорогу ему преградили четыре человека, ещё трое перекрыли путь назад, догнав инженера. Шиморского прижал к стене волосатый детина, доставая нож, он дохнул перегаром, чесноком и чем-то гнилостным:

— Ты дядя, не туда пошёл, выбрал бы другую дорогу, остался бы, жив.

Детина прижал Шиморского к стенке, решив, что тот уже никуда не денется, обернулся, чтоб посмотреть, как там его товарищи справятся с франтом, так нагревшим казино.

— Молодой человек, несмотря на свою молодость, вы сумели сорвать большой куш, а это недопустимо, предлагаю вам отдать чек по-хорошему, — произнёс один из преградивших дорогу, вытаскивая пистолет, в отличие от тех, что перекрыли дорогу сзади, эти были очень прилично одеты. Тоша ничего не ответила, а молча двинулась вперёд, заставив бандитов замешкаться, потому что было непонятно, что собирается сделать этот парень: сразу отдать вексель или подойти ближе, чтоб вступить с главарём в переговоры. О том, что этот с виду хрупкий паренёк нападёт, никто не мог и подумать. Шиморский видел, как Антон подошёл почти вплотную к тем четырём, что перегораживали дорогу, видно, тот, что был с пистолетом, что-то почувствовал, или сработало то самое пресловутое чувство опасности. Держа пистолет перед грудью, главарь (а кем ещё может быть бандит, вооружённый пистолетом?) сделал шаг назад и угрожающе произнёс:

— Но, но...

Антон вскинул руки и крайние бандиты упали на землю, булькая кровью в перерезанном горле, чем их ударил Антон, Шиморский так и не понял, но видно чем-то очень острым, потому что раны были глубокие и получившие их даже не дёрнулись, просто осели на землю. Бандит с пистолетом успел выстрелить, но попал в своего товарища, которого, резко дёрнув, Тоша поставила перед собой. Инженер увидел, как толкнув застреленного на стрелявшего, Антон вскинул свою руку и послышался глухой треск, а у стрелявшего, голова неестественно откинулась назад. Что Антон сделал, Викентий Палыч понял, когда юноша оказался рядом с ним и, ухватив детину, выше его на голову, сломал тому шею с таким же глухим треском. С двумя оставшимися бандитами парень расправился столь же безжалостно. Последнего, бросившегося наутёк, с точки зрения Шиморского, можно было и пощадить, дав убежать, но Антон, в два прыжка покрывший расстояние почти в десять саженей, воткнул в спину бандиту тот нож, которым чуть не зарезали инженера. Затем, быстро достав из ближайшего колодца ведро воды (это тоже удивило Шиморского, так как юноша не вращал ворот, а резко дёрнув за верёвку, выхватил ведро из сруба), смыл все следы своего импровизированного грима. Сделав это, Антон потащил Шиморского из переулка — со стороны противоположной той, куда они убегали, послышались свистки полицейских, спешивших на звук выстрела.

Выскочив из переулка, Тоша остановила пролётку, так как пытавшийся отдышаться Шиморский это сделать не мог. Только погрузившись в экипаж, по-другому это действие назвать было нельзя, так Тоша, буквально затолкала инженера в пролётку, Викентий Палыч смог назвать адрес. Всю дорогу он молчал, пытаясь понять, а не сделал ли он ошибку (поддавшись порыву великодушия и не желая упустить ценного специалиста), пригласив этого парня к себе домой. То, что Антон сделал в казино, говорило о большом опыте в проведение подобных действий, да и последующие события... Чтоб так легко расправиться с семью бандитами, явно не новичками в своём деле, для этого надо обладать и опытом, и умением подобных драк, а где этому смог бы обучится такой молодой парень? Да и безжалостность расправы вызывала не просто страх — ужас! Парень убивал людей, словно мух прихлопывал! Это пугало до дрожи, но и пойти на попятную, отказавшись от своего приглашения, Шиморский не решался, просто боялся!

Высокая дородная женщина встретила Шиморского упрёком:

— Вики, что же ты так долго? Мы с Полюшей уже утомились ждать! А кто это с тобой? Представь нас молодому человеку!

— Это, гм, Антон, — произнёс Шиморский, подосадовав на себя, что не озаботился узнать фамилию парня, да и до того ли было: сначала ремонт двигателя, потом пробный полёт, в общем, обычные хлопоты увлечённого специалиста, занятого своим любимым делом и не обращающего внимания на разные мелочи. А уж затем... То, что произошло в казино, и последовавшие за этим события... В общем, не до того было! Женщина, видно, была знакома с некоторой рассеянностью своего мужа, вполне могущего забыть о такой мелочи как фамилия приглашённого, представилась сама:

— Я Лизавета Ильинична, жена Викентия Палыча, а это наша дочь — Полина, — Лизавета Ильинична показала на девицу, похожую на неё и выглядевшую лет на двадцать пять — двадцать шесть. Антон, к удивлению женщин, да и Шиморского, не стал целовать руки дамам, что на его бы месте сделал всякий воспитанный молодой человек, а только кивнул и предложил, не назвав при этом своей фамилии:

— Можете называть меня Тоша.

Уже зайдя в дом, Лизавета Ильинична, выслушав рассказ своего мужа о событиях на аэродроме (о том, что произошло в казино и после его посещения, Викентий Палыч рассказывать не стал), предложила:

— Ужин уже остыл, а банька натоплена, сначала мы с Полиной пойдём, а потом мужчины. Пока будете мыться, я ужин разогрею, прислугу я уже отпустила, поздновато уже.

— Лизавета Ильинична, а можно я баню с вами? — спросила Тоша и, полюбовавшись на удивлённые, даже немного возмущённые лица инженера и его жены, пояснила, именно к ней и обращаясь: — Нет, я могу и с Викентием Палычем в баню сходить. Но, боюсь, вы очень возражать будете, я Антонина. Хотела парнем притвориться, но вижу — долго это не получится, да и баня... Очень хочется, а притворяясь парнем... Сами понимаете.

Теперь Тоша любовалась на отвисшие челюсти супружеской пары, особенно на удивление Шиморского. Картину усугубляло легкомысленное хихиканье Полины.

В бане Лизавета Ильинична с завистью рассматривала ладную, как точёная статуэтка, фигурку Тоши. То, что Викентий Палыч пригласил красивого парня в дом, женщина восприняла как должное — её дочь была ещё в девках, засиделась слегка. А вот в девушке увидела конкурентку своей дочери, тем более что сравнение было далеко не в пользу Полины. Сама Полина ни о чём таком не думала и щебетала с этой милой девушкой:

— У тебя такие формы, словно ты только из пены морской вышла, как Афина...

— Афродита, — поправила Тоша, не понимая, откуда это знание у неё взялось, просто возникло в голове, как остальные навыки и как умение драться.

— Да, Афродита, — ничуть не смутилась Полина и с той же непринуждённостью добавила: — У тебя отбоя в женихах не будет, не то что у меня. Уже двадцать пять, а я всё в девках!

— Что никто и не сватался? — удивилась Тоша, Полина, хоть и была в мать, такая же крупная, но красивая девушка, да и Лизавета Ильинична выглядела красивой, а в молодости была красавицей.

— Как же не сватались, сватались! Но мне не нравились или маменьке с папенькой...

— Да, найти себе подходящую пару трудно, — согласилась Тоша и решила утешить девушку: — Я вот тоже не нашла подходящего.

— Тоша, ты же ещё такая молодая! — удивилась Полина, а её мать, что-то заподозрив, спросила:

— Тоша, а сколько тебе лет?

— Тридцать восемь, — назвала девушка цифру, всплывшую в памяти. Лизавета Ильинична недоверчиво покачала головой:

— Не может быть! Выглядишь ты моложе Полины!

— Тридцать восемь, — повторила Тоша и пояснила: — У меня в роду все молодо выглядят, да и слежу я за своей внешностью.

За ужином Викентий Палыч украдкой наблюдал за Тошей. Девушка, одетая в халатик Полины, несмотря на то, что он был ей сильно великоват, была чудо как хороша. Если притворяясь парнем, Тоша выглядела слишком смазливой, что вызывало даже некоторое раздражение, то сейчас... Полина завистливо вздохнула и заметила:

— Тоша. У тебя такой аппетит! Аж завидно!

— У меня растущий организм и ему требуется много еды. Тем более что всё такое вкусное! — ответила девушка, доедая очередной пирожок. Лизавета Ильинична благодарно кивнула — пирожки делала она, и похвала свежего человека, оценившего её кулинарные таланты, ей как хозяйке была приятна. Муж и дочь воспринимали её стряпню как должное. Полина, которая всё никак не могла поверить, что Тоше столько лет, хмыкнула:

— Растущий организм? В тридцать восемь лет? Не поздновато ли организму расти?

— Организму никогда не поздно расти, — ответила Тоша, потянувшись за ещё одним пирожком.

— Сколько?! — поперхнулся Викентий Палыч. — Тридцать восемь!

Тоша ничего не ответила, занятая пирожком, а инженер задал интересовавший его вопрос:

— Тоша, я хотел вас спросить — откуда у вас такие познания в области моторостроения?

— Я закончила с отличием нельский технологический колледж, именно по этой специальности. Да и изучала я этот предмет, можно сказать — по призванию. Нравится мне копаться в моторах...

— Тоша! Вы учились в Соединённых Свободных Республиках?

— Да, Викентий Палыч, — кивнула девушка, а Полина восторженно произнесла:

— Ах! ССР — страна свободы и демократии! Образец для всего остального мира! Ты там жила! Как я тебе завидую!

— Да особенного там ничего такого нет, страна как страна, такая же как многие в Старом Свете. Это восточная часть, побережье. А если вглубь континента... А запад страны...

— Ах! Свобода и демократия, не то что у нас, в Империи! Эмансипация женщин! Равные возможности для всех! — продолжила восторгаться Полина, не дослушав Тошу. Та криво усмехнулась:

— Я же сказала. Восток мало чем отличается от любой из стран Старого континента, а на западе... Равные возможности раньше выхватить револьвер. Но обычно быстрее получается у того, кто это умеет делать. А у такого умельца очень своеобразные представления о демократии. А эмансипация... Она в первую очередь там означает, что на слабость женщины никто не делает скидки. Слабость, наоборот, провоцирует насилие, поэтому приходится быть сильной, и не просто сильной, ещё и беспощадной, такой, чтоб не оставлять своим противникам возможности реванша.

Тоша говорила, словно что-то вспоминая, так оно и было — воспоминания о каких-то давно прошедших событиях всплывали из глубин памяти, и они девушке совсем не нравились. Это были давние события, произошедшие с ней в Новом свете, в стране называемой Соединённые Свободные Республики, в этом Тоша уже ничуть не сомневалась. Жена и дочь инженера слушали девушку (хотя она и утверждала, что ей тридцать восемь лет, но назвать её не девушкой, а зрелой женщиной язык не поворачивался), широко распахнув глаза и приоткрыв от удивления рты. А сам Шиморский, вспоминая бойню, устроенную Тошей у казино, думал — что же должна была пережить эта хрупкая девушка, чтоб научиться так драться и стать такой безжалостной.

Утром проснувшаяся Полина заглянула в комнату, что выделили Тоше. Девушка уже не спала, а немыслимо изгибаясь, делала какие-то физические упражнения. Глядя на любопытную дочь хозяина, осторожно просунувшую голову в приоткрытый дверной проём, Тоша развела ноги в стороны и так села на пол.

— Ой! — отреагировала Полина.

— Это называется прямой шпагат, — как ни в чём не бывало пояснила Тоша. Затем из столь неудобного положения, подпрыгнув высоко вверх, девушка встала на ноги.

— Что это? — удивлённо спросила Полина, с опаской глядя на ноги Тоши, видно боялась, что после такого издевательства, они отвалятся. Тоша, высоко подняв одну ногу, заложила её за голову и в таком виде кувыркнулась в воздухе, сообщив при этом:

— Утренняя зарядка называется.

— Зарядка — это когда — руки в стороны, ноги на ширину плеч, а потом приседают, — скривилась Полина, глядя на Тошу, поменявшую одну ногу за головой и продолжавшую так прыгать, та усмехнулась:

— У меня как раз ноги на ширине плеч...

— Они у тебя за плечами!

— За ширину плеч не выходят же, значит условие соблюдено, — ещё шире улыбнулась Тоша и приняла нормальное положение. Взяв с кровати полотенце, девушка сказала:

— Ты спрашивала — как мне удаётся так молодо выглядеть? Вот так и удаётся — стараться надо!

Тоша выпрыгнула в окно, несмотря на то, что было довольно высоко, всё-таки — второй этаж, и со смехом побежала к колодцу, вообще-то, эта оригинальная зарядка с загибанием ног была рассчитана именно на Полину. Тоша сначала хотела организовать девушке молодильные процедуры с обтиранием грязью и посыпанием головы пеплом, но решила, что это будет чересчур — Полина может обидеться, поэтому ограничилась столь своеобразной зарядкой.

За завтраком Викентий Палыч сказал:

— Сегодня полётов не будет, завтра суббота — короткий день, поэтому сегодня только регламентные работы. К программе испытательных полётов приступим с понедельника. Сейчас доедим и поедем на лётное поле.

— А на чём поедем? — поинтересовалась Тоша, инженер ответил:

— На извозчике.

— Вы говорили, у вас есть автомобиль, но он не исправен, я могу посмотреть в чём дело. Авто будет быстрее, да и солиднее, — предложила девушка, заулыбавшись. Решив, что особой задержки не будет, Шиморский разрешил посмотреть. Неисправность Тоша устранила, затратив пять минут. Она не просто разбиралась в моторах и механизмах, девушка их чувствовала. Неисправности не искала, а сразу видела — где и что. Выведя "Балтийца" (автомобиль был имперской сборки, а не выписанный из-за границы), Тоша победно поглядела на инженера, кивнув тому на сиденье рядом с местом водителя, позвала:

— Карета подана! Извольте садиться!

Шиморский улыбнулся, Тоша не только починила авто, но и выехала на нём из гаража, значит, она умеет и управлять машиной. Инженер сходил в дом и вынес кожаную куртку, кепку и очки-консервы. За это время девушка успела умыться и помыть руки, но её штаны были испачканы, увидев это, Лизавета Ильинична позвала Тошу в дом, там девушка переоделась. Ей дали старые вещи Полины, старые потому, что младшая Шиморская из них выросла, а так широкая юбка и блузка с длинными рукавами были ещё новыми. Поверх блузки Тоша надела кожаную куртку, оказавшуюся ей великоватой, даже очень, пришлось подвернуть рукава, впрочем, когда девушка сидела за рулём, это было не особенно заметно.

— Папа, у тебя теперь персональный шофёр! — захлопала в ладоши Полина, а Тоша, посигналив клаксоном, выехала со двора.

Тоша очень умело вела авто, и Шиморский даже залюбовался девушкой, но обеспокоенность взяла верх, и он задал вопрос, что не решался задать дома:

— Тоша, а как вы думаете получить деньги по векселю из казино?

— Во-первых это банковский чек, а не вексель казино, и этот банковский чек на предъявителя, то, что он выдан отделением банка, расположенного в казино не имеет значения — банк уже списал эти деньги со счёта игорного дома. А личность предъявителя чека разглашаться не будет. Банк "Вионский кредит" солидная организация и рисковать своей репутацией, открывая банковскую тайну, не станет. Казино "Золотая Ривьера" не тот клиент, ради которого стоит рисковать своей репутацией. Кроме того, я не буду забирать деньги из банка — слишком большая сумма. Где мне её хранить? Я открою счёт в этом же банке, таким образом, деньги там и останутся, банк ничего не потеряет — деньги как в нём лежали, так и будут лежать.

Шиморский покивал, слушая ответ Тоши, и сделал предположение:

— Но казино этого так просто не оставит! Они постараются сделать всё, чтоб вернуть деньги! Они будут вас искать!

— Не сомневаюсь, — согласилась Тоша, — будут искать, возможно, наймут детектива. Но я вам уже говорила — будут искать франтоватого шулера. Он хоть и оделся под селянина, не очень богатого селянина, но привычки его выдали: усики, бородка, у селянина таких быть не может. Одна модная небритость о многом говорит, такую едва заметную щетину не всякий мастер парикмахер сделает. Так что, будут искать франта, а не селянина и уж точно не девушку.

— Почему? — растерянно поинтересовался Шиморский, вроде доводы Тоши были убедительны, но если наймут детективов... Те могут докопаться.

— Викентий Палыч, — улыбнулась Тоша, — ну где вы видели небритую девушку?

— Да, — согласился инженер, — такое только в кошмарном сне может привидеться!

— Вот видите, будут искать шулера и не одного, а целую банду, не мог же он сам справиться с теми бандитами, что напали в переулке.

Шиморский непроизвольно поёжился, вспомнив тот переулок. Что такое сотворила одна девушка — и подумать было невозможно! А Тоша продолжила развивать свою мысль:

— Видите, искать будут шулера и его банду. С опаской искать будут. Там в переулке были работники казино. Тот с пистолетом был из администрации. Да и второй — не простой служащий. Ещё разыгрывающие бандитов. Это были охранники казино — на плечи накинули какую-то рвань, но вычищенные сапоги да одинаковые штаны с лампасами... Согласитесь, так уличные бандиты не одеваются.

— И их всех... — начал инженер и замолчал, задумавшись. Кивнув каким-то своим мыслям, согласился с девушкой: — Да будут искать не одного шулера, а банду, хорошо организованную и опасную. Но я... Меня же там видели!

— Зашли мы не вместе, вышли тоже. Вы зашли развеяться после тяжёлого трудового дня, и игра молодого человека вам показалась забавной. На пролётке с вами уже ехала я, смыв грим. Если будут спрашивать — вы велели мне подождать на улице, что я и делала. Не место скромным девушкам в казино! — с улыбкой закончила Тоша.

— Да, действительно, самая удобная отговорка: я только видел игру, как и многие другие, заметил только щетину у молодого человека, — Шиморский потёр подбородок и задал следующий интересовавший его вопрос: — Раз я стал вашим соучастником, не поделитесь ли, как вам удалось выигрывать? Ведь вы точно знали, что так будет!

— В этом никакого секрета нет, вам как коллеге-инженеру это сразу станет понятно. Только не пытайтесь повторить, надо уметь наблюдать именно за этим. Когда-то о чём-то подобном мне рассказал один золотоискатель с Юкона. Сами знаете — там где золото, там обязательны азартные игры, в том числе рулетка. Как-то наблюдая за игрой, он обратил внимание, что при определённой изначальной комбинации положения колеса и вбрасываемого шарика, получается повторяющийся результат — шарик останавливается напротив одних и тех же ячеек. Он стал играть и, делая максимальные ставки, сорвал большой куш. Так продолжалось несколько дней, пока на это не обратили внимание владельцы игровых столов. Эти ребята предложили ему немаленькие отступные, чтоб он перестал играть и никому не рассказывал о своей системе, а он...

— Но в рулетке не может быть системы! Это игра основана на случайных...

— Вы правы, в рулетке не может быть системы, утверждающие обратное лгут, — в свою очередь перебила Шиморского Тоша и пояснила: — Тот стол стоял у печки, а золотоискатель выбрал самоё тёплое место. Колесо рулетки на столе, стоявшем рядом с печкой, рассохлось. Вот золотоискатель это и подметил и воспользовался дефектной рулеткой.

— Но, Тоша, здесь же не было печек и все столы исправны! — возразил инженер. Девушка, не отрывая взгляда от дороги, ответила:

— Викентий Палыч, вам ли не знать, что идеальных механизмов не бывает, в любом из них изначально есть если не дефект, то допуск точности изготовления. Стол рулетки не исключение, допуск точности изготовления тоже есть. В одном — меньше, в другом — больше, зная, что искать, найти можно. А у меня талант находить дефекты и неисправности. Вы же видели, я села не за первый попавшийся стол, а долго выбирала. У того стола была немного перекошена ось колеса.

— А если бы не нашли дефектного стола? — спросил Шиморский.

— Не стала бы играть, — пожала плечами Тоша. Автомобиль выехал к ограде лётного поля, и находящееся в нём замолчали. Тоша сосредоточилась на управлении, а Шиморский задумался над услышанным. Многое из того, что казалось ему в этой девушке поначалу странным, имело объяснение. Не всё, кое-какие тайны остались не выясненными: как Тоша, учившаяся за океаном, попала в Империю? Почему она осталась без гроша, раз решилась на такую авантюру? Тайны, тайны... Но у какого человека их нет? Решив, что всё это можно будет выяснить позже, Шиморский не стал об этом расспрашивать девушку. Уже у ворот аэродрома Викентий Палыч, которому было жалко терять хорошего специалиста, спросил:

— Тоша, вы теперь богаты и, наверное, не примете моё предложение работать у меня?

— Ну почему же, Викентий Палыч, с радостью приму! Мне это интересно, а заняться в данный момент всё равно нечем.

— Жалование — инженера, — быстро сказал Шиморский, — я только совладелец нашей компании, младший партнёр. Финансами распоряжаюсь не я, моё дело — техническое обеспечение. Но думаю, что выбить ещё одну ставку инженера, я смогу. Так вы согласны?

— Согласна, — кивнула Тоша. Автомобиль уже подъезжал к большому сараю, именуемому ангаром, где собирали "Витязь", а теперь там было место его хранения. Сейчас аэроплан выкатили и он стоял снаружи.

"Витязь" выкатили из ангара и прогрели моторы. Все четыре мотора работали, как швейранские часы. Заглушив двигатели, все остались довольны, а механик Потап, вытирая руки ветошью, высказал общее пожелание:

— А неплохо было, если бы Викентий Палыч уговорил парня у нас работать!

— Да, неплохо бы... — рассеянно проговорил Гамов, просматривающий утреннюю газету.

— Что там пишут? — поинтересовался лениво жмурящийся на солнце один из пилотов, сегодня им работать не надо было и оба летуна пребывали в расслабленном состоянии. Асаш Гаврилыч поддержал коллегу:

— Да, Тёмий Зиновьич, поделитесь новостями, вы так увлечённо читаете.

— Да вот сенсация, ограбили "Золотую Ривьеру". Пишут, что все деньги унесли, банда шулеров...

— Один шулер — беда, а тут целая банда! — вставил Потап, остальные механики его поддержали. Гамов продолжил делиться новостями:

— Сначала выиграли, а потом унесли...

— Так какое же это ограбление, если выиграли? — удивился пилот.

— Дело в том, что эта банда почему-то перебила охрану казино и убила старшего администратора, этим ограблением занялась сыскная контора "Гран Пикертон, коллеги и сыновья"...

— А так же и прочие родственники, — хмыкнул Асаш Гавилыч. Один из младших механиков поинтересовался у Гамова:

— А вы, господин инженер, как думаете, найдут?

— Вряд ли, — вместо Гамова, ответил второй пилот и добавил: — Что-то Викентия Палыча нет, непохоже на него... Обычно он не опаздывает.

Договорить летун не успел, в ворота въехал "Балтиец" Шиморского.

— Гляди-ка, у Викентия Палыча шофёр появился, — удивился Потап, — обычно он сам ездит.

— Ставлю целковый против копейки, что это Тоша, — прищурившись, посмотрел на приближающийся автомобиль Асаш Гаврилыч и одобрительно произнёс: — Уговорил-таки парня Викентий Палыч. Недаром вчера к себе его зазвал.

Автомобиль остановился, и из него выбрались Шиморский и его водитель в великоватой для него кожаной куртке. Когда шофёр обошёл машину, люди удивлённо замерли — водитель был в юбке! Длинная юбка закрывала ноги до щиколоток, открывая простые мужские ботинки, в которых ходят богатые селяне. Стянув очки, шофёр блеснула озорными зелёными глазами и сообщила:

— Ну нету у меня туфелек или ботиночек, а эти топотуны с юбкой совсем не смотрятся.

— Тоша? — растерянно произнёс Тёмий Зиновьич.

— Антон? — растерялся и Потап.

— Антонина! — ответила девушка.

— Настоящая девушка! Прежде всего думает — как выглядит и переживает, что ботинки не подходят к юбке, — Асаш Гаврилыч, наклонившись, поцеловал девушке руку.

Глава третья. Цирк.

Это не был лес, а скорее роща. Лучи солнца беспрепятственно достигали земли — кроны деревьев им не мешали. Один, особенно шаловливый, пробрался сквозь сплетение ветвей кустов и пощекотал веки спящей девушки, заставляя её проснуться. Громко чихнув, девушка открыла ярко-зелёные глаза, села и, оглядевшись, произнесла мелодичным голосом:

— Природа — это хорошо, только вот, что я здесь делаю? Да ещё в таком виде?

Одета девушка была в длинную рубаху, очень напоминавшую ночное одеяние. Девушка немного посидела и встала, отряхнувшись, направилась, следуя бегущей куда-то тропинке. Тропинка вывела на большую полянку, примыкающую к проезжей дороге (судя по тому, как она была укатана, ею пользовались постоянно). Полянка была не пустая, её занимали несколько десятков ярко раскрашенных фургонов. Около одного из них столпились люди, о чём-то оживлённо переговаривающиеся, к ним и направилась девушка. Подойдя поближе, девушка поздоровалась, обратив на себя внимание. Обернувшиеся люди в изумлении застыли — их удивила не столько красота незнакомки, сколько её внешний вид, всё-таки разгуливающие по лесу (место было не дикое, но довольно безлюдное) девушки в ночных рубашках — явление не обычное.

— Ты кто? — спросил один из мужчин, видно, при виде этой девушки ничего другого кроме такого вопроса ему в голову не пришло. Девушка робко улыбнулась и ответила:

— Атиша.

— Откуда и почему в таком виде? — спросил другой мужчина, пожирая незнакомку глазами, девушка начала многословно отвечать:

— Ах, мы ехали, на нас напали разбойники, ограбили, всё забрали! Меня бросили в этом тёмном лесу, совсем одну! Бедная я, бедная и совсем несчастная! Всеми брошенная и покинутая!

— Даже разбойниками? Покинутая? — не смог сдержать улыбки маленький худой мужчина.

— Какие разбойники? Откуда они здесь? Да и лес совсем не тёмный, — ещё один из этой толпы посмотрел на редкие деревья, освещённые ярким полуденным солнцем. Одна из женщин (в этой группе людей были не только мужчины), с сомнением глядя на девушку, поинтересовалась:

— Разбойники? Напали? И всё забрали. А тебя отпустили? Если бы это были разбойники, то их в первую очередь заинтересовала бы ты! Вряд ли они оставили тебе эту одежду, по крайней мере, целой. Обязательно порвали бы, пытаясь снять!

Женщина многозначительно посмотрела на длинную и чистую рубашку. Плотная ткань, скрывая детали, не могла спрятать фигуру девушки, от которой мужчины не могли отвести глаза. Видно, это и вызвало раздражение женщины.

— Да, действительно, если на тебя в лесу напали разбойники, то почему ты в ночной рубашке? — вступил в разговор солидный мужчина в жилетке.

— Ах, я спала, меня похитили прямо из постели и увезли в тёмный и страшный лес!

— Как-то странно, получается — похитили из постели. Увезли в тёмный лес и там напали, но почему-то рубашку не сняли. Если девушку похищают из постели и везут в лес, то там обязательно разденут, девушек из постели именно для этого в лес и... — начал кто-то из мужчин высказывать свои предположения, но развить свою мысль ему не дали.

— Ах ты бесстыдник! Тебе бы только в лес девушек тащить и там раздевать! — набросилась женщина на мужчину, высказавшегося по поводу девушек и леса. Тот пожал плечами:

— А что я ещё должен подумать, встретив в лесу раздетую девушку.

— Она не раздетая, а в ночной рубашке! — возразила женщина.

— Оно-то и странно, в лесу, в полдень, в ночной рубашке. Может, она откуда-то сбежала? Уж очень её объяснения неправдоподобно выглядят, — высказался ещё один мужчина, худой и высокий. Другой, такой же худой, но не высокий, посмотрев на босые ноги девушки, сказал:

— Она не могла долго идти. Отсюда до ближайшего жилья — полдня пути. А до города, где есть заведение, где все ходят, я имею ввиду — пациенты, в таких рубашках, ещё дальше. К тому же эта рубашка не с длинными рукавами. Её сюда привезли.

— Федя, возможно, ты и прав. Её привезли и здесь бросили, только непонятно зачем?

— Привезли и бросили на съедение диким и злым зверям! Бедная я, несчастная я! — запричитала девушка, до этого внимательно слушавшая предположения о своём появлении в этом месте.

— Только вот зачем? — спросил мужчина, первым задавший вопрос, время от времени с беспокойством поглядывая в сторону одного из фургонов, возможно, это и было причиной его первоначальной рассеянности. Очередной раз, отвлёкшись от общей беседы и заглянув в фургон, спросил:

— Так. Значит, тебя Атиша зовут, странное имя. А откуда ты, откуда тебя привезли?

— Не знаю, я спала, а меня... — заплакала девушка.

— А где ты заснула? — спросил солидный мужчина, видно главный в этой группе людей, так как остальные не перебивали его, только слушали, хотя было видно, что у них тоже есть вопросы. О том, что этот мужчина главный, свидетельствовала его одежда: жилетка поверх рубашки (остальные были только в рубахах) и золотая цепочка часов, свисавшая из кармана и тянувшаяся поперёк живота.

— Не знаю! — ещё сильнее заплакала девушка. Мужчина, задавший вопросы, и длинный худой переглянулись и одновременно покачали головами, словно пришли к какому-то выводу. В этот момент из фургона, около которого стояли люди, раздался рёв. Главный мужчина растерянно оглянулся, произнеся при этом:

— О, мейн гот, что же делать!

Ещё один человек откатил стену фургона в сторону, за ней была решётка из толстых вертикальных прутьев, за ней стоял лев. Бешено стегая себя хвостом по бокам, зверь заревел снова и повернулся, глядя куда-то внутрь фургона. Там лежал ещё один лев, настоящий лев с гривой. А первым зверем была львица, о чём свидетельствовало отсутствие гривы. Львица снова заревела, лев её поддержал, но его рёв был какой-то жалобный.

— О, мейн гот! — повторил мужчина в жилетке и, словно забыв о девушке, горестно продолжил: — Что же делать? Что же мне делать?

Атиша перестала плакать и со словами "Что же вы, ему же больно" проскользнула в клетку, легко пройдя меду прутьев.

— Куда, глюпый баба! — закричал мужчина, сейчас, видно от волнения, его акцент стал очень заметным. Девушка бесстрашно шагнула ко льву, мимоходом погладив львицу по загривку. Та перестала рычать и потянулась за рукой, словно ещё просила, чтоб её погладили. Девушка присела перед лежащим львом, заглянула ему в глаза, потеребила уши, пощупала нос и положила руку на живот. Зрители этого странного представления поражённо молчали. А девушка, повернувшись, скомандовала:

— Воды! Нагрейте!

Несколько мужчин и женщина бросились: кто разводить костёр, кто за котелком, а потом набирать в него воду из ближайшего ручья, благо, он был рядом. А девушка занялась львицей, раскрыв той пасть, провела рукой по зубам и потрогала один. Львица молчала, только смотрела, заглядывая Атише в глаза. А та говорила что-то успокаивающее. Сейчас девушка совсем не была похожа на ту растерянную, несчастную девицу, что вышла из лесу к фургонам. Атиша выскользнула из клетки-фургона и скрылась в лесу, словно забыв, что несколько минут назад называла его страшным и тёмным. Вернулась она, когда вода в котелке начала закипать. Всыпав в кипящую воду горсть трав и попросив женщину помешивать варево, снова скользнула в клетку. Львы, снова недовольно рычавшие, при виде девушки замолчали. А та дала льву пучок травы, что принесла из лесу, и тот стал его жадно есть. Затем Атиша подошла к львице и снова открыла ей пасть, положив туда ещё один пучок. Выбравшись из клетки успокоенных львов, девушка сказала:

— У льва были желудочные колики, а у львицы болел зуб, в смысле клык. Надо было их выпустить, они сами бы нашли нужную траву, а так запустили болезнь льва, надо будет давать ему отвар, когда остынет, два раза в день и траву львице ещё раз на зуб положить.

Господин в жилетке с часами и ещё один длинный, и в отличие от других, тоже одетый в жилетку, только кожаную, переглянулись. А девушка продолжала им выговаривать:

— Надо было зверей показать ветеринару, а не ждать. Вы же видели, как они беспокоятся!

— Надо было выпустить львов на травку, — произнёс человек в кожаной жилетке и спросил у владельца часов: — Гутлиб, ты это представляешь? Львы на травке!

— О да! — ответил Гутлиб. — Это есть нонсенс! А показать ветеринару... Это лев, хищник, а не корова, какой ветеринар согласится осмотреть его? Да вообще, кто решиться войти в клетку?!

Оба обладателя жилеток одновременно посмотрели на Атишу, и второй видно, укротитель зверей, покачав головой, спросил:

— Девушка, откуда ты такая взялась?

— Меня бросили в тёмном и страшном лесу, одну бросили, совсем бросили, на растерзание страшным диким зверям! — снова запричитала Атиша, Гутлиб, видно, понял, что так от неё ничего не добьешься, многозначительно глянув на клетку-фургон с успокоившимися львами, спросил:

— А что ты ещё умеешь?

Девушка растерянно оглянулась и, показав на один из фургонов, на борту которого был нарисован канатоходец, сказала:

— Вот так могу.

— Интересно, — сказал маленький и худенький мужчина, — сейчас проверим.

Он скрылся в этом фургоне и через несколько секунд появился с мотком каната, толщиной примерно, в палец. Привязав его к двум фургонам, мужчина показал на канат рукой:

— Прошу!

Девушка подошла к канату и, подняв руку, потрогала его, словно пробуя натяжение.

— Федя, а вдруг она упадёт? — спросила молодая девушка из группы цирковых артистов. Если судить по рисункам на бортах фургонов, это был цирк. Канатоходец (а кому мог принадлежать фургон с таким изображением) ответил:

— Тут невысоко, сильно не зашибётся.

— Как же она на твой канат заберётся в своей ночной рубашке? И как по нему ходить будет? — спросила ещё одна девушка. Атиша подтянула рубаху до середины бедра и завязала узлом, так чтоб та не развевалась. После чего легко подтянулась и встала на канате. Пробежалась по нему в одну, затем в другую сторону, сделав при этом несколько па, да так, словно под ней был не канат, а широкая твёрдая сцена. Теперь многозначительно переглянулись господин Гутлиб, Федя и укротитель львов.

— Она не говорит, кто такая и откуда здесь взялась, но то, что она из цирковых, сомнений не вызывает, — тихо произнёс укротитель, канатоходец согласно кивнул:

— Ты прав, Родион, она двигается так, словно ходит по канату с детства. А это возможно, если эта девушка росла в одной из цирковых трупп. Но я вроде как знаю всех, кто умеет ходить по канату, а её не помню. Согласитесь, что с такой внешностью трудно остаться незамеченной!

— Тут я с тобой, Федя, вполне согласен, — кивнул Родион и, глядя на то, как девушка исполняла что-то похожее на темпераментный танец, добавил: — Такие ножки можно просто показывать, стоя на одном месте, танцевать не обязательно.

— Ах бесстыжие твои глаза!.. — напустилась на укротителя одна из женщин и замолчала, недосказав, её прервал гулкий бас, раздавшийся от одного из фургонов, на котором был нарисован силач, поднимающий гири:

— А девочка ничего, я бы с такой...

— И не думай, Фил, — повернулся на голос Гутлиб. Могучий мужчина, почти такой же, как был нарисован на фургоне, ответил:

— А почему бы и нет, если девочка захочет, а ведь она захочет! Не так ли, милашка?

Атиша спрыгнула с каната и спряталась за спины стоящих людей, а силач, хмыкнув, сказал Гутлибу:

— Почему бы и нет? И не забывайте, кто вам делает основную кассу, так что спорить со мной...

Силач, не договорив, скрылся в своём фургоне, а одна из девушек спросила у Атиши:

— Есть хочешь? Да? Тогда идём ко мне в фургон, разносолов не обещаю, но червячка заморишь, да и приодену тебя. Конечно, не королевские одеяния, но выглядеть будешь прилично. Девушки ушли в фургон с нарисованной наездницей, стоящей на скачущей лошади. Мужчины проводили девушек взглядом, и Гутлиб спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Что скажете?

— Она, несомненно, из цирковых, — повторил ранее сказанное Федя.

— Она умеет обращаться с животными, с хищниками. А это не так просто. Зверь должен к человеку чувствовать доверие, иначе к себе не подпустит, а если и подпустит, то... В общем, плохо кончится. Катя недаром её к себе увела — её Резвая что-то хромает. Вот увидите, Катя попросит эту девушку посмотреть свою лошадку.

Канатоходец согласно кивнул и глянул на Гутлиба:

— Что делать будем? Директор ты и тебе решать, но я бы взял девушку, не только в труппу. Но и к себе в номер.

— Но те, кто её сюда привез, могут... — с сомнением начал директор цирка, ему возразил укротитель:

— Те, кто её сюда привёз, тут и бросили. Судя по тому, что она ничего не помнит — её чем-то опоили. Она многое умеет, такого, что обычный человек и не сделает, но при этом не помнит — откуда она и как сюда попала.

— Своё имя помнит, — возразил Гутлиб.

— Имя такая вещь, что трудно забыть, — улыбнулся Федя и, став серьёзным, высказал свои соображения: — Вполне возможно, что это не её имя, уж очень странное.

— Артистический псевдоним. У тебя он тоже необычный, — теперь усмехнулся Родион, — да и у меня тоже...

— Надо проверить какие языки она знает, — предложил Федя и обосновал своё предложение: — То, что она из цирковых, сомнений нет. Но никто из нас её не знает, а о девушке, обладающей такими талантами и внешностью, кто-то из нас обязательно бы слышал.

Мужчины направились к фургону наездницы. Постучав в дверь, Гутлиб позвал:

— Катя, можно оговорить с Атишей?

Когда девушка выглянула, Гутлиб заговорил с ней на алеманском, девушка ответила. Она говорила так, словно это был её родной язык, без акцента она говорила и на гэльском. Аглисский Гутлиб знал хуже, но похоже, что и на этом языке Атиша объяснялась свободно. Видно, понимая, что ей устроили проверку, девушка заговорила на шипанском, быстро заговорила, как уроженка той страны. Шипанский Гутлиб знал совсем плохо, но мог поклясться, что и тут девушка говорила без акцента. Несколько фраз, сказанных на языках, неизвестных мужчинам, совсем их сбили с толку. Девушка скрылась в фургоне, а мужчины устроили маленькое совещание.

— Если бы я встретил её на улице Дерлина или Хранбурга, я бы решил, что она местная, — сказал Гутлиб. Федя пожал плечами:

— Я тоже принял её за местную, из Империи, но такое знание стольких языков... Откуда она? Теряюсь в догадках.

— Отличное знание нескольких языков, гастроли происходят-то в разных странах, у цирковых не редкость, — высказался Родион, Федя добавил:

— Это если цирк хороший, и его везде принимают...

— Вот я и говорю, — развил свою мысль укротитель, — Атиша из очень хорошего цирка, но, видно, там решили от неё избавиться — опоили и увезли в лес.

— И бросили на нашем пути, рассчитывая, что мы её подберём, девушку с такими талантами не взять в свою труппу... — теперь Федя дополнил рассуждения Родиона. Гутлиб пожевал губами:

— Но подбрасывать такой талант конкурентам? Если она из какого-то другого цирка, то там должны понимать, что эта девушка усилит любую труппу. Хотя бы тем, что будет ухаживать за животными.

Укротитель вздохнул — кочевая жизнь не лучшим образом сказывалась на зверях, особенно на нервных хищниках, и правильный уход за ними очень много значил, а Атиша, похоже, умеет это делать. О том же подумал и директор цирка, кивнув укротителю: цирк без больших хищников — это уже не тот уровень, а такие звери дорого стоили, и смерть льва или тигра делали в цирковом бюджете ощутимую брешь.

— Её подбросили именно нам, потому что знали — мы не пройдём мимо и подберём её. А значит, увезём с собой, может эту цель и преследовали те, кто её здесь бросил. От неё хотели избавиться, но убийство...

— Грех, большой грех! — перебил Федю Гутлиб, канатоходец, усмехнувшись, продолжил:

— Вот и я о том же, а так... Девушку подобрали, и она стала членом труппы, а имя?.. У всех у нас цирковые псевдонимы необычны, и второе имя фактически частенько заменяет первое.

— Значит, вы за то, чтоб эту девушку взять с собой, — подвёл итог Гутлиб. Его собеседники кивнули, директор цирка принял решение: — Значит, берём! Только присматривайте за ней, да ещё меня Фил беспокоит. Как бы чего не вышло, а он на девочку уже глаз положил и будет добиваться своего.

Стены фургона не мешали Атише слушать этот разговор, как не мешало и щебетание Кати, предлагавшей своей новой подруге различные наряды. Обещание посмотреть её лошадок уже было получено, потому наездница и была такая щедрая, правда, наряды были не новые, да и маловаты для самой Кати. За стеной стихли голоса, Атиша усмехнулась — люди неохотно верят самой правдоподобной истории им рассказанной, стараясь перепроверить все факты. А вот своей выдумке, какой бы она нелепой не оказалась, готовы поверить безоговорочно.

Передвижной цирк, именно передвижной, а не бродячий, двигался в направлении нужном Атише. Через три дня фургоны расположились на специальной площадке в городе Киневе. Город был большой, и здесь стояло стационарное помещение цирка, но Гутлиб сказал, что его арендовать слишком дорого, тем более что у цирка был свой большой шатёр. Все цирковые артисты жили в своих фургончиках, только силач Фил снимал номер в гостинице, его гонорары это позволяли. Так Фил делал обычно, но в этот раз остался жить в своём вагончике. Обеспокоенная Катя попыталась предупредить подругу:

— Фил неспроста остался жить в фургоне, он хочет...

Атиша приподняла бровь, а Катя всхлипнула:

— Он хочет взять тебя силой! Меня вот так тоже... Ночью забрался в фургон и...

— И никто за тебя не заступился? — удивилась Атиша.

— Так уже поздно было, он сделал, что хотел. Его ругали, Гутлиб даже оштрафовать хотел, а Фил сказал, что женится, а потом заявил, что передумал, что я слишком холодная. А какая я могу быть, если меня силой! — снова всхлипнула Катя, вытерев слёзы, пояснила: — С ним никто связываться не хочет, он один раз Федю избил. Когда тот хотел за меня заступиться. Подло избил, подстерёг так, чтоб никто ничего не знал!

— А Федя что, промолчал?

— А что мог? Пожаловаться, так Фил сказал бы, что на него возводят напраслину из зависти, а Федя сам упал!

— Ну что ж, предпримем меры, — улыбнулась Атиша.

— Какие меры? — удивилась Катя и предупредила: — Он сегодня и попробует забраться в наш фургон!

— А ты что, кричать не будешь?

— Фил ударит или как-то по-другому рот заткнёт, думаешь я не пробовала кричать?

— Тогда сделаем так, — улыбнулась Атиша и заговорщицки зашептала на ухо Кате.

Ночью Катя проснулась от того, что кто-то тихо открыл дверь её фургона. Катя села на своей лежанке, подобрав под себя ноги. Дверной проём закрыла массивная фигура, скользнувшая к месту, где обычно спала Атиша, но там никого не было.

— Где? — выдохнул Фил.

— В другом фургоне, — ответила Катя.

— Если у этого ходока по верёвке... — угрожающе прорычал Фил, — ноги переломаю!

— В другом, идем, покажу, — Катя спала одетой и теперь прошмыгнула мимо силача наружу. Тому ничего не оставалось делать, как последовать за ней.

Катя остановилась у фургона клетки, там, прижавшись к боку льва, прикрытая его лапой, спала Атиша. Силач протянул руку, собираясь схватить Катю за горло, но его остановил спокойный голос:

— Клетку открою.

Катя отскочила в сторону, а ехидно глядящая на Фила Атиша выбралась из-под лапы льва. Тот открыл жёлтый глаз и зевнул, демонстрируя клыки.

— Проголодался, бедненький, — погладила гриву Атиша, тут же с другой стороны под её руку, требуя и свою долю ласки, подлезла львица, глухо рыкнув при этом. Атиша и её погладила, сообщив, появившемуся Родиону: — Кушать хотят, а тут бесхозное мясо ходит. Покормить?

Девушка сделала вид, что открывает клетку, даже защёлку отбросила. Теперь львам, чтоб выйти, надо было просто толкнуть дверь. Атиша протянула руку, указывая на силача:

— Вон, завтрак! В это время львы выходят на охоту, не будем нарушать режим питания.

Лев рыкнул уже в полный голос и двинулся к ещё закрытой двери, Атиша и не думала его останавливать. Фил понял, что убежать не успеет и, заикаясь, произнёс, обращаясь к Родиону:

— Ссскажи ей!

— Атиша! Прекрати! — как можно строже сказал укротитель.

— Цезарь очень кушать хочет. Не послушает меня, — улыбнулась девушка, подталкивая льва к выходу. Силач с ужасом смотрел в жёлтые глаза зверя, которые неотрывно смотрели на него (так казалось Филу). Вряд ли лев съест, а вот, науськанной этой ведьмой, порвать вполне сможет. Это только в легендах герои-силачи разрывают голыми руками пасть льву, в жизни всё не так. Силач ярко представил свои откушенные по локоть руки. Под ногами Фила расплылась лужа.

— Фу! Какой вонючий! Не ешьте его! Отравитесь! — сказала Атиша львам, набрасывая запирающую дверь защёлку.

Силач быстро и совсем несолидно убежал, а Родион вытер пот:

— Фу, я уже думал, что ты на самом деле собираешься львов выпустить!

— Выпущу, если он ещё раз... — нахмурившись, произнесла Атиша, обращаясь к зрителям этого представления, многие из труппы проснулись, разбуженные рыком львов.

— Фил отомстит, он тебе этого унижения не простит, — сказал Атише Федя.

Жизнь цирка шла как обычно — утром репетиции, по вечерам представления. Атиша участвовала уже в трёх номерах: ходила вместе с Федей по канату, ассистировала Родиону в номере с хищниками, танцевала вместе с Катей на скачущих лошадях. На девушку стали уже "ходить". Хотя как утверждали некоторые из труппы, не столько на номера посмотреть, сколько на ноги девушки. Силач после случая со львом притих, но Катя советовала Атише держаться настороже — Фил был мстительным и всегда старался добиться своего.

Во время одной из репетиций с канатоходцем, когда тот отдыхал на площадке, на вершине одной из штанг, между которыми был натянут канат, Атиша поинтересовалась у Феди:

— Послушай, а почему на афише написано — на канате непревзойдённый Федруццио? Ты же Федя?

— Атиша, представь себе — напишут: на канате Федя, или ещё того похлеще — Федя на верёвке! Тут недолго додумать — Федя, висящий на верёвке! Вон у Кати тоже артистическое имя Великолепная Катти, ты её-то спрашивала, почему так? Публику надо завлечь, на непревзойдённого или великолепную она обязательно клюнет, а вот на Федю с Катей и не посмотрит. У тебя, кстати, имя или псевдоним? — Федя посмотрел на Атишу, ожидая ответа. О девушке так ничего и не узнали, о себе она не рассказывала, а когда спрашивали, говорила ничего не помнит, но знала очень много. Такое объяснить провалами памяти было трудно, Атиша явно что-то скрывала. Да и документы ей уже надо было бы выправить, пока шапито цирка было в Киневе, это было ещё не актуально, но если надо будет переехать... В подорожную надо вписать имена и фамилии всех артистов. По прибытии в Кинев Атиша просто обошла заставу стороной, по полю. А когда начала выступать, то её оформили как местную, временно принятую на работу, но Гутлиб понимал, что это до первой серьёзной паспортной проверки, а такую категорию бродячих жителей Империи, как цирковые артисты, проверяли довольно тщательно. Атиша ничего не ответила на вопрос Феди, возможно, не захотела, а может, отвлеклась, так как увидела, что рабочие — униформисты во время представления, начали граблями взбивать писту.

— Вон Дрёма и Тёма опилки к барьеру отгребают, сейчас Катя будет репетировать, — Атиша легко скользнула по шесту вниз. Поднимаясь к канату, так и спускаясь вниз, эта хрупкая и такая слабая с виду девушка не пользовалась лесенкой. Федя покачал головой — сам он спуститься так тоже мог, а вот сюда забраться... Да и вот так — перепрыгивать из номера в номер... Атиша поражала своей работоспособностью! А внизу уже скакали три лошади, на которых две девушки исполняли акробатические упражнения. Темноволосая Катя была крупнее Атиши, и ей подобные прыжки давались труднее, а светленькая не просто перепрыгивала с лошади на лошадь, делая двойные сальто и, казалось, падала, промахнувшись, и только в последний момент, успевая ухватиться за поручни гурты (специального седла), немыслимо изогнувшись, вскакивала в седло. Униформисты, сейчас одетые в обычные рабочие комбинезоны, забыв обо всём, смотрели на девушек, открыв рты, да и не только они. Этот номер Катя и Атиша только задумали и сейчас репетировали впервые. Закончив репетицию, девушки убежали за форганг (тяжёлый занавес), сейчас отведенный в сторону и открывающий внутренние помещения — большой навес, примыкающий к шапито, где стояли жилые вагончики, они же и гримёрки артистов. Не только убежали сами, а и увели своих лошадок. Их надо было расседлать и обтереть, Катя всегда это делала после номера или репетиции, сейчас Атиша ей помогала. Конечно, это всё девушки делали не сами, им помогал конюх. Когда тот отошёл в сторону, Катя пожаловалась:

— Фил обещал меня избить, если ты не будешь ночевать сегодня в нашем вагончике. Он не только будет меня бить, но и... — девушка заплакала. Атиша спросила, при этом утешая подругу:

— А остальные? А Гутлиб? Они что, позволяют так над тобой издеваться?

— Они боятся Фила, Федя раз заступился за меня... Да и если сегодня меня защитят, то Фил придёт другой ночью, не будут же меня постоянно охранять.

— Не плачь, Катя, — вытерла слёзы подруге Атиша, — я сегодня буду ночевать у тебя, мало того, мы будем спать в одной постели.

— Почему? — удивилась наездница, её подруга лукаво улыбнулась:

— Моя будет занята, надеюсь, Гроза не будет ревновать.

Катя прижала руки ко рту и расширившимися глазами посмотрела на Атишу, та постаралась её успокоить:

— Не бойся, я же буду непросто с тобой, а даже в одной постели.

Цирк давно спал, погасли огни в вагончиках, в зверинце тоже было тихо. Большая тёмная тень, несмотря на свои габариты, бесшумно двигалась к вагончику Кати. Только чуть скрипнула лесенка, и просунутое в щель между косяком и дверью лезвие ножа отбросило глухо стукнувший крючок. Как Фил и ожидал, Катя, боясь расправы в будущем, никому ничего не сказала и, судя по тому, что под одеялом на второй кровати что-то было, заманила в вагончик свою подружку. Фил облизнулся, глядя на одеяло, вздувающееся на кровати большим горбом, вроде эта белобрысая гордячка поменьше будет, хотя может, она любит спать обложившись подушками — у каждого свои причуды. То, что подушек много, так это может быть и к лучшему — мягче будет. Да и рот заткнуть есть чем, девка не то что кричать будет — укусить может. Фил краем глаза заметил, как на соседней кровати чуть откинулось одеяло, до этого лежащая там, как и на первой кровати, укрывалась с головой. Силач усмехнулся — боится девка, а любопытство всё равно взяло верх, всё-таки подглядывает. Ну пусть смотрит, ему то что? Фил резким движением сдёрнул одеяло с кровати Атиши и замер, но не двойной хихик со второй кровати был причиной. Поднявшаяся большая косматая голова взглянула на Фила жёлтыми глазами. А ленивый, но в то же время стремительный взмах лапы зацепил роскошный халат отшатнувшегося силача, сдирая его с мускулистой фигуры, под халатом ничего не было — зачем что-то надевать, если всё равно снимать придётся? Фил развернулся и побежал в свой вагончик, но быстрая тень со второй кровати его опередила. Когда силач добежал до двери своего вагончика, она оказалась запертой изнутри, выломать её для Фила, было делом нескольких мгновений, но рык, раздавшийся за спиной, показал, что этих мгновений как раз и нет! Легко подтянувшись, Фил вскочил на крышу фургона и забарабанил по ней пятками:

— Открой, стерва!

Лев, словно чем-то удивлённый, остановился перед дверью и сел на задние лапы, затем брезгливо потряс передней, стряхивая халат, зацепившийся за коготь.

— Ты же сам меня приглашал, вот я и пришла, — раздался из фургона голос Атиши.

— Открой дверь, сволочь! — заорал Фил, стараясь это сделать как можно более грозно. Хотя может ли выглядеть грозно голый мужчина на крыше фургона, глядящий на сидящего внизу льва? Атиша, словно издеваясь (а может, так оно и было) закричала в ответ:

— Сам позвал, а теперь обзывается! Не открою дверь, я льва боюсь. Если ты такой герой — прогони его.

Фил растерянно оглянулся, привлечённые шумом вокруг стали собираться обитатели остальных фургонов. Хотя они держались на безопасном расстоянии, но всё прекрасно слышали. К тому же люди знали, что лев слушается Атишу, а она не допустит, чтоб он напал. Среди наблюдающих это ночное представление послышались смешки, Фила очень многие (если не все) не любили, и ему никто не сочувствовал, скорее наоборот.

— Что тут происходит? — строго спросил Гутлиб, он только появился и в отличие от остальных зрителей был нормально одет.

— Он сам меня приглашал, а когда я пришла, зачем-то на крышу залез, — ответила из фургона Атиша.

— Чего не сделаешь, чтоб девушке понравиться, — со смешком заметил Федя и, словно осуждая действия силача, добавил: — Но голым по крышам скакать — это уже перебор.

-У-у-у, — ответил Фил с крыши.

— Атиша! Пусти Фила в его фургон, — строго сказал Гутлиб и посмотрел на укротителя:

— Родион, забери Цезаря!

— Вряд ли он меня сейчас послушается, — пожал плечами укротитель.

— Что ты можешь предложить? Зверя надо загнать в клетку! — грозно сдвинув брови, сказал Гутлиб, хотя и понимал, что этот жест никого не испугает и его команду Родион исполнять не бросится.

— Надо Атишу попросить, её Цезарь послушает, — предложил Федя. После долгих уговоров девушка вышла из фургона, но Фил всё равно спуститься не мог, так как лев подошёл к самой двери и лизнул девушку, та потрепала зверя по гриве. Это могло бы вызвать умиление, если б лев был в клетке, а так... Люди всё ж с опаской глядели на эту парочку, даже Катя, хотя Атиша уверяла, что лев её не тронет. Посмотрев на силача, стоящего на крыше фургона, пытающегося руками прикрыться, Атиша хмыкнула:

— Не правда ли, какой красавец, но очень невежливый, к нему девушка пришла, а он от неё на крыше спрятался. Да ещё и разделся зачем-то, может, думает, что его так не найдут? А может, хотел предстать перед девушкой во всей красе? Потому разделся и на крышу залез, я оценила, но не впечатлилась. Ладно, Цезарь, пошли, а то ещё действительно Гроза приревнует.

Атиша в сопровождении льва направилась в сторону клеток зверинца, Фил, как только девушка удалилась на безопасное (как он считал) расстояние, спрыгнул с крыши и закрылся в своём фургоне, успев прошипеть:

— Мы с тобой, стерва, ещё поговорим, когда ты одна будешь, без льва!

— Будь осторожна, Атиша, Фил такого позора тебе не простит, постарается при первом удобном случае отомстить! — сказал девушке Родион, когда Атиша открывала дверь в клетку-фургон львов. Львица сонно открыла глаз и лизнула девушке руку, когда та зашла в клетку.

— Знаешь, Гутлиб, я не могу понять, как это у неё выходит. Она говорит, что надо делать, и они делают, словно понимают! Все! Львы, тигры, собаки Зины, лошади Кати. А вчера я был более чем удивлён — крысы Шурыка её слушались! Он с ними бился полдня, ну, ты же знаешь, этот его новый номер — поезд крыс. Он его придумал, но заставить этих серых бестий делать задуманное... А Атиша. Им так всё объяснила, серьёзно объясняла, а они сидели и слушали, словно понимали. А потом... Это надо было видеть! Пассажиры заняли свои места, машинист своё и сам! Слышишь, эта крыса сама двинула рычаг — и поезд поехал! Поезд заводной, и этот рычаг должен был сдвигать сам Шурык, незаметно для зрителей! А тут, надо было видеть выражение его лица, когда поезд поехал! Впрочем, у меня было такое же.

Директор цирка рассеянно слушал главного укротителя, в цирке Гутлиба были не только львы и тигры, было ещё около трёх десятков разных животных, том числе и с десяток дрессированных крыс Шурыка Товляра, но этих серых артистов никто не считал, видно брезговали, а может, боялись. Гутлиба занимало совсем другое, Фил отказался выступать, сославшись на полученную от льва травму, хотя все знали, что большой зверь силача не трогал. Выслушав старшего укротителя, директор рассказал тому о заявлении силача.

— То, что Фил делает кассу, преувеличение. Не спорю, силовой номер привлекает публику, но в последнее время ходят больше на Атишу, так что беречь надо её, а не потакать прихотям Фила, — высказал Родион свое мнение на этот счёт. Гутлиб покивал и позвал оформителя, приказав тому убрать из афиши силача.

В этот вечер Атиша превзошла саму себя, она участвовала в трёх номерах и хотя ни в одном не была основной, неизменно срывала аплодисменты. Если кто и заметил отсутствие силового номера (а без этого не обходился ни один цирк Империи), особого недовольства не высказал. Новая артистка Атиша (так и было написано на афише) становилась звездой в цирке Гутлиба, и зрители шли именно на неё.

Вот так попал в цирк и князь Ареньев, поручик тридцать пятого пехотного полка. Ареньев мог служить и в гвардии, знатность, связи тётушки (князь остался сиротой в пять лет, и его воспитывала родная сестра матери вместе со своим сыном), состояние, оставшееся от родителей, позволяли служить в гвардии. Но князь, с отличием закончивший юнкерское училище и имевший право выбора места службы, выбрал именно этот полк, стоявший в Киневе. Этому были свои причины — здесь был самый лучший в империи аэродром, с самым большим парком самолётов. Во многом это была заслуга местного миллионера и мецената Дробского. Лётное поле и мастерские при нём в основном содержались на его деньги, а командир полка, большой энтузиаст нового направления развития техники, а именно воздухоплавания, сошёлся с миллионером сахарозаводчиком, как раз на этой почве. В своё время полковник Зимин выбил ассигнования (коллегия генерального штаба выделила на эту причуду, как они считали, крайне мало денег), но не в этом было дело — главное, было получено разрешение! Согласно циркуляру военного министерства было закуплено три самолёта и под лётное поле переоборудованы казённые земли, ранее занятые полковыми огородами. Ещё столько же земли, примыкающей к лётному полю, прикупил Дробский и оборудовал там свои мастерские, где его компаньон (это громко сказано, просто очень талантливый инженер Викентий Палыч Шиморский) строил чудо-аэроплан. Надо сказать, что и большая часть аэропланов этого полуказённого аэроклуба была куплена на деньги Дробского. Вот потому-то Лёша Ареньев и попросил распределить его именно в этот полк. Теперь поручик, с детства мечтавший о небе, уже был неплохим пилотом.

Кинев, конечно, это не одна из столиц Империи, но тоже был большим городом. Здесь было три театра, один зал новомодного синематографа и здание цирка. Только здание, обычно его арендовала труппа цирка, прибывшего на гастроли, но раз в три года в Кинев съезжались все цирковые труппы юга Империи, и не только юга. В стационарном здании цирка происходил турнир борцов, они же цирковые силачи. Ну а пока турнир не начался, на окраинах города в выросших, как грибы после дождя, шапито циркачи давали обычные представления.

Гарнизонная жизнь, даже в большом городе, скучна, и борцовский турнир был сам по себе развлечением, ну а цирковые представления... Молодые офицеры-холостяки (и не только, ходили и женатые, ходили с жёнами) посещали каждое представление, а там было посмотреть на что. Господ офицеров мало привлекали фокусники, жонглёры, укротители зверей и другие цирковые артисты. А вот акробатки, танцовщицы... Тем более что они обычно выступали в обтягивающем трико!

— Лёша, пошли в цирк Гутлиба, там такая конфетка! — уговаривал Ареньева сослуживец, такой же поручик, граф Поренский. — Я третий раз иду, девочка почти всё время на манеже, со львами и тиграми, по канату ходит, на скачущей лошади танцует!

— Она что, по канату ходит со львами и тиграми в обнимку? А потом с ними же на лошади танцует? — спросил Ареньев. Ему никуда не хотелось идти, сегодня выдался трудный день — должен был быть полёт, но забарахлил мотор его "шорха". Разобрать-то он его разобрал, не сам, конечно, вместе с механиком, но неисправность так и не нашли. А собрать обратно... А если не заработает? Снова разбирать? Опять терять день?

— Лёша, пошли, на девочку посмотришь, там не только она одна, но именно эта!.. Хоть развеешься, а то со своими аэропланами совсем от нас отбился — в офицерское собрание не ходишь, — укоризненно произнёс Поренский.

— А чего туда ходить? Выпить да в карты поиграть? — скривился Ареньев.

— Вот именно, никаких у тебя радостей в жизни! Одни аэропланы на уме, а что в них хорошего? По небу летают, воняют, вон и ты непонятно чем пахнешь! Пошли!

— Ладно, чёрт с тобой, пойду посмотрю на твою акробатку, танцующую с львами на канате.

Как и ожидал Ареньев, ничего интересного не было, факир доставал из шляпы зайцев или кроликов. У зверей были характерные длинные уши, за которые их и держали. Крысы ездили на поезде, а собаки исполняли собачий вальс под одноименный мотив.

— Дрессированные львы и тигры! Родриго Гонсалессо и его очаровательная ассистентка Атиша! — объявил очередной номер шпрехшталмейстер, тут же наглый клоун, с большим красным носом, спросил:

— А они не кусаются? Рычать будут?

— Кусаться не будут, ты же видишь — шпрехшталмейстер показал на вертикальную ограду, из толстых прутьев, — а рычать...

И словно подтверждая, что — да, будут рычать, раздался грозный рык, и на арену, превращённую в большую клетку, выбежали лев и львица, за ними два тигра. Укротитель в кожаном костюме щёлкнул длинным бичом, видно, для острастки, а может, просто так — для порядка. Но не это поразило Ареньева (подумаешь, большие кошки), а то, что на льве, сидя на нём боком, ехала девушка в костюме амазонки — короткая юбка и блузочка без рукавов, открывающая живот.

— О-о-о! Какие ножки, а фигурка, — восхитился спутник Ареньева, а он сам смотрел на девушку во все глаза, ему казалось, что это ангел, сошедший на землю. Дальше всё было как обычно: львы и тигры вставали на задние лапы, прыгали с тумбы на тумбу просто так и через горящий обруч, но Лёша всего этого не видел, неотрывно глядя на девушку. Второе действие началось с выступления канатоходцев, и снова Ареньев смотрел только на девушку с волосами светлее спелой пшеницы.

— Какие ножки, — в очередной раз сказал граф Поренский и предложил: — А хочешь, познакомлю?

Лёша, не задумываясь, кивнул, только острой иглой кольнула ревнивая мысль — откуда его спутник знает эту девушку? После представления оба офицера направились к жилым фургонам артистов, стоящим за шатром цирка, образующими как бы задний двор. Ареньев шёл, словно сомнамбула, а вот его разбитной спутник успел купить у вездесущих цветочниц два огромных букета. Узнав в одном из цирковых артистов канатоходца, Поренский спросил:

— Любезнейший, а не подскажете, где фургон Атиши?

— Зачем вам? — невежливо ответил невысокий и худой человек.

— Я её давний друг, увидел выступление и хотел бы поговорить с Атишей.

Человек подозрительно посмотрел, но показал куда идти, когда офицеры удалились, Федя пробормотал:

— Интересно... Давний друг, всё может быть. Может, это хоть немного откроет тайну Атиши?

Федя переменил бы своё мнение, если бы услышал, о чём переговаривались оба поручика.

— Откуда ты знаешь её имя? — подозрительно глядя на своего спутника, спросил Ареньев.

— Так объявляли же, забыл, что ли?

— Но может это артистический псевдоним? Имя-то странное, не местное.

— Может быть, и псевдоним, а может, и имя, у них у всех имена не местные, как ты заметил, но дорогу-то нам показали.

Поручики подошли к фургону, и граф Поренский постучал, сопроводив своё действие высокопарной тирадой:

— Обворожительнейшая! Позвольте припасть к вашим ногам и преподнести в знак нашего восхищения вашим талантом этот скромный букет!

— Это он кому, тебе или мне? — спросила Атиша у Кати, чуть отклонив занавеску на окне, расположенном сбоку от двери. Катя тоже взглянула и хихикнула:

— Вот и поклонники, офицеры, двое.

— Нас тоже двое, так что вполне нормально, каждой по поклоннику, или обоих заберёшь, я не жадная, да и ни к чему мне они, — начала Атиша, Катя снова хихикнула:

— Но сказали обворожительнийшая, явно обращаясь к тебе, они-то не знают, что нас тут двое.

— С чего ты решила, что ко мне? Да и пришли они вдвоём, — возразила Атиша, ещё раз посмотрев в щёлочку, спросила: — Впустим?

Катя кивнула, и Атиша резко распахнула дверь, стукнув по лбу графа Поренского, наклонившегося, чтоб постучать ещё раз. Тот ойкнул, Атиша, улыбнувшись, попросила извинения и посторонилась, пропуская офицеров в фургон. Поренский попытался вручить ей букет, сопроводив это действие витиеватым комплиментом, но Атиша, глядя на синяк, растущий на лбу незадачливого кавалера, невежливо хихикнув, спросила:

— А где тазик?

— Какой тазик, — растерялся Поренский.

— Вы же собирались к ногам припадать, заодно и помыли бы, чтоб даром не наклоняться, — ехидно сказала Атиша, протягивающему ей букет Поренскому, а потом перевела взгляд на Ареньева. Катя видела, как поменялось выражение лица подруги, как протянула руку и взяла букет у переминающегося с ноги на ногу офицера. Руки Атиши и Лёши соприкоснулись, и девушка и юноша словно застыли. Катя быстро взяла букет у Поренского и встала так, чтоб заслонить подругу. Граф Поренский решил, что инициатива выскальзывает у него из рук, предложил:

— О несравненные, разрешите пригласить вас в ресторан, отужинать...

Катя кокетливо захлопала ресницами, Атиша словно пришла в себя, но при этом не убрала своих рук из рук Ареньева и ехидно поинтересовалась у Поренского:

— Вы думаете, что мы с Катей такие голодные, что нас надо накормить? Опять же, время ужина прошло.

— Э-э-э... — растерялся офицер, но увидев заинтересованность Кати его предложением, привёл, как ему казалось, веский довод: — Там будут цыгане...

— А что, их в ресторанах едят? — сделав наивный вид, поинтересовалась Атиша, Поренский ей сразу не понравился. Граф, не ожидавший такой реакции, растерянно посмотрел на Ареньева, продолжавшего держать Атишу за руки, та тоже на него взглянула и неожиданно, даже для себя, произнесла: — Мы согласны.

— Мы? — переспросил опомнившийся Поренский, девушка кивнула:

— Мы, вы же Катю тоже приглашаете? Так вот, мы согласны, но не сегодня...

— А завтра у меня... — начала Катя, Атиша посмотрела на Поренского:

— И не завтра.

Ареньев, заглянул девушке в глаза и робко попросил:

— А можно я завтра к вам зайду?

— Вечером, днём у меня репетиция. Вообще-то, завтра не будет представления, можете заехать раньше.

Глава четвёртая. Сёстры Диа.

Лёша Ареньев не мог заснуть в эту ночь — такая чудная девушка не отказала и сама пригласила вечером заехать! Атиша — девушка необыкновенной красоты! Лёша ворочался, вспоминая её необыкновенные синие глаза, её голос, подобный журчанию ручейка, её волосы, цвета спелой пшеницы. Атиша — необычайная девушка, богиня, сошедшая на землю. Девушка подобная небожителям, но в то же время такая простая. Она ему разрешила вечером заехать! Ареньев раз за разом повторял слова Атиши, и её лицо, её улыбка, её сияющие глаза стояли перед его мысленным взором.

Утром поручик, оседлав свою мотоциклетку, поехал на лётное поле. Поле и ангары аэропланов располагались около казарм полка, Ареньев, как и многие другие офицеры, квартировал на другом конце города, и чтоб добираться до полка, надо было пересечь пол-Кинева. Поручик Поренский, сосед Ареньева по квартире, глядя из окна, неодобрительно покачал головой: сам он аэропланами не увлекался и ездил в полк исключительно по делам службы, особо себя ею не обременяя. Ездил на извозчике, а не на этих новомодных механических штучках.

Механик Трофим встретил Ареньева у разобранного двигателя самолёта, в классической позе мыслителя — почёсывая затылок. Увидев поручика, механик перестал чесать затылок и пожал плечами, затем, видно, для большей убедительности развёл руками. Присутствующий тут же полковник Зимин задал риторический вопрос:

— Что делать будем?

— А что тут думать, Хрисанф Егорыч, чинить надо! — ответил механик и горестно вздохнул: — Только вот как? Ума не приложу, что здесь не так.

— М-да, задачка, — Зимин посмотрел на Ареньева, — чтоб устранить неисправность, надо её найти, вот только как? Я имею в виду найти, а не устранить, что, Лёша, посоветуете?

Посоветовал механик:

— У Шиморского появился специалист — бог, а не механик! Такой дока, каких поискать, может, попросите, Хрисанф Егорыч, чтоб господин конструктор поручил ему посмотреть, что с нашим "шорхом"?

Полковник ушёл, а пилот и механик присели в сторонке, замерев в ожидании. Вскоре Зимин вернулся с невысоким пареньком в рабочем комбинезоне. Ареньев отметил: как для парня, этот юноша выглядел чересчур смазливым, а как для умелого механика — чересчур молодым. Но поручик быстро сменил своё мнение, паренёк оказался очень толковым, он быстро нашёл дефектную деталь и не только её.

— Вот видите, вот тут небольшой свищ, и за счёт этого не достигается нужная компрессия. К тому же головка этого цилиндра перекошена и здесь затирает. Получается, у вас не одна поломка, а несколько, можно сказать, их наложение, это и привело к тому, что вы не смогли найти причину неисправности вашего двигателя.

Но и при том, что неисправности были быстро найдены, с двигателем пришлось повозиться — дефектные детали заменили, а новые пришлось подгонять, да и сам двигатель собрали, когда солнце перевалила далеко за полдень. Зато мотор завёлся с пол-оборота. К аэроплану, весело тарахтящему починенным мотором, подошёл Шиморский. Посмотрев на работающий мотор "шорха", инженер спросил:

— Тоша, а вам знаком этот аэроплан?

— "Шорх", третья модель, последняя, — пожав плечам ответил паренёк и, показав на верхнее крыло, продолжил пояснения: — Вторая плоскость увеличивает грузоподъёмность, в этой модели двойная кабина, в смысле в ней два места — пилота и инструктора, а не пассажира, то есть можно управлять аэропланом с обоих мест. К тому же есть хоть и условная, но кабина, в "фаранах" табуретка между мотором и плоскостями.

Паренёк показал на недалеко стоявший "фаран", там, действительно, место пилота и пассажира было открыто и представляло собой обычную скамейку, расположенную не поперёк фюзеляжа, а вдоль, пилот и его пассажир как бы сидели верхом. Пилот держался за рычаги управления, а пассажир сидел, ухватившись за пояс пилота.

— На комфорте экономят, — усмехнулся Шиморский и предложил: — Тоша, если вы тут закончили, то можно отправляться домой, сегодня полётов не будет, Асаш Гаврилыч отпросился.

Парень кивнул и пошёл переодеваться, Ареньев проводил тонкую фигурку глазами (изящество этого парня со странным именем не мог скрыть даже мешковатый комбинезон) и повернулся к своему аэроплану, прикидывая, что до времени назначенного Атишей ещё есть час, можно сделать несколько кругов над летным полем. Зимин, подошедший посмотреть на результаты ремонта, тоже проводивший глазами удаляющихся инженера и его механика, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Из столицы написали — Император собрался посетить наш город, приедет с семейством. Со свитой, соответственно. Будут военный министр, премьер и...

— Другие официальные лица, — усмехнулся Ареньев.

— Будут, — вздохнул полковник, — но не это беда. Куроплаткин не сторонник воздухоплавания и авиации, боюсь ассигнования...

— Могут урезать, — понятливо кивнул Ареньев.

— Именно, надо показать императору что-то такое... этакое, поражающее воображение. Авиаразведка хорошо, но дорого получается. Один аэроплан столько стоит... За эти деньги можно эскадрон гусар снарядить, именно на этом делает упор Куроплаткин.

— Военный министр у нас кавалерист, — усмехнулся Ареньев, он, как и все, кто был связан с новой техникой, немного с презрением относился к сторонникам традиционных методов ведения войны, считая их ретроградами. Впрочем, это было взаимно, те сторонников нового называли прожектёрами.

— Подумайте, Лёша, чем можно удивить императора, — произнёс Зимин.

Длинный "балтиец" мчался по городу. Ну не мчался, но пролётки с лёгкостью обгонял. Тоша, с удовольствием выполнявшая обязанности личного шофёра Шиморского, залихватски крутила руль. Автомобиль визжал шинами на поворотах, пугая прохожих, девушка, в шофёрской кепке и больших очках-консервах, управляя большим автомобилем, проходила повороты круче, чем это требовалось, демонстрируя лихую езду. Объезжая одну из афишных тумб, автомобиль чуть в неё не врезался — там была изображена девушка, танцующая на канате. Тоша резко вывернула руль и прибавила скорость, направив автомобиль в одном известном лишь ей направлении.

— Тоша! Куда мы едем? — закричал Шиморский, пытаясь заглянуть девушке в глаза. Его напугало враз окаменевшее лицо Тоши. А она ещё прибавила скорость. Инженер попытался что-то сказать и замолчал, вцепившись в поручень перед собой — на очередном из поворотов машина встала на два колеса! Подняв облако пыли, "балтиец" затормозил перед большой палаткой шапито. Тоша выскочила из-за руля и устремилась внутрь. Шиморский немного посидел и, когда унялась дрожь в коленях, выбрался из автомобиля и пошёл за девушкой. У входа его никто не остановил, охранник, что должен был это сделать, лежал в стороне и тихо стонал, не пытаясь подняться. Шиморский остановился. Не зная куда направиться, вокруг были вагончики, отличавшиеся друг от друга только рисунками на стенах. В вагончике, где была изображена наездница, стоящая на лошади, открылась дверь и оттуда вывалился, растянувшись на земле, крупный мускулистый мужчина. Он замотал головой и попытался встать на ноги. Выскочившая вслед за мужчиной Тоша с размаху ударила его ногой в лицо. Мужчина упал, а Тоша наклонилась и несколько раз ударила кулаком, голова мужчины безвольно болталась.

Фил резко рванул платье Атиши, разрывая его. Девушка попыталась отскочить в сторону, но в тесном вагончике это сделать было очень трудно.

— Что? Попалась сучка? Я говорил, что мы с тобой встретимся, когда лев в клетке будет? — дыша перегаром, Фил навалился на девушку, пытаясь сорвать с неё остатки одежды. Атиша не кричала, понимая, что это бесполезно — сегодня был выходной и в цирке мало кто остался, а охранник-униформист вряд ли решится вмешаться. Руки циркового силача зашарили по телу девушки, внезапно что-то его сильно дернуло, приподняло, освобождая девушку. Большие глаза Атиши стали как блюдца — она узнала своего избавителя, а тот, словно нашкодившего котёнка, вышвырнул Фила из вагончика и выпрыгнул следом, снаружи послышались звуки глухих ударов. Затем дверь снова распахнулась и вошедший или вошедшая затворила её за собой.

— Ну что? Узнал? Или узнала? — с кривой улыбкой спросила смуглая девушка, на её руках появились внушительные когти. Сделав шаг, приближаясь к Атише, девушка спросила: — Ну, что? Ты готова?

Атиша напряглась, а девушка, остановившись, с интересом ее разглядывала, комментируя увиденное:

— Очень даже ничего, можно и соблазниться, только вот я не собираюсь это делать. Я буду драться! Вернее, собиралась.

— А теперь? — спросила Атиша. — Не собираешься? Передумала? А драться... Я не такая уж и беззащитная.

— Оно и видно, — саркастически усмехнулась Тоша, кивнув в сторону двери, куда она выбросила циркового силача. Атиша, словно оправдываясь, начала говорить:

— Ты же знаешь, первыми мы ударить не можем, не имеем права...

— Угу, — хмыкнула Тоша, — сопротивление злу, непротивлением насилию. Пока не изнасилуют... А вот я лучше буду бить первой, до того как.

Девушка помахала своими внушительными когтями, показывая, что без раздумий пустит их в ход. Атиша это восприняла как намерение и тихо произнесла:

— Что ж, ты выиграла, поймала меня в момент, когда я не могу сопротивляться.

— Ты так торопишься покинуть этот мир? — спросила смуглая девушка, спрятав когти и насмешливо посмотрев на свою соперницу, сообщила: — А мне здесь понравилось. Забрав твою душу, я сразу же вернусь... Ну, ты знаешь куда, а мне не хочется, здесь интереснее.

— Ты не сможешь не выполнить то, что хочет от тебя твой господин... — начала Атиша, Тоша хмыкнула:

— Как и ты, твой господин...

— Он не господин нам! Он нам отец всеблагой!— гневно перебила светлая девушка тёмную, та, продолжая ехидно улыбаться, спросила:

— Почему же твой всеблагой отец поступил с тобой, как и мой нехороший господин со мной?

— Ты не смутишь меня, демон! Делай своё дело, а я приму свою долю с гордо поднятой головой!

— Голова у тебя не достаточно гордо поднята, подыми её, выше, ещё выше, — то ли командовала, то ли ехидничала демон, она, как и ангел, вспомнила то, за чем послана в этот мир, и теперь словно издевалась над бессильным противником. Атиша гордо подняла голову, вернее, задрала подбородок так высоко, как могла, и скосила глаза на улыбающуюся Тошу. Опустив голову, ангел гневно спросила:

— Издеваешься, демон, да?

— Ага! — ответила смуглая девушка и показала белокожей язык, та, хотевшая ещё что-то гневно сказать, растерянно замолчала, а Тоша, ещё раз произнесла, поясняя своё не желание выполнять то, зачем послана: — Забрав твою душу, я покину этот мир и предстану пред очами повелителя, а мне не хочется.

— Что, не хочется? — окончательно растерялась Атиша.

— Покидать и представать, — коротко пояснила Тоша, — мне и тут хорошо, даже лучше, чем там.

— Тогда ты должна отдать свою душу мне, — растерянно захлопала своими большими зелёными глазами Атиша, Тоша отрицательно покачала головой:

— Я же сказала, мне не хочется.

— Но если мы не выполним предначертанного, нас призовут обратно и ты всё равно вернёшься!

— А если не смогут призвать? — хитро прищурилась демон, ангел не поняла:

— Как такое может быть? Мы зависим от своих...

— Тебя мой господин призвать не может, а меня — твой всеблагой отец. Но они наделили нас возможностью поглотить сущность, или душу, другой из нас, а если мы это сделаем не совсем, а наполовину? Тогда ни одна из нас не будет зависеть от своего повелителя, а? Ведь мы будем чужды... — Тоша выразительно посмотрела себе под ноги, а потом сделала вид, что молитвенно подняла глаза вверх.

Атиша хотела возразить, что у неё не повелитель, да и то, что предложила Тоша, в принципе невозможно, но ничего не сказала, а застыла, размышляя над словами своей противницы. Та с улыбкой смотрела на светлую девушку. Атиша согласно кивнула:

— Мне здесь тоже нравится и уходить я не хочу, давай!

Девушки обнялись и их губы слились, как будто в поцелуе, но это был наиболее быстрый способ обмена сущностями. Отстранившись, они стали друг друга рассматривать, словно что-то выискивая.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Атиша — Какое-нибудь доброе дело сотворить не хочешь?

— Ужасно хочется кому-нибудь насыпать соли в чай или какую другую пакость сделать, а как ты? Не хочешь ли в этом деле ко мне присоединиться? Мы в два раза больше соли насыплем!

Белокурая девушка отрицательно покачала головой и как будто к чему-то прислушалась. Она села на кровать, подвернула под себя ноги и посмотрела на ту, с которой только что обменялась частью души. Тоша скинула ботинки и села рядом, девушки обнялись и засмеялись.

— Знаешь, я чувствую, что у меня нет ближе существа, чем ты, — произнесла Атиша и спросила: — Кстати, а как тебя зовут?

— Тоша, я представлялась как Антон, или Антонина, это имя местным ближе.

— Меня — Атиша, — произнесла белокурая девушка и предложила: — А давай тебя назовём Атоша? Мы же с тобой...

— Здесь это называется — сёстры, — улыбнулась Тоша и добавила: — Но мы теперь больше чем сёстры, мы полноценные половинки друг друга, нам ещё надо выбрать фамилию. Я пока никак себя не обозначила, но чувствую, что пора уже.

Атиша согласно кивнула и предложила:

— Давай по первым буквам нашей бывшей видовой принадлежности — ангел и демон?

— Аид? Неплохо, — кивнула Тоша и тут же возразила: — Только это словосочетание у местных вызывает нехорошие ассоциации, давай наоборот — Диа, идёт?

— Да, ты права, — кивнула девушка светлой головой, — так будет лучше. Сёстры Диа!

— Ну, ты прямо афишу пишешь! — засмеялась Тоша. Девушки теснее прижались друг к другу, им было хорошо и уютно, нельзя было сказать, что несколько мгновений назад они были непримиримыми врагами. Всё было прекрасно, беспокоило только одно, как к только что ими сделанному отнесутся высшие силы, но девушки, ставшие сёстрами, старались об этом не думать. В этот момент распахнулась дверь и на пороге появился Лёша Ареньев.

Поручик Ареньев, как и планировал, сделал несколько кругов над лётным полем, мотор "шорха" работал как часы, добавив газу, поручик поднял свой аэроплан выше и, оставшись довольным, пошёл на посадку. Аккуратно посадив аэроплан, подрулил к ангару и помог закатить "шорх", после чего оседлал своего железного коня и поехал к цирку Гутлиба, ведь там его ждала самая прекрасная девушка на свете! Около цирка стоял "балтиец" Шиморского, но ни его самого, ни его механика, сейчас водителя, не было видно. Остановив свою мотоциклетку около машины инженера, Ареньев направился к вагончику Атиши, как туда идти он запомнил прошлый раз. Охранника или сторожа у входа в цирк не было, и Лёша беспрепятственно туда зашёл. Около вагончика Атиши и её подруги-наездницы столпились люди, Шиморский был там же, а вот его молодого водителя нигде не было. Подойдя ближе, Ареньев увидел стоящего на четвереньках мускулистого человека, тот выплёвывал на землю выбитые зубы и, ругаясь, говорил:

— Ноги моей шдесь боше не будет, я аашлыаю контшакт!

Пожав плечами, увиденное мало его заинтересовало, тем более что избитому человеку никто и не думал помогать, Ареньев направился к вагончику Атиши. Постучав и получив разрешение войти, Лёша вошёл и замер на пороге. На кровати, обнявшись, сидели Атиша и молодой механик Шиморского. Вид Атиши не оставлял сомнений в том, что здесь произошло — так срывают одежду или в порыве страсти, или собираясь совершить насилие. Но о каком насилии может идти речь, если парочка сидит обнявшись? У Лёши перехватило дыхание, на него смотрели такие милые зелёные глаза, но эта ласковая улыбка, скорее всего, предназначалась не ему (Ареньев, глядя только на Атишу, не обратил внимание, что одежда у обнимавшего её в полном порядке, только ботинки лежат на полу, а такого не могло бы быть, если эти двое занимались любовными утехами), а этот наглый парень, проследив взгляд Лёши, остановившийся на ботинках, нисколько не смущаясь, заявил:

— В туфлях неудобно управлять автомобилем, да по аэропланам лазить тоже неудобно.

— Атиша, вы... — только смог вымолвить Ареньев.

— Лёша. Познакомьтесь — это Тоша, — вымолвила Атиша своим ангельским голоском, представляя сидящего рядом парня, а тот с той же наглостью (так казалось Ареньеву) заявил:

— Да мы уже знакомы, я ему аэроплан сегодня чинила.

— Атиша, я к вам спешил, а вы... — с укором начал Лёша и словно налетел на каменную стену: — Чинила?!

— Ну да, чинила, вы что? Забыли? Короткая же у вас память, — продолжил издеваться парень, обнимающий Атишу, или это всё-таки была девушка?

— Это Тоша, Атоша — моя сестра! — окончательно пояснила Атиша. А смутившийся Ареньев стал извиняться:

— Прошу меня простить, что я подумал о вас...

— А как вы насчёт того, чтоб кому-нибудь в чай соли насыпать? — перебивая поручика, спросила Тоша, тот, сбитый с толку таким неожиданным вопросом, ответил:

— Соли? В чай? С превеликим удовольствием! Всё, что пожелаете!

— Наш человек, — кивнула Тоша и засмеялась, Атиша, сначала с укором посмотревшая на сестру, тоже засмеялась. В этот момент через плечо Ареньева в вагончик (поручик так дверь за собой и не закрыл), заглянул Гутлиб, а через второе плечо заглянул Шиморский. Обнимающиеся, сидящие с ногами на кровати, смеющиеся Атиша и Тоша на мгновение лишили директора цирка речи, а инженер спросил:

— Что здесь происходит? Тоша, может, объясните?

— Атиша, что здесь произойти?! — задал вопрос Гутлиб, когда он волновался, его алеманский акцент особенно проявлялся.

— Если кто ещё тронет, нет, только попытается тронуть мою сестру, сверну шею! — перестав смеяться, сказала Тоша.

— Тоша, это ваша сестра? — спросил Шиморский.

— Атиша, это есть ваш сестра? — повторил вопрос инженера директор цирка.

— Атоша моя сестра, — утвердительно сказала белокожая девушка.

— Ваше имя не Антонина? — удивился Шиморский, смуглая девушка уточнила:

— Атоша, меня зовут Атоша Диа, можно просто Тоша.

— А меня можно Тиша, — добавила, улыбаясь, Атиша.

— Э-э-э-э, — многозначительно сказал Гутлиб, Шиморский уточнил:

— А ваша фамилия — Диа?

— Да, Атоша Диа, — ответила Тоша и решительно потребовала: — А теперь попрошу всех выйти! Видите, Тиша, благодаря усилиям того хама, не совсем одета. Я кому сказала?! Покиньте помещение!

Решительность тона и воспоминания о том, что эта хрупкая девушка сделала с силачом Филом, заставили людей поспешить, выполнить требование Тоши. Пока девушка переодевалась, Гутлиб и Шиморский делились тем, что им было известно о сёстрах Диа. Обе девушки неизвестно откуда появились, но если Атоша хоть что-то о себе рассказывала, то об Атише ничего было неизвестно. Ареньев ничего не говорил, только слушал. Да и что он мог рассказать? А Гутлиб говорил:

— Они, хоть и говорят, что сёстры, но совсем не похожи друг на друга! Одна светлая и белокурая. Другая смуглая и темноволосая, вернее русая, глаза, правда, одинаковые, но у одной, как у ангела, у другой зелёные, взгляд ведьмовский. Да и дерётся она как... Атиша кроткая как ангел, а её сестра сущий дьявол!

— Атоша рассказывала, что долго жила на диком западе Соединённых Свободных Республик, а там нравы... И как я узнал, жизнь у неё была не сахар и заставила освоить некоторые специфические, не свойственные девушкам умения.

— А в моторах разбираться она там же научилась? — не выдержал и задал вопрос Ареньев, Шиморский пояснил:

— Она говорит, что это ей нравится, к тому же она училась в Нельском технологическом колледже.

— А Тиша, откуда у неё такие умения? — спросил Федя. Он, как и остальные артисты цирка, только недавно вернулся из города и о том, что здесь произошло, знал только со слов нескольких очевидцев, и ему как-то не очень верилось, что именно девушка так избила Фила. Большинство артистов цирка Гутлиба Тошу не видели и представляли её могучей и большой, но были очень удивлены, когда сёстры вышли из вагончика.

— Несмотря на всю их внешнюю непохожесть, они всё-таки сёстры, стоит только на них взглянуть. Что-то общее есть, — произнёс Родион, глядя на девушек, сейчас они были в одинаковых костюмах, в которых выступала Атиша (получив деньги за выступления, она обзавелась соответствующим гардеробом), зачем они так переоделись, стало ясно, когда Атиша заговорила:

— Господин Гутлиб, я так поняла, что Фил решил расторгнуть контракт с вашим цирком и вы лишились силового номера, Тоша согласилась выступить, пока вы не найдёте Филу замену.

— А как же... — начал Шиморский, Тоша его успокоила:

— Это же только по вечерам, а днём я буду работать в мастерских.

— Это хорошо, но что вы умеете? — спросил Гутлиб и продолжил: — Делать номер надо умейт, это большой труд, репетиции, а когда вы этим будете занимайться, если день у вас будет занят?

— Покажем? — предложила Атиша, улыбаясь сестре, та согласно кивнула и девушки направились на арену. Со спины они были совершенно одинаковы, различить, где из них кто, можно было только по свету волос. Один из цирковых артистов прицокнул языком:

— Какие фигурки, а ножки!

Поднявшись к натянутому канату, сделав это в присущей Атише манере — не по лесенке, а по гладкой опоре (поднимались они с противоположных концов), девушки ступили на канат одновременно, при этом запев песенку про маленьких, танцующих утят. Они и двигались навстречу друг дружке, танцуя. А когда встретилась на середине каната, начали танцевать всерьёз. Девушки, взявшись за руки, кружились, выделывая ногами замысловатые коленца и не переставая петь.

— Детская песенка и детский танец, — произнесла одна из жонглёрок, танцующих в кордебалете.

— О да! Детский! — восхищённо произнёс Гутлиб. — Детский, но непростой, да и танцуют они его не на арене, а на канате!

— Это на грани возможности, — произнёс Федя, — видите, они кружатся, если одна отпустит другую, то обе упадут! Да что там отпустит, чуть меньше наклонится и центр тяжести сместится — и они сорвутся!

— О да! — вновь произнёс Гутлиб, непонятно, что имея в виду, то ли сложность танца, то ли то, что допустив малейшую ошибку, девушки упадут. Окончив танцевать, девушки сорвали вполне заслуженные овации, раскланивались они, продолжая стоять на канате. Делали это они грациозно и непринужденно, словно под ними был не канат, а широкая сцена.

— Какое чувство равновесия! — восхитил Федя и добавил: — Но такое выделывать без долгих совместных тренировок невозможно! Интересно, где они так научились!

Девушки спустились вниз, и Тоша спросила у Ареньева:

— Я видела, вы приехали на лётное поле на мотоциклетке? Сюда тоже? Можно ею воспользоваться?

Получив разрешение, Тоша выскочила наружу, завела громко затрещавшую мотоциклетку и выехала на арену. Сделав круг, девушка помахала рукой, а Атиша легко запрыгнула на заднее сиденье, встав на него ногами и разведя руки в стороны. Затем встала в стойку на руках на плечах у Тоши. Тоша выпустила руль и встала ногами на сиденье, мотоциклетка продолжала бежать по кругу, а девушки продолжали выполнять различные акробатические упражнения. Кульминацией стало, когда мотциклетка поднялась на заднее колесо и так продолжала движение, а Тоша, стоя на руле, на вытянутых вверх руках держала руки Атиши, делавшей шпагат поднятыми вверх ногами.

— Колоссально! — отреагировал Гутлиб на демонстрацию сёстрами своего умения. Федя вновь пробормотал:

— Чтоб такое делать, надо долго и упорно тренироваться!

— Наездницы на железном коне! — захлопала в ладоши Катя.

— Колоссально! — вновь произнёс Гутлиб и добавил: — Этот номер будет иметь большой успех!

Директор цирка оказался прав, если раньше ходили на Атишу, то на сестёр Диа (так было написано в афише) народ валил валом. Танцы на канате, акробатические трюки на мотоциклетке (использовали не Ареньева транспортное средство, для этой цели Тоша купила новую и целый вечер что-то с ней делала, усовершенствуя конструкцию рамы), номер с хищниками — везде выступления Атиши и Атоши пользовались неизменным успехом. Вот только Родион не мог понять, почему к Атише львы и тигры ласкались, словно котята, а Атошу боялись. Это было очень странно, но было именно так — большие хищники боялись маленькую и хрупкую девушку.

Девушки перебрались в гостиницу, у Атоши были деньги и судя по всему — немало. Атиша уже не жила в вагончике Кати, впрочем, наездница частенько оставалась ночевать у своей подружки и её вагончик пустовал. Однажды, прогуливаясь по набережной, Тоша сказала:

— А почему бы нам не снять квартиру или целый домик? Пусть не такой большой, как у Шиморского, поменьше. Хочется домашнего уюта, наймём ещё и служанку, чтоб стирала и готовила. А то я этого совершенно делать не умею, да и ты, наверное, тоже.

Атиша пожала плечами, показывая, что над этим как-то не задумывалась — в цирке питались из общего котла, а в гостинице ели в ресторане или заказывали еду в номер. Воодушевлённая молчанием сестры, а, как известно, молчание знак согласия, Тоша начала рассказывать какие вкусные пирожки готовит Лизавета Ильинична, жена Шиморского. Атиша почти не слушала сестру, её внимание привлекла парочка, сидевшая на скамейке — пожилая женщина что-то выговаривала большому и мускулистому парню.

— А-а-а, старый знакомый, подойдём поближе. Послушаем, — предложила Тоша.

— Вот, Онька, тебя с работы выгнали, денег ты не заработал. На что теперь жить? — говорила женщина. Хотя она и пыталась говорить это строгим голосом, в её глазах блестели слёзы. Парень слушал, опустив глаза, когда их поднял, увидел девушек и с восторгом произнёс: — Сёстры Диа! Женщина, вздохнув, сказала:

— Везде тебе цирк мерещится, последние деньги на билеты спустил!

— И много? — поинтересовалась Тоша.

— Почитай, целковый! Всё, что заработал за последнюю ходку, — пожаловалась женщина.

Парень восторженно уставился на Атишу, а потом перевёл взгляд на Тошу и его лицо перекосило (видно, в цирке, издалека, не мог узнать в одной из сестёр Диа, свою обидчицу, а сейчас рассмотрел):

— Это она! Воровка! Всё забрала и новую рубаху тоже!

— Ты же мою порвал. Узнал, значит, а когда я была на арене, не узнавал?

Парень молча затряс головой. Складывалось такое впечатление, что он хочет спрятаться. Тоша повернулась к женщине:

— А вы кто будете?

— Мать я этого недотёпы. Денег не заработал, хозяин выгнал, куда теперь податься? Ещё и врёт, что его избила и ограбила какая-то девка! Недотёпа! — в сердцах было произнесено последнее слово. Атиша укоризненно посмотрела на Тошу, та уже успела ей рассказать об этом случае. Смуглая девушка призналась:

— Ваш сын правду говорит, я та девка.

— Вы барышня?! — женщина с недоверием смотрела на прилично одетую девушку, раза в два меньше её сына. — Как же вы это смогли сделать?

— Ногами, — вздохнув, призналась Тоша и добавила: — Вообще-то я и руками могу, но уж очень ваш Онька меня разозлил! Но не держите на меня зла, вот вам.

Девушка протянула женщине купюру в десять целковых. Та неверяще смотрела на деньги, уж очень была большая сумма и непонятно почему девушка её давала. Тоша, глянув на Онима, спросила:

— Выгнали-то за что?

— Тринклер сломал. Заводил и сломал, быстро крутил, сначала тринклер сломал, а потом и ручку.

— Да, сила есть ума не на... — начала Тоша, но тут неё появилась неожиданная мысль, и она спросила у парня:

— Онька, а тебе цирк нравится?

Парень закивал, Тоша снова спросила:

— А хочешь там работать? Могу тебя рекомендовать, меня послушают, да и Атиша за тебя похлопочет.

Онька закивал, если на Тошу он смотрел со страхом, то на светленькую девушку с нескрываемым восторгом, и сразу поверил, что та за него похлопочет.

Гутлиб пребывал в тяжких раздумьях, до турнира борцов оставалось чуть меньше двух недель, а его цирку выставить было некого. Тут дело было даже не в победе, в престиже. Цирк, не участвующий в турнире, как бы терял в классе. Пока жаловаться вроде было не на что, касса была более чем приличная, но уже прошло две недели и приближался большой турнир борцов, а в цирке Гутлиба силача-борца не было. Да и после турнира цирк поедет в другой город, Атоша вряд ли бросит свои аэропланы, а это значит — останется в Киневе, а с ней останется и Атиша. А к цирку, потерявшему в классе, совсем другое отношение: и место под шапито выделяют на самой окраине, и арендная плата больше, и зрителя такой цирк меньше интересует — конкуренты внимательно следят за тем, что написано на афише, а значит, не напишешь — первоклассный.

— Можно войти? — в вагончик Гутлиба заглянула светло-русая голова. Тоша была светло-русой, но на фоне сестры казалась тёмной, да и её смуглость бросалась в глаза больше чем цвет волос. Директор цирка вздохнул — наверное, девушка пришла сообщить то, чего так он боялся, что больше выступать не будет. А Тоша выпалила то, что Гутлиб совсем не ожидал услышать:

— Я силача нашла, хороший силач. Заводную ручку от тринклера сломал.

Выйдя из вагончика, Гутлиб разочарованно вздохнул — парень был, действительно, здоров, но деревня деревней, его надо было учить и учить, а это то время, которого не было. Гутлиб спросил:

— А что ты умеешь. Гири подбрасывать можешь?

Подойдя к пустующему вагончику Фила, директор цирка попросил вынести оттуда все гири (их было четыре). С умыслом попросил, все гири было тяжело и неудобно нести. Парень в каждую руку взял по две и с лёгкостью нёс, что уже обнадёживало. А потом этот с виду простак и неумеха удивил ещё больше, он стал ими жонглировать, подбрасывая вверх по две штуки, а две ловил, пока подброшенные были в воздухе, затем ловко поймал все четыре на шею, как опытный силач. Удивилась даже Тоша:

— Онька, где это ты так научился? Это ж надо было тренироваться!

— А на барже, на арбузах. Пока Тепан Гнатыч не видел я и подбрасывал. Очень уж я цирк люблю. По канату у меня ходить не получится, тяжёл слишком, — при этих словах парня обе девушки заулыбались, видно, представив увальня Оньку на канате. А тот продолжал: — Фокусы показывать, тоже не получится. Руки у меня слишком большие и неуклюжие. Укротителем — львов-то на барже где взять? Вот я арбузы и подбрасывал.

— Артист, а ему тринклер заводить поручили! — усмехнулась Тоша и спросила: — Много-то арбузов разбил? И как подбрасывал? Они-то без ручки.

— А ручку-то я так — раз и есть, — Онька показал, как он рукой пробивал кожуру арбуза, делая тот похожим на гирю, ну и арбузы разбивал. Как же без этого? Труднее всего научиться было на шею ловить, несколько о голову разбил. Вдребезги!

— Голову?! — делано изумилась Тоша, Онька солидно ответил:

— Да не, арбуз.

— А те, что продырявил, делая из них гири? Куда дел? Гнатыч, наверное, не доволен был, что товар портишь? — поинтересовалась Атиша.

— Дык съедал, чтоб не заметили, что продырявил.

— И много? — улыбнулась Атиша.

— Один раз — семь штук.

— О-о-о! — восторженно протянула Тоша. — На какие жертвы не пойдёшь из любви к цирку! Вот, настоящий богатырь — семь арбузов за раз!

Тоша, обращаясь к Гутлибу, восторженно закатила глаза. Директор цирка кивнул и поинтересовался:

— А борьба? Это не арбузы есть. Тут надо...

— Это я беру на себя, натаскаю, — похлопал Тоша Онима по плечу, тот аж присел и сделал движение, словно собрался броситься наутёк. Движение парня не укрылось от Гутлиба, тот только хмыкнул, вспомнив, как Тоша валяла Фила (правда директор цирка видел только финал этого действа, но и это его впечатлило).

Выступлений Атиша и Атоша не прекратили, а тёмненькой девушке добавилось забот — она обучала и тренировала Онима. Тот оказался очень прилежным учеником, может ещё и потому, что боялся девушку до судорог.

Лёша Ареньев был счастлив, он виделся с Атищей каждый день. Она с сестрой перебрались в домик по соседству и теперь гуляли каждый вечер. Гуляли втроём, но присутствие Атоши Ареньева не раздражало, Атиша не позволяла никаких вольностей, только держала Лёшу за руку, но ему и этого хватало для счастья, а когда девушка позволила поцеловать себя в щёчку, Лёша был на седьмом небе от счастья. Гуляли втроём, девушки принимали предложенные руки и так и ходили — Лёша посредине, Атиша — справа, Атоша — слева. Сослуживцы пытались шутить по этому поводу. Не всегда удачно, нескольких даже пришлось вызвать на дуэль, но они от дуэли отказались, даже извинились. Лёша не знал, что этих шутников поздно вечером встретила Атоша, прижала в углу и рассказала, что она с ними сделает, если с Ареньевым что-то случится. Больше шуток не было, никто не хотел ходить с синяками, полученными только за слова, что Атоше показались оскорбительными.

Паспорта обе девушки себе выправили без проблем, так как за них похлопотал очень уважаемый в городе человек — меценат и энтузиаст авиаплавания, а самое главное, мультимиллионер Дробский. А случилось это после одного разговора и случая на лётном поле. Атоша и Ареньев сидели под крылом "шорха" и обсуждали тонкости пилотирования этого летательного аппарата. К ним сзади неслышно подошли Шиморский и ещё один господин в сюртуке и котелке. Как им казалось, неслышно подошли, неслышно для Ареньева, Тоша их услышала давно.

— Если разогнать аэроплан, а потом резко уйти вверх, заваливая его назад, то можно сделать петлю и снова перейти в горизонтальный полёт, мощности двигателя для такого манёвра хватит, — говорила Тоша, Ареньев попробовал возразить:

— Такой манёвр невозможен, как же пилот удержится на своём месте?

— Привяжется, а карманы застегнёт, чтоб ничего не вывалилось, или оставит их содержимое на земле, кстати, если привязаться, то много подобных манёвров можно сделать, — засмеялась Тоша, но закончила фразу вполне серьёзно.

— Молодой человек, простите, сударыня, а вы сможете совершить подобный манёвр? — обратился к Тоше человек в котелке, девушка пожала плечами:

— Запросто. Да хоть сейчас.

— Тоша! Это безумие! — попытался отговорить девушку Ареньев, того же мнения был и Зимин, увидевший этого господина и поспешивший к "шорху" поручика.

— Если я разобьюсь, купите для полка новый "шорх", — обратилась к господину Тоша, тот, молча, кивнул. Подготовка была недолгой, девушка демонстративно привязалась к сиденью и его спинке, и аэроплан, пилотируемый Тошей, взлетел.

Выполнив несколько крутых разворотов, словно проверяя крепость ремней, Тоша перевела аэроплан в горизонтальный полёт. Набрав нужную скорость, девушка резко потянула ручку управления на себя. "Шорх" послушно пошёл вверх.

— Сейчас мотор заглохнет и она начнёт падать! — взволновано произнёс Асаш Гаврилыч, тоже находящийся среди зрителей. Остальные разделяли его мнение, и раздались крики пришедших в отчаяние людей, ведь на их глазах должна была разбиться девушка, которую многие успели полюбить. Аэроплан, набирая высоту, стал заваливаться, словно собирался выбросить пилота. Пройдя точку, когда Тоша сидела вниз головой, аэроплан под восторженные крики, как с горки, заскользил вниз.

Когда вращение винта прекратилось, Тошу вытащили из кабины и стали подбрасывать вверх. Когда девушку перестали качать и поставили на землю, господин в котелке спросил:

— Страшно было?

— А как же, вдруг не поймают и на землю уронят, — под общий смех ответила Тоша и серьёзно добавила: — Систему подачи горючего надо переделать, двигатель почти заглох, когда перевернулась. Мощность мотора тоже бы надо увеличить...

— Вы знаете как? — быстро спросил господин в котелке, Тоша кивнула. А господин, раздумывая, проговорил: — Через две недели наш город посетит Император с семьёй и свитой, хотелось бы его убедить в пользе авиации. Его окружают скептики, утверждающие, что воздухоплавание не имеет перспектив. Надо найти аргументы, что убедят Императора в обратном. То, что вы совершили сегодня, может быть одним таким аргументом.

— Я думаю, что можно подготовить ещё несколько таких аргументов, очень веских аргументов, что убедят не только Императора, но и скептиков в его свите, — улыбнулась Тоша, господин представился, машинально протягивая руку:

— Дробский, Ищилим Дробский.

— Атоша Диа, — ответила Тоша, потягивая свою в ответ, Дробский, взяв руку девушки, растерялся на мгновение — маленькая ручка была в бензине, а он вроде как должен поцеловать даме руку. Тоша улыбнулась и просто пожала руку, показывая, что этого будет достаточно. Но миллионер поднёс руку девушки к губам и поцеловал. После чего сказал:

— Ваши духи одни из самых лучших для настоящего знатока.

Тоша только улыбнулась, а Дробский продолжил:

— Ваши предложения, как удивить Императора, обсудим позже. Господин Шиморский говорил, что у вас нет документов?

— Видите ли, я должна была быстро покинуть территорию ССР и мне некогда было этим озаботиться.

— Проблемы с законом? — поинтересовался Дробский, быстро взглянув на Шиморского, видно, тот рассказал своему старшему компаньону всё, что узнал о Тоше, в том числе и то, как девушка добыла себе деньги. Тоша ответила:

— Отчасти, ничего противозаконного, трения с некоторыми неправительственными организациями.

— Ну, это ваши проблемы. Я помогу вам с документами, — улыбнулся миллионер.

— Мне и моей сестре, мы ещё и развлечём Императора, ну и его двор, — быстро сказала Тоша, Дробский улыбнулся и в знак согласия склонил голову.

Глава пятая. Визит императора и не только.

Визит Императора в Кинев наделал больше переполоха, чем могло бы это сделать вторжение в город вероятного противника. Войска, выстроенные перед городским вокзалом (в Киневе квартировал не только тридцать пятый пехотный полк), торжественный рапорт генерал-губернатора, гарцевавшего на белом коне, оглушающее "ура" в ответ на приветствие Императора и грохот салюта. Эти мероприятия не понравились Тоше, наблюдавшей за всем этим вместе с Атишей из автомобиля Дробского, как она сказала, слишком шумно и мало толка. Дробский чуть заметно улыбнулся, он был в курсе всего, что задумала смуглая из сестёр Диа, и одобрял предложение или план Тоши, хотя считал это чересчур театральным.

Император решил не устраивать полагающийся по такому случаю смотр войскам, сославшись на усталость с дороги как свою, так и своего семейства. Генерал-губернатору сказал, что уверен в выучке и готовности к боевым действиям вверенных тому войск. Лётное поле Император с семейством и свитой посетил на третий день своего пребывания в Киневе. Трибуны для зрителей были построены немного в стороне от полосы взлёта аэропланов, навеса от солнца над ними не делали, мотивировав это тем, что он будет мешать наблюдению за полётами. Зато за трибунами, в непосредственной близости к ним, разместили столики небольшого ресторанчика (туда пускали только с императорской трибуны, а не всех желающих).

Демонстрационные полёты особого интереса не вызвали — тарахтящие аэропланы, взлетающие и делающие круг над полем, впечатления не производили.

— Не вижу, чем эти гремящие этажерки могут быть полезны, — демонстрируя презрение к летательным аппаратам, произнёс военный министр, генерал от кавалерии Куроплаткин. Полковник Зимин хотел возразить, но генерал не дал ему это сделать: — Какую помощь наземным войскам эти тарахтелки могут оказать? Даже для разведки они не годятся — их слышно за много вёрст и ничто не мешает спрятаться, пока они не долетели. Нет, конная разведка намного эффективнее!

Присутствующий на трибуне миллионер Дробский чуть заметно улыбнулся и сделал знак Зимину — не вступать в спор. Полковник промолчал, а военный министр, решивший, что посрамил энтузиаста воздухоплавания, продолжил свои рассуждения о бесполезности аэропланов в боевых действиях и о незаменимости кавалерии. Зимин нахмурился, а Дробский только улыбался. В этот момент взлетел ещё один аэроплан.

— Шорх, — не удержался Зимин от комментариев, — пилот — поручик князь Ареньев!

— Чем отвлекать офицеров на разные прожекты, вы бы уделили больше внимания боевой подготовке, рубке лозы, что ли, ах да, у вас же пехотный полк. Но всё равно, отрывать офицеров от несения службы на разные глупости — не годится! — с презрением произнёс Куроплаткин, если генерал-губернатор никак не отреагировал на это высказывание, то остальные командиры полков, особенно кавалерийских, шумно выразили своё одобрение сказанному военным министром. А аэроплан, пилотируемый Ареньевым, сделав один круг, пошел на второй. Куроплаткин не унимался:

— Не пристало князю, тем более представителю такой славной фамилии, летать по небу, словно ведьма на метле, его место в седле! Впереди атакующего эскадрона! Только кавалерия может принести победу в грядущей вой...

Договаривать военный министр не стал, потому что внимание его слушателей отвлёк аэроплан, заходящий на очередной круг, не сам аэроплан, а две девушки, вставшие во весь рост на его верхнем крыле. Тоненькие, грациозные и совершенно бесстрашные, так как они не просто встали во весь рост, но и начали какой-то то ли танец, то ли акробатические упражнения. Это придумала Тоша, верхняя плоскость аэроплана Ареньева была усилена деревянными рейками, на них и танцевали девушки. С земли казалось, что они выполняют свои рискованные упражнения без всякой страховки, но это было не так — тонкие тросики предохраняли сестёр от возможного падения, но они не допустили ни одной ошибки и, окончив танец, легли на крыло. Аэроплан пошёл на посадку. Куроплаткин хотя и разделил общий восторг от выступления отважных танцовщиц, всё же презрительно заметил:

— Но всё же, какое отношение этот цирковой номер имеет к военному применению аэропланов? И кто эти смелые и красивые девушки?

Лиц Тоши и Атиши разглядеть нельзя было, но их точёные фигурки, затянутые только в трико, привлекли всеобщее внимание. Императрица и её дочки залюбовались девушками и теперь хлопали в ладоши. Оживился и малолетний наследник престола, которого аэропланы заинтересовали только вначале, а когда он услышал пояснения Дробского, что это сёстры Диа, которые выступают в цирке Гутлиба, спросил:

— А на турнир борцов мы сходим? Здесь же будет проходить этот знаменитый турнир! Очень хочется!

Его поддержали и сёстры. Заявив, что хотят посетить такой замечательный цирк, где выступают такие великолепные артистки, да и сам Император был не против такого похода. Пока зрители обменивались мнениями об увиденном, аэроплан, затрещав мотором, взлетел снова. На трибуне обратили внимание, что в четверти версты от трибун солдаты тридцать пятого полка вертикально расставили брёвна, размером в человеческий рост и украшенные алеманскими рогатыми касками.

— Что это? — поинтересовался Куроплаткин у улыбающегося Зимина, тот не успел ответить — затрещал пулемёт, установленный на аэроплане (Тоша укрепляла верхнее крыло не только для танцев). Пулемёт Тоша поставила так высоко, чтоб пули не повредили винт. Она же и стреляла. От брёвен полетели щепки, нет, пули не могли разбить эти оригинальные мишени, но щепки и падение брёвен говорили о точности стрельбы. С одного захода повалить все брёвна не удалось, но после второго — все мишени лежали на земле. Аэроплан сделал ещё один круг, а по полю поехали тележки со стоящими на них брёвнами. Тележки тянули за верёвки солдаты, сидевшие в окопе на краю поля. Верёвки наматывались на большие колёса, заставляя тележки двигаться довольно быстро.

— Это что? — подозрительно поинтересовался Куроплаткин у победно улыбающегося Зимина, полковник явно подготовил какой-то подвох своему высшему начальству. Зимин не разочаровал:

— Кавалерия! Тележки движутся со скоростью скачущего всадника, впрочем, скорость не имеет значения.

Вообще-то это было не так, скорость имела значение — попасть в быстро двигающуюся мишень было трудно. Но пулемётчик, словно подтверждая слова Зимина, уложил всех деревянных кавалеристов с первого же захода. На трибуне воцарилось молчание, сменившееся восторженными криками. Только министр двора, граф Ридерикс, стал хмурым как грозовая туча. Он гневно укорил Зимина:

— Ваши пилоты могли открыть стрельбу по трибуне, им ничего не смогло бы помешать это сделать! Как вы могли допустить подобное! Жизнь Императора была в опасности! В нешуточной опасности и не только его!

Побледнела и императрица, глянув на валяющиеся по полю брёвна, видно, представив себя и дочерей на месте мишеней. Император и бровью не повел, повернувшись к полковнику Зимину, спросил:

— Как вы говорили фамилия пилота, Ареньев?

— Так точно! Поручик Лёша Ареньев! — вытянулся полковник.

— Достойный продолжатель рода Ареньевых, кажется, его отец, генерал Ареньев, погиб при обороне Шиплы в последнюю Турскую войну?

— Так точно! — продолжал есть глазами начальство Зимин.

— Представить к награде, — повернулся Император к стоящему с кислой миной военному министру. И отдав распоряжение, поинтересовался у командира полка:

— Фамилия стрелка?

— Диа, ваше императорское величество! — ещё больше вытянулся Зимин.

— Звание? — коротко бросил Император, полковник замялся, а императрица поинтересовалась:

— Диа, необычная фамилия, а не родственник ли он тем отважным акробаткам?

Император, видя заминку полковника, сделал предположение:

— Не офицер? Вольноопределяющийся, нижний чин? Непорядок! Такого умельца надо непременно произвести в офицеры! Позаботьтесь! — Император повернулся к военному министру, и тот отдал соответствующее распоряжение одному из адъютантов, который уточнив имя, бросился выполнять приказ. А Император, приподняв бровь, произнёс:

— Атоша, такое же странное имя, как и фамилия. Он инородец? Не коренной житель Империи?

— Кстати, крепление для пулемёта тоже Атоша придумала, — чуть усмехаясь, произнёс Дробский. К миллионеру резко повернулся Куроплаткин:

— Ишилим Исаевич, вы хотите сказать, что стрелок на аэроплане — женщина? Но это не слыхано! Женщина и офицер! Надо немедленно вернуть адъютанта и отменить приказ!

— Вы хотите отменить приказ Императора, — улыбаясь, спросил Дробский и сообщил: — Женщина-офицер, не такая уж и редкость в армии ССР.

— Слава создателю, у нас здесь не Союз Свободных Республик, этот рассадник порока и свободомыслия! — брезгливо поджал губы военный министр, Дробский, продолжая улыбаться, поклонился Императору:

— Но исключение можно сделать? Или хотя бы у неё спросить. Согласится ли она служить в...

Договорить миллионер и меценат не смог. В воздух поднялся ещё один аэроплан, разительно отличающийся от взлетавших раньше. Если те, особенно фараны, напоминали небрежно собранные этажерки, то этот выглядел как могучий линкор среди миноносок. Между двумя мощными крыльями можно было ходить, как в тоннеле, правда, имеющем только пол и потолок. Там же стояли, по два с каждой стороны, моторы гораздо более мощные, чем на обычных аэропланах.

— "Витязь", — гордо произнёс здесь же присутствующий Шиморский и пояснил: — У него два пилота. Сейчас один управляет аэропланом, а второй произведёт бомбометание.

— Бомбо... что? — подозрительно спросил граф Ридерикс.

— Бомбометание, видите ли, сбрасываемый заряд мы назвали бомбой по аналогии с морским, хотя он не круглый, а больше напоминает самодвижущуюся мину. Но отличается меньшим размером, так как нам не требуется размещать в корпусе нашей бомбы мотор, толкающий мину вперёд.

— Интересно, интересно, — вскинулся один из свитских в мундире адмирала. Шиморский продолжил объяснять, глядя вслед удаляющемуся аэроплану:

— Мощность моторов "Витязя" позволяет поднять такой груз, но точность сбрасывания оставляла желать лучшего, но устройство предложенное Тошей...

— Тошей?! — переспросил Куроплаткин, подозревая самоё худшее.

— Атошей Диа, — улыбнувшись, назвал полное имя Дробский.

Тем временем аэроплан с гордым названием "Витязь", солидно гудя моторами, сделал круг над лётным полем, словно приглашая присутствующих полюбоваться собой, после чего, набрав высоту, направился куда-то в сторону, там среди полей было стрельбище тридцать пятого полка. Посреди обширной площадки возвышалось строение, напоминавшее редут или огромный сарай.

— Внимание! — произнёс полковник Зимин, и от аэроплана отделился длинный предмет, адмирал заметил:

— Действительно, напоминает самодвижущую мину, такую, какими стреляют миноноски, только поменьше...

Огромной силы взрыв не дал договорить моряку, заставив присутствующих: кого зажмуриться, а кого и присесть. А на месте строения взметнулся столб огня и дыма. Адмирал невозмутимо закончил:

— Но силой взрыва эта бомба превосходит самодвижущую мину, пожалуй, если такая попадёт в линкор, то гарантированно выведет его из строя, я даже сомневаюсь, останется ли корабль на плаву.

Когда пыль рассеялась, зрители увидели зияющую на месте строения огромную воронку.

— Впечатляет, — произнёс император и, глянув на адмирала, поинтересовался у Зимина: — Господин полковник, ваша бомба действительно страшное оружие. Но одно дело попасть по неподвижной цели, другое — по кораблю. Он-то движется!

— Ваше императорское величество, — снова вытянулся Зимин, — Тоша, то есть Атоша Диа, попадёт! Мы провели пробное бомбометание по специальной барже, плывущей по реке. Бросали не бомбу, а пустую болванку.

— И как результаты, — заинтересовался адмирал, ответил Дробский:

— Насквозь, ваше превосходительство! Баржа затонула!

— Ваша баржа была? И не жалко? — поинтересовался Император.

— Надо же было проверить идею, ваше императорское величество, — пожал плечами миллионер, — а барже старая была, на слом предназначенная.

— Подобные бомбы действенны против кораблей на море и укреплений на суше, — начал военный министр и, увидев, что завладел всеобщим вниманием, важно добавил: — Не отрицаю — против малоподвижной пехоты тоже имеет смысл их применять, но против кавалерии... Конница уйдёт из-под удара!

— Не успеет, — хмыкнул адмирал и показал на гигантскую воронку: — К тому же радиус поражения настолько велик, что запросто накроет быстро скачущий эскадрон. Кроме ударной волны самого взрыва, есть ещё и осколки... Ну, если бомба будет снабжена специальной "рубашкой", тогда её поражающее действие будет направлено именно против конницы. Пехота-то сидит в окопах и осколки пролетят сверху.

Военный министр ничего не ответил. Да и что можно было сказать по этому поводу? Огромная воронка от аэробомбы была красноречивее всяких слов. Император искоса посмотрел на не нашедшего что возразить военного министра и попросил, скорее, приказал полковнику Зимину:

— Я бы хотел увидеть пилота аэроплана и эту девушку, что так точно стреляет и бросает бомбы.

— И её сестру, тоже, несомненно, смелую девушку, — высказала и своё пожелание Императрица. Зимин пояснил одному из императорских адъютантов, где найти девушек, и тот направился передать им повеление Императора. Полёты закончились, и Дробский пригласил всех зрителей в ресторанчик за трибуной. Утолить жажду и в более непринуждённой обстановке обсудить увиденное.

Пока Император, его свита и другие гости наблюдали за полётами, за одним из столиков ресторанчика сидели двое мужчин. Один, одетый в белоснежный костюм, с лицом, словно лик святого, не спеша потягивал кофе, второй, в противоположность первому одетый во всё чёрное и такого же цвета котелок, пил пиво. Тёмный костюм дополняла внешность Мефистофеля, казалось, что этот господин запоёт про то, как люди гибнут за металл, или начнёт соблазнять окружающих различными благами, предлагая отдать ему за это сущую безделицу — всего-навсего бессмертную душу. Оторвавшись от пива, Мефистофель произнёс:

— Опять ничья? Однако, как они выкрутились! Интересно, чья это была идея? Ставлю хвост против нимба, что это придумал мой демон.

— То, что они смешали сущности, не помешает забрать мне ангела, а тебе твоего демона. Так что эта идея не такая уж и удачная.

— Но они-то этого не знали, — улыбнулся Тёмный.

— Не знали, — согласился второй, с ликом святого, и, с отвращением посмотрев на кружку пива, продолжил: — О ничьей говорить рано, последний ход ещё не сделан.

— Ну что ж, — с видимым сожалением отставив кружку в сторону, сказал Мефистофель и предложил: — Идём закончим партию.

Мужчины встали из-за столика и, сделав шаг, исчезли, но никто на это не обратил внимания, словно так и должно было быть.

В небольшой комнатке при мастерских, превращённой то ли в гримёрку, то ли в бытовое помещение, сидели две девушки: светлокожая с волосами цвета спелой пшеницы и смуглая, но при этом светло-русая. При всей непохожести этих девушек что-то у них было общее, как у ближайших родственников. Смуглая, глянув на светлокожую, произнесла:

— По-моему, всё прошло как нельзя лучше. Император впечатлён. Да и генералы его свиты тоже. Шиморский прибегал, рассказывал. Его "Витязь" всем понравился, на постройку нескольких таких аэропланов получен заказ. Мастерские будут загружены, да и стрельба очень Императору понравилась, у него возникли какие-то планы, Зимин сверкает, как новый целковый, твой Лёша тоже вроде как обласкан. С выступлениями в цирке можно заканчивать, циркачи всё равно уедут, а ты же не хочешь с Ареньевым расставаться. Деньги у меня есть, опять же работа...

— А я? Чем мне заниматься? — спросила Атиша, Тоша ответила:

— Будешь вести домашнее хозяйство, цветочки разводить или ещё что. А стирать и готовить наймём служанку на постоянной основе. А то наша хозяйка не всегда может...

— Знаешь, Тоша, — перебила сестру Атиша, — вроде всё хорошо. Но что-то мне неспокойно, что-то словно давит.

Тоша обняла сестру, погладила по голове и сказала:

— У меня такое же чувство, словно камушек в туфлях.

Мужчина с ликом святого и второй с внешностью Мефистофеля вошли в комнатку, словно через стену — дверь не открывалась. Обнявшиеся Атиша и Тоша со страхом смотрели на вошедших. Мужчина, с внешностью Мефистофеля, усмехаясь, произнёс, обращаясь к своему спутнику:

— Голубки, сейчас и заворкуют. Ну что ж, мой ход.

Человек с ликом святого кивнул, и Мефистофель, как ему и положено, начал соблазнять:

— Ты был послан сюда, чтоб забрать сущность своего противника. Но этого не сделал! Мало того, ты открылся и принял в себя светлую сущность! Я должен бы разгневаться и покарать тебя, но я великодушен и дам тебе шанс. Мало того, если ты это сделаешь, ты станешь вторым после меня. Демоны будут повиноваться мановению твоей руки. Если ты согласен, убей его! Но помни, если ты этого не сделаешь, а всё равно заберу тебя, но станешь ты последним в нашей иерархии, ниже тебя никого не будет. О тебя все будут вытирать ноги! Убей!

Повелитель тьмы вытянул руку, указывая на светлую девушку. Смуглая слегка отстранилась, заглянула в расширившиеся глаза своей сестры и покачала головой:

— Нет! И обращайся ко мне как к девушке!

— Однако, — растерялся повелитель тьмы. Его вечный противник улыбнулся доброй улыбкой:

— Теперь мой ход, — и продолжая улыбаться той же доброй улыбкой, обратился к светлой девушке: — Я не буду тебя укорять за то, что ты впустила в себя тёмную сущность и ставить какие-то условия, я позволяю тебе вернуться в небесные сферы. Та часть тёмной сущности, что в тебе, будет изгнана и благость снова снизойдёт на тебя!

Светлая девушка сделала движение навстречу человеку с ликом святого. Тёмная разомкнула объятия, словно отпуская, но светлая остановилась и, глянув на сестру, спросила:

— А она? Что будет с ней?

— Часть её сущности, что она отдала тебе, будет изгнана, а та светлая, что в ней, приведёт к тому, что эта тёмная перестанет быть.

— Тоша умрёт? — спросила светлая, а тёмная, совсем отстранившись, произнесла:

— Иди, Атиша!

— Нет! — светлая обняла тёмную и ещё раз, но уже более решительно сказала: — Нет!

— Ничья, но на этот раз не пат, чистая ничья, — произнёс Повелитель тьмы.

— Трогательное единодушие, — имеющий лик святого, казалось, не слушал своего спутника. Глядя на обнявшихся и замерших девушек, в раздумье добавил: — Упорство, достойное награды или наоборот. Думаю, оставим всё как есть — это и будет награда или наказание, это с какой стороны смотреть. Они сделали выбор и за него заплатят ту цену, что он стоит.

Тёмный ничего не сказал, только кивнул, а светлый, наставив на девушек палец, торжественно произнёс:

— Да будет так! Живите той жизнью, что сами выбрали, и будете добывать хлеб свой насущный в поте лица...

— Да вроде уже добываем, неплохо у нас получается и не слишком потеем, — вполголоса проговорила смуглая девушка, на святой лик словно набежала тучка, и его обладатель продолжил:

— Рожать будете в муках!

— Насколько я узнала, здесь все так делают, мы тоже будем мучиться, ну чтоб не выделяться, — снова вставила реплику Тоша, Светлый осуждающе покачал головой:

— Дерзка, не в меру дерзка! Хотя чего ещё ожидать от демона, пусть и получившего светлую составляющую к своей тёмной сущности!

Тёмный, подражая своему светлому спутнику, наставил палец на Атишу, а потом перевёл на Тошу:

— Она будет в муках, а тебе это будет стоить жизни! Дав новую жизнь, ты отдашь свою!

Сёстры продолжали стоять, обнявшись, а представители антагонистических сил ушли так же, как и пришли — не открывая дверь. Девушки посмотрели друг на друга и обе что-то хотели сказать друг другу, но не успели — дверь открылась, императорский адъютант важно произнёс:

— Император и Императрица хотят вас видеть, немедленно!

— Воспитанные люди стучат, прежде чем войти к девушкам, а вдруг мы были бы не одеты? — произнесла, прищурившись, Тоша. Адъютант ухмыльнулся, может, он на это и рассчитывал, врываясь без стука. Тоша неуловимым движением скользнула вперёд, и маленькая ручка сжала горло крупного мужчины, почувствовавшего, что ничего не может сделать. Смуглая девушка заглянула снизу вверх в выпученные глаза и с издевательской вежливостью сказала:

— Мы немедленно выполним волю Императора, так и передай.

Ручка разжалась и легонько толкнула адъютанта, буквально выбросив его из комнаты, тот, сделав несколько шагов на подгибающихся ногах, остановился и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Что его так напугало, он не мог понять. Не могла же это сделать маленькая, красивая и хрупкая девушка. Пока адъютант приходил в себя, дверь открылась и оттуда выпорхнули две весело щебечущие девушки в простеньких платьицах. Адъютант недоуменно потряс головой, пытаясь понять, что же с ним произошло? Для него многое бы прояснилось, если бы он слышал разговор этих милых девушек, произошедший сразу после того, как парня выставили за дверь.

— Тоша, за что ты его так?

— За наглость, если он императорский адъютант, так ему и всё можно? И вообще, меня бесит наше положение, мы ничего не сможем сделать, чтоб освободиться от влияния наших повелителей, — при этих словах сестры Атиша поморщилась, но ничего не сказала. Тоша продолжала: — Они ясно показали, что могут сделать с нами всё, что хотят!

— Но вроде они оставили нас в покое.

— Именно, что вроде!

— И поэтому ты сорвала злость на этом бедняге? Он так побледнел, что мне показалось — его удар хватит! Ты его напугала до полусмерти!

— Но не до смерти же, и мне хотелось проверить, не забрал ли у меня повелитель мои способности, а как у тебя? Умение лечить осталось?

Атиша прислушалась к себе и положила руки на голову Тоши, та замерла и заулыбалась. Улыбнулась и Атиша:

— Ну вот и всё хорошо, ты спокойна и мир прекрасен, и тебе хорошо, и ты...

— Хочу кому-нибудь насыпать соли в чай! Спасибо тебе Атиша!

Девушки засмеялись и вышли из комнаты, увидев трясущего головой императорского адъютанта, Тоша показал ему язык, и девушки со смехом упорхнули.

Двое мужчин сидели за столиком, как они уходили и как вернулись, никто и не заметил. Мужчины сидели и, потягивая: кто кофе, кто пиво, смотрели как заполняется ресторанчик. Как заняли отведенный им столик Император и его семья, как соседние столики занимают свитские. Хотя тут присутствовала охрана, строго следившая, чтоб в ресторанчик не попали посторонние, на мужчин никто не обратил внимания.

— По-моему, ты со своей слишком строг, — негромко сказал мужчина в белом костюме.

— Он не оправдал моих надежд и должен быть примерно покаран! — отставив кружку с пивом, сказал мужчина в чёрном.

— А по-моему, итог вполне закономерен. Фигуры не смогут сыграть лучше игроков, даже если обладают свободой воли.

— Может, он именно так поступил, что стал девушкой? Другая психология, другое мировосприятие, — не слушая первого мужчину, размышляя о своём, произнёс второй, — может, в этом была ошибка, став девушкой, он не захотел возвращаться, отбросил моё, более чем щедрое предложение.

— Что об этом гадать, почему они так поступили, объяснить невозможно. Обычно нелогичные поступки делают те, кто любит. Закладывая способность соблазнить противника (ведь ты тоже это сделал?), мы перестарались, они не соблазнились. Но при этом между ними возникло нечто большее...

— Между двумя девушками? — хмыкнул похожий на Мефистофеля.

— Любовь — это не буйство плотских страстей, это нечто большее. Это общность душ, а они обе наделены душой.

— Общность душ ангела и демона? — снова хмыкнул одетый в чёрный костюм. — Это просто невозможно!

— Готовность демона пожертвовать собой ради ангела — это уже показатель. Ты это видел сам и не будешь спорить. А вот и они, — мужчина с ликом святого указал на Атишу и Тошу, подходящих к столику Императора. После наводящих вопросов Император прямо сказал девушкам:

— Расскажите о себе.

— А рассказать-то им нечего, — очередной раз хмыкнул похожий на Мефистофеля, тот, что с ликом святого, на мгновение задумался и сказал:

— Наше упущение, но кто же думал, что до этого дойдёт? Ты не против исправить? Нет? Тогда давай, у тебя хорошо получается морочить головы, не даром же тебя Лукавым прозвали.

Император повторил свой вопрос, попросив девушек рассказать о себе, но что они могли рассказать, если их воспоминания, вернее, то, что называют воспоминаниями были отрывочны и касались, в основном, определённых знаний, но никак не того, что называют жизнью. Воспользовавшись короткой паузой, в разговор вклинился господин в котелке, внешне очень похожий на Мефистофеля, впрочем, голос у него был приятный, располагающий к себе. То, что этот господин беспардонно влез в разговор, никого не удивило, скорее, было воспринято как должное.

— Девушки немного смущены таким высоким вниманием, позвольте я расскажу их историю, — обаятельно улыбаясь, начал мужчина, — у короля далёкой заморской страны родились две дочери. Родились в один день, нет, не близнецы, двойняшки. Одна смуглая, другая светлокожая.

— Демон и ангел, — вмещался второй мужчина, как он появился рядом с первым, никто не понял, но это, как ни странно, никого не удивило.

— Можно и так сказать, одна кроткая и послушная, вторая импульсивная и непокорная. Девочки были непохожи характерами, так же как были непохожи внешне. Но были они не разлей вода, не могли друг без друга и нескольких минут. Но в том королевстве был закон — наследником или наследницей может быть только один ребёнок, остальные дети должны быть удалены от двора. Они сохраняют титулы, состояние, но не могут жить при королевском дворе. Их увозят в провинцию. Когда сёстрам исполнилось пять лет, их должны были разлучить. В провинцию должны были увезти родившуюся второй — светлокожую девочку. Тогда смуглая отреклась от титула в пользу сестры, но её не удалили от двора, так она стала ашуланой — девушкой-воином. Особое обучение и тренировки делали из таких девушек непобедимых бойцов, они были телохранителями венценосных особ. Но обучить и подготовить ашулану очень трудно, надо чтоб обучаемая обладала определённым строением тела, которое должно было измениться, определёнными способностями, складом ума, наконец. Последняя такая телохранительница у короля той страны была несколько сот лет назад. Методика и приёмы обучения не были утеряны, и Тошу стали обучать. То, что ей не могли объяснить, она старалась изучить сама, она очень старалась, ведь эти умения позволяли ей находится рядом с сестрой — будущей правительницей страны. Девочки росли. Обучались, хотя и совершенно разным вещам, но это не мешало быть им вместе, играть в общие игры и показывать друг дружке то, чему они научились у своих наставников.

— Танцы на канате, — прошептал тут же находившийся Ареньев, хоть как он это тихо не сказал, Мефистофель-рассказчик услышал:

— И это тоже, развитие подобных навыков входит в обучение ашуланы, не танцы — умение сражаться, но девушки любят танцевать, и сёстрам это доставляло удовольствие. Девочки стали девушками — и тут в королевстве произошла смена правителя: на трон взошёл младший брат короля.

— Заговор, — укоризненно сказал Император, — в варварских государствах такое случается довольно часто.

— Смена правителя, — поправил Императора рассказчик, но никто не возмутился подобной бестактностью, а человек с внешностью Мефистофеля продолжал:

— Новому королю бывшая наследница была помехой, большой помехой, и он приказал заточить её в башню, но девушкам удалось бежать. Король очень разгневался и приказал доставить ему беглянку живой или мёртвой.

— Лучше мёртвой, — неодобрительно покачал головой император и высказал ещё одно предположение: — Лучше побег, чем башня, ведь оттуда узница может никогда не выйти, там и умерев.

— В погоню был отравлен отряд верных королю гвардейцев, и они настигли девушек. Ашулана, как и положено телохранительнице, осталась, чтоб прикрыть сестру. Отряд был не маленький, и Тоше пришлось надолго задержаться, корабль с Атишей ушёл без неё. Девушки разлучились, встретились они после долгих скитаний по чужим странам, и случилось это совсем недавно.

Пока этот человек в чёрном костюме рассказывал, у Атиши и Тоши возникали воспоминания, очень яркие и подробные. Они знали, что именно так и было, а вот знания, что одна ангел, а вторая демон, исчезли.

— А отряд гвардейцев? Как удалось от них скрыться? — поинтересовался военный министр, его удивило, что телохранителем может быть девушка.

— Трудно сказать, как Атоше это удалось, — развёл руками рассказчик, — но вы сами видите, она перед вами, а о тех гвардейцах никто ничего больше и не слышал.

— Вы хотите сказать, что эта милая девушка какое-то кровожадное чудовище? И она... — начала Императрица и, не закончив, воскликнула: — Нет, не верю!

— Нет, конечно, она не кровожадное чудовище, она ашулана — женщина, обученная древним боевым искусствам, предназначенным именно для женщин. Мужчины во многом полагаются на силу, пренебрегая ловкостью и умениями, достигаемыми долгими и упорными тренировками.

— И король той страны, больше не предпринял никаких попыток достать беглянок? — поинтересовался Император, человек в чёрном костюме ответил, намекая на себя и своего спутника:

— Почему же не предпринял, это уже третья попытка, как видите, она почти увенчалась успехом. Первые две закончились тем, что Тоша уничтожила наёмных убийц. Она была на виду, а Атиша скрывалась, поэтому наёмники, на свою беду, выходили на смуглую сестру и были чересчур самонадеянны. Хрупкая девушка по их мнению не могла оказать сопротивления.

— А сейчас группа убийц наконец нашла сестёр? — нахмурился Император. Человек пожал плечами:

— Сёстры нашли друг друга, и Тоша будет не только защищаться, но и... В общем, по следу шли убийцы-профессионалы, а они не самоубийцы, ведь драться с ашуланой — это верный способ быстро закончить жизнь. К тому же, нами достигнуто соглашение — Атиша отрекается от самой возможности взойти на престол и даёт клятву никогда не возвращаться. Король прекращает преследовать сестёр и выплачивает некоторую компенсацию.

— Так они принцессы из далёкой страны? — произнесла одна из дочерей Императора, она восторженно смотрела на девушек, героинь такой романтической истории. Мужчина отрицательно покачал головой:

— Уже нет, они обе отреклись.

Девушки оказались в центре внимания, а рассказчик словно исчез. Он присоединился к своему спутнику, уже давно сидевшему за столиком, то ли осуждающе, то ли одобрительно отозвавшемся о только что услышанном рассказе:

— Романтическая история, только уж очень неправдоподобная, я думал, ты придумаешь что-то более реалистичное.

— Чем фантастичнее история, тем быстрее в неё поверят, — хмыкнул мужчина, с внешностью Мефистофеля, — а эта история ничуть не хуже другой, главное — побольше мелодраматичности и всё будет в порядке.

— Ну и способности убеждать собеседника в своей правдивости, какую бы ты чушь не нёс, — улыбнулся мужчина с ликом святого и, сделав глоток из своей чашечки, поперхнулся.

— Что-то не так? — спросил одетый в чёрный костюм, отхлебнул из кружки и повторил действия своего собеседника, после чего поинтересовался: — Что у тебя?

— Соль! Словно сюда всыпали не менее четырёх ложек соли! А у тебя?

— Сахар, пиво словно сироп. Сахар сыпала, не жалея! И когда она только успела?

— Демон есть демон, — поднял глаза к небу мужчина с ликом святого. Его собеседник усмехнулся, хоть ему тоже досталось, но пусть и такая мелочь, а приятно, что досталось и его вечному сопернику.

— Когда, когда, — проворчал его собеседник, что никак не соответствовало его благообразному виду, — тогда, когда я к тебе подошёл. Я заметил, как она метнулась в сторону, но не придал этому значения. А пока ты, разливаясь соловьём, рассказывал свою душещипательную историю, она успела это сделать. Свою фигуру ты наделил способностями воина, это ты неплохо объяснил в своей сказочке.

— Ну почему сказочке? — делано обиделся мужчина в чёрном костюме. — Очень правдоподобная история, в неё же все поверили. А если кто захочет проверить, то есть документальные свидетельства и показания очевидцев, всё продумано. Ты-то не возражал, если было что не так, почему не подправил, решил — ниже твоего достоинства "сказочки" рассказывать?

— Ладно, что сделано, то сделано, — ответил благообразный и допил кофе, его собеседник усмехнулся и допил своё пиво, оба напитка уже имели привычный вкус, даже следов диверсии Тоши там уже не было. Да и внимания на этих двоих никто не обращал, хотя они должны были бы заинтересовать охрану. Допив свои напитки, эти двое исчезли, так и не обратив на себя внимания. Даже память у присутствующих о том, что их видели — исчезла, но история, которую многие слышали, о двух сестрах принцессах из далёкой страны осталась.

— Так вы принцессы? — повторила вопрос самая младшая дочь Императора. — Вам пришлось скрываться и даже в цирке выступать, это, наверное, очень обидно? Да?

— Ну как сказать? В цирке выступать не обидно, даже интересно, — ответила Атиша, а Тоша добавила:

— Да и не принцессы мы, бывший титул Атиши по-другому называется, а я отреклась, так и не получив этого титула.

— Но благородство вашего происхождения позволяет вам претендовать на этот титул, — девочка широко раскрыла глаза, ей казалось странным, что кто-то вот так просто может отречься от такого — звания принцессы.

— Благородство определяется не только происхождением. Вернее, не им одним, но и поступками того, кто носит тот или иной титул. А цирк... Как и всякое любое занятие, выступления в цирке требуют большого труда, умения и может быть не менее благородным чем, скажем, должность министра, — сказала Атиша, а Тоша, глядя на военного министра, ехидно добавила:

— Профессия циркового артиста гораздо более опасна, чем должность министра, он не упадёт с каната и на него не нападёт лев или другой, вышедший из повиновения хищник.

— Не скажите, девушка, не скажите, — вмешался в разговор адмирал и, глядя на Куроплаткина не менее ехидно, чем Тоша, добавил: — Военного министра тоже могут съесть и падать ему ой как больно, с его-то высоты.

— О-о-о! Вы можете упасть и вас тогда съедят?! — ещё шире раскрыв от удивления глаза, поинтересовалась младшая дочь Императора у побагровевшего военного министра. Тот ничего не успел ответить, за него это сделал адмирал:

— Непременно съедят, причём начнут это делать ещё до того, как он упадёт.

— О-о-о! — протянула младшая принцесса, видно представив себе, как падающего министра едят ещё налету. Наверное, это её заинтересовало, так как последовал следующий вопрос: — А кто вас будет кушать?

— Вот он первый и начнёт, — буркнул военный министр, кивнув в сторону адмирала. Девочка замолчала и опасливо посмотрела на адмирала, словно тот прямо сейчас собрался наброситься на генерала и начать того жевать.

— Цирк — это забавно, даже интересно, но вам, как офицеру нашей армии, не пристало там выступать, — прерывая столь интересную тему, кто кого съест — адмирал генерала, или наоборот, строго сказал Император, глядя на Тошу, та согласно склонила голову. Потом, резко вскинувшись, попросила:

— Ваше императорское величество, разрешите мне последний раз выступить, для вас и вашей семьи! Последний раз, мне и моей сестре!

Младшая принцесса захлопала в ладоши, а потом умоляюще посмотрела на отца. Взгляды старших дочерей императора тоже просили об этом же. Императрица тоже была не против посмотреть на выступление сестёр. Император, видно вспомнив танец девушек на летящем аэроплане, величественно кивнув, разрешил:

— Хорошо, но только один раз.

— Благодарю вас, — поклонилась Тоша, — это будет последний раз!

Атиша сделала реверанс, ничего не сказав, а Императрица, задумчиво глядя на сестёр, спросила у мужа:

— Насколько мне известно, офицерам, начинающим служить, положен трёхнедельный отпуск? Я хочу пригласить этих девушек провести отпуск у меня в гостях. Дорогой, ты не против?

Император пожал плечами и согласно кивнул, напомнив:

— Через восемь дней мы возвращаемся в столицу, а поскольку место службы прапорщика Диа ещё не определено, думаю, она сможет, дорогая, погостить у тебя больше трёх недель, — и, глянув на Тошу, Император усмехнулся, — если захочет.

Сёстры переглянулись, Императрица что-то задумала, явно имея на одну, если не на обеих, какие-то виды.

Глава шестая. Борьба, с правилами и без правил

С самого утра в цирке Гутлиба был, что называется, большой переполох, сам владелец бегал по арене, ему всё казалось, что само помещение (большое шапито) и артисты не готовы к такому важному событию как визит Императора! Ведь это не каждый день случается! Но эти хлопоты где-то были даже приятны, и Гутлиб благодарил судьбу, что подобрал на опушке леса девушку, по имени Атиша, ведь это её сестра пригласила Императора посетить цирк, и тот принял приглашение! Это настолько подняло престиж цирка Гутлиба, что совет директоров цирков, чьи силачи-борцы участвовали в большом турнире, решили провести предварительные состязания именно в этот день и в цирке Гутлиба! И это несмотря на то, что в этом цирке всего один никому не известный борец! О такой удаче и признании господин Гутлиб не мог и мечтать! Волновался не только директор цирка, волновались все, кроме Атиши и Тоши, снисходительно наблюдавших за этой суетой.

— Им-то что? Они уже выступили перед Императором и заслужили высочайшее одобрение, Тошу даже в офицеры произвели! — говорил Товляр, обращаясь к группе танцовщиц-жогнлёрш, осматривавших и поправлявших друг на друге одежду. Шурык снова повторил: — Им-то что? Они уже на вершине славы, а мне каково? Чем удивить императора? Крысиным поездом?

Жонглёрши сочувственно кивали, у них номер тоже был, нельзя сказать, что слишком зрелищным, в основном, зрители смотрели на них, как на красивых девушек. Тоша, слушая это, улыбалась, а потом предложила;

— А вы не так станцуйте.

— А как? — сразу же последовал вопрос, а одна из танцовщиц добавила: — Чтоб разучить новый танец, надо несколько репетиций, а это время. Разве мы успеем до вечера?

— А вы возьмите за основу свой старый танец, только добавьте в него некоторые элементы, — улыбнулась Тоша и, подхватив две булавы, стала подбрасывать их в воздух, при этом исполняя тот танец, что танцевали жонглёрши, но добавив в него несколько движений. Танец приобрёл совсем другой вид, позже его назовут — эротическим. Одна из жонглёрш поджала губы:

— Но это же неприлично!

Но она, как и две другие, повторяла за Тошей движения. Скоро они все танцевали, причём делали это очень темпераментно, можно сказать, самозабвенно. Вокруг танцорок собрались остальные артисты, с интересом наблюдающие за этой импровизированной репетицией, девушки не только танцевали, но при этом ещё и жонглировали (в этом Тоша участия не принимала, только танцевала). Атиша укоризненно покачала головой:

— Тоша, чему ты их учишь?!

— Как достичь успеха! — ответила Тоша, Атиша хмыкнула:

— С наименьшими затратами.

— Так они же не успеют до вечера что-то другое разучить и освоить, а тут, видишь, уже всё получается! Их обычный танец, только немного по-другому и полный успех! — гордо произнесла Тоша и показала на оттопыренные штаны раскрывшего рот Онима, увлечённого танцем девушек. Молодой цирковой силач смутился и попытался прикрыться руками, тем самым ещё больше привлекая к себе внимание и вызывая смех. Впрочем, подобная реакция была не только у него.

— Вот видишь, — ещё более укоризненно сказал Атиша.

— Полный успех! — ничуть не смутившись, заявила Тоша, при этом так изгибаясь, что только усилила смущения мужской части зрителей.

— О-о-о! В этом что-то есть! Только не надо столь откровенно, — оценил танец Гутлиб.

— Ну, вы поняли как. Насколько откровенно, сами решайте, — ухмыльнулась Тоша, подмигнув жонглёршам.

— Девушкам проще, им достаточно изогнуться, а вот мне что делать? — Товляр с надеждой посмотрел на Тошу, словно она могла вот так взять и придумать новый номер с крысами. Девушка не разочаровала крысиного укротителя:

— Шурык, у тебя и так довольно насыщенный номер, хотя... Неси своих крыс.

Хвостатые артистки ездили на поезде, а Тоша смотрела и качала головой, когда поезд остановился, девушка скомандовала:

— Стройся! В шеренги по четыре!

Крысы засуетились, не зная, что делать, а Тоша стала их хватать и выстраивать шеренгами. Получился небольшой строй, к общему удивлению, крысы не даже пробовали разбежаться, оставаясь стоять там, где их поставили.

— Равняйсь, смирно! — Тоша подала команду, и крысы её выполнили! После чего девушка, как капрал на плацу, выкрикнула: — Шагом марш!

— Тум — турум! — изобразила Тоша марш, а крысы старательно, держа равнение, вышагивали на задних лапках!

— А теперь ты попробуй, — предложила поражённому Товляру Тоша.

— Думаешь, они меня послушают, вот так сразу? — с сомнением сказал крысиный укротитель. Тоша только улыбнулась, крысы попробовали разбежаться. Но Шурык их, по примеру Тоши, выстроил и стал командовать, крысы послушно эти команды выполняли!

— Они тебя боятся, ты их чем-то очень напугала. Не проще ли было действовать лаской? — сказала Атиша Тоше, когда сёстры отошли в сторонку. Смуглая сестра кивнула:

— Правильно делают, лаской долго, а так... Видишь, как ходят? Крысы умные твари, поняли, что если не будут слушаться, то я начну сворачивать им шеи.

— Что бы сказал Товляр, если бы ты начала уменьшать поголовье его артистов?

— Ничего бы не сказал, — ответила Тоша, — остальные стали бы послушнее, а именно это ему и надо!

Атиша ничего не ответила, только внимательно посмотрела на Тошу, та просто пожала плечами. Что-то смутное проскользнуло в памяти светлой девушки, она-то со всем зверьми ладила, они её просто обожали, а вот её сестру — откровенно боялись. Даже львы и тигры боялись, почему так, Атиша не знала, но ей казалось, что она вот-вот вспомнит. Тоша криво улыбнулась:

— У меня то же самое, будто какое-то знание вылазит из глубины памяти, но никак не вылезет. Не могу понять, что это. Какие-то смутные воспоминания о другой жизни, вроде и не мной прожитой.

А жизнь в цирке текла своим чередом: все старались как-то приготовиться к высочайшему визиту. Кроме этого, в цирке Гутлиба собрались команды сопровождения борцов, что должны были состязаться сегодня вечером. И вот вечер наступил. В цирк прибыла императорская семья в полном составе, с многочисленной свитой, впрочем, простым посетителям тоже нашлось место, хотя это были не совсем простые люди, билеты продавались по тройной цене, ведь должно было состояться не только обычное цирковое представление, но и отборочные состязания борцов. Шпрехшталмейстер объявлял номера, клоун старался изо всех сил смешить почтенную публику. Первыми выступили танцовщицы-жонглёрши, их номер не то что понравился — произвёл фурор, ведь большинство зрителей были мужчины. Императрица и её дочки демонстративно поджали губы, хотя смотрели с интересом. Затем выступал укротитель львов, в этом номере выступали и Тоша с Атишей. Девушки выехали: одна на льве, другая на тигре. Именно это понравилось зрителям, остальное... Ну, сидели большие кошки на тумбах, прыгали сквозь горящий обруч... Но аплодисменты были дружные, особенно после того как Тоша, изображая клоуна, тот-то в клетку зайти боялся, тягала льва за хвост, при этом у льва был крайне несчастный вид, словно говоривший — когда меня эта девица в покое оставит?

— Атоша, оставь кошечек! — закричал клоун смуглой девушке, ухватившей одной рукой за хвост льва, другой тигра.

— Буду тянуть, пока не замяукают! — ответила Тоша под смех зрителей, у больших кошек был такой вид, что они готовы и замяукать, только бы эта нахалка от них отцепилась!

Потом были танцы сестер Диа на канате, вызвавшие бурю восторга у зрителей, надо сказать, что подтанцовка на арене (девушки-жонглёрши) тоже зрителям понравилась.

— Смелые девушки, — заметил адмирал из свиты Императора.

— Вы имеете в виду этих бесстыдниц, — императрица указала на жонглёрш, военный министр не согласился:

— Ну почему бесстыдницы, очень даже ничего.

— Я говорю о тех. что на канате. Они там всё это выделывают без всякой страховки! А это знаете ли... Отличные матросы бы получились! — пояснил адмирал.

— Вам, как старому марсофлотцу, главное, чтоб по мачтам и верёвкам, что на них навешаны, лазить не боялись, — постарался уесть адмирала военный министр. Адмирал поморщился, но не счёл нужным поправить генерала, назвавшего бегучий такелаж — верёвками, навешанными на мачты.

— Век парусов давно миновал, сейчас эпоха пара, электричества и этого... Газолина, — вмешался в разговор граф Ридерикс, министр двора.

— Я слышал, что одна из сестёр, как раз та, что произведена в офицеры, прекрасно разбирается в моторах, ей нашлось бы место и на современных кораблях, — то ли возразил, то ли стал оправдываться адмирал.

— Она проходит как прапорщик по военному ведомству и к флоту отношения не имеет, — военный министр хоть и неодобрительно относился к авиации, но флот не любил и в лице адмирала, шефа коллегии адмиралтейства видел постоянного соперника. Император, молча слушавший эту перепалку, усмехнулся — соперничество между военным министром, ведающим сухопутной армией, и адмиралом, которому подчинялся флот и береговые укрепления, а следовательно, их пушки, было непрекращающимся. Чуть заметно усмехнулся и министр двора, его, командовавшего гвардией, это соперничество только забавляло. Номер с дрессированными крысами генералу Куроплаткину понравился.

— Вот! Даже крыс можно научить маршировать! Умение маршировать — основа дисциплины! А на дисциплине армия держится! Очень поучительный номер, показывающий... — генерал не успел сказать, что поучительного показывают марширующие крысы, как на арену выехала мотоциклетка.

— Сёстры Диа! Наездницы на механическом коне! — объявил шпрехшталмейстер, неугомонный клоун тут же добавил:

— А какое сено ест этот конь? Наверное — механическое.

Но на шутки клоуна никто не обратил внимания, взоры зрителей были прикованы к сёстрам Диа. Если обычно Тоша и Атиша показывали на мотоциклетке чудеса ловкости, то сейчас они превзошли самих себя. Когда девушки покинули арену, аплодисменты долго не смолкали, не давая шпрехшталмейстеру объявить следующий номер. Следующим номером были обычные наездницы: Катя и снова сёстры Диа. Этот номер заинтересовал и военного министра, так о нём отозвавшегося:

— Очень красиво, но это всё баловство, настоящему кавалеристу это не нужно, он должен...

Пока Куроплаткин высказывал своё мнение, на арену вынесли пучки лозы и другие мишени для кавалерийской рубки. Под быстрый и ритмический марш Тоша продемонстрировала искусство владения двумя саблями. Военный министр смотрел на девушку, открыв рот, и, когда та на своей тонконогой лошадке ускакала с арены, произнёс:

— Если бы это был парень! Эх! Какой бы кавалерист был!

— Да, отличный кавалерист, лихой гусар! — поддержал своего министра Император. На этом цирковые выступления закончились, шпрехшталмейстер объявил антракт. После которого должны начаться состязания борцов. Высокопоставленные зрители потянулись в буфет, вообще-то в цирке Гутлиба буфет не был предусмотрен, это расстарался господин Дробский, который тоже присутствовал на представлении. Пока женщины (императрица, её дочки и фрейлины двора) лакомились пирожными, мужчины оценили совсем другой ассортимент продуктов. Император отдал должное выдержанному коньяку, закусив долькой лимона, посыпанной сахаром и молотым кофе, ну а генерал, адмирал и другие офицеры по-простому приняли по рюмке водочки, закусив бутербродом с обычной паюсной икрой. Основной разговор вёлся вокруг сестёр Диа, чьи номера и составили основную программу. Обе сестры появились в буфете, словно услышав, что о них разговор. Девушки были в скромных и строгих платьях, чем вызвали одобрительное замечание Императрицы, военный министр церемонно поцеловал руку Тоши:

— Я восхищён! Вы были бы украшением любого кавалерийского полка!

Тоша подняла бровь и усмехнулась, уж очень двусмысленным вышел комплимент. Генерал понял это и смутился, а Тоша поклонилась Императору:

— Это наше с сестрой последнее выступление. Я, как и обещала, больше не буду цирковой артисткой и постараюсь оправдать оказанное вами доверие.

— А ваша сестра? Ведь на неё не распространяется это условие, — Император вопросительно посмотрел на Атишу, та ответила:

— Я решила поддержать сестру и закончить карьеру цирковой артистки.

Императрица одобрительно кивнула и пригласила девушку к себе в ложу, а Тоша, сославшись, что хочет дать напутствие борцу своего бывшего цирка, вернулась к арене. Там как раз начинался парад-алле силачей. Мощные мышцы, которыми играли борцы, производили впечатление. На их фоне Онька выглядел если не задохликом, то кем-то на него похожим. Это было настолько заметно, что Император, наклонившись к Атише, спросил:

— Это борец этого цирка? По сравнению с остальными участниками турнира, он выглядит как цыпленок рядом с бойцовыми петухами! И что там делает ваша сестра?

— Она этого парня тренировала. Согласна, Оним выглядит как сельский увалень, но он может преподнести своему сопернику неприятный сюрприз.

Император только пожал плечами, сомневаясь, что этот увалень сможет оказать достойное сопротивление настоящему борцу. Парад борцов закончился и приступили к жеребьёвке. Ониму выпало бороться первому, и его соперником был Фил, выступающий не от цирка, а как свободный участник.

— Ты! Задохлик! Да я тебя порву как грелку! — заревел Фил, поднимаясь на помост. Оним оглянулся на Тошу, та покачала головой и тихонько произнесла:

— Вряд ли он это сделает, а вот я, так точно порву тебя на ленточки, если не победишь. Чему я тебя учила? Покажи, не бойся!

— Похоже, ваш борец боится эту девушку больше, чем своего соперника, — произнёс один из директоров цирков, стоящий рядом с Гутлибом. Что сказала Тоша Ониму, он не слышал, но их переглядывание от него не укрылось. А Фил гулко ударил себя в грудь и снова начал реветь:

— Я тебя...

Но тут его взгляд остановился на Тоше, и Фил поперхнулся. Тоша улыбнулась и помахала рукой, а потом сделала движение, будто что-то отрывает. Внимательно наблюдавшие за борцами директора цирков переглянулись, и тот, высказавший предположение, что борец Гутлиба боится маленькую девушку, удивлённо произнёс:

— И не он один боится, мне кажется, его соперник тоже её опасается! Очень опасается!

Никто из говоривших, как и сама Тоша, не обратили внимания на неприметного человечка в сером плаще и таком же котелке, стоящего неподалёку и внимательно слушавшего эти разговоры. Серый человечек время от времени бросал на Тошу внимательные, можно даже сказать — оценивающие взгляды.

Тем временем, борцы вышли на ковёр, судья дал команду к началу схватки. Фил сделал обманный приём и повалил Онима на землю, но прижать его лопатки к ковру не сумел — Онька вывернулся. И второй раз Оним купился на тот же приём, на этот раз Фил постарался, чтоб его противник не смог ускользнуть от поражения, но Оним, обхватив Фила, перекатился, и теперь тому приходилось делать усилия, чтоб не коснуться лопатками ковра. Фил был опытнее, но Оним явно сильнее. После недолгой борьбы в партере, противники встали на ноги. Фил, пригнувшись, попытался сделать подсечку, Оним, ухватив его за пояс и за шиворот так, что затрещала материя борцовской формы, поднял над головой и с силой швырнул на землю, затем быстро сел на не опомнившегося от удара противника, прижимая к ковру его лопатки.

— Чистая победа! — объявил судья.

— Молодец! Я была в тебе уверена! Ты теперь настоящий силач-борец! — Тоша похлопала по плечу покрасневшего от похвалы парня. Потом выступали ещё борцы, а Оним, победив ещё одного соперника, вышел в четвертьфинальные поединки, на этом сегодняшние поединки закончились. Зрители стали расходиться, покинули шапито Гутлиба и Тоша с Атишей, на этот раз — навсегда.

Девушки сидели в кафе на берегу большой реки, пили кофе и ели мороженое. Сегодня у Тоши не было полётов, а у Атиши уже цирковых выступлений. До отъезда царской семьи, с которой девушки намеревались отправиться в северную столицу, оставалась ещё почти неделя и заняться было совершенно нечем. Вот сёстры и проводили время в этом кафе, расположенном на живописных склонах у большой реки, на которой стоял Кинев.

— Знаешь, Тошенька, — говорила Атиша, вернувшись к тому разговору, что происходил в цирке, — я тебя помню с детства, но у меня есть ещё какие-то воспоминания, совсем с нами не связанные. Будто я была кем-то другим и у меня были крылья. А моё умение лечить? Умение ладить с самыми различными зверями? Откуда это? Этого нет в моих воспоминаниях.

— Ну, я тоже это умею, не лечить, а ладить со зверями, — улыбнулась Тоша. Атиша покачала головой:

— Они тебя боятся, и звери, и люди. Ты своей готовностью убивать внушаешь страх. Другие этого не видят, а я... Просто чувствуют подсознательно твою опасность.

— А ты? Меня не боишься?— спросила Тоша.

— Нет. Я вижу, — просто ответила Атиша, — вижу, что ты ради меня сделаешь всё, ни перед чем не остановишься — и это тоже пугает!

— Глупенькая, — Тоша положила свою руку на руку сестре, — я не такое уж чудовище и не собираюсь убивать направо и налево. Но ради тебя я готова на всё, тут ты права. Меня тоже донимают интересные воспоминания, никак не связанные с нами. Мне кажется, что у меня были рога и хвост, и была я покрыта шерстью. Такой мягонькой и серенькой шерсткой.

Атиша сжала руку сестры:

— Ангел и демон! Вернее, демон и ангел! Диа!

— Вспомнила? — мягко спросила Тоша. — Может это воспоминания из какой-то прошлой жизни. Ведь ты же помнишь наше детство? Наши игры? Танцы на канате, как я тебя учила держать равновесие и как ты радовалась, что это у тебя получается?

Атиша согласно кивнула:

— Тебя учили в таких условиях сражаться, а ты превратила это в забаву. Весёлую игру.

— Вот видишь, нашим умениям есть вполне логичные объяснения. Ведь тебя тоже многому учили, в том числе и умению врачевать. А то, что мы умеем ладить со зверями — может, наше врождённое качество, просто оно развилось в процессе обучения...

— Такого разного обучения, — кивнула Атиша.

Сёстры немного помолчали, крепко держась за руки. Им обоим было хорошо и в этот момент девушек совсем не беспокоили какие-то фантомные воспоминания о рогах и крыльях. Атиша первой нарушила молчание, перевернув ладонь сестры, у той на пальцах появились когти.

— А это? — спросила светлая девушка, смуглая ответила:

— Ашулана, в процессе обучения появляются не только запредельные воинские умения, но меняется и тело. У тебя тоже есть отличия от обычных людей, но они не так заметны, хотя бы твоё умение врачевать, а у меня, вот...

— Все изменения направлены на то, чтоб убить своего противника максимально быстро, — чуть подняла брови Атиша и, сильнее сжав руку сестры, спросила: — А то, что ты не сможешь родить, это результат изменений твоего тела? Я ничем не могу тебе помочь, — грустно добавила светлая девушка, смуглая пожала плечами:

— Пусть тебя это не беспокоит, главное, что это можешь ты! Твой ребёнок будет и моим ребёнком, я буду его защищать, как и тебя!

Девушки опять замолчали. Их молчание нарушил господин в сером плаще и котелке:

— Прошу меня выслушать, много времени я у вас не займу.

Атиша слегка подняла бровь:

— Вы сначала представьтесь!

— В этом нет нужды, — улыбнулась Тоша и, обращаясь к серому человечку, сказала: — Вы сыщик, так может выглядеть только сыщик, который старается быть незаметным, но именно это старание его и выдаёт.

— Я поражён вашей проницательностью, — серый человек приподнял котелок и поклонился, а Тоша, продолжая улыбаться, продолжила:

— Судя по всему, "Гран Пикертон, коллеги и сыновья" — частная сысканная контора.

Серый человечек поклонился ещё раз, спросив при этом:

— Почему вы так думаете?

— А в Киневе больше нет частных сыскных контор. Если бы к нам обратился кто-нибудь из имперского сыска, то он был бы в форме полицейского. Как видите, вывод лежит на поверхности, скажу более, вы не рядовой сотрудник, вы один из руководителей, в свете последних событий к нам бы рядового сыщика не послали.

— Вы ещё раз поразили меня, если вы знаете о том, что заставило меня к вам обратиться...

— Я не ясновидящая, — покачала головой Тоша, — просто умею делать нужные выводы.

— Так чем же две скромные девушки заинтересовали столь серьёзное сыскное агентство? — вмешалась Атиша. На этот раз улыбнулся сыщик:

— Меня привлекла одна очень занимательная история: несколько месяцев назад в нашем городе появилась девушка, сначала выдававшая себя за парня. В то же время было ограблено казино "Золотая Ривьера"...

— Ай-я-яй, — покачала головой Тоша и спросила: — Надеюсь, вы нашли злодея, совершившего это ограбление века?

— Ну так громко это назвать нельзя, хотя сумма украдена была немаленькая. При этом были убиты охранники казино, зверски убиты! А у девушки, что выдавала себя за парня, в банке "Вионский кредит" появился счёт, со значительной суммой, примерно соответствующей украденному.

— Ай-я-яй, — опять покачала головой Тоша, — такой солидный банк, гарантирующий тайну вкладов всем клиентам. Хотя мелкие клерки тоже хотят кушать. В данном случае — красиво жить. И один из них находится на содержании некоей частной сыскной конторы. Вычислить этого клерка не составит труда, так как же, и отследить его связи. А связь этого мелкого служащего с вашей конторой может скомпрометировать банк. Там открестятся от этого клерка, все, что он скажет — будет признано ложью. Если вы хотели меня шантажировать, то это вам не удастся.

— У меня тоже в этом банке крупная сумма. Гораздо больше той, что, как вы говорите, украдена из того игорного дома, — теперь улыбнулась Атиша, — или вы хотите и меня в чём-то обвинить? Кстати, у моей сестры тоже счёт раз в пять больше той смехотворной суммы, что какие-то бандиты унесли из вашего казино.

Высшие силы позаботились о своих бывших слугах и, как и обещали, вместе с биографиями обеспечили Тошу и Атишу значительными денежными средствами, якобы поступившими из далёкого королевства — родины сестёр. Тоше очень захотелось показать язык сыщику. Но вместо этого она, сохраняя серьёзный вид, сказала:

— Я не поняла ваших подозрений, неужели вы думаете, что я, переодевшись парнем, совершила налёт на местное казино в традициях дикого запада ССР? Но если бы это было так, была бы масса свидетелей, казино-то не пустует, или я ошибаюсь? Есть ли у вас свидетели?

— Свидетели указывают, что был молодой парень, судя по всему опытный шулер, выдававший себя за богатого селянина, игравшего в рулетку...

— Стоп! — остановила сыщика Тоша. — Так было ограбление казино или это честный выигрыш? Да и вдумайтесь в свои слова — опытный шулер, выигравший в рулетку! Никакой шулер не станет играть в рулетку, ну, разве чтоб пощекотать себе нервы, но никак не выиграть! А если он и выиграл в эту игру, то никак не благодаря своим профессиональным умениям! Удача, чистая удача, на чем и основана рулетка!

— Но всё же я не поняла, в чём вы хотите обвинить мою сестру? — спросила Атиша, теперь вперёд выставил ладони сыщик:

— Ни в чём! Боже упаси меня выдвигать необоснованные обвинения! Мои догадки, это только мои догадки! Но вот что интересно, расследуя это дело, я заинтересовался некоей Атошей Диа. Мною был послан запрос в ССР. В Соединённых Свободных Республиках находится наше главное сыскное агентство, и вот что там ответили на мой запрос. На одной из ферм дикого запада ССР жила девушка Атоша, она не называла своей фамилии, да там этого и не требуют. Жила жизнью ковбоя, вам знакомо это слово? Оно означает — пастух, смотритель стада коров. Именно этим эта девушка и занималась, но это занятие требует многих специфических навыков, освоить которые может не всякий мужчина, не говоря уже о женщине. Так бы эта девушка и жила на отдалённой ферме в безвестности, но туда случайно заглянул Билл Краснобородый, местный бандит, гроза всех и вся! Заглянул после очередного удачного ограбления почтового поезда, банда решила отдохнуть. Понятно, что такой отдых не сулил ничего хорошего обитателям фермы. Один из подручных Билла решил изнасиловать дочку хозяина, девушка, по имени Атоша, за неё заступилась. Очень жёстко заступилась, она расправилась со всей бандой! Представьте себе, одна расправилась, очень безжалостно расправилась! Мало того — она ушла со всеми теми деньгами, что награбил Краснобородый, именно этот факт и привлёк к девушке внимание. Девушка исчезла, но вот хозяева фермы через некоторое время прикупили земли и ещё несколько стад, из довольно бедных став самыми богатыми в том штате, умеющий делать выводы их сделает!

— Ах, какой ужас! — всплеснула руками Атиша. — Эти неблагодарные фермеры убили бедную девушку и обвинили её в краже денег!

— С чего вы так решили, сударыня? — удивился сыщик.

— Вы же сами сказали, что девушка исчезла, а фермеры внезапно разбогатели!

— Не думаю, что можно так просто убить девушку, сумевшую в одиночку расправиться с одной из самых опасных банд дикого запада ССР. Да и фермеры задекларировали гораздо меньшую сумму, чем была в тот момент на руках у Краснобородого Билла, не знаю, может, часть и припрятали. Но вот девушка несколько раз мелькнула, по её следу шли лучшие сыщики нашей заокеанской конторы, да и в федеральном бюро расследований неумех нет, эти если вцепятся... Девушка не особо скрывалась, но вот найти её не получалось, от неё отставали буквально на полшага, а потом она окончательно исчезла! Мне кажется, она нарочно это делала, отводя подозрения от приютивших её фермеров! И вот неожиданно в Киневе появляется девушка с таким же именем — Атоша! Ведь вы не будете отрицать, что именно так вас зовут?

— Не буду, — пожала плечами Тоша, — именно так меня и зовут, но это ничего не может значить — простое совпадение имён.

— Может быть, — согласился сыщик, — но эта девушка великолепно ездит на лошади, и её боятся могучие борцы, одного из которых она избила...

— Двух, — поправила Тоша, — правда, он тогда ещё не был борцом.

— Да, не был, — согласился служащий частной сыскной конторы, — он тогда был простым матросом, а девушка, притворяющаяся парнем, вышла из лесу без гроша в кармане и без документов, ведь паспорт вы выправили себе гораздо позже.

— Это вам кто рассказал? — в голосе Тоши послышалась угроза. Сыщик быстро ответил:

— Не ваш подопечный, рассказал капитан баржи.

Тоша кивнула, словно принимая к сведению. При этом девушка ничего не сказала, не подтверждая и не опровергая слова одного из владельцев сыскной конторы "Гран Пикертон, коллеги и сыновья". То, что перед ней один из главных сыщиков, если не самый главный, Тоша поняла давно. Поняла, что сыщик пришел не по поводу казино "Золотая Ривьера", теперь ждала, когда же он откроет настоящую причину своего визита. Атиша тоже молчала, внимательно разглядывая собеседника. Тот вздохнул и стал рассказывать:

— В Киневе орудует банда Гохи Красавчика. Этот бандит, конечно, не Билл Краснобородый, но тоже весьма опасен. Конечно, ограбить такой банк, как "Вионский кредит" у него кишка тонка, но банки помельче, тот же "Малый Селянский" грабил два раза.

— И там не сделали выводов? — удивилась Тоша. — Я бы предположила, что в том банке наводчик и именно он сообщал этому Гохе, когда там будет крупная сумма.

— Я рад, что не ошибся, вы поймали самую суть. Наводчика мы вычислили, как вы говорили, раньше, это было не трудно сделать, и когда Гоха пошёл грабить третий раз, устроили засаду. Банду почти всю взяли, но Гохе удалось уйти. Но бандит есть бандит, а озлобленный неудачей... В общем, Гоха решил подправить свои дела и похитил дочь Каращенко. Тоша кивнула, Каращенко был сахарозаводчик, миллионер, не беднее Дробского. А ободрённый вниманием девушки сыщик продолжил:

— За девочку Гоха требует выкуп, но есть опасения, что, получив выкуп, этот бандит не вернёт ребёнка, ведь ему надо ещё и уйти с деньгами. Он требует, чтоб миллион целковых ему принёс один человек, такой, чтоб не представлял опасности. Обмен должен состояться в условленном месте, вернее, туда должен прийти человек с деньгами, а уж потом его отведут к Гохе. Но Красавчик угрожает, что если будет слежка, то он убьёт девочку! Но получив деньги, бандит может убить девочку и курьера. Ведь где сейчас логово Красавчика никто не знает. А бандит вполне может убить курьера, забрать деньги и продолжить шантажировать Каращенко. Мы, вернее, я в растерянности, совершенно не вижу выхода из данной ситуации. Подобное уже случилось, тогда Красавчик украл дочь купца Самойловина, тоже потребовал выкуп...

— И? — подняла бровь Тоша, сыщик вздохнул:

— Самойловин обратился в полицию, но вы же знаете, какая там бюрократия, потерявший терпение Гоха прислал купцу пальчик его дочери, а на следующий день ещё один. Самойловин собрал требуемую сумму, кстати, тогда был не миллион, а всего сто тысяч, и отнёс её по указанному адресу...

— Естественно, девочки он не получил, — нахмурилась Тоша.

— Да, — вздохнул совладелец сыскного агентства, — не получил. Её обезображенное тело нашли на берегу реки. Видно, Гоха решил, что он не получит денег, и хотел таким образом наказать купца, но поспешил.

— Деньги всё равно ему достались, и этот бандит решил, что похищение детей быстрый и верный способ много заработать, — кивнула сыщику Тоша, — скорее всего, и в этот раз он убьёт ребёнка. Насколько я поняла, Каращенко, наученный опытом Самойловина, не обращался в полицию, а для решения этой проблемы нанял вас?

Сыщик кивнул, а Тоша продолжила:

— Но вы даже не представляете, как подступиться к этому делу, и хотите, чтоб выход вам нашла я? Атиша, заглянув сестре в глаза, попросила:

— Тоша! Спаси девочку!

Смуглая девушка прикрыла глаза и несколько мгновений молчала, когда она их открыла, сыщик отшатнулся, перед ним сидел совсем другой человек. Если раньше это была красивая девушка, то сейчас это был человек, просто излучающий опасность! Но это длилось несколько мгновений, ничего пугающего во внешности Тощи не осталось, может, только вид девушки стал строже, она сказала сыщику:

— Хорошо, я помогу вам. Представьте меня Каращенко как сотрудницу вашего агентства, — увидев удивление сыщика, девушка пояснила: — Он же к вам обратился? А миллион, запрошенный вашим бандитом, надо... Нет не отдавать, предъявить. Это буду делать я, так как вы думаете, Каращенко доверит миллион неизвестно кому? А вот агентству, взявшемуся за это дело... Или вы ещё думаете — браться или нет?

Тоша, нахмурив брови, посмотрела на смутившегося сыщика, после чего решительно заявила:

— А сделаем мы так...

Тучный мужчина, сидевший за столом, держал в руках чемодан. Он пытался выглядеть уверенно, но руки его дрожали, рядом с ним сидела миловидная заплаканная женщина. Сопровождали эту пару три дюжих молодца, по виду охранника, стоявших за спиной сидящих. Напротив сидела Тоша и ранее уговаривавший её помочь серый человечек. Тоша не ошиблась, это был сам глава киневского агентства "Гран Пикертон, коллеги и сыновья". Атиша стояла за спиной сестры, сжимая руками спинку стула, сжимая так, что побелели костяшки пальцев.

— Я принёс запрошенный вами миллион, — произнёс мужчина, имея в виду, что требуемая сумма у него в чемодане, — принёс, как вы и просили — купюрами самого крупного номинала. Только не могу понять зачем? Вы хотите отдать деньги этому бандиту, но где гарантия, что он вернёт нам дочь живой!

Когда мужчина произносил последние слова, голос его дрогнул, а женщина всхлипнула и, не сдерживаясь, зарыдала. Атиша обошла вокруг стола и положила свою ладошку на лоб женщины, та успокоилась и с надеждой посмотрела на Тошу:

— Вы спасёте мою девочку?

— В этом не может быть сомнения, — ответила смуглая девушка. А один из тех, кто стоял за спиной мужчины с чемоданом, посмотрел на маленькую и выглядевшую такой хрупкой Тошу, выразил свои сомнения:

— Разве эта пигалица сможет что-то сделать? Вы сказали, она пойдёт одна! Да у неё просто отберут деньги!

— Таково условие главаря бандитов, принесший деньги должен быть один! — возразил глава сыскного агентства. — А лучшей кандидатуры для этого, чем Атоша Диа, нет!

— Да она... Да её... — аж захлебнулся от возмущения мужчина, возражавший против кандидатуры Тоши.

— Вы чем-то недовольны? — спросила Тоша, при этом, немыслимым образом как-то вывернувшись из-за стола, оказалась рядом с мужчиной и легонько его ударила, била где-то в область живота. Мужчина согнулся, пытаясь восстановить дыхание, но сказать ничего не мог, только сипел. Два его соседа сделали шаг вперёд, пытаясь схватить Тошу, видно, чтоб наказать за подобное неуважительное действие, но оказались лежащими на полу, не подавая признаков жизни. Тот мужчина, которого Тоша ударила первым, хрипел, пытаясь что-то сказать. Каращенко повернулся к нему и спросил:

— Брат! Что с тобой! — взгляд миллионера остановился на лежащих без движения, и он с ужасом спросил: — Что с ними? Вы их убили?!

— Просто ударила, всего один раз, — пожала плечами Тоша, через пять минут придут в себя, хотя... Если ударить сильней, больше не встанут.

— И вы это можете? — Каращенко смотрел на Тошу широко раскрытыми глазами, в которых читался ужас — эта хрупкая девушка играючи расправилась с тремя сильными мужчинами, два из которых были его охранниками.

— Атоша Диа раньше работала в Соединённых Свободных Республиках, именно по этой тематике — борьба с бандами грабителей и из нашей главной конторы о ней самые лестные отзывы. — Сыщик не стал уточнять, что отзывы были о том, как девушку ловили и так и не смогли поймать, ну и демонстративная расправа с несколькими бандами, что Тоша там устроила (были и документы, и свидетели — высшим силам ничего не стоит устроить подобную подтасовку, как и обеспечить воспоминания об этих событиях как у свидетелей, так и у непосредственных участников), вызвали к девушке большое уважение в заокеанском агентстве " Гран Пикертон, коллеги и сыновья".

— Вы принесли деньги? — скорее не поинтересовалась, а утвердительно заметила Тоша, кивнув на чемодан Каращенко. Затем, обращаясь к сыщику, спросила:

— Вы подготовили саквояж?

— Да, конечно! Всё сделали, как вы и заказывали!

— Несите, будем перекладывать деньги, если туда весь миллион не влезет, то это уже не столь важно, — отметила Тоша. По знаку владельца сыскной конторы один из подчинённых принёс саквояж довольно внушительных размеров, но когда его открыли, там почему-то оказалось очень толстое дно, да и под ручкой, было какое-то утолщение. Когда перекладывали деньги, Каращенко снова поинтересовался:

— Но скажите, уважаемая госпожа Диа, почему купюры такого большого номинал?

— А вы представляете, сколько бы их было, если бы они были мелкими? Тут не обошлось бы и десятком таких, как у вас, чемоданов. Если бы это случилось в ССР, то там похититель потребовал деньги в именно мелких купюрах, — ответила Тоша. Миллионер удивился:

— Но почему? Крупные легче перевозить, да и места они занимают меньше.

— Но их сбывать труднее. Крупная купюра привлекает внимание и может указать на похитителя, вы ведь не поленились и переписали номера всех банкнот, ведь так? — улыбнулась Тоша. Каращенко смущённо кивнул, беспокойство о своей дочери не помешало ему сделать попытку в дальнейшем вернуть свои деньги. Переписанные номера банкнот были бы переданы в банки, а сами банкноты объявлены украденными и те, кто придёт их менять, будут арестованы. Это, конечно, не факт, но миллионер такую возможность не исключал.

— Она никакая не сыщица, она циркачка! — прохрипел пришедший в себя брат миллионера. И ткнув пальцем в Атишу, что успокаивала плачущую жену Каращенко, добавил тем же обвиняющим тоном:

— Эта тоже циркачка! Сёстры Диа!

— Одно другому не мешает, — улыбнулась Атиша, Тоша была более категорична:

— Ещё раз стукнуть? Но на этот раз ударю больнее!

— Не надо! — попросил Каращенко и, повернувшись к брату, жёстко сказал: — Я принял решение — спасение своей дочери я поручаю этой девушке. Вам, сударыня Диа!

— Тогда и начнём, — улыбнулась Тоша, наблюдая, как перекладывают деньги из принесенного Каращенко чемодана в саквояж сыщиков, туда вошло где-то две трети общей суммы. Саквояж хоть и был внешне весьма объёмным, но места в нём оказалось мало.

— А если бандиты пересчитают и увидят, что денег не хватает? — забеспокоился Каращенко, Тоша презрительно хмыкнула:

— Не успеют! — и, обернувшись к сыщику, скомандовала: — Подавайте знак бандитам, что деньги собраны.

В условленном месте Тошу ждал экипаж с возницей, понятно, что экипаж был прислан бандой Красавчика и должен был отвезти курьера с деньгами в условленное место. Понятно было и то, что за экипажем будут наблюдать и если заметят слежку... Что в этом случае попытаются сделать бандиты, можно было только догадываться, возможно, постараются захватить деньги и с ними скрыться, даже если им это не удастся, дочка Каращенко останется в их руках. Возница оглянулся на Тошу, на объёмистый саквояж в её руках и ничего не сказал, видно размер сумки его удовлетворил. Девушка села на сидение и, когда возница отвернулся, пробила когтем дно экипажа, затем на образовавшееся отверстие поставила саквояж, что-то повернув в его ручке. Экипаж ехал долго, петляя по улицам, Тоша заприметила три места, откуда скрытно наблюдали за движением повозки. Всего три, больше не было, видно, у бандитов оставалось не так уж и много людей, чтоб обеспечить полноценную слежку. Да и наблюдатели были не очень далеко от того дома, перед которым остановился экипаж. Сам дом был похож, скорее, на жилище зажиточного купца, а не на логово бандитов, хотя внутри так и оказалось — беспорядок, разбросанные вещи, стол с остатками не первой свежести пищи, видно, объедки убирали по мере накопления, или когда те начинали вонять. Тоша скривилась и потянула носом, судя по всему, так и было.

— Ну что, девка, принесла? — спросил один из находящихся в комнате, довольно красивый мужчина, в отличие от остальных одетый с претензией на роскошь. Тоша усмехнулась:

— А как же, Красавчик, как и договаривались — ровно миллион. При этом девушка открыла саквояж, продемонстрировав пачки денег. То, что это были банковские билеты номиналом в пятьсот целковых, как и предполагала Тоша, не вызвало у бандитов вопросов, скорее наоборот — они пришли в восторг.

— А ты догадливая, девка, — усмехнулся Гоха Красавчик, — и красивая, с такой не грех и позабавиться, а уж потом...

В это время подтянулись те бандиты, что наблюдали за тем, нет ли за экипажем слежки, один из них сообщил:

— Всё чисто, Гоха, хвоста нет!

— Ну на что ж ты, девка, рассчитывала, забравшись сюда? — кривя рот в ехидной улыбке, спросил главарь бандитов. — Ведь забрать деньги, позабавиться с тобой, а потом... Сама понимаешь, что будет потом.

— Что-то много у тебя этого — потом, — усмехнулась Тоша и показала на утолщение под ручкой саквояжа: — Видишь? Тут такая колбочка с кислотой, вот если я отпущу эту кнопочку на ручке, эта колба разобьётся, и кислота выльется на деньги, и те, которые не будут безнадёжно испорчены, станут коричневыми. И куда ты с ними пойдёшь? Уже во все банки и крупные магазины на коричневые деньги разосланы ориентировки, так куда ты пойдёшь? На базар семечки покупать?

Тоша захлопнула саквояж и, слегка пошевелив пальцем, насмешливо посмотрела на бандитов, их атаман закричал:

— Отберите у девки... — и замолчал, понимая, что произойдёт, когда у этой наглой и непростой девицы (не побоялась же она одна прийти в логово банды) начнут отбирать саквояж. Гоха Красавчик замолчал и, стараясь успокоиться, шумно выдохнул:

— Хорошо! Чего ты хочешь?

— Девочку, отдайте девочку, — ответила Тоша. Главарь кивнул одному из своих подельников, и тот из соседней комнаты вынес стул с привязанной к нему девочкой лет восьми. Верёвки врезались в худенькое тельце, и девочка тяжело, с присвистом дышала носом, так как рот у неё был туго забит кляпом. Судя по всему, о ребёнке не очень то и заботились, похоже, так и намеревались оставить, получив деньги, а возможно и убить, ведь девочка видела бандитов в лицо. Скорее всего последнее, так как девочка дрожала от страха, понимая, что с ней хотят сделать и, видно, решила, что этот момент пришёл. Гоха незаметно, как ему казалось, подмигнул своим бандитам, и двое из них зашли смуглой девушке за спину.

— Не бойся, я пришла за тобой, я отведу тебя к маме, — сказала Тоша девочке, у той из глаз обильно потекли слёзы. А Гоха, кривя губы, сказал:

— Не так быстро, сначала деньги, как ты думаешь нам их отдать?

— А вот так! — Тоша резким движением распахнула саквояж, и деньги полетели на пол, бандиты непроизвольно за ними дёрнулись. Таким же резким движением девушка надела саквояж на голову Красавчику и отпустила спусковой рычажок, раздался дикий приглушенный крик: всё-таки на голове бандита была плотная кожаная сумка. Остальные бандиты на мгновение растерялись, а Тоша уже стремительно двигалась по кругу, едва касаясь каждого из них. Но при этом те падали: кто с распоротым горлом, кто с другой, не менее ужасной раной. Девушка громко засвистела, с улицы послышались звуки выстрелов, и в комнату ворвался киневский Пикертон с дымящимся револьвером.

— Сколько? — спросила Тоша, сыщик также лаконично ответил:

— Шестеро!

Тоша кивнула, указывая на револьвер:

— Правильно, могли сюда ворваться и устроить стрельбу, девочка пострадала бы.

В комнату быстро вошло ещё четыре сыщика с револьверами наизготовку. Тоша отрицательно покачала головой:

— Это уже лишнее, господа.

— Да, сударыня, я вижу, вы справились и без нашей помощи, — сказал один из сыщиков, кивая на лежащих бандитов, надо было хоть одного оставить для допроса.

— Можете взять этого, — кивнула Тоша в сторону булькающего с саквояжем на голове Гохи.

Сыщик подошёл, сдёрнул сумку с головы бандита и, глядя на того, сказал:

— М-да, Гоха теперь далеко не красавчик, всё таки кислота — страшная вещь. Да и поговорить с ним не удастся — горло сожжено.

Словно подтверждая эти слова, Гоха издал громкий хрип, дёрнулся и затих.

— Не жилец, — сделал вывод один из сыщиков, Тоша пожала плечами и наклонилась над девочкой, те из конторы Пикертона, кто это видел, могли поклясться, что в руках у девушки ничего не было, но верёвки, стягивающие ребёнка, упали на пол разрезанными! Тоша легко подняла девочку на руки и со словами "Идём к маме, маленькая" направилась к выходу. Сыщики, быстро собрав деньги, направились следом.

— Осторожно, девочка была долго связана и, похоже, её не кормили, — произнесла Тоша, держа на руках бесчувственное тело ребёнка. Пока ехали на пролётке от притона бандитов, измученный ребёнок потерял сознание. Тоша передала девочку не матери, а Атише, остановив порыв госпожи Каращенко подхватить свою дочь:

— Погодите, сестра ей поможет лучше всякого врача.

— Ласочка! — всхлипнула госпожа Каращенко, но не стала перечить Тоше. Она и её муж с удивлением наблюдали, как прерывистое дыхание девочки стало ровнее, бледные щёки порозовели и наконец их дочь, почти не подававшая признаков жизни, открыла глаза и произнесла:

— Мама! Мамочка!

Пока супружеская чета Каращенко смотрела, как вторая сестра Диа чудесным образом исцеляет их дочь, а потом хлопочет вокруг девочки, брат миллионера пересчитывал деньги, что привезли назад сыщики.

— И что? Всё сходится? — насмешливо спросила Тоша. Мужчина молча кивнул, а его старший брат приложил руку к сердцу:

— Спасибо вам, сударыня Атоша, и вашей сестре большое спасибо, я уже думал, что не увижу свою девочку живой! А деньги... Это не главное...

— Рада, что вы это понимаете, господин Каращенко, — улыбнулась Тоша и, глянув на покрасневшего брата миллионера, добавила: — Надеюсь, вы объясните это своему родственнику.

В этот момент в комнату вошёл киневский Пикертон в сопровождении двух полицейских, смущаясь, он указал на Тошу:

— Вот, наша внештатная сотрудница Атоша Диа, она вам даст нужные пояснения.

Полицейский, предъявив саквояж, спросил:

— Сударыня, я бы хотел знать, почему эта сумка оказалась на голове некоего вора и бандита Гохи Красавчика? И почему его лицо так обезображено, а сам он мёртв?

— Ну что я вам могу сказать, — словно изумилась Тоша, — я только провела переговоры об освобождении дочери господина Каращенко, как видите, они прошли успешно. А вот зачем этот ваш Красавчик полез головой в сумку, не знаю. Может быть, деньги искал?

Полицейский глянул в сторону кучи денег перед братом Каранского, Тоша, чуть заметно усмехнувшись, продолжила объяснения:

— Но как видите деньги здесь, а не там. Наверное, у этого Гохи так исказилось лицо, когда он не обнаружил там денег, что самым естественным образом обезобразилось, а сам он задохнулся.

— Как задохнулся? Там же был убит не только Красавчик, но и вся его банда уничтожена! Очень жестоко уничтожена! Их резали каким-то очень острым предметом, похожим даже не на нож, а на бритву! Не могу понять, как такое могло произойти! Их резали, а они не сопротивлялись! Ведь следов борьбы нет! — не понял полицейский, девушка пояснила:

— От злости, они, эти бандиты-грабители, знаете ли, очень злые и очень часто так поступают — давятся от злости, самоуничтожаются бритвой. Куда они потом эту бритву дели? Не знаю. Да что с них взять — бандиты, впрочем, что я вам рассказываю, вы, как полицейский, должны знать это лучше меня.

Обескураженный полицейский, предъявить девушке ему было совершенно нечего, откланялся и ушёл. А госпожа Каращенко, глядя на Тошу, спросила:

— Вы их всех... Одна?..

— Сыщики не успевали прийти на помощь, а девочку надо было спасать, — пожала плечами Тоща. Супруга Каращенко перевела взгляд на Атишу, она помнила, какие у этой девушки были добрые и ласковые глаза, когда она лечила её дочь. Сейчас такие же зелёные глаза, как и у Тоши, смотрели так же холодно, и девушка произнесла:

— Они должны были умереть, убивающие детей не имеют права жить!

Когда сёстры Диа ушли, брат Каращенко, разглядывая давешний саквояж, спросил у сыщика:

— Как я понял из ваших пояснений, здесь было спрятано хитрое устройство, которое должно было вылить кислоту на деньги, этим эта девица угрожала бандитам, для того чтоб они отдали ей Ласочку. Ей как-то удалось вытащить деньги, тем самым спасти их от порчи, что само по себе очень похвально, а потом нахлобучить сумку на голову Красавчика и привести в действие механизм, освобождающий кислоту. В то, что эта девица могла перебить почти всю банду, после того, что она здесь продемонстрировала, я тоже верю. Но как вам удалось так быстро выйти на притон?

— Видите ли, уважаемый, Атиша Диа и подсказала эту идею, видно, что-то подобное она видела в ССР. Видите, саквояж имеет двойное дно? Там тоже была жидкость, и Атоша Диа ею отмечала пройденный путь, — начал отвечать сыщик, брат миллионера удивлённо спросил:

— Но почему бандиты не увидели эту дорожку? Ведь вы говорили, что за курьером будет установлена слежка? И если им что-то покажется подозрительным, то убьют и курьера и девочку!

— Темно было, да жидкость бесцветна, долго не высыхает, но при этом не оставляет мокрых следов и видима только при свете этого фонарика, — сыщик продемонстрировал модный электрический фонарик, светящийся тусклым синим светом.

Глава седьмая. Вагонные споры и не только

Мерно стучали колёса императорского поезда, всё дальше и дальше уходившего от города Кинева. Поезд шел к одной из столиц Империи, а именно в Северную, где сейчас находился двор Императора. Поезд был довольно большой — четырнадцать вагонов: три вагона, где располагалась императорская семья — спальни, столовая, три салона и бильярдная. Четыре вагона обслуживающего персонала — один жилой, два, где была кухня и другие службы, четвёртый — вагон ресторан. Два вагона для сопровождающих Императора и императрицу лиц (адъютанты, фрейлины и т. д.). Два вагона охраны, один в голове поезда, другой в конце (в охране были только офицеры и унтер-офицеры, рядовых не было). И ещё три, идущие сразу за императорскими, так называемые гостевые вагоны, там находились сопровождающие Императора министры, генералы, губернатор провинции, по которой шёл поезд, там же обитал граф Родерикс, министр двора. Сестёр Диа, как особ приглашённых Императрицей, разместили в одном из гостевых вагонов, в последнем, выделив при этом всего одно купе, узкое и маленькое, полки там располагались одна над другой. Атиша почему-то сразу очень испугалась, и Тоше пришлось долго успокаивать сестру, они даже спали на одной полке, на верхней. Тоше верхняя полка понравилась больше чем нижняя, и сёстры каждый вечер туда забирались, худеньким девушкам там не было тесно. Проводник, или как его здесь называли — купейный лакей, очень удивился, когда пришёл будить этих пассажирок императорского поезда (завтрак девушки проспали), обнаружив нижнюю полку пустой, а когда посмотрел на верхнюю, то увидел две пары зелёных глаз, внимательно его разглядывающих. Естественно, слухи о странном поведении девушек, приглашённых императрицей, пошли гулять как среди слуг, так и охраны.

Последний вагон императорского поезда занимала охрана — офицеры, унтер-офицеры, так как младшие по званию были в первом вагоне, сразу за паровозом, в вагоне, которому больше всего доставалось дыма от локомотива. Последний вагон охраны, хоть его и занимали офицеры, не был, как и первый, разделён на купе, а своим открытым пространством напоминал казарму. Такая планировка позволяла поместить большее количество людей, увеличивая численность охраны почти в полтора раза. Господ офицеров, привыкших к казарменному быту, такое положение не очень смущало, тем более что охрана Императора — это очень престижно, да и платят поболее, чем просто в гвардии, не говоря уже о простых армейцах.

Поручик Замойский, закончив бриться, подкрутил усы. Наблюдавший за этим его товарищ спросил:

— Глеб, а ты чего это на ночь глядя прихорашиваешься? Вроде ж не твоя очередь в караул идти?

— Да вот, хочу нанести визит двум молодым особам, судя по слухам — им очень одиноко, — Замойский закончил крутить усы и, глянув в зеркало, остался доволен своим видом. Посмотрев на заинтересовавшегося товарища, пояснил: — Прехорошенькие девочки, судя по слухам, бывшие циркачки. А нравы там, знаешь, какие? Спят девочки в одной постели, в смысле, на одной полке, на верхней.

— В одной постели, это ещё можно понять — любовь, пусть и между особами одного пола, но почему на верхней полке? — вмешался в разговор ещё один офицер, пощипывающий гитару. Замойский пояснил:

— Так я же говорю — циркачки! Может, они по-другому и не умеют? Любовь на верхней полке — этакое возвышенное чувство!

— Нет, я предпочитаю нижнюю, — усмехнулся первый спрашивающий и добавил: — Острота чувств от этого не меньше, но возможность упасть как-то снижает возвышенность такой утехи, хоть она и происходит на высоте.

— Приземлённый ты человек, и чувства у тебя приземлённые, не могут воспарить выше нижней полки, — шутливо упрекнул Замойский собеседника и повернулся к офицеру с гитарой: — Ну, а ты, Арсен? Как насчёт того, чтоб испытать возвышенную любовь?

Офицер с гитарой взял особо громкий аккорд и поинтересовался:

— Глеб, думаешь, выгорит? Вот так они сразу и согласятся?

— А почему бы и нет? — ответил вопросом Замойский и, доставая бутылку мадам Флико, пояснил, почему уверен в успехе: — Вот! К этому закажем ужин в ресторане, потом ты на гитаре сыграешь, что ещё нужно для создания подходящих условий?

— Романтический ужин под стук вагонных колёс, — хмыкнул первый офицер и ехидно добавил: — Очень располагает к любовным утехам на верхней полке!

Но Замойский его уже не слушал, он уговаривал Арсена Футоркина:

— Слушай меня, две одинокие девушки томятся в самом хвосте гостевой части поезда и, судя по тому, что к ним не подкатился никто из генералов, они никого не интересуют! Им скучно! Грустно! Но вдруг случается чудо, на них обращают внимание два блестящих кавалера, офицеры гвардии! Не просто гвардии, а из охраны самого Императора!

— Может, генералы из гостевой части поезда не интересуются не потому, что считают их... — прервал Замойского третий собеседник, но замешкался, подбирая нужное слово, чем сразу воспользовался поручик, уговаривая своего товарища с гитарой:

— Ну же, Футоркин, давай решайся! Их две и нас двое! Вот мы чудненько и проведём время! Отдохнёшь после смены, ты же из караула! Тебе и бриться не надо, только мундир застегнуть!

— Хорошо, — согласился Футоркин, но высказал свои сомнения: — Начало хорошее — почти романтический ужин, шампанское, гитара... А потом? Как ты себе это представляешь? В одном купе, ты с девушкой на одной полке, а я на другой? Так? Тогда я на нижней! Согласен? Тогда идём!

— Э-э-э-э... Там разберёмся, — уклонился от прямого ответа Замойский и увлёк товарища в переход в соседний вагон.

Атиша сидела у окна и грустила, чем дальше поезд уходил на север, тем печальнее она была, а вот Атошу пробегающий за окном пейзаж нисколько не интересовал, она читала книжку — толстый справочник по обслуживанию двигателей аэропланов. Атиша оторвалась от окна и спросила:

— Тоша, а зачем ты это изучаешь? Ведь ты и так в этом отлично разбираешься!

— Должна же я знать, как называется то, в чём я прекрасно разбираюсь. Со времени окончания мною нельского технологического колледжа, пошло довольно много времени, наука и техника шагнули далеко вперёд. Вот, например, тринклера, я не говорю о той барже, на которой я в Кинев приплыла, там старый стоял, устаревшая конструкция. А вот новые — у них зажигание от магнето...

— Тоша, — Атиша прервала увлечённо начавшую рассказывать сестру, укоризненно покачав головой. Та села рядом, сёстры обнялись, Тоша виновато произнесла:

— Извини, всё я забываю, что тебе это неинтересно.

Атиша вздохнула и достала книгу не менее толстую, чем у сестры, та, увидев название, удивлённо спросила:

— Атиша, а тебе-то зачем? Ты и так лечить умеешь намного лучше, чем местные дипломированные доктора.

— Должна же я знать, как называется то, что я умею лечить? Названия органов и болезней. Но тебе это не интересно.

— Но почему же, — возразила Тоша, показывая на страничку в книги Атиши, где были изображены — скелет и строение мышц, — это всё я могу сломать или вывернуть, теперь буду знать как оно называется.

Сёстры засмеялись и, отложив книги, снова обнялись. Тоша хотела ещё что-то сказать, но не успела, ей помешал решительный стук. Не дожидаясь ответа, дверь откатилась в сторону, явив двух офицеров, у одного в руках была бутылка шампанского, у другого — гитара. Тот, который с бутылкой, увидев обнимающихся девушек, многозначительно глянул на своего товарища и начал говорить:

— Милые дамы, мы решили скрасить ваше одиночество и...

— И чем же вы его собираетесь красить? — не дала договорить офицеру Тоша и, наставив на бутылку палец, словно собиралась в неё выстрелить, строго сказала: — Этим красить крайне неудобно, концентрация красителя слишком слабая, да и основа состоит из жидкости с содержанием спирта, хотя и слабым. А он, вы как скрашиватели должны знать, быстро испаряется, следовательно, свою красящую жидкость вы не сможете нанести равномерным слоем. К тому же ваше скрашивание будет липким и дурно пахнуть через некоторое время. В общем, это будет не работа, а халтура!

Офицер растерянно заморгал и снова глянул на своего товарища, словно просил у него помощи, но тот тоже пребывал в замешательстве. Тоша ехидно улыбалась, а Атиша серьёзно смотрела на обоих молодых людей, словно чего-то от них ожидала. Первый офицер попытался исправить положение:

— Я имел в виду совсем не то, что вы подумали! Милые дамы...

— Мы это уже слышали, — перебила поручика Тоша и начала перечислять: — Милые, замечательные, прекрасные — это всё мы, это всё мы и так знаем. Поэтому скажите что-нибудь другое, а мы оценим.

Теперь обе девушки ехидно смотрели на растерявшихся поручиков, никак не ожидавших такого приёма. Замойский сделал ещё одну попытку, держа перед собой, как утопающий спасательный круг, злополучную бутылку шампанского:

— Вот, мы хотели пригласить вас в ресторан и распить этот чудесный напиток в знак нашего восхищения столь прекрасными...

— Это мы уже слышали, ближе к делу! — строго произнесла Тоша, у неё был вид учительницы, отчитывающих нерадивых учеников, бравые офицеры такими себя и почувствовали. Замойский начал с виноватым видом оправдываться:

— Но мы хотели... А потом подумали... Когда сюда шли... Взяли на себя смелость...

— Ох и много же вы натворили, пока сюда шли, сначала захотели, а только потом подумали. В итоге взяли на себя всю смелость... И где же вы её на себя взяли?

— Мы зашли в ресторан и сюда заказали...

— Вы что-то говорили о том, что хотите нас пригласить в ресторан, — перебила Замойского Тоша. Потом изобразив ужас, всплеснула руками: — Хотели пригласить нас в ресторан, но почему-то заказали его сюда! Какой кошмар! Получается, пригласили сюда весь ресторан! Где же здесь все поместятся? Вы об этом подумали? Или думали вы совсем не о том? Или, может, вообще не думали? Вернее, думали, что думаете?

Оба поручика смущённо молчали. Но если Футоркин, предоставив инициативу Замойскому, молчал с самого начала, то тот уже не знал, что сказать, боясь вызвать очередной поток едких замечаний смуглой девушки. Её светленькая подруга, или кто она там ей, до сих пор ничего не сказавшая, теперь, прерывая затянувшееся молчание, произнесла:

— Тоша, мы вроде в ресторан собирались? Так, может, молодые люди нас проводят?

— Может, и проводят, если смогут, — с прежним ехидством ответила смуглая. Посмотрев на застывших в дверях офицеров, добавила тем же тоном: — Если они нас выпустят, а не будут дожидаться, пока весь ресторан сюда пожалует.

Девушки шли по коридору впереди поручиков. Теперь, когда девушки не сидели, а шагали, можно было разглядеть их точеные фигурки, не скрываемые лёгкими платьицами. Футоркин шёпотом спросил Замойского, продолжавшего держать перед собой бутылку шампанского:

— Кто кого ведёт в ресторан? Мы их или они нас? И что будет дальше?

— Спокойно, — таким же шёпотом ответил блестящий офицер, так и не преуспевший в своих ухажерских намерениях. Глянув на идущую последней смуглую девушку (как раз проходили узкое место — тамбур между вагонами), не повышая голоса, добавил: — Девушку, если не получилось обаять словами, надо нежно обнять — и она растает! Смотри, как надо!

Замойский сделав широкий шаг, попытался свободной рукой обнять Тошу за плечи. Какая-то неведомая сила его скрутила, пригибая к полу и выворачивая ту руку, которой он попробовал обнять девушку. Бутылка шампанского выскользнула и, упав на пол, с громким хлопком разлетелась мелкими осколками.

— Тоша! Не надо его убивать! — обеспокоенно сказала повернувшаяся на шум белокурая девушка, её светло-русая подруга ответила:

— Да вроде пока и не за что. Но наказать надо, я ему только сломаю руку, а потом выкину из поезда. Пусть дальше пешком идёт.

Футоркин с удивлением смотрел на невысокую и худенькую девушку, скрутившую его товарища. Как это произошло, он так и не понял, хотя... Если девушка из цирковых, то борцы могли её научить своим специфическим приёмам. Но! Мало уметь применить приём, в данном случае какой-то хитрый захват, надо ещё и удержать того, кого скрутили! А атлетически сложенный Замойский выглядел намного сильнее этой маленькой девушки! Он должен был её просто с себя стряхнуть, а тут... Пошевелиться не может! Замойский застонал — эта девушка не просто его удерживала, а ещё и руку выворачивала! Получается — передавила силу очень не слабого мужчины!

— Тоша! Отпусти его, он больше не будет! — попросила свою подругу светленькая девушка, та отпустила чуть не упавшего на пол поручика, предупредив:

— Если повторите свою попытку меня обнять, таять не буду, а сделаю то, что обещала!

Оставшуюся дорогу офицеры молчали, не делая больше попыток, не то что приобнять, просто поухаживать за девушками. А вот девушки о чём-то переговаривались, хихикая при этом, чем ещё больше смущая обоих поручиков. Ведь смуглая девушка ясно дала понять, что слышала, о чём говорили Замойский и Футоркин, а вот те разобрать, над чем хихикают девушки, не могли. Это очень смущало бравых офицеров, было очень похоже, что эти бывшие циркачки смеются над неудавшимися ухажёрами и этого не скрывают! Но что-либо сказать по этому поводу мужчины не решались, ведь как оказалось, девушки, по крайней мере, смуглая, прекрасно слышали, о чём говорили офицеры, и это несмотря на расстояние и шум колёс!

В ресторане Замойского и Футоркина ждало ещё одно разочарование — для девушек был накрыт стол! Накрыт на четыре персоны! И судя по тому, что всё было горячее, девушек ждали именно в это время! Замойский не стал отменять свой заказ, тем более что всё уже было приготовлено, он отменил только доставку в указанное купе, попросив накрыть столик рядом с тем, за который сели девушки. Но это оказалось ещё одним ударом по самолюбию офицеров — сравнение того, что было на столике у них и у девушек, было далеко не в пользу несостоявшихся ухажёров, собиравшихся пустить пыль в глаза наивным циркачкам. Совсем офицеров добил заказ сделанный светленькой девушкой, официант принёс ведёрко со льдом, где стояли две бутылки мадам Флико, но не того шампанского, что было у Замойского, а гораздо дороже, что говорило о его качестве. Такое вино могли себе позволить очень состоятельные люди! А девушка заказала сразу две бутылки! Офицеры ещё не успели огорчиться от этого факта — они-то собирались соблазнить девушек, предложив одно из наилучших шампанских вин, что стоило пять целковых, а это десятая часть жалования поручика! А вот то, что принесли их соседкам, было в два раза дороже! А девушки, вернее светленькая, опять удивили офицеров, она протянула одну бутылку Футоркину:

— Вот, возьмите, это взамен той, которой Тоша помогла разбиться. Я вижу, что у вас ничего не заказано.

Футоркин не успел поблагодарить девушку, его внимание отвлекли появившиеся генерал Куроплаткин и адмирал Макарьев. Военный и морской министры на мгновенье задержались у входа и направились к столику девушек.

— Приветствую вас, о прекраснейшая из воительниц! — произнёс Куроплаткин, поспешивший, чтоб оттеснить Макарьева, целуя руку Тоше. Адмирал, чуть усмехнувшись, поцеловал руку Атише:

— Вы хоть и не воительница, как ваша сестра, но не менее прекрасны и отважны! Ваш танец на летящем аэроплане поразил моё воображение и не только моё. — Адмирал чуть скосил глаза, на военного министра продолжавшего целовать руку Тоше и говорившего ей комплименты. Атиша, проследив взгляд морского министра, чуть заметно кивнула:

— Генерал сначала не воспринял сестру, вернее её таланты. Но после нашей вольтижировки, а особенно после того, как Тоша продемонстрировал рубку лозы, ваш товарищ от неё без ума.

— Он не мой товарищ, так говорить неправильно, он мне, скорее, коллега. У меня и у него, есть официальный товарищ, так и называемый — товарищ министра, — увидев удивление девушки, Макарьев пояснил: — Это номенклатурная должность, так называются наши первые заместители.

Военный министр, видно, и сам понял, что уделяет Атоше слишком много внимания и переключился на её сестру. Генерал с тем же энтузиазмом что и раньше Тоше стал целовать руки Атише, осыпая и её комплиментами. Адмирал перенёс своё внимание на Атошу, впрочем, с целованием рук и комплиментами было быстро закончено, теперь они оба наблюдали за действиями Куроплаткина.

— Какой галантный кавалер, сразу и не скажешь, — улыбнулась Тоша, Макарьев кивнул:

— Кавалер, от слова кавалерист, шпоры на сапогах придают кавалерам галантности.

Тоша прыснула, чем смутила Куроплаткина, заставив того быстро закруглиться, чем воспользовалась Атиша, пригласив министров к столу. Сначала беседа протекала подобно большинству светских бесед, не говорили разве что о погоде. Затем морской министр перешёл к интересующей его теме:

— Вы знаете, Атоша, я долго размышлял, анализируя показанные вами манёвры аэроплана, и пришёл к выводу, что бронированному кораблю опасна только сброшенная на него бомба. Стрельба из пулемёта вреда не причинит. Но бомбой ещё надо попасть в корабль, а если организовать заградительный огонь, подобный тому, что применяется против миноносок во время их атак на броненосцы, то, мне так кажется, аэроплан будет неэффективен.

— Заградительный огонь ещё надо организовать, — возразила Тоша, — из чего с броненосца будут стрелять? Ведь все пушки, даже те скорострельные, что применяются против миноносок, не имеют нужного угла возвышения. К тому же попасть в летящий аэроплан — это довольно трудная задача.

— Взрыв снаряда создаёт много осколков, да и сам взрыв будет губителен для аэроплана, — выдвинул свой аргумент адмирал, девушка улыбнулась:

— Снаряды взрываются, когда попадают в броню, да и то не все. Некоторые, пробив броневой пояс или застряв в нём, так и не взрываются. А на аэроплане нет брони, разве что снаряд попадёт в мотор или прямо в пилота, но сами понимаете, вероятность такого очень мала. А выставить взрыватель на нужное время, так чтоб снаряд взорвался на требуемом расстоянии...

— Это нереально! — вмешался в разговор, до сих пор молчавший, но внимательно слушавший, военный министр. Извинившись перед Тошей за то, что её перебил, Куроплаткин предложил:

— А если для такого огня применить шрапнель? Против атакующей кавалерии очень действенное средство. А в идущей в атаку коннице есть что-то общее с летящим аэропланом, та же стремительность.

— Корабль — это не полевая батарея, запас боеприпасов всё же ограниченный и пополнить его можно только в порту, — ответил Макарьев, Куроплаткин с некоторым превосходством добавил:

— Да, в отличие от полевой батареи, и даже берегового укрепления, постоянный, а главное, своевременный подвоз снарядов в море не организуешь.

— Именно шрапнель, бесполезная против бронированных кораблей, займёт место других боеприпасов и ещё неизвестно — потребуется ли она, — вопреки обыкновению, морской министр не стал возражать военному, просто указал, что и полевая артиллерия может, быть нерезультативной. — Для гарантированного поражения шрапнелью надо точно выставить расстояние, на котором произойдёт подрыв зарядов, а в горячке боя это трудно сделать. Скорость аэроплана, да и его возможность уклониться делают такую стрельбу мало эффективной. Разве что направить огонь всех батарей по такой подвижной цели, чтоб создать необходимую плотность огня. Но в этом случае, останутся без внимания батареи и наступающие солдаты противника. К тому же, если аэроплан вооружён пулемётом, то расчёты орудий будут расстреляны раньше, чем сами прицелятся! Наша прекрасная Атоша это более чем убедительно продемонстрировала!

Адмирал склонился, целуя девушке руку, подтверждая то ли её красоту, то ли умение метко стрелять из пулемёта. Генерал тоже склонился, но целовал руку Атиши, видно чтоб не толкаться с адмиралом перед Тошей. Сёстры переглянулись и ехидно посмотрели в сторону поручиков, сидевших с открытыми ртами. Чем было вызвано их удивление, девушки не поняли: гостями за соседним столом или темой беседы. Адмирал, видно, ему не терпелось продолжить беседу, недолго целовал руку девушке, распрямившись, продолжил:

— К тому же дальность полёта аэроплана не позволяет применить его на океанских просторах.

— Насколько я помню — Балтийское море не такое уж и большое, и взлетевший с берегового аэродрома аэроплан легко долетит до любого корабля, там находящегося, сбросит бомбу и вернётся обратно. А на океанских просторах... Можно вместо колёс поставить поплавки, и аэроплан будет стартовать с воды и на неё же садиться. А можно оборудовать корабль катапультой, что-то типа большой рогатки, — усмехнулась Тоша, увидев, что её не совсем поняли, добавила: — И аэроплан будет выстреливаться прямо с палубы или башни, или там, где вы эту катапульту поставите.

— Большая рогатка на корабле, из которой стреляют аэропланами, — захохотал Куроплаткин и, вытирая слёзы, выступившие от смеха, добавил: — Ну вы, Атоша, и шутница, совсем уморили!

А адмирал смеяться не стал, он задумался, видно пытаясь представить такую конструкцию и оценить выгоды от базирования аэроплана на корабле. А Тоша подбросила ещё пищи для размышления:

— Можно построить специальные корабли, на которых будут базироваться только аэропланы. При этом отказаться от брони и пушек. Таким образом можно значительно облегчить корабль, тем самым увеличив его скорость и грузоподъёмность.

— Но как же это — без брони и артиллерии! Это не боевой корабль, а торговое судно! — то ли изумился, то ли возмутился Макарьев, Тоша очень серьёзно ответила:

— Броня не спасёт от бомб, а от вражеских пушек... С кораблей противника его просто не увидят, ведь дальность полёта аэроплана гораздо больше, чем снаряда, выпущенного из самого дальнобойного орудия. А главным оружием такого корабля будут аэропланы, они обнаружат вражеский флот, при этом противник не будет даже знать, где находится корабль, с которого взлетают атакующие его аэропланы. Ну и кроме бомб аэроплан может нести самодвижущуюся мину. Ведь не имеет значения, откуда такие мины запускать: из аппарата, установленного на палубе корабля, или низко летящего аэроплана.

Адмирал задумался, а воспользовавшийся паузой в разговоре Тоши и Макарьева, Куроплаткин стал снова говорить девушке комплименты. Морского министра настолько увлекла сама мысль о возможности атаки вражеского флота аэропланами (при этом свои корабли оставались вне зоны досягаемости огня вражеских орудий), что он, не обращая внимания на своего коллегу из сухопутного ведомства (перебив того на полуслове), обратился к Тоше:

— Но если и вражеский флот будет располагать такими же кораблями-матками аэропланов, то тактика морских сражений в корне поменяется! Броненосцы будут совсем не нужны! С аэропланов их выбьют в первую очередь, не дав даже вступить в бой!

Обсуждение этой для адмирала животрепещущей темы продолжалось ещё некоторое время, потом насытившийся флотоводец предложил перейти в курительный салон и там продолжить разговор. Адмирал тут же был обвинён генералом в неуважении к дамам — пригласить столь очаровательных девушек в курительный салон! Макарьев долго извинялся за свою бестактность, и Атиша, пожалев адмирала и видя, что эта беседа интересна Тоше, предложила пройти в дамский, или как его ещё называли — музыкальный салон. Дамским называли его не потому, что там собирались только дамы, были и их кавалеры, но там не курили и был рояль, на котором собравшиеся музицировали. За девушками и их временными кавалерами увязались и Замойский с Футоркиным.

В салоне Атиша заскучала, впрочем, как и Куроплаткин, военного министра совсем не интересовала тема оживлённого разговора его морского коллеги и Атоши. Куроплаткин продолжал говорить комплименты скучающей Атише, но делал это без прежнего пыла, как-то вяло, было видно, что бравый кавалерист выдохся. Атиша обратила внимание на двух поручиков, скромно примостившихся в углу, вернее, на Футоркина и даже не на него, а на его музыкальный инструмент:

— Господин поручик, а вы умеете играть на этой гитаре или взяли её для представительства и теперь уроните её, как ваш товарищ бутылку?

Футоркин даже обиделся, на гитаре он играл более чем хорошо, почти профессионально. Он взял несколько аккордов, а Замойский, сам-то он играть на гитаре, да и любом другом музыкальном инструменте, не умел, но, видимо, желая отыграться за всё, что пережил в этот вечер, подзадорил своего товарища:

— Давай, Арсен, покажи, как умеют офицеры гвардии!

Пальцы Футоркина быстро пробежали по струнам, и полилась мелодия, поручик не только играл, а ещё и запел. Тихий, красивый голос рассказывал о несчастливой любви юного офицера к прекрасной, но холодной и жестокой красавице. Это был один из салонных романсов, достаточно заезженных, но исполнялся он с душой, под виртуозный гитарный аккомпанемент. Атиша оценила не столько текст, сколько исполнение и, когда Футоркин закончил, она потребовала:

— Ещё! Или вы больше ничего не знаете?

Поручик снова обиделся и постарался показать себя с лучшей стороны, Атиша жадно слушала, она-то не знала всех этих песен, сейчас запоминала слова и мелодии. В отличие от своей сестры, не умевшей играть на музыкальных инструментах, Атиша, в силу своего происхождения, умела играть на любом, а уж на струнных... Вряд ли нашелся виртуоз, что смог бы сыграть лучше. Девушка протянула руку, взяла у Футоркина инструмент и заиграла сама, эта была мелодия последней песни, девушка её и запела. Хоть как ни хорошо было исполнение Футоркина, Атиша превзошла поручика на голову, а возможно и на две! Это в игре на гитаре, а пение, вообще, не шло ни в какое сравнение. Девушка сидела спиной к одному из входов в салон и пела, аккомпанируя себе на гитаре. У Замойского стали круглыми глаза, и он вскочил, порываясь что-то сказать, но, так ничего и не сказав, сел на место. Тоша повернулась к тому входу (это всё-таки был вагон и его можно было пройти насквозь) и увидела всю императорскую семью. Сам император сделал жест рукой, мол, сидите, не обращайте на меня внимание. Видно, растерявшийся Замойский хотел подать команду, которая подаётся при появлении старшего по званию, "Господа офицеры!". Но Император его остановил, Тоша тоже не стала ничего говорить, тем более что в салоне присутствовали старшие по званию — военный и морской министры. Император и его семья тихонько расселись по свободным местам и тоже стали слушать. Атиша спела ещё несколько песен, она ничего не придумывала (так как не знала местных песен), просто повторила то, что ранее слышала от Футоркина. Когда Атиша закончила, наступила тишина, слушавшие девушку молчали, словно боясь нарушить ту атмосферу, что возникла во время пения. Атиша со словами благодарности протянула гитару Футоркину, тот восхищённо выдохнул:

— Это невероятно! Так сыграть на этом инструменте, а спеть... так, наверное, поют только ангелы в небесах!

— Да, гитара расстроена, — хмыкнула Тоша, замечание Футоркина вызвало у неё улыбку. Она, чуть склонив голову, смотрела на свою сестру, и Атиша, поймав этот взгляд, улыбнулась в ответ — во взгляде Тоши была гордость и восторг. Гордость за сестру и восторг ей же адресованный.

— А вы нам сыграете? — спросил Макарьев у Тоши, та покачала головой:

— Я не умею, так как моя сестра, мои таланты лежат в другой плоскости...

— Фюзеляж и плоскостя, а как же, наслышаны — первым делом аэропланы... — хмыкнул один из присутствующих, которых собралось много, привлечённых пением Атиши. Атоша повернулась к сделавшему это замечание и улыбнулась:

— Не только это, есть и другие умения.

Смельчак или шутник, дополнивший высказывание девушки, поперхнулся, что-то в её взгляде было пугающее до дрожи: так смотрит хищный зверь на свою жертву. Не просто жертву, а уже обречённую жертву, которая понимает, что уже не спастись! Это почувствовали все окружающие, сидевшие рядом с шутником, постарались от него отодвинуться. Напряжённую тишину, возникшую после слов девушки, разрядила Атиша:

— У моей сестры действительно большой талант, и его хорошо развили, но она старается не показывать, что умеет, — произнеся это девушка непроизвольно глянула на синяк, наливающийся под глазом у Замойского. Выворачивая ему руку, Тоша успела ещё и ударить, да так, что увидеть это не смогли находившиеся рядом ни Атиша, ни Футоркин. О том, что удар был, свидетельствовал появляющийся синяк. Взгляд Атоши отследил граф Ридерикс (не только он) и вопросительно поднял бровь. Синяк заметил и Куроплаткин, прямо спросив у поручика:

— Когда же вы успели, господин поручик? В ресторане этого украшения у вас ещё не было!

Тоша тихо пояснила, только так, чтоб слышал министр двора:

— Отсроченный удар, его последствия появляются не сразу.

— Смертельный исход возможен? — быстро спросил Ридерикс, Тоша обворожительно улыбнулась:

— Смотря как ударить.

— Опасный вы человек, — произнёс министр двора и под ревнивым взглядом морского министра наклонился и поцеловал Тоше руку. Морской министр так же, как и военный, целовал руки императрице и её дочкам (Ридерикс этого не делал, так как пришёл с ними). Когда всеобщее целование рук закончилось (к министрам присоединились и присутствующие в салоне офицеры, воспользовавшиеся неформальной обстановкой, не целовал только Замойский, чтоб не отсвечивать своим синяком), одна из дочерей императора попросила:

— Атошенька, спойте ещё!

Девушка снова взяла гитару у Футоркина, и импровизированный концерт продолжился. Замойский, воспользовавшись тем, что общее внимание направлено на Атошу, тихонько ускользнул из музыкального салона.

Добравшись до вагона охраны, попал под перекрёстные вопросы своих товарищей, уже знавших, что он и Футоркин отправились за любовными приключениями.

— И как девочки?

— Понравились?

— И что это у вас, поручик?

Последний вопрос задал один из офицеров, заметивший синяк, как ни отворачивался Замойский, стараясь скрыть это украшение. За неудачливого ухажёра ответил его товарищ, знавший об этой затее с самого начала и из любопытства скрытно последовавший за Замойским и Футоркиным:

— Наши дон хуаны потерпели полное фиаско! Девочки-то оказались не так просты, как нашим друзьям казалось. Знаете, кто у них в знакомцах? Куроплаткин и Макарьев! С ними они и ужинали в ресторане. Причём ужин был... Не знаю, кто за него заплатил, но та бутылка мадам Флико, что одна из девиц угостила наших неудачливых ухажёров, стоит десять целковых!

— Понятно, решила поиздеваться, показать, что офицеры гвардии ей не ровня! — возмутился один из друзей Замойского, а рассказывающий продолжал:

— Далеко не ровня, я не слышал, что говорил граф Родерикс той смугленькой, что так Глеба приложила, целуя ей руки, но судя по всему комплименты. А вы знаете, от нашего министра двора что похвалы, что комплимента очень трудно дождаться! К тому же эти девицы пользуются благорасположением Императрицы и, похоже, самого Императора! Могу только сказать: затея с обольщением провинциальных простушек, почему-то оказавшихся в императорском поезде, была обречена на провал.

— Но купе ими занимаемое самое простое. Да и спят они... — начал возражать один из офицеров, сочувствующий Замойскому, видно, представив себя на его месте. Другой офицер усмехнулся:

— Каждый спит, как ему нравится, и с тем, кто ему нравится. А что купе не роскошное и простенькое, так может, такое в их вкусе. Может, бывшие циркачки не привыкли к роскоши и стесняются её?

— Бывшие циркачки? Стесняющиеся роскоши? Вы бы видели их ужин, хотя возможно он оплачен одним из министров, но та бутылка шампанского... Господа, можете ли вы себе позволить мадам Флико тридцать восьмого года? А девушка за неё заплатила сама! — теперь усмехнулся рассказчик, который наблюдал за Замойским и Футоркиным. Увидев, что его аргументы заставили остальных задуматься, офицер продолжил: — И слышали бы вы, о чём говорила смуглая девушка с нашим адмиралом! О кораблях и аэропланах! О боевом применении аэропланов в морском сражении! Я в этом не специалист, но судя по тому, с каким интересом слушал Макарьев, девушка в этом хорошо разбирается!

Императорский поезд прибыл на южный вокзал северной столицы рано утром. Пассажиры ещё спали, тем более что большинство из них засиделось допоздна в музыкальном салоне, слушая девушку, приглашённую Императрицей. Вообще-то были приглашены обе сестры Диа, но на эту, светленькую, у Императрицы были свои виды. Пассажиры ещё спали, а вот слуги и охрана уже нет, охране вообще спать не положено (естественно охранники тоже спали, как и все нормальные люди, но делали это посменно), а спят ли слуги, это никого не интересовало, они должны были выполнять свои обязанности независимо от своего состояния.

К удивлению слуг, а потом и охраны, сёстры Диа поднялись за полчаса до прибытия поезда на вокзал, и как только тот остановился у перрона, направились в город. Там они разыскали гостиницу "Аглисская" и вошли вовнутрь. Портье за конторкой недовольно посмотрел на ранних посетительниц, две скромно одетые девушки с минимум багажа (не считать же таковым небольшие сумки) не вызвали у него энтузиазма. Похоже, эти провинциалки что-то перепутали и пришли в самую шикарную, соответственно и дорогую гостиницу города, и теперь отвлекают очень занятого человека (портье хотел добрать ещё часик-два сна). Понятно было недружелюбное обращение гостиничного служащего к девушкам:

— Эй вы! Здесь приличная гостиница, и шлюхам здесь делать нечего, нищим тем более!

Портье с удовлетворением отметил как смутилась девушка (смотрел он только на светленькую, совсем выпустив из виду тёмненькую), но сказать чтоб эти нищенки убирались не смог — дышать ему стало трудно! Смуглая девушка держала его за горло! Да так держала, что его ноги почти оторвались от пола! Но всё же этот портье был опытным гостиничным работником и успел нажать тревожную кнопку, новомодное электрическое приспособление. Услышав тревожную трель, появились охранники и, не раздумывая, бросились на смуглую девушку, чуть припозднившийся администратор, грозно сдвинув брови, направился к спокойно стоявшей светленькой девушке, не посчитав её опасной.

— Сударыня, чем вызвано ваше... — начал администратор и осёкся. Смуглая девушка выпустила портье, кулем сползшего на пол и легко уложила на пол дюжих охранников. Глянув на лежащих без признаков жизни работников гостиницы, администратор, похолодев, спросил:

— Это ограбление?

— Это попытка поселится в вашей негостеприимной гостинице, — ответила смуглая, а светленькая добавила:

— Мы заказывали у вас номер, телеграфом из Кинева. Вы что? Не получали телеграмму? Наша фамилия Диа.

Светленькая девушка продемонстрировала свой паспорт, немного замешкавшись, это сделала и тёмненькая, хотя тёмной она выглядела по сравнению со своей белокурой подругой, просто более смуглая кожа и светло-русые волосы. У администратора выступил холодный пот и волосы стали дыбом! Эти две девушки заказали не просто номер, они забронировали самые дорогие апартаменты! И такой приём! Если они сейчас уйдут и ничего не заплатят, то будут правы! А это такой убыток для гостиницы! Тёмная девушка, администратор увидел в документах, что её зовут Атоша, показав на разбросанных по полу охранников, спросила:

— И что вы можете сказать в своё оправдание?

Администратор посмотрел на устроенный Тошей разгром и стал оправдываться, будто это он сам перед приходом девушек побил портье и охранников:

— Они превысили свои служебные полномочия и будут строго наказаны! Надеюсь, сударыни, вы удовлетворены? Вас сейчас же проводят в ваши апартаменты, я сам провожу!

— Это радует, надеюсь, ваши апартаменты нам понравятся и мы останемся удовлетворены, тогда может быть, мы поселимся в этой гостинице, — всё это Тоша сказала высокомерным тоном, передразнивая тон администратора, которым он, только что, обращался к её сестре. Атиша укоризненно покачала головой и попросила, показав на начавших шевелиться охранников:

— Не наказывайте их, моя сестра немного погорячилась, а ей мало кто может противостоять.

— Кто это? — спросил у портье один из охранников, осторожно двигая челюстью. Остальные охранники, ощупывавшие себя на предмет повреждений, были не лучшем виде. Портье, потирая шею и заглянув в книгу посетителей, сообщил:

— Диа, судя по тому, что у них одна фамилия — сёстры.

— А дерётся эта девица здорово! Нас пятеро, а она нас как котят раскидала, — произнёс один из охранников, тот, которому меньше всего досталось. Другой ему попенял:

— Ты-то не очень-то и старался...

— Дык, я увидел, что она вас как котят треплет и подумал — а что я сделать могу? А если бы она вас всех того? Должен же был остаться хоть один свидетель?

Апартаменты были действительно роскошные: две спальни, две ванные, большая гостиная, гостиная поменьше, гардеробная и ещё две комнаты непонятного назначения. Закончив осмотр, Тоша осталась довольна, а вот Атиша — наоборот, выглядела как-то потерянно. Она спросила у сестры:

— Тоша, зачем это всё? Нам и одной кровати хватит...

— Хватит, — согласилась Тоша и объяснила, зачем она заказала эти апартаменты (заказ делала именно она): — В поезде нам неспроста выделили такое маленькое купе, мол, хоть вы и приглашены императрицей, но знайте своё место! Там уже ничего сделать нельзя было, не скандалить же вдогонку? Эти два ловеласа недаром же к нам подкатились, считая запуганными и подавленными окружающей роскошью провинциалками. Вот и надо показать, что мы не то что привыкли к роскоши, а она для нас является чем-то привычным, даже обыденным. Думаю, что если бы нас пригласили жить во дворец, то комнатку выделили бы не больше чем купе в поезде. А так... У нас апартаменты достойные нас, уверена, Родериксу об этом доложат, а он — Императору и, соответственно, Императрице. Пустить пыль в глаза не помешает, это только придаст нам вес.

Последние слова девушки прозвучали очень двусмысленно. Сёстры переглянулись, обе маленькие, тоненькие, выглядевшие очень хрупко, лишний вес им было просто некуда деть. Девушки засмеялись, потом Атиша, став серьёзной, попросила сестру:

— Тоша, я понимаю — тебя не переделать, но не бросайся так на людей, хорошо?

Тоша кивнула и также серьёзно ответила:

— Да я и не бросаюсь, но если тебя или меня задевают, особенно тебя, буду реагировать соответственно! Так что этого обещать не могу, я тебя защищала и буду защищать! Что бы обо мне не думали!

Атиша ничего не ответила, только вздохнула, иметь своего демона-хранителя хорошо, но при этом возникают некоторые проблемы.

Глава восьмая. Большие планы.

Северная столица Империи Атоше очень понравилась — прямые проспекты, строгие в своей архитектурной торжественности, красивые мосты через обилие каналов, большая река, хотя и уже чем в Киневе, но одетая в гранит набережных, вызвали восторг у смуглой сестры Диа. Здания в стиле классицизма, без всяких украшений, выстроенные вдоль улиц, словно солдаты на плацу, одетые в парадную форму и приготовившиеся к высочайшему смотру, Тоща одобрила. А вот Атише город не понравился — холодный и чопорный, с серыми водами залива и таким же небом над головой навевал грусть. Девушка тосковала по ярким краскам зелени на склонах большой реки, по пронзительно голубому небу, белым нарядным домикам, словно франты, прогуливающиеся по улицам южного города. Одно радовало — обилие маленьких кафешек, куда можно зайти, погреться, выпить чашечку кофе. Одно такое уютное заведение девушки облюбовали и после обязательной прогулки-экскурсии, засиживались там подолгу. Тоша с Атишей жили в той гостинице, куда поселились сразу после того, как сошли с поезда, самой шикарной и дорогой гостинице города. Атиша хотела перебраться в гостиницу поскромнее и подешевле, но Тоша возразила, заявив, что нечего скромничать. Деньги есть, а в дешёвой гостинице не будет того комфорта, особенно смуглой девушке нравилось, как завтрак из ресторана подают в номер. Не просто приносят или привозят на тележке, а будто совершают ритуал: пять тележек, семь официантов — привезли и обслуживают так, как будто девушки особы королевской крови! Атиша сначала смущалась, а Тоша восприняла как должное, очередной раз сказав, что Ридериксу об этом уже давно доложили, а он рассказал императору, да и Императрица, скорее всего, об этом уже знает.

— Ну, и какой от этого прок? — поинтересовалась Атиша, её сестра ответила:

— Я хочу, чтоб Императрица об этом узнала, ведь это она нас пригласила. Теперь нас тут держат, намекая, что мы должны быть благодарны этой высочайшей особе за то, что она приветила бедных цирковых артисток, а мы...

— Пыль в глаза пускаем, — недовольно произнесла белокурая девушка, смуглая девушка проказливо показала язык, словно перед ней была не её сестра, а та высокая особа, что пригласила и теперь заставляет неизвестно чего ожидать.

— Пусть знают, что мы совсем не бедные и не томимся в ожидании высоких милостей. Мы развлекаемся в своё удовольствие и ни в чём себе не отказываем, вот так. Кстати, я на завтра билеты в театр заказала. В императорскую ложу не удалось, хотя я и поскандалила. Но ложа у нас рядом с императорской, и не хуже. К тому же я её всю выкупила, наслаждаться спектаклем нам никто мешать не будет, вот так! Да и в буфет, как всяким разночинцам, нам ходить не надо, всё в ложу и принесут. Обслуживание входит в цену билета, немаленькую, кстати.

Атоша вздохнула — девушка поняла, что сестру не переубедишь, тем более что уже всё заказано, только поинтересовалась — что за спектакль. Тоша, пожав плечами, равнодушно ответила, что какой-то балет. А вот Атиша после второго вопроса — что за балет и что за театр — пришла в восторг:

— Это же лучший театр Империи! Туда попасть почти невозможно! Там билеты расписаны на полгода вперёд!

— А ты откуда знаешь? — подозрительно поинтересовалась Тоша, сделав страшные глаза. Атиша обняла сестру и молча к ней прижалась. Атоша погладила Тишу по голове и сказала:

— Я же вижу, что тебе грустно, вот я и хотела как-то тебя развлечь. Ты же когда-то, еще в Киневе, упоминала об этом театре и об этом балете. Но если тебе не понравится, я сожгу их театр! Вместе с актёрами!

Тоша произнесла это грозным голосом, продолжая делать страшные глаза. Тиша засмеялась, засмеялась и Тоша, довольная тем, что как-то развеяла грусть сестры. А Атиша, отсмеявшись, серьёзно сказала:

— Понравится, очень понравится! Не надо устраивать тут погром, хотя... Знаешь, у меня такое чувство, что ты, чтоб меня развеселить, сожжёшь театр и пол этого города в придачу!

— А разве это не стоит твоей улыбки? — столь же серьёзно спросила-ответила Атоша.

Императорская ложа в Нариинском театре, или попросту Нариинке, находилась по центру яруса театральных балконов. Слева и справа от неё располагались балкончики для почётных гостей, важных, но тех, кто не был допущен (или не поместился) в императорскую ложу, которая была отделена от остального зала и других балконов так, чтоб в неё нельзя было из них перебраться, опять же — надо было и охрану обеспечить. Расположение императорской ложи было таково, что Император мог рассмотреть, кто с ним рядом сидит, но он сам и его гости могли скрыться в глубине своей ложи, оставаясь невидимым для тех, кого рассматривал. В этот раз зал был забит, но не обычной публикой, а лучшими людьми Империи, ведь на балетном представлении присутствовал сам Император с семьёй! Не со всей, а только с супругой и старшими дочками. В правой ложе сидели вечные соперники: военный и морской министры, с жёнами и адъютантами (место позволяло), а вот в левой... Там находились всего две девушки, очень красивые, в простеньких, но дорогих платьях, это было видно по ткани и манере пошива, так шили только в одном ателье-мастерской и брали там очень дорого! Потому как шили там только для высочайших особ и к ним приближённых (ещё и тем, кто мог заплатить большие деньги). По прибытии в северную столицу Империи Тоша, наведя соответствующие справки, обратилась в то ателье, где и заказала несколько платьев для себя и сестры. Кроме дорогих платьев на девушках были украшения из брильянтов (их Тоша заказала ещё в Киневе), которые не уступали тем, что были на Императрице. Эти девушки, занимающие вдвоём целую ложу, рассчитанную на добрый десяток человек, вызвали бурю обсуждений как в зале, так и на других театральных балкончиках.

Первое действие Атиша смотрела, затаив дыхание, ей очень понравилось. Понравилось и Тоше, но происходящее на сцене не мешало ей слушать то, что говорили в общем зале, на балкончиках и на большом балконе, занимавшем третий ярус. А судя по разговорам, девушки, занимавшие левую от императорской ложу, интересовали собравшуюся публику едва ли больше чем то, что происходило на сцене. Внимание Тоши привлёк разговор двух молодых людей в зале.

— Какие красавицы! Замойский рассказывал мне, что они бывшие циркачки! Странно, что они сидят рядом с Императором! За что им такая честь? Одни занимают целую ложу! — говорил один из офицеров, в театральный бинокль рассматривавший не то что происходило на сцене, а левую от императорской ложу.

— Они принцессы в изгнании. Принцессы из очень далёкой страны. Судя по их нарядам и украшениям, они не бедствуют. Да и остановились они в самой шикарной гостинице, сняв лучшие апартаменты, а это, знаете ли, князь, очень недёшево! Мало кто может позволить себе подобное! — ответил офицер, сидящий рядом с тем, кто заинтересовался сёстрами.

— Вы меня заинтриговали, я непременно должен с ними познакомиться!

— Если Замойский вам о них рассказывал, то он должен был поведать, каким конфузом закончилась его попытка с ними познакомиться, хотя...

— Что хотя? — заинтересовался тот, к кому собеседник обращался по титулу. Его товарищ продолжил:

— Познакомился не Замойский, а Футоркин. Девушки держались просто, не как неприступные аристократки. Светленькая чудесно играет на гитаре и поёт, они даже спели с Футоркиным дуэтом, а...

— Футоркин, он же не знатен, из разночинцев, а то, что эта девица предпочла его, а не дворянина Замойского, свидетельствует только об отсутствии у неё вкуса и воспитания, может, в далёкой стране воспитанию принцесс не уделяют должного внимания. Думаю, перед моим обаянием ей не устоять!

Князь поднялся, как раз объявили антракт, и направился к выходу из зала, не слушая, что попытался сказать ему вдогонку его товарищ. Тот повернулся к другому своему соседу и предложил ему и его даме:

— Хотите посмотреть, как с нашего князя собьют спесь, жаль, что мы не увидим всего, но, думаю, финал будет зрелищным.

Оба офицера и дама одного из них направились вслед за князем.

— К нам идёт очередной гость с целью произвести впечатление, обаять и... Думаю, подобные попытки надо пресекать в корне, чтоб, если кому ещё вздумается, повторять неповадно было! — произнесла Тоша, когда опустился занавес и в зале зажёгся свет. Обе девушки развернулись и сместились ко входу, так чтоб в зале не было видно, что в ложе происходит. Через несколько минут дверь распахнулась и на пороге возник затянутый в парадный мундир, молодой офицер, державший в одной руке большой букет роз, в другой — бутылку шампанского. Глянув на улыбающихся девушек (Атиша улыбалась только чуть-чуть, а вот Тоша — радостно скалилась, словно собиралась вошедшего укусить), молодой человек, видимо, остался доволен. Изобразив лёгкий поклон, блестящий офицер (как сказала потом Тоша — действительно блестел в некоторых местах) напористо заговорил:

— Разрешите представиться! Князь Бранитский третий! Увидев таких красавиц, я не смог остаться равнодушным и пройти мимо! Поэтому я здесь, чтоб засвидетельствовать своё почтение и высказать восхищение неземной красотой, разрешите вручить этот скромный букет...

— Третий? — прервала напыщенную речь князя Тоша и строго начала допытываться: — А где ещё два? Куда вы их дели? Признавайтесь! Вы должны знать, что чистосердечное признание облегчает вину, в некоторых случаях. Но вижу, что это не тот случай! И зачем вы клумбу ободрали? И когда только успели? И вы не шли мимо, а вон там спокойно сидели, но раз уже пошли мимо, то почему бы вам не продолжить это делать и дальше?

— Э-э-э, — растерялся князь Бранитский третий, он никак не ожидал такого приёма. Девушка совсем не так отреагировала на блестящего князя и не менее блестящую его речь. Бранитский попытался что-то ещё сказать, но эта смуглая девушка не дала ему это сделать:

— Это не скромный и не букет. Это копна, хоть собрана из роз! Розы этих сортов не объединяют в одном букете, а вы, согласна, вы не обдирали клумбу — на это у вас смелости бы не хватило, вы купили букеты у цветочницы, схватив первые попавшиеся. Спешили, да? Я понимаю — чтоб пройти мимо. Так вот — проходили мимо и идите себе дальше! Дверь вон там! Не заставляйте меня повторять дважды!

— Я... — князь, не ожидавший такого приёма или не верящий, что всё сказанное относится к нему, такому обаятельному красавцу, сделал шаг вперёд, намереваясь что-то сказать, но Тоша не дала ему это сделать. Шагнув вперёд, девушка сделала несколько неуловимых движений, и князь вылетел из ложи, как от хорошего пинка, едва не сбив с ног лакея с подносом, спешившего выполнить заказ богатых зрительниц. Лакей, чудом увернувшись от летевшего в него тела, быстро произнёс в ещё открытую дверь:

— Ваш заказ, принцессы!

— Замечательно! Поставьте вот сюда! — скомандовала Тоша, нарушив тишину, наступившую после того, как князь вылетел из дверей ложи девушек. Зрителей этого события было много, так как к соседям князя присоединились их друзья, живо обсуждавшие возможные варианты его похода к таинственным незнакомкам. Подобный вариант тоже обсуждался, и большинство сходилось во мнении, что князя таки выставят за дверь, но не столь быстро и решительно, как это произошло.

— М-да, сурово, — произнёс голос за спинами зрителей этого действа. Обернувшиеся офицеры вытянулись, хоть это был театр, а они не на службе. Ну как же не вытянуться перед военным министром? Генерал Куроплаткин был не один: под руку он держал красивую женщину, а за спиной стояла девушка, которую под руку держал офицер в парадном мундире и с адъютантскими аксельбантами. Лежащий на полу Бранитский (видно, его хорошо приложило, так как он пролетел по воздуху не меньше трёх метров) сделал безуспешную попытку встать.

— Лежите, лежите, мы не на службе, — махнул рукой Куроплаткин, после чего громко произнёс, глядя в ещё открытую дверь ложи: — Мадемуазель Атоша, вы разрешите нам войти? Надеюсь, вы нас примете не столь сурово?

— Входите, входите, Мартьян Валинович, — выглянула приветливо улыбающаяся Тоша. Глядя на эту хрупкую, миниатюрную девушку, нельзя было поверить, что она могла выкинуть за дверь атлетически сложённого офицера. Кроме Куроплаткина, никто и не поверил — войдя в обширное помещение ложи, жена и дочь военного министра с удивлением рассматривали двух маленьких и хрупких девушек. Адъютант тоже недоверчиво оглядывался в поисках того, кто мог с такой силой выбросить отнюдь не маленького князя. После взаимных представлений Тоша заказала ещё кофе и пирожных для себя, сестры и жены и дочери Куроплаткина, а ему самому и его адъютанту — коньяку к кофе.

— Госпожа Диа, неужели это вы... — робко поинтересовалась дочь Куроплаткина, выразительно посмотрев на уже закрытую дверь. Тоша улыбнулась:

— Вообще-то меня зовут Атоша, но для вас — просто Тоша. А этого... — Тоша тоже посмотрела на дверь, — я выбросила, не люблю назойливых и наглых, мало того, что без разрешения врываются, не удосужившись даже постучать, так ещё и с варварски подобранным букетом!

— Бутылка разбилась, — невпопад произнёс адъютант Куроплаткина и, вздохнув, добавил: — Хорошее шампанское, брют!

— Кислое, а я люблю сладкое, — безапелляционно заявила Тоша. Военный министр, улыбнувшись, спросил:

— Вы хотите сказать, что если бы князь Бранитский пришёл со сладкими, то вы с ним поступили бы более милосердно?

— Всё равно бы выкинула, но шампанское забрала бы! Он же его нам принёс, так что всё было бы честно! — заявила Тоша, чем вызвала смех Куроплаткина:

— Вот это был бы конфуз! Мало того, что выкинули, так ещё бы и шампанское забрали! Бранитский очень гордый, древний род и всё такое... А тут — такое оскорбление. Будь вы мужчина, он вас на дуэль вызвал бы!

— Я бы отдала право выбора оружия ему...

— Как пострадавшей стороне? — быстро спросил Куроплаткин, продолжая усмехаться. Тоша серьёзно ответила:

— Как будущему покойнику. Шансов у него не будет, что бы он не выбрал.

Дочь военного министра смотрела на маленькую и хрупкую смуглую девушку широко раскрытыми глазами, не выдержав, спросила:

— Как вы так можете? Вы же принцесса! Мне рассказывали...

— Принцесса она, настоящая принцесса, — улыбнулась Тоша, показывая на молчавшую Атишу, та тоже улыбнулась, а смуглая девушка продолжила: — По праву рождения она — наследница трона. Поэтому принцесса именно она, а мой титул несколько иначе называется, в переводе на ваш язык он звучит примерно так: выглядывающая из-за спины. Вот так, но никак не принцесса. К тому же избранный мною путь закрывает для меня возможность наследования, я ашулана! Воин! А ещё тень принцессы Атиши, её охрана и телохранитель. Вот так-то.

— И вы с взятыми на себя обязанностями прекрасно справляетесь, — Куроплаткин чуть наклонил голову, признавая заслуги или таланты маленькой девушки, — поручики Замойский, там в поезде, и Бранитский, здесь, почувствовали это на себе в полной мере, особенно Бранитский, такой удар по самолюбию гордого князя!

— Я его не по самолюбию била, совсем по другому месту, хотя... — Тоша на мгновенье замолчала и под смех окружающих закончила: — Если самолюбие у него именно там, то можно считать, что удар был именно по самолюбию. И насколько я поняла, самолюбие — это что-то вроде самолюбования, а если князь регулярно любуется именно тем своим местом, то...

— Ох, мадемуазель Атоша, прямо-таки уморили! — захохотал Куроплаткин. А девушка серьёзно продолжила, обращаясь к дочери Куроплаткина и продолжая ранее поднятую тему:

— Я воин не только по законам и обычаям моей родины, должна ещё сказать, что моё воинское звание в вашей армии — прапорщик. Этот любующийся сосредоточием своего самолюбия князь вполне может вызвать меня на дуэль, как офицера, вот только, не знаю, не будет ли очередным ударом по его самолюбию, что я ниже его по званию?

— На этот счёт не беспокойтесь, с Бранитским вы одного звания — поручик! Вам ещё не сообщили, что третьего дня вам высочайшим указом присвоено звание поручика. Я поддержал рапорт полковника Зимина о создании лётной школы, для подготовки пилотов военных аэропланов. В его рапорте расписан штат будущей школы, где вы указаны как пилот-инструктор. Рассмотрев этот рапорт, я пришёл к выводу, что преподаватель, а именно им является пилот-инструктор, должен иметь звание не ниже, чем его будущие ученики. Государь Император поддержал мою инициативу. Вам, мадемуазель Атоша, об этом ещё будет объявлено, но я вас уже поздравляю!

Пока генерал разговаривал с Тошей, его жена и дочь вели беседу с Атишей, скучал только адъютант. Когда прозвенел второй звонок, гости откланялись и удалились, в ложе остались только сёстры Диа. Атиша внимательно посмотрела на сестру, и та попыталась объяснить неожиданное повышение.

— Это только мои предположения, — медленно говорила Тоша, обдумывая сложившуюся ситуацию, — тогда в Киневе, распорядившись присвоить офицерское звание умелому авиатору, Император не знал, что я девушка. Когда же узнал, дать задний ход было как-то... Потеря лица, вроде как вручил награду и тут же забрал, потому что не понравилось выражение лица, награждённого. А женщина офицер... Тут не Соединённые Свободные Республики, где в армии служат женщины, Империя — довольно патриархальная страна, и пристроить женщину-офицера просто некуда. А тут такая оказия — вновь создаваемое подразделение, вроде армейское, но в то же время — школа. Школа пилотов, где для умелого авиатора самое место, а то, что он женщина... Так это его проблемы и командира, пожелавшего иметь этого авиатора в подчинении. А что повысили в звании — так я буду в подчинении Зимина, ему со мною и разбираться, скорее всего, так военный министр с Императором и решили. Да и это звание предел, Куроплаткин ясно намекнул, что на большее, чем пилот-инструктор, я не надеялась. Вот такие пироги, как мне кажется, они там испекли.

— Тошь, а почему этот рапорт о создании лётной школы подал военный министр? По-моему, морской твоими аэропланами заинтересовался больше, — спросила Атиша. Атоша улыбнулась:

— Ну, это просто. Вечное соперничество, военный министр сыграл на опережение, предположив или узнав, что морской задумал создать что-то подобное, а он точно решил это сделать. Макарьев не то что увлекающийся человек, скорее, очень трезвомыслящий и, увидев возможности аэропланов, решил это направление подмять под себя, но Куроплаткин успел раньше. К тому же у армейцев уже есть база — тот авиационный отряд, что Зимин создал при своём полку.

— Тошь, ты хочешь сказать, что и Лёша тоже будет там? — оживилась Атиша, до этого рассеянно слушавшая рассуждения сестры, та кивнула, и белокурая девушка решительно заявила, что она тоже поедет с сестрой. Та ещё раз кивнула, словно хотела сказать — а куда ты от меня денешься? Пропадёшь же одна! Но сказала совсем другое:

— Если со мной всё ясно, Куроплаткин не зря к нам подходил, скорее всего, я получу предписание отправиться к месту службы в ближайшее время и, возможно, для этого не нужно идти на аудиенцию к Императору, приказ мне могут зачитать и в военном министерстве. Но мы во дворец приглашены, на послезавтра. Почему? У меня есть кое-какие догадки. Недаром же Ридерикс оказал мне протекцию, думаешь, сюда легко было достать билеты? Ни за какие деньги мне бы не продали билеты в эту ложу. Вообще на сегодняшний балет мест не было! А Родерикс сам, понимаешь, сам! Предложил мне выкупить места, я думала, что в ложу где-то сбоку, а оказалось... В общем, ждём следующего визита, к нам ещё должен кто-то прийти, но вряд ли нас пригласят в ложу к Императору.

Атиша ничего не ответила, только покачала головой. Прозвенел третий звонок, и начавшееся второе действие заняло внимание сестёр.

Опустившийся занавес ещё колыхался, а зале только начал загораться свет, как в дверь постучали. Сёстры переглянулись — так стучат люди, вежливые, но не привыкшие к отказам. Тоша, сделав одно движение, оказалась у двери и резко её открыла, немного напугав стоящую там женщину, о которой можно сказать — неопределённого возраста, но очень молодящаяся. Она испуганно посмотрела на Тошу, а та с поклоном пригласила женщину пройти, качнув головой и подмигнув Атише, мол, вот этот гость, что сделает очередное предложение. Надо отдать этой женщине должное — она быстро оправилась от первоначального испуга, обратившись к Атише, игнорируя Тошу.

— Вы очень понравились Императрице, — не спеша говорила женщина, словно клала тяжёлые камни, — её императорское величество подумывает о том, не предложить ли вам должность своей фрейлины. Но, как вы понимаете, такое предложение надо заслужить, хорошо для этого потрудившись. За вас может замолвить слово старец Ригорий, но ему надо понравиться. Не подумайте чего плохого. Старец очень благочестив и заслужить его расположение можно именно благочестием. Он ждёт вас завтра. Где? Левое крыло императорского дворца, назовётесь, и вас проводят. Завтра к одиннадцати, и попрошу не опаздывать, у старца много дел, и он...

— Извините, с кем мы имеем честь разговаривать? — изобразив вежливую улыбку, спросила у женщины Тоша. Та замолчала, брезгливо поджав губы, видно собираясь резко ответить. Но Тоша ей этого не позволила, растянув рот в улыбке (какая принята в Соединённых Свободных Республиках), показав все зубы, словно намереваясь укусить, девушка задала более конкретный вопрос: — Кто вы такая, старческая посланница?

Женщина ещё больше поджала губы, видно, она привыкла, что её узнают, и невежество, проявленное этой девчонкой, даже не разозлило, а очень удивило. С некоторым возмущением, женщина представилась:

— Первая фрейлина и подруга её императорского величества, графиня Рубова! Прошу оказывать мне должное уважение! И почтительно...

— Принцесса Атоша Диа, — в свою очередь представилась Тоша, не дав графине договорить, добавила нравоучительным тоном о обязательном должном уважении и почтительности при обращении к ней самой и её сестре, поскольку они обе — принцессы, а не какие-то там графини. Рубова обиделась, но ничего не возразила, только напомнила Атише, что её ждут в одиннадцать и ждут только её одну! При этом очень выразительно посмотрела на Тошу, а та кивнула головой, то ли прощаясь, то ли указывая на дверь, в общем, дала понять, что аудиенция какой-то графини у принцесс окончена. Когда за Рубовой закрылась дверь, Тоша показала язык и скорчила брезгливую гримасу. Атоша, не разделяя игривого настроения сестры, тихо сказала:

— Завтра мне придётся туда пойти. Я так поняла, что посещение этого старца перед аудиенцией у Императрицы обязательно.

— На твоём месте я бы не ходила, этот старец перетопчется. Но если ты так решила, то пойдём вместе.

— Но эта Рубова сказала, что я должна быть одна, — возразила сестре Атиша и, глядя на улыбающуюся Тошу, со вздохом добавила: — Там же охрана! Ей прикажут тебя не пускать!

— Конечно, прикажут не пускать, — согласилась с сестрой продолжавшая улыбаться Тоша, — строго прикажут! Но приказать охране — это одно, а задержать меня — совсем другое. Не забывай, кто я такая. Я — ашулана! С уровнем моей подготовки здесь никто не сравнится!

— Ты хочешь сказать, что тебя никто не сможет остановить? — пришла в ужас Атиша. Побледнев, девушка предположила: — Ты хочешь прорваться силой? Я не сомневаюсь, что тебе это удастся, но последствия!.. Ты же понимаешь, чем это может закончиться! А я сама могу постоять за себя!

— Можешь, — согласилась Тоша и тут же поправила сестру: — Но уже тогда, когда будет поздно. Ты не сможешь ударить первой, а когда всё случится (то, на что так прозрачно намекала эта тётка), твой, замечу, справедливый ответ будет напоминать банальную месть, а ты до этого не опустишься. Ведь так?

Атиша молча кивнула, Тоша погладила сестру по голове, как старшая гладит младшую, успокаивая её. Атиша прижалась к сестре и всхлипнула, а та тихо сказала:

— Не буду я никуда прорываться, я просто войду, но сделаю это так, что никто ничего и не заметит. Не переживай, никакого скандала не будет, если только они первые не начнут. Я имею в виду этих — старца и его посланницу, а теперь давай балет смотреть, а то он скоро кончится.

К входу в левое крыло императорского дворца, без пяти одиннадцать подъехал извозчик. Из пролетки выбрались две девушки, миниатюрные, чем-то похожие друг на друга, хотя одна была хоть и с лёгким загаром, но белокожая и белокурая, вторая, у которой волосы были светло-русые — смуглая. Обе девушки направились к большим дверям, там их встретила графиня Рубова и, строго посмотрев на смуглую девушку, так же строго сказала:

— Вы не приглашены!

— Очень надо! — ответила смуглая девушка и, показав задохнувшейся от возмущения графине язык, вскочила обратно в пролётку. Девушка скомандовала, чтоб извозчик ехал и побыстрее, после чего пролетка умчалась.

— Тоша любит быструю езду, может, потому любит и полёты на аэроплане, — словно извиняясь, сказала оставшаяся девушка, проходя в дверь вслед за Рубовой, та, недовольно поджав губы, произнесла:

— Ваша сестра — взбалмошная и невоспитанная особа! Ей-то уж точно не стать фрейлиной!

— Ага! — ответила девушка и удивлённо покрутила головой, ведь она-то этого не говорила!

— Теперь идите по коридору. В конце его — комната, где вас ждёт старец, и помните, что я вам говорила — вы должны ему понравиться. Очень понравиться! — Рубова сделала ударение не слове — очень.

— Угу, очень понравлюсь, он будет в восторге! Получит море удовольствия и маленькую, тележку впридачу, — ответила девушка, не раскрывая рта и словно устыдившись того, что сказала, быстро зашагала по коридору. Графиня, провожая девушку взглядом, осуждающе покачала головой, но ничего не ответила на это дерзостное заявление такой скромной с виду барышни, развернулась и направилась в другую сторону, но, не сделав и двух шагов, словно за что-то зацепившись, растянулась на полу. Атиша, испуганно оглянувшись на шум падения, только ускорила шаги. При этом почему-то громко хихикая, чем окончательно разозлила графиню.

В комнате в конце коридора, скорее напоминающей будуар, а не пристанище благочестивого старца ждал лохматый мужчина, заросший бородой по самые брови, одетый в серую рясу, из-под которой виднелись полосатые штаны. Большой серебряный крест, почти лежащий на объёмистом пузе, дополнял картину крайнего благочестия.

— Однако! Крест маловат, пуза не прикрывает, — произнесла девушка, не раскрывая рта, затем уже возмущённо представилась, почему-то сама себя укорив:

— Тоша! Ну как не стыдно!

Старец, одобрительно кивнув, напыщенно произнёс:

— Каешься? Это хорошо! В покаянии — спасение! Покаявшийся да спасётся! Покаявшийся грешник во многом праведней праведника, что не грешил и не каялся! Но покаяние, дщерь моя, должно быть искренним, а таковым оно может быть только после совершения греха! Ибо сказано: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься! Чем больше грех — тем ближе спасение, и так ли велик твой грех был? Дщерь моя, согрешив ныне, ты совершишь грех больший, и тем больше и искренне будет твоё покаяние, а только так...

— Во даёт! — восторженно произнесла девушка, опять не раскрыв рта.

Лохматый старец (кстати, его звучный голос совсем не был старческим, скорее — наоборот) удивлённо замолчал, а притворяющаяся испуганной девушка, всё также не открывая рта, нагло заявила:

— Чего замолчал? Давай дальше про грех! Хорошо излагаешь, душевно!

Старец на мгновенье оторопел, но увидев, что девушка не возражает, а внимательно и даже с интересом слушает, вроде как поддаётся на его уговоры, продолжил столь же вдохновенно говорить. А потом, решив, что уже уговорил, перешёл к делу — предложив согрешить, протянул руки, чтоб начать раздевать эту внимательную слушательницу, ни разу не возразившую. Протянул руки, но остановился, почувствовав, что его кто-то схватил за горло, хорошо так схватил, что попытка вырваться не увенчалась успехом. А эта вроде как покорная девушка, по-прежнему не открывая рта, сказала:

— Ты меня убедил, сейчас и начну грешить!

— Как же ты намерена согрешить, дщерь моя? — спросил старец, пытаясь вырваться из захвата. Понятно, что держала его не эта миниатюрная, красивая девушка, перед ним стоявшая, а кто-то напавший сзади и, как только сейчас понял старец Ригорий, это он и говорил! Но этот нежный девичий голос не соответствовал той силе, с которой старца держал этот кто-то! Извернувшись, Ригорий увидел девушку, такую же маленькую и миниатюрную, как та, что стояла перед ним. Лохматый старец постарался снова вырваться, так как вид державшей его девушки говорил, скорее, о её слабости, а не о силе, но это ему не удалось. Сильный рывок заставил старца согнуться и что-то острое упёрлось ему в горло, перепуганный лохмач сделал ещё одну попытку вырваться, на этот раз постаравшись напугать русоволосую девушку, что его держала:

— Я старец Ригорий! Напав на меня, ты совершаешь грех! Но ты можешь спастись, усугубив свой грех и сделав его ещё более тяжким! А я могу помочь тебе это сделать! И твоему спасению возрадуются ангелы на небе!

— Смотри-ка не растерялся, да ещё и ангелов приплёл зачем-то, — сказала девушка, державшая старца, обращаясь явно не к нему, а потом добавила: — Судя по размерам бороды и её непричесанности, он точно старец, хотя и сильный, зараза. Чуть не вырвался!

— Тоша, ты не чувствуешь? — спросила Атиша, до этого внимательно глядевшая на старца, теперь переводя взгляд на сестру. — Флюиды! От него исходят такие флюиды, что ни одна женщина не может перед ним устоять и готова сразу ему...

— А я-то думаю, чего он соловьём разливается, да ещё на такую интересную тему, при этом совершенно не стесняется прямо говорить о таких вещах, что даже в борделе своими именами не называют.

— Тоша! Ты что, была в борделе!? — то ли удивилась, то ли возмутилась Атиша, её сестра помотала головой:

— Нет, но подозреваю, что там разговоры ведутся более прилично, чем то, что предлагал тебе этот старец. Кстати, о нём, — Тоша, продолжавшая держать Ригория в полусогнутом положении, приподняла его, заставив разогнуться и встряхнув, заявила: — Кстати, о "согрешить, а потом спастись". Я согласна, сейчас мы это по-быстрому и сделаем.

— Дщерь моя, сие весьма похвально! — начал приободрившийся старец и, посмотрев на Атишу, спросил: — А как же она? Она при сём будет только присутствовать или присоединится?

— Будет только присутствовать, она так, как я, не сумеет. Но не беспокойся, она не помешает, — ответила Тоша и резким движением сдёрнула с Ригория рясу и нижнюю рубаху. Критически оглядев его штаны в синюю полоску, скомандовала: — Штаны тоже снимай! Или ты думаешь, что я это буду делать, когда ты в штанах? Вообще-то они мне не помешают... Но так будет интереснее. Опять же, если будет кровь, то такие замечательные штаны не испачкаются

Старец, пробормотав что-то о блаженности согрешивших девственниц, быстро выполнил команду Тоши, оставшись в розовых подштанниках. Ригорий в нерешительности замер: девушка, предлагавшая ему грешить, даже не думала раздеваться. Старец, с недоумением посмотрев на Тошу, спросил:

— А ты, дщерь моя? Как же мы...

— А кто тебе сказал, что мы? Грешить буду только я, а для этого мне совсем не надо раздеваться, — улыбнулась девушка, Ригорий растерянно заморгал, а Тоша объяснила: — Ты же сам говорил — чем больше грех, тем больше покаяние. Прелюбодеяние — это, конечно, грех, но какой-то мелкий, несолидный. После него и каяться почти не о чём, поэтому я решила грешить по-крупному. Сейчас я тебя порешу, ведь прибить святого человека — это же солидно, не так ли? Я бы даже сказала — почётно! Или ты не святой человек?

Старец энергично замотал головой, а Тоша, у которой на пальцах появились когти, грозно нахмурив брови, почти прорычала:

— Не слышу!

Ригорий, глядя на эти когти, которыми Тоша многозначительно помахала у него перед носом, истошно завопил:

— Не святой я! Не святой!

— Самозванец, — подсказала девушка. Несколькими взмахами руки Тоша острыми, как бритва, когтями срезала бороду, оставив на подбородке и щеках только длинную щетину, ещё одним взмахом срезала и буйную шевелюру. Старец, оказавшийся совсем не старым, (Тоша, когда его "брила", выпустила из захвата), бросился наутёк. Но девушка не дала ему это сделать, придержав его за нижние розовые штаны, она когтями превратила их в клочья, а потом, сделав подножку, заставила Ригория упасть на четвереньки. Нависнув над семенящем в таком положении старцем, Тоша легонько, не царапая, провела когтями по спине того, при этом напомнив:

— А каяться и признаваться? Ведь не царапнуть, а полоснуть так, чтоб до костей достать, могу!

Истошные вопли бритого старца, бегущего по коридору голым и на четвереньках, взбудоражили всех обитателей, вернее, обитательниц комнат, заставив их: кого выскочить, а кого просто выглянуть в коридор. А Ригорий, продолжавший чувствовать когти маленькой дьяволицы у себя на спине, истово каялся и признавался во всех грехах.

— Красиво излагает! Гораздо лучше, чем раньше, убедительнее! — Тоша прокомментировала покаянный пробег старца по коридору. Когда старец упёрся лбом в противоположную стену (там коридор делал поворот), девушка приказала: — Теперь обратно и говори громче, а то здесь плохо слышно.

— Вы?! Что вы здесь делаете? Я же приказала вам сюда не приходить! — выскочившая вместе со всеми на крики старца, Рубова зашипела, увидев Тошу. Та пожала плечами:

— Мимо проходила, а тут такая веселуха, я просто не могла не зайти. И часто у вас так?

— Вон! — закричала вышедшая из себя старшая фрейлина, Тоша, снова пожав плечами, деланно расстроилась, и вздохнув, что если ей с сестрой здесь не рады, то они уйдут. В этот момент Ригорий, двигавшийся по коридору в обратную сторону, дополз до девушек, поднял глаза и, увидев их, ещё более истошно, чем раньше завопил:

— Вот она дьяволица!

Но получилось так, что его указующий перст был направлен на Рубову, так как Тоша сместилась в сторону, потянув Атишу за собой. При этом ещё и ужаснулась:

— Какой кошмар! И это в императорском дворце! Прямо какой-то рассадник нечистой силы, прикидывающейся такой благочестивой! Тиша! Идём отсюда, пока на нас эти демоны и дьяволицы не напали!

Словно подтверждая слова девушки, голый старец завыл что-то о демонах, проникших во дворец, но сёстры это уже не слушали, взявшись за руки, выскочили на улицу, где их поджидал извозчик. Та самая пролетка, на которой они приехали. Тоша приказала извозчику дожидаться её возвращения.

— А что это там за переполох? — спросил возница, краем уха слышавший крики. Тоша охотно пояснила:

— Во дворец проникли демоны, покусали старца и старшую фрейлину. Мы вот еле ноги унесли! Но ты, братец, об этом молчи, сам понимаешь...

— Что деется, что деется! — сокрушённо покачал головой кучер, Тоша подмигнула сестре — нет действенней способа пустить сплетню, чем что-то по секрету сообщить извозчику, он расскажет своим коллегам и всем пассажирам, что сегодня у него ещё будут. Тем более что этот мужичок не просто услышал новость, а ещё как бы сам был свидетелем происходящего.

Утром в гостиницу, где остановились сёстры Диа, для них были доставлены два пакета. Один из императорского дворца, другой из военного министерства. Тоша забрала их и первым вскрыла тот, что из императорского дворца. Прочитав, хмыкнула:

— Как и следовало ожидать, тебе, Атиша, отказано в аудиенции у Императрицы. Не бывать тебе фрейлиной её императорского величества. Придётся тебе искать другую работу, но, думаю, ты не слишком расстроилась.

Атиша ничего не ответила, а взяв второй пакет, вскрыла его и быстро прочла, после чего сообщила сестре:

— А вам, поручик Диа, надлежит явиться сегодня к двенадцати в военное министерство, чтоб получить направление к месту службы. Вот, Тоша, тебя не уволили и не уволят, а пошлют в какой-нибудь дальний гарнизон. Так что у тебя сейчас один выход — бежать! И побыстрее!

— Сейчас! Вот только шнурки от сапог поглажу! — засмеялась Тоща, Атиша не поняла:

— Какие шнурки? У сапог же нет шнурков! Да и сапог у тебя нет!

— Тишенька, это армия, а в любой армии всегда так — гладят шнурки от сапог, красят траву в зелёный цвет, причём делают это летом.

— Но зачем?! — воскликнула удивившаяся и даже растерявшаяся Атиша, Тоша серьёзно ответила:

— Традиция такая, а может, правило, точно не знаю. Но любая армия держится на подобном. Не на пушках и кавалерии, а на подобных правилах и традициях: чем лучше выглажены шнурки и чем зеленее трава в гарнизоне, тем сильнее армия! Кстати, раз уж меня вызывают в военное министерство, надо бы туда явиться в мундире, но погоны требуется перешить.

— Зачем? — опять удивилась Атиша, всё ещё пытавшаяся понять — зачем гладить шнурки и красить траву. Тоша охотно пояснила:

— Появиться в военном министерстве в платье с погонами поручика, как-то не совсем прилично, могут не понять. А в форме... Помнишь, мы в ателье наряды шили? Вот там я и заказала себе форму, только с погонами прапорщика, никак я не рассчитывала на такой быстрый карьерный рост. Поеду заберу форму, а потом в министерство.

— Я с тобой! — решительно заявила Атиша, Тоша засмеялась, а потом обняла сестру:

— Куда уж я без тебя, боевая моя сестричка!

У парадного входа в большое здание военного министерства остановилась пролётка и из неё выбрались поручик и девушка, в этом ничего удивительного не было, очень часто офицеры приезжали с дамами, оставляя их ожидать в скверике напротив. Бывшие юнкера, а теперь молодые офицеры приезжали за первыми назначениями к месту службы с переживавшими за своих сыновей мамашами (хотя юные прапорщики очень стеснялись такой опеки, но ничего поделать не могли), офицеры постарше приезжали с жёнами, иногда и с детьми. То, что этот молодой офицер (почти мальчик) приехал с подругой, удивления не вызвало, разве что — молодость этого поручика, всё-таки чтоб получить это звание надо после окончания юнкерского училища прослужить не меньше пяти лет! Но не это вызвало удивление караульных и тех, кто находился у входа в военное министерство, — на этом поручике была юбка! Тоша спрятала свои волосы под форменной фуражкой, а мундир с затянутыми ремнями маскировал грудь девушки. Юбка, как и положено форменной одежде офицера, была с узкими лампасами (широкие поручику ещё не положены). Но наблюдающие за появлением этой парочки были удивлены ещё больше — один из офицеров, неизвестно чего ожидавший уже более часа поручик, с криком "Тиша" бросился обнимать девушку этого молодого офицера в юбке! А потом они начали, не стесняясь окружающих, целоваться!

— Здравствуйте, Атоша! — поздоровался с поручиком в юбке полковник, что ожидал рядом с тем поручиком, столь бурно проявлявшим свои чувства и целовавшим чужую девушку.

— Здравия желаю, Хрисанф Егорыч, — по уставу ответил полковнику поручик в юбке, но при этом назвал по имени и отчеству, что было свидетельством того, что эти двое давно и хорошо знают друг друга, наблюдавшие за этим зеваки подтянулись поближе. Поручик в юбке, глядя на целующихся, сказал полковнику:

— Вот видите? Атиша говорила, что этот город холоден и слишком чопорен, что никак не способствует проявлению каких-либо чувств. В южном и горячем Киневе Тиша позволяла Лёше только за руку её держать, а здесь... Смотрите-ка! Такое бурное проявление чувств!

Полковник Зимин улыбнулся, но заговорил совсем о другом:

— Атоша, вы, наверное, удивлены вызовом в министерство и присвоением вам звания поручика, хотя, вижу, для вас неожиданностью это не было. Вы и соответствующий мундир пошили из дорогой ткани и даже погоны пришили. Кто вам успел сообщить о присвоении вам звания? Вроде наш разговор с военным министром об этом был строго конфиденциальным, он хотел, чтоб его друг, адмирал, об этом не узнал раньше времени.

— Хрисанф Егорыч, мундир я заказала так, на всякий случай. Была оказия — мы с сестрой шили платья, всё-таки у нас должна была быть аудиенция у императрицы... Не хотелось там выглядеть бедными родственницами. Ну а соответствие мундира... Так не могу же я носить мундир из той грубой ткани, из которой шьют форму для прапорщиков, вот я и выбрала себе лучший материал, благо, средства позволяют. А погоны перешить труда не составляет. О присвоении звания и о том, что я буду направлена в создаваемую школу пилотов, мне Куроплаткин рассказал.

— Высшие воздухоплавательские курсы вот так будет называться наша школа, военный министр лично предложил такое название, — улыбнулся Зимин, засмеялась и Тоша:

— Плавательские, это Куроплаткин придумал в пику Макарьеву, хотя моряки говорят, что они не плавают, а ходят. Сказать, что они плавают — их оскорбить! Надо будет об этом нашему министру намекнуть, а то издёвок от моряков не избежать. Насколько я поняла, на этих курсах будут готовить пилотов как для армии, так и для флота.

— Да и курсы не совсем удачное название, напрашивается аналогия с курсами благородных девиц, — вмещалась закончившая целоваться с Ареньевым Атиша, и теперь слушавшая разговор сестры и полковника. Тот кивнул, при этом посмотрев на часы:

— Согласен, ваши доводы я изложу его превосходительству военному министру, да и вы тоже можете высказать свою точку зрения. Я это сделаю, как начальник школы пилотов, мне это название тоже больше нравится, а вы, господа офицеры, как её преподаватели, тоже можете высказать своё мнение. Нам пора идти!

Полковник Зимин и поручики Ареньев и Диа предъявили свои предписания прапорщику, старшему наряда охраны. Тот вытаращил глаза — та, что была в юбке (прапорщик из слышанного разговора понял, что это таки женщина, а не дурацкий маскарад), действительно была поручиком! Но девушка, державшаяся за женщину-поручика, никаких документов не имела! Что прапорщик и отметил, заявив, что не имеет её право пускать в здание министерства. Женщина-поручик ехидно поинтересовалась:

— С каких это пор генералам требуется особое разрешение для посещения военного министерства? Если генерал пришёл к военному министру решить некоторые личные вопросы, то зачем ему надевать мундир?

— Да, следующий раз приду в мундире и в сапогах с наглаженными шнурками! — важно заявила белокурая девушка и вошла в здание, не обращая внимания на застывшую охрану — унтер-офицеров. Те расступились, растерянно посмотрев на своего командира, пытавшегося представить сапоги с глажеными шнурками, в итоге решившем, что это обувь исключительно женщин-генералов. Полковник и поручики пошли за этим генералом в платье, почему-то захихикавшим. Захихикала и поручик в юбке, видно, чтоб подержать своего генерала, а вот офицеры мужчины шли с каменными лицами. Смеяться они начали уже в кабинете военного министра, после рассказа Тоши о посещении старца Ригория (о когтях девушка не упоминала), смеялся и генерал Куроплаткин. К веселью присоединился и морской министр, которому эта история тоже была рассказана, впрочем, остальные офицеры слушали её ещё раз, не скрывая своего удовольствия. Потом заговорили о школе пилотов, как оказалось, это был совместный проект обоих министерств — военного и морского, Тоша ошиблась, решив, что военный министр хотел опередить морского. Место для школы у рыбацкой деревушки Нача тоже было выбрано не случайно. Это был степной юг Империи, побережье Чёрного моря. Да и до столицы того края, города Черноморска, было всего тридцать вёрст. Но в выборе того места стало решающим доводом ещё то, что площадка для лётного поля (вокруг же была степь, ровная как стол) была у берега моря. И там располагалась почти заброшенная береговая батарея — а это казармы, где можно было разместить личный состав, капониры, очень подходящие для складов и мастерских. Правда, ангары для аэропланов придётся строить, но эта батарея имела морской причал. Большие корабли там швартоваться не могли (глубина не позволяла), то для барж с нужными грузами места и глубины было вполне достаточно. Поэтому грузы к месту строительства уже поступали и само строительство уже началось.

Обсуждение организации будущей школы происходило довольно длительное время. Кроме министров, как самых заинтересованных лиц в появлении нового рода войск в их ведомствах, участие в этом совещании принимали: полковник Зимин — начальник школы, его заместитель — штабс-капитан Ареньев (которому было объявлено о присвоении очередного звания), поручик Диа, как эксперт и ведущий специалист в области аэропланостроения и пилотирования. Атиша тихонько сидела в стороне и только слушала, наконец, и на неё обратили внимание. Генерал Куроплаткин с улыбкой спросил, почему-то хитро посматривая на Ареньева:

— Мадемуазель Атиша, вы поедете с сестрой? Думаю, что после вашего посещения императорского дворца, вам вряд ли будет предложено место фрейлины.

— Вы знаете, Мартьян Валинович, я и не стремилась к этому, скорее, наоборот — думала, как бы мне отказаться от этой чести. Но всё разрешилось само собой, к величайшему моему удовлетворению.

Ответ Атиши вызвал улыбки всех присутствующих, а Куроплаткин напомнил, что персоналу лётной школы (решили остановиться на этом названии) ещё предстоит аудиенция у Императора. А уже потом следует отправиться по месту службы. На что Атиша ответила, что на эту аудиенцию она и не собиралась идти вместе с Тошей, как только та закончит со всеми делами в столице, сёстры уедут в Черноморск. Ареньев посетовал, что не сможет поехать вместе с девушками, ему, как и Зимину, надо было по служебным делам задержаться в столице.

Глава девятая. Интересная дорога на юг

Снова стучали колёса поезда, на этот раз он уносил сестёр на юг. Но теперь поезд был не императорский, литерный, а обычный скорый. Шёл он помедленнее императорского, всё-таки остановок было больше, но вот купе, что было в первом классе, очень сильно отличалось от того, гостевого, что девушкам выделили в императорском поезде. Отличалось в лучшую сторону — купе было намного просторнее, и полки располагались не одна над другой, а вдоль боковых стен, да и не полки это были, а мягкие широкие диванчики. Немаленький столик между диванчиками был больше похож на те, что были в ресторане, а не обычный, купейный.

— Обед сюда закажем или в ресторан сходим? — спросила у Атиши Тоша, та пожала плечами, а потом ответила:

— Лучше сюда, что мы в том ресторане не видели?

— Людей посмотрим, себя покажем, — улыбнулась Тоша, её сестра с некоторой укоризной сказала:

— Руку кому-нибудь сломаем или носом по полу повозим.

— Обижаешь, — изобразила оскорбленный вид Тоша, надув губки, но тут же засмеялась: — Ну что я зверь какой по полу мордой возить почтеннейшую публику? Ну не хочешь в ресторан — сюда закажем.

Вообще-то, собравшиеся обедать сёстры не завтракали, они только недавно проснулись и пока не спеша занимались утренним туалетом (а куда в поезде торопиться-то?). Атиша ничего не сказала, только вздохнула, Тоша снова улыбнулась и нажала кнопку электрического звонка (такое новомодное приспособление в вагонах первого класса), вызывая проводника. Когда тот (больше похожий на швейцара в дорогом отеле, чем на работника железной дороги) пришёл, потребовала меню и, получив его, сделала заказ. Тоша проводила этого непонятно кого, то ли проводника, то ли швейцара, долгим оценивающим взглядом, Атиша это заметила и попросила:

— Тоша, умоляю тебя, не надо его валять по полу и заставлять бегать на четвереньках по коридору! Ты красивая девушка и он тобой просто любовался!

— Угу, так любовался, что аж слюни текли! Если он будет так любоваться, когда заказ принесёт, то...

— Тошенька, и ломать ему ничего не надо! — Атиша умоляюще сложила руки на груди, её сестра вздохнула и повторила:

— Ладно, не буду, что я, зверь какой? Но если он будет так смотреть на тебя... Нет, глаз вырывать ему не буду, но зуб выбью!

Атиша вздохнула, Тошу не исправишь, если к тому, что касалось её самой, она ещё могла отнестись со снисхождением, то свою сестру она была готова защищать от даже намёка на опасность. Хорошо, что она Лёшу не считает угрозой и расположена к нему. Видно, эти мысли отразились на лице белокожей девушки, а может, смуглая хорошо изучила свою сестру, потому что она, засмеявшись, пояснила:

— Лёша тебя любит и сам будет тебя защищать. Ты думаешь, я слепая и не вижу, какие чувства вы друг к другу испытываете. Хотя при вашей встрече у военного министерства это мог не увидеть только совсем незрячий, да и при последующих...

— Тоша, а как прошёл приём у Императора? Ты не рассказывала, — покрасневшая Атиша постаралась сменить тему. Тоша пожала плечами:

— А как он должен был произойти? Да и это не приём был, а представление офицеров, высочайшим указом получивших звания и отправляющихся к новому месту службы. Совсем новому, потому что подобных частей в Империи ещё не было. Император больше внимания уделял своим военному и морскому министрам, а мы... — Тоща изобразила официальный вид и монотонным до нудности голосом произнесла: — Честь имею представиться, ваше императорское величество, поручик Диа!

Атиша улыбнулась, а Тоша продолжила рассказывать:

— Потом мы с Лёшей и Зиминым — каблуками щёлк, щёлк...

— Так вот почему на приём к Императору ты надела штаны!

— Как бы я щёлкала каблуками, будучи в юбке? Да и надевать сапоги под юбку... Это знаешь ли... И, как мне кажется, Император остался доволен, что я не юбке, да и министры, оба, и генерал, и адмирал, тоже.

— А о старце Император тебя не спрашивал?

— А чего он должен был меня спросить? Мы же были только свидетелями, как тот спятивший святой бегал по коридору, голым и на четвереньках, при этом орал, что он совсем не святой, а самозванец. И что будет каяться в своих грехах. Там был полный коридор фрейлин, которые это тоже видели. Видели они, как этот плохо остриженный, скорее, ощипанный старец, что, несомненно, свидетельствовало о его умопомешательстве, тыкал своим грязным перстом в лучшую подругу Императрицы, графиню Рубову, и кричал, что она демоница. Мы-то тут причём? Кстати, Куроплаткин мне по секрету сообщил, что Ридериксу, приказано Императором — выгнать этого самозванца из дворца! И что Императрица не возразила, только поморщилась. Я так поняла от того — как она была подло обманута этим проходимцем и своей лучшей подругой. Когда у него исчезло это его свойство, ну ты же сама об этом говорила, он стал просто грязным и вонючим мужиком, не вызывающим ничего, кроме брезгливости!

— Это после твоей обработки он утратил свою способность — влиять на женщин. Я так и не разобралась, что это такое, но эти флюиды чувствовались очень хорошо! Противостоять этому демоническому обаянию, или что это было, не могла ни одна женщина!

— Ты-то устояла, — улыбнулась Тоша, глядя на сестру, та кивнула и медленно, словно что-то вспоминая, произнесла:

— У меня иногда возникает такое чувство, что в прошлой жизни я была ангелом и всякому демонскому влиянию, такому, как у того старца, могу противостоять. Мне кажется, что у меня были крылья, и мне хочется летать! Очень хочется!

— У меня подобного чувства, что я была ангелом или кем-то там ещё, не возникает. Что у этого вонючего мужика какие-то флюиды я не почувствовала, как не почувствовала и никакого влечения к нему, а тем более никакого сильного чувства не испытывала. Хотя нет, было очень сильное желание — придушить этого гада! Не позволило другое сильное чувство — брезгливость! Не хотелось руки марать о его грязную шею!

Атиша покачала головой, то, что Тоша ничего не почувствовала, говорило о том, что она не совсем человек, да и те когти, что она иногда демонстрировала, об этом явно говорили! Ещё то, что способности старца исчезли именно в тот момент, когда Тоша коснулась когтями его спины, тоже было неспроста! Атиша давно подозревала: то, что сделало её сестру почти непобедимым воином, превратило Тошу если не в полудемона, то в кого-то очень близкого к нему! Но эти подозрения не умаляли её любви к сестре, скорее, наоборот — девушке хотелось защитить этого, не боящегося никаких опасностей, уверенного в себе воина, имевшего вид слабой, хрупкой девушки. Атиша, поддавшись неожиданному порыву, обняла сестру и прижала к себе, как будто действительно хотела и могла защитить её от всего мира. Тоша доверчиво прижалась к сестре, словно это она была намного слабее и просила у той защиты, и продолжила говорить о себе:

— У меня никогда не было такого ощущения, что я кем-то была или что у меня были крылья, но летать мне тоже хочется, возможно, поэтому у меня такая любовь к аэропланам? Но вот что я подумала — мы с тобой сёстры, но при этом такие разные. Если тебе кажется, что у тебя были крылья, то ты была ангелом, я тогда должна была бы быть — демоном. Но у меня совсем нет ощущения, что у меня когда-то был хвост, не говоря уже о рогах.

Атиша засмеялась и крепче обняла сестру:

— Ну, рогов у тебя точно быть не может ни сейчас, ни в будущем, я имею в виду — после твоей свадьбы. Рога — это прерогатива исключительно мужчин! Но, я просто уверена, у твоего будущего мужа их не будет! А то, что мы разные, так это как сказать — Лёша говорит, что мы очень похожи не только внутренне, но и внешне. Да не только он. В цирке, про нас говорили, что если бы не твоя смуглость, нас можно было бы принять за близняшек!

Ответить Тоша не успела — в дверь постучали, и после разрешения войти там нарисовался напомаженный щёголь — старший официант из ресторана. Он уверенно шагнул в купе и замер, наткнувшись на взгляд Тоши. Ему очень захотелось выскочить обратно, но его прижала к стенке сервировочная тележка, что сразу вкатила девушка-официантка, за её спиной маячили ещё четыре щеголеватые мужские фигуры.

— Ну? — произнесла Тоша, в голосе девушки не было угрозы, но старший официант покрылся холодным потом и, заикаясь, залебезил:

— Проводник вашего вагона, передавая заказ, сказал, что вы знатные и богатые, раз заняли такое купе, вам нужно всё по высшему классу... Обслуживание — обязательно по высшему классу! Да и ваш заказ... Такое требует особой сервировки, да и об... обслуживания... Сейчас официантка выйдет и наши специалисты самого высшего класса... Обслужат вас... Вам должны...

— А почему три столика? Разве мы столько заказывали? Они же тут все не поместятся, разве что ваши специалисты по обслуживанию высшего класса будут это делать из коридора, не заходя в купе.

— Э-э-э... — ваш заказ на одном столике, два других предназначены для других, вот официантки их туда покатят, а там будет обслуживать каждый столик свой специалист...

— Ах! Какое к нам непочтение! Всего два специалиста высшего класса! Тиша, ты видишь, как нас оскорбили? Да? Нам только по одному специалисту, для обслуживания! Это при нашем-то заказе! Они все должны нас обслуживать! А раз только двое, то они недостойны! Нет, недостойны! — Тоша, изобразив крайнее возмущение, обернулась к сестре и всплеснула руками. Повернувшись обратно к прижавшемуся к стенке купе старшему официанту, поинтересовалась у того каким-то странным шипящим голосом: — Ты и четыре твоих здоровых бугая переложили обязанность катить эти, совсем не лёгкие столики-тележки, да ещё и по неудобным межвагонным проходам девушкам? А сами берегли силы для высшего класса обслуживания? Очень интересно! Они как будут обслуживать — вприсядку? Для этого силы сохранили? — Тоша говорила, приветливо улыбаясь, и как потом говорили девушки-официантки — от этой улыбки кровь стыла в жилах! Пока смуглая из сестёр пугала официантов-мужчин, на перепуганно молчавших девушках остановила свой взгляд вторая сестра Диа, светлая:

— Вот вы нас и будете обслуживать, ничего, что вас трое, купе большое. Поместимся все!

Официантов и их старшего как ветром сдуло, а перепуганные официантки осторожно вошли в купе, поглядывая на светленькую девушку, надеясь, что она защитит их от той страшной смуглой, что так напугала мужчин. Но та, пугающая до дрожи в коленках, страшная девушка исчезла! В купе по-прежнему находились две пассажирки, но это были обычные девушки, в скромных, пусть и пошитых из дорогой ткани платьях. Одна из них махнула рукой показывая, куда ставить тарелки и судочки, их было очень много и было всё это изобилие рассчитано на три перемены. Смуглая девушка обратилась белокожей:

— Обрати внимание, Тиша, даже того, что мы заказали, нам хватило бы с лихвой. А всем тем, что нам наварили, нажарили в этом ресторане, воспользовавшись тем, что мы не видим, в каком количестве нам готовят всё это — можно накормить весь вагон! И счёт нам выставили соответственный! Вот смотри — на первое мы заказали черепаховый суп, с гребешками. Надеюсь не с теми, что для расчёсывания волос? — Тоша и Атиша засмеялись, захихикали и официантки, понимая, что смуглая девушка пошутила. А та продолжила: — Вот! Две тарелки, надо сказать — не маленькие, а к ним кастрюля, ну этот красивый судок, где супа на пять таких тарелок! Можно наесться только супом. А остальное уже не трогать, потому что не влезет! Я так подозреваю, что не съеденное пассажирами первого класса, потом несут во второй или в ресторане продают. Ведь мы же из кастрюли суп хлебать не будем, да и с остальными блюдами так поступим. Вот у меня к вам вопрос, девушки, вы когда завтракали и когда обедать-ужинать будете?

Тоша требовательно посмотрела на официанток и те, смущаясь, признались, что только завтракали в пять часов утра, ведь это ресторан поезда, и персонал в нём численно ограничен, а работы много. И основная её часть ложится именно на официанток, повара тоже при деле — ведь надо же кому-то быстро выполнить заказ и приготовить это кулинарное изобилие. Вот девушкам и приходится бегать без перерыва, даже выполняя обязанности посудомоек.

— А эти? — Тоша кивнула в сторону закрытых дверей, но все и так поняли, кого она имела в виду. Одна из девушек объяснила, что это официанты, обслуживающие только первый класс, и они все мужчины. Правда, иногда снисходят до обслуживания второго, но только в ресторане и тогда, когда клиент выглядит богатым, то есть можно рассчитывать на чаевые, а третий класс остаётся девушкам-официанткам, с третьего класса — какие чаевые? Да помещение там выделено больше напоминающее буфет, второй тоже отделён от первого. Тоша поинтересовалась, зачем же девушек эти официанты взяли, если не доверяют обслуживание первого? Но тут же сама и ответила на этот вопрос: — Тележки три и вас трое, вот вы и катили эти тележки, вместо того чтоб пообедать. Вернётесь — вам сразу новую работу придумают. Так?

Девушки смущённо закивали, а Атиша решительно сказала:

— Садитесь обедать с нами, тут ложек и тарелок на всех хватит, а еды уж и подавно!

Девушек-официанток пришлось приглашать всего два раза, потом поели общей компанией, а когда заканчивали, Тоша заметила, что девушки забеспокоились. Выясняя причину их беспокойства, сёстры Диа узнали, что своим поступком они лишили официантов, этих крутых специалистов своего дела, положенных им чаевых и теперь эти деньги те попробуют выбить с официанток. Атиша поинтересовалась — какие бывают чаевые? Одна из девушек ответила, что и до полцелкового случается! Атоша спросила — каждому или на всех, получив ответ, чему-то улыбнулась, Атиша тоже улыбнулась и выдала каждой девушке по десять целковых. Та официантка, что рассказывала о сумме чаевых, ахнула, а потом с горечью сказала:

— Отберут!

Атоша, продолжая загадочно улыбаться (Атиша бы сказала — злорадно), кивнула каким-то своим мыслям, поднялась и резким движением открыла дверь купе, там, в широком коридоре вагона первого класса, стояли все официанты-специалисты, во главе со своим старшим. Девушка поманила старшего и приказала ему захватить с собой одну из тележек. Пустые тележки специалисты-официанты так и не отвезли, хотя было видно, что ждут долго и вполне могли бы это сделать. Тоша дала старшему официанту два целковых, сообщив, что это чаевые, затем, как будто немного подумав, добавила ещё пять, пояснив, что эти деньги предназначены для ремонта, а чего? Улыбаясь ласковой улыбкой, Тоша резким ударом обеих рук выбила металлический поручень из тележки (такой массивный поручень-рукоятку, за который тележку держали, когда катили). Продолжая улыбаться, хрупкая девушка легко завязала это прут сложным узлом и нежным голосом сообщила:

— Если ты или кто-то из подчинённых тебе "специалистов" попытается не то что отобрать, просто узнать, какие чаевые получили девушки... Я вас всех в бараний рог! Тройным морским узлом! И на стену повешу рядом с этой штукой. Где она висеть будет? У тебя над кроватью, чтоб ты не забыл! И если узнаю, что ты сегодня этот узелок там не повесил... Ну ты понял, свободен! Да, тележку у нас взял, и вместе с остальными всей бригадой покатили в ресторан, а мы тут ещё чаю выпьем, распорядись, чтоб принесли!

Игрок в шахматы, одетый в чёрную одежду с красными вставками, но на этот раз его кожа была не чёрной, а смуглой, посмотрел на своего противника с некоторым превосходством:

— Классическая ничья, возразить в этот раз тебе нечего!

— Где же классическая? Согласен — пат, но зажал-то я тебя! Снова зажал, ты, конечно, вывернулся, но с трудом! — глядя на доску, ответил второй игрок с белой бородой и таком же хитоне.

— Зажал — ещё не значит выиграл, — улыбнулся смуглый и привычно потеребил козлиную бородку, но при этом смотрел не в сторону шахматной доски. Махнув на проплывающий немного в стороне голубой шарик, пояснил своё заявление: — Вот там наши фигуры в той самой позиции, которая и определяет твёрдую ничью. Они готовы — каждая отдать душу за другую. Мало того, они стали сёстрами! Что в принципе невозможно! В принципе! Ведь они представители антагонистических начал! Сил противоположных векторов! В общем, результат получился прямо противоположный ожидаемому, поединка не получилось. Получив свободу выбора, кто-то из них, как мы оба и планировали (при этом думали, что победителем окажется своя фигура), должен был забрать сущность, то есть душу противника... А они... Устроили чёрт знает что!

Козлобородый всплеснул руками и щёлкнул хвостом, выражая высшую степень возмущения, не обратив внимания на ехидную улыбку своего оппонента. Ведь это фигура представителя сил тьмы устроила то, что его возмутило, хотя слуги "тёмного" (или как он ещё мог называться?) именно этим и должны заниматься! Белобородый, улыбнувшись, прокомментировал действия выставленных на игру фигур:

— Они ничего не нарушили и не устраивали того, в чём ты их обвиняешь. Они забрали душу, как ты помнишь — отданную добровольно. То есть поступили так, как мы им приказали, не отступив от буквы этого приказа: соблазнить, очаровать, но сделали это очень по-своему.

Игрок с хвостом покачал рожками, не понимая, что имеет в виду его противник, но почувствовав какой-то подвох, жёлчно скривился:

— Извратив эту самую букву! Они не забрали душу противника, а смешали их, а потом поделили! И позволь тебя спросить — где теперь чья фигура!

— Ну, где твоя фигура легко определить, когти — отличительный признак демона и только его, я уже не говорю об умении пускать их в ход, — укорил смуглого белобородый, но тот в долгу не остался:

— У ангелов нет когтей, это верно, но умение ментального воздействия — это их отличительный признак! Будешь отрицать? А то, что твоя фигура этим свойством владеет в полной мере, свидетельствуют её воспоминания о крыльях! Она ничего не забыла, а если и забыла, то может вспомнить в любой момент и пустить в ход свои способности!

— Но заметь, после того как они обменялись частицами своих душ, твой игрок начал творить добрые дела! Значит, моя фигура отдала часть своих способностей твоей, но сама ничего не получила взамен — когти-то у неё не появились! — белобородый посмотрел на своего оппонента, снова начавшего поддёргивать хвостом. Раздражённо щёлкнув этой длинной частью своего тела, хвостатый возразил:

— Да, но какими методами? Ты должен признать, что нет абсолютно добрых дел. И как говорят — благими намерениями... Или другими словами — цель оправдывает средства. Если надо достичь результата в благом деле, то не важно, как это сделано, разве не так?

— Результат, если он достигнут грязными методами, перестаёт быть благим. Тебе ли это не знать, старый искуситель.

— Но почему это старый? — хвостатый сделал вид, что обиделся на белобородого. Тот с улыбкой продолжил:

— Ну хорошо, можно сказать — не старый. Даже так — вечно молодой. Но то, что искуситель, ты ведь не отрицаешь?

Оба спорщика одновременно улыбнулись, оставшись каждый при своём мнении. Сохранение отличительных признаков именно их слуг у выставленных на игральную доску фигур говорило о том, что нечто подобное они и ожидали, ведь недаром эти две заключившие пари сущности были высшим олицетворением представляемых ими сил! Улыбнувшись, спорщики также синхронно кивнули, подтверждая, что игра продолжается и что рано или поздно фигуры вспомнят о своей цели и постараются её достичь. Но при этом каждый из участников спора решил предпринять шаги, ускоряющие получение нужного результата, и, естественно, не ставить своего соперника об этом в известность.

А те, кто являлся главными исполнителями, или как их называли высшие сущности — игровыми фигурами, сладко спали в купе скорого поезда, уносившего их на юг от столицы Империи к её южной, хотя и не столице, но, несомненно, жемчужине — городу Черноморску! По праву названной южной Пальмирой Империи!

Тоша, как всегда, проснулась позже сестры, которая была, если и не жаворонком, но ранней пташкой — точно. Тоша не то что любила поспать, но если была возможность — не упускала добрать, как она говорила, по пару сотен минут на глаз. Посмотрев на свою сестру, читающую какую-то книгу, сладко зевнув, смуглая девушка сообщила:

— А мне такой сон приснился! Очень интересный, знаешь, я была не права, когда утверждала, что у меня не было хвоста в прошлой жизни, мне пообещали его вернуть в будущей. С красивой кисточкой или когтём, если я всё сделаю как надо!

— И что же ты должна для этого сделать? — заинтересованно спросила белокожая девушка, откладывая книгу в сторону. Смуглянка ещё раз зевнула и стала рассказывать, как о чём-то совершенно обыденном:

— Он обещал мне вернуть мой статус и даже повысить его, если я заберу у тебя тот остаток твоей души, именно твоей! Та часть, что я отдала тебе — у тебя и останется, мне это будет прощено. Вот так-то. Его спасло только то, что я не видела, кто мне это всё предлагал, мне так хотелось вцепиться ему в горло! Запустить туда когти на всю глубину. Я знаю, ты такого не одобришь, но я не могла себя сдержать!

— Тошенька, — Атиша обняла сестру и стала, в свою очередь, рассказывать, — мне снился точно такой сон! Мне обещали вернуть крылья! Но взамен сделать самую малость — забрать твою душу, ведь это так просто — ты же полностью открыта передо мной! А часть моей души осталась бы у тебя, то есть ты бы не погибла. Жила бы здесь дальше — летала бы на своих аэропланах, чинила бы моторы и не помнила, что у тебя была сестра. Нет, из того, что знаешь и помнишь, ничего бы ты не забыла. Только не помнила бы меня и всё. Знаешь, может, это был голос той части души, которая мне досталась от тебя, но мне тоже очень хотелось вцепиться в горло, хоть у меня и нет когтей! Что же нам делать, Тошенька, ведь нас не оставят и каждый раз желание подчиниться этому предложению будет сильней.

— Тишенька, — Атоша чуть отстранилась и посмотрела, как в зеркало, в большие зелёные глаза сестры. Улыбнувшись, смуглая девушка сказала: — Тишенька, а ведь ты нашла выход! Твоё желание...

— Вцепиться в горло? — испуганно спросила Атиша, Тоша кивнула:

— Именно, оно сильнее этого голоса, что тебя уговаривал. Ведь я не просто хотела вцепиться в горло, я хотела защитить тебя! И мы...

— Совсем перемешаем наши души! — улыбнулась светлая девушка. — Так, чтоб разделить их нельзя было! Нельзя будет забрать половину, твою или мою!

— Да! Пока мы можем это сделать, ведь эти — кто предлагал нам забрать... В общем — делаем и быстро. Пока те не опомнились и не лишили нас этой возможности!

Сёстры обнялись, и их губы сошлись в поцелуе, долгом поцелуе. Когда они перестали целоваться и посмотрели друг на друга, смуглая девушка лукаво спросила у светленькой:

— Тиш, а твой Лёша лучше целуется?

— Лучше! — улыбнулась в ответ светленькая и пояснила: — Он меня любит! И я это чувствую! А с тобой... Как будто я заглянула сама в себя.

— И что же ты там увидела? — удивилась Тоша, Атиша не менее лукаво, чем спросила у неё сестра перед этим, ответила:

— Когти! Большие и острые!

Сёстры засмеялись, им было неизвестно, смогли ли они обмануть тех, кто толкал их сделать то, что они делать совсем не хотели, смогли ли они себя обезопасить от повторения таких попыток в дальнейшем, но сейчас им было легко и хорошо. Отсмеявшись, Атиша посмотрела на Атошу и серьёзно сказала:

— Они будут пытаться подтолкнуть нас сделать то, что им нужно снова и снова. Но это у них уже не получится: нельзя забрать то, что и так тебе принадлежит, если раньше это было как бы не своё, просто подаренное, то теперь...

— Да, я не могу забрать твою душу и кому-то отдать, потому что вырву и свою, а мне это очень не хочется делать! И вообще — смотри к Киневу подъезжаем! — Тоша глянула в окно, Атиша согласно кивнула, мол, подъезжаем, а стоянка всего тридцать минут, хоть станция и большая, но поезд-то скорый! А так хотелось бы пройтись по городу... Атоша согласно кивнула и попыталась утешить взгрустнувшую сестру:

— Ничего, говорят, Черноморск очень красивый город, если в Киневе — каштаны, то там акация! Город весной, как невеста — особенно нарядный! Сейчас, правда, не весна, но посмотреть там и так есть на что!

Пока девушки говорили и любовались проплывающими за окном пейзажами (железная дорога была проложена между зелёными холмами, на которых стоял этот город над широкой и синей рекой): белыми домиками, выглядывающими из зелени садов, рекой, через которую по гремящему железному мосту и проехал поезд, после чего, пыхтя и замедляя свой бег, подошёл к перронам красивого с башенками вокзала. Сёстры решили из вагона не выходить, да и зачем — что можно сделать за полчаса, да ещё и на вокзале. Тоша предложила заказать поздний завтрак (до раннего обеда ещё было далеко) из ресторана в купе, надеясь, что вчерашний урок тамошние официанты усвоили и сами не придут, а пришлют кого-то из девушек-официанток. Но случайно глянув в окно, Тоша, как была — в лёгком халатике, одним слитным движением вывинтившись в узкую щель открытого окна, оказалась на перроне.

Шнырёк, вообще-то, это было не имя, а кличка, причём кличка не "авторитетная", а даже несколько уничижительная. Но Шнырёк не обижался на своих "коллег", придумавших ему такое воровское "погоняло". Ведь дело не в кличке, и даже не в имени, хотя своё имя Шнырёк старался не вспоминать, что поделаешь — профессия такая, чем меньше о тебе знают — тем целее будешь и дольше проживёшь. Да и сама воровская профессия Шнырька была хоть и не "крутая", и не очень "авторитетная": не домушник, не медвежатник, не тем более гоп-стопник, но весьма тонкая, можно даже сказать, очень деликатная, карманник. Хороший карманник может заработать, а следовательно, принести в общак побольше некоторых "авторитетов". А Шнырёк был лучшим в своей профессии. Но и у самых лучших бывают чёрные дни, вот такой день, похоже, и выдался сегодня. Шнырёк вышел на вокзал как раз к прибытию столичного скорого, идущего на юг. Кто-то садился, кто-то выходил, вот тут и можно поработать! Но из столицы приехала какая-то большая шишка, вот и нагнали городовых. Они стали оцеплением так, что не подойдёшь не только к приезжему начальству, но и ко всем, кто выходит из поезда. А те, кто на посадку шёл... Вон сахарозаводчик Каращенко на юг собрался, а у него недавно дочь пытались украсть, так он теперь такую охрану нанял!.. Куда там той столичной шишке, тут не то что подступиться — косо посмотреть не дадут. Шнырёк поёжился: Красавчик на что авторитет из авторитетов был, душегуб ещё тот, крови совершено не боялся! Но дёрнул его нечистый с Каращенко связаться — и что? Где теперь Гоха и его банда, а нетути! Каращенко, скорее всего, за деньгами не постоял и нанял такого специалиста, что Красавчик и вся его душегубская шайка в одну ночь прижмурилась. А что если этот специалист и сейчас в охране сахарозаводчика? Решит, что Шнырёк не сам, а на кого-то работает наводчиком? Прижмурит тот специалист так, что никто и не заметит, что Шнырёк исчез!

Деликатный карманник вздохнул и тут его взгляд остановился на селянке, немаленьких таких размеров, стоящей в стороне. Намётанный глаз специалиста сразу определил — тётка не пустая! Нервничает! А что там она прячет меж своих арбузных (ну, пусть не арбузных — как спелые дыньки) грудей, явно не любовную записку! Почему-то селянки считают то место самым надёжным для того, чтоб узелок с денежкой спрятать, обычно тугой такой узелок! Но для специалиста (умеющего вспороть ременную сумку купца, прикрытую не только сюртуком, но и жилеткой, вынуть оттуда целковые так, чтоб купец не заметил) достать из широкого выреза селянского платья этот узелок — плёвое дело, если, конечно, не начать щупать то, между чем этот узелок лежит. А иногда так хочется, но нельзя — работа!

Вот и сейчас Шнырёк вроде как случайно задел эту тётку и воскликнул, широко раскрыв глаза:

— Фося, ты?!

Но потом, подслеповато прищурившись, отступил назад, сделав вид, что ошибся, не за ту принял: — Ой, барышня, извините! Обознался!

Вроде и не было тесного контакта с объектом, ну чуть толкнул, так извинился же! Руками широко развёл, так это же от удивления, а что ещё раз коснулся, подхватывая выпавшее, так никто же ничего и не заметил. Дело сделано, и платочек, в который что-то завязано, пусть этот узелок не такого размера, как рассчитывал Шнырёк, а меньшего, уже сменил владельца, и теперь его надо как можно быстрее унести, пока тётка не опомнилась и не подняла крик. Карманник вроде и не спеша, но очень быстро стал удаляться от объекта своей работы. Ещё чуть-чуть и... Шнырька кто-то сильно толкнул в спину и тут же затараторил:

— Ой, поезд уходит, а пирожки... Не успею. А так хочется! Очень хочется, вот... Ой! Быстрее надо, ой! Ой, ой, ой! Пирожки, пирожки! Не успею!

На Шнырька смотрели большие зелёные глаза на смуглом, очень миловидном, даже красивом личике. Глаза были перепуганы, а совсем молоденькая девушка, владелица этих глаз, сжимала в руке серебряный гривенник. Девушка сделала ещё одну попытку пройти сквозь Шнырька, чтоб побыстрее добраться до торговки с вожделенными пирожками. Карманник чуть сдвинулся в сторону, пропуская эту растрёпанную малолетку, при этом аккуратно вынув у неё из пальчиков монетку — мелочь, но приятно, опять же — зачем добру пропадать! Даже не провожая девчонку-растяпу глазами, Шнырёк продолжил своё движение, уходя от возможных неприятностей. Тётка, видно, обнаружила пропажу, но не могла ещё поверить в безвозвратность потери и лихорадочно шарила у себя в вырезе платья на груди. Вот Шнырёк и поспешил удалиться, не только на безопасное расстояние, но и вообще исчезнуть с поля зрения той тётки и разини-малолетки. Но остановившись, он обнаружил, что его пальцы сжимают не серебряную монетку, а кусочек черенка ложки, даже не серебряной, а простой оловянной! Похолодев, Шнырёк запустил руку в карман, куда положил узелок, вытащенный у той тётки, но там, как и ожидалось, было пусто! Шнырёк повертел в руках кусок ложки и, отбросив его в сторону, рассмеялся:

— Ай да малолетка-разиня! Так провернуть, да ещё и с кем?!

Хоть Шнырёк был тщедушным и выглядел молодо, но тридцать восемь лет — самый расцвет для специалиста: рука тверда, а опыт богатейший уже имеется (ведь как он легко вычислил, что у той тётки что-то спрятано!), да и... Да что там говорить?! Сделали как мальца-ученика — и кто? Какая-то девчонка! Хотя... Может она так просто выглядит? Вернее, хочет выглядеть? Шнырёк вспомнил одну деталь, на которую сразу не обратил внимание — простенький халатик, но из недешёвой ткани! Такую наденет женщина, себя ценящая и любящая комфорт, в смысле хорошие вещи! Даже специалист женщина останется женщиной и не станет отказывать себе в хорошей и дорогой вещи, даже ради маскировки! Вор-карманник, сам большой специалист, поцокал языком, отдавая дань уважения, своему собрату, пусть это и женщина, да ещё так над ним подшутившая. Вряд ли она хотела обворовать, видно, хотела показать собрату-умельцу, что есть и покруче его. Но раз так, то она должна знать Шнырька, а он хоть раз её где-нибудь видеть! Авторитетный вор-карманник наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он мог видеть эту женщину. То, что это немолодая женщина сомнений быть не могло — малолетка так работать не сможет! А вот зрелая, да ещё маленькая ростом женщина притвориться малолеткой — запросто! С такой бы познакомиться и поработать парой!

Тоша как была в халате, так и выпрыгнула в узкую щель купейного окна: на платформе, немного в стороне от толпящихся людей, стояла Глуша, помощница лавочницы Гликерии, но у этой могучей женщины был какой-то несчастный вид, и стояла она слегка скособочившись. Но не это привлекло внимание Тоши, а мужичок с повадками карманника, решительно направившийся к Глуше. Так и есть — он неуловимым движением легко вытащил у растерянно заморгавшей женщины узелок, вытащил из самого, как ей казалось — надёжного места! Вот тут Тоша и не выдержала! Она тенью промелькнула сквозь оцепление городовых, охрану Каращенко, при этом успела прихватить оловянную ложку у продавца сбитня и сломать её. Зажав между пальцев остатки ложки и гривенник, девушка показала вору, обокравшему Глушу, серебряную монету. Как Тоша и ожидала, вор не смог пройти мимо такой, пусть и мелочной, но халявы. Вор сноровисто вынул монетку из пальцев, как ему сразу показалось, молоденькой разини, но взял он ловко ему подсунутый, черенок ложки. Пока карманник был занят изъятием монеты, Тоша вынула у него из кармана узелок Глуши и успела к той, как раз когда пропажа была обнаружена. Краем глаза отметив, что вор постарался скрыться, протянула узелок растерянной женщине:

— Глуша, это не ты потеряла?

— Ой! Как же я так?! Спасибо вам, барышня! Большое спасибо! — начала благодарить Глуша, как ей показалось, незнакомую девушку, не из бедных, опытный взгляд помощницы лавочницы сразу оценил стоимость простенького халатика. Женщина всем видом выражала радость от того, что потеря нашлась, но при этом непроизвольно кривилась.

— Глуша, ты меня не узнала? Почему ты здесь и как там Гликерия? Как её торговля идёт? Она же вроде расширяться собиралась?

Глуша заморгала, вроде эта девушка знала и её, и её хозяйку, но Глуша не могла припомнить — кто же это мог быть? Не может быть, что она, помощница сельской лавочницы, была знакома с этой девушкой и явно не из простых! Такие по деревням не ездят и тем более в лавки там не ходят! А девушка видно поняла, что помощница лавочницы из деревни под Киневом её не узнала и назвалась, но реакция на узнавание была совсем другой, чем та, что ожидала Тоша. Женщина заплакала:

— Нету больше Гликерии, магазина тоже нету! Сгорел магазин, а в нём и хозяйка сгинула! Вот я тоже обгорела, болит всё. Думала в городе к дохтуру сходить, но тут так дорого, денег у меня не хватает, а те, что были, чуть не потеряла! Если бы не вы, барышня, то с сумой по миру только бы и оставалось что пойти!

Глуша, обращаясь к Тоше, называла её на вы и величала барышней, всё-таки разница в общественном положении была заметна — платье простой селянки не шло ни в какое сравнение с обычным, без всяких изысков халатиком, но купленном в дорогом магазине. Пока, наверное, теперь уже бывшая помощница лавочницы говорила, Тоша отметила, как та болезненно кривится. Смуглая девушка решительно произнесла:

— Идём! Идём со мной! Я так поняла, тебя ничего здесь не держит, а у меня поезд вот-вот отправится, поедешь с нами и всё подробно расскажешь. И к доктору идти тебе не надо, Тиша посмотрит, что с тобой и как можно тебе помочь!

Не слушая возражений, девушка потянула женщину за собой, прямо на стоявшего перед ней городового, тот попробовал заступить дорогу, но наткнувшись на взгляд Тоши, в испуге шарахнулся в сторону! Один из охранников Каращенко был смелее и попытался заступить дорогу решительно двигающейся к входу в вагон девушке. Та просто отодвинула в сторону этого дюжего молодца, он всё же попытался не пустить эту маленькую, но такую решительную особу к двери, но был остановлен своим начальником, узнавшим Тошу, увидевшим, во что она одета, и сделавшим правильное предположение:

— Здравствуйте, госпожа Диа! Вы тоже едете в этом поезде? — Тоша утвердительно кивнула, а начальник охраны Каращенко поинтересовался: — Но я подошёл к вагону, как только он остановился, но не видел, чтоб вы выходили.

— Я вышла через окно, очень пирожков захотелось, тут они такие вкусные. А идти к дверям по вагону не хотелось, тут народу толчётся, задержка получилась бы, я могла и не успеть. Нет, я, конечно, могла бы быстро объяснить всем этим господам-охранникам, что не стоит меня задерживать, но сами понимаете...

— После вашего объяснения, господа бы не смогли нести службу должным образом, — хохотнул начальник охраны, он был одним из тех, кто видел последствия такого "разговора" Тоши с бандой Красавчика. Девушка вежливо улыбнулась и жестом показала, чтоб её пропустили и не только её, но и следующую за ней Глушу. Начальник охраны распорядился и поблагодарил девушку, что она столь благородно вышла в окно, не создавая затруднений телохранителям Каращенко. Тоша обворожительно улыбнулась и прошла в своё купе, заведя туда и Глушу. А охранник, что попытался не впустить эту маленькую смуглую девушку в вагон, тихо спросил у своего начальника:

— Это она? Она одна сумела расправиться со всей бандой Красавчика?

— Одна, со всей бандой, — кивнул главный охранник и добавил: — Самого Красавчика тоже она, причём так жестоко... Сказала, что такие, как он, недостойны жить!

У себя в купе Тоша раздела Глушу и молча стала рассматривать многочисленные ожоги. Потом посмотрела на сестру и спросила:

— Что-то можно сделать?

— Можно, и не что-то, завтра к утру будет здорова, — ответила Атиша, слегка прикусив губу, видно, её тоже впечатлили травмы, полученные Глушей на пожаре. А та забеспокоилась:

— Мне дохтур сказал, что лечить надо не меньше месяца, да и то... Всё вылечить не получится! А стоить это будет... А у меня только пять целковых, дохтур сказал, что это плата только на один раз, лекарства очень дорого стоят, а я и это чуть не потеряла! Не надо меня лечить! У меня денег не-е-ет! — Глуша скривилась и заплакала. А сёстры переглянулись, Атиша решительно сказала:

— Не надо денег, я не доктор, денег не беру! Так тебя вылечу и не за месяц, а к утру, как обещала!

— А что у тебя денег мало, это не беда, вот тебе на первое время, — Тоша высыпала в развязанный узелок Глуши, которая показывала свои сбережения, десять золотых монет. Потом добавила ассигнацию номиналом в десять целковых, сказав при этом: — Вот, целковые в монетках кончились, да и носить их неудобно — тяжёлые, карманы оттягивают. Можешь меня не благодарить. Это тебе аванс. Как Тиша тебя вылечит, я тебя возьму в услужение. Десять, нет, пятнадцать целковых тебя в месяц устроит? Ну и полное наше обеспечение, будешь по хозяйству помогать, кушать готовить. Я знаю, у тебя хорошо получается, особенно стряпать!

— А хозяйство-то большое? — спросила Глуша, зачарованно глядя на деньги. Сёстры засмеялись:

— От тебя зависеть будет, пока никакого, а там посмотрим — где жить будем.

Атиша уложила Глушу на диванчик под стенкой и принялась за лечение, которое состояло из движений рук девушки над обожжёнными местами. Видно, это лечение сразу принесло положительные результаты, потому что обожженные места (хорошо обожженные!) перестали болеть! Глуша перестала стонать и блаженно закрыла глаза. В дверь купе постучали, Тоша глазами показала сестре, чтоб та продолжала лечение, а с этим неожиданным визитёром она сама разберётся. Визитёров оказалось два — похожий на швейцара проводник вагона и начальник поезда, обеспокоенные появлением в вагоне первого класса непонятной пассажирки. Они оба пытались заглянуть в купе, но Тоша этого не позволила, заявив:

— Мы решили взять себе служанку, могут ли позволить себе такое две порядочные девушки, или вы таковыми нас не считаете?

Начальник поезда лихорадочно закивал, испытывая безотчётный страх, ведь Тоша смотрела именно на него, а проводник, спрятавшийся за спиной своего начальника, оттуда попытался указать на то, что уплачено за двоих, а в купе уже тронувшегося поезда находится третья пассажирка. Тоша прищурилась, переводя взгляд на этого мужчину, и он подавился, не сумев закончить фразу. Девушка спокойным голосом, от которого у обоих мужчин мурашки побежали по спине, напомнила, что это купе полностью выкуплено и что там кроме двух широких диванчиков есть ещё одна подвесная полка. Если купе полностью выкуплено, то должно подразумеваться, что в нём будут заполнены все места!

— Тоша, — позвала Атиша свою сестру, та обернулась и увидела, что Глуша уснула. Начальник поезда, видно решив, что он может это сделать, как официальное лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей, попытался заглянуть в купе через плечо девушки, благо его рост это позволял. Тоша, почувствовав движение за собой, стремительно развернулась и резко дёрнула крупного мужчину, ухватив его за шею и наклоняя к полу. Казалось, что стоит начальнику поезда распрямиться и он подымет над полом державшую его девушку, судя по габаритам сцепившихся, так и должно было быть. Но Тоша продолжала сгибать побагровевшего мужчину, нагибая его всё ниже и ниже, при этом сама твёрдо стояла на полу.

— Тоша! — повысила голос Атиша. — Что с тобой? Перестань! Отпусти его...

— Если он... — прошипела смуглая девушка, отбрасывая начальника поезда на стоящего за ним проводника, тот помешал своему начальству растянуться на полу в коридоре, но при этом они оба чувствительно приложились о стену! Атиша ухватив сестру под локоть, легко утащила в купе, потом, выглянув, пообещала растерянным железнодорожным работникам оплатить третий билет и компенсировать морально-материальный ущерб, что нанесла им её сестра. Синяки были у обоих, если с начальником поезда (у которого была ещё и шея синяя) было всё понятно, то когда проводник получил свой синяк под глаз и ещё один на противоположную от этого глаза скулу, не заметил никто. Атиша посмотрела на сильно помятых железнодорожных работников, извинилась ещё раз и попросила её сестру сегодня не беспокоить.

— А то будут жертвы, — прорычала из купе Тоша. Проводник и начальник поезда поспешили ретироваться, а начальник охраны сахарозаводчика Каращенко кивнул тому охраннику (как раз была его смена), что хотел преградить путь Тоше, когда та шла в вагон:

— Видел?

— Как ухватила того за шею — видел, а как била... синяки-то у них под глазами и на скулах не сами появились! А она если так может... То что мы... Просто ничего не успеем! Она опасная...

— Очень опасная! — подтвердил начальник охраны сахарозаводчика и, качнув головой, добавил: — Но, к нашему счастью, у неё хорошие отношения с нашим хозяином. Если что, то она нам поможет.

Глава десятая. Город у моря и его порт

Глуша, разметавшаяся на одном из диванчиков, спала спокойно, её больше не беспокоила боль от ожогов, лечение Атиши было более чем действенным. А сёстры Диа разместились на втором диванчике, где было вполне достаточно места для комфортного сна обеим, но Тоша почти всю ночь не спала, девушка дрожала и тихонько плакала. Атиша прижимала сестру к себе и утешала, как могла, понимая, что с Тошей что-то происходит, что-то очень необычное, даже нехорошее, раз эта смелая девушка, не боящаяся никого и ничего, так себя ведёт. Под утро выспавшаяся Глуша проснулась и увидела такую картину: Атиша, обнявшая и утешающая Тошу. Это так удивило женщину, что она сразу и не нашлась что и сказать. Атиша её попросила:

— Глуша, вас ведь так зовут? Скажите проводнику, тут ходит такой в ливрее, похожий на швейцара, пусть нам завтрак закажет. Да пусть побыстрее это сделает.

Глуша растерянно заморгала, не представляя, как может выглядеть тут проводник? Если похож на швейцара, а это очень важные господа, состоящие при шикарных и солидных заведениях, куда простой сельской бабе вход заказан, то как она ему сможет что-то сказать? Не просто сказать, а так сказать, чтоб он выполнил её просьбу? Да и где его тут искать в этом господском вагоне-то? Глуша вчера хоть как расстроена и напугана была, но отметила, что это не обычный вагон, а для очень важных господ! Таких важных, что и выходить из купе боязно! Все эти переживания отразились на лице женщины, Атиша, увидев это, только вздохнула, а вот Тоша, похоже, успокоилась. К девушке вернулась прежняя уверенность в своих силах, словно и не было этой ночи отчаяния. Тоша посмотрела на Глушу и, улыбнувшись своей пугающей улыбкой, сказала:

— Глуша, ты только дверь открой. Они там оба уже минут десять как с ноги на ногу переминаются, а постучать боятся. Давай открывай!

Глуша не поняла, кто оба, и очень осторожно открыла дверь, в коридоре, действительно, стояли проводник и начальник поезда. Начальник пришёл за обещанными деньгами за третью обитательницу этого купе, но был остановлен проводником, рассказавшим своему начальству всё то, что он услышал ночью от охранников Каращенко. Охранники, сменяя друг друга, всю ночь дежурили в коридоре, охраняя купе своего хозяина. Делать им было нечего, вот кто-то из них рассказал, тоже не спавшему полночи проводнику о том, что случилось с дочерью миллионера и как девочку спасли, вернее, кто спас. А как?.. Охранник, рассказывающий эту историю, тоже о ней знал от других, но это не помешало ему описать самые мельчайшие подробности. Ведь если чего не знаешь, то можно придумать, главное — солидно выглядеть в глазах слушателя. Вот теперь, услышав столь жуткие подробности того, что сделала с похитителями маленькая смуглая девушка, железнодорожные работники, перед этим напуганные только взглядом этой, как оказалось, такой опасной пассажирки, нерешительно мялись у купе девушек. Когда дверь наконец открылась, то начальник поезда и проводник, увидев угрюмый взгляд смуглой девушки (Тоша едва сдерживалась, чтоб не шмыгнуть носом, потому и хмурилась), совсем растерялись. Проводник попытался спрятаться за своего начальника, а тот, заикаясь, промямлил:

— Я эта... Поскольку инструкция не нарушена и эта... За купе уплачено, то за дополнительное место платить не надо, а эта... Только за обслуживание и эта...

— Сколько? — коротко бросила Тоша. Когда Атиша протянула начальнику поезда ассигнацию, Тоша так же коротко приказала: — На сдачу заказать нам завтрак, на троих! И побыстрее!

Когда кланяющиеся железнодорожные работники собрались удалиться, стоявший в коридоре Каращенко, чуть заметно улыбаясь, обращаясь к Тоше, сказал:

— Мадемуазель Атоша, я хотел бы пригласить вас и вашу сестру в ресторан. Я, моя жена и Ласочка очень вам благодарны...

— Спасибо за приглашение, но мы вынуждены отказаться, Тоше нездоровится и она не хочет куда-то идти, — поблагодарила Каращенко Атиша, задвинув сестру внутрь купе. Глянув на тоже выглянувших в коридор жену и дочь миллионера, покачала головой: — А вот вашу дочь я хочу посмотреть, если вы не возражаете.

— О чём речь! Мадемуазель Атиша, буду вам чрезмерно благодарен и... — начал Каращенко. Но Атиша его оборвала:

— А вот этого не надо, я не практикующий врач и если что-то делаю, то не за плату. Ласочка, иди сюда. Вы тоже можете.

Пугливо озирающаяся девочка улыбнулась и, вывернувшись из под руки матери, почти побежала к Атише, за ней пошли родители. Семья Каращенко вошла в купе, занимаемое сёстрами Диа, два охранника с начальником охраны разместились вдоль коридора, чтоб держать оба купе под наблюдением, кроме этого двери двух купе, где находились другие охранники, были открыты, позволяя тем прийти на помощь своим товарищам в любую минуту. А из купе сестёр вышла Глуша, сообщив начальнику охраны:

— Тиша попросила не беспокоить, а когда принесут завтрак, то я им скажу, чтоб в коридоре подождали. Вот так! Тоша Тише мешать не будет.

— Тиша, Тоша?! — удивился начальник охраны Каращенко и спросил у Глуши: — А вы, извиняюсь, кем им будете?

— Тоша сказала, что я буду у них в услужении, — ответила Глуша и, увидев, что её не совсем поняли, пояснила:

— Кушать готовить, стирать, если надо. Ну и по хозяйству, когда оно появится.

— И ты так просто говоришь о своих хозяйках — Тиша, Тоша? — удивился-спросил один из охранников, Глуша ответила:

— Тоша так сказала, и чтоб к ним на "ты", а то рассердится. Она очень хорошая и добрая девушка, а её сестра Тиша, вообще, ангел небесный!

— Добрая девушка, — повторил охранник и покачал головой: — От этой доброй и хорошей девушки железнодорожники улепётывали, как от демона! Да и официанты в купе этих девушек заходить боятся, вчера вечером старались как можно быстрее мимо пройти, да так, чтоб не шуметь! А ты говоришь — добрая, да и то, что про эту смуглянку рассказывают... Так без жалости расправиться с такой кучей народу... Всех порешила...

— Ты такое говоришь! — всплеснула руками Глуша и, осуждающе глядя на охранника, начала тому выговаривать: — Говоришь такое, словно Тоша душегуб какой! Она хорошая и добрая девушка, зазря никого не обидит! А Тиша — ангел небесный, и не может быть у неё сестры, которая такое сделала, как ты тут рассказываешь! Ишь чё придумал!

Не на шутку разгневанная женщина (надо сказать — немаленьких габаритов) наступала на пятящегося охранника. Молча наблюдавший за этим начальник охраны уже было собирался вмешаться, как дверь купе открылась и вышли жена и дочь Каращенко. Если раньше Ласочка испуганно прижималась к маме (только к Атише пошла без страха), то сейчас девочка вприпрыжку побежала в свое купе и оттуда послышался её смех, она сразу оттуда выглянула, показывая маме куклу, радостно при этом смеясь. Выглянувший из купе девушек, Каращенко скомандовал начальнику своей охраны:

— Двоих к дверям моего купе и никого туда не пускать! Смотреть в оба! А ты зайди!

Отдав необходимые распоряжения, начальник охраны зашёл в купе к девушкам, мельком отметив, что оно не уступает размерами и отделкой купе его хозяина. Каращенко молчал, а начала говорить Атиша:

— После похищения Ласочка была очень напугана, я устранила все последствия, но... — Атиша сделала многозначительную паузу и продолжила: — Девочку кто-то снова напугал, очень напугал! Мне пришлось в этот раз тяжелее, чем в прошлый!

— Что скажешь? — спросил Каращенко у своего служащего, тот начал оправдываться:

— Как вы и приказали, двое всегда находились рядом, ещё трое не спускали глаз! За Ласочкой смотрели...

— Плохо смотрели! — перебила начальника охраны Тоша, девушка снова стала той собранной и готовой к любым неожиданностям, какой была всегда. Тиша чуть заметно кивнула — если Тоша и не избавилась от своих ночных страхов, то загнала их очень глубоко, не давая им выглянуть даже чуть-чуть. Смуглая девушка продолжила отчитывать смутившегося мужчину: — Плохо смотрели! Или среди этих смотрящих есть кто-то, кто связался с тем, кого не испугала судьба Красавчика и кто хочет заработать, похитив Ласочку. Девочка почувствовала угрозу, и это её напугало. Очень напугало! Ведь она не отходила от мамы... Сколько дней? Две недели? Напугали через несколько дней после, ну вы знаете, после чего. И скажите своим людям, чтоб держали язык за зубами, не распускали обо мне слухов, понятно? А пока будете делать то, что я вам скажу.

Начальник охраны, глянув на своего нанимателя и получив подтверждающий кивок, закивал сам — часто и энергично. Тоша, удовлетворённо кивнув в ответ, спросила у Каращенко:

— Вы в Черноморске в какой гостинице остановитесь?

— Вообще-то у меня там дом, недалеко от Приморского бульвара, я родился в Черноморске, — улыбнулся Каращенко и предложил: — Останавливайтесь у меня! Зачем вам гостиница? Дом у меня большой, вы нас не стесните, а жена и дочь будут только рады!

Тиша и Тоша переглянулись, и смуглая девушка сказала:

— Мы согласны, только, как вы видели нас — трое. Я не хотела бы чтоб Глуша от нас далеко была.

— Рядом с гостевыми комнатами есть и помещения для слуг гостей, а хотите — можете жить во флигеле в саду, он будет в полном вашем распоряжении.

Поезд прибыл в Черноморск около полудня. К удовлетворению Глуши, у сестёр оказался солидный багаж — восемь больших чемоданов. Видя с какой гордостью Глуша смотрит на эти чемоданы, Тоша, хихикнув, тихо сказала сестре, мол, видела бы Глуша, сколько багажа было у них, когда они сошли с поезда в северной столице, не зря же их не хотели пускать в гостиницу, приняв за голодранок, а вот сейчас — все швейцары и лакеи сбежались бы. Но такое обилие вещей вызывало и некоторые неудобства — чтоб увезти этот груз, пришлось нанимать ещё один экипаж — грузовую пролётку.

У особняка Каращенко был не сад и не парк, скорее, большой двор, заросший деревьями и кустарниками, напоминающий заброшенный сквер. Заброшенный, потому что окружён забором, а в отсутствие хозяина об этом скверике-парке никто не заботился, вот и получился такой маленький кусочек дремучего леса. Сам Каращенко не так часто бывал в этом южном городе у моря, может, месяц, иногда — два жила его семья. А последнее время здесь редко кто бывал, в особняке жили управляющий и его семья — жена и дочь, они же служанки. Был ещё сторож (дальний родственник управляющего). Вот до этих зарослей никому и не было дела.

Атиша в доме жить не захотела, ей понравился маленький, на три комнаты, флигель. А Тоше понравился парк, понравился своей дремучестью. Она туда сразу и подалась. Пока распаковывали чемоданы и раскладывали вещи, смуглая девушка исчезла в зелёных зарослях. Когда же хлопоты, связанные с приездом, были закончены, Глуша забеспокоилась — куда Тоша делась? Атиша, улыбнувшись, показала на большое дерево:

— А вон она, почти на самой верхушке, видишь? Спит. Ночью не спала, так сейчас навёрстывает.

— А она не упадёт? — забеспокоилась Глуша, с трудом разглядевшая, где же устроилась Атоша. Атиша, улыбнувшись, ответила, что если даже будет сильный ветер, Тоша не упадёт и не проснётся. Атиша с Глушей ушли в дом, на поздний обед, плавно перетёкший в ужин. За ужином разговор зашёл о театре, Атиша рассказала о том, как они с сестрой в северной столице посетили Нариинский театр и как ей понравился и сам театр, и то представление, что там было.

— Балет? Нариинка славится своей балетной труппой, — спросил, а потом согласно кивнул Каращенко и сообщил: — Наш театр не хуже. Так говорят. Здание одно из красивейших не только в Империи, но и на всём старом континенте. Ну а спектакль... Думаю, опера в исполнении местных артистов, вам, мадемуазель Атиша, понравится не меньше. Если хотите, я могу заказать места для вас и вашей сестры. А можете разместиться в заказанной мною ложе, там места всем хватит.

Атиша поблагодарила от себя и от Тоши, посидев ещё совсем немного — почти до полуночи, как раз перешли к десерту (поэтому дегустация всех поданных сладостей затянулась дотемна), девушка отправилась к себе — в выделенный ей с сестрой флигель. Тоши ещё не было, но и на дереве, где она раньше устроилась, было пусто. Атише не спалось, уснуть ей мешало не только беспокойство о сестре, но и ещё что-то. Словно кто-то куда-то её звал, при этом обещая... Очень заманчивые были обещания! Эти обещания не то что действовали усыпляющее, но погружали в какое-то странное состояние, где на реальность накладывались чудесные видения, обещавшие счастье и покой. Необъяснимое счастье, но для этого надо было сделать какую-то незначительную малость, что-то такое — совсем ничтожное, по сравнению с тем, что обещалось. Но эта малость вызывала у девушки, метавшейся в забытье по постели, какой-то внутренний протест, словно у неё хотели забрать что-то очень дорогое. Эти муки прекратились, когда Атишу кто-то обнял. Обнял и словно из какого-то волшебного сосуда перелил в измученную девушку силу и уверенность в том, что все невзгоды будут легко преодолены. Но почему кто-то? Открывшая глаза Атиша увидела большие зелёные, такие родные глаза на смуглом лице. Увидела и облегчённо прошептала:

— Тоша! Тошенька!

— Не отдам, никому не отдам! — ответила смуглая девушка, а беленькая лукаво спросила:

— А Лёше? Ему тоже не отдашь?

Смуглая крепче прижала к себе белокожую и серьёзно ответила:

— Ему тоже не отдам! Его к тебе заберу! Будете оба у меня под присмотром! Вот так!

Девушки засмеялись, страхов Атиши как не бывало. Тоша поняла, что происходило с сестрой, и постаралась её приободрить, а не просто утешить. Да и не просто обняла, показывая свою поддержку, Тоша перелила в сестру часть своей жизненной энергии, можно сказать, отдала часть своей жизненной сущности, не маленькую такую свою часть!

Белобородый, улыбнулся, он бы и руки потёр, но посчитал этот жест излишним — его фигура выполнила то, что обязана была сделать, и получила то, что должна была получить! Осталось дело за малым — это что-то его фигура должна передать своему (нет, не хозяину и не господину, белобородый предпочитал употреблять понятие — покровитель) покровителю, то, что заполучила. Но этого не происходило! А фигура того, кто олицетворяет светлое начало, начала возвращать ранее полученное той, от кого получила, не просто возвращать, а добавляя от себя! Белобородый растерянно, совсем как его вечный соперник, потеребил бороду. От этого занятия его отвлёк хмык, раздавшийся за спиной:

— Я же говорю — вытворяют чёрт знает что!

— На себя намекаешь? — развернулся белобородый к кинувшему реплику. И с некоторым ехидством спросил у того: — Ты ведь тоже пробовал? Вчера пробовал, разве не так? Но и у тебя даже так не получилось.

— А подглядывать нехорошо! — не менее ехидно ответил обладатель козлиной бородки и изогнутых рожек. — Очень нехорошо! Тем более что ты проделал то же самое, что и я.

— Как ответный ход, ты ведь первый начал, — не остался в долгу белобородый и укоризненно добавил: — Вообще-то здесь, как некоторые говорят, райские кущи — место, где благодатный свет разливается и покровительствует! Ну, и ещё что-то там делает, очень хорошее делает. Представителям тьмы тут совсем не мес...

— Ай брось, — небрежно махнул рукой мужчина, с внешностью соблазнителя, рожками и хвостом, — можно подумать, мне здесь не рады. А если и не рады, то меня это как-то, ну, совершенно не волнует! Ну и не будешь же ты меня изгонять?

— Изгонишь тебя, разве что — дустом, — проворчал белобородый, его собеседник в притворном ужасе всплеснул руками:

— Вот! Вот ваша суть! Представители света, добра и ещё чего-то там, что тут благодатно разливается, готовы ради достижения своей цели насыпать вместо сахара дусту в кофе несчастной жертве!

— А что? Поможет? — заинтересовался благообразный старец с белой бородой, продолжая улыбаться.

— И не мечтай! — погрозил пальцем мужчина с рожками и, став серьёзным, спросил, кивнув куда-то в сторону: — Так что с ними теперь делать будем? Ведь чем дальше, тем больше они смешивают души, избавляясь от тех крох контроля, что у нас оставались!

— Ну, это тебе лучше знать, ведь они вытворяют чёрт знает что! — уже не улыбаясь, а рассмеявшись, ответил белобородый. Его вечный оппонент покачал рожками, но видно ему показалось этого мало, он ещё и хвостом щёлкнул, показывая своё раздражение, после чего повторил вопрос — что же делать с непокорными игровыми фигурами? Белобородый, став серьёзным, предложил — ничего не делать.

— Это как? — очередной щелчок хвоста выдал крайнее раздражение.

— А никак! — снова улыбнулся белобородый. — Активно вмешаться — значит нарушить условие нашего пари. А сторона, нарушившая условия спора, автоматически проигрывает. Согласен? Поэтому будем просто наблюдать, интересно же куда их заведёт возможность самим выбирать — что делать и как. Вот эти что и как, мне кажется, и определят победителя нашего спора. Пока будем считать — твёрдая ничья, но не пат! Возможности продолжения игры есть. Фигуры, получившие свободу, сами сделают ходы!

Последние слова белобородый добавил, снова начав улыбаться — его соперник, услышав о твёрдой ничьей, встрепенулся и хотел что-то сказать, но промолчал. Это, сказанное в конце замечание о том, что ходы ещё возможны, и пресекло возражения, что он готов был высказать.

А игровые фигуры, проявившие своеволие, пили кофе в небольшом кафе на Приморском бульваре. И если Атиша просто любовалась морем, то Тоша с интересом наблюдала за суетой в порту. Отсюда, почти с высоты птичьего полёта, человеческий глаз вряд ли мог разглядеть, что там происходит, но Тоша всё прекрасно видела и комментировала действия грузчиков, разгружавших большие грузовые телеги и носивших мешки на небольшой парусный кораблик. Увидев особо неуклюжие действия одного из грузчиков, Тоша не удержалась:

— Эх! Неловкий и косорукий какой! Кто ж так мешок берёт! Уронит же! Задержит погрузку, как только его возница этой большой телеги кнутом не приласкал! Вон смотри! Вон там тоже такие телеги разгружают и на пароход мешки носят, можно сказать, профессионально носят!

— Биндюжник, возницы таких телег называются биндюжники, — невозмутимо заметила Атиша, которая тоже прекрасно видела происходящее на таком расстоянии, и пояснила неуклюжесть грузчиков: — А это не профессиональные грузчики, так, подрабатывающие в порту, бичами их кличут. Обычно нанимают их, чтоб деньги сэкономить. Услуги настоящих грузчиков дороже стоят, а хозяин этой шаланды или скупой, или бедный.

— А ты откуда знаешь такие подробности? — нахмурив брови, подозрительно спросила Тоша, Атиша ответила, перед этим показав язык:

— А надо слушать, когда рассказывают, а не по сторонам глазеть, да ещё ехидные замечания делать тому, кто рассказывает.

— А вот и не шаланда! — возразила Тоша и тоже показав язык, пояснила: — На шаландах рыбу ловят, а не мешки возят!

— Шаланда, шаланда! Самая настоящая шаланда! Может, они в перерывах между рыбалками мешки возят! — начала спорить Атиша. Тоша хотела ещё раз показать язык, но решив этого не делать, предложила:

— А давай у них спросим? Спустимся в порт и спросим! Вон у них какой капитан солидный, в фуражке и кителе! Вот у него и спросим.

— А давай! — согласилась с предложением сестры Атиша, кофе уже было выпито, пирожные съедены, до вечера ещё далеко, можно и прогуляться. Девушки, вышли из кафе и, взявшись за руки, направились по широкой лестнице вниз. Порт встретил сестёр шумом и некоторым недоумением — две девушки, хоть и скромно, но хорошо одетые, одни пробираются к дальнему причалу. Так одетые девушки здесь не ходят, а эти, не смущаясь, куда-то шагают, да ещё и одни! И никто их не сопровождает!

— Эй, красавицы, а не хотите ли... — начал один из тех, кого Атиша назвала — бичом, заступив дорогу. Сидевшая недалеко, на пустых ящиках, компания скучающих бичей (видно им не нашлось работы) дружно загоготала, предвкушая развлечение. Девушки-то шли одни, а поблизости не было никого, кто мог бы за них заступиться.

— Нет, не хотим, совсем не хотим! — ответила смуглая девушка, она и её подруга (или кто она там ей) продолжили свой путь, а парень, совсем не маленьких габаритов, отлетел к гогочушей и начавшей отпускать сальные шуточки компании. Летел хорошо, так как врезавшись в тех, кто сидел на ящиках, повалил их на землю.

— Ты чего? — спросил один из поднимающихся.

— А ниехо, — ответил ухажёр-неудачник, двигая рукой свою челюсть. А под глазом у него начинал наливаться синяк. Отвечая на удивлённые взгляды своих товарищей, пояснил:

— Как замахивается, я увидел. Вот подумал — горячая девка и не испугалась, с ней интересно будет. А как она ударила, а это она ударила, больше некому, даже не заметил! Понял только, что лечу! Замахивалась она как бы один раз ударить, а ударила три! Хорошо ударила! Вот тут тоже синяк будет! Когда пойдёт обратно, надо будет встретить и покалякать! Теперь знаю, что от неё ожидать.

— А девка-то непростая, — задумчиво произнёс самый старший из компании, — ведь она тебе показала, что сейчас бить будет. Могла бы ударить так, что ты бы ничего и не понял. А она показала, что собирается сделать, а потом ударила, три раза! Когда успела, а? Мой тебе совет — больше на пути у неё не становиться, вы как знаете, а я во-он туда перейду. Если эти девки тут обратно идти будут, то я на них издали погляжу, это не больно будет, да и здоровье не пострадает!

— Тоша, зачем ты так его? — спросила у сестры Атиша, когда компания бичей скрылась за зданием одного из складов. Атоша, почему-то улыбаясь, ответила:

— Не люблю, когда мне говорят всякие гадости!

— Но он же ничего такого и не успел сказать!

— Но хотел, вернее, собирался. Но не успел, я ему не позволила, — продолжая улыбаться, пояснила свои действия смуглая сестра.

— Тоша, у тебя какое-то постоянное желание: кого-то ударить или...

— Сделать какую-нибудь пакость, — дополнила смуглая сестра белокожую и пояснила: — Не знаю почему, но при этом у меня настроение улучшается! Но ты же заметила, я не со всеми так поступаю, а только с теми, кто собирается на меня наехать.

— Или на меня косо посмотреть, тебе этого уже достаточно, чтоб учинить расправу, — укорила сестру Атиша, та пожала плечами, мол, что есть — то есть и ничего тут не поделаешь. Атиша только вздохнула. Она понимала, что сестру не переделаешь и та будет отвечать как умеет, а умеет она хорошо (и даже очень) — драться. Атиша вздохнула, а Тоша, догадавшись, о чём думает её сестра, согласно кивнула:

— Как умею, но если не хотят быть биты, пусть не смотрят на тебя косо, ведь это же так просто!

Атиша ещё раз вздохнула, не смотреть на красивую девушку не так уже и не просто, а вот косые ли это взгляды или восхищённые, определять будет Тоша, по-своему определять! Ну, а определив, примет меры, опять же — свои меры! Крики, раздавшиеся сзади, отвлекли Атишу от размышлений — там кто-то кричал, но не звал на помощь, а скорее, возмущался. Атиша посмотрела на сестру, та пожала плечами:

— Чувство справедливости — если нельзя отомстить обидчику, то почему бы это не сделать по отношению к тому, кто не может дать достойный отпор и попался под горячую руку?

— Вернёмся, поможем этому несчастному! Ведь эти, обиженные тобою, бичи его побьют и ограбят!

— Тиша, этот несчастный знал, куда шёл. Его никто не заставлял за нами идти, и если он это сделал, то сам виноват, — ответив сестре, Тоша постаралась погасить её возмущение своим бездействием. Ведь та компания, которую миновали сёстры, кого-то не просто грабила, но и била, вернее, бил бич, проученный смуглой сестрой, сгоняя свою злость за неудачу с девушками. Атиша внимательно посмотрела на сестру: многое из того, что делала Тоша, имело какую-то цель. Дорогу-то выбирала Тоша, и сёстры могли пройти, минуя тех бичей, но вышли именно к ним, явно их провоцируя. А потом Тоша устроила показательную порку самого активного, ему теперь требуется кого-нибудь как следует вздуть (этого несчастного не просто побьют, но ещё и ограбят!), чтоб поднять свой авторитет, и этим кем-то оказался неизвестный, идущий за сёстрами!

Так размышляя, Атиша не заметила, как подошли к месту, где происходила, вернее, уже заканчивалась погрузка большой шаланды, девушка посмотрела на капитана шаланды (или как он может называться на таком судне?), думая, как лучше начать разговор, но Тоша её опередила, поздоровавшись с моряком:

— Здравствуйте, Тепан Гнатыч! Вы тут, какими судьбами? Или уже не водите баржи с арбузами к Киневу?

Солидный мужчина в кителе и тельняшке под ним прищурился, разглядывая неизвестно откуда появившихся девушек. Смуглая его точно знала! А вот он не мог припомнить, где видел эту барышню. Девушки, хоть и просто были одеты, но как всё же барышни, а не рыбачки (и вряд ли эти девушки с зонтиками от солнца были теми, кто обычно ошивается в порту). А смуглянка продолжила говорить:

— Тепан Гнатыч, а вы командуете этим кораблём, да? А как он называется?

— "Чайка", — машинально ответил мужчина в кителе и солидно добавил: — Капитан я!

— А ваша "Чайка" кто? Атиша говорит, что шаланда, это так?

— "Чайка" — это шхуна, — сказал Тепан Гнатыч так же солидно, когда говорил, что он капитан корабля.

— Ну как же шхуна? У неё же одна мачта! Да и маленькая для шхуны она, ваша "Чайка", — попыталась возразить Атиша, но капитан маленькой одномачтовой шхуны объяснил:

— Шаланда — плоскодонка, а "Чайка" имеет киль! "Чайка" — одномачтовая шхуна!

— Ну какой может быть капитан на шаланде? Старшина рыбацкой артели или ватаги и этого достаточно, а вот на шхуне, пусть даже маленькой, обязательно должен быть капитан, в капитанском кителе и фуражке, — тихо произнесла Тоша, указывая глазами на одежду и головной убор капитана маленькой шхуны. Атиша не стала возражать, улыбнувшись, громко сказала:

— "Чайка" — красивая шхуна, хоть и одномачтовая. А зачем такой шхуне вторая мачта? Только вид портить будет!

Капитан "Чайки" согласно (даже с некоторым удовлетворением) кивнул, а потом, словно опомнившись, спросил:

— А вы, барышни, откуда меня знаете? Я вот вас припомнить не могу!

— Я вас первый раз вижу, — ответила Атиша и, кивнув в сторону Тоши, с интересом рассматривавшей толстую выхлопную трубу тринклера, торчащую из кормовой надстройки, сказала: — Это моя сестра вас знает, она же назвала ваше имя, когда здоровалась.

— Тринклер, помните как у вас он заглох, когда вы арбузы в Кинев везли? Помните, кто вам помог? — спросила улыбающаяся Тоша, при этом отбросив волосы назад, делая вид, что у неё короткая причёска. Капитан шаланды растерялся, узнавая в этой барышне того паренька, что потом оказался нахальной девкой, отлупившей Оньку. А Тоша поинтересовалась: — Ну как, довезли арбузы? Я же видела, что тринклер вы запустили.

— Антон, ты? — совсем растерялся Тепан Гнатыч, но глядя на эту совсем не бедно одетую девушку, спохватившись, произнёс: — Извините, барышня! Уж очень вы похожи, да и знаете...

— Да я это, я! Вы же видели, что я девушка! — Тоша совсем смутила капитана одномачтовой шхуны, тот растерянно хлопал глазами, а девушка спросила:

— А чем сейчас занимаетесь? Арбузы больше не возите? Я вижу у вас рыбачья... Гм, шхуна. А вы что-то грузите: мешки, бочки, похоже, какие-то припасы. Как для дальнего плавания, но свою шхуну перегрузили, да и не очень она пригодна совершать дальние походы.

Капитан шхуны стал рассказывать, погрузка-то была уже закончена, и пять матросов поднялись на борт. Один из них удалился в кормовую надстройку, и оттуда послышался натужный кашель тринклера, сопровождаемый синим дымом, толчками вырывающимся из трубы. Тепан Гнатыч, словно жалуясь, рассказал, что там, на реке, когда Тоша сошла (вернее спрыгнула на берег), удалось только отойти от берега и проплыть всего несколько миль (капитан, как и положено морскому волку, расстояние мерил не вёрстами, а милями). Потом тринклер баржи окончательно заглох, и в Кинев пришли с большим опозданием, чем вызвали гнев хозяина. Он Оньку уволил сразу, а Тепана Гнатыча тогда, когда баржа вернулась в низовья реки (там, где в изобилии и росли арбузы). Уже не капитан баржи вернулся в родную деревушку — рыбачью деревушку на берегу моря. Там артельщики его, как человека опытного и много повидавшего, выбрали капитаном единственной шхуны, остальные посудины (несколько пренебрежительно отозвался Тепан Гнатыч) там, действительно, шаланды. Жители Начи в большинстве своём рыбаки, на этих шаландах ходят в море, где и ловят кефаль, Атиша украдкой хихикнула — а где можно ещё ловить кефаль? Не в речке же, кефаль — морская рыба. А Тоша многозначительно усмехнулась, услышав название деревушки. Понятно, что шхуна тоже участвует в промысле, но когда нужно привезти разные припасы, то не шаланды же посылать в Черноморск? Вот "Чайка" этим и занимается, вот сейчас тоже... В этот момент тринклер оглушительно чихнул, выпустил клуб синего дыма и заглох. Атоша сразу определила причину, мол, перенасыщенная топливная смесь, после чего поинтересовалась:

— А Оним, случайно, не из вашей деревни будет?

— Онька-то? — поинтересовался один из матросов, не принимавший участия в разговоре, но внимательно его слушавший и, услышав имя своего односельчанина, решивший вмешаться. Переспросив, матрос ответил на вопрос Тоши: — Нашенский он! Как уплыл с тогда с Тепаном Гнатычем, так и не вернулся, большим человеком стал!

— Не уплыл, а ушёл! Балда! — поправил своего матроса капитан и пояснил: — Онька в цирке тепереча выступает, борцом стал.

— Я же и говорю — большой человек! — добавил матрос, нисколько не смущённый замечанием, полученным от капитана.

— Хоть и большой человек, но с двигателем справиться не мог, — улыбнулась Тоша.

— Вообще-то, борец маленьким быть не может, а у Онима ещё и талант к этому. Ведь он не просто борец, а ещё и силач, то есть выступает с силовым номером, а это не у всякого обладателя силы получается. Оним — талант! Настоящий талант! — заступилась за парня Атиша. Один из матросов, а они все стояли на палубе, или что там бывает у одномачтовых шхун, удивлённо спросил:

— Барышня, а вы знаете Оньку?

— Знаю, нас Тоша познакомила, она же Онима в цирк и устроила. Силачом-борцом устроила и тренировала его первое время, — ответила Атиша, матросы дружно почесали в затылке и так же дружно выдохнули что-то похожее на — "эвонт оно как"! Пока все слушали девушку, рассказывающую про их односельчанина, Тоша проскользнула на шхуну в надстройку, где был тринклер, и пока экипаж во главе со своим капитаном чесали в затылке, завела двигатель. Выглянув из будочки, именуемой Тепаном Гнатычем — машинным отделением, Тоша поманила того матроса, что безуспешно пытался вывести на рабочий режим (завести упрямый механизм ему всё-таки удалось, но и только!). Через минуту они оба вышли из надстройки, о том, что Тоша возилась с двигателем, показывали только закатанные рукава её платья и ветошь, которой она вытирала руки, а вот матрос выглядел так, словно искупался в топливной смеси. При этом девушка что-то тихо выговаривала смущенному парню, закончив то ли инструктировать, то ли ругать незадачливого матроса, Тоша сказала, обращаясь к капитану шаланды-шхуны:

— Если всё будет делать как надо, то дойдёте до Начи без происшествий, туда, насколько я знаю, сто пятьдесят миль?

— Сто сорок пять, — солидно ответил капитан, довольный тем, что девушка расстояние назвала в милях, а не в вёрстах. Тоша снова спросила:

— Там у вас военные что-то строят, так?

— Не у нас, а на батарее. Батарея береговой обороны в двух милях от нашей деревни, берег от Черноморска в ту сторону обрывистый, да и мелей много, а кое-где и скалы попадаются, а скала — это риф! А у Начи всего этого нет, можно на берег беспрепятственно выбраться, вот там батарею и поставили, для обороны удобного места высадки, значит. Пушки-то там большие, далеко достать могут. Но строят что-то не на батарее, а за ней, в степи. Непонятно, что строят, да и зачем?

— Вот нам туда-то и надо, — сказала Тоша и, увидев удивление капитана шхуны, пояснила: — Не на батарею, а туда, где строят. Если бы вы не сейчас домой шли... Тепан Гнатыч снова удовлетворённо кивнул, девушка сказала — шли, а не плыли. Тоша тоже улыбнулась и продолжила: — Мы с сестрой к вам бы в пассажиры напросились, а так...

— Ну, дык, через восемь дней мы сюда снова придем — улов привезём, обратно идти, пустыми будем, вот если вы подождёте, то можно будет с нами... А там на подводе. С кем-нибудь из деревни столкуетесь, до той стройки и доедете. Хотя, какая там стройка? Почитай, всё уже и сделали.

— Ну вот и договорились, — обрадовалась Тоша, а может, только сделала вид, что обрадовалась, она-то уже знала о том, что рыбацкая артель из Начи через пять дней привезёт свой улов, матрос, обслуживающий тринклер, рассказал.

Две девушки, закрывающиеся зонтиками от солнца, выглядели бы уместно где-нибудь на набережной или бульваре, но никак не в порту. Пробираясь между строениями складов, горами ящиков и тюков, девушки шли довольно замысловатым маршрутом. Если Тоша шла уверенно, словно зная, куда идёт, то её сестра растерянно оглядывалась и, не выдержав, спросила:

— Тоша. а куда мы идём? Ведь явно не к выходу из порта. Ведь к той шхуне, которая не шаланда, ты пошла, увидев знакомого, да? Ты заранее знала, что он из Начи, и собиралась его попросить нас туда подвезти, так?

— По морю гораздо удобнее плыть, чем тащиться по пыльной степи, да ещё и по такой жаре. От Черноморска до Начи сто сорок пять вёрст, мы туда только за двое суток на подводе доедем. Деревень по дороге нет, я имею в виду — вдоль берега, ты же слышала — берег обрывистый с неудобным подходом к морю. Пришлось бы в степи ночевать или ехать к ближайшей деревне, удаляясь от берега, а это крюк! И дорога заняла бы суток трое, если не больше, а так к вечеру будем. А Тепана Гнатыча я действительно увидела и подумала — почему бы не напроситься в пассажиры? А то, что он, как и Онька, из Начи, мне мама нашего борца-силача рассказывала. А когда я увидела бравого капитана той шхуны-шаланды, не трудно было сделать вывод, что он больше арбузы не возит.

Атиша согласно кивнула и задала ещё один вопрос:

— А куда мы теперь идём? Если к тем причалам, то там большие корабли, на них можно и издали полюбоваться, необязательно так близко подходить.

— А вон видишь? Такой большой корабль, больше всех, это — "Святой Евлур", корабль Каращенко, вот к нему мы и направляемся, вернее, на него, но прежде нам надо взять одну штуку, — пояснила Тоша, показав на большой корабль. Недалеко от него лежали кучи угля, приготовленного для погрузки. Девушка подошла к одной и взяла кусок угля, для этого ей пришлось немного в этой куче покопаться. Затем сёстры направились к спущенному трапу, перед которым стоял матрос, он подозрительно посмотрел на девушек: вроде прилично одеты, но ходят по порту одни, к тому же одна вымазана в угольной пыли и зачем-то держит в руках кусок угля. Матрос открыл рот, собираясь поинтересоваться, что этим барышням тут надо, но смуглая девушка (та, которая с углём) его опередила:

— Мы хотим видеть капитана, пропусти нас!

Матрос насупился и решительно заступил девушкам дорогу — мало ли кто тут ходит? А он поставлен у трапа, чтоб таких не пускать на корабль! Эти девицы, хоть и прилично одеты, но сами пришли и теперь на корабль рвутся, ещё сопрут что-нибудь, а он потом — отвечай! Матрос не только заступил дорогу, но и собрался сказать, чтоб эти девицы шли своей дорогой, но та из этих двух, что с углём, его опередила, громко сказав:

— Ты не понял, что я тебе сказала? Мне надо к капитану! Если не пропустишь, искупаешься прямо здесь!

Матрос смерил девушку презрительным взглядом — худенькая, маленькая (на голову ниже атлетически сложенного мужчины), эта пигалица пытается угрожать! Но достойно ответить матрос не сумел, вернее, не успел — какая-то неизвестная сила сбросила его в воду, но не между причалом и бортом корабля, куда упасть было бы вполне естественно, а далеко в сторону — перед форштевнем! Крики оказавшегося в воде вахтенного матроса привлекли внимание команды корабля. О том, что у трапа никого нет, вспомнили только тогда, когда на борт поднялись две девушки. Светленькая укоризненно говорила тёмной:

— Ну зачем ты его так? Ведь он же ничего не сделал! А ты его так далеко зашвырнула!

— Во-первых, не люблю, когда мне возражают, да ещё таким тоном! — начала отвечать тёмная, не обращая внимания на людей, её обступивших. Подняв кусок угля, что держала в руках, девушка продолжала: — Во-вторых, я его закинула на чистую воду, если бы между бортом корабля и причалом, то этого нахала, могло бы раздавить. Он хоть и наглец, но жалко, да и не так уж значителен его проступок, чтоб наказывать смертью. Да ещё — такой неприятной.

Обступившие девушек люди с удивлением смотрели на смуглую девушку, она так спокойно говорила о том, как могла бы наказать матроса за дерзость. Но глядя на неё, в это как-то не верилось, но вахтенный у трапа каким-то образом оказался же в воде за несколько десятков метров от того места, где стоял! Разве что он сам побежал по причалу вдоль борта корабля и прыгнул в воду при виде этих девушек, но как они могли его заставить это сделать или чем поразить до такой степени, что вызвали такое умопомешательство? На поднявшихся на палубу девушек смотрели, не понимая, как на это реагировать и что предпринять. Обстановку разрядил капитан, он вчера был среди встречавших Каращенко, он видел этих девушек и был им, как и они ему, представлен. Капитан видел, с каким почтением его хозяин относится к этим скромным девушкам. Мало того, перемолвившись несколькими словами с начальником охраны, капитан знал, что проделала эта смуглянка. Не верить начальнику охраны не было причин, капитан представлял, что способна сделать эта маленькая девушка. Вежливо поклонившись, капитан поздоровался, а потом поинтересовался, что привело сестёр Диа на его корабль. Тоша из куска угля, что держала перед собой, ловко вывернула длинный маленький цилиндр.

— Мадмуазель Атоша, что это? — поинтересовался капитан, девушка пояснила:

— Это взрыватель, он срабатывает при повышении температуры до ста градусов, такой маленький взрыв. А этот немаленький кусочек угля, совсем не уголь, а взрывчатка, и взрыв уже будет очень приличный. Это вещество в огне не взорвется, просто расплавится, а потом сгорит, но когда его хорошенько тряхнуть или ударить — маленький взрыв этого цилиндрика, то... Этот "уголёк", брошенный в топку, сразу нагреется, но сама взрывчатка расплавиться не успеет, а вот эта штучка сработает, — Тоша повертела цилиндриком. Капитан ничего не сказал, только внимательно смотрел на кусок совсем не угля, что держала в руках девушка, а она, поманив мужчину за собой (за ними пошли все собравшиеся на палубе матросы), прошла к тому борту корабля, что обращён к морю. Там, достав из своей сумочки револьвер, девушка зашвырнула немаленький такой "уголёк" далеко от корабля и, когда тот, падая, почти коснулся воды, выстрелила в него. Прогремел взрыв, горячей волной воздуха с капитана сорвало фуражку, а с матросов бескозырки (у кого они были). Тоша спросила:

— Погрузку угля ещё не начинали? Там ещё три таких кусочка лежат.

— Мадемуазель Атоша, я должен сообщить господину Каращенко! — слегка заикаясь, проговорил капитан, впечатлённый демонстрацией Тоши. Что собирается сообщить, он не сказал, но это и так было ясно.

Каращенко прибыл через час, его "Балтиец", последней модели, остановился у самого трапа "Святого Евлура". Быстро взбежав на палубу, Каращенко выслушал подробный, хотя и короткий, рассказ капитана, посмотрел на Тошу, девушка пожала плечами:

— Как я обнаружила мину? Увидела... Нет, скорее, почувствовала. Там в тех кучах, что приготовлены к загрузке на корабль ещё три таких. Это я уже говорила, — Тоша кивнула в сторону капитана и недовольно шмыгнула носом. Оглядев себя, девушка пояснила причину своего раздражения: — Вот, вымазалась я. Сначала на "Чайке", теперь тут — когда мину из той кучи угля доставала.

Капитан предложил девушке принять душ в своей каюте, сказав, что там такое удобство имеется. Тоша, хмыкнув, ответила, показывая на приготовленные пустые мешки:

— А переодеться мне у вас есть во что? Или вы мне одолжите свой китель? Да и не время, ещё. Всё равно вымажусь. Вы же собирались начинать погрузку угля? Вот и начинайте. А избалованная барышня, жаждущая острых развлечений, за этим понаблюдает. Прикажите поставить кресла около трапа, по которому будут мешки с углём носить. Да и про большой зонтик от солнца не забудьте.

— Вы думаете, что сможете увидеть мину в угле, насыпанном в мешок? — удивился Каращенко, который понял, что задумала Тоша. Девушка кивнула, а миллионер-сахарозаводчик задал ещё несколько вопросов: — Откуда вы знаете, что там ещё три такие мины? И тот взрыв, когда вы взорвали первую мину, не догадаются ли те, кто эти устройства подложил, что их затея не удалась?

— Тоша чувствует такие вещи, — вместо сестры ответила Атиша. А сама Тоша пояснила:

— Я чувствую не мины или им подобные устройства. Вернее, не только мины. Я чувствую любой предмет, с помощью которого можно сделать какую-нибудь пакость, согласитесь, миной можно очень большую пакость сделать, вот она меня как магнит к себе и притягивает!

Каращенко и капитан "Святого Евлура" переглянулись, моряк поинтересовался — как и почему это происходит? Мадмуазель Атоша чувствует такие вещи из желания себя обезопасить? Или здесь что-то другое? Тоша, улыбаясь, ответила, что она сама в любую минуту готова сделать пакость и поэтому ощущает все, что может подойти для этого. Вот такое у меня необъяснимое свойство организма, пояснила ещё больше заулыбавшаяся девушка, в этот момент подбежал матрос и доложил, что столик с креслами поставлен. Как только миллионер-сахарозаводчик, капитан корабля и девушки там расположились, была дана команда — начать погрузку угля. Вообще-то подобные работы выполняются в открытом море, при перегрузке угля с одного корабля на другой, а порту для этого используют краны и портовые лебёдки. В порту подобные работы, да ещё на ночь глядя, могут быть восприняты как издевательство над командой, но обещанная Каращенко двойная оплата примирила матросов с тяжёлой работой: уголь лопатами (это делали четыре матроса) засыпался в мешки, носильщик (носильщиками были остальные матросы) взваливал мешок на плечи и бежал на корабль, там высыпал содержимое мешка в угольную яму и бежал обратно, за новой порцией. Тоша расслабленно наблюдала за этой беготнёй, а Атиша рассказывала о том, что произошло, когда девушки пришли в порт:

— То, что за нами идут, я почувствовала сразу, но не придала этому значения, ну мало ли кто это может быть? А вот Тоша заподозрила неладное и приняла меры. Теперь я понимаю, почему мы вышли на тех бичей и зачем Тоша их разозлила, не всех, но этого оказалось достаточно, чтоб спровоцировать их нападение на того, кто за нами шёл. Тот взрыв, что сестра устроила, никто из посторонних не видел, а вот сейчас за нами снова наблюдают.

— Наблюдают и думают — ну и самодур этот Каращенко, вместо того чтоб загрузить уголь портовым краном, он заставил это делать команду своего корабля, да ещё и ночью! — не смог сдержать улыбку миллионер-сахарозаводчик. Тоша, продолжавшая внимательно следить за вереницей матросов с мешками, тоже улыбнулась:

— Настоящий самодур! Мало того, что заставил матросов ночью выполнять тяжёлую работу, которую можно было и не делать, так ещё сам, с удобством расположившись, на это с удовольствием смотрит, ещё и двух девиц пригласил!

— Так вы говорите — за нами наблюдают, а как это... — начал Каращенко обращаясь к Атише, но Тоша закричала одному из матросов:

— Иди сюда!

Когда матрос подошёл, приказала тому поставить мешок и запустила туда обе руки. Атиша только вздохнула, глядя на измазанное платье сестры. Тоша, покопавшись в мешке, вынула кусок угля и положила его на стол, после чего скомандовала матросу — унести мешок. Место, где уголь набирали, и дорога, которой его носили, были хорошо освещены, а столик, за которым расположились следившие за погрузкой угля, был погружён в полутьму, всё-таки была уже ночь. Сидящие за этим столиком наклонились поближе к столешнице, наблюдая за действиями Тоши. Девушка выкручивала из "куска угля" длинный цилиндр, но до конца не выкрутила, так как позвала ещё одного матроса и из его мешка достала ещё кусок чего-то очень похожего на уголь. Через некоторое время на столике лежали уже два взрывателя, а "уголь" положили в ящик, для этого принесенный. Третье взрывное устройство было обнаружено только под утро, когда погрузка угля была почти закончена. Тоша воспользовалась любезностью капитана "Святого Евлура" и отправилась мыться в его каюту. А взрывчатку, замаскированную под уголь, погрузили на автомобиль охраны миллионера-сахарозаводчика, а отдельно упакованные взрыватели взяли на "Балтиец" Каращенко, где разместился он сам, Атиша и уже помывшаяся Тоша, одетая в капитанский китель. Когда оба автомобиля направились к выходу из порта ("Балтийцы" Каращенко и охраны), "Святой Евлур" отошёл от причальной стенки и вышел на рейд. Капитан решил свести до минимума общение с берегом, а следовательно, возможность попадания на борт судна посторонних предметов, но сразу не отправился в рейс, так как команде надо было отдохнуть.

Когда автомобиль выехал на подъём дороги, ведущей из порта в город, Атиша обернулась, чтоб посмотреть на "Святой Евлур". Медленно вытягивающийся на рейд, красавец корабль был самым большим из тех, что были в порту. К Атише присоединились Тоша и Каращенко, который с гордостью сказал:

— Не правда ли, красавец? Это его первый рейс, и от него много зависит. Конечно, потеря "Святого Евлура" меня не разорит, но больно ударит по репутации, а это грозит значительными финансовыми потерями. Если бы не вы, мадемуазель Атоша...

Каращенко сделал многозначительную паузу, воспользовавшись тем, что миллионер замолчал, Атиша поинтересовалась у сестры:

— Тоша, а ведь ты неспроста повела меня обратно, так чтоб мимо "Святого Евлура" пройти. Любоваться этим кораблём можно было и с бульвара. Оттуда его хорошо видно! Разве ты можешь почувствовать мины на таком расстоянии?

— Неспроста, — согласилась Тоша и пояснила: — Вообще-то я сразу хотела к "Святому Евлуру" пройти. Ты думаешь, я всю ночь на дереве спала? Я пробежалась по окрестностям, так пробежалась, чтоб меня никто не увидел, а вот я увидела многое. Не только увидела, но и послушала. За домом наблюдают, и это не ваша охрана, — улыбнулась Тоша внимательно слушавшему Каращенко. Тот кивнул, действительно, зачем охране наблюдать за усадьбой снаружи и при этом скрываться? Смуглая девушка многозначительно кивнула и продолжила: — Вот тот хмырь, что за нами в порт пошёл тоже там был, но на ночь не остался, он у них вроде начальника, не главного, но всё же... Распоряжения отдавал, а потом а потом спросил у такого же босса (Тоша употребила слово распространённое в ССР), как он сам, мол, всё ли готово для кораблика? А второй ответил, что подарки в уголёк спрятаны и в море сработают. После чего ехидно добавил — когда хозяину доложат, что его кораблик поменял курс и больше ни в один порт не зайдёт, можно будет приступить ко второй части. А потом они ушли вместе.

— К чему приступить? — спросил обеспокоенный Каращенко, Тоша виновато развела руками:

— Не знаю, об этом они не говорили. Но судя по тому, что все эти молодцы были вооружены, то это, скорее всего, будет нападение. Не знаю — с какой целью, могу только догадываться. А когда? Предполагаю, что на обратном пути из театра. Когда будем ехать туда, на улицах ещё людно, а вот обратно... Билеты же назавтра заказаны, так?

Каращенко кивнул, а Атиша спросила у сестры:

— Тоша, ты говоришь, что тот, кто за нами шёл, какой-то начальник у этих... Понятно у кого. Почему он тогда сам за нами следил? Следил как простой филер? Сейчас я вспомнила, он и в кафе сидел, за дальним столиком, делал вид, что газету читает.

— Он за нами весь день ходит, от самого дома шёл. Почему он и почему один? Может, не такой уж большой начальник, а может, у них дефицит кадров. Тем же, что ночью за домом наблюдали, надо выспаться. Да и было их двое, скорее — дефицит исполнителей, — сделала вывод Тоша, но при этом предупредила: — Но нам терять бдительности не стоит, будем начеку!

Глава одиннадцатая. Ангельский демон или демонический ангел?

Пять дней после ухода "Святого Евлура" в плавание прошли спокойно, никто ничего не предпринимал против Каращенко и его семьи. Не трогали и сестёр Диа, но наблюдение продолжалось, Тоша уже знала всех, кто следит за домом, семьёй миллионера и за сёстрами, в лицо. Знала людей трёх смен, что следили, естественно, они об этом и не догадывались. Слежка велась и за Глушей, когда та ходила на большой рынок, называемый здесь Привозом. Глуше рынок очень понравился: как ассортимент предлагаемого, так и торговки. С ними Глуша долго и со вкусом торговалась или просто вела беседы. А вот Тоше, которая неизменно сопровождала женщину в этих походах, было скучно, хотя она и изображала ко всему интерес.

— Не понимаю, как можно терять столько времени, чтоб выторговать несколько копеек? — с укором говорила Тоша по возвращению с рынка, на что Глуша неизменно отвечала:

— Денежки счёт любят! А копейка — целковый бережёт!

Очередной раз слушая Глушу, Тоша хмурилась, а Атиша смеялась. Последние два раза Атиша ходила на рынок вместе со свой сестрой и служанкой (так называли Глушу служащие Каращенко, хотя Атиша, да и Тоша предпочитали слово — компаньонка). Глуше ходить с Атишей очень понравилось, даже самые крикливые и скандальные торговки, глядя на девушку, становились ласковыми и уступали в цене.

Утром, на шестой день после отплытия "Святого Евлура", а это как раз был день, когда семья миллионера и её гости должны были посетить театр, Каращенко собрал совещание, но инициатором этого мероприятия была Тоша. Вообще-то, в театр должны были идти на следующий день после отплытия "Святого Евлура", но дату посещения, по просьбе Каращенко, перенесли на более поздний срок. На совещании, к удивлению служащих сахарозаводчика, присутствовала Тоша, хотя сидела в сторонке и только слушала. Каращенко после обычных распоряжений призвал своих служащих быть бдительными, так как возможны разные нехорошие действия со стороны конкурентов, и если на сахарных заводах, других предприятиях и пароходах случится пожар, авария или что-то в этом роде, то с директоров и капитанов будет строго спрошено и взыскано. Когда все разошлись, остались только сам Каращенко, начальник его охраны и Тоша, миллионер спросил у девушки:

— Мадемуазель Атоша, как видите, я более чем серьёзно отнёсся к вашему предупреждению, но хотел бы знать — чем оно вызвано?

— Позавчера "Святой Евлур" прошёл Босторский пролив. Пока корабль был в открытом море, о его судьбе было ничего неизвестно. Те, кто подложил мины, ожидали, что корабль погибнет, а увидев его проходящим проливы, поняли, что их план по какой-то причине не удался. Увидели не те, кто подкладывал мины, и не те, кто давал на это команду, а их наблюдатели. Увидели и дали сюда телеграмму. Корабль должен был гарантированно исчезнуть, но этого не произошло, это должно было вызвать и вызвало растерянность этих "доброжелателей", но она уже прошла. Откуда я знаю? Возросла активность наблюдателей, да и стало их больше. Следят за домом и за вами, — Тоша посмотрела на Каращенко. Тот согласно кивнул, всё, что говорила девушка, было логично. А она продолжила: — За мной и сестрой тоже есть слежка, но она осталась на прежнем уровне — ходит один ротозей, почти не скрываясь. А это значит, что нас, вернее, меня всерьёз не воспринимают — две девицы, непонятно кто, гостят у миллионера, надо бы за ними проследить, но это так, на всякий случай. Я могу с уверенностью сказать, что против нас с сестрой ничего не затевается. Да, в порту тому, кто за нами следил, досталось и не слабо досталось, но это была чистая случайность — он сам, по неосторожности, вышел на бичей, а те не упустили возможность ограбить одинокого, прилично выглядевшего прохожего. А почему нас не ограбили? А повезло — мы прошли другой дорогой. Никто же, кроме бичей, не видел, где мы шли, а их расспрашивать...

Сказав это, Тоша улыбнулась, Каращенко и начальник его охраны даже засмеялись — они-то знали, как было дело (девушки рассказали о том, что произошло с ними в порту, пока сидели на палубе "Святого Евлура", отбирая уголь в поисках взрывчатки). Перестав улыбаться, Тоша очень серьёзно изложила своё виденье возможного развития событий:

— У этих злоумышленников, не знаю общей цели их действий, остался один выход — нападение на владельца корабля и предприятий. Но за заводы можно особо не беспокоиться — понятно, что диверсия на "Святом Евлуре" не удалась и там, как и на остальных кораблях и предприятиях, будут начеку. Не только охрана, но и рабочие, если в результате подобной диверсии, завод остановится, то они останутся без работы, поэтому они тоже будут настороже. А корабли... Остальные меньше "Святого Евлура", да и не будут выходить из порта в ближайшее время.

— Но можно же подкупить одного из матросов или рабочих, он и пронесёт взрывчатку на... — начал начальник охраны, но Тоша не дала ему досказать:

— Вряд ли матрос пронесёт взрывчатку на корабль, на котором отправится в плавание, а если это и сделает, то постарается исчезнуть с корабля, а это насторожит капитана. Я капитану "Святого Евлура" о подобной возможности рассказала, а другим на совещании об этом же рассказали. А рабочие... Да одного можно будет подкупить, а остальные? Им-то остановка завода не нужна, вот они и будут смотреть друг за другом лучше всякой охраны. Да что я вам говорю, об этом же было сказано на совещании!

Начальник охраны кивнул — да об этом говорилось, но всё же... Ему бы уверенность этой девушки! Тоша поняла — сомнения грызут начальника охраны, не взирая ни на что, чуть заметно улыбнувшись (то, что она собиралась предложить, должно повергнуть этого человека в шок!), девушка очень серьёзно стала излагать свой план:

— Атака будет не на заводы и корабли господина Каращенко, а на него самого и, возможно, на членов его семьи. Я предполагаю, что это будет завтра вечером, при возвращении из театра. Удобное место — глухая улица и удобное время — почти полночь.

— Но, — начал начальник охраны, — Исав Насторыч не пешком же будет идти! Он будет ехать в автомобиле! Да и мы, его охрана, тоже на...

— Вы думаете те, кто будут нападать, станут за автомобилем пешком гнаться? Или с деревьев, подобно разбойникам из бульварных романов, прыгать? — перебила начальника охраны Тоша. Посмотрев на Карашенко, высказала свои соображения: — Они тоже будут на автомобиле и не на одном. Тактика подобных нападений, когда объект движется на автомобиле, его охрана тоже на колёсах, очень хорошо отработана в ССР. А судя по тому, как была задумана диверсия против "Святого Евлура", мы имеем дело с ребятами из Соединённых Свободных Республик, не знаю кто заказчик, а исполнители так точно оттуда!

— С чего вы так решили? — поинтересовался Каращенко, Тоша пояснила:

— Тот шпик, что шёл в порту за мной и Тишей, явно не местный. Местный не пошёл бы прямо на компанию бичей, поостерёгся. Сделал бы крюк, но не пошёл бы. Ну их разговоры... Они между собой общаются на аглисском языке, на котором говорят в ССР. Не просто на аглисском, а с характерным выговором, свойственным только жителям Соединённых Свободных Республик! А нападение будет организовано обычным для них образом: на повороте — как от театра сюда ехать, есть подходящий поворот, там и нападут, а автомобиль охраны заблокируют другим автомобилем. Те, кто едет впереди, не сразу это обнаружат, ведь блокировать будут за поворотом, первый автомобиль-то уже свернёт, едущие в нём увидят только свет фар тех, кто за ними едет, но это будет уже не охрана.

— Так что же делать? — снова спросил Каращенко и сам же и ответил: — Мы не поедем в театр!

— Как раз в театр мы и поедем, — возразила Тоша и пояснила: — Если не попадём на этот спектакль, опера, кажется, то Тиша расстроится, а я этого не хочу.

Каращенко и начальник его охраны с удивлением посмотрели на Тошу, она только что очень подробно описала, как будет организована засада, а теперь предлагает самим сунуть голову в эту ловушку! Девушка улыбнулась и пояснила, почему она это предложила:

— Не думаете же вы, что эти ребята ограничатся одной попыткой? Насколько я знаю, подобные типы из ССР весьма настойчивы и за неудавшимся нападением последует следующее, затем следующее и так будет продолжаться, пока они не достигнут цели. Поэтому лучше пойти им навстречу, я имею ввиду — ударить первыми. Вот мы и поедем в театр, ведь мы не знаем, что на нас готовится нападение, правда? А если нападения не произойдёт, то просто посмотрим эту оперу, но если они решатся напасть, то события будут происходить так, как мы этого хотим, надеюсь на это.

— И что же вы предлагаете? — спросил Каращенко, задав вопрос, что интересовал и начальника охраны. Тоша, снова улыбнувшись, предложила:

— Вы, Исав Насторыч, поедете в театр, как обычно, на своём автомобиле. И охрана, как всегда, будет вас сопровождать, но в этот раз на двух автомобилях. У вас же он не один?

Тоша обратилась с вопросом к начальнику охраны, и тот понимающе кивнул:

— Исав Насторыч с женой будут ехать не в первом автомобиле, так?

— Думаю, что у этих ребят и на этот случай будет план. Но мы их обхитрим. В театр поедем обычным порядком — в первом авто Исав Насторыч с женой, Тиша и я, вы и ещё один охранник, а остальная охрана в тех двух, что будут нас сопровождать. В тех авто будет достаточно четырёх человек, пусть только делают вид, что их много. А вот охрану дома надо усилить, ведь Ласочка останется дома с няней, да? Так вот чтоб она и охранники, приставьте к девочке двух, нет лучше четырёх, пусть глаз с девочки не спускают! Ну и вокруг дома...

Начальник охраны кивнул и засомневался:

— А поместитесь ли мы все в автомобиле Исава Насторыча?

— Поместимся, "Балтиец" большое авто, к тому же за рулём буду я, спросите не вызовет ли это подозрения? Почему должно вызвать? Гостья Исава Насторыча, взбалмошная девица, решила порулить. Радушный хозяин ей это позволил. Он же знает, что эта девица умеет неплохо водить автомобили, вот и разрешил. А вот из театра... Сделаем так: садиться в автомобили будем не около освещённого выхода, а немного в стороне, там, где нет фонарей и видно плохо. Садясь в автомобиль, Исав Насторыч подзовёт своего начальника охраны, что-то спросить или о чём-то распорядиться, пока будем смотреть спектакль, пересядете в другой. Ваш автомобиль подъедет и станет рядом так, чтоб двери оказались напротив, их откроете заранее, — Тоша посмотрела на начальника охраны, а тот всем своим видом показал, что не понимает — зачем такое делать? Тоша пояснила: — Там же темно будет, и все, кто приехал в этом в автомобиле, в него садиться не будут, а быстро переберутся во второй, тот, что подъехал с охраной. А куда оттуда денутся охранники? Они должны быть в первом автомобиле, можно, чтоб не все, но так чтоб во втором хватило места для пассажиров первого. Понятно? Теперь о порядке движения, первый автомобиль так и едет первым, за рулём я, это у тех кто за нами будет наблюдать, не вызовет подозрений — за рулём та же девица, значит и пассажиры в авто те же. Наблюдатели решат, что порядок движения после того как мы появимся из того тёмного проулка, закоулка прежний. Какой проулок или закоулок? Вам виднее, где организовать посадку в автомобили. Двигаться будете следующим порядком: второй автомобиль с охраной, а третий с Исавом Насторычем, его женой и Тошей. При отсечении охраны возможна стрельба, поэтому лучше подстраховаться, вряд ли нападающие станут воевать с охраной, их задача — задержать, и всё. Поэтому, если нападут — стреляйте как можно больше, но вперёд не рвитесь, можете даже сделать вид, что испугались. А я в первом... Если будет засада, разберусь с ней.

— Я поеду с вами, я... — начал начальник охраны, Тоша его прервала, не дав высказаться:

— Вы поедете во второй машине, вы должны обеспечить безопасность пассажиров третьей, а со мной... Двух человек достаточно, один рядом со мной, один на заднем сидении, пускай всё время шевелится, в темноте и под тентом трудно разглядеть сколько там пассажиров, а движение будет показывать, что там кто-то есть, да и у того, кто будет сидеть рядом со мной, шляпа должна быть как у Исава Насторыча.

Каращенко приехал в театр в сопровождении двух автомобилей с охраной, и шофёр у него был новый, какой-то совсем молодой, почти мальчик, да и смазлив был не в меру. Но как оказалось — это девушка, одна из двух, что гостили у миллионера. Видно, эта девушка упросила Каращенко дать ей поуправлять авто, странно только, что тот решился доверить руль, а следовательно, и жизнь, свою и своей жены, этой молоденькой девчонке! Но надо сказать — девушка неплохо справлялась с вождением авто и показала это, лихо затормозив у самого входа в театр. Каращенко и его гостьи гордо проследовали мимо театрального швейцара, даже не спросившего у миллионера билет. А вот по окончанию спектакля сказалось отсутствие штатного шофёра, к своему автомобилю Каращенко и остальным, приехавшим с ним, пришлось идти в полумрак переулка, куда отогнала все три авто охрана. Когда кортеж Каращенко уехал, зеваки ещё долго перемывали косточки непредусмотрительности миллионера, доверившего управлять своим авто молоденькой девчонке.

— Сейчас будет тот поворот, — сообщила Тоша сидящему рядом с ней человеку, похожему на своего хозяина, хотя, может, это шляпа делала его таким похожим? Тоша, прибавляя скорость, объяснила свои действия: — Облегчим задачу тем, кто на нас нападёт, пусть на тех, кто за нами едет, меньше времени потратят, стараясь нас догнать.

— С чего вы решили, что на нас нападут? — спросил сидящий рядом с Тошей охранник, девушка пояснила:

— Место очень удобное, к тому же нас уже ведут от самого театра, одно авто по параллельной улице едет, а второе сразу вперёд рвануло, когда мы ещё грузились.

— А как они узнали, что мы именно тут поедем?

— А это нетрудно было вычислить, — продолжила объяснять охраннику Тоша, — твой хозяин всегда этой дорогой ездит, к тому же наши авто были так поставлены, что только сюда могли поехать, по этой улице, чтоб большого крюка не делать. Ну вот, поворот!

Автомобиль прошёл поворот, визжа шинами, сразу же за ним появились фары второго, хотя автомобиль охраны так быстро к повороту не успел. Несмотря на рёв мотора и визг шин, Тоша услышала залп из дробовиков. Девушка улыбнулась, вчера обсуждая возможную засаду, Тоша выразила беспокойство, что при стрельбе могут пострадать Каращенко, его жена и Атиша. Чтобы свести до минимума такой риск, Тоша и предложила начальнику охраны:

— Вы говорите, ваши люди вооружены револьверами? Последней модели? Это хорошо, но с такого расстояния, да ещё и в темноте, трудно попасть. Нападающие тоже, скорее всего, вооружены револьверами, им тоже будет трудно попасть, но их может быть много, и при определённой плотности огня такое вполне возможно — кого-нибудь да заденет, возможно, и во втором автомобиле. Значит, вам надо обеспечить большую плотность огня, чем те, что на нас нападут. Но как? Так вот, возьмите кроме револьверов такое новомодное изобретение оружейников из ССР — дробовики, надеюсь, у вас такие есть? Вооружите ими не всех, только нескольких своих людей. Спрячьте ружья под сиденьем, а потом достанете! Когда по улице обратно ехать будем, держите наизготовку, так чтоб можно было сразу стрелять. Понятно? Стрелять надо первыми, возможно у нападающих тоже будут дробовики.

— Началось, — сообщила Тоша своему соседу и улыбнулась — тот из-под сиденья достал и поднял дробовик, приготовившись стрелять. Звуки выстрелов, слышимые только Тоше, затихали сзади. Если судить по этим звукам, то стреляли только из дробовиков. Револьверных выстрелов было всего два, и то в самом начале. Тоша завертела руль, меняя направление движения, девушка разглядела впереди засаду. Там поперёк дороги выкатили телегу, а не автомобиль, как надеялась Тоша. Тоша не повернула, а только продемонстрировала намерение это сделать, заставив понервничать преследователей — вроде как жертва шла в подготовленную ловушку, но вдруг решила её избежать. Несколько раз вильнув подобным образом, Тоша выскочила на прямую, ведущую прямо в телегу. Делая эти манёвры, скорости девушка не сбавляла и, когда до телеги оставалось несколько десятков метров, погасила фары. Преследователи решили, что их заметили, вернее, раскусили, и теперь пытаются оторваться. Но глупая девка, очень неплохо управляющая автомобилем, погасив фары, совсем забыла о габаритных огнях, позволявшим преследователям видеть манёвры её автомобиля. А тот несколько раз вильнув, немного сбросил скорость — понятно же, в темноте по улице, хоть и прямой, особо не погоняешь. Водитель преследователей, тоже очень хороший водитель, прибавил скорость, чтоб гарантированно сесть на хвост автомобилю миллионера.

Тоша ударила по тормозам, выворачивая руль, "Балтиец" пошёл боком, чуть не перевернувшись, остановился он у засады, не по центру её, а сбоку от телеги. А в телегу на полном ходу врезался автомобиль преследователей, почти её перевернув.

— "Дорд", хороший автомобиль, но тяжеловатый. Мотор мощный, а вот тормоза... Это мы и видим, — спокойно сообщила Тоша. Показывая в сторону от телеги на стоящий там второй "дорд", девушка с тем же спокойствием добавила: — Вон ещё один такой и, похоже, там нас увидели, сейчас начнут стрелять, но не успеют выстрелить, встают же, а этого делать не надо.

В чёрной машине, в ночной темноте большинство цветов кажутся чёрными, опомнились и начали подыматься с сидений, поднимая револьверы. Но встать, поднять револьвер и прицелиться, пусть у него и взведён курок, и начать стрелять дольше, чем направить ствол уже готового к стрельбе дробовика и дёрнуть спусковой крючок. Звук выстрела двух дробовиков прозвучал одновременно, крупная картечь изрешетила кузов автомобиля и уже почти вставших людей.

— Сильно, — прокомментировала Тоша и, вопреки своему предыдущему заявлению, вскочила ногами на сиденье. Расстегнув свой длинный жакет, девушка выхватила из висящей на широком поясе кобуры большой револьвер и начала стрелять. Тоша всё это проделала так быстро, что если бы кто захотел хлопнуть в ладоши, то не успел бы это сделать. Стреляла Тоша, прижав спусковой крючок и быстро отводя ладонью курок. Стреляла девушка от бедра, совсем не целясь, так казалось, если смотреть со стороны. Звук семи выстрелов слился в один долгий хлопок.

— Вон тех двоих в авто, — приказала девушка оторопевшим охранникам, указывая на двоих подававших признаки жизни в "дорде", врезавшимся в телегу.

— А?.. — попытался спросить один из охранников. Тоша, перезаряжая револьвер, ответила на так и не заданный вопрос, показывая на автомобиль, стоящий с той стороны телеги:

— Пятерых в том "дорде" и двоих на телеге я уложила. В этом авто, что за нами гналось и врезалось в телегу, только эти двое придут в себя. Вот те двое, как и те, что на телеге стояли, не скоро очнутся, если вообще очнутся, давайте пошевеливайтесь! Двух преследователей забросили в автомобиль, и Тоша поехала навстречу тем двум авто, где была семья Каращенко и охрана. Ехали они не обычной дорогой, какой всегда ездили от театра к особняку Карашенко, а по другим улицам, но Тоша знала, где будут ехать, маршрут был вчера оговорен. К условленному месту Тоша подъехала раньше. Когда показался свет фар автомобилей Карашенко и его охраны, девушка двумя рывками выкинула захваченных налётчиков из авто, посадив их так, чтоб фары светили им в глаза и они не могли увидеть того, кто будет с ними разговаривать, Тоша начала допрос. Но оба мужчины молчали, тогда девушка придавила какую-то точку на шее одного из пленников, и он закричал от боли. Девушка тихим голосом, но от которого мурашки шли по коже, произнесла:

— Если будете молчать — умрёте, оба.

Оба мужчины отрицательно замотали головами, девушка, разглядев из лица, усмехнулась:

— Понятно — исалийцы, понятно — омерта. Лучше умереть, чем предать, но у меня тоже нет другого выхода, мне необходима информация и срочно!

Теперь уже кричали оба пленника, недолго кричали, захлебнувшись собственным криком. Тоша снова задала вопрос и снова получила отрицательный ответ, один из мужчин даже попытался плюнуть в девушку. Тоша, резко дёрнув его, вытащила на освещённое место, под фонарь, и там медленно, так чтоб слышно было, как хрустят позвонки, сломала ему шею. При этом передавила горло, чтоб мужчина дышал, но кричать не мог. Охранники Каращенко и он сам шумно сглотнули, нельзя сказать, что они боялись крови, но расправа, что учинила эта хрупкая девушка, была показательно жестока. Впечатлился и второй пленник, так как начал быстро говорить. Говорил он на той разновидности аглисского, который употребляется в ССР, с явным исалийским акцентом и мешая исалийские слова. Каращенко понял едва половину, а вот Тоша поняла всё. Когда пленник замолчал, девушка сказав: "Молодец, умрёшь быстро", неуловимым движением ударила его по горлу, мужчина дёрнулся и затих, его широко открытые глаза приобрели то стеклянное выражение, что бывает у мертвецов.

— Зачем, он же нам всё сказал, — ещё раз сглотнув, спросил Каращенко, начальник его охраны был согласен со своим хозяином и смотрел на девушку с некоторым осуждением. Тоша равнодушно пожала плечами:

— Сказал не всё, может, не знает, не знал, но это уже не имеет значения — я знаю, где искать его босса. А лишние свидетели мне ни к чему, вам, думаю, тоже. Вам лучше ехать домой, ждите меня там, а я прогуляюсь по ночному городу. Да и не надо никому рассказывать, что произошло, особенно о том, что вы видели, лучше про это забыть, как кошмарный сон, а то знаете ли, кошмарные сны, о которых помнят, имеют такое нехорошее свойство — они могут сбываться.

Девушка растворилась в ночной темноте, а свидетели (можно сказать, что и участники, ведь они тоже стреляли) снова судорожно сглотнули и, стараясь не смотреть друг на друга, направились к автомобилям. То, что сделала Тоша, видел только Каращенко и те охранники, что с ним подошли. Жена и те охранники, что остались рядом с ней, ничего не видели, видела только Атиша, но она никак не отреагировала на увиденное, только вздохнула.

— Всё-таки придётся посетить самую шикарную гостиницу города, — сама себе сказал Тоша, рассматривая из тёмного переулка "Гранд-Пассаж". В целом здание ей понравилось, особенно богатая лепнина на стенах, недовольство вызвало только яркое освещение здания, соответственно, и этих стен. Тоша тенью метнулась к стене и такой же незаметной тенью стала по ней подниматься. Юбку она оставила в машине, а жакет, закрывающий кобуру с револьвером, ей не мешал. Какой этаж девушка знала, но задержалась у одного окна. Заглянула туда и, увидев знакомого, чему-то улыбнувшись, Тоша продолжила взбираться на нужный этаж. Добравшись туда, девушка осторожно заглянула в окно и, увидев двух мужчин, решила послушать. Довольно интересный разговор вёлся на аглисском.

— Корабль тоже должен был гарантированно влететь на воздух, но этого не произошло! — недовольно говорил богато одетый мужчина, его собеседник, одетый беднее, но с претензией на большую роскошь, вынув изо рта сигару, возразил:

— Накладки могут у кого угодно случиться! Самый хороший план может сорваться, вполне возможно, что ваш человек испугался и бросил мины в одну кучу угля, а её не загрузили.

— Как не загрузили! На причале ничего же не осталось! Только пыль!

— Возможно, тот уголь взяли позже или раньше на другой корабль, — отвечая, пожал плечами мужчина с сигарой, вальяжно развалившийся в кресле, как отметила Тоша, его аглисский был с ярко выраженным исалийским акцентом, к тому же этот франт был знаком девушке.

— Но ни один другой корабль же не взорвался! — продолжал возмущённо возражать богато одетый господин, его собеседник, выпустив клуб дыма, очередной раз пожал плечами:

— Если взрыв произошёл в море, то об этом никто и не узнает. Корабль не придёт в порт в срок и всё, а по какой причине это случилось... Нет, это может случиться на виду другого корабля, но и в этом случае о нём не сразу узнают, надо подождать.

— Чего ждать! "Святой Евлур" продолжает плавание, а это убытки! Большие убытки! Мои убытки! Такое положение дел недопустимо! Вы должны предпринять меры! Как вы говорили — Каращенко будет устранён! И где? Где об этом известие? — говоривший не ходил, а почти бегал по гостиничному номеру.

— Надо подождать, мои люди профессионалы и ошибки, подобной той, что мог допустить ваш человек, они не сделают, — раздражённо ответил сидевший в кресле. Глянув на попытавшегося что-то возразить бегающего по комнате мужчину, сидящий в кресле с тем же раздражением продолжил: — Мы всегда доводим дело до конца и не допускаем случайностей, влияющих на общий итог. Если не удастся разобраться с вашим конкурентом сегодня, то завтра ночью другая группа посетит его дом. Вы понимаете — для чего. Волноваться вам не о чем, если не сегодня, то завтра вашего конкурента не будет. Можете начинать скупать акции его предприятий. Или как у вас это здесь называется? Присвоить активы, воспользовавшись отсутствием владельца?

Мужчина с сигарой говорил с всё возрастающим раздражением, это раздражение Тоша определила по усилившемуся исалийскому акценту. Решив, что услышала достаточно, девушка скользнула в комнату. Мужчина, вызвавший раздражение сидящего, умер первым, он ещё не успел упасть на ковёр, как Тоша оказалась перед сидящим в кресле. Его сигара упала на пушистый ковёр, и он в ужасе прохрипел на исалийском: — Ночная Тень! Тоша скользнула назад к окну, оставив исалийца сидеть в кресле, только голова его была неестественно вывернута. Тлеющую сигару девушка погасила, наступив на неё ногой. Уже за окном Тоша объяснила своё действие, тихо произнеся:

— Перед тем как умирать, сигару нужно гасить, а не на пол кидать, тем более что там ковёр. Спустившись на три этажа вниз, девушка вошла через окно в номер, ранее её заинтересовавший, и, неслышно подойдя сзади к сидящему в кресле мужчине (в таком же кресле, как в номере на три этажа выше, и тоже курящему сигару), закрыла ему глаза руками. Мужчина напрягся и замер. Тоша убрала ладошки и, капризно надув губки, спросила:

— Почему благородный дон не пытается угадать, кто пришёл к нему в гости? Это невежливо!

— Ночная Тень! — выдохнул мужчина, роняя сигару. Сигара на пол, вернее, ковёр не упала. Тоша её поймала и сунула в рот застывшему мужчине, попеняв ему:

— Ай-я-яй! Разве благородные доны бросают дорогие сигары на пол? Тем более что там ковёр? А вдруг пожар? Разве благородный дон настолько богат, чтоб возместить нанесённый его сигарой ущерб?

— Мёртвому уже всё равно, какой ущерб он успел нанести при жизни, — хоть мужчина сразу испугался и покрылся холодной испариной, но быстро пришёл в себя. Понимая, что ничего не сможет сделать, просто спросил: — Ночная Тень, ты пришла за мной?

— Я не смерть, чтоб за кем-то приходить, — улыбнулась Тоша. Мужчина быстро произнёс:

— Несущая смерть!

— Это уже ближе, — улыбнулась девушка, а мужчина побледнел, и ему захотелось спрятаться под кресло. Тоша, продолжая улыбаться, объяснила цель своего визита: — Я тут мимо проходила и, увидев старого знакомого, решила дать ему совет.

— Какой? — так же быстро, как сказал перед этим, спросил мужчина, ведь если дают советы то убивать не будут, по крайней мере — сразу. Тоша тоже задала вопрос:

— Ты пасёшь Капороне? Почему? И что ты успел узнать?

— Да, дон Капороне перешёл дорогу нашей семье. Дома его достать невозможно. Но он неожиданно отправился в Империю, взяв с собой не так много людей. Дон Настурио решил, что такой случай нельзя упускать, и послал...

Тоша, продолжая улыбаться, слушала мужчину, быстро говорящего рублеными фразами. Гангстерская семья Капороне в ССР не просто перешла дорогу такой же семье Настурио, а хорошо её прижала, лишив большинства доходов. Понятно, что на открытую войну у Настурио не хватало сил, устранить главу конкурентов было невозможно, но когда появилась пусть даже очень маленькая возможность это сделать, дон Настурио решил её не упускать и послал своего лучшего киллера. Но тот пока не преуспел, хотя и очень близко подобрался, всё же дона Капороне очень хорошо охраняли. Киллер семьи Настурио всё подробно рассказывал Тоше, понимая, что если он что-то утаит, это будет равноценно смертному приговору. А рассказал он интересные вещи: на Капороне вышел Шулумов, миллионер из Империи, с каким-то очень выгодным заказом, настолько выгодным, что Капороне решил сам им заняться. Когда мужчина закончил, чертыхнувшись (сигара, о которой он забыл, обожгла ему пальцы), Тоша, всё так же улыбаясь, сказала:

— Вот тебе мой совет — позаботься об алиби на сегодняшний вечер и ночь. А потом можешь отправляться домой и доложить своему дону, что проблема решена наилучшим образом, ты меня понял?

Мужчина сразу всё понял и на секунду прикрыл глаза, опустив веки, собираясь с мыслями — желая то ли задать вопрос, то ли что-то сказать. Глаза были прикрыты одно мгновение, но когда он их снова открыл, перед ним никого не было.

— Ночная Тень! Несущая Смерть! — с благоговением произнёс мужчина. Глянув в открытое окно, приложив руку к сердцу, с тем же благоговением добавил: — Семья Настурио у тебя в долгу, а мы не прощаем обид, но и умеем быть благодарными!

Тиша проснулась утром и обнаружила спящую рядом Тошу. Когда та вернулась, Атиша даже не почувствовала. Понятно, что Тоша вчера не гулять ходила и после того, что она сделала с теми двумя налётчиками, можно было предположить, что она ещё кого-то... Тиша посмотрела на улыбающуюся во сне Тошу, та вчера показала одну из своих сторон — самую тёмную сторону, но осуждать сестру Атиша не могла. Тиша обняла сестру и та, чмокнув губами, не открывая глаз, спросила:

— Уже утро? Пора вставать?

— Пора Тошенька, пора, — Тиша погладила сестру по волосам и, не удержавшись, поцеловала, потом затормошив, позвала: — Пошли умываться. Глуша, наверное уже воду нагрела. Может, и на ванну хватит.

К завтраку сёстры вышли не просто умытые, а принявшие ванну, поэтому были весёлые и довольные жизнью. Но там их ждал сюрприз в виде полицейского инспектора. Представившись, инспектор задал девушкам вопрос:

— Вы вчера были в театре, не заметили ли вы что-нибудь необычное?

— Да, — ответила Тоша, — второй тенор немного фальшивил, но может, мне это показалось, я в этом не очень разбираюсь, спросите у моей сестры.

— Гм, я хотел спросить — на обратной дороге не было ничего такого?

— А что может быть на дороге? — удивившись, вопросом ответила Тоша и пояснила: — Что могло случиться на дороге, пока мы были в театре? Она такая же и осталась, никто её не перекопал. А бугры и выбоины я не считала, как-то не до этого было, да и кого это может заинтересовать? Разве что чиновников городского магистрата, вот пусть они и считают!

— Я хотел спросить, не видели ли вы что-то необычное, когда из театра возвращались?

— А что можно необычного разглядеть при свете фар? Если и было что-то необычное, то это тусклые уличные фонари, что при таком свете можно разглядеть! — снова ответила Тоша, возмущённо всплеснув руками. Поговорив так ещё пять минут, полицейский инспектор стал жалеть, что начал опрос с девушек, считая, что они испугаются и сразу расскажут, где и что видели. Тяжело вздохнув, инспектор повернулся к Каращенко и задал вопрос ему, но тот вместо ответа спросил сам:

— А позвольте мне узнать, чем вызван ваш визит и почему вы задаёте такие вопросы моим гостям?

— На пути вашего обычного следования из театра к дому, были обнаружены автомобили с мёртвыми людьми! А наш сыщик по следам ваших "Балтийцев" определил, что они двигались, то очень быстро, то останавливались. Двигались именно теми улицами, где и были обнаружены автомобили с мёртвыми людьми! Но вы несколько раз меняли маршрут движения и в итоге там не поехали, не могли бы вы дать этому объяснения?

— Извольте, — вместо Каращенко, обдумывающего вопрос полицейского, ответила Тоша, — как вы поняли (или об этом вам доложили) за рулём автомобиля господина Каращенко была я. Знаете ли, люблю ездить в авто, не просто ездить, а им управлять. Господин Каращенко, зная мою слабость и квалификацию, любезно мне это разрешил. А поскольку я города не знаю, вот и заблудилась, немного попетляла, но никто же не пострадал и вернулись в усадьбу вовремя.

— На одной из улиц, по пути вашего, как вы выразились "петляния", найдено два трупа, — скучным голосом сообщил полицейский инспектор, Тоша возмутилась:

— Вы хотите меня обвинить в том, что я наехала автомобилем на прохожих и задавила их?!

— У них были свёрнуты шеи и никаких других повреждений, никаких следов ударов или наезда, какие бывают при столкновении с автомобилем, — полицейский это произнёс так, словно сожалея о том, что эти двое погибли не под колёсами автомобиля. Тоша усмехнулась и развела руками, этот жест можно было расценить, что девушка кается, мол, виновата, что не наехала на этих двоих. Тогда можно было бы предъявить ей подозрение, а так... Бедной полиции придётся расследовать это тёмное дело. Тоша, продолжая улыбаться, спросила:

— А те два автомобиля, что вы обнаружили, не могут быть причастны к этому убийству? Я имею ввиду не автомобили, а те люди в них, вы их допросили?

— Я же говорил, в этих автомобилях живых не было! — с некоторым раздражением ответил полицейский. — Их всех застрелили!

— Какой ужас, — всплеснула руками Тоша, сделав вид, что это сообщение на неё произвело сильное впечатление. Инспектор хотел что-то спросить, но девушка его огорошила следующим заявлением: — Это хорошо, что их застрелили!

— Что ж тут хорошего? — изумился полицейский и подозрительно посмотрел на девушку, а она развила свою мысль:

— Застрелили — это не так страшно, со всяким может случиться. А вот если бы им всем шеи свернули, как тем двоим, о которых вы рассказывали. Вот тогда было бы страшно, хоть на улицу не выходи. Это же маньяк какой-то бродит по улицам и шеи сворачивает. А возможно, и не один, а целая банда! Ведь свернуть шею мужчине, и не одному, сами понимаете, не так-то просто. Он или они сопротивляться будут, тут точно целая банда маньяков, шеевыворачивателей, а возможно, это месть. Страшная месть! Ну, такая обычная страшная месть!

Полицейский инспектор, глядя на улыбающуюся девушку, не мог понять — она это серьёзно или издевается? А Тоша, перестав улыбаться, поинтересовалась:

— По машинам стреляли, когда они ехали или стояли? И из чего стреляли?

— Машины стояли, а стреляли... По одной машине из дробовиков, крупной картечью. А тех, кто был во второй, расстреляли из крупнокалиберного револьвера, пули такие большие. Стрелявший делал только по одному выстрелу, но все попадания были смертельны.

— Пулю покажите, — попросила Тоша и уверенно добавила: — Гильз вы, конечно, там не нашли.

Полицейские и не могли найти гильз, ведь они все падали в кабину "Балтийца", и Тоша приказала тем охранникам, что тогда были с ней, собрать гильзы и спрятать их. Полицейский решил, что хуже не будет, достал немного мятую пулю и протянул девушке, повертев в руке кусочек металла, та сказала:

— "Миротворец", калибр сорок пять, это, конечно, не "уолкер", но тоже очень мощная штука. Да и дробовики... Насколько я знаю, такое оружие в Империи мало распространено, а вот в ССР пользуется очень большой популярностью. Особенно у определённой категории жителей той страны, вот среди них вам и надо искаь.

— Откуда вы это всё знаете? — подозрительно спросил полицейский, Тоша ответила, что жила там довольно долгое время и знает тамошние нравы, и что разные споры в той стране, в большинстве случаев, решаются подобным образом. Да и методы расправы... Застрелить самое простое, а вот выкрасть и примерно наказать. Инспектор поинтересовался, как это — примерно наказать, ведь застрелить — это уже само по себе самое суровое наказание. Тоша стала объяснять, что в "семьях" ССР (так там называются гангстерские объединения или организации, это как кому больше нравится), убивают не просто так, а стараются это сделать с максимальной жестокостью. Утопить на небольшой глубине, зацементировав ноги в тазике или другой подобной ёмкости, свернуть шею и оставить на самом видном месте, ну, другие подобные способы показательного умерщвления. Пока Тоша говорила, инспектор бледнел и зябко ёжился. Закончив жуткое живописание заокеанских нравов, девушка, повторив ранее сказанное, посоветовала полицейскому заняться поисками именно в этом направлении, проверить, не приезжали ли в Черноморск жители нового континента, а именно граждане Соединённых Свободных Республик. Инспектор удалился, даже не попрощавшись, так его впечатлили рассказы Тоши, Атиша, всё это время молчавшая, с укором сказал сестре:

— Зачем же было так пугать? Ты так это всё подробно рассказывала, что даже мне не по себе стало!

— Вы знаете, мадемуазель Атиша, ваша сестра не так уж приукрасила нравы преступного мира ССР, — заступился за Тошу Каращенко. Покачав головой, миллионер продолжил: — Я много слышал о том, как там ведут дела люди той категории, но никогда не думал, что стану объектом их внимания, пристального внимания. Спасибо вашей сестре, что она защитила меня и мою семью!

Тоша, вернувшись в дом, первым делом пошла к хозяину, который ещё не спал, и рассказала ему о событиях этой ночи. О том, как миллионер-сахарозаводчик Шулумов решил поправить свои дела, в последнее время весьма неважно идущие, в чём винил, и не безосновательно, своего конкурента Карашенко. О том, что первое похищение Ласочки было инициировано именно Шулумовым, решившим, что убитому горем отцу будет не до ведения дел. Каращенко рассказал Тоше, что именно тогда была попытка скупить его активы, тот, кто это пытался сделать, действовал через подставных лиц. Но даже похищение дочери не помешало Каращенко предотвратить ту попытку завладеть частью его состояния. Исчезновение "Святого Евлура", получившего очень важный фрахт, не разорило бы Каращенко, но подорвало его репутацию (и финансовые потери тоже были неизбежны, ведь пришлось бы заплатить неустойку), а это бы ударило по стоимости акций. Тоша тогда понимающе кивнула, теряющие в цене акции можно было скупить у напуганных мелких держателей, хоть контрольный пакет был у Каращенко, но не пятьдесят процентов! Ну а потом собрание акционеров — и некоторые предприятия меняют владельца.

Каращенко благодарно смотрел на Тошу красными глазами, в эту ночь он не выспался, пользуясь новомодным изобретением — телефоном, отдавал распоряжения своим служащим. Из рассказа Тоши он узнал о судьбе своего конкурента и готовился проделать с акциями предприятий Шулумова то, что тот сам раньше хотел сделать со своим конкурентом. И вот сейчас визит полицейского инспектора был очень некстати. Миллионер-сахарозаводчик ушёл продолжать коммерческие дела, а к завтраку вышли его жена и дочь. За завтраком говорили о погоде и других подобных вещах, о событиях прошлой ночи и слова не было сказано. Хотя, нет, об опере тоже говорили. В основном восторгались и живо обсуждали мадемуазель Атиша и мадам Каращенко. Тоша сначала вежливо кивала, а потом ей стало скучно, и она, сбежав из-за стола, устроила весёлую возню с тоже улизнувшей от такого нудного разговора Ласочкой.

Тоша прокрутила барабан своего револьвера и зачем-то заглянула в ствол, Атиша, с неодобрением следившая за действиями сестры, спросила, покачав головой:

— Тоша, а ты уверена, что он нападут? Ведь ты говорила, что их главарь убит, так зачем же выполнять его приказ? Ведь проконтролировать выполнение этого приказа уже некому!

— Тиша, гангстерская "семья", как любая строго вертикально структурированная организация, очень инерционна, я бы сказала — бюрократична. Но в отличии от классической бюрократии, где любое действие долго готовится и неспешно выполняется, но если началось выполнение, то его трудно остановить, у гангстеров выполнение начинается мгновенно после получения приказа, а вот отменить его... Вот тут-то бюрократия и начинается.

— А почему? — заинтересовалась Тиша, внимательно выслушавшая Тошу, та начала пояснять:

— Приказ отдаёт босс, и не выполнить его... Наказание будет быстрым и неотвратимым...

— Ноги в тазик с цементом... — укоризненно начала Атиша, перебив Тошу. Начала так, словно её сестра была виновата, что у гангстеров такие нравы. Тоша, нисколько не смутившись, продолжила рассказывать:

— Не только в тазик, про тазик — это так, к слову, обычно в любую подходящую ёмкость, достаточно большую, чтоб тот, кого подобным образом решили казнить, не убежал.

— А что были случаи? — Атиша так удивилась, что перестала укоризненно смотреть на сестру, та чуть усмехнулась:

— Случаев не было, были попытки. С грузом на ногах не всегда на глубину бросают, в смысле топят. Вернее, всё же топят, но не сразу. Вывозят на берег океана во время отлива и потом медленно поднимающаяся вода...

— Брр, — передёрнуло Атишу, и она осмотрела на сестру, — Тоша! Неужели ты...

— Я такого не делала, но видела. Двоих даже спасла, тех, что должны были в океане утонуть, — Тоша ещё раз заглянула в дуло револьвера и, вздохнув, сообщила: — Не хочется терять, "миротворец" — хороший револьвер, мощный, надёжный, но... Он стал уликой, вот и приходится избавляться. Вот сегодня это и сделаю.

— Тоша, а ты уверена, что сегодня?..

— Тиша, я же тебе объясняла: босс дал команду, и она обязательна к исполнению, немедленному исполнению! Отменить может только он сам, другой побоится взять на себя такую ответственность, да его могут и не послушать. Ну а то, что босса уже нет, роли не играет, к тому же исполнители могут этого и не знать. Думаю — как только дона Капороне обнаружили мёртвым, полиция сразу оцепила "Гранд-Пассаж". Это же инспектор заявился сюда ни свет ни заря.

— Он что-то заподозрил, ведь он чего-то сюда пришёл же, — поинтересовалась Атиша, Тоша ответила:

— В номере этого заокеанского гостя не только его нашли, но и некоего господина Шулумова, конкурента нашего любезного хозяина. Сама понимаешь, смерть такого важного господина очень выгодна Каращенко, вот инспектор и прибежал сюда. К тому же люди Каращенко проявили небывалую осведомлённость и начали деловую активность ещё до открытия биржи. Мне кажется, что все активы Шулумова хозяин этого дома, столь любезно нас приютивший, уже прибрал к рукам.

— Он не прогадал, пригласив нас... — начала Атиша и, осенённая догадкой, спросила у сестры: — Тоша! А ты откуда знаешь, что этот конкурент Каращенко мёртв! Ты его тоже!..

— А незачем подговаривать нехороших людей, чтоб они детей воровали и корабли взрывали! — нисколько не смутившись, ответила смуглая девушка. И глядя на сестру, прижавшую руки к груди, жёстко добавила: — Только за одно это его надо было ногами в тазик с цементом и на берег океана. Можно сказать, ему повезло — быстро и безболезненно, он даже не понял, что происходит.

Тоша, глянув за окно на начинающее темнеть небо, сказав "Пора", в это окно и выпрыгнула. Едва качнувшиеся ветки показали Атише направление, куда подалась её сестра — Тоша тенью скользнула в кронах деревьев, двигаясь к ограде усадьбы.

На следующий день к завтраку девушки не то что опоздали, но не спешили. Когда сёстры появились в обеденном зале (так он назывался, хотя там и завтракали, и ужинали), там были Каращенко и начальник его охраны, был там уже знакомый полицейский инспектор и ещё один полицейский, в мундире с маленькими погонами. Судя по всему, завтракать ещё не начинали, а на пустом столе лежал Тошин "миротворец" и ещё несколько револьверов поменьше. Атиша многозначительно посмотрела на сестру, а та, демонстративно зевнув, спросила:

— Я надеюсь, эта выставка не вместо завтрака? Если это так, то я с Тишей пойду на бульвар, там есть замечательное кафе. Кофе, круасаны, что ещё нужно для утреннего счастья?

— Мадемуазель Атоша, приношу вам и вашей сестре свои глубочайшие извинения, — инспектор бросился целовать девушкам руки и после этого обязательного ритуала приступил к своим обязанностям:

— Я хотел бы вам задать несколько вопросов, если позволите.

Тоша посмотрела на сестру, та важно кивнула, и девушка, небрежно махнув рукой, разрешила:

— Позволяем, задавайте.

— Сегодня ночью возле дома господина Каращенко, вернее, не совсем возле дома, а там дальше по улице, возле скверика (именно там накапливались люди Капороне перед тем, как идти на штурм) была перестрелка, многие жители близлежащих домов это засвидетельствовали. Не можете ли вы мне что-то об этом рассказать?

— Что стреляли, мы с сестрой слышали, но это было за забором и далеко, к тому же у господина Каращенко хорошая охрана, она бы не допустила сюда вторжения. Не так ли? — ответила Атиша и закончила вопросом к начальнику охраны, тот многословно заверил девушку, что он и его люди были всю ночь начеку и не позволили бы перелезть через забор злоумышленникам, если бы те вознамерились бы это сделать. А если бы такое и произошло, то нарушители спокойствия семьи Каращенко и гостей хозяина дома получили бы достойный отпор! Но поскольку нарушения границ имения не произошло, то и вмешиваться начальник охраны не посчитал нужным — а вдруг, то был отвлекающий манёвр и на дом был бы совершён налёт? Нападение с другой стороны? Мало ли кто там затеял стрельбу на улице, может, по кошкам стреляли, а может, это был просто салют? Кто-то что-то праздновал и так это отметил? Выяснение подобных вопросов, как и разбираться с тем, что происходит за пределами охраняемого объекта, не входит в задачу здешней охраны и её начальника. Инспектор выслушал начальника охраны, не перебивая, но слегка морщась. Тоша, это заметившая, видно полицейского раздражало витиеватое многословие начальника охраны, после того как тот замолчал, обратилась к полицейскому инспектору:

— Если бы я знала, что вас это так заинтересует, то сходила бы посмотрела — кто там стреляет? Всё равно спать мешали! И куда только наша полиция смотрит?! Безобразие!

— Полиция не может за всем уследить, — немного обиделся полицейский, Атиша, всплеснув руками, поинтересовалась:

— Неужели в Черноморске по ночам так много стреляют, что полиция не может выяснить — кто это безобразничает!

— Может, и мы это обязательно выясним, — вмешался второй полицейский и спросил у Тоши: — Мадемуазель, вы прошлый раз, при разговоре с моим коллегой, показали глубокие знания оружия, в частности револьверов, не могли бы вы мне помочь, если, конечно, это в ваших силах.

— В моих, — кивнула девушка и сама задала вопрос: — Вас интересует, велась ли стрельба из тех револьверов, что вы здесь разложили? Вернее, не велась ли стрельба из другого оружия? — полицейский кивнул, и Тоша стала подробно объяснять: — Могу вас обрадовать, если конечно вас это обрадует, стреляли только из "миротворца", "питона" и "длинного драгуна". Я, ещё подумала — куда они из "драгуна" лупят, ведь это оружие имеет хорошую дальнобойность и в основном применяется для стрельбы по удалённым целям.

— Стреляли почти в упор, вы правы, стреляли именно из этого оружия. Количество пуль и количество гильз совпадают. Осталось выяснить — из этих ли револьверов выпущены пули, но думаю, экспертиза подтвердит мои выводы: стреляли именно из этого оружия. Но есть одно "но", все стрелявшие убиты! — пояснил полицейский. Тоша кивнула и сделала предположение:

— Напрашивается вывод — что они перестреляли друг друга, а последний, тот, кто уцелел, потом сам и застрелился. Как вам такая версия для следствия?

Полицейский инспектор растерянно заморгал, то, что сказала девушка, ему показалось наиболее правдоподобным, и ничего другого он придумать больше бы не смог. А второй полицейский, судя по всему, это был эксперт, поинтересовался у смуглой девушки:

— Мадемуазель Атоша, а если серьёзно, то какую бы версию вы предложили, как бывший сотрудник сыскного агентства "Гран Пикертон, коллеги и сыновья"?

— Вы хорошо изучили мою биографию, — улыбнулась эксперту девушка, глянув на полицейского инспектора (тот от удивления даже рот открыл). Тоша продолжила, сразу опровергнув утверждения эксперта: — Только я не была штатным сотрудником, оказывала кое-какие услуги, но в основном от них скрывалась.

— Довольно удачно, — хмыкнул эксперт, а девушка изложила свою версию:

— Я много не знаю, но мне кажется — дело было так: две группы гангстеров учинили разборку, а судя по оружию, это граждане ССР, ну, эти гангстеры решили выяснить какие-то свои отношения. Возможно, первая группа собиралась напасть на дом господина Каращенко, возможно, на какой-то другой. Не буду гадать, но между группами возник конфликт, окончившийся стрельбой. Когда дело близилось к развязке, то есть участников перестрелки осталось мало, появился третий, или появились и добили оставшихся. Потом вложили свои револьверы в руки убитых, забрав чужие, и спокойно удалились. Я бы предположила, что этот третий — владелец "миротворца", не исключено, что он же перестрелял тех, о которых вчера рассказывал ваш коллега.

— Интересная версия, — внимательно выслушав девушку, кивнул эксперт. Тоша слегка наклонила голову, показывая, что принимает похвалу, а полицейский, вернув полупоклон, повторил: — Интересная версия, но видно, что вы многое не знаете. Большинство из убитых, жертвы стрелка из "миротворца", он в этой, как вы выразились, разборке участвовал с самого начала, возможно, он её и начал, перестреляв большинство соперников, но в итоге был сам убит и остался там лежать, сжимая свой револьвер в окоченевшей руке.

— Хороший стрелок, владелец "Миротворца" плохим быть не может. Но в итоге сам оказался жертвой неизвестного стрелка или стрелков, — кивнула Тоша, эксперт кивнул в ответ и добавил:

— Он же расстрелял водителя и пассажиров того автомобиля, тут вы угадали. Ваша версия о третьих лицах, участвовавших в этой перестрелке, более вероятна и будет рассмотрена.

Тоша снова склонила голову и спросила:

— А каково ваше звание или какую должность вы занимаете в полицейском управлении? Ведь вы не простой эксперт.

— Я, мадемуазель Атоша, или поручик Диа, заместитель начальника полицейского управления города Черноморска, — целуя руку девушке, произнёс полицейский, до этого безуспешно делавший вид, что он простой эксперт, Каращенко его-то знал.

— Сколько демона не крась в белый цвет, крылья у него не вырастут, так демоном и останется. Даже если добавить ангельской сущности, свои повадки не поменяет — будет так же безжалостен и кровожаден, — чуть усмехаясь, произнёс белобородый, глядя на своего задумавшегося соперника. Тот, не отрывая взгляда от шахматной доски, пробурчал:

— Ну, не знаю, как проявит себя ангел, получивший изрядную долю сущности демона. По крайней мере, не возражает, глядя на то, что творит демон. А может, это потому, что всё, что делает демон, во благо? Во благо ангела? Пусть демон и поступает... как демон, — качнул рожками говорящий, — но делает это не для себя, а для других? Имеем тот случай, когда цель оправдывает средства? А? И прежде чем обвинять демона, вспомни, кто ему соответствующее прошлое сделал? Нет, чтоб какую-нибудь красивую историю придумать, так нет же... Девушка-воин, с детства постигавшая науку боя, а потом её с успехом постоянно применявшую! А? А потом эти приключения в этой, как его — ССР. Я такого и не придумал бы!

— С чьей подачи, с чьей подачи? — кивнул белобородый, делая ответный ход. Подняв глаза на рогатого, с улыбкой, произнёс: — Ты же сам так хотел. Чего-нибудь такого этакого. К тому же — когти, взгляд наводящий ужас и некоторые другие качества, согласись, белошвейка из неё не получилась бы. Ты же хотел, чтоб это всё получило какое-то объяснение.

Рогатый раздражённо щёлкнул хвостом — действительно, всё... Ну не всё, но кое-что, присущее демону, своей фигуре он оставил, но как она должна была бы противостоять своему благостному противнику? Тот ведь тоже не был беззащитен, и неизвестно, кто победил бы в прямом поединке? Сила, напор, ярость демона не смогли бы преодолеть ментальную защиту ангела, до физического контакта бы просто не дошло, и демон растворился бы в благости. Демон должен был действовать хитростью: соблазнить, чтоб подобраться вплотную, но!..

— Вот именно, но! — белобородый, казалось, прочитал мысли своего вечного соперника, а может, думал о том же. И с улыбкой глядя на рогатого, высказал, что думал сам:

— Всё смешалось — демон поступает так как ангел, но при этом действует как демон. Ангел вместо того, чтоб вмешаться и прекратить это безобразие, спокойно смотрит. Кто они теперь? Ангельский демон и демонический ангел? Они настолько переплелись, что разобрать, где кто почти невозможно! Если ты не против, можно ещё попробовать, вместе. Думаю, что это не будет нарушением условий спора. Ну как?

— Наверное, будет интересно, — очередной раз щёлкнул хвостом рогатый, щёлкнул уже без раздражения.