— Знаешь, Фрей, я, пожалуй, останусь на Змее, мне здесь привычнее. С вами в трактир схожу, посмотрю, что там и как, да и каша Угрима хоть и вкусная, но уже надоела, свой сухпай тоже уже доели.
Идею сходить в трактир поддержали Ингрид и Хельга, хотя обе девушки заявили, что если Вейрин собралась ночевать на Змее, они её не бросят. Вейрин закрыла вход в каюты, заблокировала управление, и вся компания сошла на берег. Змей стоял у пристани, прижавшись к ней не боком, как ладьи и драккары, а плоской кормой. Сойдя последней на пристань, Вейрин некоторое время стояла, задумчиво глядя на большой кузов истребителя и на изрядно обтрепавшуюся и покосившуюся деревянную халабуду, называемую "каютой". Повернувшись к ожидавшим её девушкам Вейрин, сказала:
— Есть идея, как сделать полноценную каюту, даже две, и отсек для груза. Вот завтра этим и займёмся, а сегодня отдыхать, тем более что темнеть начало — самое время для разгула! Ведите меня в это заведение местного общепита.
Что за разгул и где его решила устроить Вейрин, воительницы не поняли, а уж что такое общепит было вовсе непонятно, но сама идея им понравилась и девушки отправились в "Большой шлем". Воительницы так и остались в шикарно оформленных бронежилетах, даже Хельга, которая была в сарафане. Вейрин тоже не стала менять одежду.
Заведение, именуемое "Большой шлем", мало чем отличалось от уже виденных Вейрин, разве что было больше, да и мебель (столы и лавки) была массивной. Столы, сделанные из толстых досок, были такой длины, что уместиться за ними могли человек тридцать, лавки были им под стать. Почти все места были заняты, Вейрин, увидев это, немного растерялась, но Фрей, решительно направившись к одному из столов в глубине большого зала, увлекла девушку за собой. Чтобы туда добраться (этот стол был у противоположной от входа стены), надо было пройти мимо нескольких довольно шумных компаний. Когда проходили мимо одной такой компании, кто-то со словами "А вот и девочки пришли" попытался шлёпнуть Вейрин по тому месту, по которому подвыпившие мужчины обычно шлёпают девушек, чтоб показать им своё расположение, а именно — пониже спины. Слова были произнесены не на норманнском, но Вейрин поняла, это был один из языков, которые знала Фрей и которые она усвоила во вовремя сеанса ментоскопирования. Мужчина, попытавшийся шлёпнуть Вейрин, был настоящим гигантом, выше не маленького Олафа почти на голову и раза в полтора шире в плечах. Его размеры и сила были сразу оценены Вейрин, так как она успела перехватить руку этого великана, с трудом её удержав — шлепок, в который было вложено едва ли много силы, девушка едва предотвратила. Вейрин не стала даже пытаться применить какой-нибудь приём типа броска или пробовать выкрутить эту огромную руку, она её просто сжала. Так это выглядело со стороны, на самом деле — девушка если бы и хотела обхватить эту руку, то это вышло бы у неё с трудом, а может, и не вышло бы. Вейрин поступила по-другому, она сильно нажала на болевую точку и отскочила в сторону. Крик, вернее, рёв перекрыл все звуки в довольно шумном до этого зале трактира. В наступившей после этого тишине, если не считать громкого сопения баюкающего свою руку верзилы, раздался спокойный голос Вейрин:
— Если кто ещё сделает подобную попытку, больше жалеть не стану, оторву тому руки и засуну в задницу.
— А почему в задницу? — заинтересовалась Ингрид, она и Фрей, в отличие от Вейрин и Хельги, одетых в сарафаны, были в штанах. На всех девушках ещё были бронежилеты, которые можно было принять за довольно оригинальные верхние кафтаны с меховыми воротниками и такими же оторочками рукавов, но такой предмет одежды, как штаны, ясно указывал, что их владелица — воительница. А вот юбки были здесь только у подавальщиц и у девушек, сидевших за столами (некоторые сидели не на лавках, а на коленях у мужчин), юбки, как бы указывали на их статус. Вейрин, небрежно поправив мех на концах рукавов, ответила подруге:
— А что ещё с ними делать? Не носить же с собой, пусть их бывший владелец носит и думает о своём плохом поведении. Если бы не распускал свои руки, то было бы чем их держать, а так...
— Интересно получается — если бы не распускал, то носил бы оторванные руки руками, а так... — подняла брови Ингрид, Вейрин кивнула:
— Именно так, пусть сам свои оторванные руки и носит, как ему это сделать? Ведь рук-то у него уже не будет, вот и запихну их ему в такое место, чтоб не потерялись. Опять же, торчащие из задницы будут предупреждение другим, что так делать нельзя.
— Так ему же ходить неудобно будет! — прыснула Хельга, Вейрин пожала плечами:
— Это уже будут его проблемы.
Вот так разговаривая, сопровождаемые взглядами сидящих за столами, девушки шли за Фрей. Больше никто не пытался к ним приставать или заигрывать, и они спокойно подошли к столу, за которым сидели женщины, по их одежде Вейрин поняла, что это воительницы. Приветствие Фрей подтвердило эту догадку:
— Мир вам, сёстры воительницы, привет, Валборг!
— И тебе, Фрей, привет! Кто это с тобой? Похоже, что в дружине Олафа появилась ещё одна воительница, кто эта девочка? — ответила Валборг, глядя на Вейрин. Фрей пояснила:
— В дружине Олафа больше нет воительниц, я, Ингрид и Хельга в дружине Вейрин, вот познакомься с ней. Это Вейрин, это Валборг, воительница и ярл.
— Привет тебе, Вейрин, — ответила Валборг на поклон Вейрин, ответила на том же языке, на котором говорил тот верзила, которому было обещано отрывание рук. Чуть прищурив глаза, ярл воительница поинтересовалась: — Много ли дракаров в твоей дружине? Сколько воинов под твоей рукой, ярл Вейрин?
— Я не ярл, воинов в моей дружине нет. Фрей, Ингрид и Хельга — мои подруги и они не под моей рукой, мы просто вместе. А дракар у меня один, к тому же мой "Ласковый Змей" не дракар, совсем не дракар, — ответила Вейрин. Фрей дополнила:
— Мы не просто подруги, мы побратимы! Боевые сёстры!
— Ну что ж, бывает и так, — кивнула Валборг, после чего предложила: — Присоединяйтесь к нам, я так понимаю, что к воинам дружины Олафа вам идти не очень хочется. Присоединяйтесь, тем более что у меня есть к вам вопросы.
Вопросы у неё были в основном к Вейрин, Валборг уже много знала, видно, кто-то из дружины Олафа успел ей многое рассказать о Вейрин, о её вкладе в успешность похода гостевого каравана от Новагорода до Любена. Женщина о многом спрашивала, было видно, что ей многое известно, но некоторые вопросы Вейрин позабавили, особенно о том, как ей удалось приручить морского змея. Разговор вёлся на том языке, на котором разговаривала Валборг и остальные сидящие за столом женщины, они тоже принимали участие в разговоре, демонстрируя живейший интерес к тому, что рассказывала Вейрин. Когда же наступила в этом разговоре передышка, Вейрин поинтересовалась у Фрей:
— А почему норманны говорят пусть на похожих, но всё же разных языках? Если судить по названию — это же один народ, значит и язык должен быть один, не так ли?
Вопрос Вейрин вызвал улыбки у всех присутствующих, Валборг удивлённо спросила:
— Откуда ты взялась, если такого не знаешь? Ведь ты же свободно говоришь на всех трёх языках северных народов!
— Норманны — это общее название всех северных народов. Есть три больших народа и у каждого свой язык, это свеи, даны и норги. Есть ещё несколько малых народов, со своими языками, но на них они говорят только со своими, а для общения с другими используют один из вышеупомянутых языков. В дружине Олафа говорят на свейском, там большинство свеи, хотя есть и другие, вот я, например, как и Валборг, из данов, — пояснила Фрей. Вейрин ещё хотела спросить (не всё же ей на вопросы отвечать), как её внимание отвлекли три человека, которые вышли на незанятое столами пространство зала. Вейрин когда увидела это небольшое возвышение у стены, рядом со столом, за который усадили её и подруг, удивилась и хотела поинтересоваться — зачем оно. Тем более тут, где и так довольно тесно от посетителей, так почему бы не поставить ещё один стол, ведь там уже стоит несколько лавок.
Появление этой троицы пожилых людей было встречено приветственными криками. В руках они держали какие-то небольшие, тонкие ящички сложной формы, украшенные резьбой. Это, наверное, какие-то струнные музыкальные инструменты — сразу подумала Вейрин и не ошиблась. Один из этих людей заиграл, пощипывая струны, а потом и запел. Если играл он довольно хорошо, то вот пел... это пение больше напоминало гнусавый речитатив с взвизгиванием и попытками перехода на бас. Вейрин. слушая это пение, морщилась, а когда запел старший — скривилась. Завершение выступления каждого из этих исполнителей сопровождалось не только восторженными криками зрителей, но и монетами, бросаемыми в деревянные миски, стоявшие перед каждым из певцов. Поведение Вейрин не осталось незамеченным, уж очень оно бросалось в глаза, тем более что в отличие от остальных она монет не бросала. Может, на Вейрин и не обратили бы внимания, но точно так же вели себя и её подруги. Старший из певцов, нахмурив брови, поинтересовался у Вейрин:
— Чем тебе не нравится наше пение? Неужели ты можешь спеть лучше или сыграть? Если да, спой и покажи, как ты можешь сыграть на лире, а мы послушаем. Или же ты боишься? Или ты столь невежественна в этом высоком искусстве, что просто не понимаешь всей красоты подобного исполнения? Если это так, то затыкай уши и не смущай истинных ценителей своим кислым видом!
На Вейрин уставилось множество глаз, но не это разозлило девушку, а тон этого певца и кривые ухмылки смотрящих на неё. Вейрин встала, подошла к мужчине и забрала у него инструмент, чем-то напоминающий гитару без грифа. На этом инструменте играли, положив его на колени и дёргая за струны обеими руками. Взяв эту недогитару, которую обозвали лирой, Вейрин подёргала за струны, пытаясь понять, как этот инструмент звучит. Потом перехватив эту лиру так, как берут гитару (хоть это было довольно неудобно), Вейрин, перебирая струны, сыграла простенькую мелодию, вроде прозвучало неплохо. Улыбнувшись, девушка ударила по струнам и запела. Это была одна из песен, которые напевали Ингрид и Хельга. Простенькая мелодия в исполнении Вейрин словно развернулась, зазвучав совсем по-другому. Если гомон в зале при выступлении певцов хоть немного стих, но всё же полностью не прекратился, то сейчас все слушали, затаив дыхание. Вообще-то, Вейрин не была профессиональным исполнителем, но голос, очень неплохой и сильный, у неё был, слух и чувство ритма тоже. Недаром музыкальную аппаратуру установили у неё на истребителе, солисткой самодеятельного ансамбля тоже её выбрали. В зале этого трактира на удивление была хорошая акустика, и мощный, глубокий голос девушки развернулся вовсю! Когда Вейрин замолчала, в зале была такая тишина, что казалось, люди перестали дышать. Вейрин, чуть улыбаясь, протянула лиру бледному и словно окаменевшему её владельцу, в это время Вальборг, шумно выдохнув, сказала:
— Да! Сирену никто перепеть не сможет!
Валборг, воительница, прозванная обоерукой фурией, ярл
О том, что прибывает караван торговых гостей из Новагорода, Валборг доложили, как только паруса кораблей этого каравана появились на горизонте. Это стало возможным, потому что дозорный из её дружины был не на пристани, а на башне одной из стен, стоявших на мысе, отделявшем гавань от моря. Вот поэтому Валборг уже была на пристани, когда ладьи и драккары каравана только входили в гавань. Валборг не терпелось поговорить со своей подругой, воительницей Фрей, дружинницей ярла Олафа. Когда-то они вместе ходили под началом Олафа, но потом Валборг ушла от него и собрала собственную дружину, и вот теперь она хотела переманить к себе подругу. То, что в дружине Олафа Фрей не единственная воительница, Валборг было известно, вот она и хотела предложить всем девушкам перейти к ней, ведь у неё в дружине, считая её, было уже было пять воительниц.
Драккары пришвартовались к пристани немного в стороне от ладей торговых гостей. Дружинники Олафа, которые не принимал участия в разгрузке драккаров (хотя что там было разгружать, съестные припасы все съедены, а другое имущество... сколько у воина может его быть, всё что есть он носит с собой), направились в город. Но среди сразу сошедших на берег и тех, кто это сделал позже, Фрей и других воительниц не было. Валборг очень удивилась, но когда расспросила знакомого воина, ей не то чтобы всё стало ясно, но кое-что прояснилось. Рассказанное очень подогрело интерес Валборг к этой Вейрин, которая сначала притворялась парнем-дварфом, а потом оказалась девушкой, да ещё и сиреной (Олаф поделился своими догадками с Асгейром, и многие слышали их разговор, на драккаре всё же на виду). Это ещё больше усилило желание Валборг поговорить с Фрей и с этой дварфосиреной более обстоятельно, чем это можно сделать на пристани. Поэтому она отправилась в "Большой шлем", уверенная, что Фрей обязательно туда придёт, и не сама.
Валборг не ошиблась, Фрей пришла в "Большой шлем" и привела девушек, в том числе и эту дварфосирену. Её внешний вид совсем не производил впечатления — маленькая и худенькая девчонка, одетая во что-то похожее на кафтан, не прикрывающий колен. Странный кафтан, с меховым воротником и такими же манжетами. Странным было и то, что все девушки были одеты точно так же, разве что на Фрей и Ингрид были штаны, а не юбки. Странным было и то, что на Фрей и Ингрид не было кольчуг, они редко снимали этот предмет одежды, а уж сюда-то должны были прийти одетыми как обычно. Оружие, правда, у них было — мечи за спиной, а вот у Хельги — только кинжал на поясе. У четвёртой девчонки ничего не было, вернее, на поясе висело что-то очень похожее на маленький топорик, настолько маленький, что это не могло не вызвать улыбку. К тому же этот топорик был очень тупой с режущей кромкой толщиной в палец! Если это был молоток, то уж очень хлипкий. Ну вот совсем непонятно — зачем эта пигалица на пояс повесила такую бесполезную вещь!
Один из дружинников Валборг, которому было приказано немного позаигрывать с этой незнакомкой (остальных-то Бьярн знал), попытался шлёпнуть её по заднице, этот верзила только так и умеет заигрывать. Казалось, девчонка должна взвизгнуть или хотя бы смутиться, но произошедшее, поставило Валборг в тупик. Девчонка как-то увернулась и даже не ударила (даже сильный удар такой пигалицы Бьярну был не страшнее комариного укуса, если бы он его вообще почувствовал), а только прикоснулась к руке мужчины, намного превосходящего её в размерах. А тот заорал так, как будто ему эту руку отрубили! Рука сначала повисла как плеть, а потом Бьярн её долго и бережно баюкал, видно пытаясь успокоить боль. Вот что эта девчонка могла такого сделать, чтоб так проняло этого богатыря Бьярна? А потом ещё заявила, что если кто повторит подобную попытку, то оторвёт руки, причём сделала это так, что никто не усомнился в её возможности это сделать! Да и слова Ингрид это подтвердили, а она так просто ничего не говорит, это все знают.
При разговоре с Фрей и Вейрин (так звали эту дварфосирену) выяснилось немного, было видно, что эта девчонка отвечает честно, но при этом уж очень непонятно, а сама задаёт такие вопросы, ответы на которые всем известны. И вот откуда она такая взялась? Удовлетворять любопытство Валборг помешали менестрели, поскольку они разместились в непосредственной близости от стола, за которым сидели девушки, то те разговор временно прекратили. Играли и пели менестрели очень и очень неплохо, но почему-то Вейрин их выступление не понравилось. Старший менестрель воспринял поведение девушки как вызов своему искусству и предложил сыграть и спеть ей, сделал это в довольно высокомерной манере. И Вейрин ответила, и как ответила! Взяв лютню как-то не так, девушка заиграла совсем не так, как обычно, сразу было видно, что играть она умеет, а вот музыкальный инструмент для неё непривычен, но она быстро приноровилась. А когда запела... даже когда поют лучшие менестрели, их не все слушают, разговаривают, пьют, едят, это ведь трактир, люди именно за этим сюда приходят, песня менестреля — это как приятный довесок к основному занятию. Но тут разговоры стихли, люди перестали жевать, все слушали песню этой девушки. Слушали затаив дыхание! Даже менестрели слушали, открыв рты, а может, потому и раскрыли, что они оценили и игру, и пение девушки по достоинству. Закончив петь, Вейрин встала и, улыбаясь, протянула лиру застывшему менестрелю, а Валборг, уже не сомневаясь с кем имеет дело, сказала:
