— Стоп! — перебил Ибрагима Якадзуно. — Я так понимаю, что если энергия связи тяжелого ядра больше, чем у двух легких ядер, то при синтезе энергия должна не выделяться, а поглощаться.
Ибрагим задумался.
— Не помню, — сказал он. — То ли эта энергия отрицательная, то ли у железа энергия связи не максимальная, а минимальная... короче говоря, энергия выделяется, когда реакция идет в сторону железа. То есть, если легкие ядра объединяются или если тяжелые ядра распадаются, энергия выделяется, а если наоборот, то поглощается.
— Теперь понятно, — сказал Якадзуно. — Что дальше?
— Чем дальше исходное ядро отстоит от ядра железа, тем больше энергии выделяется в ходе реакции. Так, например, при синтезе гелия из водорода выделяется почти в тысячу раз больше энергии, чем при распаде тория. Чем тяжелее тяжелое ядро, тем больше энергии выделяется при его распаде, и чем легче легкое ядро, тем больше энергии выделяется при синтезе.
— Понял. И сколько энергии выделяется при распаде сто двадцатого элемента?
— Точно не известно, раньше ведь считалось, что этого элемента не существует в природе. По некоторым оценкам, в десятки раз больше, чем при термоядерном синтезе. А то и в сотни.
— Круто. Тогда сколько у нас тут килотонн в тротиловом эквиваленте?
Ибрагим наморщил лоб, что-то вычисляя про себя. Потом он потряс головой, снова наморщил лоб, беззвучно зашептал что-то неразборчивое и наконец произнес странно звучащим голосом:
— Получается, мегатонн десять. Это самое меньшее.
Дэйн помотал головой, точь-в-точь, как это только что сделал Ибрагим.
— Это же... здесь же больше энергии, чем во всем Олимпе! — воскликнул он.
— Этот порошок произведет переворот в физике, — сказал Якадзуно.
— Не знаю, переворот или нет, но ученые на этом деле защитят не одну диссертацию, — криво усмехнулся Ибрагим. — Вопрос в другом — зачем этот порошок везли на Деметру?
— Не знали, что внутри статуи? — предположил Дэйн. — Слушайте, ведь эту вещь сделали цверги! Они могли положить внутрь все, что угодно, их цивилизация древнее нашей, никто точно не знает, что они умели делать в прошлом, да и сейчас кто может сказать, что они умеют, а что не умеют? Сколько людей понимает язык цвергов? — Дэйн взглянул на Якадзуно.
— Несколько тысяч, — ответил Якадзуно. — Да, цивилизация цвергов малоизученна, но я не верю, что цверги сваривают свои священные статуи из двух половинок. И неизвестно, есть ли у них вообще священные статуи. Надо провести дополнительную экспертизу золотой оболочки, нужно точно выяснить, цверги ее сделали или не цверги.
— Да, — согласился Ибрагим, — это мы обязательно сделаем. Мы уже сфотографировали статую, завтра эти фотографии будут смотреть ксенологи.
— У вас есть специалисты по цвергам? — спросил Дэйн.
— Чего нет, того нет, — покачал головой Ибрагим. — Наши ксенологи специализируются по ящерам, но все они проходили общий базовый курс, они знают о цвергах больше, чем кто-либо еще на этой планете. Кроме того, в университетской библиотеке есть большая коллекция материалов по цвергам. Толковый ученый, пусть даже и не видевший цвергов живьем, вполне способен выдать за пару дней квалифицированное заключение.
— Еще можно проанализировать воздух в микропузырьках, — предложил Якадзуно.
— В каких микропузырьках?
— При отливке любого изделия около поверхности образуются микроскопические пузырьки воздуха. По содержанию примесей в этих пузырьках можно приблизительно определить, где и когда была сделана отливка. У нас на Гефесте это основной способ, которым выясняют происхождение сомнительных слитков.
— Это мы обязательно сделаем, — согласился Ибрагим. — Только тогда мне придется изъять у вас оболочку. Нехорошо, конечно, что она будет храниться у нас, у нас ведь нет такой хорошей охраны, как у вас, но ничего не поделаешь. Кстати! Вы обладаете полномочиями установить повышенный режим безопасности в этом здании?
— Рональд? — переадресовал вопрос Якадзуно.
— Обладаем, — ответил Дэйн. — Только я не вижу смысла в повышенном режиме. Я думаю, следует ввести тайное усиление, когда все, кроме службы безопасности, продолжают думать, что все в порядке.
— Согласен, — кивнул Якадзуно, — так и распорядись. Официальное обоснование... да по-моему, можно так и сказать — особо ценный груз на территории здания.
— Лучше сказать, что мы получили предупреждение, что ХММ планирует диверсионную операцию.
— ХММ — это "Хэви Метал Майнерз"? — уточнил Ибрагим.
— Они самые. Это наши главные конкуренты, причем, в отличие от нас, они инвестируют в местные разработки.
— Разве здесь есть рентабельные месторождения? — удивился Якадзуно.
— Есть. Алюминий, магний, марганец, еще что-то...
— Тогда им пора переименовываться в "Лайт Метал Майнерз".
— Их местный филиал так и называется. Он оформлен как независимая компания.
— А у вас, что, уже случались диверсии? — спросил Ибрагим.
— Точно не знаю, — ответил Дэйн. — Было несколько случаев, но, между нами говоря, это больше похоже на халатность сотрудников, чем на диверсии.
— А почему между нами? — удивился Ибрагим.
— Потому что служба безопасности всегда должна быть начеку. Ничто так не стимулирует бдительность, чем опасный противник неподалеку.
— Понятно, — резюмировал Ибрагим. — Значит, порошок остается у вас, я только возьму небольшую порцию, чтобы показать начальству.
— А нужно ли показывать начальству? — спросил Дэйн. — Разве мы сами не справимся?
— Не справимся, — отрезал Ибрагим. — Если эту статую сделали цверги, то, может, и справимся, а если люди — то точно не справимся.
— Почему? — не понял Дэйн.
— Сами подумайте. Почему этот порошок отправили именно сюда, а не на Землю? Почему выбрали такой дорогостоящий канал доставки, как "Истерн Дивайд"? Почему статую отправили в такой спешке? Почему получатель делает все возможное, чтобы не привлекать внимание к грузу? Почему эти деятели сразу же решили идти в обход закона? Почему они не обратились в нашу компанию до того, как это сделали вы? Сдается мне, ученые так себя не ведут.
— Тогда кто они? — спросил Якадзуно. — Если не ученые, то кто?
— Понятия не имею. В самом худшем случае — какие-нибудь новые кришнаиты или ваххабиты.
— Зачем повстанцам термояд? — удивился Дэйн. — Что они будут здесь взрывать?
— Да что угодно! Поймите, сто двадцатый элемент — это не просто термояд. Термояд сильно радиоактивен, его надо хранить в специальных емкостях с толстыми стенками, он легко обнаруживается любым радиометром. Термояд в чистом виде — сверхлегкий газ, он занимает огромный объем. Даже в химически связанном виде килограмм термояда занимает больше трех литров, в меньший объем его не вместить, хоть ты тресни. Чтобы взорвать термояд, надо создать сверхвысокую температуру и сверхвысокое давление, поэтому, как только начинается реакция, заряд стремиться разбрызгаться и покинуть эпицентр, не участвуя во взрыве. Если просто взорвать атомную бомбу рядом с термоядом, термояд не сдетонирует, нужны специальные устройства, которые будут препятствовать его разлету, поэтому термоядерные бомбы очень громоздки, они используют сложные взрыватели и еще более сложные предохранители. А сто двадцатый элемент — твердый металл почти в двадцать раз тяжелее воды, он тяжелее, чем золото и ртуть, ядерный заряд из такого металла может быть сделан более компактным, чем кто-либо мог это вообразить. Сто двадцатый элемент взрывается потоком нейтронов, ему не нужен сложный взрыватель, подрываем рядом атомную бомбу и все атомы сто двадцатого элемента распадаются за миллионную долю секунды. Можно даже вообще обойтись без детонирующего заряда, просто кладем рядом большой кусок неочищенного урана и все взрывается. Или, вообще, взять компактный ускоритель элементарных частиц, подобрать мишень, чтобы вылетало побольше нейтронов, поставить рядом с зарядом и все, больше ничего не нужно, включаем ускоритель — все взрывается. А самое главное то, что сто двадцатый элемент нерадиоактивен, его нельзя обнаружить, если точно не знать, где искать. У нас в руках самое идеальное оружие для террориста, какое только можно придумать.
— А кстати, — заинтересовался Якадзуно, — почему сто двадцатый элемент нерадиоактивен?
— Я точно не знаю, — признался Ибрагим. — Есть такое понятие в ядерной физике — остров стабильности. Если атомное ядро удовлетворяет каким-то условиям, оно стабильно. По таблице Менделеева разбросано то ли пять, то ли шесть островов стабильности, это когда в одном районе оказывается намного больше стабильных изотопов, чем обычно. Когда-то давно ученые предсказали следующий остров стабильности около сто двадцатого элемента, но никто не смог проверить это экспериментально. Вне этого острова все тяжелые изотопы радиоактивны, причем с ростом размера ядра период полураспада быстро падает... Короче говоря, атомы сто двадцатого элемента почему-то стабильны, а почему — никто не знает.
— Понятно, — механически произнес Якадзуно, хотя ему было понятно далеко не все. — Если мне не изменяет память, самый маленький ядерный заряд из всех, что когда-либо были созданы, помещается в чемодан. Если его сделать на основе сто двадцатого элемента, какова будет мощность?
Ибрагим уставился в потолок и снова беззвучно зашевелил губами.
— Если восстановить сто двадцатый элемент из соли в чистый металл, — наконец сказал он, — думаю, в чемодан можно вместить мегатонну. Надо, конечно, все тщательно просчитать, но, по грубым прикидкам, на основе сто двадцатого элемента можно создать бомбу, которая поместится в дамскую сумочку.
— И какая будет мощность?
— Килотонн пятьдесят-сто. Правда, регулятор мощности установить не получится, но это, в общем-то, и не нужно. Когда основной заряд нерадиоактивен, его можно упаковать в маленькие коробочки или пакетики, и заложить их в бомбу сколько надо. Шайтан их подери! Насколько удобно — никаких свинцовых стенок, никакой центровки, предохранитель совершенно примитивный — да это настоящая мечта террориста!
Якадзуно криво усмехнулся.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал он. — Но в любом случае дело слишком сложное, чтобы доверить его непрофессионалам. Ибрагим, кому вы собираетесь передать информацию?
— Своему начальнику. У нас очень строгая субординация, вся информация передается от одного звена к другому строго последовательно. Есть специальные каналы связи на экстренный случай, но я пока не считаю, что этот случай уже наступил. Пропажу статуи пока не обнаружили, косвенные данные указывают на то, что получатели ждут пассажирского поезда, чтобы склад изъятых вещей наполнился и стало проще незаметно изъять этого цверга. Будем надеяться, что эти деятели не захотят неожиданно проверить сохранность груза. А вообще, если умеете молиться — сейчас самое время.
3.
Рамирес толкнул наружную дверь застекленного тамбура и она распахнулась с оглушительным скрипом. Рамирес вышел на посадочную площадку, почему-то пластмассовую, потянулся и вдохнул полной грудью воздух планеты, которой суждено стать его новым домом, третьим по счету после Земли и Гефеста. Лучше бы Рамирес этого не делал.
— Фи... — протянула Ши Хо, сморщив свой обычно изящный носик так, что он стал похож на пятачок свиньи, страдающей кожной болезнью. — Какая гадость!
— Как в помойной яме, — сообщил Иван, сплюнул, закашлялся и еще раз сплюнул.
— Осторожнее, — сказал Сингх, — а то проблюешься.
Иван с ненавистью взглянул на своего духовного учителя второго уровня. Сингх поспешно добавил:
— Я в прямом смысле. Когда плюешься или кашляешь, рвотные спазмы начинаются быстрее и длятся дольше. А когда начнешь блевать в этой атмосфере, уже не остановишься, пока желудок не опустеет.
— А вы откуда знаете? — недоверчиво спросил Иван.
— Я имею обыкновение всегда проводить разведку, — заявил Сингх. — Что бы я ни делал, я не делаю это с закрытыми глазами.
— Тут всегда так воняет? — спросил Дзимбээ.
— Не всегда, — ответил Сингх. — В сухой сезон воздух почти не пахнет, а в сезон дождей вновь приехавшие часто надевают марлевые маски. Но к этому запаху быстро привыкают, неделя-другая и его перестаешь замечать. Предохранительные прививки, как на Гефесте, здесь не делают.
— А зря, — подала голос Дева, — мне бы прививка не помешала.
— Тебе на Гефесте повезло, — скривился Рамирес. — Если бы тебя так отколбасило, как меня, ты бы так не говорила.
— Бесы с ним, с запахом, — сказал Дзимбээ, — давайте лучше решать, что будем делать.
— А что тут решать? — Сингх вытащил из кармана мобилу. — Сейчас я позвоню, кому надо, и все решится.
Сингх пощелкал клавишами мобилы, выбирая ключ для защищенного соединения, затем набрал номер и приложил трубку к уху.
— Алло! — сказал он через несколько секунд. — Саша? Это Сингх. Да-да, Абубакар Сингх. Срочная необходимость. Тут со мной Джон Рамирес и вся его ячейка. Стало очень горячо. Да-да, очень горячо, у нас серьезные проблемы. Нет, за нами пока никто не гонится, но обнаружилась одна очень серьезная проблема. Срочная. Нет, лучше приезжай сам. Тогда не приезжай. Нет, нам надо обязательно встретиться, притом сегодня. Ну... не знаю. Нет, по мобиле лучше не говорить. Даже по защищенному каналу. По спутнику? Хорошо. Окей, договорились.
Сингх убрал мобилу в карман и обернулся к коллегам, которые жадно вслушивались в каждое его слово.
— В течение получаса за нами приедут, — сказал Сингх. — Сегодня вечером либо завтра утром я буду разговаривать с боссом, обсудим, как решать проблему. Пока могу сказать, что худшие опасения не оправдались, нас никто не арестовал. Саша тоже пока на свободе, никакого чрезвычайного положения на планете нет. Будем надеяться, пронесет. Вопросы?
Вопросов не было.
— Пока сидим, ждем, — резюмировал Сингх. — Когда окажемся на базе, будем действовать по обстановке. А пока ждем.
4.
Анатолий сидел за столиком ресторана и задумчиво смотрел на сцену. На сцене выступала балетная труппа мазохистов, они танцевали что-то зажигательное, время от времени похлопывая друг друга плетками в такт музыке. Солист балета, уже успевший воткнуть себе по металлической спице в каждое бедро, извивался на переднем плане, изображая то ли умирающего лебедя, то ли Бэтмена, летящего на крыльях ночи. Анатолий зевнул, ему было скучно.
В газетах писали, что в подпространстве бушует какая-то буря, из-за которой движение межзвездных поездов неимоверно ускорилось, но поезд Деметра-Земля почему-то оказался исключением, он надолго застрял в пути и опаздывал уже по любым меркам.
В работе курьера нет ничего хуже такого бесконечного ожидания. Поезд может прибыть в любой момент и тогда ты обязан в течение часа, а лучше, получаса, прибыть на перрон, пройти регистрацию, погрузиться в поезд и отправиться к очередному пункту назначения. Но ждать, когда наступит этот момент, можно неделями, а то и месяцами. Сейчас Анатолий почти жалел, что у господина Пуудли не нашлось ни одного задания для курьера высшего класса, лучше любая работа, чем такое бестолковое ожидание. Анатолий не любил работать на новых планетах, он никогда не восторгался прелестями нетронутой природы, ему всегда была милее старушка-Земля, перенаселенная и загаженная, но все-таки родная. Вряд ли дело было только в эмоциональной привязанности, свою роль сыграла и привычка к земному уровню комфорта, немыслимому на свежезаселенных планетах, и нервное потрясение после того случая на Гае, когда дети, игравшие в героев, решили взять на таран офицера-десантника в боевой броне. Брр...
