Волчица и пергамент. Том 6

Огромный сгусток тьмы перед кораблём двинулся вперёд, толстые верёвки натянулись по всему кораблю, каждый кусочек которого отозвался громким скрипом. Ноги Илении погружались всё глубже в песок отмели, волны разбивались о них, опадая брызгами.

Верёвки толщиной в ногу Миюри скрежетали, сопротивляясь напору огромной овцы. Рога Илении вдруг дёрнулись, корабль стронулся и снова встал, будто споткнулся.

— Ух ты... он сдвинулся, — почти прошептала с замиравшим сердцем Миюри.

Ваден наклонился, посмотрел на море, глубоко вздохнул и сказал:

— Пожалуйста, вытащи наш замок.

— Конечно.

Иления вытащила из песка увязшие в нём ноги и снова двинулась вперёд.

Корабль дёрнулся так, что многие стоявшие на палубе попаали, и не успели они подняться, Иления снова освободила ноги и шагнула вперёд. После нескольких таких рывком движение стало более плавным, различие между ускорением и торможением корабля становилось всё более размытым. Когда уже все могли стоять на палубе, не падая, корабль стал заметно качаться на волнах.

— О, о! Мы в море, мы в море! — прокричал Ваден.

Но Иления продолжала двигаться, ускоряя движение. То ли она вошла во вкус, то ли хотела быть уверенной в результате. Когда остальных стало посещать сомнение, а не собиралась ли она идти так до самого королевства, огромная овца остановилась и повернула голову:

— Кажется, получилось?

Члены команды полезли по верёвкам освобождать рога Илении. Ваден с носа корабля не переставал рассыпаться в благодарностях. Корабль, двигаясь уже самостоятельно по инерции, обошёл огромную овцу, и та игриво легонько поддала рогами в корму корабля, отчего та чуть не погрузилась в воду. Теперь Илении предстояло вернуться в деревню и рассказать старосте и аристократу, что Шарон с остальными уплыла на корабле контрабандистов.

Люди Вадена в воде догоняли корабль, перебирая руками по привязанным к нему верёвкам и напоминая взлетавших с воды уток. Забравшись, они втянули верёвки и поставили паруса, которые наполнились ветром и потянули корабль в бушующее море.

Коул с Миюри провожали глазами Илению, чья огромная овечья форма стала теперь совсем крошечной. Миюри прикрыла глаза и улыбнулась, когда её подруга совсем растворилась во тьме.

— Ха-а-ах, начинается большое приключение!

— Такого неправдоподобного приключения ещё не было... — проворчал Коул.

Никто не поверит, что севший на мель корабль освободила овца, сама размером с корабль. Почти все на корабле были не-людьми, часть же команды вообще работала в крысиных телах, всё это было словно взято из сказки. Коул мог по неосторожности даже наступить на кого-то, поэтому из осторожности сидел у борта, наблюдая за работой необычной компании.

— Я бы хотела показать это дедушке, — вдруг сказала сидевшая рядом Миюри. — Все так стараются, чтобы спасти дедушку.

Коулу было трудно что-то возразить, столь ослепительной была улыбка Миюри.

— Что ж, верно. Так и есть.

Нордстоун, должно быть, испытал в жизни много неприятного, начиная с того момента, когда он единственным из людей покинул Гревс, и до того времени, когда он увидел для себя выход в новой земле за западным морем. У него не раз мог появиться соблазн пойти неправедным путём. Но, в конце концов, он отвернул от пропасти.

Он бежал из разрушенного Гревса, стал жить на землях Рабона и вместе с больной женой и алхимиком поднимать бесплодный край. Когда умерла его жена и исчезла алхимик, у него осталась лишь надежда.

У него должна была остаться надежда.

— Брат, — посмотрела на Коула Миюри, её серебристые волосы развевались на ветру. — Я хочу спасти дедушку.

Её красноватые глаза смотрели пристально и чуть отстранённо.

— Я, конечно, хочу спасти дедушку, но пусть при этом никто не пострадает.

Стефан тоже проявлял беспокойство о Нордстоуне, но, став землевладельцем, мог принимать меры лишь ради обеспечения безопасности своего рода.

— В общем, я согласен.

— Но когда я встречу ту кошку, — добавила Миюри, — мне придётся погладить её против шерсти и спросить, почему она больше не думает об оставленных ею существах.

Что называется...

— Есть ещё один повод найти новый мир, — сказал Коул, и Миюри усмехнулась.

Мгновеньем позже их позвал Ваден.

Ваден предупредил Коула и Миюри о высадке заранее, чтобы они успели приготовиться. Корабль не мог зайти в порт, предстояло найти подходящий участок берега, достаточно удалённый от города, подойти поближе к суше — почти до отмели. Если участок оказался бы скалистым, волны могли разбить корабль о скалы. Кроме того, как и предвидела Миюри, шторм всё усиливался, и даже в ночной темноте можно было видеть белую пену на разгулявшихся волнах.

Ваден дал им бычьи пузыри, и сказал крепко держать их на тот случай, если приведётся упасть в воду, тогда ветер на этих пузырях вынесет их на берег, но Коул, конечно, всё равно очень волновался. Однажды его сбросило в море на севере, но отдать себя ночью на волю волн по собственной инициативе было намного страшнее.

Когда Шарон, с Ваденом в когтях направлявшаяся в сторону Рабона, исчезла в чёрном небе, Коул с Миюри спустились на лодку, спущенную в море. Казавшиеся умеренными волны сейчас могли захлестнуть их с головой. Коул передал вёсла людям Вадена и вместе с Миюри натянул на голову плащ из промасленной воловьей шкуры, теперь оставалось лишь держаться за бычьи пузыри и молиться, чтобы ничего не случилось.

Миюри нервно хихикала, должно быть, она тоже была напугана. Когда дно лодки врезалось в песок на мелководье, её ноги заметно дрожали.

Из лодки на берег выпрыгнуло пять крыс, одна из них скомандовала:

— Идём.

Миюри выбралась на берег и закрутила хвостом, вытряхивая воду, потом она молча показала в сторону города подобно рыцарю в ночном дозоре.

В Рабоне нет приличной наружной стены и нет стражи на въездах в город, но ради безопасности Коул и Миюри, предоставив крысам войти в город самим, нашли место, где бы их никто не увидел, и перелезли через забор. Ветер донёс городской шум, они увидели, что свет, замеченный ими с лодки, исходил от большого костра, горевшего перед церковью.

— Где может быть эта противная курица? Нашла ли она дедушку?

— Я сказал нашим спутникам идти на площадь, но кто-то должен был заметить движение здесь.

Крысы привели Коула и Миюри к дому, во дворе которого спали свиньи. В доме никого не было, возможно, из-за происходившего на площади.

— Неужели сожжение уже... началось?

— Если мой нос не испортился, жареным мясом ещё не несёт.

Тогда, возможно, епископ закрыл Нордстоуна в церкви и объясняет народу законность своих действий. Значит, оставалось лишь ждать, хотя у Коула от беспокойства всё внутри переворачивалось.

— Не беспокойся, — сказала Миюри, она, куда менее терпеливая, чем он, изо всех сил старалась сохранять улыбку на лице. — Хоть она и противная курица, но глаза у неё острые.

Коул слегка похлопал её по мокрой от морской воды голове и с силой кивнул.

Вскоре одна из свиней, недоумённо глядевшая на Коула с Миюри, посмотрела в сторону переулка, откуда прибежали три крысы.

— Ну, что там?

Одна из крыс, она была поменьше, что-то пискнула другой, и та произнесла:

— Госпожа Шарон, кажется, полетела на запад.

— На запад? То есть, покинула город? — наклонился к крысам Коул, и маленькая крыса сжалась, словно боялась, что рассердила его.

— Передали также, что за госпожой Шарон следовал вооружённый мужчина.

— Это господин Язон. Значит, ему пришлось вооружиться.

Вторая крыса продолжала переводить писк маленькой.

— Они увидели в городе людей с факелами и погнались за ними.

Миюри посмотрела на Коула, подумав, похоже, о том же — так он ещё дома?

Будут ли эти люди собирать доказательства вероотступничества Нордстоуна или собираются просто расправиться с ним?

— Когда это случилось?

— Не так давно.

От города до дома Нордстоуна было заметное расстояние, его ещё не должны были поймать. Люди с факелами шли пешком, значит, ещё было время, а Коул хотел ещё успеть переговорить со стариком.

— Миюри, мы тоже.

Миюри кивнула и спросила крыс:

— Хотите прокатиться на моей спине?

Крысы встали на задние лапки и кивнули.

Миюри, снова приняв волчью форму, мчалась быстрее, чем прежде в Келеко. Стрелой, через пшеничное поле, прямо посреди ночи. Крысы пристроились на руках Коула. Миюри, похоже, это не понравилось, но она смолчала, а Коул сделал вид, что ничего не заметил, хотя предполагал, что она на нём потом отыграется.

Коул отчаянно цеплялся за шерсть на спине Миюри, несшейся изо всех сил, и вскоре впереди показались люди с факелами. Возглавлявший их человек нёс знамя, судя по всему, с гербом Церкви. Было очевидным, что их вело не стремление защитить законный порядок в городе, нарушенный контрабандой, а желание искоренить ересь. Их целью было, без сомнения, жилище того, кто создал поле, раскинувшееся вокруг них, кто принёс процветание в Рабон.

Тихо произнесённое в затылок Миюри слово "вероотступник" обдало её жаром. Она ворвалась в лес, даже не подумав замедлиться. Коул, боясь быть обезглавленным какой-нибудь веткой, ещё крепче вцепился в шерсть и пригнулся к самой её спине.

Когда скорость, наконец, снизилась, Коул поднял голову и увидел хижину аристократа и тяжело дышавшую лошадь перед ним. В окне хижины горел свет, когда Миюри приблизилась, лошадь заржала, и Язон в кожаном нагруднике и с мечом в руке вышел проверить ситуацию.

— Господин Коул, — сказал он, не удивившись волчьей форме Миюри, он уже видел её в Раусборне.

— А что с госпожой Шарон?

— Я здесь, народ, вы такие быстрые, — произнесла орлица с крыши и слетела на плечо Язона.

— Дело в том, — произнёс Язон, — что епископ объявил достопочтенного Нордстоуна виновным в вероотступничестве посредством контрабанды, а достопочтенный Стефан почти признал это. Теперь епископ ведёт сюда группу горожан, чтобы собрать доказательства. Вы их видели по дороге?

— Да, им нужно ещё немного времени, чтобы добраться до опушки леса. А что с достопочтенным Нордстоуном?

— Я просил его скрыться на некоторое время, чтобы не мозолить глаза, но он настоял на том, что должен остаться здесь...

Хотя старый аристократ и говорил, что эта земля его не приняла, она, в конце концов, многое значила для него. Силой Миюри, Вадена и всех остальных можно было спасти ему жизнь, но в результате ему пришлось бы уйти, ситуация складывалась не самым правильным образом.

Поэтому Коул, решившись, сказал:

— Я поговорю с ним.

Показав глазами Миюри остаться во дворе, он пошёл к дверям. Эта ночь, безлунная и ветреная, придавала хижине особенно зловещий вид, делала её похожей на раненного медведя, съёжившегося на холодном ветру.

Нордстоун не вероотступник. Возможно, любой, услышав об использовании удобрений, полученных растворением человеческих костей в кислоте, пришёл бы в ужас, но то были кости его предков-мученников, и когда эти кости, растворённые в кислоте, были упокоены на пшеничных полях в родной земле, это даровало жизнь многим людям в этой когда-то пустоши.

Кто мог его винить за это? Он не должен был оставаться в одиночестве в тёмной комнате, и Коул должен ему сказать, что он не одинок, как самому Коулу об этом говорила Миюри.

Коул глубоко вздохнул, сделал последний шаг к двери и взялся за грубо вырезанную из дерева ручку... Но дверь вдруг рывком распахнулась, ударив его по лбу.

— Коул, господин Коул! — испуганно крикнул Язон, такого испуга в его голосе Коул ещё не слышал, даже Миюри прибежала.

Коул присел от боли, голос старика гулом отозвался в его голове.

— А? Что, Предрассветный кардинал?

— Ммм... Достопочтенный Нордстоун... — обратился Коул, вскакивая, хотя в глазах у него ещё было темно. — Я... я здесь...

Фигура старика приобрела отчётливость, и это не дало ему произнести "... чтобы защитить тебя", как он собирался.

— Что? Ты здесь, чтобы поймать меня для Стефана?

Нордстоун, стоя перед домом, зажёг от свечи факел, ткань на факеле, похоже, была пропитана маслом, потому что вспыхнула разом, и Коул ахнул. Не из-за яростно разгоревшегося огня. А из-за бравого, поблёскивавшего в свете факела облачения старого аристократа.

— Но, достопочтенный Нордстоун, на тебе одето...

— Хмфф, эти неблагодарные недоумки идут сюда, чтобы поймать меня, не так ли? Я напомню им, кто создал эту землю.

Пылающий факел в левой руке, большой меч конного рыцаря в правой. Щит, топор, даже поножи и шлем.

Кто бы ни увидел это, сказал бы — это облик самой войны. Если Коул был ошеломлён, то Миюри в волчьем теле смотрела на него широко раскрытыми глазами и вовсю виляла хвостом.

— Ну, так что? Ты мой первый противник?

Язон просил Нордстоуна бежать, пока не явились люди епископа, но он отказался, и Коул решил, что старик впал в отчаяние. Но всё было наоборот. Нордстоун оказался куда крепче.

— Нет, нет, я здесь, чтобы защитить тебя.

— А? — подозрительно нахмурился старик и смерил Коула взглядом — ты с таким телом будешь махать мечом?

Нордстоун был ниже Коула, тщедушнее и намного старше, но вместе с тем напоминал стальной столб. Про таких говорят — "железная кость".

Но ржавому мечу ни за что не разрубить мощной и пламенной идеи.

— Даже не размахивая мечом, я... — произнёс Коул, настроенный не менее решительней, затем он перевёл дух и продолжил более ровным тоном. — Теперь я почти уверен, что ты не вероотступник, и я хочу убедить в том епископа.

Похоже, Нордстоун удивился, конец его меча, наконец, опустился к земле.

— Ты используешь человеческие кости в качестве удобрения, верно?

— Ваден сказал?

Коул решительно покачал головой.

— Как бы ни угрожали твоему товарищу, он бы ничего не сказал. Мне это раскрыли вместе торговец минералами, который прежде был кузнецом и занимался мечами, и знакомый алхимик.

Нордстоун посмотрел искоса на Коула и пожал плечами.

— Как сказано в Священном писании: "Нет ничего тайного, что не стало бы явным".

— По этой причине я считаю, что ты ни в коем случае не вероотступник.

Нордстоун смотрел на Коула. В проницательных глазах старика плясали отражения горящего факела. Потом веки прикрыли эти огоньки.

— Значит, Ваден и его команда в порядке.

— Они... да. Они приплыли на том самом корабле.

Нордстоун медленно кивнул и со вздохом открыл глаза.

— Тогда быстро отправь товары торговцам в городе, ты этим спасёшь многих.

— Это понятно. Но спасать надо не только их, но и тебя. Положи оружие, а я пойду переговорить о тебе с епископом.

Коул ещё не кончил говорить, когда Нордстоун нетерпеливо хлопнул его по груди рукой, в которой держал меч.

— У меня есть сердце, чтобы понять твою доброту. Но все подумают об одном, когда услышат. Только ты нашёл истину. Я не вижу в этом ничего странного. Ты не недоумок, умеющий только верить в Бога, — Нордстоун легко толкнул Коула, послушно шагнувшего назад, и улыбнулся. — Я не вероотступник, но всё же враг Церкви.