А дальше началось уже привычное петляние по узким, перегороженным чем попало улочкам, сравнительно быстро выведшее нас к базарной площади. Тут скопилось довольно много наших, но о продвижении дальше нечего было и думать — всё противоположная сторона площади пылала. Пламя с рёвом вгрызалось в сухую древесину, давая такой жар, что даже подойти к пылающим домам не было никакой возможности. Несколько штурмовых отрядов, по всей видимости, вышедших к площади с разных направлений, теперь бестолково толклись на открытом месте, не зная куда податься. Кучка прилично одетых господ, очевидно командиров, собравшись вместе и активно жестикулируя, обсуждали создавшееся положение на повышенных тонах — их эмоциональную перепалку было отчётливо слышно за полторы дюжины шагов, несмотря на царящий вокруг гвалт и треск бушующего неподалёку пожара. Услышанные новости не внушали особого оптимизма.

Если герры офицеры ничего не напутали и не переврали, то дома на противоположной стороне подожгли сами магдебуржцы, чтобы остановить продвижение имперских солдат, в чём и преуспели — наступать дальше по изначальному плану не было ни малейшей возможности. Оставаться на площади в ожидании новых директив от высшего командования в принципе можно, но, учитывая всё, что мы уже видели за сегодня, довольно глупо. А значит...

Видать умные мысли, всё же посещают не только мою, нещадно натёртую неудобным подшлемником башку. Во всяком случае, посыльный с приказом немедленно явиться к гауптману появился прежде, чем я сумел как следует сформулировать посетившую меня, безусловно, блестящую идею.

Фон Лаутербах обнаружился в тени под стеной внушительного двухэтажного дома с вырванными ставнями и начисто снесёнными дверями — тут явно уже успел отметиться кто-то из наших предшественников. Рядом с гауптманом нетерпеливо переминался Арцишевский и задумчиво почёсывал бровь Галланд. Последним, практически сразу после меня, подошёл мрачный, как грозовая туча, Шульц, который сходу, даже не утруждая себя каким-либо приветствие, взял быка за рога.

— Солдаты начинают волноваться. Я только что пересчитал наших ощипанных орлов — не хватает почти трёх десятков. Весь тыловой дозор вместе с Клаусом — словно корова языком слизала.

— Потери?

Лейтенант, задавший этот вопрос, выглядит откровенно озадаченным. Обе сегодняшние стычки он провёл в арьергарде, потому самые интересные подробности пропустил, но общий ход боевых действий, а значит и уровень потерь, вполне себе представлял. Ответом ему становятся укоризненные взгляды гауптмана с фельдфебелем да моя ироничная ухмылка. Затем Шульц всё же снисходит до словесного пояснения.

— Потери — ерунда. Но вокруг целый город, который горит и уже почти не сопротивляется. И скоро это дойдёт даже до самого последнего новобранца...

— Что предлагаешь?

Герр Юлиус понимал, куда ветер дует не хуже Отто, и тянуть тоже не собирался.

— Мы тут недавно одну улочку проходили... По правую руку от нас была, когда сюда шли — вроде боковая, тихая, но дома видные...

Гауптман отрывисто кивает:

— Помню такую. Второй поворот налево, если от этого угла мерять. Что ж...

На лицо командира набегает тень лёгкой задумчивости. Или скорее её видимость, поскольку я абсолютно уверен: решение уже всесторонне обдумано и принято — осталось лишь его озвучить. Что герр гауптман и делает, выдержав небольшую драматическую паузу:

— Не будем гневить судьбу, господа. Сегодня мы пролили достаточно крови за императора. Пора подумать и о себе.

И тут же, уже властным командным голосом добавляет, сопроводив последнюю фразу повелительным взмахом руки:

— Разворачиваем роту!

Ну да, ну да... Как говорится, не можешь воспретить — возглавь!

Глава 38

Впрочем, возглавить — это ещё полдела. Главное — довести задуманное до конца. А вот с этим как раз бывают проблемы, одна из которых как раз и поджидала нас в конце той самой тихой улочки, которую поминал Отто. Хотя начиналось всё как по нотам.

Рота по-тихому покинула негостеприимную площадь и, собравшись, на сей раз, в единую колонну, без всяких там авангардов-арьергардов, дружно потопала в заданном направлении. До искомой улочки добрались быстро, причём не встретив по пути ни одной живой души, достойной хоть какого-то упоминания. Несколько подозрительных типов, юркнувших в подворотню при виде прущего навстречу строя вооружённых до зубов и весьма решительно настроенных имперских солдат — не в счёт.

Достигнув цели, наша колонна, действуя на диво чётко и слаженно, разделилась на 6 приблизительно равных по численности отрядов, каждый из которых устремился к "своему" дому обреченной на разграбление улицы. Или точнее проулка, соединявшего две параллельные улицы, выходящие к только что покинутой нами площади. При этом я оказался в одном полувзводе с Отто, выбравшего своей целью самый дальний, угловой дом. Вот там-то нас и поджидала первая из длинной череды проблем, которыми в итоге оказался столь богат этот насыщенный всевозможными событиям день.

Проблема выглядела как мужик с вислыми усами и аркебузой в довольно длинной, почти до колен, куртке или скорее кафтане откровенно "восточного" вида и отороченной мехом островерхой шапке. В других обстоятельствах это никакой проблемой конечно бы не стало. Но сейчас этот мужик стоял прямо у дверей "нашего" дома, небрежно держа аркебузу стволом вниз, и нагло ухмылялся, всем своим видом показывая, что это он тут хозяин положения, а мы так — мимо проходили. Так себя вести перед, без малого, двумя десятками вооруженных до зубов головорезов в принципе можно, но лишь имея на то о-о-о-очень веские основания. Мужик явно считал, что они у него есть, а вот Отто, судя по зловещему прищуру — сомневался.

На всякий случай я, в ожидании грядущих неприятностей, перехватил мушкет поудобней, заодно в очередной раз проверив тлеющий фитиль. Дальнейшие события показали, что не зря.

Непонятный дядька, спокойно дождавшись, когда мы подойдём поближе, повелительно вскинул левую руку в останавливающем жесте и, безбожно коверкая слова, произнёс:

— Стоять! Дальше не ходить! Этот дом занимать мы.

— Кто такие?

— Кроаты. Полк Изолани*!

— Ну и валите в свою Кроатию! Это наш дом!

От такого предложения ухмылочка на усатой харе малость пожухла, а рука с аркебузой дёрнулась, вскидывая оружие на изготовку. Зря он это сделал, ей богу зря.

Фельдфебельская алебарда метнулась вперёд, словно атакующая змея. Я хоть и ждал чего-то подобного, но уследить за ударом всё равно не успел. У самонадеянного кроата шансов и вовсе не было. Тем более, что Отто ударил не остриём и не топориком, как можно было ожидать, а подтоком — прямиком в пах. И лишь затем экономным коротким взмахом раскроил башку рухнувшему перед ним на колени усачу, разрубив черепушку до самых зубов. После чего перешагнул через труп и, как ни в чём не бывало, направился прямиком в дом, мимоходом прорычав через плечо:

— Режьте всех не из нашей роты, кто с оружием в руках!

Сказать, что наши парни (в основном зеленоклювые из последнего набора, конечно, Alte Kampfer* — особая статья) слегка растерялись от столь быстрого развития событий — это ничего не сказать. Я прям затылком чувствовал движение воздуха от удивлённо отвисающих челюстей и слышал скрип солдатских мозгов, судорожно пытающихся осмыслить новый порядок вещей. Да что там говорить, я и сам малость опешил — уж больно резко и как-то чересчур буднично, что ли, Отто (ну добрейшей же души человек! ну как так-то?) перешёл от простого препирательства из-за будущей добычи к натуральной резне камрадов, которые ещё утром стояли с нами в одном строю против общего врага. Но! Великая сила дисциплины — фельдфебель отдал приказ и солдаты, так толком и не разобравшись, что почём, решительно попёрли за своим командиром. Ну и я вместе с ними.

А уж когда мы всей толпой дружно ломанулись через болтающуюся на одной петле дверь на штурм "нашего" дома, думать стало и вовсе некогда. Четверых застигнутых врасплох кроатов, увлечённо рывшихся по углам в поисках добычи, порубили в капусту, прежде, чем последние из нашей банды успели забежать внутрь. И тут на лестнице, ведущей на второй этаж, появился следующий персонаж. Если судить по богатству отделки его кафтана и паре перышек на шапке — офицер. А значит, скорее всего, командир той шайки, что так не вовремя решила перейти нам дорогу. Хотя чего уж теперь... будь он хоть сам генерал Изолани, нам всё равно пришлось бы его прикончить. Тем более, что увидав, как наши парни крошат на мадьрский гуляш его камрадов, этот басурманин не придумал ничего лучше, чем навести на нас свой здоровенный рейтарский пистоль. Точнее навёл он его на Отто, безошибочно угадав в нём предводителя нашего маленького отряда (а может, просто зацепившись взглядом за самую здоровую фигуру, возвышавшуюся прямо посреди захваченного нами холла), но сути это не меняло.

Руки сами подняли мушкет на изготовку, не дожидаясь пока нужная мысль соизволит оформиться в идущей кругом от всего происходящего голове. Вилка при стрельбе с такой дистанции мне сроду не требовалась, а замок я проверил буквально четверть минуты назад, так что выстрел грянул будто бы сам собой, на какое-то мгновение опередив уже взведшего курок и положившего палец на спусковой крючок кроата.

Целился я в грудь, резонно полагая, что в центр мишени попасть проще всего, но в самый неудачный момент Йенс дисциплинированно таскавшийся за мной весь день, словно приклеенный, вдруг запнулся и, неловко растопырив руки в попытке удержать равновесие, пихнул меня под локоть. Толчок вышел не сильным, но ствол всё же дернулся и выстрел вышел смазанным. Впрочем, кроату это не сильно помогло. Пуля ушла заметно выше и вместо того, чтобы рутинно и скучно продырявить вражье тело, попала супостату прямиком в лицо. Знаете, что бывает с головой, когда по ней в упор стреляют из длинноствольного мушкета двухунциевой пулей? Я вот не знал. Догадывался, конечно, но всё же ни разу не видал своими глазами, как башка разлетается кровавыми брызгами, словно перезрелый арбуз. До этого самого дня.

Увы, насладиться, как следует, безусловно, красочным зрелищем прилипших к стене комочков кровавой каши из мозгов с осколками костей мне не дали. Нервная обстановка продолжавшейся поножовщины не располагала к мирному созерцанию плодов своих ратных трудов, поглощая всё свободное время и внимание.

Подгоняемые командами Отто, который на сей раз предпочёл в первый ряд не лезть, наши лихие штурмовики с обнажёнными шпагами и тесаками, попёрли вверх по лестнице, перепрыгивая, через заваленного мной кроатского офицера. Еще несколько человек ломанулись в задние комнаты первого этажа, а я решил задержаться в холле, чтобы немного перевести дух и спокойно перезарядиться. Но стоило мне взяться за шомпол, как мой музыкальный слух посреди всеобщей какофонии топота, криков, ругани и звона амуниции неприятно царапнул какой-то посторонний звук, резко выбивавшийся из общей симфонии грабежа и разбоя.

Женский не то всхлип, не то писк — дело при разграблении взятого штурмом города, в общем-то, обычное. Но эти конкретные стоны доносились из-за дверей неприметной каморки, располагавшейся буквально за моей спиной и, судя по всему, оставшейся обделённой вниманием наших доблестных штурмовиков. Это упущение требовалось срочно исправить.

Даже не зарядив мушкет, а просто перехватив его двумя руками, на случай если дверь всё же придётся вышибать, я уверенно пнул ногой довольно хлипкую преграду. Двеца услужливо распахнулась, жалобно скрипнув расшатанными петлями, и тут я понял, что слегка поторопился.

Разгорячённое воображение рисовало симпатичную испуганную служанку, закрывшуюся в своей коморке в тщетной попытке укрыться от бесчинств распоясавшейся солдатни. А в результате я как-то упустил из виду, что мы далеко не первые, кто вломился под этот гостеприимный кров в поисках женской ласки и материальной выгоды. Открывшаяся моему взору картина мигом расставила всё по своим местам.

Небольшая комнатушка, в которую я столь бесцеремонно ворвался, по-видимому, действительно предназначалась для проживания прислуги. Более того, испуганная девушка в ней тоже имелась. В момент моего драматичного появления она как раз вжималась в стену, сидя на полу в дальнем углу своей коморки и прижимая к груди остатки разорванного платья. А рядом с ней стоял, точнее, прыгал на одной ноге, очередной вислоусый кроат, судорожно пытавшийся натянуть свои некстати снятые шаровары и, как всегда бывает в подобных случаях, запутавшийся в широкой штанине. На какой-то миг я поймал полный растерянности и злобы взгляд черных глаз застигнутого без штанов цыгана*, а уже в следующий миг, отбросив в сторону бесполезный мушкет, кинулся в атаку, на ходу выхватывая из ножен свою верную славянку*.

То, что длинный клинок в спешке не зацепился за притолоку или низкий потолок, можно объяснить разве что моим невероятным везением да чудом господним. Спасибо небесному покровителю и божьей матери, нашей вечной заступнице — не дали пропасть дураку. А вот кроату не повезло...

Будь на моём месте мало-мальски опытный боец и безштанный цыган помер бы практически мгновенно, но высокое искусство фехтования никогда не было моей сильной стороной. В результате вместо стремительного и неотразимого колющего выпада я просто и незатейливо рубанул наотмашь. Кроат, так и не успевший схватить валявшиеся на полу ножны с саблей, в последний момент, бросив предательские штаны, всё же попытался закрыться рукой от неотвратимо несущейся смерти. Тяжелое, тускло поблескивающее лезвие перерубило вскинутое предплечье пополам, казалось, даже не заметив жалкой преграды из мышц и костей. После чего, продолжив свой стремительный полёт, секанула моего невезучего противника по морде, скользнув по скуле и практически срезав правую щёку. Отрубленная кисть отлетела в сторону, аккуратно приземлившись на колени прижимающейся к стене девушки, а брызнувшая из культи струйка крови хлестнула меня по лицу. Заорали лишившийся руки боец и поймавшая эту руку фройляйн одновременно. А я, пнув ногой и повалив на пол бессознательно схватившегося уцелевшими пальцами за бесполезный обрубок кроата, принялся наносить по поверженному противнику удар за ударом...

Когда мутная пелена ненависти и ярости пополам со страхом, наконец, спала и я, отступив на шаг назад, утёр лицо свободной рукой, не столько смахнув, сколько размазав заливавшие глаза кровавые потёки, появилась возможность оценить результаты своей работы. Увиденное заставило судорожно сглотнуть.

То, что осталось от моего противника, больше всего напоминало мясной прилавок на ярмарке. Один удар пришёлся между плечом и шеей, перебив ключицу и врубившись глубоко в рёбра. Два удара крест-накрест развалили черепушку. Ещё один почти перерубил шею — остатки головы свисали на бок, болтаясь на куске кожи с остатками мышц. Из обрубка торчал обломок кости, а из перерезанной артерии точками выплёскивалась ярко алая кровь. Крови вообще было много. Чертовски много! Кажется, она капала даже с потолка, а труп цыгана буквально плавал в быстро растущей луже, которая уже подбиралась к моим башмакам.