Прудик отразил совсем не то, что я ожидал увидеть. Где ставшее уже привычным лицо со ссадинами, кривым, неправильно сросшимся носом и огромными синяками под глазами от постоянного недосыпа и контакта с ядовитыми спорами? На меня смотрел из пруда, словно насмехаясь, свежий и симпатичный парень. Ровный нос, правильные очертания скул и подбородка, белые зубы.
Я выпустил струйку слюны в противное слащавое отражение. Я не герой комиксов, не отважный космодесантник и не кинозвезда. Эти правильные черты мне совершенно ни к чему. Я самый, что ни на есть, обычный зек, уголовник. Только вот немножко бессмертный. Да еще немножко разбирающий грядущее и находящий правду вокруг...
Пора было возвращаться. Обратно. В то место, что никогда не станет для меня домом, но где мне придется жить. И ждать того, для чего меня создали.
Возможно, до конца своих дней.
30.09.2216
— Сережа? — слабо спросила Полина.
Девушка все еще лежала в хижине, и состояние ее продолжало вызывать опасения. Ребенка за время моего отсутствия она успела потерять.
— Да, — кивнул я.
— Ты изменился, — улыбнулась девушка одними уголками рта. Лицо ее было бледным, а дыхание прерывистым.
— Нет, — сказал я. — Разве только внешне.
— Изменился! — упорствовала Полина. — Я же вижу. Ты теперь смотришь как-то иначе. Будто что-то знаешь такое, что не всем дано узнать.
— Не знаю я ничего, — вздохнул я. — Просто столкнулся в пещерах с какой-то силой. Потерял сознание, и очнулся уже таким.
— Помолодел, — кивнула девушка. — Поумнел.
— Ну, может чуточку...
— И это только начало! — уверенно кивнула Полина. — Я чувствую! Ты сыграешь для мира очень важную роль. Я всегда знала, что в тебе есть сила. А теперь это проступило более явно...
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
— Хочу сказать, что ты все делаешь правильно. Уже очень скоро ты вырвешься отсюда. Ты мне вообще очень нравишься. Возможно, в другой жизни мы могли бы даже быть вместе, — грустно сказала Полина. — Но этого никогда не случится.
Девушка как всегда торопилась и комкала окончания слов. Я не успевал за ее мыслями, поэтому тупо задал вопрос к последнему предложению:
— Почему не случится?
Теперь я осознал, о чем именно она говорит, и ощутил легкое удивление. Естественно, не до такой степени мне нравилась Полина, чтобы начинать с ней встречаться, но, может, ей придаст силы сама возможность таких отношений? Может, стоит немного поддержать ее сейчас?
Девушка молчала.
— Ты думаешь, что из-за поврежденной руки я не стану... — начал было я, но Полина оборвала меня.
— Рука тут ни при чем, — твердо сказала она.
Я смотрел на ее серое исхудавшее лицо. Заострившиеся скулы, тени под глазами. Она не была привлекательной, но что-то в ее облике казалось мне милым. А может и правда остаться здесь, вылечить ее и попробовать что-то совместное построить? Выберусь ли я с этого острова когда-нибудь? Зачем обманывать себя? Почему не осесть и не остепениться?
— У нас разные дороги, — девушка подняла на меня глаза. — Разные цели. И сами мы очень разные...
— Но если... — начал я, но Полина стала говорить дальше, не обратив на мою реплику никакого внимания.
— Я плохая! — девушка закусила пересохшую нижнюю губу. — Ты видел меня только с одной стороны. Ты не знаешь о моих занятиях до тюрьмы, даже не знаешь, почему я попала сюда.
— Почему же? — задал вопрос я и понял, что действительно ничего о ней не знаю. Только то, что она снималась в каких-то грязных фильмах, если верить россказням Кеда и моим смутным видениям.
— Я суккуб, — заявила Полина.
— Кто? — удивленно моргнул я.
— Генетически измененный человек, мутация, — объяснила девушка.
— Что за странное слово?
— Суккубы — это разжалованные в ранг демонов сирены, наяды, языческие богини, — иронично объяснила Полина. — Они постоянно нуждаются в том, чтобы их любили.
— Но при чем здесь ты?
— Я хочу соблазнять. Хочу разного. Это генетическая болезнь.
— Ты хочешь сказать, что все время жаждешь секса? — удивился я. — Никогда бы не подумал.
— Я стыжусь этого. Секс поднимает мои жизненные силы. Я гораздо старше, чем выгляжу.
— Неужели ты не можешь себя контролировать? — сглотнул я.
— Стараюсь сдерживаться, конечно. Но иногда меня накрывает. Хочется насилия или неизвестности. Хочется чего-то непристойного. Это как жажда крови у вампиров.
— Так значит, Кед был прав, — наконец-то понял я.
— В том, что я такая? Он это тебе пытался сказать?
Я кивнул.
— Да, он знал. Это не твоя вина. Я просто очень запуталась.
— Кто еще знает? — спросил я.
— Об этом знало почти все селение. Многие мужчины ходили ко мне.
— Твою мать, — тихо выругался я. — Почему ты мне не сказала? Почему мне ничего не говорят?
Внутри зрело неприятное чувство брезгливости. Еще минуту назад я всерьез подумывал о том, чтобы зацепиться за Полину и остаться в селении. Но зная, что к девушке ходят по очереди все местные мужчины, я не смогу жить рядом с ней и постоянно ловить на себе их насмешливые взгляды.
— Я просила их, — Полина спрятала глаза. — Хотелось иметь хоть одного друга. Но ты даже другом быть не в состоянии, потому что ты тоже изменен. Тебя делали одиночкой.
— Ты не сказала, как попала в Забвение, — прервал ее стремительную тираду я.
— Один из членов СВ застукал меня со своим сынишкой. Парень был еще совсем молод. Но он мне правда нравился! Может, у нас и получилось бы что-то в итоге. Но папаша упек меня сюда. Урод.
Значит, неуемное либидо (или как это называется?) толкало Полину на необдуманные поступки.
— Ты всем своим говоришь, что у вас может что-то получиться?
— Нет, — нахмурилась девушка. — Зря ты так!
— Прости, — нехотя извинился я. — А в чем тебя обвинили в итоге?
— Они раскопали информацию, что я когда-то работала на иностранную фирму. Ну, секс-услуги. Обвинили в шпионаже.
Теперь мне все стало ясно. Кед на самом деле не врал. И я знаю, что буду делать дальше. Каким бы жестоким для девушки мое решение ни являлось, она сама подталкивала меня к нему.
— Спасибо, Полина, — сказал я и поднялся. — В Колодце ты, сама того не желая, помогла мне выжить и победить.
— Пожалуйста. Только я не совсем поняла...
— И не нужно, — перебил я ее. — Выздоравливай!
— Подожди, — Полина сжала мое запястье здоровой рукой.
— Нет, — улыбнулся я. — Так действительно будет лучше.
Я вышел из домика. Снаружи меня ждали Грег и Вера. Грег был какой-то помятый и стоял, прислонившись спиной к стене. Заметив меня, он сразу же отошел и нахмурился.
— Как думаешь, она выкарабкается? — спросил я у мужчины.
— Да черт его знает, — заворчал Грег. — Пока, вроде, нормально. Ожоги почти прошли. Скорее всего, выживет.
— Почему вы не обратились за помощью на станцию? Я же попросил перед уходом сделать это!
— Мы лечили сами. Прижгли рану, — Грег поиграл желваками на скулах. — Нечего нам с этими тюремщиками цацкаться!
— Ты не прав, Грег, — сказал ему я. — Можно было отработать медицинскую помощь, и все было бы хорошо.
— Нет, — отрезал Грег. — В конце концов, я здесь за главного!
Я размял плечи и похрустел костяшками пальцев.
— Вообще-то, после смерти Кеда, по старшинству командование переходит ко мне, Грег!
Мужчина замер, взглянул на меня исподлобья, сжал кулаки.
— Люди слушаются меня! — медленно произнес он. — А ты погубил Кеда, Мишу. Вернулся свеженьким, чистым, а они лежат в Колодце...
— Никого я не губил, — покачал головой я. — Ты не был в Колодце и не знаешь, как все было. Я там такое пережил!
— Ты вспомни, почему тебя в поход взяли! — парировал Грег. — Тебя Кед пьяным застукал. А нам не нужен командир-алкоголик!
"Я не алкоголик!" — хотелось выкрикнуть мне, но я смолчал. За время похода выпить не хотелось ни разу — это хороший знак. Но, вспоминая прошлое, особенно время перед арестом, я мог с уверенностью говорить, что у меня были проблемы. Вызвано это подсознательным желанием усилить чутье или нет — не важно.
Наверное, он прав.
— Ладно, — поднял руки я. — Я не стану претендовать на роль руководителя. Разбирайтесь тут сами! Я ухожу.
Грег обомлел.
— Постой! — первый раз за разговор подала голос Вера. — Люди послушают тебя, Сережа, если докажешь, что обладаешь нужными знаниями и волей.
— Но зачем? — пожал плечами я.
— Кед говорил, что надо объединить всех и шантажировать начальника тюрьмы! — убежденно сказала Вера.
— То есть, ты предлагаешь нам с Грегом подраться, чтобы выяснить, кто из нас круче? — хмыкнул я.
Мои собеседники в унисон кивнули. Я лишь покачал головой:
— Нет, это не выход. Это дикость! Мы ведь живем не в средние века.
— Ты не понял, Сережа, — улыбнулся Грег. — Они хотят чтобы, все было по-честному.
— Ну и пускай, — сплюнул я. — Я уже сказал — я ухожу!
— Ты серьезно? — снова изумился Грег.
— Ага, — кивнул я. — Не хочу управлять стадом баранов.
Посмотрим, что станет с селением через пару месяцев. Уголовник с манией величия и нимфоманка Полина в придачу — отличные исходники для успеха.
— Когда уходишь? — снова подала голос Вера. На лице ее застыло выражение некоторой задумчивости.
— Утром, — махнул рукой я. — Как только соберу свои вещи.
Собирать мне, конечно, было практически нечего. Последнее предложение я добавил для солидности.
— Бросаешь нас? — сощурился Грег. — Мы, если помнишь, тебя спасли, а ты, значит, решил теперь удочки смотать?
— Я благодарен вам, — медленно проговорил я, не понимая, куда он клонит. — Именно поэтому я и не хочу мериться с тобой силами, это все попахивает детским садом. Мерзенько так попахивает...
Грег промолчал, и я закончил:
— Уйду завтра утром. Подготовьте мне дом, где можно переночевать.
После этих слов я развернулся и, пройдя через ворота, направился к лесу.
Ветер пронизывал до костей, хотелось умереть вместе со всей природой. Подставить тело холодным дуновениям и вбирать в свою душу серость и сырость, переполняться безразличием до краев и засыпать. Чтобы спокойно проспать до новой, лучшей весны.
Да вот только я боюсь, что такая весна не наступит.
Под ногами захрустела первая наледь. Тучи замедлили бег. Я вышел к кургану.
Здесь покоятся те, кто погиб в то злополучное утро. Я не стал подходить к холму вплотную. Не моя это победа, и не на моей совести гибель этих людей. Почему же тогда на душе так тяжело?
Может, потому что я так и не выяснил, зачем банда Жирного напала на нас? Был ли я тому виной или нет? Нет, пожалуй, я слишком большого о себе мнения, раз так считаю. То, что говорил Кед об эмпатах и проверках, может быть, конечно, и правда, только верить в это как-то не хотелось.
Эх...
Каким встретит меня утро следующего дня?
Я вспомнил, как пробирался через Территорию во второй раз. Чуть не попался на глаза психам и едва сумел уйти незамеченным. И еще крюк вышел на целый день.
А зачем? Для чего шел сюда?
И вообще ходить по лесам одному как-то противоестественно. Чувствуешь себя таким уязвимым и жалким. Лес подавляет, особенно ночью, когда слышишь странные голоса лесных зверей, шуршание веток и трав, но ничего абсолютно не видишь.
А теперь я снова один. Снова ухожу непонятно ради чего. И ведут меня вперед только мысли о собственном предназначении, неясные картины будущего да простое человеческое любопытство — страшно хочется узнать, кто же все-таки стоит у руля.
Я вернулся в деревню, грустно посмотрел на ставшие почти родными жалкие домики.
Новый этап. Новый уровень. Снова вернулись на исходную.
В голове еще не было четкого плана действий. Знал я только то, что пойду к станции. Нужно как-то устроиться в ту группу, которая продолжает обучение. Во мне еще жила надежда на то, что выбраться с острова удастся. Обменяю свободу на работу, знания и необходимые для жизни вещи...
И в этот момент я усмехнулся про себя, наконец поняв, что меня так смущало в только что состоявшемся диалоге.
Грег был в стельку пьян во время нашего разговора.
Пускай. Решения менять нельзя. Все идет правильно — так сказала Полина, и так говорят мои чувства. А пока, выходит, что вместо одного алкоголика на пост руководителя попал другой алкоголик.
Судьба — ироничная дама...
01.10.2216
— Как тебя зовут? — спросил охранник со стены.
— Сергей Краснов, — ответил я.
Человек направил на меня ручной сканер и удивленно воскликнул:
— Чего ты хочешь? Где твой вшитый маячок?
Я тоже удивился. Куда мог потеряться помещенный под кожу датчик? Единственным местом, где я мог лишиться маячка, был Колодец. Наверное, это случилось после того, как ко мне пришло бессмертие. А может... Может, Кед извлек его из шеи, когда что-то делал с моей раной после стычки с кланом Жирного?
Но сказал я охраннику совсем другое:
— Я слышал, на станции можно продолжать обучение по выбранной специальности, жить и работать!
Охранник рассмеялся:
— Ну, можно. Если согласишься с нашими условиями и пройдешь медосмотр!
— Хорошо! — крикнул я в ответ. — Впустите, и договоримся обо всем.
Человек скрылся где-то за стеной. Несколько секунд ничего не происходило, а потом клацнули вакуумные затворы, тихо зашипел в резервуарах воздух, и створки ворот разошлись в стороны.
Я вошел.
Второй раз я оказался внутри периметра станции. Надеюсь, цифра "два" для меня станет счастливой. В прошлый раз, когда я проходил через эти ворота и спускался по склону во влажную ночь, меня одолевали совсем другие мысли. Тогда я отказался от работ на станции. Как видно, зря.
Впрочем, теперь я бессмертен и полностью здоров. Я научился драться и в очередной раз убедился, что никому доверять нельзя. Может быть, даже себе.
А теперь мне предстоит стать изгоем. Никто из тех, кто живет в относительной свободе, в лесах острова, не станет общаться с рабом станции. Буду нелегально батрачить на начальника Забвения, приносить ему деньги. Но зато мне дадут лекарства и еду, предоставят возможность продолжать учиться.
Шантаж? Возможно. Только я буду не я, если упущу этот шанс. Детство закончилось, пора думать о том, что делать дальше. И, надеюсь, эти мысли не внушают мне извне. Надеюсь, я не иду сейчас по выверенному кем-то плану.
Крепкий парень в бронежилете и с гравистрелом подвел меня к невысокому зданию.
— Здесь тебя определят в отряд, послушают, чего хочешь ты, — пояснил мне сопровождающий. — Без глупостей!
— Убьете? — ухмыльнувшись, спросил я.
— Посмотрим, — задумчиво улыбнулся в ответ охранник. — Ты не думай — мы не такие уж и звери. Веди себя хорошо — и все будет отлично. В лесу гораздо хуже!
Я пожал плечами и уже готов был войти в дверь, но парень остановил меня:
— Серьезно говорю — не дури там. Скоро окончательно утвердят закон об освобождении. Самых лучших станем отпускать на свободу!
Не знаю, зачем он сказал мне это. Я вошел в коридор, где тускло мерцали желтоватые лампы. После месяцев, проведенных в первобытных условиях, искусственное освещение вызвало во мне противоречивые чувства.
