Горошина для принцессы

— Это вы оклеветали моего отца! — ахнула Снежка в ужасе.

— Я немедленно освободил бы его! — шагнул к ней Златогорский. — Если бы меня об этом умоляли вы!

— Мой отец жив? — глухо спросила она.

— Его дело передали другому следователю, — поджал губы Златогорский. — Но он жив. И следствие ещё не закончено. Ваш отец ни в чём не признался и с ним продолжают работать.

— Работать... Вы называете это работой... — прошептала Снежка. — К нему тоже применяют специальные методы?

Златогорский кивнул.

— Я только хотел, чтобы вы поняли, насколько я могущественен! Чтобы вы уважали меня! — сказал он, прижимая руки к груди.

— Чтобы я боялась вас и ненавидела ещё сильнее?! А разве это возможно?! — крикнула Снежка.

— Ну, зачем вы так? — покачал головой Златогорский, отошёл и прислонился к стене. — Если бы вы пришли. Если бы вы попросили меня о помощи, я сделал бы всё, чтобы с вашего отца сняли обвинения! Но вы не пришли... Тогда я решил сам вызвать вас на допрос! Но вы безследно исчезли, — он потёр лицо ладонями. — Я немного не рассчитал, сразу сообщив в ректорат об аресте вашего отца. А они отреагировали немедленно. Ну, кто же мог подумать, что от вас сразу же отшатнутся все ваши подруги, друзья и знакомые! — всплеснул он руками. — Ведь, вы, вообще, были ни в чём не виноваты!

— Значит, это всё сделали вы! — побледнела Снежка.

— Простите меня, Снежана! Я не хотел, чтобы всё так вышло! — сказал Златогорский, подошёл к столу и тяжело опёрся на него обеими руками. — Но я ошибся и вы исчезли... Я искал вас по всему Ленинграду, по всей области! Я обзвонил все больницы и морги! Я чуть не сошёл с ума, думая, что по моей вине вы могли наложить на себя руки!

Снежка молчала, глядя в одну точку.

Этот человек был повинен во всех её бедах. Именно он был виновен в аресте её отца, в аресте её мужа... Как смел он называть любовью это своё, вывернутое наизнанку, извращённое и мерзкое чувство!

— И всё-таки мне повезло! — повернулся он. — Меня включили в состав комиссии и направили во Владивосток для проведения чистки комначсостава Дальневосточного фронта. Я даже предположить не мог, что встречу здесь вас! — белёсые свиные глазки Златогорского вспыхнули сумасшедшим пламенем. — Но мне повезло! Фантастически повезло! И я понял — это судьба!! Я увидел вас, когда вы прогуливались по набережной! И стал за вами следить... Вы вышли замуж, Снежана! — вдруг сорвался на визг его голос, а потом так же резко понизился до шёпота. — Вы вышли замуж и спите с ним... Каждую ночь он касается вас... Раздевает вас... И делает с вами всё, что захочет...

Его руки потянулись к Снежке и она отшатнулась.

— Но знали бы вы, — прошептал Златогорский. — За кого вы вышли замуж... — и вдруг снова завизжал, брызгая слюной и неистово потрясая кулаками. — Этот человек не достоин вас! Это негодяй!

— Как вы смеете так говорить! — вспыхнула от возмущения Снежка.

Он подскочил к ней в бешенстве. Склонился, вцепившись в спинку стула. И просипел:

— Смею...

Снежка зажмурилась, чтобы только не видеть его побелевшего лица.

Златогорский выпрямился, тяжело дыша. А потом подошёл к столу и достал из папки какой-то листок.

— Вот письмо вашего мужа, Снежана Георгиевна, — сказал он уже совершенно спокойно. — Одного из задержанных на днях должны были освободить и ваш муж попросил его передать вам это письмо, — Златогорский криво усмехнулся. — Оно было обнаружено при досмотре. И бедняга был опять арестован. Знал бы этот несчастный из-за чего рисковал свободой... Прочтите! — он протянул листок Снежке.

Она взяла его дрожащей рукой и попыталась сосредоточиться.

Неровно оторванный по краю тетрадный листок в клеточку был исписан химическим карандашом: 'Привет, подруга! Как твои дела не спрашиваю, потому что они мне теперь поровну! Как и ты сама, в общем-то! Сказал бы тебе пару ласковых, да бумаги жалко! Потому что парюсь я тут, на киче, только из-за тебя! И сам себя костерю за то, что с тобой связался! Польстился на тебя, паскуду, как будто других девок вокруг не было! Вот и вляпался по самое не хочу! Ты меня не жди! Я когда из этого дерьма вылезу, в которое ты меня втравила, всё равно к тебе не вернусь! Побарахтался бы с тобой в коечке ещё немного, да понял теперь, что надо жить успевать! Пока молодой, хочу побольше девок в баб переделать! А ты можешь катиться на все четыре стороны, куда захочешь!'

— Нет! — прошептала Снежка. — Нет...

— Если хотите, я могу устроить вам очную ставку с этим человеком, — пожал плечами Златогорский. — Прямо сейчас.

Снежка помотала головой. Нежданная беда навалилась на неё как неподъёмная глыба... Она не могла говорить. И никого не хотела видеть.

В особенности его.

Письмо выскользнуло из её пальцев и упало на пол. Златогорский поднял его и сунул в сумочку, лежащую у Снежки на коленях. Вернувшись к столу, он расписался в пропуске и что-то написал на листке бумаги.

— Вот ваш пропуск, Снежана Георгиевна, — он подошёл к ней. — А это адрес, по которому вы придёте вечером. Или я уже ни за что не ручаюсь.

Она положила обе бумажки в сумочку, а потом с трудом поднялась со стула и, пошатываясь, пошла к двери.

Что же делать, Господи?!

А разве у неё есть выбор?

За что же ей всё это?!..

Глава третья

Владимир сразу должен был догадаться, что дело тут нечисто...

Но майор Государственной безопасности Златогорский очень ловко задурил ему голову расследованием этой истории с бомбами!

Которая, если разобраться, яйца выеденного не стоила! Подумаешь, получили по ошибке не те бомбы! Никто же не пострадал! Даже самураи! Хотя они-то, как раз, ничего другого и не заслуживали за все свои злодеяния в Китае! Не говоря уже о том, что эти бомбы, именно, на них и запасали в своё время!

Так или иначе, все необходимые меры по недопущению повторения подобного уже были приняты. Недостатки в организации службы устранены. Конкретные виновники происшедшего выявлены и получили дисциплинарные взыскания за халатность. И делать так больше не будут!

С себя ответственности он также не снимает и, как комбриг, готов понести соответствующее наказание. Но просил бы учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Во-первых, отсутствие каких-либо последствий (вообще никаких последствий!), во-вторых, малый срок командования соединением (менее недели со дня вступления в должность!), и, в-третьих, предыдущую безупречную службу и всяческие боевые заслуги.

Следователь по особо важным делам Златогорский в своем деле был не новичок, имел знак 'Почётный чекист', а осенью прошлого года за беззаветный труд на ниве борьбы с внутренним врагом в честь двадцатилетия создания органов ВЧК-ОГПУ-НКВД был награждён орденом 'Знак Почёта'.

Златогорский продумал и учел всё.

Поэтому Владимир был арестован в последнюю очередь. Только после того, как его подчиненные были взяты под стражу, должным образом допрошены и дали нужные следствию показания.

О том, что в шестьдесят девятой авиабригаде активно действовала тайная контрреволюционная организация, имевшая своей целью проведение террористических актов против руководителей партии и правительства путем сброса на них снаряженных отравляющим газом авиабомб во время воздушного парада на Красной площади.

Сначала Владимир просто опешил. И подумал, что это розыгрыш. Но следователь был вполне серьёзен. И предъявил пачку признаний, собственноручно написанных его 'соучастниками'. Где чёрным по белому указывалось, что создателем и вдохновителем упомянутой организации является майор Иволгин.

Его взяли в ночь с семнадцатого на восемнадцатое...

Это была их последняя ночь со Снежкой!

За окнами моросил холодный октябрьский дождь. Военный городок затих, погрузившись в зыбкую тьму. И в командирском доме одно за другим погасли окна. Дети и взрослые, наконец, угомонились и улеглись. И всё вокруг окутала глухая вязкая тишина. Лишь в соседней деревне лениво перелаивались дворовые псы.

Владимир лежал, отрешённо глядя в потолок, а Снежка спала рядом. Или делала вид, что спит. Чтобы ни о чём не говорить...

Со всеми этими бедами они так редко стали любиться!

Однако на этот раз Снежке удалось раскочегарить его по полной программе! Он яростно ласкал её. Словно в последний раз!

А ей было всё мало и мало! Позабыв обо всём на свете, Снежка билась и кричала в его объятиях! А когда он, совсем обезсилев, откинулся на подушку, тут же принялась покрывать жаркими поцелуями его плечи, грудь, живот. Спускаясь всё ниже и ниже. Целуя его всё исступлённее и исступлённее... Снежка словно сошла с ума! Она ласкала его страстно, самоотречённо, самозабвенно! И отталкивала его руки, пресекая все попытки её отодвинуть. И не отпустила даже когда он застонал, содрогаясь от невообразимого наслаждения...

Когда Владимир накричался всласть, Снежка легла рядом. Он обнял её, прижал к себе и тихонько поцеловал. Она что-то промурлыкала в ответ и уснула.

Или сделала вид, что уснула. Потому что ни о чём другом, кроме волны арестов, внезапно обрушившейся на его бригаду, они говорить уже не могли. А говорить об этом не хотелось.

Собаки в деревне залаяли громче. И вскоре послышалось низкое урчание автомобильного двигателя.

Владимир откинул одеяло и сел на кровати.

— Что ты... — сказала Снежка, приподнимаясь и обнимая его. — Это не к нам...

Возможно, она была права. А, может, и нет... Он поцеловал её в нос и стал быстро одеваться. Застегнул бриджи, намотал портянки и сунул ноги в сапоги.

Судя по звуку, автомобиль был уже совсем близко от их дома.

Снежка сидела на кровати, обхватив руками коленки, и молча смотрела, как Владимир натягивает гимнастёрку.

— Оденься! — сказал он, заметив, что она совсем голая.

Снежка вскочила, подбежала к нему и обняла. Он окунулся в душистое облако её волос и замер, прислушиваясь к происходящему за окном.

Машина остановилась возле их подъезда и водитель заглушил мотор. В ночной тишине гулко и неожиданно громко хлопнули автомобильные дверцы.

И зазвучали неторопливые шаги...

Снежка метнулась к своему белью, небрежно брошенному ей на пол во время любовной прелюдии. Быстро надела трусики и лифчик, а потом закуталась в длинный фланелевый халат.

И вздрогнула, когда в их дверь постучали.

Владимир открыл. Один чекист решительно прошёл в квартиру, а двое других прижали его к стене.

— Майор Иволгин? — спросил один из них.

Это был совершенно идиотский вопрос. Вошедшие отлично знали, кто он такой. Потому что вот уже почти три недели — через день, да каждый день — по очереди возили его на своем автомобиле в районное отделение НКВД и обратно.

— Вы арестованы!

— Нет! — крикнула Снежка, кинулась к Владимиру и прижалась изо всех сил.

— Уезжай! Куда угодно! Немедленно! — успел шепнуть он, прежде чем её оттащили.

Первым делом чекисты забрали его пистолет и документы. Партийный билет, удостоверение личности, удостоверения Героя СССР и депутата Верховного Совета. Затем свинтили с френча ордена, медаль 'ХХ лет РККА' и депутатский значок. Срезали знаки различия с надетой на нем гимнастёрки и с шинели. А потом приступили к обыску.

Который оказался недолгим. Потому что обжиться на новом месте они со Снежкой не успели. А тряпок и книг у них было совсем немного.

Когда всё это оказалось на полу, его увели. Даже не дав попрощаться с женой. Владимир навсегда запомнил её огромные льдисто-серые глаза, полные ещё невыплаканных слёз. Полные неизбывной боли. И невысказанной любви...

С тех пор Снежку он больше уже не видел.

Его привезли в отделение и отвели в камеру. Тесную, сырую и вонючую. В которой уже сидели два человека. Точнее, спали. Потому что до рассвета было ещё далеко. Охранник снял с него наручники. Громыхнула, закрываясь, дверь, скрежетнул ключ в замке и наступила тишина. Владимир лёг на свободные нары. Закрыл глаза. И внезапно отключился.

Огромное напряжение, под властью которого он находился все эти долгие недели, вдруг ушло. Словно кто-то опустил рубильник. И Владимир рухнул в чёрное забытьё...

Со своими товарищами по несчастью он познакомился поутру.

— Полковник Сидоров, — представился пожилой мужчина в грязной гимнастёрке со споротыми петлицами. — Иван Петрович. Бывший начальник штаба дивизии. В Германскую имел неосторожность дослужиться до офицерского чина. Поэтому записан в члены контрреволюционного Российского Общевоинского Союза. И, само собой, в японо-маньчжурские шпионы и диверсанты.

— Интендант второго ранга Цесарский. Ефим Давидович, — назвался другой арестант, маленький и суетливый. — Троцкист. А также англо-немецко-французский шпион и диверсант. Папа говорил мне в детстве: 'Учи языки, Фима! Они таки всегда пригодятся!' Вот и пригодились! Выучил на свою голову! Следователь меня спрашивает: 'Зачем тебе буржуазные языки, Цесарский? Чтобы Родину продать империалистам за ихние сребреники?' А что я ему скажу? Что учить языки мне посоветовал папа? — развел руками интендант. — Хорошо, что папы уже нет! А то его тоже арестовали бы! За то, что он — англо-немецко-французский шпион! А по совместительству ещё и древнегреческо-латинский!

Такое откровенное ёрничание сокамерников шокировало Владимира.

— Вы, товарищ майор, вероятно, думаете: 'Сам-то я ни в чём не виноват, а попал в компанию преступников! Шпионов, диверсантов и троцкистов!' — покачал головой Цесарский, заметив его реакцию. — Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы. Просто раньше вас попали в эту мясорубку. Лучше расскажите нам, что делается на белом свете, а то мы давно уже от него оторваны и таки ничего не знаем.

Полковник Сидоров был арестован в середине июля, когда с подачи Фриновского и Мехлиса началась очередная чистка в рядах комначсостава бывшей ОКДВА. А Цесарского взяли в начале августа.

Владимир рассказал им о Мюнхенском кризисе и сговоре Гитлера с Чемберленом.

— Это Бенешу за Тухачевского прилетело, — прокомментировал оккупацию Судетской области полковник, напомнив присутствующим о меморандуме президента Чехословакии, после которого всё и началось в прошлом году.

Потом Владимир рассказал о безпосадочном перелёте Гризодубовой, Осипенко и Расковой на рекордном самолете ДБ-2 'Родина'. О том, как они потерялись уже через пол суток после взлёта. О том, как их искали по всему Дальнему Востоку десятки самолетов, пешие и конные отряды, охотники и рыбаки. И о том, как их нашли.

— Прямо над 'Родиной' столкнулись два самолета. 'Дуглас' с журналистами на борту и ТБ-3 с парашютным десантом, — сказал Владимир. — Погибло пятнадцать человек, в том числе Герой Советского Союза Бряндинский.

— Бардак! — покачал головой Сидоров и возразить на это было нечего.

О расформировании фронта и снятии Блюхера сокамерники Владимира уже слышали. От следователей.

— Фриновский постарался! Если бы Блюхер не валил всё на пограничников, может, и обошлось бы! Хотя, вряд ли, — сказал интендант. — Когда в июне начальник НКВД края за кордон ушёл, органы в такую лужу сели, что у них другого выхода не осталось! Чтобы отмыться! Только новый заговор раскрыть! С маршалом во главе! Не меньше!